Текст книги "Неукротимая"

Глава 10
Письмо

Офицер Шухо с любопытством присматривался к начальнику. Помимо упрямства и раздражительности, тот обладал железной выдержкой, если дело касалось работы, мог дотошно копаться в мелочах, разбираясь в бытовых нуждах лагеря, но ко всему прочему оказался диким собственником и ревнивцем.

Малышка Тарико Сан, похоже, надолго обосновалась в его личных покоях, но сумела проникнуть и куда глубже под толстую кожу Багери. Недаром чантиан считают жуткими консерваторами. Уж если им что-то западет в душу, каленым железом не вытравишь. Также долго помнят и нанесенные обиды.

Последний факт начинал беспокоить Шухо. Утром он парой фраз перекинулся с Тарико по поводу дешевенькой репродукции в прихожей. Шухо привез ее из города, желая придать светский лоск унылому кабинету. Очевидно, что скалистый кардарианский ландшафт вместе с рухнувшим звездолетом прекрасно символизирует незыблемость порядка в «Уригучи».

Тарико сурово раскритиковала картину. Ей не понравились пропорции и световое пятно на заднем фоне. Она даже забралась на стул и ткнула пальчиком в синий крючок, изображавший силуэт заледеневшего пилота, но тут в прихожую ворвался Багери и принялся орать, будто его покусали волки.

Офицер Шухо просто держал стул, чтобы Тарико не упала. Если бы он держал ее ногу или повыше, то реакция начальника имела бы четкое объяснение и продолжение. А здесь пострадала только картина и репутация Шухо. Хозяин выбросил злосчастный кусок пластика в мусорное ведро и велел писать рапорт о досрочном переводе адьютанта из лагеря. Хорошо, что удалось отвлечь его на письмо и посылку.

– Господин Багери! Я хотел только сказать, что получил для госпожи Сан пакет из Хорсаки. Возможно, там краски, которые она ждет, поэтому у нас и зашла речь о кризисе в современном искусстве. Люди разучились ценить истинную красоту.

Субад тут же напустился на Тарико.

– Почему не сказала, что тебе нужны краски? Я бы заказал в городе. Кто тебе пишет? Не знал, что у тебя остались родственники на Петри.

Она бросила пытливый взгляд на Шухо и спокойно ответила, что вскрыть письмо не успела. Субад забрал сверток и утащил ее в свою комнату. Вдвоем разберутся. Стоит Тарико приподнять темные брови и распахнуть маслиновые глазищи, как хозяин начинает краснеть и тяжело дышать. Шухо первым это заметил, но не рискнул ни с кем обсудить. У каждого льва должны быть маленькие слабости…

Тем более, за прошедший месяц Тарико Сан немного округлилась в лице, распушила волосы и уже не выглядит грязной подбитой птичкой. Славная девочка. Воспитанная, образованная, изящная. Кто бы мог представить, что у чантианского дикаря такой утонченный вкус. Офицер Шухо вздохнул, глядя на облупившуюся краску, которую прежде прятал кардарианский пейзаж.

"Может, попросить Тарико Сан нарисовать холмы Дайона в утреннем тумане… Надо намекнуть, чтобы сама подала хозяину мысль, еще одной вспышки ревности Багери я не переживу".

* * *

Оставшись с ней наедине, Субад сам вскрыл конверт и подошел к окну, чтобы прочесть напечатанное на тонкой бумаге письмо. И сразу не смог удержаться от ироничного комментария:

– Как официально! «Дорогая Тарико, с грустью должен сообщить, что послание сианской благотворительнице осталось без ответа…». Кто он такой – этот Кауми Чагоро? И при чем здесь сианцы?

– Позволь мне самой прочесть, – твердо попросила Тарико, не слишком рассчитывая на мгновенное исполнение просьбы. – Господин Чагоро был другом нашей семьи, он часто навещал Йори…

– И ухлестывал за тобой? – сухо спросил Субад.

– Мы были друзьями, но все это совершенно не важно. Почему ты читаешь мое письмо? Его должны были уже проверить на приемном пункте, так сказал офицер Шухо. И раз письмо дошло до «Уригучи», ничего запрещенного там быть нее может. Субад, пожалуйста, дай мне взглянуть.

Еще раз пробежав бдительным взглядом по ровным строчкам, он нехотя протянул ей лист.

– Твой приятель даже не удосужился пару фраз черкнуть от руки. А ведь многие петрианцы хвалятся идеальным почерком, целую науку разработали на основе его анализа. Даже на работу принимают, исходя из результатов экспертизы.

– Тебе тоже пришлось ее проходить? – Тарико хотелось прочесть письмо и в то же время показать, что она не слишком дорожит его содержимым.

Интуитивно ей хотелось скрыть близкие отношения с Кауми, хотя теперь казалось, он считался ее женихом в какой-то другой, безумно далекой жизни.

– Конечно, меня тоже проверяли на пригодность! Зато после экспертизы приняли здесь с большим уважением. Я идеально подходил на роль начальника местных болот. Ну, еще бы! За годы службы в сианской армии кое-чему научился.

Субад уже разрывал упаковку маленькой посылки. Бесцеремонный, осознающий свое хозяйское право на любую вещь в пределах лагеря.

На стол посыпались мягкие кисти с ручками из черного дерева, тюбики с краской из лучших мастерских Петрианы и упаковка листов – милый Кауми расщедрился на дорогой подарок. Тарико растроганно улыбнулась, обнаружив набор открыток с видами парков разных планет и засушенную хризантему из зимнего сада в Хорсаки. Она любила эти гордые, строгие цветы почти лишенные запаха.

– Ну, что застыла? Читай послание друга, пока оно еще при тебе, – приказал Субад, пристально вглядываясь в ее лицо.

– Разве ты мне его не оставишь? – внезапно с тревогой спросила Тарико.

– Прочтешь и бросишь в камин. Я так решил. Красками можешь пользоваться.

Он небрежно вытряхнул открытки из футляра, разыскал среди них изображение одного из величественных парков Чантаса, поднес к глазам.

– Я был здесь однажды. Думал, ничего прекраснее нет во Вселенной, а потом на Сиане увидел летающие луга. Дивная планета. Жаль, ее населяют циничные стервы и алчные выродки.

– Но ты же сам служил в сианских войсках, – воскликнула Тарико.

Субад равнодушно пожал плечами.

– Я был ослеплен и покорен их мощью, хотел стать частью непобедимого братства, и не сразу понял, что система построена на подлости и лжи. Мои навыки использовали, а потом выкинули за порог, как нашкодившего щенка.

– Ты пострадал без вины?

– Отчего же… – усмехнулся Субад, – за мной есть один серьезный проступок. Я лишил невинности один ядовитый сианский цветочек. Это я думал, что имею дело с цветочком, но у него оказались бульдожьи челюсти.

– Вы, вероятно, стоили друг друга, – тихо заметила Тарико.

– Может быть, – процедил Субад, – но я никогда не подчинюсь женщине. Никогда не стану ее домашним песиком и не буду по приказу лизать мокрую щелку между ног. Уж лучше здесь, в Дайоне каждую ночь буду вдохновенно иметь тебя, моя птичка. Ты же не против? Иди ко мне! С тобой я готов забыть все прелести городов – земных и небесных. Ты – мое снотворное и мой идеальный стимулятор. Я рад, что нашел тебя… Мне с тобой хорошо. Ложись.

Тарико с сожалением выпустила из рук кисти и подошла к хозяину, колеблясь, нужно ли расстегивать платье. Чаще он делал это сам – медленно смаковал близость любимой забавы. А иногда набрасывался, скидывая у дверей собственную одежду и разрывая на Тарико белье так, что края его болезненно врезались в кожу.

Он был с ней разным – Субад Багери… Грубым, нетерпеливым хищником, который вдруг принимался ласкать умело и нежно, заставляя трепетать и жмуриться, чтобы не проявить искреннее желание. Но Субад будто знал наперед ее состояние. Он был опытным любовником, к тому же выбор развлечений в "Уригучи" невелик.

Как-то в жуткую метель они сутки провели в постели, вставая только затем, чтобы посетить уборную или утолить голод. Тарико сама кормила его кусочками жареной курицы и вытирала острый соус с губ и подбородка. И все это время его палец был у нее внутри, отчего соски становились болезненно напряженными… Чудные фантазии забредали в голову хозяину.

На другой день новая прихоть – ходить по комнате голышом, однако Тарико заставил надеть фартук, едва прикрывающий грудь и не достающий до середины бедра. Она в таком откровенном виде даже накрывала на стол, но Субад скоро сдвинул посуду и велел ей сесть между мисочек с дымящимся супом. Потом принялся целовать ее и жадно ощупывать, так и взял прямо на столе, расплескав ароматный бульон на скатерть и уронив на пол вилки.

Скатерть попросила сшить Тарико, и бригадирша Насима принесла три куска легкой немнущейся ткани на выбор. Из остатков придумали сделать короткие шторы и декоративные полотенца. Субад разрешил украсить комнату, точнее, дал понять, что ему безразлично, как она выглядит, лишь бы не прибавлялось много ненужного барахла.

Но и сам скоро заметил, что после каждой уступки Тари пытается выразить благодарность. Неуверенно, робко касается его руки, гладит короткие волосы на затылке, долго разминает ноги перед сном.

Тарико стыдилась признаться себе – иногда ей нравилось подчиняться. Но задыхаясь в его объятиях, она с дрожью осознавала, как долго будут длиться эти семь лет. Ее порывистые вздохи Субад принимал за возгласы удовольствия и рос в собственных глазах.

"Я все-таки смог расшевелить маленькую скромницу, многому научил, многое показал, она входит во вкус, скоро сама начнет играть и забавляться в постели…"

Охваченная его неторопливым ритмом, Тарико покачивалась на постели, послушно приподнимала бедра и увлажнившимися глазами разглядывала серые стены, терпеливо ожидая финала. Представляла, как можно разукрасить комнату лианами и папоротником с чантианской открытки.

"Надеюсь, Субад разрешит. Если не понравится, можно покрыть двумя слоями матовых жидких обоев, Риза принесет со склада, рисунок будет слабо проступать, неясные очертания придадут особый колорит обстановке".

Живое воображение довершило картину, и Тарико улыбнулась, представив себя в окружении зеленых лиан винограда и цветущих магнолий. Тотчас глухой стон на плече подсказал, что Субад насытился и скоро оставит ее в покое.

– Вижу, тебе понравилось, хоть и стараешься скрыть. Люблю честных девочек и терпеть не могу дешевых актрис.

– Ты очень тяжелый…

– Ну-ну, не жалуйся. Все было отлично, я за тобой наблюдал и внутри ты горела, как полешко в камине. Умница моя! Все делаешь правильно, как я люблю. Я все в тебе люблю, воробышек.

Он все же отодвинулся, но не спешил покидать ее тело, принялся целовать в губы – больно, яростно, потом стиснул ладонью шею и прохрипел в ухо:

– Не надейся, что выйдешь отсюда раньше срока, милая. Если мне не хватит семи лет, я придумаю, как оставить тебя дольше… гораздо дольше. Пока ты будешь нужна мне, Тари. А ты мне очень нужна.

Отдышавшись, она слабо предложила:

– Может, может… мы вместе покинем Дайон и найдем местечко получше. Мир не ограничивается застывшим болотом. Нужно лишь захотеть…

– Для меня ограничивается! И ты будешь со мной. Что не устраивает? Кажется, я и так дал тебе немало удобств. Вкусная еда, чистые тряпки, целыми днями рисуешь свои картинки, а не строчишь шинели с рукавицами до кровавых мозолей, как другие женщины в лагере.

– Благодарю вас, господин Багери, – прошептала Тарико. – Никогда не забуду вашу доброту и заботу.

Глава 11
Выходка Памукаси

Тарико проснулась рано и, пока хозяин еще спал, в предрассветных сумерках написала ответ Кауми. Запоздало заметила, что на обороте листа взятого впопыхах есть набросок рисунка. «Что ж, пусть знает, я не пала духом и здесь пытаюсь работать, когда есть возможность…».

Немного подумав и с опаской поглядывая на постель Субада, она вложила в конверт еще несколько черно-белых картинок с бытовыми сюжетами «Уригучи». Осталось успеть передать письмо господину Шухо, лишь бы не отказал в просьбе. Переписка с большим миром не запрещена, но Субад может придумать в отношении Тарико свои законы. Ей многое здесь позволено, но и спрос совершенно другой. Все в лагере это знают.

Благополучно решив вопрос с посланием в Хорсаки, Тарико помогла Ризе на кухне и отнесла в прачечную белье. Не хотелось возвращаться к Субаду, обычно по утрам он был раздражен, занимался документацией, а потом лично проверял, как идут дела в лагере. Далеко разносился его зычный голос, псы стояли навытяжку или рыскали по цехам и баракам, наводя порядок.

Тарико хотела навестить доктора Яримаки и Гуну, но заметила у госпиталя сутулую фигуру Нуями и круто развернулась. Вслед ей полетел насмешливый возглас и пронзительный свист. Возле шестого барака женщина с грубым, обветренным лицом нарочно задела Тарико плечом и выругалась вполголоса, а потом забормотала себе под нос:

– Хозяйская шлюха! Ишь, вырядилась, белые сапожки, золотая шубка, у-ух, вывалять бы тебя в грязи!

– За что? – прошептала Тарико, но женщина сплюнула в сторону и скрылась за углом здания.

Еще несколько арестанток в одинаковой серой робе прошли мимо, сгибаясь под тяжестью мешков. Увидев посреди расчищенной от снега дорожки Тарико стали негромко переговариваться, а потом одна из них бросила ехидно:

– Эй, художница! Нарисуй мой портрет, пусть его повесят в столичном музее. Хочу прославиться.

Напарница ее грубо перебила:

– Молчи! Она нажалуется хозяину и тебя саму повесят на воротах.

Тарико поспешно сошла с дорожки и прижала ладонью искристый мех у горла на воротнике. Снег набился в короткие теплые сапожки с расшитыми отворотами.

– Я никому ничего не скажу. И так каждый день стараюсь рисовать, а когда вернусь в город, устрою большую выставку. Весь город придет посмотреть, как живут в «Уригучи». А потом правительство Петрианы завалят возмущенными письмами, сюда приедет комиссия, лагерь преобразуют, охрану сменят.

Едва веря своим словам, Тарико отчаянно хотела, чтобы они сбылись.

– Все дела будут пересмотрены, невиновных отпустят домой.

Женщины остановились, сбрасывая поклажу у ног. Снова стали переговариваться между собой, бросая на Тарико теперь уже сочувственные взгляды:

– Правильно сказала Насима, она совсем блажная. Нельзя ее обижать.

– Умом тронулась, бедняжка.

– У Багери сердца нет – мучить такое дитя… Зато наряжает, как куколку. Велел Насиме одеть ее с ног до головы, дорогую шубу из города привезли.

– Тише, уймись! Она, наверно, не понимает, что он с ней делает по ночам.

Тарико больше не могла слушать. Проваливаясь в снегу, побежала к швейному цеху, которым заведовала Насима. Лишь она и Риза относились к ней без ненависти и насмешки.

Щедрая звезда Антарес разбросала по снегу мириады багровых и фиолетовых искорок, а тени от невысоких строений сиреневыми пластами лежали на белых сугробах. "Какими красками это запечатлеть… "

Охрана пропустила Тарико в рабочий блок, где стрекотали швейные машины. Саири заметила ее первой, подняла руку, привлекая внимание бригадирши. Скоро Насима провела гостью к обогревателю, заставила сесть на стул и снять сапожки.

– Сразу поняла, что у тебя ноги замерзли. Кто же гуляет в мокрых чулках? Ты в снегу плавала? Опять искала мох для панно? Сейчас достану носки, специально для тебя связала. Длинные, почти до коленок. Саири пока принесет кипяток – руки согреешь, а то посинели пальцы.

Тарико благодарно улыбалась и шмыгала носом, чувствуя, как блаженное тепло разливается по телу. На стене швейного цеха неделю назад она закончила растительный орнамент с настоящими камешками и перьями. Насима очень хвалила, говорит, что барак сразу преобразился, и женщины работают веселей.

Здесь Тарико любили и жалели, правда, тоже считали странной, не от мира сего. Но что взять с художницы… Наверно, у людей искусства иначе работает голова.

Бывшая танцовщица Памукаси недавно прибыла в лагерь и успела наслушаться разговоров о фаворитке начальника. Но сейчас была разочарована, разглядывая невысокую девушку с большими печальными глазами.

«Что в ней особенного? Смазливое личико да тонкий голосок. Наверно, в постели пищит, как мышь, стоит хорошенько прижать. Если бы хозяин увидел мое выступление, немедленно забыл хрупкого воробья. Но как получить такую возможность… Как попасть ему на глаза? И не в этой ужасной робе, а в нарядном платье и с ярким макияжем».

Памукаси в сердцах грубо оборвала нитку, чуть не до крови ранив палец, сняла ногу с педали, бросая в корзину криво подшитые рукавицы.

«Это я должна разгуливать в мехах, а не пугливая дурочка, которая умеет только на стенах малевать!»

– Госпожа Насима, позвольте мне обратиться! Хочу спросить по поводу новогоднего праздника. Как его отмечают в «Уригучи»? Неделя осталась.

Женщины вокруг засмеялись, подтрунивая над наивностью товарки.

– Нам накроют богатый стол, подадут заливное и кучу паштетов. Сладкое вино прольется рекой, успевай открывать рот.

– А уж подарков не счесть! Только сначала в бане помоют. Ха-ха-ха!

Насима властным жестом прекратила шумиху, сердито свела брови, подходя к Памукаси.

– Какая часть праздника тебе интересна? Офицеры напьются и велят псам привести к себе девушек посвежей. Потом на пару дней освободят их от работ. У тебя есть шанс, хоть ты не очень молода. Найдешь себе покровителя, жизнь будет сносной.

– Ах, не молода… Зато опыта побольше, чем у всяких тоскливых птах! – заявила Памукаси, с вызовом посматривая в сторону Тарико и расправляя плечи, чтобы налитая грудь казалась внушительней.

Женщины принялись скабрезно шутить, а Саири витиевато выругалась, чем вызвала общий хохот и снисходительную усмешку Насимы.

Довольная общим вниманием, Памукаси выбралась из-за швейной машинки и эффектной походкой, насколько позволяли тяжелые боты, прошлась перед рядами работниц. А потом вдруг резко повернулась к Тарико:

– Давай меняться! Ты займешь мое место здесь, а я поселюсь у Багери. Он видный мужчина – выправка, стать, профиль гордый… Мундир на нем сидит, как влитой. Большие, сильные руки. И все остальное у него тоже большое, правда? Ну, расскажи, поделись. Люблю крупных мужчин!

– Правда, – кивнула Тарико, чувствуя, как горячая кружка обжигает пальцы.

– Отдай его мне! – Памукаси пригнулась, как голодная кошка при виде воробышка в дорожной пыли.

В цеху установилась тревожная тишина. Смолки все машинки, женщины даже отодвинули платки, навострив уши в ожидания любопытной развязки.

Тарико в одних шерстяных носках сделала пару шагов навстречу Памукаси и протянула кружку с кипятком, нарочно уронив на пол тряпку, которым та была прежде обернута.

– Возьми, если сможешь удержать.

Тонкие пальцы ее нервно плясали на обжигающей жести. Лицо оставалось отрешенно-спокойным, только губы сжались в бледную линию.

Памукаси решила, что художница хочет плеснуть горячую воду ей в глаза и дернулась назад, испуганно ворча:

– Ненормальная! Тронутая умом. Даже связываться не стоит…

Коренастая Насима сзади сгребла ее за шиворот и хорошенько встряхнула:

– По просьбе госпожи Тарико у нас в цеху прибавилось световых ламп и появился дополнительный обогреватель. Ночами мы отдыхаем, а не бегаем вокруг стульев голышом, развлекая псарню, пока хозяин мучается бессонницей. Госпожу Тарико мы знаем и уважаем. А что ты за птица еще надо выяснить!

Женщины одобрительно зашумели, захлопали крышками столов. Саири больно дернула Памукаси за ухо и томно проворковала:

– Будешь воду мутить, мы найдем способ перевести тебя в соседний барак. Там всем заправляет Чабара, она любит щупать грудастых телочек. В койке справляется получше мужика, ей нравятся зрелые бабы, особенно у кого длинный язык. Ну-ка рот открой, сейчас мы проверим!

Радуясь предстоящей забаве, женщины соскочили с мест и начали окружать визжащую Памукаси, пока Саири демонстративно закатывала рукава. Тарико поставила кружку на деревянный чурбак и теперь дула на покрасневшие ладони.

Внезапно двери распахнулись, в цех ворвался свежий морозный воздух. Хриплый голос охранника призывал к порядку. Скоро из женщин в длинном помещении остались стоять Тарико и Насима, готовая доложить хозяину о причинах остановки работ.

Субад медленно обвел взглядом ряды склонившихся темно-синих платков и махнул рукой, заставив Насиму умолкнуть. Внимание его привлекли белые сапожки, брошенные возле обогревателя.

– Зачем ты здесь?

Тарико опустила голову и тут же ее подняла. Глаза радостно светились.

– Я примеряла носки. Подарок Насимы на новый год.

– Прекрасно! А что у тебя с руками?

Он схватил ее кисть, поворачивая правую ладошку к свету, потом наклонился, прижал к своей небритой щеке.

– Горячая. Ты не заболела?

– Нет-нет. Только немного замерзла, вот и зашла погреться.

Наблюдая за этой сценой, Памукаси тряслась от злости и вожделения.

«Как он хорош. И на воле такой самец был бы желанной добычей, а здесь его интерес даст мне массу поблажек. Чантианский лев! Я бы щекотала ему яйца и лизала анус… Любую блажь исполняла, понимала каждый намек. А что может придумать эта скучная пигалица? Правильно Саири сказала про шанс. Я его не упущу!»

Памукаси вскочила, как ужаленная, и, сдернув с головы платок, обратилась к хозяину:

– Господин Багери! Я слышала, для ваших офицеров на праздник каждый год готовится представление. Я с раннего детства прекрасно танцую и могу доставить вам большое удовольствие. Нужна лишь подходящая одежда. Хотя мне хватит тонкой простыни.

Субад удивленно воззрился на дерзкую арестантку. Потом кивнул бригадирше.

– Скажи Нуями, пусть составит списки и передаст офицеру Шухо.

– Да, господин!