Текст книги "Безумие Джоула Делани"

Когда он, не сгибая спины, забрался в машину и закрыл дверь, я вспомнила про телефон.

– Раз уж вы едете в Оушн-Бич, не могли бы вы зайти в телефонную компанию. Они нас еще не подключили, и мне тут как-то не по себе. Отель закрыт, и соседей нет. В голову всякая чепуха лезет.

– Насчет воров на острове можете не волноваться. Тут у нас куда безопаснее, чем в Нью-Йорке. Вот там уж действительно: и грабители, и мошенники, и парни, которые отрезают людям головы.

Его слова сильно встревожили меня. Он мог видеть в газетах мое имя, упоминавшееся в связи со смертью Шерри. Но, как оказалось, последнее замечание мистера Ольсена имело другую причину.

– Вчера ночью ему досталась еще одна жертва, – продолжал он, – какая-то врачиха. Можете быть спокойны, на Файя-Айленде ничего подобного не случится.

Я все еще безмолвно смотрела на мистера Ольсена, пока он заводил мотор. Когда я закричала, он уже отъехал.

У меня до сих пор отсутствовала информация о внешнем мире. В приемнике еще зимой сели батарейки. Телефон не работал. А ведь я могла бы попросить мистера Ольсена привезти батареек.

Потом мне пришло в голову, что, хотя на его поездку потребуется всего несколько минут, он может еще где-то поболтать с приятелями или заехать домой пообедать.

Но у меня не было сил ждать, гадая, имел ли он в виду Эрику. В конце концов я решила сходить в Оушн-Бич и оттуда позвонить к ней в клинику. Но прежде следовало предупредить детей. Тут мои мысли закружились, как испуганные птицы, и приняли новое направление. Дети что-то задерживались. Я побежала по песчаной дорожке искать их.

Файя-Айленду постоянно угрожают приливы и штормы. Наша защита – большая стена песчаных дюн, заросших высокой травой. Чтобы достичь берега, надо спуститься по дюнам, и для этой цели в каждом поселке есть специальная лесенка. Обычно сверху видны целые мили белого пляжа, разбивающиеся о берег волны и широкий голубой океан, уходящий за горизонт. Но сегодня сквозь туман я могла различить лишь несколько деревянных ступенек под ногами, стебли трав и двустворчатую раковину, оброненную чайкой.

Я пыталась звать детей по именам, но ответа не последовало. Я прижалась к перилам, напрягая зрение. Очевидно, до пляжа было еще слишком далеко.

Наконец я добралась до берега и пошла по мокрому песку. Появились лунные камни – мы так называем гладкие светлые камешки, которые, высыхая, становятся темными. Накатившая волна намочила мне ноги. Я отскочила. У кромки воды туман стал еще гуще. Я могла слышать, как волны бьются о берег, но уже не видела ничего, кроме белесой пелены.

Потом мне пришло в голову, что, возможно, следовало идти в другую сторону. Я повернулась и пошла в обратном направлении, продолжая кричать. По крайней мере, Барон мог бы услышать меня. Сколько лет он надоедал мне своим бесконечным лаем! Единственный раз, когда мне хотелось услышать его, он молчал.

Глаза устали от сильного напряжения. Чувствуя, что теряю зрение, я побежала, но тут же наткнулась на бревно. Резкая боль привела меня в чувство. Я сообразила, что так недолго и угодить в воду. Мое лицо стало мокрым от слез и тумана, и я продолжала выкрикивать имена детей.

Внезапно на меня обрушилась какая-то темная масса. В первое мгновение у меня потемнело в глазах. Но в следующее – я услышала порывистое дыхание моей любимой овчарки. Он прыгнул ко мне и залаял, потом, взметая песок, умчался в туман и тут же снова вернулся.

Кэрри и Питер уже смотали свои удочки и возвращались домой со своим единственным трофеем – небольшой пеламидой.

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался Питер.

– Вы не слышали, как я вам кричала? – вместо ответа спросила я.

– У нас здесь ничего не получилось, и мы решили сходить к мосту. А ты туфли промочила. И что у тебя с ногой?

Я взглянула и увидела кровь на голени, в том месте, где ободрала ее о бревно.

– Ничего страшного, – заверила я их. – Мне надо сходить в Оушн-Бич.

– А ты не можешь позвонить и заказать, что тебе нужно?

– Телефон еще не подключили. Мне надо позвонить в город.

Они не стали выяснять подробности.

– Суп из моллюсков найдете на плите, – добавила я.

– Давай положим туда рыбу, – предложила Кэрри. – Пусть будет как уха.

– Лучше не стоит, – возразила я. – Давайте свернем здесь, чтобы случайно не ошибиться.

Мы стали карабкаться по песчаному склону и вскоре увидели ступени нашей лестницы.

– Ты прямо истекаешь кровью, – заметила Кэрри. Они с Бароном замыкали шествие. – Даже на ступени капает.

Я пошарила в карманах фланелевой куртки в поисках тряпки. Мы остановились, чтобы Кэрри и Питер могли посмотреть в своих плащах. Наконец подходящая мятая тряпка отыскалась, и, прислонившись к перилам, я перевязала себе голень. Теперь, когда дети были найдены, все мои мысли вернулись к Эрике. Я подумала о больничной охране. Но по словам мистера Ольсена, это произошло еще вчера вечером.

На последней ступеньке лестницы я объявила, что скоро приду.

– Тебе нельзя так идти, – заявила Кэрри. – Ты должна надеть пальто.

Действительно, я дрожала от холода.

– И тебе нужно сделать перевязку, – добавил Питер. – А может, уже работает телефон.

Я потуже затянула повязку на ноге, чтобы остановить кровотечение. Они тянули меня к дому.

Наконец я поняла, что не могу оставить их, пока все не выясню.

– Давайте выключим суп и вместе сходим в Оушн-Бич, – предложила я, пока Питер открывал дверь. – А потом сделаем большой обед с моллюсками и омарами.

Но Питер остановился на пороге так резко, что мы едва не натолкнулись на него.

Он не двинулся и после того, как Кэрри тихонько пихнула его. Я взглянула в кухню поверх их голов.

Возле кухонной раковины стоял Джоул. Или Джоул-Тонио.

– Входите, – сказал он, и мы друг за другом вошли в кухню.

В руке у него был открытый нож с выскакивающим клинком.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 14

Длинное, холодно поблескивающее лезвие приковало мой взгляд. Я затаила дыхание. Джоул держал нож как бы играючи, и эта игривость усиливала ужас. Так мальчишка, разоряющий гнездо, радуется своему открытию без жалости и ненависти, предвкушая очарование разрушения.

Он улыбнулся и жестом велел нам сесть. Я взглянула на Кэрри и Питера, опасаясь, что они не примут его всерьез. Но они, кажется, поняли всю серьезность ситуации и молча заняли места вокруг кухонного стола. У меня возникла мысль о побеге. В общей сутолоке, наверное, кому-нибудь удалось бы убежать. Но я не стала воплощать в жизнь свои теоретические расчеты, сообразив, что в тесной кухне можно запросто попасть на нож. Его владелец как будто уловил мои мысли и покачал головой:

– Не надо, Нор, – усмехнулся он, – не будь глупышкой. Он явно имитировал мое обращение к детям, которое слышал сотни раз. Но этот тон, гордый и самодовольный, мне тоже был знаком. Потом я вспомнила день рождения Джоула. Мне казалось, что он просто перебрал шампанского, когда привел нас к машине Шерри и показал серьгу, которую нашел на сиденье. Я вспомнила свое раздражение. Шерри также рассердилась, и в ту ночь он перерезал ей горло. Последняя мысль вызвала у меня приступ озноба.

Пытаясь взять себя в руки, я спросила:

– Зачем ты сюда явился?

Получилось чересчур смело, но он не обратил на это внимания, упиваясь собой.

– Как же, сестричка, куда ты – туда и я.

Меня поразило слово «сестричка». Насколько я помню, за всю нашу жизнь Джоул ни разу меня так не назвал.

Наверное, любой писатель сразу же подмечает изменения стиля. Во всяком случае, именно тогда я почувствовала, что передо мной чужой человек.

– Помнишь, как ты нашла меня в моей квартире? – спросил он. – Кажется, в полдесятого?

Я смотрела на него, пытаясь понять. Но какой-то необычный взгляд и едва заметное изменение голоса мешали мне осознать значение этих слов. Словно сквозь прежние любимые черты проступало совсем другое лицо, то, которое я видела на фотографиях, отпечатанных в киоске на Таймс-сквер: косоглазый мальчишка, гримасничавший и кривлявшийся с лихорадочным озорством. Но как мог Джоул увидеть те снимки и перенять манеру супербоя в плаще мага?

– Слушай внимательно! – Его резкий тон прервал мои размышления. – Я приехал с вами вчера вечером. Мы вышли все вместе.

Я молча слушала.

– Когда мы прибыли сюда? Около полуночи? – осведомился он.

Я наконец начала понимать.

Он хотел обеспечить себе алиби, чтобы полицейские думали, будто он приехал из Нью-Йорка вместе с нами. И пока они ищут Тонио, Джоул мог спокойно разгуливать на свободе. Вернее, тело Джоула. У меня появилось ощущение, что сам Джоул уже исчез.

Потом послышался гул мотора. Мистер Ольсен возвращался к нам со своей содой. Возле дома он, как всегда, сбавил скорость, чтобы проехать по песку. Джоул поднял голову, прислушиваясь. Я ощутила нарастающую опасность.

– Это мистер Ольсен, – поспешно объяснила я, – возвращается, чтобы прочистить трубы. Он пожилой человек, и у него артрит.

Я тут же пожалела о своих словах. Быть может, жесткий тон поколебал бы уверенность Джоула. Но я не знала, сколь велико его безрассудство. Теперь каждый момент превращался в акт торга.

После моих слов он решился. Мгновенно оказавшись рядом с Кэрри, он схватил ее длинные золотые волосы и одним движением обмотал их вокруг своего запястья. У меня остановилось дыхание, когда он коснулся лезвием ее горла.

– А теперь, – объявил он, – мы поиграем.

Наступила жуткая тишина. Мы ждали.

– Видишь эти шашки? – спросил он.

Питер, бледный, но спокойный, посмотрел, куда ему показывали. На кухонном столе лежала коробка шашек, которую я достала из шкафчика.

– Открой ее.

Питер раскрыл доску.

– Pronto![24]24
  Живей!


[Закрыть] Теперь расставь шашки.

Питер расставил с одной стороны черные, с другой – красные.

– Вы будете играть в шашки, – сказал Джоул. Или Джоул-Тонио. Теперь уже ничто в его поведении не напоминало моего брата. Совершенно чужой, чрезвычайно опасный человек держал за волосы Кэрри.

Он слегка тряхнул ее голову.

– Вы будете играть как следует. Понятно?

Губы Кэрри шевельнулись. Она прошептала:

– Да.

– А я послежу за вами. – Его голос стал мягким, почти ласкающим. – Мой друг будет здесь, у меня в кармане. В случае чего, мне хватит одной секунды.

Он медленно отпустил ее и, как мне показалось, дрожащей рукой пригладил ее волосы. Я вспомнила, как с такой же нежностью он держал волосы Шерри.

Барон сидел возле раковины, высунув язык, и своими черными глазами сквозь челку с интересом наблюдал за нашей возней. Теперь он начал свирепо лаять, защищая нас от мистера Ольсена.

– Открой ему, – приказал Джоул, – и не пытайся что-нибудь предпринять.

– Я не буду, – пообещала я.

– Еще бы, – ухмыльнулся он. – Ты же не сумасшедшая.

От его радостного настроения мне стало дурно. С большой осторожностью я прошла к двери и открыла ее мистеру Ольсену.

– Чем-то вкусно пахнет, – заметил он, вступая в кухню с огромным ящиком, очевидно полным соды. Я вспомнила про суп, который все еще разогревался.

– Мы не успели пообедать, – машинально произнесла я.

Удивительной силой обладают социальные привычки. В худший момент своей жизни, когда на чаше весов оказалась жизнь Кэрри, я не утратила способности к обычной болтовне.

– Успокойся, Барон. Ты же знаешь мистера Ольсена.

– Хороший пес, – сдержанно похвалил мистер Ольсен.

Из-за челки, скрывающей глаза Барона, трудно догадаться, что он лает только для забавы.

– Он просто приветствует вас, – пояснила я. – На самом деле он очень добрый.

Мистер Ольсен осторожно погладил его.

– Но я вижу, он хороший сторожевой пес. Голос внушительный.

Мистер Ольсен выпрямился и огляделся.

– Привет, Питер. Хорошо порыбачил?

Питер кивнул, не отрываясь от шашечной доски. Я видела рыбку, лежавшую на полу возле его стула. Питер не успел положить ее в раковину.

– Привет, Кэрри, – кивнул мистер Ольсен.

Он скользнул взглядом по лицу Джоула и со скромностью островитянина отвел глаза в сторону. Я поняла, что он никогда не видел Джоула. Мы купили дом прошлой весной, а Джоул вернулся в Штаты только в ноябре.

– Это мой брат, Джоул Делани, – представила я.

– Рад видеть вас, – кивнул мистер Ольсен.

Джоул одарил его ослепительной улыбкой. Не осталось ни малейшего намека на страшный нож с выскакивающим лезвием. Перед мистером Ольсеном был просто молодой добродушный дядюшка, наблюдавший, как его племянник с племянницей играют в шашки. Мистер Ольсен, конечно, не мог усмотреть ничего зловещего в худой руке, как бы невзначай касавшейся кармана куртки.

– У вас всегда такой туман? – поинтересовался Джоул с обезоруживающим простодушием. – Мы еле нашли дом вчера вечером.

Я слишком поздно поняла его намерения. Он хотел сказать, что прибыл вместе с нами, но сделал это явно не лучшим образом. Мистер Ольсен озадачено взглянул на меня.

– Вы что же, сидите здесь со вчерашнего вечера без воды?

Я вспомнила, что миссис Ольсен известно время нашего прибытия – я сама сказала ей.

Лицо Джоула стало мрачнеть. Я почувствовала всю опасность положения и поспешила его исправить.

– Мы провели ночь в Бэй-Шо. Но Джоул прав, туман просто ужасный. Мы с большим трудом нашли мотель.

– А, вот как.

Мистер Ольсен, очевидно, решил, что сначала не так понял, и его внимание тут же переключилось на туман.

– Да, такого у нас давненько не бывало. Артрит меня прямо измучил. Пришлось вставать среди ночи и бродить по двору.

– Но вообще-то, здесь, наверное, бывают туманы, – предположила я.

– Бывают, – согласился мистер Ольсен. Его действительно интересовал вопрос о погоде. – Но, по правде говоря, нечасто.

Я испугалась, как бы он не пустился в подробное обсуждение этого предмета. Неизвестно, что мог сделать Джоул под давлением любознательности мистера Ольсена. Чтобы сменить тему, мне пришлось пойти на явную бестактность.

– Я вижу, вы принесли соду.

Мистер Ольсен взглянул на свой ящик, который все еще держал в руке.

– Да, – кивнул он.

Кажется, его немного обидела моя фальшивая любезность. Некоторое время он как будто размышлял, и я с тревогой ждала. Но он лишь добродушно улыбнулся.

– Я только промою трубы. Не давайте мне заговаривать вам зубы.

Когда он повернулся к раковине и встал на колени, чтобы снять трубу, я взглянула на Джоула. Похоже, он остался недоволен Питером и Кэрри. Их напряженные позы выглядели очень неестественно.

– Как насчет ленча, сестричка? – осведомился он. – Эй, Кэрри, не зевай, твой ход.

Я заметила, что он придвинулся к ней, и Кэрри, как автоматический игрок на витрине, подняла руку и сдвинула шашку. Джоул склонился над доской, и я вспомнила, как он стоял над Шерри. Я снова видела бумажную корону, золотистые волосы, столь похожие по оттенку на волосы Кэрри, и, подавляя растущий ужас, заставила себя пойти за супом.

Действуя, словно эстрадный фокусник, то и дело показывающий публике свои рукава, я осторожно достала из пакета нарезанный хлеб. Но нужно было еще подать ножи для масла. Я не знала, можно ли мне пойти к ящику за ножами, и остановилась в нерешительности, когда мистер Ольсен закончил с раковиной и включил воду.

– Еще несколько минут, и все будет в порядке, – пообещал он.

Мистер Ольсен не без труда поднялся и вышел. С минуту мы все оставались без движения.

– Все в порядке. Ты можешь взять ножи для масла, – наконец разрешил Джоул.

Я достала ножи из ящика, расставила тарелки вокруг шашечной доски, потом принесла хлеб и масло. Джоул придвинул свободный стул и сел рядом с Кэрри.

– Теперь садись, – приказал он.

Мы все вместе сидели, за столом, слушая, как мистер Ольсен ходит по дому, промывает трубы и включает воду. Вскоре он вернулся и застал нас в ожидании.

– Все готово, – объявил он. – Кто выиграл партию? Дети избегали его взгляда.

– Игра еще идет, – ответил за них Джоул, напряженно улыбаясь.

Я боялась возбудить подозрения Джоула и потому не решилась пригласить мистера Ольсена присоединиться к нам. Но он как будто не заметил этого упущения.

– Готово, – сообщил он, закрывая кран. – Я вижу, тут у вас тесная компания.

Он еще немного помедлил. Обычно я выписывала ему чек сразу. Но теперь Джоул мог усмотреть в моих действиях попытку передать какое-то послание. Пока я раздумывала, как поступить, зазвонил телефон.

– Ну вот, вас и соединили, – заметил мистер Ольсен. Я не знала, позволит ли мне Джоул снять трубку, и в то же время моя растерянность могла показаться довольно странной мистеру Ольсену. Однако он, вероятно, принял это за женскую нерешительность.

– Занимайтесь своими делами, миссис Бенсон. Я ухожу. Заплатите мне позже.

Мистер Ольсен взглянул на Питера.

– Раковина теперь чистая, можешь положить туда рыбку.

Он еще раз обвел взглядом нашу компанию.

Печальные глаза Авраама Линкольна казались такими понимающими, мудрыми и всевидящими. Но это была иллюзия. Он не видел ничего.

– Надеюсь, вам понравится Файя-Айленд, – кивнул он Джоулу и вышел из кухни. Мы услышали, как за ним закрывается дверь.

Однако телефон все еще звонил.

– Что мне делать? – спросила я. – Возможно, звонят со станции.

– Сними трубку, – приказал Джоул.

Когда я поднялась, он развернул свой стул, чтобы наблюдать за мной.

Я подняла трубку и услышала голос Теда:

– У тебя все в порядке, Нора?

Голос звучал так громко, что его, пожалуй, могли слышать за кухонным столом. И вновь появился нож. Я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Джоул взглянул на меня с наигранным недоумением, словно удивляясь, отчего я так беспокоюсь.

Я заставила себя говорить естественным тоном.

– У меня все нормально. Сейчас уходил наш помощник.

– Я звонил домой, и никто не ответил.

– Мы решили открыть сезон на побережье.

Наступила пауза.

– Кто это «мы»? – спросил Тед.

– Кэрри и Питер. – Я взглянула на Джоула. Он кивнул, давая мне понять, чтобы я упомянула и его. Потом он показал что-то на полу Питеру. С удивлением я увидела, как Питер наклонился и подал ему рыбу. – И Джоул, – сказала я в трубку. – Мы приехали все вместе.

– Когда?

– Вчера вечером, – ответила я.

– В какое время вчера вечером?

Наш странный разговор был очень похож на допрос. Но я подумала, что мои необычно смиренные ответы могли бы вызвать у Теда сомнения в их искренности. Он всегда отличался большой проницательностью.

– Мы сели на поезд в 9. 49, – докладывала я. – На паром опоздали. Пришлось провести ночь в Бэй-Шо.

– Вы все?

– Все. – Последнее слово я произнесла еле слышно, увидев, что происходит за кухонным столом.

Джоул вскрыл рыбку, выпотрошил ее и аккуратно положил на тарелку для масла.

На моей памяти он лишь однажды ходил на рыбалку и, засадив себе крючок под ноготь, отказался от своей затеи. Тогда ему было восемь лет, и насколько я знаю, Джоул больше никогда не рыбачил. Но теперь он потрошил рыбу Питера с ловкостью профессионала. Мои мысли совершили внезапный скачок. Я видела пуэрториканского мальчика в рыбном отделе мясной лавки.

На лице Джоула играла улыбка. Мне показалось, будто он знает, о чем я думаю, и пользуется своим знанием, чтобы сбить меня с толку. Но если так, то он достиг большего, чем хотел. Никакое раздвоение личности не могло научить Джоула потрошить рыбу. Невероятность происходящего заставила меня погрузиться в глубокое молчание.

– Ты здесь, Нора? – забеспокоился Тед.

– Я здесь, – слабо отозвалась я. – У нас, вероятно, плохая связь.

– Ты слышала об Эрике? – спросил он.

– Кажется, да, – неуверенно пробормотала я.

Но такой ответ звучал несколько странно.

– У нас нет батареек для приемника, – добавила я, – мистер Ольсен что-то говорил, но имен не упоминал.

– Да, это Эрика. И все точно так же, как с теми девушками в парке и Шерри Тэлбот.

Значит, жуткие качающиеся лианы появились и в квартире Эрики. Я пронеслась над белым меховым ковром мимо знамен Водана, взлетела по ступеням в тиковый кабинет и содрогнулась, узнав, где ее нашли.

– Это случилось вчера ночью, – говорил Тед. – Сегодня утром она не пришла в клинику на десятичасовой прием.

В десять часов утра Эрика собиралась встретиться с Джоулом. Я прислонилась к стене.

– Секретарша пошла за ней и нашла ее. Но вы все вчера вечером поехали на Файя-Айленд.

– На 9. 49.

Некоторое время Тед молчал – похоже, думая о своих подозрениях.

– Непонятно, почему он выбрал Эрику.

– Не знаю, – почти прошептала я.

– Может, из-за того интервью, в котором она дала психологический портрет убийцы. Вероятно, это задело его тщеславие.

Он был ужасно умен. Мне хотелось кричать в трубку. Но я позволила себе лишь тихо сказать:

– Может быть.

– Психиатры должны избегать газет. Ну ладно, теперь я знаю, где вы. Желаю хорошо отдохнуть, – закончил он.

Я стояла, держа в руке трубку, из которой доносились короткие гудки, и надежда покидала меня.

Мистер Ольсен ушел, ничего не заподозрив, и даже Тед как будто утратил свою обычную проницательность.

– Положи трубку, – приказал Джоул.

Но голос не принадлежал Джоулу. Хотя тембр еще оставался похожим, интонация стала совершенно иной. Голос звучал энергично, решительно и самодовольно. И все же за ужасной личностью, образовавшейся благодаря вытеснению из сознания части психического материала, где-то еще оставался мой брат. Психиатрам потребуются месяцы, чтобы пробиться к нему с помощью пентотала и гипноза. И теперь, когда никакой надежды на помощь извне не осталось, я решила попробовать сама.

– Джоул, – начала я твердо, кладя трубку, – у тебя ничего не выйдет.

– Еще как выйдет, – ухмыльнулся он.

– Теперь след ведет к тебе от Эрики, – продолжала я, стараясь, чтобы мой тон казался рассудительным, но ни в коем случае не угрожающим.

Трудно сказать, много ли поняли дети из моего разговора с Тедом. Но, если они еще не знали о смерти Эрики, то узнали теперь. И все же столь суровое известие они восприняли с мужественным спокойствием. Их чудесные лица, казалось, светились знанием, но ни один из них не пошевелился и не произнес ни звука. Джоул кивнул Питеру на очищенную рыбу, лежавшую на тарелке.

– Положи ее в холодильник.

Питер соскользнул со стула и взял тарелку.

– Сначала заверни ее. Ты что, не знаешь, как это делается?

Мы все наблюдали, как Питер подошел к буфету, достал рулон фольги, оторвал от него кусок, завернул рыбу и положил в холодильник.

– Садись, – сказал Джоул, и Питер снова занял свое место.

– Легавые будут искать Дровосека, а я к нему не имею никакого отношения, – усмехнулся Джоул. – Я улетел в Танжер до того, как все началось.

– Дровосеком был Тонио Перес.

Он улыбнулся:

– Вот пусть и ищут его.

– Джоул, я знаю, что Тонио мертв.

Улыбка не исчезла. Мои слова ничуть не обеспокоили его. Но опасность возрастала по мере того, как мы приближались к вопросу о его одержимости – то есть о его вере в одержимость. Если бы мне удалось убедить Джоула в уязвимости танжерского алиби, он мог отпустить нас с миром.

– Очень многие люди знают, что Тонио мертв, – продолжала я. – Половине Эль-Баррио это известно. Конечно, они не любят говорить с полицией, но есть еще кое-что. Например, доктор Райхман.

Ему не следовало знать, что Райхман улетел в Перу. Однако, к моему удивлению, Джоул и глазом не моргнул.

– Попробуй убедить в этом суд! Эрику и Шерри прикончили, как всех остальных. Есть кое-какие маленькие детали, которые не попали в газеты.

Наш разговор принимал нежелательный оборот, приближаясь к качающимся лианам, ножам и крови. В любом случае говорить о суде не имело смысла. Я знала, что Джоул, как душевнобольной, не предстанет перед судом. Хотя теперь, после смерти Эрики, ему грозит общественная опека: сначала тюремная больница «Бельвю», а затем «Маттеаван».

– Я не пойду туда, – внезапно выкрикнул он, – забудь про «Маттеаван».

Я не поверила своим ушам и сначала даже решила, что начинаю думать вслух. Такого случайного совпадения мыслей просто не могло быть. Но тогда оставалось допустить что-то вроде телепатии.

Он пристально смотрел на меня. Сходство с гримасничавшим мальчишкой на фотографии усилилось. Черты Джоула как бы растворялись от лихорадочного жара чужого темперамента.

– Ты и впрямь испугалась, – заметил он. – Еще больше, чем у Дона Педро?

Я отчаянно пыталась найти какое-нибудь объяснение. Но возможностей уже почти никаких не оставалось. Эрике я говорила только о том, что видела миссис Перес. Но может быть, доктор Райхман сказал ей о Доне Педро? И прежде чем умереть, она успела… Но ужас обступал меня, смыкаясь вокруг.

– Ты выглядела так глупо в их идиотском круге. А этот старый колдун – как он суетился, поднимая свечи. Жаль, что я не спалил всю его лавку. – Он усмехнулся.

И тогда все психиатрические интерпретации рассыпались в прах. Кристаллизация процессов вытеснения, вторичная личность, скрытая двойственность – все изобретения XX века растаяли как дым. Я взглянула на лицо моего мучителя и поняла, что передо мной не мой брат, но вселившийся в его тело дух мертвеца.