Текст книги "Запретный Дворец"

– Нет, – отказался Эней. – Это твоё решение, Сорин. И мы ему следуем.

Шари промолчала о том, что это был один из тех редких случаев, когда Эней употребил слово «мы». Уже за одно это она готова была простить брату все неудобства, которые он причиняет остальным. Сорин, хлопнув Энея по плечу, сердечно воскликнул:

– Спасибо, друг мой!

Тари занял больше всех места, так что размещаться пришлось вокруг него. Во время последнего осмотра работники-ратты не заметили спрятавшихся путешественников. Они притаились, почти вжавшись в пол, на котором сидели, и надеясь, что тень укроет их от чужих глаз. Шари чуть не чихнула, но Сорин зажал ей нос, да так неожиданно, что она едва не задохнулась в попытке сделать вдох. Когда дверь вагона закрылась, пришло время расслабиться.

– Мы будем ехать в темноте? – спросила Шари.

– Вовсе нет, – хоть она этого и не видела, но была уверена, что Сорин покачал головой. – Я купил кое-что.

Он покопался в сумке и наощупь вытащил всё необходимое. Раздался звук, с каким посуду выставляют на стол, затем во тьме замелькали искры. Несколько вспышек, и в глазах всех сидящих робко затанцевало пламя свечи. Сорин установил её на блюдце, чтобы воск и пламя не распространялись дальше ограниченной территории.

Шари была озадачена:

– Почему ты не купил фонарик?

Некоторое время Сорин молчал, словно смысл заданного вопроса было сложно понять. Он вдруг осознал, что мысль о фонарике не пришла ему в голову раньше, и это было крайне необычно. Завёл руку за голову и почесал макушку.

– Ну, фонарик. Он в четыре раза дороже свечей. А лампу покупать невыгодно – потом неудобно её таскать везде с собой, – Сорин говорил первое, что приходило на ум, чтобы как-то себя оправдать и удержать авторитет лидера группы. Однако вместо логичных обоснований наружу вырвался порывистый выдох: – Да и свечи создают нужное… настроение. Знаешь, как в старых рассказах о путешествиях, когда приходилось искать путь в лесу, разводить костры, делать факелы. Мы как будто возвращаемся в прошлое. Ненадолго, конечно, – его улыбка в мерцающем свете пламени была изящной и мягкой.

Он поправил блюдце и позаботился, что вокруг него достаточно свободного пространства, чтобы не потерять контроль над огнём.

– Это очень романтично, – сказал Эней, и в его голосе, Шари показалось, она расслышала одобрение.

– Её не хватит на все два дня, но я слышал, что по дороге поезд делает остановку в одном мелком городке, таком же как Стирданор, – рассказывал Сорин. Он поправил себя: – Хотя, если там есть доступ к железной дороге, почему он мелкий?..

– Там будет проходить часть разгрузки? – спросил Эней.

– Да. Точно знаю, что будут разгружать первые пять вагонов и последний обязательно, – перечислял Сорин. – Из нашего, может быть, возьмут вон те пакеты, – он указал на непонятные силуэты в другой части вагона. – Если заляжем, как только что делали, нас не заметят.

– А если заметят? – осведомилась Шари.

– Будем договариваться, – обезоруживающе улыбнулся брат.

Тари закатил глаза и, отвернувшись, положил голову на передние лапы. Он явно намеревался поспать. Путники вздрогнули, когда раздался мощный толчок. Их чуть не опрокинуло. Поезд медленно начинал набирать скорость. В ушах отдавался стук колёс. Из незаметных трещинок в углах вагона подул свежий ветерок.

9

Свет распространялся недалеко. Эней занял место рядом со свечой, тогда как Шари сидела ближе к углу. Негласно было решено не пускать Энея к стенам, чтобы не испытывать его нервы на прочность. Сорин устроился у самого огня и аккуратно раскрыл газету, стараясь её не поджечь. Он внимательно читал новости, пропуская разделы домоводства и советов гадалок. Спорт также был лишён должного внимания. К запаху резины добавилась тонкая ниточка дыма.

Мысли Шари напоминали реку с ровным течением. Пока она, неторопливо рассекая воду, не наткнулась на небольшой камень, торчавший из водной глади. Этим камнем стала мысль – когда Сорин отдал Менри вырезанную фигурку герана, он перед этим прошёлся по ней наждачной бумагой? Не засадит ли девочка себе занозы в пальцы, трогая статуэтку? Шари понимала, насколько бессмысленно сейчас об этом думать, но вопросы назойливыми змейками сновали в голове, шипели и кусались при попытке выкинуть их оттуда.

Она не успела задать вопрос, как Сорин возбуждённо воскликнул:

– Шари, смотри! Смотри, про маму в газете написали!

Шари тут же подлетела со своего места и приблизилась к брату. Она сосредоточила взгляд, пытаясь привыкнуть к тусклому свету огня. Разглядев, наконец, рукой подманила Энея со словами:

– Эней, иди сюда, взгляни!

Втроём они согнулись над газетой. Из-за смешивающегося дыхания огонь плясал поклонами в разные стороны. Шари как раз вытянула голову над свечой, и игра теней сделала её лицо пугающим.

В газете на всю страницу было напечатано изображение труппы артистов. На первом плане оказался барабанщик, вылезающий из угла, рядом с ним примостились скрипач, виолончелист, трубач и певица. Чтобы помочь Энею разобраться, Сорин ткнул пальцем в один из силуэтов в центре. Ратта словно была на втором плане, и одновременно с этим всё действо происходило вокруг неё, она была центром и ядром представления. Это была красивая женщина в длинном платье, с распущенными волосами, браслетами на руках, изгибы её тела показывали, что она вот-вот закружится под переливы музыки.

– Вот она, – с любовью и нежностью в голосе произнёс Сорин. – Наша мама.

– Тут внизу подписано. «Ребята Овейны», – прочла Шари и усмехнулась. – Я думала, они перестали так называться года полтора назад. Мама не хотела, чтобы в названии было только её имя, предлагала что-то более нейтральное.

– Видимо, остальные ребята были несогласны, – развеселился Сорин. – Так и представляю, как Палочник с этим его свистящим говором спорит с мамой по этому поводу. – Он нахмурился и притворился, будто кого-то отчитывает. – Ты, дорогая-с, со мной не спорь! Совсем страх потеряла-с! За чужими спинами прячешься, будто мы тебя на повешение ведём-с. Это честь-с-с, а не наказание. Идите-с, танцуйте-с!

Он так смешно передразнивал одного из «Ребят Овейны», что Шари расхохоталась. Она помнила Палочника, чьё имя затерялось где-то двадцать лет назад. Он ходит с тростью, строит из себя древнего старика и говорит будто шипит.

Даже Эней улыбнулся, пускай и не знал, о ком идёт речь.

Сорин вчитался в следующую страницу рядом с изображением.

– Тут написано, они сейчас в Нижнем мире. Поехали на юго-запад от Паратосса. Конечно, в совсем дальние районы им путь заказан, там же другие расы дышать не могут из-за отсутствия мембранного купола. Но до его границ, предполагается, «Ребята Овейны» обойдут все населённые пункты.

– Думаю, она поехала увидеться с отцом, – предположила тихо Шари.

Сорин поумерил пыл. Руки, сжимавшие газету, на миг напряглись, а затем совсем расслабились, выпустив страницы из пальцев.

– Да. Я тоже так думаю, – негромко согласился он. Затем поперхнулся и перелистнул дальше. – Ну, больше ничего интересного пока что. Звериная Зараза всё ещё не излечена, альды жалуются на отсутствие помощи от министерств, но исследования продолжают. О, а здесь пишут, что для путешественников к Великому Духу на следующие несколько недель будут скидки на всех железных дорогах Среднего мира.

Сорин ещё что-то бормотал, но себе под нос и слишком тихо, чтобы его слышали. Шари и Эней вернулись на свои места. Теперь свеча освещала их обоих только со стороны, оставляя другую во тьме вагона.

– Вы никогда не видели своего отца? – обратился к Шари Эней. Почему-то было очевидно, что он спрашивает её, а не Сорина или не их обоих.

– Ни разу вживую, – она покачала головой, сомневаясь, что он разглядит. – Мама показывала фотографии. Сорин вылитый отец, такой же рыжий и плотный. Мама рассказывала, что отец был рыжим сразу от рождения. – Она усмехнулась. – Помню, как, когда Сорину нравилась девочка в школе, он жаловался, что не пошёл в маму. У неё ведь чёрные густые волосы, это роскошь среди раттов, первый сорт в шаблонах красоты!

– Я всё слышу, Шари! – в шутливой обиде протянул брат.

– Я не могу спрятаться от тебя здесь, чтобы рассказывать об этом по секрету, – рассмеялась она.

Послышался звук перелистывания страниц. Шари вернулась к разговору о родителях.

– Мама рассказывала, что с отцом её познакомил дядя. Они вместе служили, стали хорошими друзьями. Потом дядя как-то пришёл с сестрой к отцу на день рождения, потому что хотел показать, как она танцует. – В голосе Шари послышалась нежность. – Мама сказала, что уже тогда знала, что полюбит этого мужчину на всю жизнь. И в тот день её танец посвящался ему. Конечно, она не могла знать, что всё сложится так, как сейчас…

В Шари не было той неловкости, непонятной настороженности, с которой об отце говорил Сорин. Безмерное количество любви звучало, когда она рассказывала о маме. Упоминания отца лишь откликались где-то на фоне.

– Итак… двадцать три года назад отец навсегда уехал из нашего дома, а мама родила Сорина.

– Он бросил семью? – решил уточнить Эней. Его голос оставался бесстрастным.

– Не то чтобы бросил, – с сомнением отвечала Шари. – Хм, как бы тебе объяснить. Отец не семейный ратт, он не тот, кто работает, чтобы, приходя домой, обнимать детей, целовать жену и читать книгу, сидя в кресле у камина. Мама говорит, что она – его вторая любовь, а первой любовью отца стала военная служба. Но я не уверена, что могу это понять. Они с мамой всё ещё видятся. Она ездит к нему и, когда возвращается, говорит, что хорошо провела время.

Шари распустила волосы. Они упали за спину непослушными волнами, в то время как она растягивала резинку на руке. Взяв одну прядь, вытащила её вперёд и накрутила на палец так, чтобы получилась спираль. В задумчивости рассматривая её, Шари продолжила говорить:

– Знаешь, Эней… Пружина, испытавшая сжатие, стремится вернуться в исходное положение.

Эней озадаченно замер, не понимая, куда Шари клонит. Она тем временем пыталась сделать так, чтобы совсем не упругая спиралька волос напомнила пружинку.

– Наши с Сорином родители, они как будто на концах пружины. Так всегда было. Однажды сблизившись, они снова разойдутся. Потом вновь и вновь.

Сорин закрыл газету. На секунду Шари почудилось, что ему страстно хочется поджечь бумагу. Но он лишь скрутил её в трубочку и сунул в сумку.

– Как мы уже говорили в Стирданоре, – напомнил Сорин, – наша семья далека от идеальных представлений раттов. Но что есть, то есть.

Для Шари было закономерно попросить Энея рассказать о своей семье. Однако она не стала. Предчувствие подсказывало, что ничего хорошего из этого не выйдет. Шари предполагала, что Эней сам, если захочет, позже поделится с ней и Сорином рассказами о своей семье и детстве.

Поэтому, когда Сорин закончил читать и предложил сыграть в словесную игру, Шари без колебаний согласилась. Они объяснили Энею правила и нашли способ скоротать время.

Проснувшись от резкого толчка, Шари выругалась и прокляла поезд, на котором они ехали. У неё болела голова от тряски, во время которой она пыталась поспать и из-за которой несколько раз ударилась макушкой. Ей было душно и тесно. И совершенно не хотелось думать о том, что Энею, должно быть, в тысячу раз хуже, чем ей, ехать в этом забитом грузовом вагоне.

Сорин, однако, не унывал. Он успел поесть и предложил сестре перекусить. Перевязал бандану на шею и сидел над картой Слайсепта, наполовину освещаемой свечой. Вероятно, это была уже вторая свеча, потому что остатки первой пришлось отскребать от блюдца несколько часов назад. Эней дремал, укрывшись крыльями и вытянув руку. В темноте его кольцо в брови ловило блики от свечи, и Тари зачарованно следил за украшением жадным взглядом.

Шари потянулась, в спине хрустнуло, она изменила положение тела и поняла, насколько у неё всё затекло. Втянула носом воздух и со смущением отметила, что ей нужно бы переодеться, потому что одежда начинает слегка пахнуть.

– Обдумываешь наш маршрут в Слайсепте? – хрипловатым спросонья голосом осведомилась она. С удовольствием воспользовалась предложением брата и начала есть.

– Да, – кивнул он. – А ещё пытаюсь отвлечься от мысли, как сильно я хочу в туалет.

– Если не выдержишь, иди в другой конец вагона, – сделав каменное лицо, пробубнила Шари. – Но потом сам будешь объяснять работникам, кто испортил им груз, если нас обнаружат.

– Хах, не волнуйся, – уверенно заявил Сорин, – скоро остановка. Там и выйду. Я заранее всё узнал не для того, чтобы запереть нас в духоте на два дня.

– Предусмотрительно, – искренне похвалила его сестра. Умеренно жуя, придвинулась к карте с гусеницами названий на ней. – Что-нибудь интересное нашёл?

– Нашёл гостиницу недалеко от консульства, – он ткнул пальцем в извилистые буквы, – но готов поспорить, она дорогая. Подешевле, я думаю, одна из этих, – палец переместился в более дальние районы, – тут и обстановка попроще, и достопримечательности есть, а значит, путешественников надо где-то расселять.

– Ого, смотри, какая большая площадь, – присвистнула Шари, показывая на огромное пространство по сравнению с узкими дорогами.

– Да, – с такой гордостью, будто он сам это проектировал, сказал Сорин. – Площадь напротив монаршей резиденции. Там живёт монарх с семьёй, а вокруг разбросаны домики министров, гляди, – и впрямь вокруг площади обнаружилась россыпь домов. – Можем там погулять, если хочешь, свободный проход, не частные владения, я имею в виду.

– Если получится, можно там прогуляться немного, – не хотела настаивать Шари.

– А вот и оружейный магазин, о котором я говорил, – брат указал на маленькое здание на одной из широких улиц. – Кроме самого магазина, там ещё небольшой музей. Именно там хранится копия меча нашего отца. Того, которым он пользуется наравне с пистолетом. Настоящий, естественно, у него самого.

– Ты хочешь на него посмотреть? – понимающе спросила Шари.

– Да, – с чем-то похожим на благоговение проговорил Сорин. – Да, хотелось бы. В конце концов, радикальных специалистов остановили с этим мечом. Да и в принципе это должно быть хорошее оружие. Интересно, как его делали.

– Значит, это будет первым пунктом для посещения, когда приедем, – одобрительно кивнула Шари. – Интересно, Эней пойдёт с нами? – она повернулась, чтобы взглянуть на спящего друга. – Или будет отдыхать после поезда? Такой стресс бесследно не проходит.

– Да, зря я всё-таки с этим грузовым поездом так решил, – виновато потупил взгляд Сорин. – Мне тогда даже в голову не пришло, насколько ему будет неудобно.

– Как будто мы с тобой чувствуем себя как в роскоши, – съязвила сестра.

– Брось ты, – улыбнулся он. – Видит Дарис, ему труднее.

Шари подумала, что, если Эней сейчас проснётся, будет неудобно объяснять, почему они с братом оба смотрят на него с заботой и жалостью одновременно. Хотя в такой темноте навряд ли он что-либо разглядит.

Когда долгожданная остановка поезда случилась и вагон открыли, чтобы вытащить стоящие с краю пакеты, ребята затаились. Но как только работники ушли, Сорин пулей вылетел из вагона, бормоча под нос что-то о том, что он скоро вернётся. Остальные последовали его примеру и тоже вышли облегчиться, зная, что больше остановок до Слайсепта не предвидится. Тари улетел немного поохотиться и размять крылья.

Шари и Эней стояли у двери в их вагон, имея превосходный обзор на возможных приближающихся рабочих. Она спросила:

– Не хочешь тоже полетать? Должно быть, тебе страсть как хочется расслабиться после такой дороги.

– Я в порядке, – покачал головой Эней. – Не хочу отлучаться надолго.

– Как знаешь, – пожала она плечами.

Они прислушивались к далёким разговорам, опираясь на шероховатую поверхность поезда. От колёс к ногам шло оставшееся тепло. Шари с наслаждением втягивала воздух, пусть даже разбавленный парами от поезда. Но после духоты даже они казались ей свежими.

Она не сразу заметила, что Эней пристально разглядывает её. Винить его у неё не было права – Шари и сама вволю насмотрелась на него дома в Стирданоре, при обработке ран. Да и иногда ей случалось останавливать на нём взгляд – когда на мгновение она отвыкала, что с ними путешествует живой геран, и удивлялась его присутствию.

Но сейчас это было слишком откровенно, чтобы спустить с рук.

– Что-то не так? – наклонив голову, с улыбкой поинтересовалась Шари.

Эней не показал ни доли смущения, продолжая своё занятие. Его нахмуренное лицо насторожило Шари.

– Волосы, – вдруг выпалил Эней.

На её озадаченный взгляд он пояснил:

– У тебя длинные светлые волосы.

Она завела руку за спину и схватила хвост, стянутый резинкой. Притянула к себе и с недоверием посмотрела на волосы так, будто видела их в первый раз.

– Светлые, – повторился Эней.

– Д-да, – непонимающе согласилась Шари. – А что такое?

– На руках волосяного покрова нет, – голосом взволнованного доктора говорил он. – Сзади на шее и за ушами нет.

Она коснулась кожи в районе ушей, затем приблизила лицо к рукам. Никак не могла понять, зачем Эней перечисляет очевидные вещи.

– Ты не похожа на Сорина. И на Овейну тоже, – сказал он, дав ей направление для догадок.

– А, точно, эта тема, – голосом узнавания произнесла Шари. Ей тут же стало всё ясно. – Да, помню, я говорила тебе, почему у меня нет хвоста. Тут то же самое. Такое случается.

Однако настороженное непонимание не пропало с лица Энея. Шари решила упомянуть ещё один факт.

– Я не родная дочь Овейны и Гурна, – обычным тоном пояснила она. – Хотя, думаю, ты и сам уже догадался. У мамы чёрная грива, которой обзавидоваться можно, а отец рыжий, такой же, как Сорин. Точнее, это он такой же, как отец. Как видишь, я выделяюсь не только отсутствием хвоста.

– Тебя удочерили? – с намёком на грусть спросил Эней.

– Не совсем, – Шари постаралась успокоить его бодрым голосом. – Мама нашла меня. Сказала, что возвращалась домой и нашла рядом с дверью. Мне было два или три. Я плохо помню детство. Ратты первый год после рождения вообще слепые, а уж воспоминания у них самые ранние лет с пяти. Я помню… мм-мм, первое воспоминание моё… а, точно, это когда мне было шесть, я вернулась из школы после первого дня и сказала маме, что больше туда не пойду, потому что там заставляют долгое время сидеть на месте в глупом классе, – она со смехом рассказывала о детстве.

Эней улыбнулся, видя какую радость ей приносили воспоминания. Но его интерес не закончился.

– Когда ты узнала о том, что неродная?

– Лет в девять, я думаю? – она нахмурилась, пытаясь быть точной. – Мы гуляли с мамой, и гости из деревни подошли к ней поздороваться, потому что помнили её выступления. Они решили, что я просто девочка, которой нравится мамино творчество, и гуляет она со мной из душевной доброты. Мама объяснила, что я её дочь. Вот у них были лица! – несмотря на приятные воспоминания, улыбка на лице Шари стала слегка натянутой. Были неприятные эмоции в том, что она рассказывала, и ей приходилось переживать их снова, делясь с Энеем. – После этого я стала задаваться вопросом, почему не похожа на маму и Сорина. Мама решила не делать из этого тайны и рассказала мне всё.

– Ты расстроилась? – спросил Эней.

– Скорее, разозлилась, – усмехнулась Шари, – не помню уже, на что именно. Прибежала к Сорину тут же, рассказала ему. Мы сидели и дулись вместе на все миры. А потом это как-то перестало беспокоить. Ведь ничего страшного не произошло, и ничего не изменилось.

Разговаривая с ним о себе, Шари вспоминала многое. Как в младшей школе было легко, потому что детям было без разницы, сколько у тебя хвостов и какого цвета твои волосы. Ты просто присоединяешься к игре «кто плюнет дальше», и всё. Позже – сложнее. Будучи подростком, Шари не хотела выделяться, потому что бороться с коллективом ей было не по силам. Но от её желания ничего не зависело: её выделили, вытеснили из групп, потому что она не походила на остальных. Пришлось учиться отстаивать свои позиции, защищать гордость.

Ей было странно разговаривать об этом с Энеем. Он сам ни о чём не рассказывал. Вроде стоявший совсем рядом, он казался далёким, если начать выспрашивать у него что-то личное. Однако узнавать других – в этом Эней отличался тактичностью и лаской. Медленно и деликатно он делал так, что Шари готова была поведать ему всё.

Почему не возникало естественного порыва защитить личное? Возможно, потому, что Шари видела, что интерес Энея направлен не на её семейные секреты. Это – побочное, одно из ответвлений главной причины его любопытства. Но что именно толкало его на расспросы, она не могла понять.

Чтобы не делать беседу однобокой, Шари собралась и задала первый пришедший на ум вопрос.

– А гераны с какого возраста помнят? Раннее воспоминание у тебя какое?

Щелбан про себя она давать не стала. Ступила на опасную тропу – иди до конца.

Эней задумался. Его не покоробило, что они ушли от первоначальной темы. Казалось, он хочет удовлетворить запрос Шари, чтобы отплатить ей за честность и открытость.

– У геранов запоминание наступает гораздо раньше. В возрасте двух лет. Я помню, как запутался в своих крыльях и упал с кровати на пол.

– О, Дарис, бедняга, – с замаскированным подтруниванием протянула Шари.

Эней не обиделся, уловив её настроение, и усмехнулся.

– Да, точно. Гераны учатся управлять крыльями в четыре. Начинают учёбу с чего-то лёгкого, к полётам переходят в шесть. У детей пик активности, им необходимо постоянно двигаться. Обучение полёту – лучший способ выплеснуть энергию.

– Ты говоришь как специалист, – с уважением отметила она.

– Я работал инструктором по полётам, – признался Эней. – Начинал с маленьких детей, последний год преподавал у старшей группы.

– Ничего себе! – воскликнула Шари. – Что ж ты молчал!

Он беспомощно улыбнулся, пожав плечами.

– Это же здорово! – восторгалась она.

Наконец-то вернувшийся Сорин подбежал как раз вовремя, чтобы спросить:

– Что здорово?

Только Шари успела рассказать, что узнала об Энее, как воздух разорвал крик. Летевший к друзьям Тари предупреждал о возвращающихся работников поезда. Значит, отправление скоро. Пришло время снова запирать себя в стены вагона. С обречёнными вздохами путники расположились внутри так, чтобы при осмотре их не заметили. Когда же дверь закрылась, они вновь сели у подожжённой свечи, воск которой подходил к концу. На этот раз Сорин не доставал ничего из рюкзаков и сумок. Устроившись на полу и подложив руки под голову, он расслабился, рассеянным взглядом наблюдая за огнём. Шари сидела, согнув ноги и обняв колени руками, также не отрываясь от играющего света. Эней расположился рядом, а Тари отдалился, чтобы своим тяжёлым дыханием не погасить пламя. На секунду Шари показалось, что она почувствовала идущий от грифона запах крови.

«У кого-то был обед», – подумала она.

Чтобы скоротать время, Сорин заговорил.

– Эней, друг мой, ты знаешь что-нибудь о Рискнувших? Например, из своего мира.

– Нет. Я никогда не интересовался Запретным Дворцом и Рискнувшими. Это прошло мимо меня.

– Ты даже не знаешь герана, которого считают первым Рискнувшим? Тем, кто нашёл Запретный Дворец и открыл его остальным мирам? – разочарованно протянул Сорин.

– К сожалению, – вынужден был его огорчить Эней. – Я буду благодарен, если ты расскажешь.

– С удовольствием, – он расцвёл, чувствуя себя как никогда хорошо в любимой теме. – Первым Рискнувшим был геран по имени Бастам. Он жил на острове Иджис на краю воздушного архипелага и работал смотрителем маяка. И однажды он увидел странные сигналы вдали и, взяв с собой двоих коллег, полетел на разведку. Так был обнаружен Запретный Дворец. Что очень странно и считается исключительным случаем, потому что это единственный раз, когда Рискнувшие сумели добраться до дворца на крыльях. Потом приходилось пользоваться дирижаблем из-за расстояния и высоты.

Голос Сорина становился то тише, то громче. Он выделял слова, глубоко выдыхал и рассказывал с таким упоением, словно сам переживал события прошлого. Шари с удовольствием смотрела на силуэт брата среди теней и готова была поклясться, что видела его глаза, горящие независимо от того, смотрит он на свечу или нет.

– Так вот. Мало того, что Бастам нашёл его, он смог и пройти его! Это удивительно. Он и два его спутника сумели пройти Запретный Дворец и добыть знания о видах и строениях воздушного транспорта, технике и паровых механизмах. Как будто сам Запретный Дворец хотел дать нам возможность совершить повторное путешествие за знаниями! Вот только…

На этом моменте Сорин замялся. Шари знала почему и не торопила его. Эней слушал внимательно, давал столько времени, сколько требовалось, чтобы продолжить историю.

– Бастам вернулся один. Двое его спутников не вернулись с ним. Он прилетел с книгами, с ворохом схем и карт. Его провозгласили героем и в честь него назвали, кажется, тот самый маяк на Иджисе. Но два других герана, они остались вне истории. Хотя тоже заслуживают славы, как и Бастам.

– Откуда ты это знаешь? – поинтересовался Эней.

– Столько лет увлечения Запретным Дворцом и мечтаний о том, чтобы быть Рискнувшим, – широко улыбнулся Сорин. – Это было бы непрофессионально с моей стороны не знать истории. Я просил маминых ребят из труппы привозить мне книги о Рискнувших и Запретном Дворце, все, которые они смогут найти. Ребята одалживали и покупали их, брали в библиотеках в других городах, – он пристыженно отвёл взгляд, – некоторые я так до сих пор и не вернул.

– Да, они все пылятся в шкафу в сарае и твоей комнате, – не преминула упустить эту деталь Шари. – Ты зачитывал их до дыр, а потом пересказывал мне по несколько раз.

– Потому что тебе нравилось, – высунул язык брат.

– Мне и до сих пор нравится, кто ж спорит, – подмигнула Шари, глядя, как Эней следит за их кратковременной перепалкой.

Тот, в свою очередь, дотронулся до кольца в брови и закусил губу. Потом спросил у Сорина:

– Ты правда думаешь, что Бастам и его спутники были первыми?

– Нет, – был уверен Сорин. – Не думаю. Они были первыми из Верхнего мира, но не первыми за всё существование. Уверен, с других континентов кто-то, о ком мы не знаем, уже добирался туда. Другие гераны, другие ратты и альды. Мы не были первыми. Быть может… – его голос понизился до шёпота, поддерживая напряжение, – в Запретный Дворец когда-то входили люди.

– Люди? – округлил глаза Эней.

– Ты серьёзно? – изумилась Шари. Она не помнила, чтобы брат делился этой теорией раньше.

– А почему нет? Находят же следы человеческой цивилизации и на дне океана, и под землёй, и в горах. Почему бы людям не добраться и до Запретного Дворца?

– Не делает ли это его ещё более опасным? – предположила она. – Тот факт, что люди добирались до дворца… и то, что они вымерли много лет назад… неприятное совпадение, если так посудить.

– Перестань, Шари, пожалуйста, – взмолился Сорин, – я уже наслушался об опасностях Запретного Дворца на годы вперёд. Давай не возвращаться к этой теме.

– Да как к ней не возвращаться, если мы идём прямо туда? – воспротивилась она. – Мы должны осознавать все риски.

– Мы осознаём, – постарался успокоить её брат. – Клянусь тебе, Дарис мой свидетель, мы осознаём. Я осознаю. Я слежу за всем, что происходит. И поверь, уж точно сделаю всё, чтобы никто не пострадал. Иначе чего я, зря готовился, что ли? Конечно, всё будет хорошо! – он приложил руку к лицу и устало провёл ладонью. – Ох, не к тому я хотел привести рассказ о Рискнувшем.

– Прости, Сорин, – немного терзаясь, сказала Шари. Она знала, что права, но расстраивать Сорина не хотела.

– Да ничего, – быстро отошёл он. – Я только хотел сказать, насколько это большая честь – быть Рискнувшими. Даже если у Бастама это вышло случайно и закончилось не так хорошо, как хотелось бы. Они сделали большое дело, дали толчок развитию Верхнего мира, а затем и Среднего с Нижним.

– Стоит ли оно того, – внезапно задался вопросом Эней. Его голос звучал приглушённо, словно он спрашивал то, что должно было остаться несказанным. – Потерять двоих, чтобы принести знания своему и другим народам.

– Мы не знаем, были ли они близки, – высказалась Шари. – Не можем судить, было ли это тяжело для него. И нам неизвестно, что случилось в самом дворце, внутри него. Почему Бастам вернулся один.

Эней повернул голову к Сорину.

– Были ли в истории Рискнувшие, прошедшие Запретный Дворец и вернувшиеся в том же составе?

Шари не хотелось слышать ответа, который она знала и которого боялась.

– Нет.

То, что должно было стать расслабляющей беседой, чтобы убить время, только усилило беспокойство, которое прятала в себе Шари. Зерно сомнений посадили ещё дома, теперь же его поливали дожди из рассказов о других Рискнувших.

«Зачем я это делаю?» – задавалась она вопросом.

Зачем усугубляет собственный страх, своё отчаянное желание остановить брата, подавленное преданностью ему? Почему не забудет об опасностях, как он?

«Потому что Сорин не забывает, – знала Шари. – Он не забывает об опасностях ни на минуту. Но не боится их, потому что готов. В отличие от меня».

Спустя некоторое время Эней сделал попытку отвлечь остальных. Неловкую, но такую ценную, что Шари захотелось обнять его крепко-крепко за старания.

– У раттов потрясающие земли, – проговорил он. – Такие просторы и пейзажи. Я был бы рад ехать в вагоне с окном, чтобы смотреть на них.

– Я помню, мой промах, – виновато пробурчал Сорин.

– У меня не было намерения тебя укорить, – мягко поправился Эней. – Я хочу сказать, я впечатлён. И не жалею о том, что оказался здесь. Средний мир больше. Ваши земли шире, чем острова воздушного архипелага. Это сказывается и на образе жизни раттов. Ваши постройки идут в длину и ширь, потому что у вас достаточно территорий. Гераны ограничены островами. В Верхнем мире здания уходят вверх.

– У вас есть лестницы? – только спросив, Шари сообразила, что выставила себя глуповатой.

Эней снисходительно улыбнулся. Ей не стало легче.

– Есть. Раньше не было, совсем давно, когда миры не контактировали так тесно. С интеграцией пришла необходимость адаптировать миры под другие расы. В зданиях предусмотрены лестницы и лифты.

– Лифты? – удивился Сорин. – Правда?

– Да. За основу взяты устройства из шахт Среднего мира. В Нижнем мире в шахтах лифтами не пользуются, альды преодолевают водные туннели вплавь. Конструкции раттов подошли, так что лифтами обустроили большинство высотных зданий Верхнего мира.

– Значит, не все знания берутся из Запретного Дворца, – себе под нос пробормотала Шари.

Услышав это, Сорин небольно хлестнул хвостом по её руке. Пытался дать понять, что Эней отвлекает их от темы Запретного Дворца. Она едва заметно кивнула, понимая свою оплошность. Улыбка растянула губы.

Сорин решил спросить:

– Друг мой, я тут подумал. Может, тебе пришло в голову место, которое ты хотел бы посетить в Слайсепте? В Стирданоре ты отказался, сказав, что последуешь за нами. Твоё мнение не изменилось на этот счёт?