Текст книги "Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях"

Миннац, кроме того, был перегружен вопросами становления российского федерализма (громадный срез государственного строительства!), гармонизации национальных отношений (сложнейшие и тончайшие вопросы самочувствия самобытного развития и общности народов!), миграционной политики (острейшие вопросы сотен тысяч людей, ставших беженцами вследствие кризисов и конфликтов!) и местного самоуправления (которого все боятся). Совершенно справедливо, что из этих проблем абсолютное преимущественное положение стали занимать миграционные дела, прежде всего, из-за того, что на решение этих проблем шло реальное финансирование. Чего стоила одна только проблема обустройства беженцев из Чечни! Объективно из министерства форсированно стала «выветриваться» этническая, этнонациональная компонента, т. е. его основополагающая функция, ибо ему просто не под силу с одинаковым вниманием решать все эти вопросы. Примерно так случится и с Министерством регионального развития, куда сбрасываются многие проблемы, вплоть до ЖКХ.

Мы систематически упускаем тот факт, что равнодушие к этнонациональной проблематике, стихия в этнополитических процессах и ведут к возникновению кризисов и конфликтов и, как следствие, – к нестабильности государства, общества, к лавинообразному нарастанию массы вынужденных переселенцев и беженцев. Работают по последствиям, не замечая причины. Убежден, что в силу значимости решаемых проблем Миннац должен был быть министерством, обеспечивающим внутреннюю безопасность и сплоченность страны, ее народов и граждан. Оно должно было стоять в одном ряду с другими министерствами и ведомствами, решающими вопросы социально-политической безопасности государства, и персонально подчиняться Президенту Российской Федерации. Но этого не случилось. Важно понять, что такое ведомство – это не министерство по чрезвычайным ситуациям, а министерство по недопущению таковых. Если в дело по урегулированию этнонациональных отношений вступили МВД, МЧС и другие, то это прямой и наглядный пример его «недоработки». Одна из главнейших задач Миннаца должна была состоять в том, чтобы осуществлять постоянный диалог со всеми национальностями страны. Обеспечивать мониторинг их самочувствия, удовлетворять насущные потребности людей различных национальностей, подключая все силы государства и общества на своевременную локализацию и снятие причин возможного этнополитического кризиса. Не имея возможности для такой упреждающей работы, государство будет упускать важнейший компонент своей функциональной предназначенности в Российском государстве. Именно в упреждающих действиях громадная роль государства в сфере этнонациональных отношений. Этим сохранялись бы стабильность регионов и всей страны, тысячи человеческих жизней, уменьшались бы трагедии и страдания потенциальных беженцев и, наконец, экономились бы десятки, сотни миллиардов рублей, которые государство вынуждено расходовать на разрешение последствий подобных конфликтов.

В громадной работе по упорядочению государственного устройства и управления, которую начал Президент России, бесспорное значение имеют кадры как в Центре, так и на местах. Признано, что для проведения необходимых реформ федеративных и этнонациональных отношений в целом государственного управления явно чувствуется кадровый дефицит. Логично нужно было бы осуществлять работу по «инвентаризации» кадров по всей стране, способных решать задачи управления обществом и государством на различных уровнях, создания банка кадров в многонациональном государстве, а не просто переполнять государственные структуры военнослужащими, уволенными в запас и не всегда подготовленными для работы в гражданском обществе.

Специалистов-управленцев, способных грамотно работать в сфере этнонациональных и федеративных отношений, у нас совершенно недостаточно. Здесь нужны как профессионалы, так и люди, обладающие реальным авторитетом в регионах и народах, умудренные жизненным опытом, способные вести диалог на равных на всех уровнях. Вопросы этнонациональных и федеративных отношений решаются только путем равноправного диалога, на основе доверия и уважения, а не административно-начальствующими указаниями из Москвы или федеральных округов. Крайне низок и уровень кадрового состава аппарата в самих федеральных округах. Здесь больше комиссаров, чем управленцев, способных регулировать сложнейшие этнонациональные и федеративные отношения, хотя, конечно же, и здесь есть исключения. Более 60 % аппарата полномочного представителя в Южном федеральном округе составляли при Казанцеве бывшие военные и милиционеры. И к чему мы пришли в результате? К ухудшению ситуации в регионе.

Создание специального жизнеспособного органа исполнительной власти по выработке и реализации государственной этнонациональной политики – это влияние на характер, развитие этнонациональных и федеративных отношений, на состояние и перспективы этнонациональной и федеративной политики. Убежден в том, что они требуют не просто постоянного внимания органов власти, поиска механизмов регулирования, но и исключительной осторожности, деликатности в практических действиях. Здесь более, чем в любой другой сфере жизни общества и государства, необходим учет мудрого принципа Гиппократа «Не навреди». Любые, не просчитанные по своим этнополитическим последствиям действия могут серьезно нарушить тот хрупкий баланс интересов, который позволяет удерживать общество от этнополитического экстремизма и сепаратизма, кризисов и конфликтов. В управлении этими процессами важно проявлять величайшую деликатность, особую тонкость, учитывая чувствительность и ранимость людей, а порой и целых народов в сфере этнонациональных отношений. Следует это понимание довести до практической работы органов власти многонациональной страны.

Если мы, государство, общество, не управляем этнонациональными и этнополитическими процессами, то ими управляют крайние силы, возбуждая недоверие и вражду между народами, разрушая многонациональное единство российского народа, российской нации-государства. Люди, различные народы объединяются в единое государство для того, чтобы совместными усилиями удовлетворять индивидуальные и общностные потребности каждого с учетом преимуществ общего потенциала и единства. Управлять этнонациональными и многонациональными процессами означает обеспечивать самобытное развитие каждой национальности, людей всех национальностей и их государственное единство как сограждан. Единство многообразия – вот формула управления этнонациональными и многонациональными процессами в современной России, и реализация этой формулы – основная цель государственной этнонациональной политики.

§ 5. Этнополитическая конфликтология и постконфликтное строительство

Этнонациональное и многонациональное – явления не только чрезвычайно богатые, многообразные, но и сложные. Прежде всего, важно отметить, что этнонациональные и этнополитические процессы переполнены предрассудками, стереотипами, которые при определенных условиях становятся факторами возбуждения жесточайших и долговечных по своей сути этнополитических конфликтов. Российское сообщество обладает достаточно огромным опытом бесконфликтного развития и мощной базой научной экспертизы и рекомендаций по своевременному политико-управленческому воздействию на состояние этнонациональных и этнополитических процессов. Вместе с тем у нас сложились традиции объявлять этнонациональные факторы изначально конфликтными и заниматься проблемами данной сферы только после очередных конфликтов и трагедий.

Ясно, что в своем определяющем большинстве этнонации не несут за собой конфликтогенность. Культуры, традиции, язык, самосознание, уклад жизни не могут быть конфликтными. В процессе их адаптации друг к другу в действие вступают мировоззренческие моменты многовариантности миропонимания, свойственные для человеческого сознания. Как правило, этнонациональные отношения развиваются эволюционным путем, а конфликты в данной сфере обусловлены попытками использования существующих различий и имевших место противоречий в политических, корыстных целях различными группами «этнополитических элит». Именно они, а не народы требуют отделения своей этнонации (этнонациональный сепаратизм), признания доминирующей роли своей нации, когда все остальные – это даже не полноценные этнонации, а лишь этнические меньшинства (этнонациональный шовинизм). В полной мере они проявляются от Чечни до Прибалтики и далее почти по всей России. Русский народ трактуется только как главенствующий (В. Жириновский), православная церковь как главная (Митрополит Кирилл и Г. Полтавченко), проект закона «О русском народе» требует признания русского народа «единственным государствообразующим» в России, а Россию – не многонациональной, а мононациональной страной (В. Жириновский и др.). Правда, я знаю, что русским такое одиночество не нужно, тем более что сами русские объединили, собрали, присоединили всех. Если бы русский народ хотел бы быть единственным и мононациональным, он бы не стремился собирать народы и земли. Эти примеры еще раз доказывают ограниченность многих идей этнонационализма и этношовинизма. Идеи «повинимся перед нацменами за имперское прошлое» сменяются «защитой от агрессивного меньшинства», от «старшего брата» до «колонизатора» и т. д. 65 % населения страны занято поиском врагов, и этот враг не просто «чужой», а этнически «чужой». Следовательно, конфликтогенный потенциал в сфере этнонациональных отношений чрезвычайно высок.

Это опасные вызовы, на которые не очень адекватно отвечают общество и власть, не говоря уже о согласованных действиях органов власти, гражданского и научного сообщества в современных условиях, и это, несмотря даже на то, что многие ведущие специалисты-ученые и практики занимали руководящие должности в этом направлении. Но даже в их устах нет последовательных научно устоявшихся понятий и категорий, отражающих явления и процессы в этнонациональной сфере. Как известно, первична «разруха в головах». В этом убеждаешься, читая заряженные крайностями сепаратизма, шовинизма, расизма и нацизма многие работы «ученых». Во-первых, видимо, проявляется сложившаяся традиция определенной несовместимости обществоведческой науки и политической власти, различие подходов в понимании этих проблем у интеллигенции и чиновничества, хотя многое как бы именно за эти годы и удалось сделать. Во-вторых, из-за слабости государства даже конфликты, которые своевременно предвиделись, не всегда эффективно предотвращались и разрешались. В-третьих, власть и общество вернулись в плен старых подходов неспособности перейти на принцип ненасилия в разрешении этнонациональных проблем, предотвращении и разрешении этнополитических конфликтов демократическими методами и процедурами. От этносепаратизма первых лет после развала Советского Союза Россия перешла к этношовинизму. Конфликтогенность тут развивается по «маятниковому эффекту», что имеет крайне опасные последствия. К сожалению, не сложилась у нас еще и практика научного обоснования и последовательного проведения стратегии этнонациональной политики. В местах жесточайших конфликтов так и не удалось внедрить комплексную программу постконфликтного этнонационального строительства, которая задействовала бы как созидательный потенциал этнонационального потенциала социально-экономических, политических, управленческих мер, способных обеспечить выход людей, общностей из состояния противостояния, сведения счетов, продолжения конфликта.

Нужны специальные программы выравнивания уровней развития базовых факторов этнонациональных и межнациональных отношений. На это должна работать вся государственная и общественная система. В свою бытность Председателем Совета Национальностей Верховного Совета России, заместителем Председателя Совета Федерации Федерального Собрания удалось все же подключить все известные исследовательские центры и ученых к разработке новой демократической модели этнонациональной политики. Концепция государственной национальной политики была утверждена при поддержке директора Института этнологии и антропологии В.А. Тишкова, министра В.А. Михайлова и председателя комитета Госдумы В.Ю. Зорина Президентом России 15 июня 1996 года. Эта концепция была принята властью и обществом, что бывает редко. Впоследствии совместно с вице-премьером Правительства Российской Федерации (при В.С. Черномырдине) и министром (при Е.М. Примакове) нам удалось разработать комплексный план реализации Концепции государственной национальной политики и привести в рабочее состояние весь механизм реализации государственной этнонациональной политики во всей Федерации. Именно на этой основе была разработана и согласованна программа постконфликтного строительства в налаживании отношений между Ингушетией и Осетией. Программа впервые была подписана на уровне президентов обеих республик (А.Х. Галазова и Р.С. Аушева) с участием Председателя Правительства В.С. Черномырдина. Подчеркиваю, в большинстве субъектов Федерации была налажена система с учетом особенностей реализации государственной этнонациональной политики. Значение подобных мер трудно переоценить, хотя впоследствии от этой программы остались лишь отдельные блоки, которые достаточно успешно реализовывались при посредничестве полномочных представителей Президента Российской Федерации в регионе В.А. Каламановым и А.В. Кулаковским. Целый ряд потенциальных конфликтов в Дагестане, Тыве, Хакасии, Приморье были вовремя урегулированы. Многое удалось благодаря принятию Концепции государственной национальной политики. Но впоследствии сама Концепция государственной национальной политики и программы ее реализации были отброшены, ведя пустой разговор об обновлении Концепции, но без внятных предложений. Благодаря таким подходам фактически федеральный центр отказался от проведения государственной этнонациональной политики. Кроме того, была уничтожена, выброшена разработанная долгими усилиями Концепция государственной национальной политики на Северном Кавказе. О ней вообще стали вспоминать лишь изредка, после очередных трагедий. Вновь стали поощряться старые подходы силового решения, в том числе и этнополитических проблем. Стали господствовать и старые стереотипы не замечать и игнорировать этнонациональные проблемы, а этнонациональную политику подспудно признали вредной, лишь будоражащей этнонациональное самосознание и поиск «этнических врагов», и все, видимо, было переведено в силовые структуры, как и миграционные проблемы. Но процесс налаживания демократического, равноправного и равноответственного сотрудничества между представителями различных национальностей, между народами нельзя приостановить. Этнополитические процессы идут и без нас. В этом случае каждый остается «при своих интересах», а этнонациональная сфера работает в режиме накопления конфликтогенного потенциала с не прекратившейся деятельностью экстремистов различных мастей, зараженных чувством этнополитической мести и реваншизма. В последние годы ситуация была такая, что проблемы вновь ушли в подполье, федеральный центр успокоился, хотя очень и очень далеко от спокойствия в этой сфере. И так до очередной трагедии – Буденновска или Беслана. Более того, такие подходы дали в конфликтогенных регионах экстремистам шансы для продолжения и повторения конфликтов в перспективе, работать в режиме конфликтов. В ряде мест, как только начинается критика местной элиты, тут же запускаются эти конфликты. Власть и гражданское общество перестали играть роль экспертов и посредников в постконфликтном строительстве. Федеральный центр отошел от стратегии этнополитики к отдельным акциям, а многонациональное общество осталось в бесхозном состоянии. Люди, которые знают регион и психологию конфликтующих сторон, не стали привлекаться к работе. Самостоятельно стали действовать разного рода коммерческие эксперты, отдавая предпочтение лишь одной из сторон, хотя было ясно, что если в постконфликтном строительстве будет допущена односторонняя поддержка одного из его участников, то конфликт не будет разрешен, а лишь еще больше будет углубляться. Следовательно, накапливался конфликтогенный потенциал. Население постконфликтных регионов потеряло веру в то, что федеральный центр заинтересован в разрешении существующих и новых конфликтов, и стало само, исподтишка, решать свои проблемы доступными ему и не всегда правовыми методами. Отсюда и непрекращающиеся противоречия, конфликты, взрывы и террористические акты.

На Кавказе фактически искусственно была создана террористическая обстановка, используя это все для преследования мусульман, кавказцев по всей стране и даже по многим странам. Более того, посторонние люди, которые не знают специфику региона, тоже своим вмешательством, в своих интересах провоцируют новые обострения. Это не только «москвичи», но и эксперты ОБСЕ, Совета Европы, ОИК, которые зачастую вообще далеки от понимания природы конфликтов на Кавказе. Общая ситуация на Кавказе ухудшилась, она стала переполняться системой психологических стереотипов и предрассудков, далеких от культуры и традиций народов Кавказа.

Целый ряд ошибок был допущен при организации переписи населения в 2002 году. Примером господства ассимиляционного подхода является учет в переписи, заранее определенная классификация идентичности национальностей, независимо от позиции граждан, отсутствие четких параметров учета родного языка, административно-правовое давление при определении национальности и, в частности, письменности, языка, традиций. При этом крайности следовали как бы с обеих сторон, ибо отсутствовала открытая и согласованная программа. Трудно сказать, как отразится подобное грубое вмешательство и полное равнодушие к последствиям на перспективах развития этнокультурных, этнонациональных отношений в стране. Тут мало согласованных, взаимоприменимых демократических мер, рассчитанных на перспективу. В этнонациональной политике на смену взбудораженного этнонационализма, открытых противоречий и конфликтов вновь пришел принцип «отложенного конфликта». И это в условиях, когда нет четкой модели развития этнонациональных отношений, ясной и дальновидной политики. Значит, мы будем жить перманентно в ситуации конфликтов.

В научно-теоретическом плане наиболее отработана сеть этнополитического мониторинга под руководством В.А. Тишкова, которая выполняется на иностранные гранты, но полезна для страны. Наша власть результаты и выводы подобных исследований не использует, они не соединены с соответствующим потенциалом политико-управленческого воздействия на конкретные проявления этнополитических процессов. Рекомендации ученых активно используются в практической работе лишь некоторыми лидерами регионов (Ю.М. Лужков, А.А. Волков, А.Н. Чернышев, Д.Ф. Аяцков, А.И. Лисицын, М.Ш. Шаймиев, М.М. Магомедов, М.Г. Рахимов, О.А. Богомолов, В.И. Кулаков, А.С. Дзасохов и другие). Стало вновь господствовать традиционно недоверчивое отношение к тем, кто говорит о правах человека, о правах и равноправии этнонациональных общностей, в отношении тех, кто выступает с посредническо-миротворческими миссиями. «Это наше внутреннее дело», «у нас нет национальных проблем», «мы сами разберемся» – любимые тезисы советских и нынешних российских властей, нашей политической элиты в центре и на местах, но при этом исподтишка заигрывая на разных уровнях с этнонациональными крайностями и используя их в своих политических интересах. Но наши «внутренние дела», особенно в результате в большей степени деструктивных действий наших же «внутренних органов», в смысле правоохранительных, оказывают весьма негативное воздействие на возможности предотвращения этнополитических конфликтов в целом в стране и в постконфликтном строительстве в конкретных регионах. На деле оказывается, что «внутренние органы», а также целый ряд политиков и чиновников с погонами и без погон являются порой главными провокаторами и наиболее заинтересованными субъектами будоражения этнонациональных конфликтов и их продолжения. Годами именно этнополитические конфликты – главный аргумент легитимности властей и лидеров. Это показали события в Грузии, Армении, Азербайджане, Осетии, Ингушетии, Чечне, Дагестане, Таджикистане, Карачаево-Черкессии и далее по всей стране, и прежде всего потому, что деятельность власти и силовых структур не только в зонах конфликтов, но и в целом в стране не поставлена под контроль общественности, институтов гражданского общества.

Да и сотрудничество с рядом международных и научных организаций проходит с нашей стороны достаточно стихийно. В.Ю. Зорину и мне пришлось в 2003 г. ставить перед председателем ОБСЕ вопрос о более широком привлечении нашего экспертного сообщества к работе этой организации в разных регионах постсоветского пространства. Никаких возражений против этого как бы нет. Но при этом свои же федеральные органы власти всячески стремятся не разрешать, не допускать экспертное сообщество, в том числе и международные организации, в изучение и регулирование этнополитических конфликтов, а спрятаться от них и спрятать подальше, оставляя конфликты «для себя». Лишь бы в Европе и США не знали, а там «хоть трава не расти». Кроме того, не систематизирована и не организованна у нас и деятельность в конфликтных регионах с разного рода экспертно-миротворческими миссиями, прежде всего, различных российских неправительственных организаций. Нет заинтересованной работы и с ними со стороны органов власти. Поэтому в зоне конфликтов раньше других оказываются наиболее политически ангажированные группировки, которые ставят на первое место решение своих корыстных задач, а не конфликтов.

В свое время в Чечне бандиты действовали по принципу: «Каждому миротворцу – по несколько заложников». Ассамблея народов России совместно с Русской Православной Церковью и Союзом муфтиев России провела ряд эффективных миротворческих акций в Чечне. Это и первая мирная конференция в Чечне (1995 г.), неоднократные встречи и поездки в Чеченскую Республику, организация работы Ассамблеи народов Чечни во главе с А. Кадыровым (2002–2003 годы). Региональные отделения Ассамблеи народов России работают в Бурятии, Саратове, Оренбурге, Кургане, Твери, Ярославле, Воронеже, Нижнем Новгороде, Махачкале, Владикавказе, Уфе, Иванове, Чебоксарах, Казани, Владивостоке, Якутске и в других субъектах Федерации, оказывая влияние совместно с национально-культурными автономиями, на недопущение, предупреждение и разрешение этнополитических конфликтов. Региональные Ассамблеи народов или региональные отделения Ассамблеи народов России решают целый ряд вопросов по формированию отношений солидарности и дружбы между народами и их представителями. К примеру, в саратовском отделении Ассамблеи народов России Б.Л. Шинчук работает с чеченской общиной и регулирует совместно с УВД и ФСБ области возникающие проблемы, а губернатор Саратовской области Д.Ф. Аяцков взял на себя инициативу помогать Грозненскому району Чечни. В Саратове по его инициативе отдохнули ветераны и дети из Чечни. Налажены самые добрые отношения с Кыргызстаном, Казахстаном, Таджикистаном, Азербайджаном. Недавно (2003 г.) в Российской Федерации прошли дни Ассамблеи народов Казахстана. Взаимные консультации и контакты позволяют снизить этнополитический конфликтогенный потенциал, который возникает в этих странах и приграничных регионах. Но целый ряд субъектов Российской Федерации при бездействии федеральных структур, не только сами не проводят должную работу по межнациональному пониманию и сотрудничеству, но и противодействуют такой работе, провоцируют межнациональное недоверие и вражду. В Краснодарском и Ставропольском краях, в ряде республик Северного Кавказа и далее в крупных российских городах – масса бесхозных тревожных зон обострения этнополитического экстремизма, которые отданы на откуп крайним силам, изображающим патриотов и державников. На деле это провокаторы межнациональной вражды.

Ассамблея народов России при поддержке целого ряда субъектов Федерации работает не по принципу вертикали, а стимулирует горизонтальные связи и отношения на всех уровнях российского многонационального общества. И это делается в тесном сотрудничестве с Институтом этнологии и антропологии, Институтом социополитических исследований РАН, конкретными региональными научными центрами, общественностью. Неиспользованный потенциал тут огромен. Фактически ведущие специалисты – этнологи, этнополитологии, этносоциологи – объединены в структурах и организациях Ассамблеи народов России в центре и на местах. Практика показывает эффективность работы таких многонациональных организаций гражданского общества, а то мы однобоко увлеклись в последние годы и активно стимулировали возникновение и деятельность лишь однонациональных организаций, что тоже необходимо, но недостаточно. Это важно и полезно при параллельном неучете потенциала нашей объективно сложившейся веками многонациональности. Работа по созданию Общественной палаты России показывает, что здесь опять не хотят допускать к ее деятельности крупнейшие межнациональные и национально-культурные организации, которые работают в сфере этнонациональных отношений. Надежд на понимание и учет этнонациональных проблем здесь мало.

В условиях демократического общества имеются качественно новые возможности обеспечения бесконфликтного, с точки зрения необходимости применения насилия, развития этнополитических и тем более этнонациональных отношений. Демократия – это способ преодоления насилия, его сведение к минимуму.

Если не отрабатывать соответствующие теоретико-методологические и политико-практические модели и механизмы по недопущению конфликтов и их разрешению, постконфликтного строительства, то конфликтогенный потенциал в условиях демократии, свободы слова может накапливаться самостоятельно и бесконтрольно, тем более когда органы власти пытаются вновь решить эти сложные проблемы конфликтов, этнонационализма и этношовинизма только репрессивными методами, приводя параллельно к массовым нарушениям прав и свобод человека по этнонациональному признаку, подвергая массы людей преследованию. Некоторые «специалисты» уже предпочитают ставить под контроль передвижение представителей определенных этнонациональных и религиозных групп по всей стране. При всей важности профилактических мер не оправдан психоз массового подозрения «лиц кавказской национальности», «мусульман». Я уже не говорю о десятках и сотнях национальностей – от Афганистана, Йемена, Израиля и до Карпат, которые антропологически по своим лицам могут быть схожи. Если и проводить работу по выявлению каких-то деструктивных элементов той или иной «подозреваемой» национальной или религиозной общины, нужно налаживать тесный контакт с ними самими на местах.

Для управления конфликтогенными регионами можно было бы использовать индикаторы конфликтогенности, которые дает группа В. А. Тишкова. Она насчитывает таковых около 46, куда ученые включают даже такой показатель, как «состояние воды». Правда, не сказано, о какой воде идет речь: о питьевой, технической, в стакане, в море или в кране. Придача конфликтогенности целому ряду индикаторов, конечно же, достаточно условная. Но сама попытка определить перечень индикаторов, их систематизировать и на этой основе вести этнологический, а точнее, этнополитический мониторинг – явление, бесспорно, важное и нужное.

В современных условиях как никогда раньше миграционные процессы все в большей степени обретают этнополитическую окраску, которая проявляется не только к «внешним мигрантам», но и к своим отечественным национальностям при их устройстве на работу, участии национальностей в разделении труда, в представительстве в органах власти, в учете их культурных, языковых и других интересов адаптации и развития. Мы уже отмечали опасность, безграмотную и бесцеремонную порой, а значит, и провокационную деятельность в сфере этнонациональных отношений правоохранительных органов. Переполнены конфликтогенными факторами предрассудков и стереотипов армейские коллективы. Отсюда и стремление родителей не пускать своих детей на службу в российскую армию. Для самого Министерства обороны – это темный лес, в котором бесчинствуют все – от «дедов» до офицеров. А Комитет солдатских матерей, который стонет от бесчинств, драк, преследований в армейских коллективах, порой объявляется главным врагом Министерства обороны. Та огромная политико-воспитательная работа, которая проводилась политработниками Вооруженных Сил при В. Кулакове, фактически прекращена, в том числе в сотрудничестве с Ассамблеей народов России.

Огромное влияние оказывают в этой ситуации стабильность власти и доверие к первым лицам в городе, районе, в субъектах Федерации, в конкретных структурах органов власти. Индикаторы конфликтогенности у нас за эти годы мало изменились, а где-то и зашкаливают. Но доверие, которое внушает Президент страны В.В. Путин гражданам, смягчает эту конфликтогенность. Этнонациональные и этнополитические отношения на всех уровнях достаточно взбудоражены, они не успокоились и действуют в настоящее время, повторяю, по модели «отложенного конфликта». В стране есть эффективный Президент, которому народ доверяет, но в стране нет эффективно действующей исполнительной власти и ясной внутренней этнонациональной политики и это очень опасное противоречие. Мало федеральных органов власти, чиновников и политиков, которым бы доверяли люди всех национальностей, хотя в регионах таких людей достаточно. Самое худшее, когда вопросы, которые должны решать власть, общество, остаются бесхозными и их начинают по-своему решать кто попало. Власть, как правило, приходит лишь после очередной трагедии, когда людей уже охватили экстремизм, озлобленность и месть.

Таким образом, с точки зрения практической этнополитики на федеральном уровне за последние годы сделан существенный шаг назад. Во-первых, это роспуск Миннаца. Во-вторых, фактическое прекращение систематической и комплексной работы по реализации Концепции государственной национальной политики в стране. В-третьих, недостаточно продуманы шаги по передаче всей проблематики миграции в МВД. Внутри страны, из одного региона в другой, у нас не может быть «нелегальной миграции», но у нас именно такое отношение и к собственным соотечественникам. В-четвертых, наблюдается и постепенный отход от эффективного использования рычагов федерализма для обустройства народов России в территориях, использования их потенциала в управлении страной в центре и на местах. Наконец, фактически отброшена политика стимулирования интеграционных процессов в этнонациональной сфере на местном, региональном и общегосударственном уровнях. Мы увлеклись укреплением вертикали власти, не подкрепляя эти меры соответствующими связями по горизонтали, налаживанием интеграционных процессов в регионах и в стране. На уровне отдельных чиновников, губернаторов эта работа, бесспорно, ведется, но этнонациональная политика как система мер и усилий органов власти в центре и на местах по этнонациональному и межнациональному развитию отсутствует. Нет соответствующей федеральной и региональной политики. Сейчас (2004 г.) после трагедии в Беслане создано Министерство регионального развития, которое будет заниматься всем, а значит – ничем.