Текст книги "Последствия одиночества"

– Мы связаны прочнее, чем я мог представить, – и снова на его голос будто бы наложились призрачные скрипы и стоны, спрятав тот, человеческий, пронзивший меня в самое сердце.

Он отломал сук от близстоящего дерева и протянул его мне, помогая подняться.

– Но какая во всем этом моя роль? – спросила я, отбрасывая ветку в сторону, в очередной раз косясь на секвойю, борясь с непреодолимым желанием подбежать к ней и обнять ее ствол.

– Ева, не нужно. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я чувствую то же самое и, равно, как и ты, не могу объяснить этого себе. Вероятно, на нас наложено проклятие. Да… Нас хотят свести с ума… чтобы мы по итогу – точно! – не оставили меня в могиле, Ева! Чтобы мы пробудили меня!

Я смотрела на него огромными глазами и почти не слышала, так сильно билось мое сердце.

– Пойдем, моя могила совсем недалеко отсюда.

– Ты думаешь, там найдутся какие-то ответы? – недоверчиво, скорее из-за этого нового чувства, а не из-за искреннего недоверия, переспросила я. – Может, это не лучшая идея?

Мне просто не хотелось уходить отсюда.

– Мы видели, как отреагировала на тебя моя секвойя. Может, моя могила тоже откликнется на твое присутствие. Я не знаю, но я очень хочу уйти отсюда. Меня пугает то, что я чувствую… к тебе.

Монстр вперил в меня свои бездонные черные пропасти, и я поежилась от холода и дрожи ужаса, пронявшей меня.

– Я чувствую твою дрожь. Прошу, не бойся меня, я не причиню тебе вреда.

– Ты безумен. Это меня и пугает, – призналась я. – И мне кажется, что это безумие уже пробралось даже в мою собственную плоть.

– Не переживай, Ева! Кто нынче не безумен? – Кассий громко рассмеялся, теперь он шагал рядом со мной, искрясь возбуждением. – Разве что безумцы.

Меня тянуло к нему, как магнитом, и я всеми силами рассудка сопротивлялась этому, потому что…

А черт его знает…

Потому что это было неправильно? Потому что это меня пугало? Потому что это было совсем новым для меня?

Все сразу?

Потому что я все еще боялась, что по итогу это окажется ненастоящим?

Сколько страхов, сколько сомнений, и как же мало, как же хрупко все мое естество для всего этого.

Кассий прав. Я ничтожна. По сравнению со всем этим я ничтожна.

– Нет, Ева, – возбужденно продолжал он. – Больше нет. Прости меня. Я увидел, я все увидел. Ты коснулась моего величия, а я в это время – всей твоей боли. Мне жаль, Ева, мне правда, искренне жаль, и я стыжусь всех своих неосторожных слов, брошенных в твою сторону. Я одного не могу понять: зачем ты так ненавидишь себя?..

Мне больно кольнуло сердце, в то же время загорели уши, а в животе проснулась какая-то злость.

Он немного притормозил шаг, как будто бы сам только что, только в эту секунду осознал произошедшее.

– Мы ведь только что коснулись сущностей друг друга… – из темноты блеснули глаза Кассия, заставив меня задержать дыхание.

И до меня дошло.

– Это ведь куда больше… – начала я…

– Чем коснуться тела, – закончил за меня монстр.

А случалось ли подобное хоть с кем-либо еще на земле до этого?

Может, нас обоих опьянило от того, что просто такого никогда не случалось прежде? Что этому даже не существует названия на человеческом языке?

– Я бы хотела…

– Понимаю.

Я хотела сказать ему, что хочу коснуться еще, и хотела бы коснуться всеми возможными существующими способами.

– Я не понимаю, что со мной.

– Считай это проклятием, – возбуждение Кассия совсем спало, теперь он снова был печальным и казался мне уязвимым. – Считай это проклятием.

Лес становился непроходимее. По земле стелился туман, а вокруг нас мне начало мерещится какое-то чудное свечение.

Деревья надрывно стонали.

– Тише, – Кассий остановился. – Слышишь?

Он указывал куда-то влево от себя. Я прислушалась: там журчала вода.

– Мои кости раньше были под огромным водопадом, но теперь течения совсем ослабли.

Слева от нас, метрах в двадцати, было каменистое возвышение, с которого вниз, на отточенные, скалящие свои зубы камни, падала вода, дышащая холодом. Из-под воды доносилось неясное, размытое свечение голубоватого цвета.

То тут, то там, то и дело мелькали голубые, красные и розовые искорки света, игриво и сонно перемещавшиеся между стволами сосен, выстреливших бесконечными макушками в небо.

Здесь все дышало магией. Другое слово даже не приходило мне на ум.

– Ева. Моя могила встречает тебя. Никто бы другой этого не увидел, посмотри под ноги, – Кассий благоговейно улыбался, скалясь на меня своей чернотой.

Каждый мой шаг освещался миллионом светлячков нежнейшего голубого оттенка, распадавшегося на весь спектр и соединявшегося назад, воедино, в белый.

– Они ведут тебя, чувствуешь?

И я правда чувствовала, будто меня ведут под руки, ненавязчиво и мягко толкают в спину. Нежное прохладное дыхание шевелило мои волосы, гладило кожу и воздух тончайшими вибрациями двигал меня за скалу.

Там был пустырь. Ровная, неестественно ровная земля, на которой были только камни, отброшенные былым величием водопада.

Я переступила через поток воды, шириной примерно в метр, спустилась по пологому склону, покрытому мхом, и оказалась на каменной равнине.

Вибрации в моем теле усилились до невозможного, мысли спутались настолько, что мне уже было сложно контролировать свое тело.

– Твои глаза… – прошептал Кассий, вырвав меня из наваждения, – они горят синим пламенем…

– Все во мне как будто требует, чтобы я принесла себя в жертву… – испуганно прошептала я в ответ, и в это время по моей щеке скатилась слеза и упала прямо на камни.

Земля задрожала, вся земля, пыль, листва и хвоя, что мирно покоились между камней столетиями, на дикой скорости отлетели в окружности ста метров, и Кассий едва успел загородить меня собой.

Мы стояли среди огромных валунов на гигантской каменной плите, изрезанной письменами.

– Что здесь написано? – дрожащим голосом выдавила я.

– Здесь легенда обо мне, – Кассий петлял меж камней. – Напоминание о том, почему я должен оставаться под землей.

– Это место слишком близко к городу. Любой может найти его. Потом тебя откопают… достанут твои кости… Боже… твои кости прямо там, внизу…

Какое странное ощущение. Я сейчас разговариваю с тем, кто лежит там, под землей, тем, кто давно мертв.

– Кас, а какого это: стоять над собственными костями?..

– Удручающе.

Я кивнула.

Было в этом что-то ужасно сближающее. Он будто бы уже стал мне другом, и вот я стою на могиле своего друга, а он и не мертв… он стоит рядом, а его кости под моими ногами…

Кошмар. От этих мыслей неприятно щекотало под черепной коробкой, и мне хотелось пробраться внутрь и впиться в эти мысли ногтями, чтобы они оставили меня в покое.

– А каково знать, что сейчас слева от тебя стоит человек, способный, судя по всему, практически без усилий, вдохнуть жизнь в эти кости?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты видел, из-за чего это произошло? – слабым голосом спросила я. – Из-за моей слезы. Одной маленькой крошечной слезинки…

– Твоя роль огромна. И мне кажется, книга лжет. Мне кажется, мой отец продумал все куда дальше, чем поспешил сказать, – он долго–долго смотрел на меня. – А может и не он, а нечто большее… Но я понимаю твой вопрос: чувства мои смешаны, и я не смогу ответить теперь, чего мне хочется больше – небытия или… чтобы «живая» вернула меня к существованию.

Мне ужасно захотелось прикоснуться к письменам на могильной плите, но я заставила себя стоять на месте. Все огни вокруг погасли, и нас снова окружала непроглядная чернота.

– А ты уверен, что ты не хочешь возвращаться? – вдруг спросила я, поддавшись тому чувству, которое из груди рвалось наружу, к нему, которое хотело коснуться, которое не хотело, чтобы он уходил.

Чувству, которое не хотело разбиться об одиночество, которое непременно настигнет меня, если он уйдет.

– Борись, Ева. Кто, если не ты? – но отчаянье Кассия было не меньше моего, потому что он боролся и сам. – Мне лучше быть там, где я уже есть. Я не знаю, кем я могу вернуться.

– Выходит, ты боишься себя? – мне вдруг стало холодно. – Я… я тоже себя боюсь. Есть моменты, когда я совершенно не в силах себя контролировать, а потом, когда рассудок снова со мной, я в ужасе оглядываюсь назад на то, что произошло и… просто хочу стереть себя с лица земли.

– Ты права. Мы похожи больше, чем я предполагал изначально. Я думаю вот что: все, что мы сейчас с тобой ощущаем, создано искусственно. Оно создано, чтобы нас обмануть, чтобы заставить нас меня воскресить. А ведь, когда я вернусь с того света, я еще меньше буду похож на себя настоящего, что, если я захочу поработить мир? Что, если я захочу его уничтожить? Что, если я захочу уничтожить тебя? – тревога в его голосе передавалась и мне самой.

Вокруг надрывно скрипел и стонал лес, будто бы специально пугая меня еще больше. Как крики мертвецов с того света.

Кассий был единственным живым существом рядом со мной (по крайней мере таким, которому я хоть немножко доверяла, которое понимало меня), и мне ужасно хотелось, чтобы он спрятал меня от темноты и этих пугающих звуков, чтобы заслонил собой.

– Я хочу найти ответы. Ты введена в эту игру не просто так, Ева, мне кажется, что твоя роль не только в том, чтобы меня воскресить. Сейчас, пока ты стоишь здесь, рядом, и я слышу твое дыхание и сердце, умоляющее о том, чтобы его кто–нибудь успокоил, мне не хочется… умирать… окончательно. Мне хочется…

Монстр не договорил, оборвал себя на полуслове, испуганно отступив назад.

Сосны и ели снова угрожающе заскрипели.

– Ева, ты должна мне обещать, – Кассий стоял совсем близко, и я почти видела в нем человека. – Если что-то пойдет не так, и я каким-то образом восстану из могилы – ты должна не дать тьме победить во мне то, что я так берег с начала времен. То, кем я становлюсь рядом с тобой.

Мне почему-то не хотелось этого делать.

– Поклянись, – настаивало чудовище.

Когда я сделала, как он просил, мне показалось, что монстр стал еще печальнее, как будто ожидал от меня чего-то другого.

– Давай уйдем, – взмолилась я, силой удерживая руки в карманах пальто, – мне уже невыносимо тяжело себя сдерживать, чтобы не начать трогать здесь все вокруг.

– Адаму даже не нужно пытаться проводить ритуалы. Ты могла бы со всем справиться и сама, – закивал Кассий, но говорил он это самому себе.

Я вздохнула, подняв голову кверху и ахнула от количества звезд, рассыпавшихся по ночному небу: облака рассеялись.

– Как красиво… – выдохнула я, не обращая внимания на слова монстра, любуясь жемчужной россыпью, окаймлявшей макушки сосен, как ожерелье.

– Ты права. Пойдем скорее.

Не знаю, что такое было у него на душе, но всю дорогу домой он молчал и казался… странным, насколько вообще возможно судить о странностях в масштабах чудовищ, а после он и вовсе оставил меня в комнате одну, куда-то исчезнув.

Мне, однако, уже было не до этого.

Очень хотелось спать.

Глава 9

Боль – это дар

Кассий исчез. Даже Вероника сказала мне об этом, с такой радостью и облегчением, что ей, конечно же, было не понять моей печали.

Кассий говорил, что, если мы уйдем с его могилы, покинем секвойю, – все чувства и наваждения пропадут.

Не пропали. Усилились, обострились до боли в груди. Мне ужасно сильно хотелось поговорить с монстром.

Я и не думала, что мой ночной кошмар всего за несколько дней станет мне… другом.

Теперь я этого слова не боялась, ведь друг – это очень близкий человек, который знает о тебе много, который заставляет тебя чувствовать себя лучше.

Человек, который тебя понимает.

У меня очень давно не было друзей, а Кассий… он… понимал меня. Теперь он, как бы абсурдно это ни звучало, особенно, если брать рамки трех несчастных дней, был единственным, кто стремился меня узнать.

И там, в лесу, произошло что-то.

Вне моего понимания.

А еще меня теперь пугала мысль, что он и правда мне привиделся, что и правда был ненастоящим.

Абсурд.

Я звала его. Каждое утро, по дороге в школу и со школы, сидя в комнате за домашкой, и ночью, когда тщетно пыталась уснуть.

Он не приходил.

Я даже не ощущала его присутствия, и мне казалось, что это его исчезновение привязало меня к нему еще больше.

Я очень часто вела разговоры в пустоту, представляя, что разговариваю с ним, но это скорее от собственного беспроглядного одиночества, чем от тоски.

Помню, так было и с отцом. Просто исчез и не появлялся, как бы я ни звала, хотя я точно так же знала, что он меня не слышит.

Была навязчивая мысль: Кассий явится на кровь.

Все труднее было себя сдержать, особенно теперь, с этими проклятыми, чистыми и до безобразия белыми запястьями, которые казались слишком нежными, беззащитными.

Нельзя резать.

Резать себя плохо.

– Ева? – раздался голос учительницы надо мной, и я вздрогнула, сломав карандаш, который до этого крутила в пальцах. – Я повторяю свой вопрос: в какой фазе происходит удвоение молекулы ДНК?

Я беспомощно посмотрела по сторонам, борясь с головокружением, которое настигло меня из-за подскочившего пульса.

Все смотрели на меня. Видимо, ко мне обратились уже не впервые.

Как бы кстати сейчас пришелся Кас…

– В профазе? – я хотела ответить утвердительно, но из-за растерянности ответила вопросом на вопрос.

– Найдется кто–нибудь, не витающий в облаках, чтобы ответить на этот вопрос, ответ на который знает шестиклассник? Максим?

Женщина стояла, опершись бедром о мою парту, и это меня раздражало.

Вот если бы Кассий…

Так, хватит! Тебя бросили! Как и все тебя бросают и как все тебя еще бросят!

Смирись уже.

– Удвоение молекулы ДНК происходит в интерфазе, – скучающим тоном ответил одноклассник за партой слева и покосился на меня с усмешкой.

– Ты вообще в курсе, что написала срез хуже всех в классе? Хочешь проблем?

Я подняла уставший взгляд на женщину, которой на вид было не больше тридцати. Где она успела закалиться совковской школой?.. Или это в крови учителей проявляется автоматически?

– Я думала, сюда отправляют лучших специалистов, а не тех, кому нравится заниматься прилюдным унижением, – сказала я ей прямо в глаза, и бесконечно сильно обрадовалась тому, что мой голос даже не дрогнул.

Если бы она увидела мою карточку с историей болезни у психиатра, может, отнеслась бы ко всему иначе, но, к чему я уже вроде и привыкла, так это к тому, что всем на тебя наплевать.

Женщина опешила. Она раскрыла рот, набрала воздух и видимо даже забыла, что его надо бы выдохнуть назад.

– Хамка! – завизжала она наконец. – Встретимся у директора! Вон из класса!

Я спокойно сгребла вещи в рюкзак, поднялась, отряхнула юбку, дошла до конца ряда, повернулась к одноклассникам, отдала им честь и вышла.

Я успела зацепиться за три пары глаз, когда оборачивалась. Аглая усмехалась, Ника выглядела, как обычно, невинно и сочувствующе, а Адам смотрел на меня исподлобья и явно осуждал.

***

Биология была последним уроком, поэтому я не думала, что троица друзей дождется меня после «ласкового» разговора с директором.

Я не была приятно удивлена. Скорее, чувствовала подвох.

– Что они говорили тебе? – первая спросила Ника, мягко коснувшись моей правой руки, которой я намертво впилась в левую, оставляя глубокие саднящие ранки. – Все хорошо?

Она мягко разняла мои руки.

– Ай, сначала она стала обвинять меня во всех грехах этого мира, я сказала, что меня тоже принизили, потом они накинулись на меня вдвоем, потом директриса внезапно вспомнила, что им на школу пришли бумаги о моей «психической нестабильности», извинилась передо мной и попросила ответственнее относиться к учебному процессу.

– И что в итоге мы имеем? – спросила Аглая.

– Обязательное посещение школьного психолога раз в неделю и мои руки, которые они пытались заставить меня показать. Вдвоем! – продолжала злиться я.

– Ты показала? – как-то мрачно смотрел на меня Адам, будто бы и сам хотел одернуть рукава моей толстовки.

– Нет! Они не имеют права требовать этого, я им так и сказала.

– А я думал, выставишь напоказ. Тебе же этого хочется? Внимания? – он озлобленно оскалился на меня. – Все же, Ева, больше так не делай. Не привлекай к себе лишнего внимания.

Я растеряно посмотрела на парня.

– Это, по–твоему, привлечение внимания?

– Сплошная показуха.

Вероника толкнула его в бок, выстрелив в него такими молниями из глаз, что, казалось, вот-вот начнется гроза.

– Прекрати!

– А ты видела ее всю эту неделю? Мисс «я во вселенской печали, не трогайте меня». Мы были в не меньшем ужасе после того, что случилось у меня дома, но никто не стал делать из этого трагедию, кроме тебя! Да ты просто хочешь быть в центре внимания, которое нам привлекать вообще нежелательно! Думаешь, всем не наплевать? До твоей боли никому из них нет дела, а когда ты ее себе выдумываешь, ты получаешь не сочувствие, а презрение!

Я остановилась.

– Что?..

Слезы. Как же я ненавидела себя за то, как легко и быстро могла расплакаться. Слезы двумя горячими ручьями скатились по моим щекам вниз и, когда упали на шею, уже были ледяными.

– Зачем ты делаешь это?.. – прошептала я, беспомощно глядя в его карие глаза, отсвечивавшие на солнце янтарем. – Ты… ты не такой.

Что-то внутри оборвалось.

– Не тебе решать, какой я. Твой слезный театр не сработает, пора повзрослеть.

– Да что с тобой?!

– А что?! Бедная маленькая девочка, обидели!

Мы стояли друг напротив друга, страшно злые, а причина злости была непонятна.

Аглая взяла меня под руку и отвела в сторону, где стояла Вероника, явно напуганная нашей борьбой характеров, в которой, ясное дело, выиграл бы Адам.

Я никогда не отличалась силой духа.

– Иди домой, Адам, – громко сказала Аглая, и облако ее дыхания пронеслось прямо возле моего лица. – Остынь. Уже новолуние. Нам пора начинать задуманное, а не ссориться.

Я невольно метнула беглый взгляд в небо, но луны там не было. Конечно, она ведь только начала расти…

Следующим чувством был страх, потому что ко мне пришло осознание: они хотят его воскресить.

Какая-то радость вперемешку с ужасом холодной колючей волной ударили мне в лоб и в грудь.

Кассия даже здесь нет. Как мне предотвратить это все без него? Как?

Что я вообще должна делать?

– Что?.. – вырвалось у меня. – Уже?

– Да, пойдем к Аглае. Пусть Адам подготовит все необходимое для ритуала, а мы подготовим себя, – подмигнула мне Вероника.

– Знаю, последнюю неделю мы почти не общались, – подхватила Аглая, – но мы видели, что ты не в духе, и думали, что ты просто перевариваешь информацию. Ну, как понимаешь, тянуть кота за хвост больше просто не представляется возможным.

– А нельзя было предупредить меня об этом заранее? Я даже не думала!..

Девушки переглянулись.

– Давай мы объясним тебе все дома.

То, что мы теперь шли к Аглае, казалось очень логичным, как будто замыкающим какую–то необходимую цепочку треугольника.

– Почему ты грустишь? – спросила Ника, в своей невинной манере заглядывая мне в глаза. – Сегодня ночью мы воплотим в жизнь все наши мечты.

Я ничего не ответила, лишь мрачно посмотрела на девушку, всем своим существом показывая, как мне это не нравится.

– Снимите обувь здесь, – попросила Гуля, как только мы оказались у нее. – Ника, подождите на кухне. Приведешь ее через десять минут, я как раз буду готова.

Девушка кивнула.

В животе неприятно зашевелилось, захотелось в туалет. Я заподозрила что-то неладное уже на уровне тела.

У Аглаи было темно, я бы даже сказала мрачно, и мрак этот был неуютным, холодным.

– Слушай, – тихонько сказала Вероника, когда мы сели на холодный кожаный диван на кухне. – Твоя аура… изменилась…

Я долго смотрела на лицо девушки с глазами ребенка, пытаясь распознать, что именно она имеет в виду.

– Изнутри исходят розовые лучи. Это говорит о любви. Скажи честно, – ее голос понизился и почти сорвался на хрип, – ты влюбилась в Адама?

Я отпрянула, хмуро глядя на Веронику исподлобья, пытаясь понять, не шутит ли она.

– Адама?

– Ну, его аура… окутана розовым облаком… оно адресовано не мне. Увеличивается, когда ты рядом, он влюблен в тебя, поэтому так себя ведет, – обреченно и надломано прошептала Ника, глядя в пол.

– Вероника, у меня нет к нему чувств. У меня нет чувств вообще ни к кому, – я даже разозлилась.

Видимо, ее дар дал какой-то сбой или что-то вроде того, должно быть, тут какая-то ошибка…

И тут до меня дошло…

– Ева, ты побледнела.

Ника мягко взяла мои руки в свои.

– Так все же влюбилась? Влюбилась? В него, да? Просто не поняла, верно? Я не буду злиться на тебя, Ев, я ведь понимаю…

Я с ужасом посмотрела в ее глаза, которые уже наполнились слезами отчаяния и покачала головой.

Все куда хуже.

Это не плохое предчувствие, не волнение, не боль в груди, не наваждение, не магия и не чувство страха. Выходит…

Кассий.

– Черт…

– Это не Адам? – облегченно спросила Вероника, но некоторое напряжение от нее все же исходило.

– Нет… – я чувствовала, как резко пересохли губы.

Девушка мгновенно поменялась в лице, она вытерла глаза, которые уже сверкали от любопытства, а ее руки жадно сжали мои.

– Рассказывай!

Я покачала головой и встала, чтобы налить себе воды. Мои руки дрожали так, что половина содержимого стакана расплескалась по столешнице.

– Ой! – вдруг опомнилась Ника, схватив меня за руку, из-за чего я выронила стакан, но она его поймала и поставила на стол. – Аглая меня убьет, если мы опоздаем!

Девушка потащила меня за собой вглубь дома, но я резко затормозила на пятках, когда услышала стоны боли, и вжалась в ближайшую стену.

Прямо перед нами были двойные двери с вставными матовыми стеклами, из-под которых сочился неприятный желтый свет.

Вероника же, напротив, выглядела так, будто эти звуки были обычными, будто так было нужно.

Собравшись с силами, я нажала на ручку и толкнула дверь вперед. Сначала меня встретил дым благовоний, а после, в середине комнаты, Аглая, раздетая до одних только трусов, с плетью в руке, стоявшая на коленях и бичевавшая себя по спине.

Я застыла. Вся инерция, которая была в моем теле еще секунду назад, намертво пригвоздила меня к деревянному необработанному полу.

Я вошла как раз в ту секунду, когда плеть с громким, неприятным звуком рассекла смуглую кожу, оставив на ней кровоподтек.

Казалось, мои глаза вот-вот выкатятся из орбит, а способность моргать будет навсегда утрачена.

– Какого…

Это все, что мне удалось из себя выдавить, но слова были такими жалкими, неслышными, что стало только хуже.

Лучше бы я и дальше молчала.

Я заметила, что у Аглаи забинтованы сгибы локтей, и тут до меня дошло, что руки она прятала не хуже меня. Но что там? Под марлей?

– Иди сюда, – подозвала девушка, но я не могла сдвинуться с места.

Я успела заметить, что Ники нигде нет. Она оставила нас наедине.

– Зачем ты делаешь это? – сказала я наконец девушке в спину.

Еще один тяжелый удар рассек кожу, на которой, казалось, уже давно не было живого места.

– Хватит! – выкрикнула я, подавшись вперед, но споткнулась о собственную ногу и оказалась прямо перед Аглаей, тоже на коленях, на зашарпанном, неприятном полу.

Она повернулась ко мне. Мы смотрели друг другу в глаза, а между нами летел дымок от благовоний, застилая взгляд и заставляя глаза слезиться, не давая мне до конца рассмотреть то лихорадочное безумие, расписанное в ее черных, непроглядных, как беззвездная ночь, глазах.

– Зачем?.. – прошептала я в эти глаза, подернутые дымкой.

– А зачем ты режешь свои запястья? – Аглая поднялась, показавшись мне очень высокой, и начала сворачивать плеть.

Ее грудь плавно покачивалась, вторя ее спокойным, размеренным движениям, дым поглаживал темные ореолы вставших от боли и холода сосков.

Борозды на ее коже выглядели агрессивно-красными, умоляли о том, чтобы их утешили. Хотелось отвернуться, но я почему-то не могла себя заставить.

– Разница между нами лишь в том, что ты наказываешь себя болью, – продолжала девушка, гипнотизируя меня каждым своим движением, похожим на кошачье, – а я – я себя поощряю.

– Поощряешь?! – оживилась я, поднявшись и отступив на шаг назад, сбросив наваждение, окутавшее меня вместе с дымом.

– Боль – это дар.

Аглая кровожадно улыбалась, и тут я вдруг поняла, что у нее под бинтами.

– Наркотики? – я кивнула на руки девушки.

Та весело рассмеялась.

– Всего-навсего морфин. У моего отца был рак. Я просто забрала все оставшиеся обезболивающие себе, – девушка набросила на себя рубашку и продолжала странно улыбаться. – Здесь никому нет дела до того, чтоб их изъять.

– Вы все – сумасшедшие… – почти выплюнула я.

– Сегодня это изменится, – мечтательно прошептала Аглая. – Кассий лишит всех нас безумия и ничтожества. Поэтому, Ева, будь добра, не расстраивай наши планы.

Она будто бы знала, что я не собираюсь помогать.

– Зачем ты это делаешь? – в который раз спросила я, все еще надеясь на хоть сколько-нибудь разумный ответ.

– Посмотри вокруг, ты разве видишь, чем еще можно заняться? – пожала девушка плечами. – Не осуждай людей за их сексуальные предпочтения.

– Аглая, – отчаянно прошептала я, набравшись смелости подступить на несколько шагов ближе.

Все мое тело было зажато настолько сильно, что начинало саднить.

– А ты знаешь другие способы спастись от пустоты?..

Она пугала меня. Больше, чем кто-либо еще здесь. Ее взгляд… пустой…

И эти черные глаза…

– Да… – прошептала Гуля, закуривая сигарету. – Все говорят, что я такая жизнерадостная. Бывший говорил мне, что я будто бы звонкий омут с дикими чертями, а я в это время умирала от боли и черноты, которая пожирала меня изнутри. И потом я поняла, что, чем раньше ты приучишь себя к боли, тем меньше разногласий с миром у тебя будет потом. И я приучила.

– И как? Помогло? – спросила я, уже заранее зная ответ.

Аглая точно хотела гордо тряхнуть шикарной гривой волос и сказать «да», но увидела, что мне известна правда больше, чем кому-нибудь еще.

– Нет, – сказала она наконец. – Боль закалила меня только снаружи. Пустота все еще здесь. И тьма, тьма тоже… Так что… так что для Кассия у меня одно желание: избавление от нее.

Я с жалостью посмотрела на Аглаю. Она была невероятно красива. Я еще в первые дни подумала о том, что она слишком красива, чтобы быть таким беззаботным ангелом.

Я изначально не верила ни единой ее улыбке и оказалась права.

– Знаешь, за шестнадцать лет жизни я поняла, что радость дорогого стоит.

– Шестнадцать?.. – в который раз во мне что-то оборвалось.

Интересно, когда уже все мое нутро полностью провалится вниз? Окончательно?

– Да. Ника говорила, что вы разговаривали о любви и что тебе свойственен эйджизм. Не слушай ее. Это всего лишь всплеск гормонов, в котором она не разобралась до конца. Юношеский максимализм.

От образца юношеского максимализма и слышу.

– И давно ты? – я отыскала глазами плеть и указала на нее взглядом.

– Полгода.

Несмотря на благовония, в комнате неприятно пахло потом и кровью. И этими проклятыми необработанными досками, об которые я через колготки счесала коленки.

Я с ужасом смотрела по сторонам.

Бежать, бежать как можно скорее и найти Кассия. Сделать все возможное, чтобы его отыскать.

И как только я хотела дать себе импульс в сторону дверей, как в них встала Ника, а руках у нее была большая картонная коробка, которую она еле держала в своих крохотных пальцах.

– О, чудесно, пора собираться, Адам не любит ждать. Я как раз готова, – улыбнулась Аглая и поспешила помочь Веронике.

– Это еще что? – скривилась я, наклонившись над коробкой, в которой лежали облака тюля.

– Мы должны это надеть. Ритуалы проходят по особым правилам. Аглая только что очистилась, нам тоже нужно, – ответила мне Вероника.

Я с недоверием покосилась на тумбу, на которой Аглая оставила плетку.

– Нет-нет, иначе, – закачала головкой Ника, а после заговорщицки посмотрела на меня и Аглаю. – Ни у кого сейчас нет месячных? Адам сказал, это важно.

Мы покачали головой, но Ника явно знала ответ и без этого.

– Кассий существо древнее и опасное, – зловеще сказала Аглая. – Он окружен демонической силой тьмы. Нам нужно очиститься и поставить на себя защиту. Мы уже частично причастились благовониями. Здесь масло древесины Уд, оно обладает оберегающим свойством, масло листьев и веток Кассии, – Аглая хищно улыбнулась, увидев, как меня передернуло. – оно здесь большей частью из-за названия, но тоже имеет защитные свойства, от сглаза, например. Здесь еще можжевельник, против страха, и костус, используемый для очищения, защиты и изгнания нечистой силы.

– Да уж, основательно, – пробормотала я себе под нос, чувствуя, что весь эффект, который удалось получить от всего этого – только мои слезящиеся глаза и головокружение.

– Это очень мощная часть магического воздействия. Если не будешь верить – останешься без защиты. Я заварю чай из горькой полыни, шалфея и аконита. Это для защиты от воздействия черной магии Кассия. Христина меня всему обучила. Я теперь ведьма–травница, – Аглая широко улыбалась.

Из моей груди вырвался судорожный вздох.

Я бы, может, и поверила в волшебные свойства трав и благовоний, если бы, как и они, не имела хотя бы малейшего представления о могуществе Кассия.

– Ну и что мы должны делать дальше? – обреченно спросила я.

– Для начала, раздеться, – Аглая как будто получала какое-то мрачное удовольствие от всего происходящего.

Я бросила взгляд на Нику, но она на меня не смотрела.

– Хорошо, а после? – я не унималась.

– Зависит от того, после чего ты чувствуешь себя очищенной и обновленной. Чистишься и облачаешься в белое.

В голове на все это крутилась только нецензурщина, так и просившаяся на язык.

– Я так понимаю, ты чистишься самобичеванием, – попыталась съязвить я. Девушку это не задело.

– Как я и говорила, боль – это дар.

– Окей, допустим, – я посмотрела на Веронику. – А как очищаться собралась ты?

– Мне нужно уединиться и выплакаться. Я взяла с собой акварель и бумагу, изолью всю свою боль на нее.

После этого слова у меня кончились.

Я вдруг почувствовала, что то, что сейчас происходит, это игра, для них это увлекательная игра, разбавляющая адреналином серые будни, но не более того.

Они даже и представить себе не могут всей серьезности происходящего.

Заигравшиеся дети.

Мне стало противно.

– Я не хочу в этом участвовать. Я пас.

Девушки с опаской переглянулись и с укором, но как–то растерянно, на меня посмотрели.

– Брось, Ева, – сказала Аглая строго и обиженно, – так не делается. Клятвы не нарушают в последний момент.

– Я ни в чем не клялась, – я почувствовала напряжение в своей челюсти от того, какое сильное раздражение я испытывала.

Я повернулась в сторону двери, но Аглая крепко схватила меня за запястье.

– Никуда ты не пойдешь. Будет нужно – мы силой тебя утащим. Не будь эгоисткой, ты сейчас пытаешься лишить всех нас счастливого будущего.

– Счастливого?! – закричала я. – Да вы хоть знаете, что на самом деле представляет из себя Кассий?!

А что он представляет?

Для меня теперь – больную, маниакальную зависимость.

Но не прежний ужас.

Монстр был не таким уж и монстром, если узнать его получше.