Автор книги: Ральф Дутли
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Мизантроп и триумф золота
Золото сверкает во многих пьесах Шекспира, но предстает в невыгодном свете. Поэт очерняет его, сочетая жесткую критику богатства с обличением людской порочности. Самая известная цитата стала поговоркой: «Не все то золото, что блестит» («All that glisters is not gold»). Это из «Венецианского купца» (второе действие, седьмая сцена):
Ромео, приобретающий яд в Мантуе, чтобы как можно скорее свести счеты с жизнью после мнимой кончины Джульетты, говорит аптекарю, расплачиваясь с ним за смертоносную смесь (пятое действие, первая сцена):
Вот золото, возьми. Для душ людских
В нем яд похуже. В этом жалком мире
Оно убийств куда свершает больше,
Чем эта смесь несчастная твоя,
Которую ты продавать боишься.
На проклятии золота, склоняющего людей к пороку – как мнимых друзей, так и могущественных врагов, – построена пьеса Шекспира «Тимон Афинский» (1608). Знатный и щедрый гражданин Тимон предан неверными друзьями и, лишенный средств к существованию, уходит в лес, где поселяется в пещере. Он превращается в отъявленного мизантропа и хочет, чтобы человечество исчезло с лица земли. Наткнувшись на золото, закопанное у корней дерева, он не меняется к лучшему.
В третьей сцене четвертого действия содержится горестный диагноз блестящему металлу, портящему людей, пламенная отповедь золоту:
О ты, приветливый цареубийца,
Орудье распри меж отцом и сыном!
О светоносный яркий осквернитель
Чистейшего супружеского ложа!
Отважный Марс! Ты, вечно юный, свежий,
Жених желанный, нежный и любимый,
Чей блеск растапливает снег священный,
Лежащий на коленях у Дианы.
Ты, видимое нами божество,
Несовместимого соединитель. <…>
О испытатель душ[56]56
Здесь и далее перевод П. Мелковой.
[Закрыть].
«Несовместимого соединитель» – чистейший парадокс, вещество с внутренним противоречием, но в то же время – «испытатель душ», навлекающий худшие беды, а порой их противоположность. Тимон, удалившийся от мира после падения своего социального статуса, собирается использовать найденное золото лишь для того, чтобы уничтожить ненавистные Афины. Он яростно проклинает золото (пятое действие, первая сцена):
О золото, какой ты бог могучий,
Коль даже в этом храме, что грязнее
Свиного хлева, молятся тебе!
Иными словами, псевдохрамы, где молятся идолам, хуже свинарника. В этой пьесе неверность, лживость, лесть и алчность бичуются с упорством, редким даже для бесстрашного драматурга из Стратфорда.
Возмущенный отшельник и мизантроп Тимон прогоняет лживых, алчных гостей – по иронии судьбы к нему приходят поэт и живописец, – решивших, будто они смогут выманить у него золото обманом. Под конец он даже прибегает к рукоприкладству, выпроваживая неосторожных нарушителей спокойствия:
Прочь! Сгиньте! Вот вам золото, мерзавцы!
За ним пришли вы? Для меня трудились?
Что ж, получайте плату! Ты – алхимик,
Так из побоев золото добудь.
Собаки подлые, злодеи! Вон!
Золото из побоев – тут наверняка понадобилось бы особенное алхимическое искусство. Шекспир смело вкладывает в уста Тимона Афинского, легендарного героя V века до н. э., анахронизм об алхимии. Разумеется, это насмешка над современниками, вознамерившимися изготовить драгоценный металл.
Нельзя забывать о времени создании драмы, об историческом контексте. 13 мая 1607 года первые английские колонисты достигли берегов Америки и основали поселение Джеймстаун – в честь короля Якова I. Страну же назвали Виргинией. Именно там произошла легендарная история любви между авантюристом Джоном Смитом и индейской принцессой Покахонтас, которая взяла на себя роль посредницы и давала поселенцам пищу во время первой голодной зимы. Потом ее превратили в заложницу и в качестве экзотической жены перевезли в Англию, где она умерла от лихорадки.
Однако прекрасная легенда о мирном сосуществовании индейцев и поселенцев, как известно, не выдерживает строгого исторического анализа. Колонистов, собиравшихся вести себя так же, как испанцы и португальцы, сразу охватила золотая лихорадка: они не думали о выращивании и хранении средств пропитания, а бездумно рылись в земле и могли погибнуть от голода, эпидемии и прочих бедствий, пока не обеспечили колонии доход, организовав производство табака. Виргинский табак оказался надежнее металла, а дым – реальнее грез о богатстве.
Шекспир слышал об этом опыте первопоселенцев, жаждущих золота глупцов, который едва не окончился катастрофой. В «Тимоне Афинском» он, как знаток людей, говорит об ослеплении блестящим металлом. Пьеса становится мощным памфлетом, направленным против золота. Но неужели в ней есть лишь алчные и низкие герои, портретная галерея опустившегося человечества? Это было бы чересчур просто. В противовес Шекспир создал верного слугу Тимона – скромного, тихого Флавия, который остается порядочным, неподкупным человеком и хочет помочь попавшему в беду хозяину. Мизантропу приходится признать, что среди мерзавцев мира есть один честный человек.
У Шекспира благородный металл – «яд для души», «золото свиней», могила, изъеденная червями и приманка для «собак подлых». Таким образом, он присоединяется к античным проклятиям в адрес золота – к Тибуллу, Проперцию, Горацию, Овидию, Вергилию и Плинию. Сонеты не оставляют никаких сомнений, что для него есть более долговечные ценности и более надежные материалы. Какие, например? Слово поэта!
Однако некоторые представители шекспировской эпохи воспринимали соблазнительный металл иначе. В произведениях Джона Донна (1572–1631), metaphysical poet[58]58
Метафизического поэта (англ.).
[Закрыть], превратившегося из бесстрашного автора эротических произведений в почитаемого проповедника, обладающего моральным авторитетом, нередко встречается неоднозначный блеск золота. Например, в нежном любовном стихотворении «Прощание, запрещающее печаль»:
Нерушимое золото души – прекрасная противоположность откровенных чувственных метафор того же поэта. Страстному томлению Петрарки Донн противопоставил вполне материальную хвалу телесной любви, воспевающую женские прелести. «Мужчина – не бесполый херувим», – утверждает он в восемнадцатой элегии («Путь любви»), и вскоре становится ясно, какая часть женского тела для него ассоциируется с золотом. Донн выступает за укоренение любви в более глубоких сферах:
Амура не ищите в выси горней.
Подземный бог, с Плутоном наравне
В золотоносной, жаркой глубине
Царит он.
Воспевая «золотой рудник» женского тела, Донн переплетает золото и любовь, грацию и страсть.
Суть женская не меньше, чем душа,
Годна любви, вольна и хороша.
Эротическое для Донна сакрально, он покрывает его золотом и дает ему вечную жизнь. Любовь эта далеко не платоническая – лучше Плутон, чем Платон?
Однако Донн – не только одержимый эротоман: в девятой элегии он преисполнен почтения к зрелой даме в ее осенней красоте, он сравнивает ее с золотым веком, который не прошел и не исчез, а по-прежнему длится.
Джон Донн интересен тем, что в нем сразу несколько поэтов. Он дарил читателям утешение еще до того, как выбрал духовную стезю в 1615 году и стал деканом собора Святого Павла в Лондоне. В написанной в 1609 году «Элегии леди Бедфорд», посвященной покровительнице поэта, оплакивающей безвременно ушедшую подругу, золото становится метафорой постоянства и верной дружбы, не прерывающейся даже после смерти:
Донн стремится утешить оставшуюся в живых и придать ей сил. Ей надо преодолеть горе, не утратив себя. После смерти подруги она воплощает в себе обеих: «Вы – вы и та, кто вами был вдвойне». Таким образом, леди Бедфорд по-прежнему составляет единое целое со своей подругой: теперь она стала обеими половинами этого целого, как «два ока», сплав двух металлов. Пусть даже один из них утратил свои свойства со смертью, оставшийся стал сродни чистому золоту, которое перенесет разлуку, не претерпев изменений. Такова утешительная и причудливая образность Джона Донна.
Если Шекспир пребывал во власти древнего проклятия и предупреждений о скверном влиянии коварного металла на людей, то другой важный голос эпохи Возрождения звучал совсем по-другому. Пьер де Ронсар (1524–1585), наиболее значимый французский поэт XVI века, в 1555 году написал отважный и прекрасный «Гимн золоту», где похвалы благородному металлу льются почти нескончаемым потоком. Такого прежде не бывало:
Вдохновил Ронсара на этот гимн его учитель Жан Дора (1508–1588), уроженец Лиможа, поэт и гуманист. Его настоящая фамилия – Динеманди, а псевдоним был выбран неслучайно: в нем отчетливо слышится французское слово «or» («золото»), которое позолотило имя ученого, чьи родители не могли похвастаться богатством, но чьи знания и память поражали современников. На латыни его звали Auratus, «Позолоченный». Не самый скромный псевдоним? Скорее, дело в географии – ведь по Лиможу протекала река Оранс, названная так, потому что когда-то в ней нашли золотой песок.
Дора отнюдь не был высокомерным, его мало интересовали почести и посмертная слава – преисполненные знаний поэмы он писал без всякого тайного умысла. Однако ему не хотелось скрывать свое родство с золотыми истоками античной мудрости. А посмертную славу ему принес Ронсар, благодарный ученик, освоивший у него древнегреческий, латынь и стихосложение. Скрывающий в себе золото псевдоним стал прекрасным поводом для написания «Гимна золоту» – так Ронсар воспел достоинства благородного металла и в то же время воздал хвалу досточтимому наставнику.
Однако нельзя не услышать и скрытой иронии в этом гимне «прекраснейшему из металлов», в котором поэт не скупится на фантастические преувеличения:
О счастия творец, владыка всех людей,
Теки всегда в мой дом и блага щедро лей,
За то пою тебя: творишь повсюду чудо,
Недаром, золото, зовут тебя «прочь-худо», —
«Даритель жизни» ты, «гонитель всех забот».
Пускай судьба тебя навстречу мне ведет…
<…>
…А ты твердишь: «Оно – ничто».
Но без него прожить не мог еще никто.
Ронсар размышляет не как обладающий, а как жаждущий. Поэтов, пишет он, отличает бедность, Гомер тоже был – красивый парадокс – «богат бедностью». Тем удивительнее звучит ронсаровская хвала богатству:
Не только воздух нам необходим, чтоб жить,
Иль хлеб, вино, огонь, – вкус надо усладить
Мильоном радостей, что с золотом явились.
Среди множества земных радостей он выбирает ту, что, скорее всего, привлечет ученого Дора: приобретение книг!
Чтобы ученым быть, книг очень много надо,
Но не получишь ты от Музы их в награду, —
Торговцу нам платить приходится за них.
У поэтов нет золота, но у них есть слово. Лучшее богатство – то, о котором мечтаешь. Золото грез ценнее всего на свете. И ронсаровский «Гимн золоту» – тоже самоутверждение поэта. Хотя в том же гимне Ронсар бичует расточителей, развратников, чревоугодников и бездумных кутил – а также их противоположность: неисправимых скупцов, – его хвала благородного золота непреложна. Излишества вредны, Ронсар выступает за умеренное использование средств: спокойное наслаждение жизнью без бед и забот.
Предостерегающих о золоте в истории большинство, а просвещенные энтузиасты в явном меньшинстве. Ронсар среди них – чемпион.
Хвала золоту встречается и в философском диалоге Дени Дидро «Племянник Рамо» (1761), однако она вложена в уста закоренелого циника и бесстыжего тунеядца. Он восклицает: «Золото, золото! Золото – это все, а все прочее без золота – ничто. <…> Я хочу, чтобы мой сын был счастлив или – а это то же самое – чтобы он был человеком уважаемым, богатым и влиятельным. <…> Если мудрецы вроде вас меня и осудят, толпа и успех оправдают меня. У него будет золото, ручаюсь вам. Если золота будет много, у него ни в чем не окажется недостатка – даже в вашем почтении и уважении»[63]63
Перевод А. Федорова.
[Закрыть]. Первым переводчиком книги на немецкий, опубликовавшим ее в 1805 году, стал не кто иной, как Гёте.
Случайность? В тот же год появилась единственная опера Бетховена «Фиделио», где также возносится хвала золоту. И что примечательно, не из уст богача. Это ария Рок-ко в первом акте. Место действия: тюрьма в окрестностях Севильи. Тюремщик Рокко хочет устроить брак своей дочери Марцелины и Фиделио, под именем которого скрывается переодетая Леонора, ищущая несправедливо осужденного и заключенного в тюрьму супруга Флорестана.
Рокко вроде бы знает, что нужно для хорошей жизни, кроме любви:
Если злата нет в кармане,
Счастью полным не бывать.
Жизнь проходит, как в тумане,
Всяких бед не сосчитать.
Но если в карманах заслышится звон,
То ты управляешь судьбою,
И власть с любовью спешат на поклон,
Прельстившись монетой златою.
Ах, в злате скрыт счастья секрет,
Прекрасней злата вещи нет.
После чего Рокко восторженно басит: «Нет, лучше, лучше вещи нет, прекрасней злата вещи нет, о нет, и нет!»
Отважная любящая Леонора – под маской Фиделио – протестует, утверждая, что источник истинного счастья заключен в союзе двух сердец. «О, это счастье должно быть величайшим на свете!» В итоге ей удается спасти любимого Флорестана и доказать, что любовь, а не золото разрушает тюремные стены.
Придала любовь мне силы,
Чтоб тебя освободить.
Сердце вновь заговорило:
«С Флорестаном буду жить!»
Семейное счастье ценнее злата – Элеонора говорит об этом Рокко в самом начале. Бетховен соглашается, выступая в своей опере против надменной власти и ее гнета. Добро побеждает, и золото ему для этого не требуется.
Грезы алхимиков: золотоискатели на ложном пути
Добыча золота, будь то в горах или реках, – занятие многотрудное: блестящий металл просто так в руки не дается и встречается редко. Поэтому нет ничего удивительного, что человечество не только мечтало о том, чтобы приумножать его одним прикосновением, как царь Мидас, не только искало страну Эльдорадо и грезило сказочными золотыми ослами, но и порой стремилось изготовить его самостоятельно.
До наших дней дожила лишь карикатура на алхимика: посреди диковинных стеклянных сосудов, дистилляционных колб, глиняных горшков, латунных тазов, железных печей стоит чудаковатый, одержимый человек с кузнечными мехами в руках и раздувает огонек, на котором бурлит таинственная жидкость. Алхимик в живописи XVI–XVII веков чаще всего представляет собой гротескную, анекдотичную фигуру – педантичного трудягу, чьи эксперименты подрывают его здоровье, благосостояние и доводят до нищеты семейство. Посмешище для современников. Питер Брейгель Младший (1564–1637) изобразил на картине «Алхимик» совершеннейший беспорядок в лаборатории алхимика, не предвещающий ничего хорошего.
Сын написал картину по рисунку пером, который оставил отец – Питер Брейгель Старший (1525–1569). Тот, скорее всего, тоже создал впечатляющее полотно на этот сюжет, однако оно не сохранилось до наших дней. Рисунок 1558 года находится в Берлинском гравюрном кабинете; на нем больше всяческих подробностей и сарказма, нежели на полотне сына. Алхимик Брейгеля сидит у верстака и бросает в тигель свою последнюю монету. «Высокое искусство» уничтожило его, философский камень по-прежнему не найден. Жена его в отчаянии: она вытряхивает кошелек, в котором ничего не осталось. Домашнее хозяйство в плачевном состоянии, повсюду царит полнейший хаос. На лицах застыло выражение ужаса. На помощнике алхимика, ожесточенно налегающем на меха, надет шутовской колпак. Псевдоученый сидит за столом, на котором раскрыта древняя книга – на развороте крупными буквами выведено голландское слово «ALGHEMIST». Игра слов – надпись можно понять и так: «все потеряно», «все в тумане». Дети алхимика напрасно ищут в шкафу какой-либо пищи: глупость и алчность разорили семью. На заднем плане, в левом верхнем углу, сквозь большой пролом в стене уже видны последствия: все семейство уводят в приют для бедных.
Самостоятельно изготовить блестящий металл с помощью химического превращения материи (трансмутации), сделать из таких неблагородных металлов, как свинец и ртуть, благородные серебро и золото – лишь одна из грез алхимиков. Были у этого дерева и другие ветви, да и люди встречались известные. Что общего у врача Парацельса, астронома Тихо Браге, физика Исаака Ньютона и поэта Гёте? Все они были алхимиками! Их исследования разжигали любопытство, им хотелось открыть тайны природы, углубившись в изучение материи. Найти субстрат (prima materia), основу всего сущего. Корни алхимии уходят в позднеантичный Египет.
Алхимики пытались отыскать «философский камень», «эликсир» или «квинтэссенцию», «пятый элемент», чтобы открыть последнюю тайну бытия. Они искали «совершенный раствор» (solutio perfecta) – речь шла о совершенствовании природы и материи. Согласно ртутно-серной теории, надо так смешать обе очищенные субстанции, чтоб из них получилась совершенная материя – красный эликсир. Существовал целый ряд необходимых операций, процедур дистилляции, экстракции, сжигания и сублимации, происходивших в разнообразных сосудах самых причудливых форм.
Иллюстрированные рукописи алхимиков, начавшие появляться в XIV–XV веках, тоже содержали множество диковинных образов и впечатляющих аллегорий. Назывались они весьма красочно – например, Aurora Consurgens («Восходящая заря», около 1410 г.), Donum Dei («Божий дар», вторая половина XV в.) и Splendor Solis («Блеск солнца», 1531). В Rosarium philosophorum («Розарий философов», около 1540 г.) мечтали – в весьма откровенных изображениях совокупляющейся пары – о сочетании мужского и женского начал, соединении Солнца и Луны. После нескольких совокуплений монаршей четы на свет появился их сын – его назвали Философский Меркурий, дитя серы и ртути. Речь шла о полнейшем соединении и слиянии противоположностей. Появление третьего начала при объединении двух других – вот тайна природы, которую алхимики старались воссоздать в ретортах. Печь была материнским лоном, реторта – матрицей. Современному человеку такое кажется чистейшей фантастикой, отдающей мистицизмом и вымышленными параллельными мирами. Однако в художественных образах и аллегориях сохранилась некая своеобразная красота.
Алхимики называли себя адептами тайной науки, в которую «посвящали». Грезили о последней решающей операции, осуществлении Великого делания (opus magnum), что позволило бы отыскать «философский камень». Хотели получить золото как спасительный металл в неограниченных количествах и тем самым воплотить давнюю мечту человечества.
Но на этом они не останавливались: в итоге им должна была открыться тайна вечной молодости, упраздняющая старение, – да, тайна бессмертия. Корни этих грез уходят в глубокую древность. В греческой мифологии вечную жизнь богам гарантировали «звонкоголосые дочери», Геспериды, охранявшие в прекрасном саду чудесное дерево с золотыми яблоками. Один из двенадцати подвигов Геракла заключался в том, что ему предстояло заполучить желанные плоды. И он справился, перехитрив Атласа, отца Гесперид, – тот сорвал их для Геракла. Однако Афина вернула яблоки на дерево, поскольку вечная молодость дается лишь богам.
Алхимики не хотели с этим мириться. Кроме золота, они искали и лекарство от всех болезней (panacea), способное исцелить любую хворь и любой недуг, обеспечив тем самым длительную молодость. Напиток, избавлявший от всех земных бед, назывался aurum potabile, питьевое золото. Знаменитый врач Парацельс (1493–1541), желавший найти алхимии медицинское применение, писал: «Среди всех эликсиров золото – главный и важнейший для нас. Золото способно поддерживать организм в целости и сохранности, питьевое золото придает новых сил, восстанавливая здоровье». Разве речь здесь не идет о победе над бренностью и смертью? Возвышенные, утопические мечты!
В истории суеверий золото, разумеется, тоже сыграло свою роль. В «Энциклопедии народной медицины» (1843) Георга Фридриха Моста золото считается антидепрессантом: «Для преодоления меланхолии, уныния и прочих проявлений мрачного настроения надо носить золото как амулет – просверлить в нем отверстие и повесить на шею на шелковой нити». Во что только люди не верят… Однако сегодня золото действительно используют в медицинских целях – при изготовлении зубов и кардиостимуляторов, а также лечении ревматизма.
В конце XVII века над чаяниями алхимиков уже только смеялись. Слишком расходились их высокие амбиции и обещания с полученными результатами. Слишком часто заявляли они, что находятся на пороге создания «эликсира», однако философский камень по-прежнему не давался им в руки. У них попросту не получалось сделать золото. Их «искусство» становилось сродни ведьмовству и магии, многим современникам они казались обычными шарлатанами. Иными словами, это был впечатляющий крах эпохального начинания, чьи идейные предпосылки впоследствии оказались не такими ошибочными, как считали насмешники.
Алхимические опыты дали несколько непредвиденных результатов. В 1669 году гамбургский алхимик Хенниг Бранд обнаружил «холодный огонь» – светящийся в темноте белый фосфор, позднее использовавшийся в спичках, удобрениях и, к сожалению, в зажигательных бомбах. Исходный материал был проще простого: выпаренная моча. Однако даже сдержанный математик и философ Готфрид Вильгельм Лейбниц настолько впечатлился новым волшебным источником света, что посвятил ему стихотворение:
Его коль природу кто не знает,
Того в темноте огонь пугает;
Но можно к нему, не боясь, прикоснуться,
Нисколько пальцы не обожгутся.
Лейбниц восславляет жизненную силу, которую ищут мудрецы этого мира. Более того:
По блеску скажешь, в нем жизни кипенье:
Он – образ души в удачи мгновенье!
Хенниг Бранд действительно обнаружил важнейший строительный материал для растений, зверей и человека: фосфор есть в ДНК, костях, крови, в каждой клетке…
И еще одно случайное открытие: в 1709 году Иоганн Фридрих Бёттгер (1682–1719), алхимик при саксонском дворе, спасся от позора, поскольку открыл Августу Сильному секрет изготовления «белого золота» – фарфора. Прежде он был известен лишь китайцам, а теперь появилась возможность избавиться от высоких затрат на импорт: так была основана Мейсенская фарфоровая мануфактура, и фарфор стал элегантным побочным продуктом алхимии. Порой прогресс движется причудливыми окольными путями.
В XVIII веке мечты алхимиков постепенно развеялись из-за научных успехов и открытий. Тайное алхимическое учение уступило место науке, открытой всем и основанной на наблюдениях и опытах, а не на мистических субстанциях. И все-таки современным химикам не стоит высокомерно взирать на фантазии своих предшественников. Их «колоссальные ошибки» легли в основу научных экспериментов. А вот и сюрприз: хотя алхимики шли по ложному пути, их предположения не были лишены смысла. У них не получалось превратить неблагородные металлы в золото, поскольку они экспериментировали лишь с электронной оболочкой атомов. Прилагаемая энергия была в миллионы раз меньше необходимой.
Их мечты могли бы осуществиться благодаря открытым в XX веке ядерным реакциям. Суть заключается в ядре атома, а не в его оболочке. Так что химическое производство золота вполне возможно. Хотите узнать рецепт? В современном ускорителе частиц – в ЦЕРНе близ Женевы или Центре по изучению тяжелых ионов имени Гельмгольца в Дармштадте – электрически заряженные атомы (например, атомы олова, расположенного в таблице Менделеева под порядковым номером 50) разгоняют до десятой части скорости света. Лишь при таких условиях преодолевается сила притяжения других атомов (например, меди, порядковый номер 29) и становится возможным ядерный синтез. В результате получилось бы ядро с 79 протонами. А это и есть металл под названием золото.
Так что теоретически современная ядерная физика могла бы осуществить эту мечту, но воплощать ее на практике пока не спешат. Затраты энергии настолько велики, что подобные эксперименты нерентабельны, и это своеобразное продолжение неудач алхимиков. Поэтому человечество по-прежнему продолжает добывать золото в рудниках и намывать в реках.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
