Текст книги "Капитан Мак"

Глава 26. Как сражался дон Фелипе

«У доброго Монаха» был один из старых трактиров, которые располагались в окрестностях Лувра, Кардинальского дворца Тюильри, и основными посетителями которых были гвардейцы и солдаты.

Трактир «У доброго Монаха» был одним из самых посещаемых. И не потому, что вино было в нем лучше, или хозяин отпускал в долг, а потому, что он служил местом любовных свиданий и центром тайных политических интриг, которые принесли с собой итальянцы около века тому назад. Если вечером иногда какая-нибудь придворная дама, прикрыв лицо бархатной маской, приходила сюда на свидание с красавцем-мушкетером или гвардейцем его преосвященства, то здесь же затевалась не одна интрига, а, бывало, и заговор.

Трактирщик был бывший солдат по имени Пернисон.

Уже двадцать лет сидел он за своей стойкой, но никогда ни на кого не донес в полицию.

Никогда секреты не выходили за стены его заведения.

Несмотря на королевские указы, за закрытыми дверями трактира состоялась не одна дуэль.

Победитель уходил спокойно. А побежденного без лишнего шума зарывали в погребе, или выносили тело на улицу и бросали на углу, где стража и обнаруживала его поутру.

И если капитан Мак вошел в трактир «У доброго Монаха» первый раз в жизни, то дону Фелипе это заведение было хорошо знакомо. Много раз испанец ужинал здесь, и мэтр Пернисон хорошо понимал, как умный трактирщик должен ценить такого знатного гостя.

Трактир имел два входа.

Главный вход с площади перед Кардинальским дворцом.

Именно там висела традиционная ветка остролиста, а рядом с ней жестяная вывеска, на которой художник, имя которого до нас не дошло, изобразил толстощекого монаха, пьющего прямо из большого кувшина.

Через эту дверь входили обыкновенные выпивохи и все те, кто не был посвящен в тайны заведения.

Вторая же дверь открывалась только перед теми, кого к «Доброму Монаху» привело дело более серьезное, чем желание распить бутылочку-другую старого вина. Чтобы найти эту дверь, нужно было пройти в узкий и грязный переулок позади трактира, найти потайную пружину в углу стены, и тогда низенькая изъеденная червями дверь бесшумно отворялась, открывая доступ в темный коридор.

Завсегдатай притворял за собой дверь и шел по коридору; по левую руку в стене находилась другая дверь, в которую вошедший стучал два раза.

Когда и эта дверь отворялась, он оказывался перед винтовой лесенкой со стертыми ступенями, ведущей на второй этаж.

Для обычных посетителей трактир имел всего один этаж. Для посвященных же он имел и второй, разделенный на небольшие залы, которые в наше время принято называть отдельными кабинетами.

Вот этим-то таинственным путем и проник в трактир дон Фелипе.

По случайности дверь перед винтовой лестницей ему отпер сам хозяин.

Он низко поклонился испанцу, потому что знал, что тот всегда хорошо платит.

– У тебя есть люди? – спросил дон Фелипе.

– Да почти никого.

– И все-таки кто?

– Двое отставных рейтаров, которые пьют, бранятся и клянутся убить кардинала.

– Прекрасно, и где же они?

– Да наверху, в большом зале.

– А еще кто?

– А внизу, в маленьком зале, вроде какой-то офицер с лакеем.

– А я могу на них посмотреть так, чтобы они меня не видели?

Пернисон заулыбался.

– Ваша милость отлично знает, что у меня для вас нет ничего невозможного. Идемте со мной, монсеньор.

И они на цыпочках поднялись по винтовой лестнице.

Наверху Пернисон провел испанца в зал, расположенный как раз над тем, где сидел офицер со своим лакеем.

– Видите щель? – спросил трактирщик, показывая на луч света, проникающий сквозь доски пола.

Дон Фелипе встал на колени, наклонился и увидел Мака, сидевшего за столом с Сидуаном; до него даже долетал звук их голосов.

– Прекрасно, – сказал он, поднимаясь.

– А теперь, Пернисон, – добавил он, – отведи меня в зеленый зал, где сидят недовольные рейтары.

Рейтары были горькими пьяницами; им сегодня никак не удавалось утопить горе в вине, и поэтому, увидев дона Фелипе, они нахмурились. Испанец жестом отпустил трактирщика.

Одет дон Фелипе был, как богатый вельможа, кошелек которого полон золота, и поздоровался он с рейтерами так жизнерадостно, что те в ответ тоже поклонились и с любопытством уставились на него.

– Ну что, господа хорошие, кажется, мы чем-то недовольны, – спросил он, усаживаясь.

– Ну, это мало сказать, – ответил один из них, здоровенный чернобородый детина с могучими плечами и бычьей шеей.

– Нас поувольняли, – добавил второй, с лицом, похожим на кунью морду, на которой отражалось что-то свирепое и жестокое.

– А почему?

– А кто знает? – ответил первый. – Этот проклятый кардинал…

– Тсс! Давайте тихо, и по делу. Деньги есть?

– Последний пистоль тратим.

– И вы не состоите ни на чьей службе?

– Продадим наши шпаги кому угодно.

– Беру вас к себе на службу, – четко проговорил дон Фелипе.

– Ага! – произнесли она разом и уставились на него.

– Беру вас на час, и плачу за этот час сто пистолей.

– Вот черт! А что нужно сделать? – спросил первый.

– Избавить меня от соперника.

– От соперника в любви?

– Да.

И дон Фелипе доверительно добавил:

– Это – любовник моей жены.

– А! Хорошо, – сказал второй. – А где он?

– Да здесь.

– В этом трактире?

– Да. Идем со мной… Только тихо!

Один из рейтаров хотел взять со стола подсвечник.

Дон Фелипе удержал его. Он повел их обоих в соседний темный зал, где сквозь щель в полу виднелся свет.

– Посмотрите! – сказал он.

Один из рейтаров наклонился и заглянул в щель.

– Но их двое, – заметил он.

– Он со своим лакеем.

– У него вид крепкого парня.

– Хорошо, я накину двадцать пистолей за лакея, – ответил дон Фелипе.

– Хорошо, – сказал второй. – Сделка заключена.

Тогда дон Фелипе позвал трактирщика.

Пернисон поднялся.

– Этим господам, – сказал ему дон Фелипе, – нужно уладить кое-какие счеты с тем капитаном, что сидит внизу. Если услышишь шум, не беспокойся. Ты понял?

– Я умею быть глухим, когда надо, – ответил ему мэтр Пернисон…

Мак уже некоторое время сидел с Сидуаном на первом этаже «Доброго Монаха».

Когда капитан вышел из дворца кардинала, Сидуан, не чаявший больше увидеть его, издал крик радости.

Его радость была очень велика, а поэтому он и не подумал рассказать Маку, что он только что видел дона Фелипе и сообщил ему о пребывании Мака у кардинала.

И может статься, что, если бы капитану это обстоятельство было известно, он не хлопнул бы Сидуана дружески по плечу со словами:

– Уф, пить хочу! Пойдем выпьем?

Сидуану подобное приглашение дважды повторять было не нужно. А кроме того, как читатель мог заметить, он был любопытен.

Он щелкнул языком, показывая этим, что у него в горле тоже пересохло, и пошел за Маком, надеясь на удовольствие выслушать рассказ капитана о его приключениях в кардинальском дворце.

Когда они уселись за столом в маленьком зале на первом этаже трактира, Мак спросил вина.

Сидуан смотрел на него.

– Умираю, пить хочу, – сказал Мак, наливая себе.

– Наверное, потому что много говорили, – заметил Сидуан.

Мак не ответил.

Но Сидуан не отступал.

– Кажется мне, что в кардинальский дворец не так-то просто войти? – сказал он.

– Не легко, – коротко ответил капитан.

И налил себе второй стакан.

Сидуан решил наступать более энергично.

– Монсеньор, – сказал он, – а вы не забыли о свидании, которое вам назначено на сегодняшний вечер?

– Нет, конечно, – ответил Мак, в первый раз не обратив внимания на то, что Сидуан величает его «монсеньором».

– На десять часов.

– Знаю.

– На равнине Мон-Сури.

– И хорошо.

Сидуан нанес решительный удар.

– А красивое имя: дон Руис Мендоза, – сказал он.

– Очень красивое, – подтвердил Мак.

Сидуан так и подпрыгнул на табурете и чуть не выронил стакан из рук.

– Значит, – спросил он, – я могу вас так и называть?

– Конечно, конечно.

Мак отвечал на последние вопросы своего слуги как-то рассеяно.

– Сидуан, – вдруг сказал он, – я дам тебе сейчас записку.

– Мне, монсеньор?

– Да, тебе.

– К донье Манче?

– Нет.

Сидуан нахмурился, а капитан расстегнул камзол, вытащил из-за борта дощечки и карандаш и сказал:

– Ты отнесешь эту записку Саре Лоредан.

– Опять? – воскликнул Сидуан.

И, воспользовавшись своим коленом, как пюпитром, Мак написал:

«Душа моя!

Все идет хорошо. Я только что от кардинала. Меня приняли великолепно и посоветовали мне согласиться и принять имя дона Руиса и Мендозы и командирование фортом Ла-Рош-Сент-Эрмель.

Значит, возможно, мне придется уехать сегодня вечером, и я не успею зайти поцеловать вашу белоснежную ручку. Но мыслями и сердцем я с вами.

Так вот, послушайте же меня, милая Сара: бедный капитан, который остался жить только из любви к вам, обращается к вам с нижайшей просьбой.

У каждой провинции есть свои цвета.

В Пикардии – это голубой, и если вам будет угодно вспомнить обо мне и прислать мне голубую ленту, которой вы были подпоясаны на балу у господина де Гито, вашего крестного, то я сделаю из него бант на эфес моей шпаги, и она будет отныне непобедима.

Ваш Мак»

Написав письмо, капитан капнул на него растопленным воском и оттиснул на нем печатку со своего перстня.

Потом самым устрашающим видом поглядев на Сидуана, который, впрочем легко пугался, он произнес:

– Слушай меня хорошенько.

Сидуан изобразил внимание.

– Ты пойдешь к Саре Лоредан и отдашь это ей.

– Хорошо, – сказал Сидуан.

– Она тебе даст взамен кусок ленты.

– И что?

– Ты принесешь его сюда, постаравшись не помять по дороге.

– Сюда? – спросил Сидуан.

– Да, сюда.

– Так вы будете меня, значит, здесь ждать?

– Да, и потому приказываю тебе не глазеть по дороге на лавки и лавочниц.

– Я туда и обратно.

И Сидуан вышел.

Оставшись один, капитан заметил, что кувшин опустел.

– Оля! – крикнул он. – Вина мне!

Подбежал трактирщик, мэтр Пернисон; тут капитан заметил, что пояс ему немного жмет, а шпага задевает за низкий столик.

Он снял пояс и поставил шпагу у стены так, чтобы до нее легко было легко дотянуться.

Хозяин вышел с пустым кувшином, потом вернулся, наполнив его, и, увидев, что Мак отцепил шпагу, снова удалился, забыв затворить за собой дверь.

Вдруг полуоткрытая дверь распахнулась настежь и в комнату ввалились двое.

Это были рейтары.

Мак в удивлении встал.

Один из них схватил шпагу капитана, а другой закрыл дверь.

– Что вы хотите? – закричал Мак.

– О, это совсем просто, – ответил один из них, – хотим заработать сто пистолей, которые нам дают, чтобы вас убить,

И оба они, обнажив шпаги, двинулись на безоружного Мака, первым движением которого было перескочить через стол и прикрыться им от нападающих.

Мгновенно он схватил табурет и, бросив его также легко, как ребенок бросает камешек, удачно попал в голову одного рейтара.

Рейтар тяжело плюхнулся на пол, выронив шпагу.

Мак прыгнул вперед и прижал клинок ногой к полу, но второй рейтар наступал на него.

Капитан сумел уклониться от удара.

Шпага рейтара проткнула пустоту. Мак наклонился, поднял лежавший на полу клинок и встал в позицию.

Все это было проделано с такой быстротой и ловкостью, что рейтар, которому Мак скамейкой разбил голову, не успел еще подняться, а второй, пролетевший вслед за своей шпагой, обрести равновесие, как Мак, прислонившись к двери, сказал:

– Боюсь, любезные, что вряд ли вы получите ваши сто пистолей.

И сказав это, он нанес одному из нападавших яростный удар. Тот в свою очередь отвел удар, но, прыгая назад, уронил шляпу.

Это была шляпа с широкими полями, наполовину скрывавшая его лицо. Когда она упала, стало видно, что лоб рейтара рассечен шрамом ровно пополам от волос до носа.

Как только Мак увидел это лицо, он отпрыгнул назад и в удивлении воскликнул:

– Жако!

Рейтар тоже отступил и воскликнул:

– Как, вы знаете меня?

– Черт побери, – ответил Мак, – у тебя-то видно, совсем память отшибло, раз ты меня не узнал!

И Мак скинул шляпу, открыв лицо.

– Капитан! – закричал рейтар, которого Мак назвал Жако.

Он уронил шпагу и упал на колени.

Услышав восклицание товарища и увидев, что он упал на колени, второй рейтар, который, поднявшись с пола весь в крови, собирался было снова ринуться на Мака, тоже остановился.

Все происшедшее объяснялось очень просто.

Человек, на коленях просивший прощения, был бывший солдат капитана.

В то время рейтары образовывали так называемый «вольный корпус». И хотя по большей части это были немцы, там было много французов, швейцарцев, испанцев и итальянцев.

Жако был самым настоящим французом, да еще вдобавок туринцем, а его попугайское имя досталось ему из-за его скрипучего и резкого голоса.

Огромный шрам, как бы деливший пополам его лицо, позволил Маку его узнать, хотя они и не виделись четыре-пять лет, то есть с тех пор, как был расформирован полк «Пуатевенских кавалеристов», в котором они оба служили.

Итак, Жако стоял перед капитаном на коленях и просил прощения.

Мак протянул ему руку и поднял его.

Второй рейтар предусмотрительно держался в отдалении.

– Ну, – сказал капитан, – теперь ты, может быть, объяснишь мне, с чего это тебе и этому дураку пришла в головы мысль меня убить?

– Вы же понимаете, – смущенно пробормотал рейтар, – что я вас просто не узнал…

– О, в этом я уверен.

Жако продолжал:

– Кардинал нас уволил.

– Ах, вот что!

– Ну, и мы с приятелем были очень злы.

– Так!

– И совсем без денег.

– И вам предложили сто пистолей за то, чтобы вы меня убили?

– Точно так.

И тут Жако, подобрав свою шпагу, завопил:

– Ну, этот-то мне за все заплатит!

– Кто?

– Да тот, кто обещал нам сто пистолей!

– А где он?

– Здесь, в трактире.

Догадка молнией осветила мозг Мака.

– Это такой высокий брюнет? – спросил он.

– Да.

– Роскошно одет?

– Точно.

– И весь в черном?

– Да, да, – подтвердили оба рейтара.

– Ив глазах такой мрачный огонь горит?

– Да, и очень бледный.

Мак уже узнал по описанию дона Фелипе, а потому бросился к двери, держа в руках обнаженную шпагу.

Рейтары бросились за ним.

Маленький зал сообщался с большим. Мак думал, что найдет там дона Фелипе, но зал был пуст.

– Где он, где? – кричал Мак, потрясая шпагой. Глаза его метали молнии.

На этот шум и грохот, потому что Мак опрокидывал столы и скамейки, прибежал трактирщик.

Лицо мэтра Пернисона изображало спокойствие и удивление.

– Что с вами, дорогой мой дворянин, какая муха вас укусила? – спросил он.

– Где он? – повторял Мак.

– Кто?

– А тот господин, который приказал меня убить?

Пернисон принял самый глупый вид.

– Не пойму, что сказать хотите, – сказал он.

Но рейтар Жако схватил его за горло.

– Где тот господин, которого ты приводил наверх, в тот зал, где мы были? – громко спросил он.

– Ах, этот! – ответил Пернисон, по-прежнему изображая дурачка. – Если вы на него гневаетесь, так понапрасну обшарите здесь все от погреба до чердака: он уже ушел.

– Ушел! – воскликнул Мак.

– Я сам ему отпирал дверь, – подтвердил Пернисон.

Но Мак и рейтары не удовлетворились таким ответом. Предшествуемый Жако, Мак обыскал весь дом, но напрасно. Дон Фелипе бежал.

– Предатель! – прошептал Мак, окончательно убедившись, что его враг исчез.

В эту минуту в трактир вернулся с голубой лентой от Сары Лоредан ни о чем не подозревавший Сидуан.

– Дьявольщина! – выругался капитан, вкладывая шпагу в ножны. – Я знаю, где его найти.

– Кого это? – спросил Сидуан.

– Да того, кого я ищу.

– Но куда мы идем? – спросил Сидуан, с удивлением глядя на рейтаров.

– На свидание, черт его побери! На равнину Мон-Сури.

И бросив свой кошелек рейтарам, Мак добавил:

– Держите друзья, и выпейте за мое здоровье, только не здесь. Спасибо и прощайте.

И Мак бросился вон из трактира.

Глава 27. Как сражался Мак

Равнина Мон-Сури лежит, как известно, к югу от Парижа, и от кардинальского дворца до нее было не близко.

Но у Мака были крепкие ноги.

Кроме того, он спешил.

Во-первых, потому что приближался назначенный час.

Во-вторых, потому что он рассчитывал увидеть на этой встрече того, кого искал, то есть дона Фелипе, человека, оценившего его жизнь в сто пистолей.

Эти две причины так подгоняли Мака, что он дошел до равнины Монсури меньше чем за час.

На первый взгляд место было пустынное.

– Кажется, я пришел первым, – сказал Мак Сидуану, который едва поспевал за ним и теперь еле-еле отдышался.

– Очень может быть, – ответил Сидуан. – Впрочем, темно здесь, как у черта в печи.

Ночь и вправду была темная.

– А впрочем, – продолжал Сидуан, – кажется, я что-то вижу. Вот там, дальше… Глядите!

– Где, где?

Мак присмотрелся и увидел на фоне неба нечто еще более темное. Это был силуэт мужчины.

Мак двинулся вперед. Сидуан шел за ним.

Чем ближе подходил капитан, тем отчетливее вырисовывался силуэт, и вскоре капитан, глаза которого привыкли к темноте, разглядел большую шляпу с черным пером, короткий плащ и шпагу.

Перед ним был дворянин. Мак положил руку на эфес шпаги и сделал еще несколько шагов вперед.

Отчасти из почтения, а отчасти из осторожности Сидуан держался позади своего господина.

Подойдя ближе, Мак рассмотрел, что человек в плаще стоит, облокотившись на ограду одного из безводных колодцев, которые окаймляли дорогу к катакомбам.

Человек, видимо, внимательно разглядывал что-то на его дне, потому что шагов Мака не услышал.

Мак подошел еще ближе, и увидел, что из колодца струится свет.

Человек свистнул.

Из глубины ему ответили тоже свистом.

Человек прошептал:

– Они меня ждут.

И в эту минуту Мак, узнав этот голос, положил руку ему на плечо.

Человек вздрогнул и обернулся.

– Здравствуйте, дон Фелипе, – сказал Мак.

Дон Фелипе отступил на шаг. Он без сомнения, был потрясен.

Он ушел из трактира как раз в ту минуту, когда начиналась драка, и был уверен в том, что рейтары вдвоем сумеют прикончить капитана.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, увидев капитана, он был неприятно удивлен, но он сумел взять себя в руки.

– Ах, здравствуйте, дон Руис, здравствуйте, дорогой кузен, – сказал он, протягивая Маку руку.

– Здравствуйте, кузен, – повторил капитан. – Что вы здесь делаете?

– Вы же видите, пришел на встречу. Вынужден заметить, что вы сделали то же.

– Конечно, – сказал Мак. – Но я боялся, что несколько опоздаю.

– Да что вы?! – сказал спокойно дон Фелипе.

– Бог ты мой, именно так. Ну во-первых, это немного далеко…

– Ваша правда.

– А потом, со мной случилось пренеприятное происшествие.

– Ба! – воскликнул дон Фелипе, разыгрывая удивление. – И что же с вами случилось, кузен?

– Меня чуть не убили!

– Что вы!

– Да, два отставных рейтара.

– Пьяны были, должно быть? Какая-нибудь ссора? Эти Рейтары ужасные грубияны!

– Им заплатили за то, чтобы они меня убили.

– Ба!

– Сто пистолей, дорогой мой!

– И где же все это случилось?

– В трактире «У доброго Монаха».

– Знаю я этот трактир. Ужасное место!

– Но я счастливчик, как вы видите.

– Вы их обоих убили?

– Нет, но я узнал в одном своего бывшего солдата. Он упал передо мной на колени, и я его простил, но с одним условием…

– С каким же?

– С условием, что он назовет того дворянина, который обещал ему сто пистолей.

– Что он и сделал, не так ли?

– Нет, потому что он не знал его по имени, но он его описал.

– Прекрасно!

– У него шляпа с черным пером, как у вас…

– Неужто? – со смехом спросил дон Фелипе.

– И такой же отчетливый испанский акцент.

– Но, кузен, – совершенно спокойно ответил дон Фелипе, – ваша шутка очень забавна.

– Вы находите?

– Безусловно.

– Тогда, кузен, – сказал Мак, – позвольте мне рассказать вам одну маленькую историйку.

– Слушаю вас.

– Один старый дворянин, которого я хорошо знал, жил в своем поместье и был страстным охотником. И он считал, что, раз уж он спустил собак, то животное должно быть затравлено. И вот однажды он охотился на оленя. Олень сумел убежать, собаки взяли другой след и погнали лань. Но потом свора напала на след какого-то оленя. Был это первый, или какой-нибудь другой, мой дворянин сказать бы не мог, но он счел, что олень – всегда олень и затравил его безо всяких угрызений совести.

– К чему вы клоните, кузен?

– А вот к чему: человек, которого мне описали, похож на вас.

– Ба!

– И ничто не доказывает мне, что это были не вы.

– Разве что я буду это утверждать.

– Я привык верить только своим глазам.

– Кузен…

– А потому, дорогой кузен, – сказал Мак самым добродушным тоном, – я со всей возможной вежливостью предлагаю вам обнажить вашу шпагу.

– А зачем?

– Но чтобы дать мне удовлетворение.

– Вы просто с ума сошли… Я знать не знаю человека, о котором вы говорите.

– Не важно!

И Мак вытащил шпагу из ножен.

– Дорогой кузен, – холодно сказал дон Фелипе, – это невозможно.

– Невозможно?!

– Богом клянусь, невозможно. У меня есть дело.

– Где?

– А вот в этом самом колодце; меня там ждут… вот с этим самым посланием…

И дон Фелипе вытащил из-за ворота камзола запечатанный конверт.

– Дорогой кузен, – сказал Мак, – пусть вас это не беспокоит: если я вас убью, то я передам письмо.

И с этими словами Мак встал в позицию.

Сидуан, также узнавший голос дона Фелипе, тихонько подошел к собеседникам.

Услышав, что они ссорятся, добрый Сидуан испугался, по спине у него забегали мурашки, а густые курчавые, нечесаные волосы встали дыбом.

Мак собирался драться с доном Фелипе!

Это было несомненно и ничто уже не могло этому помешать.

Значит, во-первых, Мак мог быть убит. Но изо всех несчастий, которые могли проистечь из этой дуэли, это было еще наименьшим. По крайней мере, по мнению Сидуана. Упрямый блуазец ни за что не хотел отказаться от мысли, что он увидит своего хозяина комендантом крепости, испанским грандом и любовником женщины с таким завидным положением, как донья Манча.

Королевская фаворитка, чума ее возьми!

С такой поддержкой Мак мог претендовать на самые высокие посты, а следовательно Сидуан, в качестве его слуги, на свою долю почестей.

Но мало того, что Мак влюбился в Сару, простую мещаночку, – а Сидуан вот уже два дня как о мещанах и слышать ничего не хотел! – если он, Мак, убьет дона Фелипе, то он может распрощаться с надеждой на покровительство доньи Манчи.

На минуту он было понадеялся на лучшее, потому что дон Фелипе, по-видимому, отнюдь не был расположен драться.

– Дорогой кузен, вы обезумели! – говорил дон Фелипе Маку.

– Пусть так, вот вы и вернете мне разум! – ответил Мак.

– Вы забыли, кто я?

– Вы человек, который хотел, чтобы меня убили.

– Я брат доньи Манчи. Убив вас, я бы оказал ей большую услугу.

– Сударь, – сказал холодно Мак, – поспешим, а то воздух прохладный, и мы насморк схватим.

И он поднес острие шпаги к лицу дона Фелипе. Дон Фелипе отступил.

– Ну что же, – прошептал он, – пусть будет так, как вы хотите.

И в свою очередь обнажил шпагу. Сидуан сложил руки и простонал:

– Все пропало!

Противники яростно кинулись друг на друга.

И лязг металла воскресил в доне Фелипе всю неугасимую и неумолимую ненависть к противнику.

– Хорошо бы вы выглядели, сударь, в глазах вашей сестры, – сказал Мак, – если бы рейтары убили меня!

– Кое-кому ваша смерть принесла бы еще больше горя.

– А, вы так полагаете?

– Да, Саре Лоредан, дочери ювелира, – ответил насмешливо дон Фелипе.

– Которую вы хотели похитить в Блуа, ведь так?

Дон Фелипе растерялся: он не думал, что Мак признает в нем замаскированного незнакомца из трактира в Блуа. Капитан воспользовался этим, скрестил с ним шпагу в четвертой позиции и нанес ему сильнейший удар.

Дон Фелипе вскрикнул, уронил шпагу и зашатался.

Но тут сзади раздался еще один крик.

Мак обернулся.

– Ах, сударь, – кричал Сидуан, – какой прекрасный удар!

Дон Фелипе упал, растянувшись во весь рост без малейших признаков жизни.

– Добрый удар, ей-ей! – пробормотал Мак, вытирая шпагу о траву и спокойно вкладывая ее в ножны.

Потом он наклонился над доном Фелипе и взял запечатанный конверт.

– Я дал слово, – прошептал он, – и я отнесу это послание.

Сидуан рвал на себе волосы и причитал.

– Пропали мы, пропали, капитан!

– Ба! – сказал Мак. – С чего бы это?

– Донья Манча любила вас, а теперь возненавидит!

– Ну, кто знает?

– Вы же убили ее брата!

– Ах, Сидуан, – ответил Мак, – если бы вы не были крестьянином, неграмотным и необразованным, вы бы знали, что совсем недавно в театре была представлена пьеса господина Пьера Корнеля под названием «Сид», и в этой пьесе происходит нечто похожее…

– Что, что? – переспросил Сидуан.

– Там есть некий капитан по имени Сид, – продолжал Мак, стараясь говорить языком, понятным Сидуану, – который любит даму, носящую имя Химена.

– Да мне-то что до этого всего? – прохныкал Сидуан.

– И этот Сид убивает химениного отца, чтобы спасти свою честь, и все это не мешает Химене выйти за него замуж.

– И где все это происходит? – спросил Сидуан.

– В Испании.

Этот ответ несколько успокоил доброго слугу; он почти перестал выдергивать клочья волос со своей головы и даже утер слезы.

Тут Мак перешагнул через ограду колодца.

– Куда это вы отправляетесь опять, капитан? – простонал несчастный Сидуан.

– На встречу, которую мне назначили.

И он исчез, скользя по веревке, спускавшейся до самого дна.