Текст книги "Обращаться с осторожностью. Искренние признания патронажной сестры"

Пришло письмо еще из одной школы, куда нас пригласили на собеседование. Мы договорились о дате. Явившись туда, мы постарались взять себя в руки и учесть полученные уроки. Как выяснилось, на этот раз не выдержала я. Правда, дело дошло лишь до дрожащего подбородка и сдавленного всхлипа, после мне удалось взять себя в руки. Я тихо произнесла, что просто хочу, чтобы моя дочь была счастлива. Глава комиссии оказалась очень милой дамой, и у меня даже возникло ощущение, что она искренне сочувствует нашей беде. Дочь получила место в классе. Спасибо вам. Спасибо огромное!

Тем временем банк начал вычитать проценты по кредиту из моего жалованья, едва оно успевало попасть на счет, и наложил лапу на все мои доходы, до которых смог дотянуться. Денег осталось еще меньше, и мы уже не могли ничего планировать. Даже еженедельные закупки. Я должна была всеми способами отстоять свое жалованье, но как? Я поспешила в городскую юридическую консультацию Веймута, где мне посоветовали открыть новый счет в банке, на который будут перечислять зарплату. Как можно быстрее. Новый счет убережет мои деньги и даст нам большую свободу в том, как их использовать. Это был первый шаг к нашему восстановлению, к более стабильному положению, по крайней мере, теперь не надо было бояться, что толстенный ломоть от жалованья без предупреждения уплывет со счета. Теперь мы могли что-то планировать, принимать взвешенные решения и договариваться о постепенном погашении долга.

Оставаясь одна в машине, я давала волю слезам и крику. Я совершенно слетала с катушек. Я орала на Господа и в особенности на гнусных политиканов. Такая вот крикливая терапия. Очень рекомендую. Только лучше всего заниматься ей в машине, подальше от дома, чтобы не пугать соседей.

Довольно странно получалось: внешне наша жизнь оставалась прежней, хотя на самом деле все кардинально изменилось. У меня едва хватало денег, чтобы заправить машину, хотя без колес я не могла бы выполнять свою работу. Вдобавок устаревший дизельный двигатель совсем не радовал: литр топлива стоил немного дороже, а у нас на счету был каждый грош. Были дни, когда мы только и делали, что отбивались от непрерывных и все более угрожающих звонков кредиторов. Зависело от того, насколько звонившие клерки снисходили до нашего положения. Мы договорились о месячных выплатах с каждым из кредиторов, и звонки прекратились. Гора бумажных счетов, по которым теперь долги выплачивались напрямую, иногда не помещалась на кухонном столе и сыпалась на пол, однако главным было то, что все долги мы покрываем. Ха-ха!

В отдельные дни (вообще-то во многие дни) по дороге на службу я покупала в супермаркете большую упаковку лепешек за 36 пенсов, которыми питалась следующие несколько дней. Половинка на завтрак, половинка на обед, одна перед возвращением домой (то есть вместо ужина, тогда я смогу накормить семью и не остаться голодной), половинка на завтрак на следующее утро. Проклятье, и как это я слопала целую?! Я возненавидела тот супермаркет. И те лепешки. Ничего не могу поделать, на ум приходит: «Пусть едят пирожные!»[58]58
  «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» – фраза, ставшая символом отрешенности монархов от проблем народа. Приписывается Марии-Антуанетте, хотя впервые упоминается Руссо и, возможно, была придумана им.


[Закрыть].

Окончательно погрузившись к тому времени в мутные воды финансового кризиса, я пребывала в незавидном положении, вынужденная навещать семьи, попавшие точно в такую же ситуацию. Где ни о чем не подозревавшие отцы возвращались домой с убитым видом, сжимая в руке уведомление об увольнении. Или с отказом быть принятыми на работу, несмотря на бесконечные собеседования. Без работы, без надежды и с пустыми полками. Я должна была посоветовать им попросить отсрочку по ипотеке, если это была их главная проблема, я могла посоветовать им обратиться к главе корпорации, но разница заключалась лишь в более вежливом и сочувственном тоне отказа, чем те отповеди, которые приходили от сотрудников низшего ранга. Еще я могла предложить срочно обратиться в юридическую консультацию или поделиться хитростью с новым счетом в случае, если все деньги отнимал банк, как случилось у нас.

Я не выдала ни одному из моих клиентов, что угодила в ту же яму. Я инстинктивно полагалась на опыт «других» коллег, прошедших через такой же ад. Это известный феномен: не все, но очень многие из наших подопечных почему-то убеждены, что мы вообще не живем обычной жизнью. Ну что ж, всем нам свойственно ошибаться, не так ли?

В то время я работала под началом одного семейного врача, которая была замужем за другим семейным врачом и, хотя была чудесной женщиной во многих других отношениях, отказывала нам в ваучерах банка продовольствия, глубоко убежденная, что люди не должны превышать свои возможности и соблюдать умеренность в своих тратах. Ага. Особенно ценная истина из уст человека, у которого никогда не было проблем с выплатой ипотечного кредита или вообще каких-либо затруднений с деньгами. Никогда. Дай бог ей здоровья.

Правда, иногда посещение семей, которым не приходится бороться за каждый грош, вливало в меня новые силы. Здесь сама атмосфера создавала временное ощущение безопасности, защищенности от полной безнадеги и отчаяния. Приходит на память одна семья, где оба родителя работали в банке, в котором до этого трудился Дж., вполне здоровая и благополучная. У них недавно родился желанный и любимый ребенок. И они явно не испытывали недостатка в финансах. Как и положено, я взвесила их ненаглядного оживленного бутуза, перевела вес в десятичную систему и с чувством заверила мамочку в успешном развитии. Не спеша обсудила колики, сон, хорошее настроение и кормление грудью. Они рассказали, как у них все хорошо. И только покидая тот уголок тепла и счастья, я подумала, светит ли и нам когда-нибудь испытать что-то подобное.

– Продавайте дом! – официальным тоном рявкнул один из служащих банка, с которым мы пытались договориться об отсрочке выплат.

Когда муж впервые в жизни заполнил заявление на пособие по безработице, ему сообщили, что не имеет смысла являться за деньгами по крайней мере еще неделю после подачи документов. И мы наивно думали, что чиновники всегда говорят все, что нужно. За 38 лет службы Дж. успел в виде налогов и пенсионных отчислений выплатить министерству финансов не меньше полумиллиона фунтов. И в результате ему начислили королевскую сумму в 64 фунта в неделю, всего чуть больше 4000 фунтов. И это все.

Не дождавшись и этой суммы, Дж. позвонил в центр занятости. Ужасно сердитый чиновник сообщил, что ему следовало самому явиться в контору и лично подписать заявление на еженедельную выплату. То есть пособие за две недели уже пропало.

– Что вы говорите? – наивно удивился он. – Это какая-то ошибка! Мне же точно сказали, что я не должен являться.

Для выяснения недоразумения Дж. необходимо было добраться до конторы на поезде. А еще на этой неделе ему надо было заплатить по 7 фунтов за два своих лекарства от высокого давления. В Шотландии или Уэльсе он получил бы их бесплатно. Но теперь получалось, что мы опять останемся голодными, конечно, кроме детей. Опять лепешки на завтрак, обед и ужин.

Он выложил 7,5 фунтов за билет на поезд, чтобы получить сомнительное удовольствие от «прелестей» общения с консультантом в центре занятости, которая вела себя откровенно грубо. Вся консультация сводилась к тому, что «сам виноват».

– Не может быть, чтобы кто-то посоветовал вам не приходить. А какую работу вы ищете?

– Вообще-то я был IT-менеджером, – как можно дружелюбнее отвечал Дж.

Она изобразила улыбочку и потребовала заверений, что больше таких ошибок он не допустит. Был сделан звонок начальству. Поднимитесь в кабинет, с вами хотят побеседовать. Наверху он просидел почти час, после чего был отправлен обратно вниз, где прождал еще час, после чего ему сообщили, что на этой неделе денег не будет, потому что он не явился вовремя, чтобы поставить подпись.

– И больше так не делайте! – напутствовали его. – Ваша жена ведь еще работает, верно? Либо пусть она увольняется, и тогда вам начислят пособие, либо продавайте дом, либо ищите другую работу.

Однажды во время перерыва на работе я заглянула в сумочку и обнаружила, что там осталось только 5 фунтов – последняя страховка, которую мы держали в загашнике на случай, если не удастся занять. И к концу того дня я разрывалась между необходимостью заправиться топливом, чтобы проехать 20 км до дома (индикатор на баке уже мигал желтым) или накормить детей, чтобы они не легли спать голодными. Я отвлеклась на глупую и бесполезную попытку дозвониться до одной родственницы, которая могла бы перевести деньги по Интернету. Ее не было на месте.

Обмирая от страха, я так и доехала до дома «на желтом», каждую секунду ожидая, что двигатель заглохнет. У меня не было денег на мобильном и не было кредита для аварийных звонков, не знаю, что бы я делала, застряв посреди дороги. Но больше ничего не оставалось – ехать, пока везет. В тот раз боги улыбнулись мне. Я припарковалась возле нашей живой изгороди и помчалась в супермаркет за печеным картофелем и бобами. Столь необходимый кредит пришел на счет на следующее утро, и я без проблем преодолела весь путь на работу.

Периодически я продавала старые пластинки, чтобы выручить хоть какие-то деньги. Был еще один магазин, скупавший подержанные вещи, куда я относила старые игровые приставки и мобильники, всякую рухлядь. Я устраивала регулярные рейды по дому в поисках вещей на продажу. После особенно тугой недели я неохотно сняла обручальное кольцо и робко поинтересовалась, сколько мне за него дадут. Я положила его на весы. 12 фунтов. Я невольно возмутилась. Здесь же 18 карат! Нет, только 9.

– Восемнадцать! – рявкнула я, прожигая оценщика взглядом, схватила кольцо и выскочила вон, униженная и разъяренная одновременно из-за того, что была вынуждена пойти на такой шаг.

Я вернула кольцо на его законное место на безымянном пальце. К худу или к добру. И конечно, обернулось к худу. Дж. предложили работу в туристической достопримечательности, местном замке: продавать билеты и парковать машины посетителей. Это было все, что он сумел найти. Черт побери. Один друг, знавший нас еще по благополучным временам, заявил в первый день его выхода работу, когда я действительно нуждалась в дружеской поддержке:

– Все будет хорошо, это же ненадолго, – и добавил, – пойдем поржем над Дж.!

Да, тогда мы узнали, кто действительно нам друг, а кто нет. Честно говоря, нас ужаснуло, насколько толстокожими могут быть люди, если не сказать хуже. И в то же время мы были приятно удивлены добротой тех, с кем даже не были хорошо знакомы, без вопросов пришедших на помощь. Спасибо вам огромное. Вы знаете, к кому я обращаюсь.

Нам пришлось пройти через череду до смешного нелепых и унизительных ситуаций. К примеру, моя машина, взятая в аренду. Срок аренды истекал, а без машины мы были как без рук: до школы дочери было 14 км, а до моей работы – 20 в один конец. Однако я не отметила в договоре пробег – да, знаю, это было глупо, ведь доплата была мизерная, но теперь невозможно было точно сказать, какой был пробег. Я назвала приблизительную цифру, и менеджер в конторе проката решил, что этого мало для нового договора аренды. Ладно! Значит, я уже не могу позволить себе машину, чтобы доехать до работы, или в кассу оплатить счета, или подбросить дочь в школу. Мы прочно и безнадежно застряли. Дело шло к тому, что мне и правда придется увольняться, хотя я оставалась единственным кормильцем, не имела возможности преломить этот сумасшедший сценарий.

Пожалуй, следует также упомянуть, что бедность еще и отнимает у тебя кучу времени. Тебе приходится так и этак обдумывать каждую мелочь, прежде чем принять то или иное решение, и ежедневно выбирать из множества плохих вариантов не самый худший. Могу я оплатить поездки дочки в школу? Нет, потому что ей нужны новые туфли. (Я даже наперекор себе и к ужасному смущению Дивной Девочки попыталась торговаться с продавцом в магазине вполне приличной сети. Нарвалась на надменный ответ: здесь вам не рынок!) Что там со счетом за молоко? Могу ли я на этой неделе купить свежего мяса и овощей? Или придется обойтись консервами? Когда будет следующий транш займа? В пятницу? Ага, значит, я заправлю машину и не поеду в субботу в город, чтобы осталось топливо на понедельник, доехать до работы. И еще останется на билет на поезд для Дж, чтобы он поехал подписать заявление. Значит, до зарплаты еще две недели, и мы продержимся на бобовой запеканке и хлебе, а на обед поедим сэндвичи или лепешки. Еще собаку пора прививать, но это подождет до следующего месяца. Да, и дочери надо положить денег на телефон, ну, это я сделаю, если еще немного поголодаю, ничего, выдержу… а сыну надо постричься, но тогда может не хватить денег на лекарства Дж. от давления…

Такой вот порочный круг постоянных решений, когда без конца мысленно перекладываешь деньги из одной кучки в другую, лишь бы как-то свести концы с концами. Ситуация, непостижимая и невозможная для человека, имеющего достаточно ресурсов. Это похоже на загадку кубика Рубика, у которого никогда цвета не выстраиваются по порядку, как бы ты ни крутился. Дети втянулись в эту новую мрачную реальность и вели себя невероятно стойко и отважно. Они такими и остались. И я чертовски ими горжусь.

Я отправилась на встречу с менеджером, чтобы решить проблему с машиной. Поначалу она не желала вникать в мое положение. Я выложила на полу у нее в офисе свои рабочие тетради, набор оборудования для тестов, рюкзак с личными вещами и спросила, какова их политика по возобновлению договора аренды машин, как прикажете мне справляться со своими обязанностями, если муж сидит без работы, и мы не в состоянии купить машину. Почему у них такие странные правила? Я не могу работать без машины.

– Мне нечего делать на работе без этих вещей, – я указала на кучу барахла на полу.

– Зачем вы сюда это принесли? – удивилась она.

– Потому что ваш коллега сказал, что я могу пройтись пешком, а это 12 км в один конец. И если один клиент у меня в центре города, а другой на окраине Борнмута, знаете, сколько это километров? И как мне попасть в офис, до которого 20 км от моего дома?

* * *

Она было открыла рот, собираясь дать мне отповедь, но передумала и спросила:

– Вы хотите подать жалобу?

Мы уставились друг на друга. Я подумала, что сейчас она меня выставит или что-то в этом роде, и ответила:

– Я не жаловаться пришла. Я пришла за помощью.

Она явно расслабилась и обмякла в своем кресле. Черт побери, она действительно прониклась! Эта неприступная чинуша, отшивающая каждый день по десятку таких, как я, совершенно сменила курс! Она предложила попросить менеджера по аренде продлить договор. Я сказала, что пыталась. Однако он задрал цену с 300 фунтов в месяц до нереальных 500, которые нам не по карману. Она стала выспрашивать подробности ситуации, сказала, что обязательно постарается помочь и сама со мной свяжется. Это было и странно, и приятно одновременно: мне удалось до нее достучаться. Увы, это все равно не помогло, но, по крайней мере, она пыталась.

Небольшая поддержка пришла от родителей подруги нашей дочери: они прослышали о наших трудностях и ссудили некоторую сумму, возвращенную нами по частям. А мы купили совершенно убитый мерседес, поскольку мне все говорили, что эта марка бегает и бегает годами, не требуя ремонта. Мы были безмерно благодарны. Каким-то образом, стиснув зубы и на пределе сумасшествия, особенно что касалось Дж., мы через это прошли. Он по-прежнему работал в замке, но подумывал заняться преподаванием математики. Это был его любимый предмет, по нему он имел А-уровень и благодаря диплому смог успешно подать заявку на стажировку в качестве преподавателя математики в местной общеобразовательной школе на курсах повышения квалификации: что-то вроде вечерней школы для взрослых. Ему дали неделю, чтобы разобраться, нравится ли ему эта работа. Ему понравилось, хотя и выбора особого не было.

Я должна была отвозить его на работу, чтобы нам не пришлось заводить вторую машину или пользоваться поездом. Это было ни с чем не сравнимое чувство: снова получать регулярный доход. Конечно, с прежним уровнем было не сравнить, но по крайней мере нам стало намного легче сводить концы с концами, и мы уже могли как-то планировать свои расходы. А еще это означало, что муж снова мог поверить в себя. Было отрадно видеть, как на смену унижению и отчаянию к нему возвращается чувство собственного достоинства.

В конце дня я забирала его из школы. Каждый день ему приходилось сидеть и дожидаться меня до 17:30, наспех ужинать дома и садиться за составление планов следующих уроков и проверку домашних заданий. Почти всегда он засиживался до 10–11 часов вечера. Именно так: каждый день. Миновали годы с тех пор, когда мы ездили в отпуск, ходили в ресторан или покупали новую одежду. Наше первое Рождество в этой ситуации выглядело жалко. Вместо индейки купили по дешевке на рынке болгарского гуся, от которого ужасно разило какой-то химией, когда он попал в духовку. Я полезла внутрь: неужели забыла вынуть мешочек с потрохами? Нет, ничего подобного. Однако пахло горелым креозотом. Черт побери, это вообще был гусь? Что за неизвестная науке тварь? Пожалуй, мы так никогда и не узнаем. Мы смеялись. Подарки тоже были жалкими, а для дочки мы даже не нашли, во что его завернуть, и она до сих пор меня из-за этого подкалывает.

Довольно грустное открытие ждало нас примерно 6 месяцев спустя: в той куче нераспечатанных писем, что громоздилась на кухонном столе, затерялся конверт, который мог бы существенно изменить не только рождественский вечер, но и многое другое. Собака, обожавшая спать под столом на кухне, валялась на нем все это время. А мы были так подавлены и апатичны – наверняка у всех была та или иная степень депрессии в то время, – что попросту не видели ничего вокруг себя. Я вскрыла конверт: его прислала налоговая служба. О, господи, этим-то что от нас надо? Из конверта выпало сообщение и плотный клочок бумаги с оторванным по перфорации краем: в глаза бросилась сумма 3000 фунтов. Я подумала, что это очередной счет. Неужели нельзя дать нам передышку?! Откуда у нас столько денег?

Я позвонила Дж. и совсем было собралась зарыдать, когда до меня дошло, что это вовсе не счет, а чек, по которому даже можно получить деньги! Боже, я до того привыкла к бесконечным требованиям выплат, что это показалось чудом. И получить по нему деньги следовало как можно скорее: он провалялся у нас под столом 5 месяцев, 3 недели и 4 дня, и срок выплаты истекал через 3 дня! Я бросила трубку, крикнув, что объясню все позже, и помчалась в Дорчестер получать деньги. До какого же состояния мы дошли, если я уже не способна была распознать чек, когда он попал мне в руки!

Мы без конца радовались тому, что выжили. Дж. понемногу снова стал выглядеть утомленным, но он был доволен работой. Иногда ему попадались трудные ученики, а у него не всегда хватало духу внушить им должное почтение. Есть такие преподаватели, которые заставляют класс затихнуть одним своим видом. При Дж. они не стеснялись продолжать трепаться, звонить по телефону, делать все, что захочется. А потом, через месяц преподавательской стажировки, ему предложили место на прежней работе, где он трудился до увольнения. Он был первым среди кандидатов. Неужели это правда? Мы даже не смели на такое надеться. Не все было так просто: надо было пройти обычное собеседование, собеседование по телефону с руководителем отдела и интервью в отделе кадров. С каждым шагом надежда угасала. Снова вернулся этот загнанный взгляд, осознание тяжести и непреодолимости ситуации. Возвращаясь с собеседования, он говорил, что сделал все, что мог. Он выложился по полной. И повторял, стараясь не встречаться со мной взглядом:

– Не знаю, что буду делать, если не получится.

Удивительно: он получил это место. Его жалованье стало больше, чем до увольнения, – невероятно – и намного больше, чем в школе. Ого-го! Черт побери, это было непросто, но мы справились!

До нашей рецессии я имела привычку покупать утром кофе в ближайшей забегаловке, но очень быстро от этого отучилась. Мне пришлось отказаться от многих «роскошных» покупок. И когда несколько месяцев спустя я снова появилась в этом кафе, меня приветствовал молодой бармен, которого я запомнила по прежним временам, до того, как была вынуждена затянуть ремень. И он меня вспомнил:

– Похоже, в Costa сегодня очередь?

Я оглянулась: наверное, он обращался к кому-то другому? Нет, определенно ко мне.

– Ох, все совсем не так, – от неожиданности я не знала, что сказать, и просто выдала правду. – Я уже сама не помню, когда могла позволить себе такие вольности, как кофе по утрам. Понимаете, мой муж не мог найти работу. И все очень сильно изменилось.

Он явно смутился, покраснел и сказал:

– Я не знал. Я думал, что вы ходите к соседям. Нехорошо получилось.

– Ничего страшного, вы же не знали.

И с того дня я больше никогда и ничего не воспринимала как должное. Никогда. То, как я могу спокойно заправить машину. Пойти за покупками. Оплатить учебу детей. Отправить их в университет. Иметь деньги на все, что мне нужно. На оплату счетов. На ужин в ресторане. На редкие поездки. Теперь я каждый раз улыбаюсь и чувствую благодарность к тем, кто нам помогал. К другим людям, пережившим такую же беду, и не сломавшимся: я приветствую вас! Но и тех, кто сломался: я приветствую вас тоже! Ведь я была на грани того, чтобы стать такой же. Не судите… Дальше понятно и так.

Месяц спустя Дж. ехал на службу и заметил на станции памятную ему ехидную особу из центра занятости, опаздывавшую на поезд. Она бежала по платформе, пытаясь догнать его вагон, чтобы нажать кнопку открытия дверей. Состав еще не тронулся, но двери успели закрыться. И Дж. быстро ткнул в кнопку, запиравшую двери, не дав ей проскочить внутрь. Она чуть не лопнула от злости и повернулась к поезду спиной. Ага! Так тебе, по заслугам! Пришло время расплаты. И простите нам это детское злорадство. Заметка на память: не унижайте других, когда вы у власти – никто не знает, надолго ли это.

* * *

А тем временем по службе мне пришлось иметь дело с матерью-одиночкой, оказавшейся на грани лишения родительских прав. Как-то утром я собрала совещание в связи с неуправляемой ситуацией в семье Джины и ее двух детей: она пыталась удержать малышей, несмотря на то, что сама постоянно пила и совершенно о них не заботилась, предпочитая оставлять под присмотром других. Одной из таких нянек была пожилая женщина, в свое время тоже лишенная родительских прав, но готовая посидеть с чужими детьми за пару медяков.

Младшая девочка, Лаура, двадцати месяцев от роду, росла на одних молочных смесях, и ее отправляли спать в четыре часа дня. Неудивительно, что вид у нее был откровенно жалкий: она даже стоять не научилась, постоянно плакала, весила меньше нормы и во всех остальных смыслах оставалась недоразвитой. Старшему мальчику, Бобби, уже исполнилось 3 годика, и он тоже демонстрировал признаки отсталости. В нашу последнюю встречу, когда я созвала на совещание группу других специалистов по детскому здоровью и Джину с детьми, он захотел выйти из комнаты, а когда я его не отпустила, пнул меня. Джина подхватила сына на руки и как ни в чем не бывало перенесла подальше от двери, но Бобби снова вернулся к выходу. Я придержала дверь, и он стал биться в нее что было сил. Когда мы с сотрудницей социальной службы навещали их дома, Бобби часто разгуливал нагишом, даже в зимний холод. На полу валялись грязные подгузники, какие-то тряпки и пустые банки из-под пива.

Свой отчет я предоставила за два дня до совещания. В таком отчете содержится не только основная информация: имена, даты рождения, номер страховки, адрес, но также и краткое изложение причин, по которым я сочла необходимым устроить эту встречу: критическое положение в семье, пересекающее ту черту, за которой нарушаются права ребенка. В случае Джины это был беспорядочный образ жизни, пьянство и наркомания в компании с замеченным в жестокости мужчины, не являющимся отцом ее детей, и царившие в доме разруха и антисанитария, угрожавшие их здоровью: они постоянно страдали поносами и рвотой. В отчете имелось описание наших посещений, состояния здоровья обоих ребят, обоих родителей (если они известны; в данной ситуации отец давно растворился в пространстве и был неизвестен), родительские качества каждого из партнеров и оценка рисков для детей.

Также мы должны были обсудить, есть ли положительные стороны в этой ситуации, проанализировать картину в целом и составить рекомендации по конструктивному и выполнимому плану действий, такому, чтобы обеспечивал безопасность детям и мотивировал родителей на изменения образа жизни с целью защитить и поставить на первое место интересы детей – по мере возможности для данной семьи. Мы должны были убедить мать и/или отца вспомнить о своих родительских обязанностях или оказать им психологическую поддержку (особенно в тех случаях, когда они сами в детстве страдали от жестокого обращения). Или же им назначался семейный помощник – социальный работник, который навещал бы их на постоянной основе и помогал правильно распоряжаться деньгами, соблюдать режим дня, готовить и делать прочую работу по дому. Это действительно очень сильно зависело от того, с какой ситуацией мы сталкивались в той или иной семье.

Нынешнее совещание обещало быть тяжелым испытанием, поскольку Джина легко заводилась, переходила на крик и даже слушать не желала о законе о защите детей. Она прекрасная мать, и это все наша вина: у нее была депрессия, и оттого она забывает, что должна делать с детьми… При этом она постоянно устраивала шумные скандалы с соседями, а недавно нам сообщили о том, что поздно ночью ее выгнали из рыбного ресторана на окраине города за случайный секс на одной из кожаных банкеток, в то время как прочие посетители в зале пытались спокойно поужинать после трудового дня.

Я записалась в очередь на комнату для совещаний в нашей конторе, но все равно была вынуждена ждать на ресепшн, пока одна из девочек не позволила нам пройти. Мы и так уже сильно нервничали, как всегда перед такими мероприятиями. И сами родители, и другие члены семьи часто ведут себя агрессивно, потому что инстинктивно пугаются общения с «властями». Их ужасает суровая реальность, в которой неодолимая громада государства начинает действовать и приводит их в зал суда, если они не меняются. В результате повторяются запрограммированные ответы, и изменить этих людей практически невозможно.

Столкнувшись с толпой профессионалов, вместе с которыми мы отвечаем за жизнь и здоровье наших клиентов, мы лишь удивляемся, где же все эти замечательные люди были раньше: полицейские, психологи, учителя, чиновники, социальные работники и еще – самое главное… та-дам! Семейные врачи! Вот это да! Хотя все они должны предоставить вместе со мной детальный отчет, это случается крайне редко. Только у самых добросовестных. Я поинтересовалась у наших секретарш, получили ли они мой доклад, который, по идее, должен быть распечатан в нескольких экземплярах и разложен на аккуратные стопки, с которыми может ознакомиться любой участник совещания, желающий войти в курс дела. Однако сегодня никаких бумаг я не нашла.

– У нас полетел компьютер, и мы ничего не получили. Либо выступайте по памяти, либо найдите свой черновик и читайте по нему.

Бесподобно.

Я выбрала себе место, положила рабочий портфель так, чтобы он был под рукой, налила себе воды и предложила остальным.

Следовало готовиться к бою. Джина оказалась в завершающей стадии нудного и затяжного судебного процесса. На предыдущем слушании судья сделал ей последнее предупреждение о необходимости выполнять рекомендации социального работника и назначил следующее слушание через неделю. Дело шло к тому, что ее лишат родительских прав.

– Джина пришла? – поинтересовался кто-то.

– Еще нет, – ответила председатель комиссии. – Честно говоря, я даже не знаю, явится она или нет: вчера она лыка не вязала и не могла ничего сказать.

– А что насчет ее матери?

– О, господи, в прошлый раз бабулька закатила такой дебош, что Ник, который вел совещание, предупредил, что в следующий раз ее выставят вон, если будет буянить.

Бабуля действительно отличалась горячим нравом, и утихомирить ее можно было только угрозами. Ее выбором были амфетамины, и она практически постоянно находилась под кайфом.

В эту минуту секретарша заглянула в комнату и сказала, что Джина с матерью уже внизу. Оставалось лишь скрестить пальцы на удачу.

Такие совещания обычно ведет независимый председатель и начинает их со знакомства: все участники представляются друг другу. Дальше председатель задает обычный набор вопросов и дает всем по очереди выступить, изложив свои мысли, действия и анализ ситуации. По ходу выступления присутствующие тоже могут задавать свои вопросы, конечно, в том числе и члены семьи. Такое совещание предполагает свободный и открытый обмен мнениями, но, если специалисты увлекаются или члены семьи проявляют агрессию, долг и право председателя поставить их на место. Иногда страсти накаляются настолько, что совещание приходится приостановить, но это лишь в редких случаях.

Здесь обсуждается масса вопросов. Члены семьи кормят детей? Дети ходят в школу? Их отвозят и забирают вовремя? Родители не прекратили принимать наркотики? Что заставляет сделать такой вывод? Родители посещали рекомендованные им терапевтические курсы? Они пользуются услугами профессионалов? Они не угрожают профессионалам? Родители справляются со своими обязанностями? Каково их психическое здоровье? Есть ли еще какие-то препятствия для перехода к здоровому образу жизни и как семья могла бы их устранить? Можно ли организовать финансовую помощь? И еще много, много факторов подлежит рассмотрению и обсуждению.

В том случае, когда кто-то из членов семьи недостаточно развит, приглашают адвоката, который помогает следить за ходом совещания. Человека, который может позаботиться о соблюдении интересов семьи. Человека, который может прервать выступающего и поинтересоваться: «Вы понимаете, о чем вас спрашивают?» Если клиент не говорит по-английски, приглашают переводчиков, а если он глухой – сурдопереводчиков.

Под конец совещания, когда выступили все желающие и были озвучены все необходимые факты, перед нами ставится вопрос, подпадает ли этот ребенок под закон о защите детей. И если да, то по какой статье? Физическое, эмоциональное, сексуальное насилие? Небрежное отношение?

Нынешний председатель Вики шепотом предложила социальной работнице Тане вместе встретить Джину с матерью и попытаться подготовить к совещанию, вкратце обрисовав содержание предстоящих докладов, чтобы они не чувствовали себя захваченными врасплох. И чтобы они могли заранее высказать свое несогласие, если что-то их не будет устраивать. Вообще-то по традиции в комнату для совещаний первыми заходят специалисты. Они занимают свои места, и уже потом приглашаются члены семьи. На сей раз нас попросили подождать в соседней комнате, пока за столом для совещания устроятся родные, чтобы мы зашли после них. Таким образом им старались облегчить появление среди моря незнакомых лиц и снизить стресс.