Текст книги "Последствия одиночества"

– Не бойся, – Адам доверительно посмотрел мне в глаза, а Кассий рассмеялся.

Боже, с каждой минутой я ненавижу это чудовище все сильнее.

– Так вот, год назад, когда мы только переехали сюда с родителями, став одними из первых, хотя моя мама и раньше бывала здесь у моей прабабушки, а отец в принципе тут родился, из-за чего и решил построить в горах город будущего, я встретил одного мужчину. Настоящее имя он мне называть не стал, представился хранителем. Сказал, что я избран следующим хранителем.

Кассий усмехнулся, я покосилась на него.

– Спроси, с какой такой радости выбрали именно его? – самодовольным, как будто бы даже упивающимся голосом, прохрипел он.

– А почему именно ты? Ты спрашивал?

– Нет. Я ему не поверил, – признался Адам. – Как ты не верила мне вчера и, возможно, все еще не веришь и теперь. А когда я обнаружил, что верю, мне уже было не до того, чтобы спрашивать, почему я.

– А после чего ты поверил ему? – может, все же у нас коллективная шизофрения?..

– Книга окаменела в моих руках. Буквально превратилась в камень. А когда я прикоснулся к ней снова – приобрела первоначальный вид. Смотри.

Он сосредоточился, и черная обложка посерела под его тонкими пальцами и действительно стала камнем.

– Как?.. – начала я, но Адам перебил, протянув книгу мне.

– Я – хранитель. Это чтобы никто не узнал тайну и не воспользовался тем, что заключено на страницах.

Сначала книга в моих руках была самым, что ни на есть, настоящим камнем, потом приобрела первоначальный вид, а после – вспыхнула, совсем как вчера.

Я вскрикнула и выронила книгу на пол.

Адам подобрал ее.

– А почему у меня горит? – беспомощно спросила я, заметив, что от страха я поджала под себя ноги.

Огонь не приносил с собой боли, но ужасно пугал, поселяя в сердце такой животный страх, с которым невозможно было справиться.

– Тут сказано, что на тебе кончается заключение Кассия. В книге говорится, каким образом, поэтому она не дает тебе получить доступ к этой информации. Ты не можешь это контролировать, в отличие от меня.

Кассий тяжело вздохнул, а после и вовсе рассмеялся.

– Какие идиоты! Как будто я сам не скажу тебе, если мне это будет нужно. Такая сильная магия и такая бесполезная!

Рациональная часть моего мозга напрочь отказывалась воспринимать все происходящее и поэтому вызывала у меня не самые приятные реакции на то, что я не могу объяснить. Мне стало холодно, мои ладони вспотели, сердце в волнении колотилось, а вдобавок ко всему накатила тошнота.

– А каким образом сюда примешаны Вероника с Аглаей? Ты сказал, там есть их имена.

– Книга на них не реагирует, – Адам поджал губы и сосредоточенно листал страницы. – Вот. Вероника – далекий потомок Кассия. Еще один предохранитель. Как бы тебе объяснить…

Кассий приблизился, будто заинтересовавшись своим потомком.

– Можешь не объяснять, – вздохнула я, чувствуя, что уже очень хочу домой. – Просто скажи, какая у них во всем этом роль. И все.

Вот бы еще и это чудовище по дороге домой где–нибудь оставить и наконец обдумать все это наедине с собой.

Я чувствовала, как все ближе подкатывает очередная неконтролируемая истерика.

– Если Ника умрет до того, как у нее родится дочь, то Кассий воскреснет, получив всю силу своего рода, – объяснил парень.

Как–то странно он сказал об этом. Так, словно дочери у нее не будет.

– А почему именно дочь? – конечно, ведь из всего вышесказанного это меня удивляет больше всего…

– Ну, сама подумай – мужчина не вынашивает ребенка, все, что он может дать – лишь хромосому. Женщина – вот кто продолжатель рода. Мужчина лишь ей в этом помощник. Думаю, ты уже слышала о том, что даже если все мужчины вдруг исчезнут, женщины справятся сами и человечество не вымрет.

Звучало странно и отчасти нелогично, но какой–то смысл в этом действительно был.

– Так вот, если не будет следующей девочки, которая вновь продолжит род Кассия, – продолжал Адам, – то, когда Ника умрет, все будет кончено. Поэтому у нее должна быть дочь, чисто на всякий случай. И дочь должна родить еще девочку. Так было много веков, но если цепь вдруг оборвется, то он, Кассий, получив, колоссальную силу своего потомства, вернется в мир живых.

Кассий вздохнул еще раз.

– Для воскрешения плоти этого недостаточно, – еще один вздох.

Теперь этот вздох показался мне каким–то обреченным и даже отчасти тоскливым.

Странно. Очень странно.

– А что с Аглаей? – уточнила я, чтобы отвлечься от печали чудовища, которая, казалось, заполнила собой комнату. – Было бы логичнее без нее. Я – рушу, ты – защищаешь и становишься отцом ребенка Ники.

Я нервно рассмеялась.

– Смотри, нас четверо. Двое – действительно рушат заклятие, двое – хранят. Почти так, как ты и предположила. Предыдущие хранители не мешались с потомством этого демона, иначе ребенок, родившийся в таком союзе, будет слишком непредсказуем. Правда, как мне довелось понять, детей у них быть не может в принципе, – Адам нервно сглотнул и молчал какое–то время.

– Хранители очень осторожны в этом плане и всегда знают потомков Кассия в лицо, – продолжал он. – А Аглая – ведьма–травница и, если следовать книге, нужна для того, чтобы стать твоим другом и помочь тебе исцелиться.

Как–то неприятно опрокинулось все внутри меня. Если еще вчера утром я испытывала к этой девушке легкую симпатию, то уже к вечеру симпатия сменилась на отвращение.

Наличие у меня друга было бы событием еще более нереальным, чем все, что сейчас происходит. Друзья – это развлечение явно не для таких, как я.

– Что за бред? – скривилась я. – Я не нуждаюсь в так называемых друзьях. Аглая точно не из тех, с кем я бы могла дружить.

– Этого и не нужно. По писанию мы должны избегать определенных действий. Я должен проследить за рождением дочери у Вероники и не подпускать тебя к книге, а Аглая с помощью простейшей магии лечит твои душевные раны, втирается в доверие и избавляет от последствий, к которым приводит одиночество. – глаза парня пугающе сверкнули, застряв, как стеклянные, на месте. – У нас совершенно другие планы насчет всего этого… Мы сделаем то, что книга делать категорически запрещает.

Глава 4

Страх, что мирно спал столетиями

– Думаю, начать стоит с того, кого из себя вообще представляет Кассий.

Адам поднялся с кровати, взял молоко с подноса и встал у окна прямо возле чудовища. Кассий посмотрел на меня, двинулся в мою сторону, из-за чего я невольно задержала дыхание, и сел на кровать рядом со мной.

Я нервно смотрела на то, как прогнулись под ним пружины, и специально пошевелилась, чтобы перекрыть шорох.

– Смотри, ты уже почти приняла меня, даже покрываешь, – от самодовольного голоса чудовища стыла кровь.

Я нервно сглотнула и принялась вдавливать ногти в ладони, чтобы хоть немного успокоиться и очистить рассудок болью. Она, в свою очередь, не заставила себя долго ждать, напомнив мне о многочисленных ранках.

– Поверь, это еще не самое страшное, чем бы я мог тебя мучить, – прошептал он мне почти в ухо.

– Так вот, Кассий… – говорил в это время Адам, –его существование насчитывает более десяти веков. Еще при жизни, я имею в виду жизнь до жизни, он был могущественным магом. Самым сильным не только в Закарпатье, но и, что очень вероятно, на всем материке. Так сложилось, что он получил силу за все грядущие поколения. Говорят, могущество свело его с ума.

– И он решил свести с ума других? – съязвила я, покосившись на монстра.

– Нет. С чего ты взяла? – Адам ненадолго сосредоточился на мне, а после его взгляд снова устремился вдаль. – В книге сказано, что он продал дьяволу все человеческое.

– Это не так! – утробно, тем самым голосом, что так напугал меня, когда я впервые его услышала, закричал Кассий, вскочив с кровати и скинув со стола поднос.

Я закричала. Я не собиралась, но голос проскочил по связкам так, будто они были смазаны маслом.

– Он здесь?! – Адам инстинктивно закрыл меня своей спиной. – Ева, ты видишь его?

– Нет!

– Ева!!!

– Не вижу, клянусь!

Я заплакала.

– Ты закричала еще до того, как упал поднос.

– Я почувствовала движение…

Адам смотрел на меня, а я на Кассия.

Монстр вернулся к столу. Зашелестели бумаги, и парень снова заслонил меня.

Послышался скрежет карандаша, грифель у которого через время сломался под давлением.

– О, боже… – простонал Адам. – Ева, ты… ты честна со мной?

Я не ответила. В воздухе парил листок бумаги, на котором, к моему удивлению, не было ничего угрожающего.

«Ты ничего не знаешь. Тебе позволили знать только то, что удобно другим».

– Он здесь, – Адам дрожал, казалось, одновременно окаменев. – Ева, я не знаю, что нам делать…

Парень зачем–то говорил шепотом. Его страх мгновенно передался и мне. Неприятно находиться рядом с ним теперь, я понятия не имею, что делать с чужой слабостью. Мне хватает своей.

– А в книге этого нет?.. – попыталась я.

– Книга предполагает, что мир будет защищен.

– И какого черта вы выпустили его?! – агрессивно прошептала я. – Ты ведь не дурак, ты мог знать о последствиях!

– Его пробуждение – наша цель.

Кассий отошел к самой двери с стал там, прислонившись к стене и скрестив свои черные, как самые мрачные сгустки энергии, руки. Адам, видимо, почувствовав, как сместилась тяжелая энергетика, немного расслабился.

– Наверное, ушел. Стоит поменьше произносить его имя вслух…

Кассий усмехнулся.

– Отвратительно. Он ведь еще совсем ребенок, Ева! Даже не думай доверять ему жизнь мира! – я не смотрела на чудовище, но боковым зрением мне показалось, что очертания человеческого лица задержались на нем несколько дольше, чем до этого. – Я расскажу тебе эту историю от первого лица, как только мы уйдем.

– Так что там? – спросила я. – Как можно короче. Считай, я уже почти тебе поверила.

Адам опустился на колени и собирал осколки от разбившейся посуды и куски пирога.

– Из-за того, что я поставлен удерживать первозданное зло, я знаю все способы его воскрешения. Ну, чтобы знать, что я должен пресечь в случае чего.

Парень потянулся за салфетками. Следы клюквы на полу были точь–в–точь как свежая кровь. После следы остались на белоснежных салфетках.

– То, что произошло вчера, – это еще не воскрешение, это ритуал призыва, который, впоследствии, может привести к тому, что Кассий восстанет.

– В чем конкретно заключается ритуал? – решила переспросить я.

– Все четверо должны собраться вместе, где «живая» коснется писания и призовет дух Танатоса, то есть самого Кассия, сквозь огонь и кровь.

– Живая?

– Это значение твоего имени. Я клянусь тебе, – Адам подался в мою сторону, – что вчера я лишь хотел проверить, та ли ты Ева. Все остальное – случайность. Случайность, из-за которой нам сейчас необходимо быстро и слаженно реагировать. С другой стороны, мы не тратим время на сомнения.

Я вздохнула, переваривая информацию.

Каковы шансы, что я все еще сплю? Что мой мозг так гениален, что придумал такое самостоятельно?

Сомневаюсь, что достаточно велики.

– Конечно, воскрешение может произойти и без самого ритуала призыва. Это тоже было предостережение. Предостережение держать книгу как можно дальше от тебя.

– Допустим, – я кусала губы, погрузившись в размышления, – но, прошу, объясни мне, наконец, зачем вам воскрешение Кассия, когда ты даже имя его произносить боишься?

Мне хотелось его ударить.

– Хранитель сказал, что это наше предназначение, ведь на свет появилась та самая Ева, которая его освободит. Он сказал, что сделает так, чтобы ты оказалась здесь, он был знаком с моим отцом и предложил таланты твоей матери.

Почему я? Ну не могу это быть я! Вообще никак! Я слишком обыкновенная, у меня обыкновенные, пушащиеся волосы, обычные, голубые глаза, ничем не примечательная внешность, я зажата и в принципе не могу быть кому–либо интересна, не могу быть человеком, который совершит в истории человечества хоть что-нибудь примечательное.

Я только и делаю, что постоянно ною, плачу, врежу себе и больше ничего.

Я не из тех героев, которых выберет автор, чтобы написать о них книгу.

И Кассий все это время подозрительно молчалив, слишком наблюдателен.

– Вряд ли дело только в так называемом предназначении, – возразила я.

– Говорят, Кассий способен разрушить всю землю, но тех, кто вернет его, он щедро отблагодарит.

– О, да! – наконец опомнилось чудовище. – Ты и твой папаша будете гнить на пепелище.

И причем тут отец Адама? Потому что строит город там, где вечно должна править тишина?

– Ты готов устроить конец света ради какого-то мнимого вознаграждения? – мои брови поползли вверх.

– Ты не понимаешь, – горячо возразил парень. – Рано или поздно он все равно вернется. И это рано наступит как нельзя скоро, ведь, помимо тебя, Вероника не может иметь детей.

– И откуда она только об этом знает в столь юном возрасте? – я была настроена скептически.

– Обе ее беременности были внематочными и повлекли за собой удаление труб.

Я была настолько шокирована, что даже не сразу нашлась, что на это сказать.

– Беременности?.. – насколько вообще тактично такое спрашивать и насколько входят такие вопросы в рамки приличия? – В ее возрасте?

И снова я говорю про возраст. Наверное, теперь уже ничему нельзя удивляться.

– Ну да, люди в этом возрасте уже занимаются сексом и редко предохраняются, – горько выплюнул Адам.

Он что-то не договаривал.

Не знаю, что меня пугало больше всего в этой ситуации.

К тому же, разве не логично было бы их «магии» оберегать Нику от подобного? Если так важно оставить Кассия в могиле, то почему обстоятельства привели к ее полному бесплодию?

– Даже если и так, то лет пятьдесят–шестьдесят она еще точно проживет, и проблема конца света – не наша проблема, – попыталась я спорить.

– А если нет? А если что-то случится раньше?

Аргументы Адама казались мне слишком слабыми.

– Кассий дарует бессмертие, – тихо добавил юноша. – Бессмертие и магические силы. Мы будем новым видом людей, сверхлюдей, которым больше не придется бояться, что их жизни неожиданно оборвутся, которым хватит жизни не только покорить все уголки нашей планеты, но и других. Он дарует возможность вечно исследовать бесконечность, питаясь ее бессмертной красотой.

– Звучит… – я замялась. – Звучит красиво, но… пугающе, очень пугающе.

– Тебя пугает вечность только потому, что человеческий рассудок не в силах ее объять, а Кассий подарит тебе новый, нечеловеческий, склад ума, с которым ты все поймешь. И, возможно, основным аргументом для тебя будет отсутствие боли. Я обещаю, что в той жизни боли не будет. Никакой. Кассий вознаградит тебя в первую очередь. Вы связаны.

Я смотрела на Адама с тяжело бьющимся сердцем.

– И что нужно сделать? – почти беззвучно спросила я и удивилась слезам, в который раз за день подступившим к моим глазам.

– Проще всего была бы смерть потомка, но… Я и пальцем не трону Веронику, она слишком хороший человек, который тоже заслуживает вечного восторга вселенной. Она мне как сестра.

Адам молчал, а желваки на его челюстях то выпирали, то прятались снова.

– Дальше – твоя кровь на месте захоронения Кассия. Есть свои нюансы, конечно, но это тоже способ из простых.

Было ощущение, что, помимо этого, было что-то еще, о чем он мне не сказал.

– Я еще почитаю литературу и, конечно же, дам тебе время на раздумья. До следующего нового цикла у нас еще примерно недели полторы, у тебя есть время…

Да уж, вагон и маленькая тележка.

Адам подошёл вплотную ко мне и взял мои руки.

– Молю, больше – не режь. Твоя кровь его подпитывает, и сейчас нам точно этого не нужно, правда? – парень смотрел умоляюще.

– Что ж, наверное, это самая сильная мотивация в моей жизни… – попыталась пошутить я.

В то же время сердце болезненно кольнуло от мысли, что его, как и других, даже моего психолога, беспокоят не причины этого состояния, не мои чувства, а лишь последствия и дискомфорт, который это приносит другим.

Они все давят на чувство вины, все внушают ответственность за это исключительно мне. А я не хотела верить, что все это только моя вина.

Возможно и то, что психолог у меня был не самый лучший.

– Давай отведем тебя домой, – парень еще раз сжал мои руки и улыбнулся.

Глава 5

Мама

К моему удивлению, всю дорогу до дома Кассий молчал. Он не говорил, даже когда мы с ним вошли в комнату, и я начала переодеваться, чтобы приготовить ужин.

Адам довел меня ровно до порога и ушел домой, коротко попрощавшись.

Меня и так очень сильно напрягало присутствие непонятного мне существа рядом, а его молчание вообще выбивало из колеи.

Я даже старалась на него не смотреть.

Хотя, на самом деле, мне не хотелось разговаривать, мне очень хотелось побыть наедине с собой хотя бы тот несчастный час, что у меня остался до возвращения матери, которая выльет на меня информацию аж за два дня и снова обязательно будет недовольна чем–нибудь на мой счет, ведь иначе и не могло быть.

– Я могу оставить тебя, если тебе это нужно, – он заговорил так неожиданно, что я ударилась головой о полку в шкафу, из которого доставала вещи. – Я чувствую, что тебе нужен отдых, чтобы ты могла воспринять то, что я тебе скажу.

Вау, даже чудовища умеют уважать личные границы, а люди так до сих пор и не научились.

– Когда я буду готова, я сама заговорю с тобой. – мне так не нравилось его слышать, чувствовать, меня настолько пугала мысль о собственном безумии, что можно было действительно сойти с ума.

– Столько времени, сколько и Адам, я не могу позволить дать тебе, завтра утром я буду ждать, – и я почувствовала, как монстр исчез.

Остались смешанные чувства, ярче всех из которых, неожиданно для меня самой, было чувство одиночества.

Не хватало еще чего и привязаться к собственным галлюцинациям. Хотя то, что было, назвать ими слишком тяжело.

На всякий случай я решила не выключать рациональную часть своего мозга, потому что она, в случае чего, поможет мне избежать последствий. Говорить о таком точно пока что ни с кем не стоит.

А если все же наркотики? Какой–то новый подвид, под воздействием которых мой рассудок создает альтернативную, сумасшедшую реальность. А в своей физической реальности я сейчас умираю от передоза?..

Думаю, о таких наркотиках я бы уже давно знала и трубили бы об этом из каждого уголка. Мол, лучше купи себе очки виртуальной реальности, чем откинься от передоза. Что-то в таком духе.

На самом деле, меня пугало то, что где-тов глубине души я знаю, что все это правда, что все не понарошку. К тому же, даже Адам видел то же, что и я.

Сколько еще мне доказательств нужно, чтобы я, наконец, поверила?

***

Мама вернулась в каком–то странном настроении: она не сказала мне ни слова, небрежно бросила мокрую от дождя куртку на диван, разулась посреди гостиной, притащив на светлый ламинат коричнево–черную грязь, сумку с промокшими чертежами оставила там же.

– У тебя все хорошо? – спрашивать не хотелось, у меня у самой настроение было, мягко говоря, не очень, а тут еще она, скорее всего с очередным выгоранием.

Ей бы жить где–нибудь в солнечной стране, возможно, она бы и чувствовала себя лучше, потому что каждую зиму, где-тос середины октября по середину марта, она была просто отвратительной.

Мой вопрос остался без ответа.

Я всегда чувствовала себя ужасно в такие моменты, ведь я даже не провинилась ни в чем, я тоже устала. Мне хотелось, до безумия, полного сумасшествия и опустошения, материнской любви. Такой, какой она была раньше. Теперь мы как будто чужие.

И где здесь не будет чувства одиночества?

Мама вздохнула, набирая воздух в легкие, как будто собиралась что-то сказать, но промолчала.

После сделала это снова и, наконец, заговорила:

– Неужели ты разобрала коробки! – уж лучше бы она и дальше молчала. – Я уже думала, что этого никогда не произойдет.

В желудке неприятно кольнуло.

– Мам, простого «спасибо» было бы вполне достаточно, – сама не знаю, как и откуда это вырвалось, но я сразу же пожалела об этих словах.

– Спасибо?! – мама мгновенно взорвалась. – Это твоя элементарная обязанность! Я – работаю, пока твой папаша развлекается с другими, а ты – делаешь все по дому! Я тебя кормлю, одеваю и даю крышу надо головой! Это ты должна говорить спасибо мне!

Я молча подобрала с пола сумку и чертежи, отнесла в кабинет и вернулась уже с тряпкой, чтобы убрать грязь.

Мама уже была в душе.

Я накрыла на стол. Сегодня на ужин были макароны, куриная грудка и салат из пекинской капусты. Есть мне не хотелось, но я специально поставила наши тарелки за столом друг напротив друга. Я все еще надеялась, что сейчас она успокоится, и мы нормально проведем остаток вечера.

Не хотелось ложиться спать в таком настроении.

И действительно, из душа мама вышла уже другим человеком, даже что-то напевала себе под нос.

– Мне сегодня сказали, что уже второй день подряд ты тусуешься с Адамом. Если ты залетишь – уедешь к отцу, – на лице матери выражалось абсолютное безразличие, но в голосе слышно было удовольствие, страшное пугающее удовольствие, с которым она причиняла мне боль.

– Мама… – простонала я. – Почему нельзя просто быть семьей? Почему обязательно нужно портить наши отношения еще сильнее?

– Едь к отцу, раз уж я такая плохая, – а вот и моя «любимая» манипуляция.

Предложение века. Иногда и правда хочется, только ему я не нужна еще больше, чем ей. Я даже толком не знаю, где он сейчас.

А ведь когда мы только перебрались сюда, она была счастливой, порхала по дому на невидимых крыльях и даже не забывала уделять внимание мне.

Что ж, если в этом мире и можно отыскать что-то удивительно непостоянное, так это моя мать.

Я не злилась. Обидно было, но я не злилась. Это папина вина, что она такая, не моя.

Отыгрываться ей не на ком, вот и вымещает обиду на мне. Хотя на самом деле мне бы хотелось, чтобы она осознавала, как я нуждаюсь в ее любви.

Я молча собрала и помыла посуду. После, бросив грустный взгляд на дверь маминой мастерской, в которой она уже заперлась, последовала ее примеру и закрылась у себя в комнате.

Воздух здесь был затхлый и тяжелый. Я простояла у открытого окна, пока мое тело не начала бить крупная дрожь от холода.

Стало страшно, невыносимо страшно, но я обхватила себя руками и глубоко дышала до тех пор, пока паническая атака не отступила. Слишком привычным стало это все, слишком обыденным

Теперь я еще больше жалела о том, что смыла в унитаз сигареты, которые дал Адам. Мои, спрятанные под матрасом, были слишком слабыми для такого.

Таблетки. Надо выпить таблетки…

Глава 6

Где ты? Почему ты должен уйти?

Слишком солнечно сегодня для северного города вблизи балтийского моря. Слишком долго и совсем нещадно слепит солнце в последние дни мая.

Я была уверена, что, как только я выйду со школы, солнце исчезнет, набегут тучи и начнется мелкий, скользко-неприятный моросящий дождь, под которым обыкновенно не раскрывают зонтов, настолько он ничтожен, а после удивляются, как медленно, но верно, промокли до нитки.

Дождь так и не пошел.

После школы все побежали в ближайший ларек за мороженным или колой из холодильника. Я тоже решила, что что-то прохладительное не будет лишним, тем более что из-за жары я не потратила карманные деньги на обед: есть не хотелось.

Одноклассники разбежались кто куда, и я осталась в одиночестве, к которому совсем не привыкла и в котором мне было неуютно.

У моих друзей сегодня были другие планы: у всех уже появилась пара, и было бы глупо провести такой прекрасный день, влюбленно не нежась друг с другом на солнышке. Две девочки, с которыми я дружила, были на два года старше меня. Мы познакомились еще в детстве, на кружке по бальным танцам.

Жара совсем сепарировала меня от мира и погрузила в размышления. Я ела свой шоколадный пломбир, который уже начал таять и думала, чем займусь, когда приду домой.

Я недавно начала развивать свою страничку в инсте, поэтому в планах на сегодня было выложить подборку уходовой косметики в историю и заснять красивое видео, где я в эстетичной обстановке буду читать книгу. Иногда это на самом деле начинало внушать мне, будто я чего-то стою, живу жизнь не зря, интересно и разнообразно, не тратя времени впустую. Что я кому-то, пусть и невидимому, существующему по ту сторону экрана, нужна.

А иногда, в дни отсутствия продуктивности, это меня убивало.

Сейчас проблем с продуктивностью не было, оценки за год были замечательные, и я уже заранее предвкушала, что у папы будет повод похвалить меня. Оценки всегда были для него важны и показательны, но меня это не обижало.

Мне, если быть совсем уж честной, не хватало внимания родителей, зато я приучилась развлекать себя сама, была самостоятельной и ответственной с раннего возраста.

Во всем есть свои плюсы.

В прошлые выходные папа обещал, что мы на каникулах сходим в новый парк развлечений на аттракционы всей семьей. Втроем. Я предвкушала это событие как праздник, потому что очень любила проводить время вместе с родителями. У меня даже уже сложилась мечта об идеальной жизни в будущем: я пеку кексы, кухонные занавески моего большого уютного дома мирно развеваются на летнем ветерке, все хорошо, мирно и прекрасно. Я представляла будущее только в таких оттенках – света и радости.

Я всегда любила детей и до сих пор не теряю надежду на то, что у родителей будет еще ребенок. Я бы стала ему лучшей сестрой.

Квартира встретила меня приятной прохладой кондиционера. Я пришла несколько раньше, чем это получалось обычно, и услышала шорох в родительской спальне.

Как только я уже было собралась тихонько уйти и не мешать, как из комнаты вышел папа с небольшим чемоданом и направился к двери прямо мимо меня, как будто меня там и не было.

– Папа, ты куда? – я схватила его за рукав пиджака, беспомощно скрючив пальцы. – Командировка? А как же парк?.. Ты успеешь вернуться?

Он очень странно на меня посмотрел. Взгляд был долгим и тяжелым, видно было, что он хочет что-то мне сказать.

Чувства во мне настолько смешались, что я неуверенно улыбнулась ему.

Папа посмотрел на мои, как у птицы, скрючившиеся на его пиджаке, беспомощные пальцы, перевел взгляд куда–то мимо меня и резко вырвал руку.

Просто вырвал руку и, как будто от этого зависела его жизнь, так быстро растворился за дверью, словно его тут никогда и не было.

Поругались они с мамой, что ли? Но причем здесь я?

Где-то над желудком засела липкая, вязкая тревога.

Я тут же позвонила маме, но ее телефон зазвонил в спальне. Я специально держала до последнего гудка, но ничего так и не произошло.

Медленно переставляя тяжелые ноги, я вошла в комнату родителей. Мама сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой. Веки ее сильно опухли, а на щеках еще видны были слезы.

– Мама?.. – позвала я, но голоса не было, вырвалось только слабое неясное мычание, как бритвой прошедшееся прямо внутри моего горла.

Серое измученное существо никак не отреагировало.

***

Он ушел. Просто собрал самое необходимое и ушел. Мама знала причины, но не говорила мне.

Она говорит, мол, я не при чем.

Две недели уже толком не ем. Просто не могу себя заставить.

Теперь все, чем я занимаюсь, звонки. По сто раз на день, без преувеличения, звоню папе. Шлю смс, закидываю сообщениями во всевозможных мессенджерах.

А он ушел. Он исчез, как будто умер.

Наверное, если бы он умер, не было бы так больно надеяться, что в этот раз он ответит на звонок.

Я и плакала, и злилась, и ненавидела его.

И даже думала, что смерть понятнее, чем отречение.

Я хотела умереть и больше ничего.

Никогда.

Глава 7

Люди не умеют любить

Утром я проснулась с ощущением долгого тяжелого сна, из которого медленно выползаешь, не отдавая себе отчета о том, кто ты вообще.

Все казалось сном. Даже переезд.

Вообще, я уже пять лет живу, как во сне, практически не ощущая ни пространства, ни времени вокруг себя. Иногда под черепом неприятно щекочет, как будто в моем мозгу поселилось безумие, которое возможно физически нащупать.

К счастью, я проснулась минут за двадцать до будильника. Так всегда легче, когда тебя не вырывает из сна, как нервы из позвоночника.

Даже как будто и выспалась.

В комнате было темно и холодно: я забыла закрыть на ночь окно. Укутавшись в одеяло, я тяжело поднялась, почувствовав, будто внутри моего тела все кружится, особенно в горле, слабость такая… закрыла окно.

Слышно было, что мама в душе. Выходить и преждевременно давать знать, что я уже бодрствую, не хотелось.

– Кассий? – зачем-то позвала я.

Не знаю, на что я надеялась и чего ожидала, но меня очень сильно напугала мрачная тяжелая энергия, которой через мгновение наполнилась моя комната.

– Мы поговорим, когда твоя мать уйдет. Она мне не нравится, – складывалось впечатление, что утробный тихий голос исходил прямо из-под моей кровати.

Зазвонил мой будильник, и я вышла из комнаты, стараясь делать вид, что все хорошо, что у меня прекрасное настроение и отношения у нас с мамой, будто бы в самых смелых мечтах.

Мама вышла из душа и молча подошла ко мне, чтобы обнять. Казалось бы, милый жест, от которого можно тут же оттаять, но все во мне невыносимо напряглось, меня накрыло волной отвращения.

Я вяло приобняла маму за плечи в ответ.

– Что будешь на завтрак, Евка? – совесть явно ее мучила.

– Мне все равно, я еще не голодна, но от кофе бы не отказалась.

Я видела, как на долю секунды она поджала губы и как между бровей появился излом – ей не нравилось, что я пью кофе и не нравилось, что я не назвала ее «мамочкой».

– Хорошо, доченька, – и, к моему облегчению, мама ушла на кухню, откуда через некоторое время донеслось неумелое пение и шум электрочайника.

Я неторопливо умылась, застелила кровать и только потом пришла на кухню, где меня ждала гречневая каша и кофе без молока. Неприятно кольнуло в желудке: я такое не люблю.

– Приятного тебе, я полетела, – сказала мама, как только увидела, что я начала есть.

Как-то она в последнее время рано выходит.

Не успела за ней хлопнуть дверь, как Кассий уже был здесь. Он снова был мрачной тенью, из глубины которой, еще в большем, устрашающем своим величием, объеме, светила чернота.

Я все еще не представляла, что с этим делать и считать ли себя сумасшедшей.

Мне стало страшно.

Я выплюнула кашу в тарелку и, нахмурившись, пошла к раковине, чтобы ее помыть. Кассий наблюдал.

– Ты такая слабая, что я начинаю терять надежду все исправить.

– Заткнись, – буркнула я, а у самой выступили слезы. – Будь я слабой – тебя бы тут никогда не было, потому что мои кости уже бы гнили в могиле.

– Ты не представляешь, насколько ты права, но, чтобы умереть, нужно мужество. На той стороне нет ничего хорошего.

Кассий постепенно заполнял собой все вокруг.

– А что там? На том свете? – я заставила себя посмотреть на чудовище.

– Пустота, – тяжело проскрипел тот.

– Разве это страшно? – не поняла я, и уже с любопытством переспросила, улыбнувшись, скорее нервно, чем радостно.

Я ежедневно ощущала пустоту внутри себя, но мне казалось, что она ужасна только существуя внутри чего–то.