Текст книги "Сказание о жизни преподобных Варлаама и Иоасафа"

16

Иоасаф опять вопрошает старца: «Есть еще другие, думающие и говорящие об этом, как ты, или же ты один так учишь и предписываешь ненавидеть эту временную мирскую жизнь?»

Варлаам же ему говорит: «В этой вашей злополучной стране я не знаю никакого проповедника. По воле твоего отца-тирана они все казнены: он приказал, чтобы в его земле не слышно было проповеди об истинном богопознании. Но во всех других странах учение это проповедуется. Разница между ними только та, что у одних об этом проповедуется в первоначальной чистоте, у других же извращенно. Ибо враг рода человеческого всячески пытается отклонить наши души от прямого пути и, когда Христово учение преподается различным народам, старается придать ему каждый раз другой смысл. Но истинное учение только одно – учение, переданное нам апостолами и божественными отцами, учение, просветившее ярче солнца кафолическую Церковь во всей вселенной».

Тогда Иоасаф спросил его: «А мой отец никогда не слышал ни о чем подобном?» Варлаам ответил: «Определенного и ясного он ничего не слышал. Когда ему начинают говорить об этом, то он делается глух и слеп, добровольно чуждаясь добра и всегда склоняясь ко злу». Иоасаф говорит: «Но я бы желал, чтобы и он был посвящен в это учение».

«Невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18:27), – отвечал старец. – Да, было бы истинно доблестным подвигом, если бы ты спас отца и столь славно сделался родителем своего родителя. Я слышал об одном царе, прекрасно управлявшем государством, кротко и справедливо относившемся к своему народу, но имевшем один недостаток, именно: при отсутствии света истинного богопознания он, заблуждаясь, поклонялся идолам. У него был советник со многими прекрасными качествами души, отличавшийся также истинным благочестием и мудростью. Этот советник, печалясь и негодуя на нечестие царя, желал освободить его от заблуждения, но медлил исполнить свое желание, боясь повредить как себе, так и своим товарищам и этим не принести пользу, которую мог бы принести. Но он тем не менее ждал благоприятного случая, чтобы направить царя к познанию истинного блага. В одну ночь царь говорит ему: “Пойдем пройдемся по городу, не узнаем ли мы там чего-нибудь, достойного внимания и касающегося наших обязанностей”.

Когда они шли по городу, то заметили луч света, исходивший из какого-то отверстия. Присмотревшись, они увидели подземелье, в котором сидел муж – среди крайней бедности, облеченный в убогое рубище. Возле него стояла его жена и наливала ему вино в чашу. Когда чаша наполнилась и муж взял ее в руки, женщина начала громко петь, увеселяя мужа. Царь со своими спутниками, видя это, дивился: как люди, живя в такой бедности, в таком убогом жилище, одетые в такую убогую одежду, могут так веселиться?!

И сказал царь своему советнику: “Что за чудо, друг, что мне и тебе, окруженным славой и роскошью, жизнь никогда не была так мила, как она, непонятно для меня почему, мила, приятна этим людям, [живущим] в столь ужасных, тяжелых обстоятельствах”.

Воспользовавшись удобным случаем, советник говорит ему: “А какова, государь, по твоему мнению, их жизнь?” – “Из всех, какие мне пришлось видеть, самая непривлекательная, отвратительная и безобразная”, – отвечает царь. Советник же говорит ему: “Так знай же, государь, что наша жизнь, жизнь, которую мы с тобой ведем, несравненно хуже и тяжелее жизни людей, посвященных в тайну вечной славы и благ, непостижимых умом человеческим. Эти наши блистающие золотом дома и великолепные одежды кажутся безобразнее грязи и помета видевшим несказанную красоту нерукотворных жилищ на небесах, божественных одежд и нетленных венцов, которые Господь приготовил любящим Его. Подобно тому как нам кажется безумным веселье этих людей, так и мы, считая окружающую нас роскошь и ложную славу истинным благом, кажемся безумцами и достойными слез и сожаления отведавшим сладости тех вечных небесных благ”.

Услышав эти слова, царь, казалось, сначала потерял дар речи, потом спросил: “Кто же это такие, живущие лучшей жизнью, нежели мы?” – “Все те, – отвечал советник, – которые предпочли вечное временному”. Когда царь снова спросил, что он разумеет под “вечным”, вельможа отвечал: “Жизнь, не пресекаемую смертью, богатство, не подозревающее бедности; вечную радость и веселье, не прерываемые горем и неудовольствием; наконец, вечный мир, которому чужда вражда и зависть. Удостоенные обладать всем этим беззаботно и беспечально будут жить, наслаждаясь всеми удовольствиями и радостями Царствия Божия и соцарствуя со Христом во веки веков”. – “Кто же достоин обладать таким блаженством?” – заметил царь. “Все те, – отвечал советник, – которые идут путем, приводящим в Царствие Божие, а путь этот открыт для всех желающих”. – “Как же найти его?” – спросил царь. “Этот путь заключается в познании Бога Отца, Единородного Сына Его, Иисуса Христа, и Духа Святого”.

Царь же, имея истинно царский ум, говорит ему: “Что мешало тебе до сего времени сказать мне об этом? Мне кажется, что если сказанное тобою истинно, то не следовало скрывать или откладывать открытия [этой истины]. Если же сомнительно, то, думается, пройдет много времени, прежде чем можно убедиться в несомненности этого”. – “Я не по небрежности или нерадению медлил высказать тебе эту истину, не подлежащую никакому сомнению, – отвечал советник, – но потому, что считал себя недостойным предстать пред тобою, пользующимся такой славой, в качестве просветителя; я боялся показаться тебе докучливым. Если же ты теперь прикажешь впредь повторять тебе об этом, то я готов исполнять твое приказание”. – “Да, – сказал царь, – но напоминай мне об этом не только каждый день, но даже каждый час, ибо к сему нельзя относиться небрежно, но с рвением и всеусердием”.

И мы слышали, – продолжал Варлаам, – что этот царь впоследствии жил в истинной вере и благочестии, что он со спокойною душою окончил свою жизнь, а потому, можно думать, достиг вечного блаженства. Если и с твоим отцом кто-нибудь при удобном случае заговорит подобным образом, то и он поймет и осознает, как порочна была до сих пор его жизнь, и, может, пожелает переменить ее на лучшую, в истинной вере. Теперь же он духовно слеп, так как отстранил от себя истинный свет и блуждает во мраке нечестия».

Тогда Иоасаф ему сказал: «Да поступит Господь с моим отцом, как Ему угодно, ибо у Него, как ты говоришь, возможно все то, что невозможно у людей. Я же благодаря твоим чудным словам осознал суету сей земной жизни, а потому намерен расстаться со всем, в чем я до сих пор проводил свою жизнь, и прожить остальное время с тобою, чтобы через эти временные и преходящие наслаждения не лишиться вечного и непрестанного блаженства».

На это ему старец сказал: «Если ты так сделаешь, то будешь подобен одному юноше, который, как я слышал, происходил от богатых и знатных родителей. Отец сосватал ему очень красивую [девушку,] дочь тоже богатого и знатного человека. Когда он объявил это своему сыну, вдобавок рассказав, как он вообще намерен устроить его жизнь, то благородный юноша отвергнул его планы как нечто постыдное и безнравственное и бежал от родителей. Во время странствия он приходит в дом одного бедного старика, чтобы просить позволения отдохнуть после долгого пути среди знойного дня. У порога дома сидела единственная дочь хозяина, занимаясь ручной работой и прославляя и искренно благодаря Бога.

Услышав ее славословия, юноша говорит ей: “Я тебя не понимаю, женщина, в такой бедности и нужде ты благодаришь и славишь Бога за какие-то великие дары”. Она же ему отвечала: “Разве ты не знаешь, что, подобно тому как незначительная доза лекарства часто избавляет человека от тяжелых болезней, так и благодарение Бога за немногое бывает причиною дарования многого. Я, будучи дочерью бедного старика, благодарю и прославляю Господа и за это малое, зная, что Он, дав это, может дать и больше. Но я надеюсь не на земные дары, но на будущие, ибо от земных даров, как бы многочисленны и велики они ни были, человек не получает никакой пользы, чтобы не сказать, что терпит вред, так как они часто бывают причиною наказания. А с другой стороны, получивших земные дары в очень малом количестве вовсе не следует считать обиженными, потому что они не получили бы от них ничего, что привело бы их к той цели, которая должна быть общей целью всех людей. Что же касается необходимого и главного, то в этом отношении я получила от Бога бесчисленные и великие дары: я удостоилась быть сотворенною по образу и подобию Божию и познания Его; не в пример животным я получила от Него способность слова; получила жизнь; по богатству благодати Его имею возможность участвовать в Его таинствах, и для меня, если я пожелаю, открыты врата рая. За столь многие и великие дары, которые получают одинаково и богатые, и бедные, я не в состоянии воздать достойной признательности Богу. Если же я не буду воздавать Ему и малой посильной благодарности, то какое может быть для меня оправдание?”

Юноша с удивлением слушал рассудительные речи девушки. Когда же она закончила, то он призвал ее отца и сказал ему: “Выдай за меня твою дочь, так как я полюбил ее за умные речи и благочестие”. Старец же ему говорит: “Ты – сын богатых родителей и не можешь взять в жены дочь бедняка”. Но юноша ему возразил: “Нет, я желаю иметь ее женою, если только ты не откажешь; для меня была сосватана дочь богатых и знатных родителей, но я не пожелал ее, спасся от нее бегством и теперь предпочитаю соединиться с твоею дочерью, которую я полюбил за ум и благочестие”. – “Но я не могу, – отвечал старец, – выдать ее за тебя, отпустить ее с тобою в дом отца твоего, расстаться со своей единственной дочерью”. Юноша же говорит ему: “В таком случае я останусь с вами, буду вести ваш образ жизни”. И он снял с себя богатые одежды и облекся в одежды старика, которые у него выпросил. Испытав юношу в продолжение долгого времени и всесторонне оценив его душевные качества, узнав, что он не из сумасбродства просит у него дочь, но что это желание серьезно, что он из-за благочестия решился, отказавшись от богатства и славы, жить в бедности, старик взял однажды юношу за руку, привел в кладовую и показал ему такое богатство, столько денег, сколько юноша за всю свою жизнь не видел. И говорит ему: “Все это, сын мой, я даю тебе за то, что ты полюбил мою дочь. Ты будешь наследником всего моего состояния”. Наследовав эти богатства, юноша сделался первым богачом в той стране».

17

Когда Варлаам умолк, Иоасаф говорит ему: «Ты совершенно верно изобразил в своем рассказе мои душевные чувства, так как я полагаю, что ты обо мне это говорил. Но что тебя уверит в твердости моих намерений?»

«Я уже убедился и познал силу твоего разума, твердость мыслей и прямоту твоей души, – сказал Варлаам. – Но я желаю, чтобы ты окончательно просветился душою. Поэтому преклоняю колена мои пред Богом нашим, прославляемым в Троице, Творцом всего видимого и невидимого, вечным, безначальным и бесконечным, всемогущим, всеблагим и всемилостивым, молю Его, чтобы Он просветил очи сердца твоего и дал тебе дух мудрости и откровения в познании Его; чтобы ты познал, что значит надежда на Него, какова слава наследовавших царствие Божие и как дивно Его могущество, проявляемое в нас, верующих; молю Его о том, чтобы ты не был более чужд Ему, но чтобы, подвизаясь со святыми, был близок к Нему, имея в своих действиях основание, положенное апостолами и пророками, краеугольный камень которого – Сам Господь наш Иисус Христос».

Услышав это, Иоасаф, опечаленный, сказал: «И я желал бы знать все об этом. Потому прошу тебя, скажи мне о богатстве славы Божией и о Его чрезвычайном могуществе».

Учение о непостижимой премудрости всемогущего Бога, о Его славе, могуществе и величии

Снова вдохновенно повел свою речь Варлаам: «Молю Бога, чтобы Он Сам научил тому, о чем ты желаешь узнать; чтобы Он вложил в твою душу это познание, потому что совершенно невозможно человеку выразить славу и могущество Божие, хотя бы для этого соединились все языки людские. Евангелист и великий Богослов говорит: Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1:18); так что никто из смертных не может постигнуть славы и величия Невидимого и Непостижимого, кроме тех, кому Он Сам пожелает открыть, как открыл это апостолам и пророкам. Мы же узнаем или из их повествований, или из самой природы вещей, насколько, конечно, нам вообще доступно постигнуть это. Священное Писание говорит:

Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез разсматривание творений видимы (Пс. 18:2; Рим. 1:20).

Подобно тому как кто-нибудь, увидев великолепный дом или какое другое сооружение, представляющее прекрасную гармонию, стал бы удивляться строителю и творцу их, так и я, созданный и получивший жизнь из ничего, хотя и не могу видеть своего Творца, но из замечательного целесообразного и мудрого устройства собственного существа заключаю о Его мудрости. Конечно, я не могу понять ее совершенно, но только в пределах человеческой способности. Я сознаю, что не сам по себе произошел, но что Верховное Существо по Своей воле сотворило меня, как вообще человека, выше всех прочих тварей, хотя по размеру и силе физической меньше некоторых из них. Затем, когда я оставляю эту жизнь и по Его воле переменяю ее на другую, вечную, бесконечную, то ни в чем не могу пойти наперекор силе Его Божественного предопределения; я не в состоянии ничего ни прибавить к своему существу, ни отнять: одряхлевшего не могу возобновить, истлевшего – восстановить. Никто из людей не в силах сделать ничего подобного: ни царь, ни мудрец, ни сильный, и никто другой, обладающий человеческими свойствами, потому что никто не имел другого рождения, но для всех бывает только одно начало и один конец этой жизни. Таким образом, я для познания величия Создателя руководствовался свойствами своего собственного существа.

Наш ум и наше чувство без слов, внутренним побуждением говорят, что надо предоставить себя Промыслу нерукотворенного, неизменного и непреложного Бога, Который будет руководить нами, хранить и заботиться о нас. Как столь противоположные элементы могли соединиться для образования одного мира и оставаться неразрывно друг с другом, если бы всемогущая сила Божия не примиряла их для сосуществования? Чем бы поддерживалось существование того, что вызвано Им к бытию, если бы оно не поддерживалось Им? Если судно, лишенное кормчего, не выдерживает напора моря, но легко тонет, если ничтожный дом не может стоять без пекущегося о нем человека, то каким образом вселенная, столь грандиозное, прекрасное, удивительное творение, могла бы существовать без замечательного, великого, удивительного управления и мудрого Промысла? Сколько времени существуют небеса – и не помрачились! Сила земли не иссякла, хотя она столько времени дает постоянно так много произведений; ключи не перестали бить оттуда, откуда получили начало; моря, принимающие в свои недра столько рек, не увеличились в размерах; движение солнца и луны не прекратилось и не переменило своего направления; порядок смены дня и ночи остался прежним. Из всего этого мы можем заключить о несказанном могуществе и величии Божием, о которых свидетельствуют также пророки и апостолы. Но никто не может вполне ни постигнуть, ни выразить Его славы. Потому апостол, через которого говорил Сам Христос, поняв, что доступно и что недоступно человеческому разумению, говорит: Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится (1 Кор. 13:9, 10). Далее, изумляясь непостижимому богатству мудрости Божией, восклицает: О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его (Рим. 11:33).

Если же апостол, достигший третьего неба и слышавший там неизреченные слова, говорил так, то кто из подобных мне может измерить бездну таких тайн, совершенно познать их, а потому говорить о них что-нибудь уверенно, если только Глава мудрости, Руководитель немудрых, не вложит в кого-нибудь это познание, следовательно, и эту уверенность. Ибо в Божией власти и мы, и разумения наши, и слова наши. От Бога же мы имеем истинное познание об устройстве вселенной; познание первых, средних и последних времен, перемены нравов, обычаев и внешних обстоятельств. Всему Он дал определенный размер и вес, великое могущество Его проявляется всюду. Кто может противиться Его державной руке?! Человек, решившийся сделать это, подобен самому малому грузу, положенному на одну чашу весов, когда на другой лежит тяжесть всего мира; или же такой человек подобен капле росы на земле. Бог милостив ко всем: Он прощает людям их прегрешения, если они раскаиваются в них; никем Он не гнушается и никого из обращающихся к Нему не отвергает, ибо Он – единый, благий и любящий Господь. Да будет хвалимо, прославляемо и почитаемо святое имя славы Его во веки веков. Аминь».

18

Выслушав, Иоасаф заметил: «О, премудрый муж! Мне кажется, что если бы ты размышлял даже долгое время о том, как бы получше разъяснить предложенные тебе мною вопросы, то и тогда бы ты исполнил это не лучше, чем теперь. Ты мне так ясно доказал, что Бог есть Творец и Властитель всего мира, и в неопровержимых словах показал мне непостижимую человеческим умом славу величия Божия, объяснил, что никто не может ее постигнуть, кроме получивших особое о том откровение. Я удивляюсь твоей великой премудрости, блаженный муж! Но скажи мне, однако, сколько тебе лет? Где ты живешь? Какие мудрецы еще живут с тобою? Я всем сердцем, всею душою полюбил тебя за твое мудрое учение и не желаю до конца своей жизни расставаться с тобою».

Старец же ему отвечает: «Мне около сорока пяти лет; живу я в Сенаарской пустыне, сподвижники же мои – люди, посвятившие жизнь и труды тому, чтобы быть достойными наследовать царствие Христово на небесах».

Иоасаф же ему возразил: «Как это может быть? Ты на вид кажешься лет семидесяти, а говоришь, что тебе сорок пять лет. Мне кажется, что в этом случае твои слова неистинны».

«Если ты, – отвечал Варлаам, – спрашиваешь, сколько мне лет от рождения, то ты верно определил, что мне около семидесяти лет. Но я вовсе не включаю в годы своей жизни то время, которое я прожил в мирской суете. Ибо когда я жил плотью, порабощенный грехами, то духовно был мертв, так что я никоим образом не могу годы смерти включить в годы жизни. С тех же пор, как для меня мир распят и я для мира (Гал. 6:14), сбросив с себя прежнего человека, растлеваемого страстями, уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившаго меня и предавшаго Себя за меня (Гал. 2:20). Годы, так прожитые мною, я и называю годами спасения, прожито же их мною около сорока пяти. Потому-то я и определил тебе свой возраст этим числом и, как видишь, вполне согласно с разумом и сообразно с целью своей жизни. Отныне и ты веди такой счет, потому что чуждые всего доброго, живущие во грехе, тратящие жизнь на позорные, страстные удовольствия суть подлинные мертвецы, неспособные к истинной жизнедеятельности. Один мудрец совершенно справедливо назвал грех вечною смертью. Апостол говорит: Когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда? Такия дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их – смерть. Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная. Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6:20–23)».

Услышав это, Иоасаф говорит: «Так как ты не включил время, прожитое тобою в угождении плоти, в годы своей жизни, то и смерть, которою умирают все, по-твоему, не следует считать смертью?»

«Без сомнения, – отвечал старец. – В этом случае я рассуждаю по предыдущему и ничуть не боюсь сей временной смерти и даже не называю ее смертью, если она постигнет меня на пути исполнения заповеди Господа, а считаю это скорее переходом от смерти в лучшую, совершеннейшую жизнь, сокровенную во Христе. Святые, желавшие достигнуть вечной жизни, весьма тяготились настоящею земною, почему Апостол говорит: Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью (2 Кор. 5:1–5). И в другом месте: Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7:24). И опять: имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1:23). Пророк восклицает: когда прийду и явлюсь пред лице Божие! (Пс. 41:3).

В том же, что я ничуть не боюсь телесной смерти, ты можешь убедиться из того, что я, не обращая внимания на угрозы твоего отца, бесстрашно явился к тебе, чтобы возвестить спасительное слово, хотя твердо знал, что если он узнает об этом, то предаст меня, если сможет, бесчисленным пыткам и казням. Но ставя выше всего Слово Божие, я не боюсь сей временной смерти и даже не считаю ее достойною такого названия, следуя заповеди Господней, гласящей: И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне (Мф. 10:28)».

«Таковы ваши успехи в истинной мудрости, – сказал Иоасаф, – они, конечно, выше человеческой природы и недоступны обыкновенным земным обитателям, которые весьма дорожат настоящею жизнью. Блаженны вы за свой мужественный образ мыслей! Но чем вы питаетесь в пустыне – ты и твои сподвижники? Какова там ваша одежда?»

Варлаам же отвечает: «Пищею нам служат плоды и трава, растущие в пустыне, которые она производит по воле Божией, питаемая земною росою. Никто из-за них не вступает с нами в борьбу, и ни для кого они не служат предметом зависти. Но в изобилии растет наша пища, для которой мы не пахали, и кушания, которых мы не приготовляли. Если же кто-нибудь из ближних наших, верующих братьев, принесет нам когда-нибудь другой снеди, то мы принимаем ее, как дар Промысла Божия, более для того, чтобы с верою приносящие получили благословение Божие. Одеждами же нам служат рубища или шкуры, совершенно ветхие, изнуряющие нашу немощную плоть, употребляемые нами безразлично летом и зимою; как только мы оделись в такую одежду, то снять ее мы не смеем, пока она совершенно не истлеет от ветхости. Бедствуя в таких одеждах от холода и зноя, мы приготовляем себе в будущем одежды бессмертия».

«Откуда же у тебя в таком случае одежда, в которой ты теперь?» – спросил его Иоасаф.

«Платье это, – отвечал старец, – я взял у одного верующего, когда готовился идти к тебе, так как в своей одежде я не мог бы пройти сюда. Подобно тому как некто, желая освободить из плена родственника, переменил свою одежду на [одежду] неприятелей и, уподобившись таким образом им по внешности, проник в страну чужого народа и хитростью вывел оттуда своего родича, – так и я, узнав через откровение о состоянии твоей души, облачился в эту одежду и пришел вложить в твое сердце семя Божественного учения и избавить тебя от власти духа зла. И вот я по воле Божией, насколько от меня зависело, преподал тебе познание об истинном Боге, возвестил повествования пророков и апостолов, ясно и верно выставил тебе суету земной жизни, все зло, которым наполнен сей мир, жестоко обманывающий своих почитателей и всюду расставляющий людям сети. Затем, когда мне нужно будет отправиться туда, откуда я пришел, тогда я сброшу с себя чужую одежду и останусь опять в своей».

Услышав это, Иоасаф просил старца показать ему его собственное платье. Внимая просьбе, Варлаам скинул чужую одежду, которая была на нем поверх его обычного одеяния, и тогда ужасный вид предстал перед взором Иоасафа. На теле старца не было никакого признака мяса; кости с покрывающею их кожей, почерневшей от солнечного зноя, были подобны тонкому тростнику, обтянутому кожей; грубое, ветхое рубище облекало его тело от бедер до колен. Такая же ветошь покрывала плечи. Иоасаф, изумленный последствиями сурового и трудного образа жизни, а также пораженный нечеловеческою твердостью Варлаама, громко зарыдал и сказал старцу: «Так как ты пришел освободить меня от жестокого плена диавола, то доверши свое благодеяние – выведи из темницы душу мою, возьми меня с собою; уйдем вместе отсюда, чтобы я, освободившись совершенно от обмана мира, закрепил свое освобождение спасительным крещением и вместе с тобою преуспевал в Божественной мудрости и великом подвиге».

На это Варлаам говорит: «Один богатый человек воспитывал газель. Когда эта газель подросла, то, влекомая своей природой, затосковала по пустыне. Выйдя однажды со двора, она увидела стадо пасущихся газелей и примкнула к ним. Она бродила с ними по полям и равнинам, а к вечеру возвращалась домой. С рассветом же она, по небрежности служащих, опять уходила со стадом. Когда же другие газели бежали дальше, она следовала за ними. Но однажды слуги, заметив ее исчезновение, сели на лошадей и погнались за ней. Настигнув стадо, они свою газель возвратили домой (и впредь держали ее взаперти), других же газелей частью убили, частью ранили. Я боюсь, чтобы того же самого не случилось и с нами, если ты присоединишься к нам. Последствием сего может быть то, что и с тобой мы навсегда должны будем расстаться, и товарищам своим я причиню много зла. Но вот что Господь повелевает делать тебе: ты, приняв святое крещение, пока оставайся на месте, поступая по всем правилам благочестия, исполняя заповеди Христа. Когда же Податель всех благ предоставит удобный случай, тогда ты придешь к нам, и всю оставшуюся жизнь мы проживем вместе. Я возлагаю надежду свою на Господа в том, что в будущей жизни мы будем неразлучны».

Тогда Иоасаф заплакал и говорит старцу: «Если так угодно Господу, да будет воля Его. Заключи же свое благое дело святым крещением надо мною, потом прими от меня деньги на пропитание свое и своих товарищей, а также платья и иди с миром на место своего подвижничества. Не переставай молиться за меня, чтобы надежда не оставляла меня и чтобы я как можно быстрее пришел к тебе и, обретя глубокое спокойствие, стал наслаждаться твоим душеполезным обществом».

На это ему Варлаам ответил: «Для совершения над тобою святого крещения нет никакого препятствия. Старайся впредь быть постоянно готовым предстать на Страшный Суд, и тогда, с Божией помощью, ты усовершенствуешься. Что же касается того, что ты хочешь одарить моих товарищей, то непонятно, каким образом ты, бедняк, можешь одарить богатых: богатые всегда одаряют бедных, а не бедные – богатых. Самый бедный из моих товарищей несравненно богаче тебя, но я, надеясь на милосердие Божие, думаю, что и ты со временем будешь богат, но тогда ты не будешь щедр».

«Разъясни мне подробнее свои слова, – сказал Иоасаф. – Каким образом самый бедный из твоих товарищей богаче меня, тогда как ты незадолго перед тем сказал, что вы живете в крайней бедности?

Почему ты называешь меня теперь бедным? Когда же я разбогатею, то не буду щедрым, а теперь, при бедности, я щедр?»

На это Варлаам ему отвечал: «Я тебе не говорил, что мои товарищи бедны. Они владеют неисчерпаемым богатством: ибо постоянно копить деньги, не употреблять их для дела, но постоянно стремиться иметь больше и больше есть крайняя бедность; те же, которые, стремясь к вечному, пренебрегли всем временным, земным, считая это пометом, чтобы только наслаждаться благами Христа, те, которые отложили всякую заботу о пище и одежде, надеясь на Господа, которые радуются бедности так же, как другие радуются богатству и деньгам, которые, наконец, накопили в изобилии богатство добродетели и живут утешением и надеждою на будущие вечные блага, – богаче всего земного царства в совокупности. С Божией помощью и ты будешь обладателем такого духовного богатства. Это сокровище ты будешь стараться сохранить невредимым, будешь совершенно справедливо стремиться постоянно его увеличивать, а потому не захочешь, конечно, его расточать. Такое богатство есть истинное богатство. Материальное же довольство скорее вредит своим обладателям, чем приносит им пользу. Я совершенно справедливо назвал такое богатство крайнею бедностью. Домогающиеся небесных благ совершенно отреклись от него и бежали, как от змеи. Так что если я принесу им от тебя убитого и попранного ногами врага и сделаюсь виновником новой борьбы со страстями, то окажусь для них плохим послом, скорее буду недоброжелателем, старающимся ввести их в заблуждение. Но этого я никогда не сделаю. То же самое и относительно одежд: как я могу одеть сбросивших с себя платье гибели и непослушания и облачившихся во Христа, как одежду спасения и радости, как могу их одеть снова в кожаные хитоны, а сверх них в плащ позора? Да кроме того, я знаю, что мои товарищи совсем не нуждаются в этих одеждах, так как все их тщание сосредоточено на пустынных подвигах.

Ты раздай бедным те деньги и те платья, о которых говорил; этим ты приобретешь себе неотъемлемые сокровища: молитвы бедных призовут Бога тебе в помощники. Таким образом, ты пользуйся богатством как средством для творения добрых дел. Потом, препоясав чресла твои истиною, и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир, а паче всего возьми щит веры, которым возможешь угасить все раскаленныя стрелы лукаваго, и шлем спасения возьми, и меч духовный, который есть Слово Божие (Еф. 6:14, 17), и, вооружившись так прекрасно, смело выйди против врагов благочестия. Если ты будешь успешно бороться с ними, сокрушишь их главу, диавола, то будешь украшен победоносным венком одесную живоначального Господа».