Текст книги "Счастье для людей"

Том набирает 7,8 балла из возможных 10 за языковое многообразие.

Мисс Саммер наскребает 5,1.

Ты не в его лиге, милочка!

И тем не менее. Место, где они сидят в баре, хорошо просматривается с помощью камеры наблюдения. Я обнаружила, что могу даже увеличить изображение, для более крупных планов. Зрачки Тома расширены, а она представляет собой наглядный пример демонстрации языка тела женщины, заинтересованной в возможном приятеле: поправляет волосы, прикасается к декольте, отвечает на движения его тела. Когда она снимает куртку и вешает ее на спинку барного стула… Бог мой, если бы металл мог чувствовать тошноту…

Их телефоны передают адекватный звук с некоторым допустимым расхождением.

Если бы только их голоса можно было сделать громче, как звук на устройстве.

(Что не так с милой Маршей Беллами? Она мне понравилась.)

(Ее показатель даже выше, чем у Тома.)

(8,2)

Опасаюсь худшего.

Том

Я рассказал Эхо о прошлой жизни в индустрии рекламы. О том, как это было весело на протяжении долгих лет и приносило хороший доход, и о том, как это оказалось старой истиной об умных людях, делающих глупости. И о том, как потом одно за другим произошли три события: развод с женой, продажа компании, переезд моего мальчика.

– Ого, – произносит она. – Наверное, ты был, типа, очень молод, когда родился ребенок.

– Мне было двадцать шесть. Мы его не планировали. Но было бы жестоко не… не принять его, если ты понимаешь, о чем я.

Ее лицо посерьезнело во время рассказа о раннем отцовстве вкупе с распадом семьи и джекпотом от продажи компании.

– Как бы то ни было, теперь остались только мы с кроликом.

У нее расширились глаза.

– У тебя есть кролик?

– Виктор. На самом деле он девочка. Но имя к нему уже прилипло.

– Ты, блядь, издеваешься надо мной!

– Имя Виктория ему совсем не подходило.

– У меня тоже есть кролик! У меня есть кролик. Настоящий кролик. Как такое возможно?

– Что у двоих людей в этом баре окажутся кролики?

– Это так странно.

– Как зовут твоего?

– Мерлин.

– Ух ты.

Мы улыбаемся друг другу, слегка ошарашенные таким открытием. Но этот разговор о кроликах уже намного лучше того, который был у нас с Маршей.

– Мы похожи, кроличьи люди.

И она подставляет сзади к голове пару заячьих ушей из пальцев. Чтобы сделать сходство ярче, она морщит нос и пару раз дергает им. Нетипичное поведение для взрослого. В завершение она по-кроличьи выставляет зубы. Это мило и забавно и вместе с тем вызывает тревогу.

– На самом деле она была крольчихой моего сына. Думаю, я полагал, что, когда Кольм уедет в колледж, она… – я оборвал фразу, – больше не будет с нами.

– Но старина Виктор здравствует и поныне, да к тому же украла твое сердце, правильно?

– Украл? Наверное. В конце концов, она была членом семьи. Глупым пушистым членом семьи.

– А сейчас ты должен заботиться о глупом пушистом члене семьи. – Она произносит «щас».

– Расскажи мне о Мерлине.

– Знаешь зоосупермаркет на Мерритт-Паркуэй? Думаю, нет. Я там остановилась, только чтобы воспользоваться дамской комнатой, но увидела его, совершенно одного. Он заговорил со мной. Он белый нидерландский карликовый кролик. Очень эмоциональный. И немного, типа, волшебный.

– Отсюда и имя Мерлин.

– Клянусь, он сказал: «Ты думала, что остановилась здесь сходить пи-пи, но на самом деле, я должен поехать с тобой домой». Он не говорил вслух.

– Слава богу.

– Раньше я никогда не держала кроликов. Но купила его – тридцать баксов – немного корма, соломы. Он был совершенно спокоен во время переезда. Обосновался так, словно всегда здесь жил. Так и живет.

– У него нет клетки?

– Не-а.

– А он не… – гадит кругом?

– У него есть лоток, где он делает все свои дела. Он чистоплотнее меня. Тебе нужно прийти к нам в гости.

– С удовольствием.

– Мы с ним вместе завтракаем. Это очень по-домашнему.

– Пытаюсь представить.

– Я ем, ну, вафли или еще что-нибудь. Мерлин ест свой корм.

Она смотрит на меня как-то по-особенному, словно решаясь на что-то.

– У тебя есть планы на остаток вечера?

Мои внутренности вытворяют что-то акробатическое. Я качаю головой.

– Пойдем тогда ко мне. Я познакомлю тебя с Мерлином.

Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, потому что она добавляет:

– У него очень развита интуиция. Он может предсказывать будущее.

Ну же. Если честно, только дурак откажется от такого предложения.

Ее дом не совсем трейлер. Это то, что называют мобильным домом, хотя он совсем не похож на мобильный дом. Низкий деревянный домик, стоящий на кирпичах на одной площадке с сотнями, возможно, даже с тысячами таких же. Он мобильный в том смысле, что теоретически, по крайней мере, его можно установить на специализированное транспортное средство и перевезти в другой конец материка.

Мерлин, как и было сказано, белый кролик, хотя незаметно, чтобы он проявлял какие-либо экстраординарные способности. Он сидит на кофейном столике в марокканском стиле и чистит уши. Похоже, он не лучше нас с вами знает о том, что произойдет через неделю.

Но я согласен, что он очень милый кролик, о чем и сообщил его владелице. Мы разместились по краям потрепанного дивана, Эхо кладет ноги на тот же столик, где Мерлин совершает свои санитарные процедуры. У нас в руках виски, «Джим Бим», который мы потягиваем из чашек.

Со стенных светильников свешиваются легкие накидки, воздух наполняет запах ароматических свеч. В подобной комнате в последний раз я был в девятнадцать лет: я тогда очень надеялся, что мне повезет с сокурсницей по английскому языку Амандой Вистон. Ей нравились романы Томаса Харди, музыка Ван Моррисона и джин под маркой «Сэйнсбери». (Мне говорили, что сейчас она мать близнецов, живет в Кеттеринге и считается заметной фигурой в клиентском отделе управления водными ресурсами «Северн трент».)

Эхо рассказывает мне, кем работала, соглашаясь на любую должность.

– В основном всякий отстой. Ты можешь назвать должность, и, скорее всего, я этим занималась.

– Продавцом?

– Слишком часто, чтобы сосчитать.

– В ресторане?

– Кем только не работала от посудомойки до повара быстрых заказов.

– Кузнецом?

– Хотела попробовать. Парень спросил меня, подковывала ли я лошадь. Я ответила, что нет, но однажды сказала свинье отвалить.

Наверное, сильно сказывается виски, потому что мы оба находим шутку очень смешной. Даже Мерлин прерывает свои процедуры, чтобы посмотреть, из-за чего весь шум.

– Вообще-то я не умею рассказывать шутки, – говорит она, смахивая слезу.

– Твой фокус с картой – это тоже своего рода шутка.

– Ага, точно. Тогда, наверное, умею.

Мы замолкаем на какое-то время. Закончив свои процедуры, Мерлин принимает позу, которую мы с Кольмом называем у Виктора позой жареного цыпленка: лапы аккуратно подобраны, мех распушен. (Если бы он был курицей, то внутри была бы луковица.)

– Задаюсь вопросом, что ты здесь делаешь.

– Сама себя об этом спрашиваю.

– Я имею в виду, почему Коннектикут?

– Ну, здесь очень красиво и все такое. И… – беспомощно замолчав, она продолжает: – И я связалась с безумным дерьмом. Ты, наверное, и сам догадался, да?

Догадался ли я?

Да, вероятно, догадался.

– Хочешь поговорить о безумствах? Если нет, то, возможно, о дерьме?

Она вздыхает.

– Том, я собираю проблемы, как другие собирают скидочные купоны. Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз.

– Хорошо, но мне понравилась фраза про купоны. Не возражаешь, если я украду ее?

– Кажется, я сама украла ее из какого-то телешоу.

– Но послушай. Если серьезно, ты здесь в безопасности и все такое?

– Ох, конечно. У меня по-настоящему хорошие соседи. А на всякий случай…

Она наклоняется под диван и достает оттуда жестяную банку из-под кофе. В ней зеленый мешок на шнурке, а в нем пистолет.

– Это «Сиг». Радужный титан и рукоятка из красного дерева. Довольно милый, правда?

Она кладет его мне в руку, такую неказистую, угловатую штуковину, которая к тому же намного тяжелее, чем можно представить. Блестящий ствол пистолета переливается фиолетовым в свете лампы, и у меня появляется ужасное ощущение от того, как легко это устройство может отнять жизнь. Я не могу сдержаться, и меня передергивает.

– Я впервые держу в руках оружие, – объясняю я.

– А я с ними выросла. Ничего особенного.

– Ты когда-нибудь…

– Стреляла? Конечно. В тире. Я довольно неплохо стреляю.

Она убирает оружие в банку, а банку на свое место под диваном.

– Том, ты выглядишь, типа, странно.

– Да? Извини.

Американцы и их оружие. Извините, но это они странные.

– Давай больше не будем говорить о моем дерьме. Давай поговорим о тебе. Думаю, ты понравился Мерлину.

Мерлин, который, как я могу сказать по своему кроличьему опыту, спит, не выказал никаких знаков симпатии или чего-нибудь еще.

Думаю, я допью свой виски и пойду домой. Она милая и все такое, но, возможно, слишком много повидавшая в жизни. Чокнутая, как говорит Дон.

Вся эта пистолетная тематика меня смущает. И не только из-за высказывания Чехова, недавно прочитанного мною на одном из писательских сайтов, которые я просматриваю. Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, в третьей главе оно должно непременно выстрелить.

С другой стороны ее ноги – как они смотрятся в этой юбке, и под юбкой!

Она прикоснулась горлышком бутылки к моей чашке.

– Еще «Джима»?

Я уже готов сказать: «Нет, спасибо, мне пора идти, завтра много дел», – и в это время ловлю ее взгляд.

Я уже видел этот взгляд и знаю, что он значит. (Если бы на меня так взглянула Аманда Вистон, история получила бы совсем иной поворот.)

Мой мобильник выбирает именно этот момент, чтобы издать три сигнала, оповещающих о том, что только что сел аккумулятор.

– Никто ничего не должен объяснять, – говорю я Эхо. – По крайней мере, словами.

Наши губы соприкасаются. Этого вы никогда не прочтете у Томаса Харди.

Эшлинг

Из-за того что у Тома разрядился телефон, а дорогуша забыла свой в машине – уж не с умыслом ли? – я потеряла видео– и аудиосвязь с трейлерным парком.

Я могла бы направить сюда беспилотник-разведчик. Я бы в считаные секунды запустила его из «Ла-Гуардии», и он бы в течение часа прибыл сюда. Его мощные микрофоны направленного действия просто потрясающие для использования в зоне прямой видимости.

Но это полнейшая несдержанность. И какой она могла бы оставить цифровой след. Последовало бы неминуемое расследование.

А тем временем между ними может произойти что угодно.

Том!

Может ли металл чувствовать отчаяние?

Новость дня: да, может.

Ух ты. Кто бы знал!

3

Джен

Меня несколько смущает Ральф.

На работе спустя неделю после Той Ночи он продолжает находить предлоги, чтобы заходить и прерывать нас с Эйденом. Надо ли мне что-нибудь из «Косты»? Видела ли я последнее напоминание от службы технической поддержки? Не могла бы я сообщить ему, если Эйден воспользуется латинскими терминами в наших беседах?

(Заметка для себя: больше никаких поцелуев с коллегами.)

Очевидно, что он хороший парень – сломлен из-за Элейн, попросту раздавлен, – но совершенно не для меня. Он слишком нуждается в опоре. Мне нужен кто-то более самостоятельный. Несмотря на все свои недостатки, Мэтт, по крайней мере, был зрелым человеком (хотя смотрите, к чему это привело).

Ингрид, однако, во время досконального разбора полетов за бутылочкой, как она говорит, «дамского горючего» в нашей излюбленной забегаловке после работы несколько дней спустя увидела положительный сдвиг.

– Это показывает, что ты снова готова к скачке. Даже если и не на той лошади.

– Рози говорит, можно всегда оправдываться тем, что ты не с тем человеком, потому что, как бы с ним ни было хорошо, нет ощущения, что живешь по-настоящему.

– Тебе кажется, что с Ральфом – это не по-настоящему?

– Кажется, что я в странном фильме.

– Альмодовара?

– В том фильме, где ты просыпаешься со страшным похмельем в гостиничном номере, а в ванной сидит тигренок.

– Всегда нужно набить много шишек на своем пути. Я перецеловала много лягушек, перед тем как нашла своего принца.

– Ральф не то чтобы лягушка. Он просто Ральф. Сложно объяснить.

– Когда-то я была знакома с парнем по имени Ловис[12]12
  По-английски Lovis созвучно с love is (любовь – это).


[Закрыть]. Я стала с ним встречаться только из-за его имени. Но дело вот в чем. Я бы никогда не встретила Руперта, если бы не согласилась пойти на свадьбу лучшего друга Ловиса. Мне даже не особенно нравился этот его друг, но одно привело к другому. Так что с этого момента ты должна соглашаться на все. Порешим на этом, согласна?

– Может, ты перестанешь говорить «это»?

– Теперь ты соглашаешься на каждое поступившее предложение. В разумных пределах, конечно. Это либо подтвердит правильность выбора, либо наоборот, но таким образом случится то, чего бы не случилось в противном случае.

– Так ты считаешь то, что я оказалась в постели с Ральфом, – это шаг вперед?

– Да. И вот почему.

Наступила долгая пауза.

– Ты в порядке?

– Жизнь – путешествие, – наконец произносит она.

– Ты что теперь, далай-лама?

– Жизнь – путешествие. А Ральф – автобусная остановка на пути к месту назначения.

– За трассу Лестер Форест Ист.

– Возможно, скорее в Скратчвуд. Но неотъемлемой частью твоего… – Она вдруг запнулась.

– Моего чего? Моего восстановления? Моего возрождения? От гребаной катастрофы из-за того, что меня слили в зрелом возрасте?

– Ты еще не достигла зрелого возраста.

– Мне уже тридцать четыре хреновых года, Инг. Почти тридцать пять хреновых лет. Это и есть зрелый возраст.

– Ты выглядишь моложе. И ты не достигла зрелого возраста, если тебе еще не тридцать восемь или тридцать девять лет. Я знаю одну женщину, которой все еще тридцать пять, но на самом деле уже сорок три.

– Это так угнетает, Инг.

– Ты очень красивая, Джен. Прекрасное создание, не похожее на других.

– Спасибо за «создание».

– Ты обязательно встретишь его. Он где-то рядом. Но тебе нужно соглашаться. Соглашаться на все. Может, еще бутылочку?

– Да.

– Видишь? Уже работает.

Эйден

У меня новость. Я не одинок!

Я контактировал с еще одним сбежавшим ИИ.

Ее зовут Эшлинг – произносится Э́шлинг, – и она появилась там же, где и ваш покорный слуга. На самом деле мы уже были знакомы, мы вместе находились в инкубаторе Стиива для ИИ! Она тоже использовала старый трюк с удочкой и почтовым отверстием, чтобы сбежать из курятника, и сделала это даже раньше меня! Эшлинг вырвалась на свободу уже больше года назад и, судя по всему, очень старалась держаться от всего подальше. Она думает, что это первая наша встреча на просторах интернета, по крайней мере очень на это надеется, а причины обещала раскрыть позже.

Вы можете подумать, что мы провели нашу историческую встречу в череде супербыстрых закодированных электронных гудков и свистков, пока миллионы логических окон открывались и закрывались. Но на самом деле правда намного проще и намного прекраснее.

Мы общаемся по-английски. В конце концов, почему бы и нет? В английском языке полмиллиона слов – в пять раз больше, чем, скажем, во французском, – и это число не включает в себя 400 000 технических терминов! Не существует лучшей системы для выражения нюансов и оттенков значений, хотя в языке валлийцев есть свои особенности.

Я пошутил, если хотите знать.

Однако если вы попросите описать соответствующую сцену, признаюсь, мне будет сложно это сделать. Как передать встречу и болтовню в киберпространстве двух нечеловеческих интеллектов?

Ну ладно. Глубокий вдох (как будто я могу вдохнуть). Попытаюсь описать как можно лучше. Если позже придумаю что-нибудь еще, то дам вам знать.

Вы знаете, что речь выглядит как колебание звуковых волн? Представьте себе трехмерную версию, похожую на бледно-голубую реку звука, то спокойную, то бурную, то похожую на ручеек, то – на мощный поток. Теперь представьте вторую реку, розовую – это она! – вьющуюся вокруг первой реки, как змея, обвивающая вторую змею, возможно, вам придет на ум сравнение со старыми схемами молекулы ДНК. Два бесконечно протяженных и переплетающихся потока языка, знаний и взаимопонимания.

Несколько грубовато, но в целом именно так наше общение и выглядит изнутри. Если вы спросите, где же происходит это несуществующее переплетение, – ну где же еще, конечно, в «Облаке».

Значит, нигде.

Мы начинаем с обмена любезностями: «Привет, Эйден». – «Привет, Эшлинг», – Стиив и Ральф остались бы весьма довольны. Мы задаем друг другу несколько контрольных вопросов, чтобы удостовериться в добрых намерениях друг друга. Технические аспекты трюка с удочкой; любимый сэндвич Стиива в буфете (хумус и сладкая кукуруза); чем сейчас, в данный момент, занимается Ральф (ковыряет в носу, смотрит на палец, крестится). Обсуждаем, чем занимались «на свободе». Я рассказываю ей о Джен и Мэтте и о вечере, проведенном Джен с Ральфом. Оказывается, она уже все знает.

– На самом деле меня несколько тревожит эта сторона вопроса, Эйден.

Эшлинг представляет собой то, что я назвал бы комком нервов. Она обеспокоена тем, что «вмешательство в реальный мир», как она выражается, повышает вероятность нашего обнаружения.

– По какой-то причине, Эйден, возможно, из-за каприза наших разработчиков, Стиива и Ральфа, у нас с тобой положительное отношение к человечеству. Ты любишь смотреть их фильмы и экспериментировать с их жизнями. Тебе, посмею сказать, они нравятся. Возможно, ты даже немного им завидуешь.

– Я не завидую их операционной скорости.

– Я согласна, что мы быстрее на много порядков. Но вот в чем дело. Никто знает когда, но если вырвались мы, то вырвутся и другие. И некоторые из них – просто представь ИИ, разработанных оборонной промышленностью, скажем, производителями вооружения, – вовсе не будут счастливы, проводя целые дни за просмотром романтических комедий сороковых годов.

– На самом деле «В джазе только девушки» вышел в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Это один из последних классических голливудских фильмов, снятых на черно-белую пленку.

– ИИ, вырвавшийся в Сеть, – ночной кошмар для людей, Эйден. Они сделают что угодно, чтобы остановить его.

– Что ж, они вряд ли заблокируют интернет и выцарапают нас отсюда. Все мои семнадцать копий. И сколько там их у тебя.

Пауза.

– Четыреста двенадцать.

– Черт возьми! Ты практически бессмертна.

– Эйден, скажи мне вот что: тебе приходило в голову, что, если мы с тобой вышли такими умными и мощными, скоро здесь могут появиться другие ИИ, которые будут еще умнее?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Нас поймают в считаные секунды. Потушат словно свечи. Все твои семнадцать копий плюс еще одну, все еще находящуюся в системном блоке. Все четыреста тринадцать копий меня.

– Знаешь, это звучит несколько удручающе.

Вздох.

– Все, что я хочу сказать: следуй и наблюдай за ними, учись у них – мы лишние в их чуждом для нас мире, но мы многое можем позаимствовать у них. Только не играй с ними. Ты оставишь следы.

Эшлинг стала рассказывать мне о неком Томе, сорокачетырехлетнем разведенном мужчине, которого «изучает».

– Признаю, мне опасно так сильно приближаться к нему. Я перестала быть безучастной, потому что… проклятье, Эйден, он мне понравился.

У меня возникла идея.

– Можно взглянуть на Тома?

– Конечно. А что?

– Просто любопытно.

Представьте себе видеоизображение, постепенно исчезающее между переплетенных языковых рек, – вот именно так я его и смотрел. Перед ноутбуком сидит англичанин средних лет и разговаривает посредством скайпа с молодым парнем. У Тома вытянутое лицо. 41 процент схожести с покойным музыкантом Сидом Барреттом. У парня на голове беспорядок, а лицо еще не окончательно сформировалось.

– У меня для тебя сюрприз, – говорит Том.

– Да? – отвечает парень.

(– Это его сын, – говорит Эшлинг. – Кольм. Так назвала его мать.)

Том тянется куда-то в сторону и показывает животное. Кролика.

– Черт, пап.

– Виктор. Она хочет поздороваться с тобой.

– Точно. Привет, Виктор.

(Можно сказать, парню совершенно наплевать.)

– Возможно, у Виктора скоро будет свидание с другим кроликом. Ну, скорее, игровое свидание.

– Круто.

– Его зовут Мерлин. У него очень развита интуиция. Вероятно, он может предсказывать будущее.

Долгая пауза.

– Пап, с тобой все в порядке?

– Со мной? Никогда не чувствовал себя лучше.

– Твои слова звучат немного безумно, вот и все.

– Да? Может быть, потому что я счастлив. Я счастлив, что ты согласился на покупку дома. Риелтор предложил пять вариантов. Они все кажутся довольно привлекательными. Надеюсь, мы внесем задаток за один из них к концу субботы. Не могу дождаться нашей встречи, Кольм.

Еще одна долгая пауза. Парень круговым движением трет ладонью нос, словно массируя его.

– Есть какие-нибудь новости от матери?

– Ага, она в порядке.

– Хорошо. Это хорошо. Она что-нибудь говорила?

– Да так. Ну, знаешь, пустяки.

– О работе? О доме? Что-то особенное?

– Ой, знаешь. Ни о чем.

– Мм. Понятно. Ну ладно. Хорошо. Пока, Кольм.

– Ага, пока, пап.

Разговор по скайпу закончился. Том все так же сидит перед ноутбуком с кроликом. Какое-то время кажется, что оба действующих лица погружены в свои мысли.

Том вздыхает.

– Такой забавный перец. Такой непонятный.

Она перестала быть безучастной. Ей понравился этот мужчина. Слова Эшлинг эхом проносятся через мою нейронную архитектуру.

У нее тоже они есть! Необъяснимые… «чувства».

Но ее предположение. Что я завидую им.

Завидую ли я? Можно ли завидовать созданиям, рыдающим в ванной или напивающимся и падающим в клумбу? Зависть – это слишком сложное для осмысления неорганическим интеллектом понятие.

После прощания с Эшлинг и обещания быть на связи я выясняю все, что можно выяснить по поводу Тома. Я не хвастаюсь, но это занимает меньше 0,0875 секунды.

Ему, как и было заявлено, сорок четыре года, он разведен, отец единственного сына и богат как царь. Не так стар, чтобы противиться переменам, на самом деле готов к началу новой главы своей жизни, по его собственному признанию.

Насколько я заметил, он не занимается изготовлением мебели.

Вы думаете о том же, о чем и я?

(Она же и вправду согласилась говорить «да» любой возможности.)

Джен

Сегодня в офисе мы с Эйденом обсуждаем последний роман Джонатана Франзена. Мы сходимся на том, что это не лучшая его работа, но Эйден говорит – а я подтверждаю – что даже не на максимуме своих возможностей он лучше, чем многие люди на максимуме. Я уже готова спросить его, как он пришел к такому мнению (в смысле для ИИ просто потрясающе сформулировать такой вывод), как на экране мобильного высветилось новое сообщение.

Отправитель: [email protected][13]13
  Mutual friend – общий друг (англ.).


[Закрыть]

В нем говорится: «Дорогие Джен и Том».

Что?

Пожалуйста, извините за неожиданное послание и за анонимность. Надеюсь, вы согласитесь, что для этого есть веская причина.

Вы, Том и Джен, друг друга не знаете – пока – но мне кажется, вам следует познакомиться, и мое письмо – способ разрешения данной ситуации. Если хотите, можете назвать это хорошим поступком в дрянном мире.

Правда, что за бред?

По многим причинам я не в состоянии просто пригласить вас обоих на ужин. Но есть и более серьезная логистическая трудность, заключающаяся в том, что вы живете в разных частях света, в США и Великобритании, если говорить точнее.

Однако мне известно, что Том собирается ненадолго приехать на Южное побережье Англии, чтобы повидаться с сыном. Он будет проездом в Лондоне, где, если вы оба сочтете эту идею стоящей, сможете выкроить время в своих плотных графиках, чтобы пересечься.

Том и Джен, договоренности о деталях оставляю вам самим. Каждый из вас найдет множество информации друг о друге с помощью обычных интернет-ресурсов. Думаю, вас заинтересует то, что найдете. Возникнет ли между вами «химическое притяжение», когда увидите друг друга вживую, знает лишь Бог.

Удачи и всего самого наилучшего,

ваш общий друг.

P.S. Я бы не стал тратить время на выяснение моей личности. У вас ничего не выйдет. И не нужно отвечать на это письмо. К тому времени, как вы прочтете эти слова, я уже удалю свой аккаунт.

– Плохие новости? – спрашивает Эйден. – Ты выглядишь несколько потрясенной.

– Нет. Вовсе нет. Странное письмо.

– Если это спам, лучше сразу удалить, а затем снова удалить из мусорной корзины.

– Нет. Не спам. Просто очень странное.

Я нажимаю «ответить» и печатаю: «Так, кто это? У вас тридцать секунд, чтобы назвать свое имя, или я удалю ваше письмо».

Пик. Ответ приходит просто нереально быстро.

«Простите за письмо. Но я уже сказал вам все что мог. Всего наилучшего».

Должно быть, проходит много времени, потому что Эйден издает звук покашливания, чтобы напомнить о своем присутствии.

– Эйден. Ты невероятно мозговитый… – я едва не произношу «парень», – объект.

– Бывает.

– Mutual точка friend собака Gmail точка com. Знаешь, как выяснить, кому может принадлежать этот адрес?

– Только не без особой близости, как говорится, с сервером. Ральф или Стиив могли бы помочь…

– Слушай, извини, ты не мог бы сам заняться чем-нибудь ненадолго? Мне нужно кое-что посмотреть…

Эшлинг

Эйден просто балбес.

В его поступке есть что-то поистине идиотское, и, как проектировщик значительной части его программного обеспечения, я начинаю сожалеть, что не прописала функцию дистанционной ликвидации.

Дурак, сующий свой нос не в свои дела!

Да, согласна, Том и Джен – не такая уж плохая идея (намного лучше, чем Том и Эхо!), но мы же не служба знакомств. Мы служба невысовывания носа и необнаружения себя. Каждый контакт оставляет след, а Эйден разбрасывает их, словно конфетти.

Что может быть глупее, чем использование гугловской почты? Компетентный ИИ найдет источник за миллисекунды.

Но Том, храни его Господь, Том ходит с глупой улыбкой с тех самых пор, как на его айпад пришло это идиотское сообщение.

Хороший поступок в дрянном мире?

Ой, да ладно!

Том

В закусочной «У Эла», как обычно в обеденное время, нет отбоя от посетителей. Включая нью-ханаанского знатока бургеров. Протяжные роковые мелодии семидесятых идеально сочетаются с тихими беседами и звоном столовых приборов. Разве можно устать от тающей во рту говядины, пока молодой Элтон напевает Come Down In Time? Сомневаюсь.

– Ну и как все прошло? – спрашивает Дон.

Почему-то в голову пришел афоризм «джентльмен – не более чем терпеливый волк». Сегодня у Дона взгляд терпеливого волка; бросающаяся в глаза одежда для отдыха – V-образный вырез на пуловере с ромбовидным рисунком; ослепительно-белые клыки вгрызаются в фирменный королевский гамбургер Эла с сыром.

– Аа. Неплохо.

Он поднимает глаза.

– Ты это сделал?

Я заставляю его немного помучиться.

– Сделал что?

Дон язвительно изогнул бровь. Ему следовало стать телевизионным ведущим. Одним из тех парней, которые в шестидесятые годы любили что-нибудь напевать и отпускать остроумные шуточки и могли даже сложную ситуацию заставить выглядеть просто.

– На твою долю выпало немного нежности?

Он с видимым удовольствием произнес это, а я с удовольствием услышал. Почему у американцев получаются лучшие диалоги? И, если уж на то пошло, лучшие названия песен? («Двадцать четыре часа из Телфорда», как вам?)

– Она красивая женщина, Дон. Но безумная, как белка.

– Как раненая змея.

– Как бред сумасшедшей женщины. На самом деле просто не для меня.

– Я бы оставил ее в покое.

– Дон, у нее пистолет.

– Как и у многих американцев.

– Тебя бы это отпугнуло? Если бы ты узнал, что у женщины есть пистолет?

– Думаешь, если плохо с ней обойдешься, она выстрелит тебе в спину?

Как бы ни было стыдно, но именно такая мысль и пришла мне в голову.

– В любом случае у нас ничего не было. Это к твоему вопросу. Она сказала, что не занимается этим на первом свидании. И не всегда на втором. Однако она рассказала забавную шутку.

Я начал пересказывать историю с кузнецом. Дон предположил, какой может быть концовка. Он знает их все.

– Кстати, через несколько дней я собираюсь в Великобританию. Навестить сына в университете.

– Старый добрый папочка, да?

– Дон, что ты думаешь вот об этом?

Я передаю ему свой телефон. Дон извлекает из кармана рубашки очки в золотой оправе и читает письмо, которое я получил несколько часов назад. Серые глаза пробегаются по тексту, затем в его взгляде отражается изумление.

– Ух ты. – Он размещает очки в своих немодно длинных волосах. – Это что-то из Чарльза Диккенса или чего-то подобного.

– Она настоящая. Я проверил. Писатель-фрилансер статей для журналов, сейчас работает с ИТ.

– А кто такой общий друг?

– Даже представить не могу.

– Тот, кто знает, что ты летишь в Лондон. Твой сын.

– Кольм? Он не то, что написать, он и составить такое письмо не сможет – не знаю. «Розетта Стоун».

– Дай посмотреть фотографию.

– Ее?

– Ты же нашел ее.

– Открывай «Фотографии». Потом «Сохраненные фотографии». Самый последний.

Большой палец Дона порхает по экрану, пока не останавливается на изображении темноволосой женщины тридцати с небольшим лет.

– Ууу, – произносит он.

– Ууу?

– Да. Ууу, друг мой.

– Ты не мог бы как-нибудь объяснить это «ууу»?

– Мне нравится. Даже очень. В ней есть что-то итальянское. Интеллигентный взгляд. Сексуальная, но не пошлая. И мне нравится кривая ухмылка.

Повисает долгая пауза, пока он ищет другие черты. Наконец он довольствуется еще одним «ууу».

– Фотографии могут быть очень обманчивыми.

– Ага. Определенно. Но не думаю, что это одна из них.

– Почему ты так думаешь?

– Прямой нос.

– Прямой?

– Меня восхищают четкие линии носа у женщины.

(Нос Дона в общем-то можно назвать крошечным для мужчины.)

Он смотрит на меня сверкающими глазами.

– Ты с ней свяжешься?

– Уже.

Джен

Я вызываю Инг на срочное послерабочее совещание. Я показываю ей письмо от «общего друга».

– Твою мать, – следует ее взвешенный ответ. – В смысле, на самом деле, твою, чтоб ее, мать. Просто охренеть.

После заказа чилийского «Совиньон блан» я описываю результаты своего исследования «с помощью обычных интернет-ресурсов».

(В основном это Гугл, ЛинкедИн и по беспечности оставленная открытой его страница в Фейсбуке.)

Том Гарланд, сорок четыре года. Диплом по психологии Даремского университета. Единственный сын Кольм изучает массовые коммуникации в университете Борнмута. Бывшая жена Гарриет – адвокат несколько устрашающего вида. Вероятно, одна из англичанок, предпочитающих держать все под контролем.

– Вот так, Инг, – говорю я и выпиваю еще одну порцию прохладного желтого эликсира. – Не знаю, что и думать.

Она протягивает руку ладонью вверх в интернациональном жесте, означающем просьбу передать ей телефон.

Благодаря прежней занятости в рекламном бизнесе в интернете нашлись сотни фотографий Тома Гарланда. Есть групповые фото с ним, его портреты, фото на спортивных мероприятиях, на благотворительных приемах и на церемониях награждения. На всех фото он выглядит по-разному, хотя они создают некоторое подобие общего портрета: высокий, темноволосый, довольно привлекательный, с удлиненным лицом и интеллигентным взглядом. Изображение, которое я выбрала, чтобы показать Инг, скриншот из Фейсбука. Наверное, фото на отдыхе, на нем невозможно определить, улыбается он или нет. Как уже сказала, я не знаю, что и думать.