Текст книги "Обращаться с осторожностью. Искренние признания патронажной сестры"

В один судьбоносный день я позвонила одной из мам по поводу мероприятия в садике, которое мы пропускали, и так совпало, что ей тоже надо было со мной поговорить. Они все хотели повысить няне зарплату, и она спросила, согласна ли я с предложенной суммой, еще 100 фунтов в месяц. Прелестно! Я не смогла скрыть отсутствие энтузиазма и сказала что-то вроде: «Ну, да, что значит лишняя сотня, если ее у тебя нет». Это произошло незадолго до того, как мы распрощались с тем садиком, потому что Дж. на работе предложили место в яслях, получавших от государства субсидии. Мы сразу помчались туда и охотно записали ребенка в эти ясли.

По выходным мы часто сбегали поближе к воде, в Бернем-он-Крауч. Прогулки у реки приносили покой, невозможный в суматошном Хакни. Мы жили в постоянной угрозе теракта[32]32
  Здесь и далее речь идет о террористических акциях ИРА (Ирландской республиканской армии), военизированной группировки, выступавшей за независимость Северной Ирландии.


[Закрыть], и один такой произошел в здании Балтийской биржи. Я волновалась за Дж., ведь он работал недалеко от Сити. Потом подобное случилось в Канэри-Уорф. Тем вечером мы услышали громкий взрыв, и в нашей квартире в Хакни долго дрожали стекла. Это точно бомба, решили мы, обменявшись мрачными взглядами.

Я любила Лондон долгие годы, но теперь у меня был ребенок на руках, и этот город казался мне слишком жестким, не подходящим для семьи. Однако нельзя не отметить, что наши соседи по улице были очень милы: повезло, у нас сложилась настоящая община. Но меня начинали утомлять как финансовые, так и самые разные другие трудности.

* * *

Я постепенно включалась в рабочий ритм. Однажды я пришла к молодой маме: им с малышом недавно дали муниципальную квартиру, и при переезде она с ужасом обнаружила на стене возле камина гигантскую черную свастику от пола до потолка. Я часто удивлялась, каким идиотом был кто-то из прежних квартиросъемщиков, что нарисовал это уродство. А главное зачем? Вряд ли такое агрессивное граффити появится на страницах Country Living[33]33
  Country Living – американский журнал, посвященный декору, ремонту, ведению домашнего хозяйства и т. п.


[Закрыть].

Я приходила каждую неделю, и каждый раз этот богомерзкий декор меня гипнотизировал. Кажется, я попыталась достать благотворительных денег, чтобы сделать небольшой ремонт, но все без толку. В то время местные власти отказывались выполнять какие-либо ремонтные работы перед въездом квартиросъемщиков, так что мамочке пришлось жить со свастикой на стене, пока она сама не накопила на покраску стен. Она прекрасно справлялась со своим чудным малышом, а это самое главное, и наплевать на безобразный орнамент.

Какие разные клиенты, и всех предстояло получше узнать и полюбить. Были девчонки, которые вместо презерватива использовали пищевую пленку «в самом крайнем случае»; была и ВИЧ-инфицированная дамочка, ублажавшая клиентов по утрам: пиво в подарок. В то время СПИД, конечно, был серьезнейшей проблемой общественного здравоохранения. Из-за статуса беженки девушка получала уменьшенное пособие, так что она стала проституткой, чтобы увеличить свой скромный доход. Я часто оставляла ей презервативы, но она говорила, что за секс без резинки больше платят. И все равно я продолжала их приносить…

Только я вышла из декретного отпуска и даже еще не прекратила кормить сына грудью, как однажды в понедельник, распечатав одно письмо из целой кипы, лежавшей на столе, я впала в уныние. Оказалось, меня вызвали в суд в Девоне в ближайшую пятницу, чтобы опросить по делу Кристал и Микки. Они были моими клиентами около 2 лет назад. Ну просто отлично!

Я позвонила всегда жизнерадостному окружному адвокату, он воскликнул: «Рэйчел? Какие люди!» Поумерьте свое веселье, мистер; мне не до смеха. Я умоляла его не вынуждать меня присутствовать на заседании. Не заставляйте меня. Я не могу. Я не приду.

– Что будет, если не явиться в суд? – спросила я.

– Боюсь, вам придется. Если откажетесь, вам пришлют официальную повестку.

Так и произошло. В наш медцентр явился курьер в кожанке и вручил мне проклятый конверт. Черт. Придется ехать.

И вот, за день до дачи показаний мы с трехмесячным малышом с притворной радостью помахали моему мужу на станции Паддингтон. Нам предстояло проехать более 300 километров и пересечь несколько графств. Мне пришлось взять Милого Мальчика с собой, потому что я еще в основном кормила его грудью, хоть и вернулась к работе. Если бы я оставила малыша с Дж., ему стало бы очень грустно, а я и так чувствовала вину за то, что покинула его, выйдя на работу. В то время Дж. все еще был на фрилансе, и из-за наших денежных затруднений потерять доход за целый день – это был не вариант. И вот мы отправились в путь.

Я носила сына в рюкзаке-кенгуру и не смогла взять с собой дорожную сумку. Первый вопрос был: как кормить грудью, если сиденье так близко прижато к проклятому столику? Я даже не могла правильно взять ребенка. Что если повернуться к окну вот так? Получилось!

Не помню, чтобы я ходила в туалет в поезде. Скорее всего, не ходила. Куда бы я дела малыша? В этих крошечных кабинках и так не развернуться, а представьте себе кого-то с целым ребенком, висящим спереди в сложной конструкции из ремней. Как бы то ни было, мы добрались до пункта назначения.

К тому времени, к сожалению, мой отец уже умер, так и не увидев внука, а мама больше не садилась за руль в силу возраста. Так что по прибытии в родной город нас никто не встречал, когда мы сошли с поезда в Барнстапле. Я добралась до отеля с сумкой в руках и малышом, прижавшимся к моей груди. Я и сейчас словно чувствую его вес и тепло: он был одет в теплый стеганый комбинезон красного цвета с изображением джунглей и вопросительно хмурил бровки. Он посмотрел на меня скептически, будто хотел сказать: «Ну и какого черта тут происходит?» Я взглянула на него с тем же недоумением и сочувственно, неуверенно улыбнулась сама себе.

И вот мы в отеле. Я была на последнем издыхании и не отказалась бы утолить жажду как следует, в идеале чем-нибудь алкогольным, но на мне лежала ответственность «одинокого» родителя, что помешало исполнить это желание. К тому же все серьезно: на следующий день я иду в суд, и вдобавок нужно ознакомиться с бумагами двухлетней давности.

Была договоренность, что моя бывшая начальница приедет в отель и передаст записи, необходимые для утреннего заседания. Я должна быть готова ответить на любой вопрос по поводу того дела и принятых мной решений. Мы встретились в лобби отеля, она отдала мне бумаги. Супер. Спасибо. Завтра в 10 надо быть в Окружном суде.

Я постаралась навести в номере домашний уют. Показалось, что в комнате жарковато: стоял очень теплый май, а центральное отопление работало на полную мощность. Терморегулятор не двигался, как я с ним ни боролась. Жадно глотая воду, я позвонила в обслуживание номеров и попросила прислать кого-то, кто в этом лучше разбирается. Пришел сияющий мужчина с курткой, обвязанной вокруг талии, он оказался в равной степени беспомощным. Это вообще возможно – поменять номер? Мы же здесь изжаримся.

Сияющий мужчина любезно проводил нас в другую комнату, в задней части отеля, с видом на паб напротив. Улица была настолько узкая, что я смогла бы дотронуться до стены паба, если бы высунулась из окна. Что ж, по крайней мере, здесь нормальная температура, и малыш, кажется, успокоился.

Мы заново распаковали вещи. Я попыталась разобраться в проклятых бумагах. Четко ли я следовала процедуре? Меня впервые вызывали в суд, и было страшно. Читай. Сосредоточься. Думай. Что может спросить судья? Скорее всего, мне придется объяснять свои мысли и действия в момент критической угрозы безопасности, которые привели к юридическому вмешательству. Все ли мы сделали правильно? Или, точнее, все ли я сделала правильно? Мне казалось, что да, но прошло 2 года, и было трудно вспомнить детали, хотя мне и повезло, что все записи были передо мной. Да и адвокаты бывают изворотливы: если они начнут задавать разные наводящие вопросы, то, вероятно, загонят нас в тупик.

Восемь вечера. В пабе началась дискотека: буквально в полуметре от меня. Музыку включили на полную мощь. О нет. Серьезно? Да. Чертова дискотека только набирала обороты. Звучала песня «Я выживу» (I Will Survive) Глории Гейнор и «Теперь все в порядке» (All Right Now) группы Free.

Нет, сейчас у нас определенно не все в порядке. И вряд ли будет. Да и выживу ли я, большой вопрос. Музыка не прекращалась, как и плач сына. Как тут сосредоточишься? Я позвонила своей сестре, которая жила по соседству. Она поможет; предлагала же на неделе. Ее не было дома.

Что и говорить, к тому моменту я впала в отчаяние. У мамы одна спальня, она не сможет нас приютить. Оставалось последнее средство. Я позвонила Иветте. Она тоже работала патронажной сестрой. Мы кое-как поддерживали связь после моего отъезда – открытки на Рождество, один неловкий телефонный разговор, – хотя мы уже очень давно по-настоящему не общались. Но она добрая и чуткая. И как коллега поймет, через что мне приходится пройти. Правда же?

– Пакуй вещи, буду через 10 минут, – сказала она, как только я объяснила ситуацию.

Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо.

Улыбающаяся Иветта приехала, сгребла нас в охапку и мгновенно доставила в свою теплую уютную квартиру, где пахло лазаньей и Lenor. Она проводила нас в спальню: свежее белье и даже детская кроватка. Как насчет ужина? Нил только что приготовил.

Мы обсудили завтрашний суд, она успокоила и приободрила меня, и мир пришел в равновесие. Чудесные Иветта и Нил. Спасибо вам огромное! «Будь добр ко всем. Ведь каждый, кого ты встречаешь, ведет борьбу, о которой ты не знаешь». Это утверждение было и остается справедливым, но в ту ночь оно было особенно актуальным.

Иветта отвезла меня в суд и предложила посидеть с Милым Мальчиком, пока я оттуда не выберусь. Меня затянуло в круговорот людей, лиц, разговоров.

– Где Кристал?

– Еще не пришла.

Ко мне подошла Роуз, социальная работница.

– Ты нервничаешь?

– Ага.

– О, да ты родила! Здорово!

«На самом деле моему ребенку уже 3 месяца, а пока мы болтаем, моя грудь набухла, и молоко выходит из протоков, как река из берегов. Не знаю, как скоро оно пропитает прокладки для груди, потом блузку, а затем пиджак», – подумала я, но ничего не сказала. Я предполагала, что судья обратит внимание на гигантскую лужу в районе скамьи для подсудимых.

И тут Кристал подорвалась, обвела нас взглядом и выбежала вон. Дело приостановили. Все денежные затраты, неудобства, слезы, отчаяние, все эти километры, поезда, судебные издержки, мой плачущий сын, перетаскивание вещей из комнаты в комнату… Что ж, нет худа без добра: мне не надо давать показания, этот кошмар отложен на потом.

Иветта заехала за мной и вручила сына, который в мое отсутствие разве что захотел пить. Я обняла ее и от души поблагодарила за помощь и великодушие. Без нее мы бы не справились. Она высадила нас на станции, мы забрались в свой вагон, уставшие, но счастливые, что возвращаемся домой. Нас качало и шатало туда-сюда, а поезд, петляя, уносил в наше безопасное семейное гнездышко за 300 километров оттуда.

* * *

Прямо перед Рождеством одна приятная акушерка позвонила мне и сообщила, что, когда я пойду к новому малышу на 10–14 день, надо будет захватить для него подгузники и одежду. Я навела справки о том, почему у семьи не было детских вещей, и выяснилось, что мама новорожденной девочки, вероятно, была проституткой, а ее партнер – сутенером. На видеокамеры отеля попало, как уже через 10 дней после родов она привела в свой номер «клиента», так что, похоже, парочка была слишком занята, чтобы еще и ухаживать за ребенком.

Помню, на мне был темно-синий свитер и сине-зеленая юбка в черную клетку чуть выше колена, совсем чуть-чуть. Припарковаться пришлось на некотором расстоянии от отеля, ближе не получилось. Я вошла в отель, таща свои весы и всякие штуки для малыша; стойка ресепшен и кабинет управляющего были закрыты. Я знала номер комнаты, так что, изрядно побродив по отелю, нашла нужную на четвертом этаже.

Невысокая взволнованная блондинка открыла дверь, впустила меня, и мы вместе присели на грязный матрас с пятнами крови: ни простыней, ни одеяла, ни покрывала. Только две подушки без наволочек. Детская кроватка там была, но тоже без постельного белья. Вообще было довольно пусто. Очень пусто, на самом деле. Мы поговорили о том, почему у нее нет никаких нужных вещей. У них не было ни своего жилья, ни родственников. Пособие им не назначили. Я достала из сумки вещички для ребенка: похоже, она этому обрадовалась.

Тут пришел папаша (предполагаемый). Как и его подруга, он все время улыбался, сразу же охотно занялся малышом, издавая нужные звуки. Но уровень их неподготовленности по-прежнему приводил меня в замешательство. Надо будет связаться со службой социальной помощи, чтобы они подсобили с деньгами, подгузниками, молочными смесями и т. д., там будет видно. Ответом было: нет-нет, спасибо, все будет в порядке. И не надо привлекать социальных работников, настаивали они.

Раздался громкий стук в дверь, вошел потный рыжий веснушчатый парень, возбужденно повторяя:

– Я достал кристаллы, я достал кристаллы[34]34
  Речь идет о крэке, наркотике, кристаллической форме кокаина.


[Закрыть].

Мужчины надолго скрылись в ванной комнате, примыкавшей к спальне. Чутье подсказывало мне: что-то тут неладно, но на дворе стоял 1991 год, и мне еще многое предстояло узнать.

Мы с мамочкой поговорили о том, как готовить смеси, стерилизовать детские бутылочки, правильно укладывать ребенка в кроватку, о том, как добиться материальной помощи – и возможно ли с этой целью воспользоваться телефоном отеля. (Тогда мобильников не было.) Насколько обильны кровотечения? Что насчет контрацепции? Она улыбнулась и со смехом пообещала:

– Конечно, я буду пользоваться презервативами.

Мой вопрос показался ей забавным. Она все-таки получит больше за незащищенный секс. Я это прекрасно знала. Мне было интересно, что же происходит в ванной. Вскоре парни оттуда вышли. Оба обильно потели, выпучив глаза, с расширенными зрачками. Атмосфера изменилась. В воздухе повисла угроза. Теперь вопросы посыпались на меня. Где я живу? Не в этом районе. Замужем ли? Это неуместный вопрос. Есть дети? Да. Сколько? Один. Ха, думал, у тебя минимум двенадцать. Оба рассмеялись. Они смотрели прямо на мои ноги. Юбка чуть выше колена казалась мне теперь слишком короткой. Надо было убираться. Девушка тоже смеялась, женской солидарности ждать не приходилось. Для них это была «игра». Они продолжали истекать потом, пристально глядя на меня.

Бывают моменты, когда чувствуешь, просто знаешь, что твоя личная безопасность – прежде всего. И это был как раз такой момент. Что-то назревало, все могло кончиться плохо. Под предлогом, что я опаздываю на следующий визит, я забрала весы и уточнила, что мы увидимся в детской клинике на следующей неделе. Дала им брошюру с днями и часами работы клиники, указаниями, как туда добраться, и номером телефона патронажной службы. А потом побежала.

Я вылетела за дверь и помчалась вниз по лестнице. Нужно добраться до машины. СРОЧНО. Пробегая мимо ресепшен, закрытого на момент моего прихода, я заметила, что теперь он открылся и управляющий отеля был на месте. Я слышала шаги на лестнице у себя за спиной. Сердце забилось быстрее, что-то подсказало мне – какой-то внутренний голос, – что нужно остановиться у стойки, оценить ситуацию и поболтать с управляющим. Притвориться, что я вовсе не испугана.

Управляющий предложил мне сесть, и в ту самую минуту двое мужчин, от которых я убегала, прошли мимо окна по направлению к выходу. Я улыбнулась им. Они глазели на меня и не могли скрыть разочарования. Им сразу же стало ясно, что я больше не одна и потому в безопасности, их притворные улыбки тут же превратились в застывшие гримасы. Я ясно чувствовала, что они вышли из своего номера с дурными намерениями на мой счет, и я всегда буду очень благодарна, что управляющий оказался на месте. Снаружи по эстакаде лился бесконечный плотный поток машин, но не было видно ни одного прохожего. На улице я бы оказалась совсем одна, в уязвимом положении, на что они и рассчитывали.

Поболтав подольше, я с опаской поспешила к машине, припаркованной довольно далеко от отеля, постоянно оглядываясь назад и по сторонам. Я села в машину, заблокировала двери и, резко развернувшись, прямо как какой-нибудь американский коп, рванула оттуда назад в офис.

Патронажная сестра в Лаймхаусе

В 1992 году, когда мы еще жили в Хакни, я получила должность патронажной сестры в клинике общей практики в Лаймхаусе, поближе к садику Милого Мальчика. Это было удивительное время. У нас подобралась чудесная команда врачей, медсестер и девушек с ресепшн. Некоторые из последних были из Бангладеш и оказывали нам неоценимую помощь в качестве переводчиц.

Дэвид Уиджери, знаменитый троцкист, радикал, политический активист, представлявший Социалистическую рабочую партию в Ист-Энде, работал у нас врачом. Дэвид – автор книги «Несколько жизней терапевта из Ист-Энд» (Some Lives – A GP’s East End) и ряда других публикаций. Его книга – один из первых примеров врачебной прозы в жанре автобиографии. А еще он блистал в документалке «Доктор из Лаймхауса», снимавшейся у нас в клинике. На нас вечно висели микрофоны. Когда мы ездили к семьям на машине, с нами всегда были специальные люди с пушистыми микрофонами на штативах. Запись шла непрерывно; микрофон разрешали отцепить только для похода в туалет.

Дэвиду довелось встретить Аллена Гинзберга[35]35
  Аллен Гинзберг (англ. Allen Ginsberg, 1926–1997) – американский журналист и поэт, основатель битничества.


[Закрыть] и познакомиться с движением за гражданские права в США, эти события глубоко на него повлияли. Были и другие подвиги, например одно время он издавал журнал Oz[36]36
  Oz – независимый андерграундный журнал, параллельно издававшийся в Великобритании и Австралии в 60-е годы XX в.


[Закрыть]. Дэвид держался несколько особняком. Переболев полиомиелитом в детстве, заметно прихрамывал при ходьбе. Обаятельный, добродушный, человечный, с таким коллегой приятно работать. Дэвид и другие врачи-терапевты обладали хорошим чувством юмора, не любили условности и предрассудки, так что, думаю, их ни капли не смутили бы мои кочевые цыганские корни. (Правда, я так о них и не рассказала. Все же никогда не знаешь, что кому не понравится.) В нашу клинику стекались все маргиналы, все низы общества, и, конечно, у нас царил мультикультурализм.

Мы еще привыкали к постоянным съемкам, как вдруг случилось нечто ужасное и шокирующее. Дэвид умер. Преждевременно и неожиданно. Один из врачей пришел к нам в офис с этой новостью. Мы все ошарашено качали головами. Но я видела его буквально позавчера… Неистовый, мятежный, отважный, ненавидящий капитализм, порядочный и милый коллега покинул нас. Съемки фильма продолжились в память о нем. В театре Хакни-Эмпайр состоялась многолюдная церемония прощания, куда пригласили весь наш коллектив. Там было множество музыкантов, политиканов и полемистов, пришедших отдать Дэвиду дань уважения. В том числе Пол Фут, племянник Майкла Фута, политический активист и журналист.

Мы перестроились и вернулись к работе, однако попали в поле зрения журналистов: теперь они часто обращались к нам за мнением о системе здравоохранения и по другим подобным вопросам. Однажды утром мне сообщили, что с телеканала Carlton TV приедет команда, чтобы снять сюжет о том, как связаны нищета и низкий уровень вакцинации. Я услужливо взяла с собой на обход журналиста, продюсера, звукорежиссера и еще пару человек. Разговор зашел о том, как крайняя нищета затрагивает все аспекты нашей жизни. То, как мы думаем. Как себя чувствуем. Что выбираем или же не имеем возможности выбрать. И что едва ли вакцинация младенцев и детей стоит во главе списка у тех, кто еле сводит концы с концами и не знает, откуда придет следующий чек. А еще им часто бывает очень сложно добраться на прием в поликлинику. Кто-то записал для нас этот сюжет, ведь на тот момент мы решили отказаться от телевизора в доме. У меня до сих пор где-то лежит видео.

Когда я работала в той клинике, всегда находился предлог что-нибудь приготовить: особенно если у кого-то был день рождения или наступало время прощаться с очередным практикантом. Тогда в обед каждый приносил какое-нибудь блюдо для всех. А иногда мы всем скопом втискивались в несколько машин, чтобы поехать на кипучую улицу Брик-Лейн за кулинарными изысками. Брик-Лейн – мекка любителей карри. Это район Спитафилдс, который впоследствии прозвали Банглатаун[37]37
  Из-за большого количества выходцев из Бангладеш, по аналоги с Чайна-таун.


[Закрыть]. Мы праздновали, а из мечети неподалеку доносился призыв к молитве, и вокруг нас толкался и гудел оживленный квартал с удивительной историей.

В 1860 году договор с Францией открыл канал импорта для более дешевого французского шелка. Во всем, что касалось шелковой индустрии, гугенотам не было равных. Они селились в этой части Лондона, не имея за душой ничего, кроме своих умений. А вскоре новое ремесло переняли ирландские ткачи, испытавшие на себе падение льняной промышленности на родине. Затем в районе начали производить мебель и обувь. Трущобы, грабители и проститутки, Джек-Потрошитель и его убийства в Уайтчепеле; беспорядки из-за кризиса шелковой индустрии, и снова беспорядки на Кейбл-стрит, когда с подачи Освальда Мосли[38]38
  Освальд Мосли (англ. Oswald Mosley, 1896–1980) – британский политик, основатель Британского союза фашистов.


[Закрыть] чернорубашечники пытались организовать фашистский марш и схлестнулись с полицией и еврейской общиной. В конце XX века бангладешская диаспора, тоже занятая в производстве текстиля, обогнала еврейскую по количеству. И по сей день это одна из самых многочисленных бангладешских общин в Европе.

История Лаймхауса, где я работала в клинике, не менее увлекательна. Самые ранние упоминания датируются 1356 годом, в то время местность получила название Les Lymhostes[39]39
  Название происходит от староанглийского lime-oast – печь для обжига керамики (и других материалов).


[Закрыть], благодаря производству керамики. Еще это было удобное место для швартовки судов и лодок: первую верфь построили в 1348 году, так что для Лондона данный район стал центром мировой торговли. Сэр Френсис Дрейк отправился в одно из своих плаваний из Лаймхаусского дока. Сэмюэл Пипс[40]40
  Сэмюэл Пипс (англ. Samuel Pepys, 1633–1703) – английский чиновник, больше известный как автор дневника о повседневной жизни лондонцев.


[Закрыть] написал заметку о посещении местной фабрики фарфора, а один из здешних пабов, The Grapes, был любимым питейным заведением Чарльза Диккенса. Впоследствии сэр Иэн Маккеллен купил этот паб, и теперь за барной стойкой хранится посох Гэнадльфа[41]41
  Гэндальф – персонаж трилогии «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкина, роль которого сэр Иэн Маккеллен исполнил в одноименной экранизации.


[Закрыть].

Этот район всегда оставался магнитом для иммигрантов со всего мира. Лаймхаус стал первым китайским кварталом Лондона, и китайская диаспора продолжала сосуществовать с огромной бангладешской общиной. Когда мы посещали местные мусульманские семьи, они усаживали нас к маленькому столику и ставили перед нами традиционные угощения: карри, самсу, рис, в общем, весь набор. Очень щедро и мило с их стороны. На такой работе не до диеты.

Представители белого рабочего класса, чьи семьи жили в той части города, еще сохраняли большинство. Плюс туда начали переезжать и классы «повыше», тем самым «облагораживая» район, хотя пока они селились вперемешку с выходцами из Вест-Индии, Вьетнама и Китая. Рядом с индонезийской палаткой подавали «пай энд мэш»[42]42
  Пай энд мэш (англ. pie and mash) – традиционное английское блюдо: мясной пирог с картофельным пюре.


[Закрыть] и продавали жареную курицу, оттуда было рукой подать до Кэнери-Уорф и парковок, переполненных роскошными автомобилями премиум-класса. Интересное сочетание!

* * *

Я была на раннем сроке второй беременности, и мы запланировали отпуск на юго-западе Англии. Исторический паром MS Oldenburg переправил нас из Илфракомба на остров Ланди. Нам просто необходимо было укрыться от треволнений лондонской жизни. Нетронутая дикая природа крошечного острова (5 км в длину и менее одного в ширину) просто поражала.

Мы сняли коттедж Stoneycroft возле Старого маяка на холме Бикон-Хилл. На острове имелся паб Marisco Tavern, а также магазин и церковь, где ежедневно фиксировали наблюдения за природой: снаружи на меловой доске писали, если были замечены исполинские акулы, тупики или буревестники. Вот и все признаки «первого мира». Помимо шума моря и криков птиц были слышны разве что громкие голоса детей. По дороге к ближайшему пруду к нам приставали дикие ландийские пони, если мы брали с собой хлеб для «чмокающих» рыбок (карпов кои). В коттеджах не было телевизоров. Электричество отключалось в полночь, и, когда вы шли домой, подкрепившись в пабе, дорогу освещал только ваш фонарик, ну и звезды, конечно. Но мы обычно возвращались задолго до темноты, уставшие после насыщенного дня: мы читали книги, запускали воздушных змеев, пили чай с булочками в саду перед домом, играли в настольные игры, и нас окружало необычайное спокойствие.

По утрам мы обязательно готовили завтрак и писали, а Милый Мальчик разрисовывал открытки. Он рисовал акул, тюленей и морских звезд для друзей и родных. Потом прогулка: мы спускались к бухте, чтобы поплавать. Путь лежал мимо паба, служившего также и почтой, откуда мы отправляли открытки. Мы часто сидели и смотрели на тюленей. Тюлени обычно сбивались в кучу. И все лежбище двигалось, терлось носами, мерцало и лоснилось, шевеля мокрыми усами. В конце августа первобытные гортанные крики самок раздавались по всему острову. Во мне бушевали гормоны, хотя я была на совсем раннем сроке.

Однажды мэр острова организовал сеанс снорклинга (плавание с маской), так что я оставила сына с Дж., нашла подходящий по размеру гидрокостюм и присоединилась к товарищам по плаванию. Обсудив все правила и инструкции, мы получше познакомились и выучили условные знаки: «Все нормально», «Хочу вернуться», «Вперед». И нырнули.

Фыркая и сопя через трубку, постепенно я собралась с силами и приобрела уверенность. Погружаясь в воду и тяжело дыша, я разглядывала открывшуюся поразительную картину. Разноцветный карнавал, согласованный и грациозный танец морских существ. Все оттенки бирюзового, мясистые морские звезды. Полосатые, желтые, розовые, ярко-голубые рыбки проносятся мимо, суетятся, шныряют туда-сюда среди камней, песка и водорослей. Все это напоминало тщательно прорисованный пиксаровский мультфильм[43]43
  «Пиксар» (англ. Pixar) – знаменитая американская киностудия, работающая в жанре анимации.


[Закрыть], завораживающий и беззвучный.

Одна самка тюленя плавала рядом: осталась, хотя друзья-тюлени ее покинули. Она была прекрасна: разглядеть всю красоту природы можно только вблизи. Казалось, она не хотела уплывать и будто специально следовала за нами. Ее присутствие гипнотизировало. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем она отплыла от нас и начала реветь. Мне вдруг стало холодно, и я просигналила партнеру, что хотела бы вернуться к утесам, откуда мы начинали. Мне срочно надо было в туалет.

Я взобралась обратно на скалистый берег, села на корточки за грядой камней и спустила костюм. Моча была розовой. Как странно, я перепроверила. Нет, точно розовая. Может, я порезалась о скалы, когда вылезала из воды? Или когда залезала? Откуда шла кровь? Конечно же, это было именно такое кровотечение, от которого становится страшно, тебя трясет, а мысли путаются. Я поняла, что теряю ребенка, и наверняка самка тюленя почувствовала это, забеспокоилась и потому не уплывала. Мне не было больно (как я потом узнала на своем же опыте, не все выкидыши безболезненны), но я с благодарностью согласилась, чтобы мэр подвез меня на своем автомобиле к вершине холма. Вернувшись в коттедж, стоявший возле маяка, я поняла, что, возможно, случился неполный выкидыш.

А вдруг? Я разволновалась. Если послед не вышел, дело плохо. Мэр заглянул к нам чуть позже в тот же день и предложил отправить меня на местном вертолете в ближайшую больницу. Я была в порядке. Боли не было, но это тихое, безболезненное кровотечение не останавливалось. Сын был молчалив и задумчив. Дж. трясся надо мной и переживал. Мы решили, что вертолет не нужен. И уплыли с острова несколько дней спустя, оставив моего неродившегося ребенка, мою русалочку с бдительной мамой-тюленем, отставшей тогда от остальных.

В тот период я много нервничала. Казалось, это стало причиной выкидыша. Я не только работала полный день, но и пошла в очно-заочную магистратуру. Это была совместная программа Лондонской школы экономики (ЛШЭ) и Лондонской школы гигиены по политике в области здравоохранения, планированию и финансированию. В течение двух лет я училась «с отрывом от производства» (мне давали отгулы для учебы). Было немного странно, как меня туда занесло, но я наслаждалась каждой секундой учебы и рысью бежала на станцию Холборн, чтобы скорее присоединиться к другим студентам: тем, кто собирался заниматься организацией здравоохранения за границей. Меня же грела мысль, что я уезжать не собираюсь. Мне просто нравилось быть там. Я даже начинала раздумывать, не сменить ли сферу деятельности на управление: формировать и направлять врачебные коллективы, определять процедуру оказания услуг.

Курс был разработан с целью развить в нас навыки критического анализа проблемных вопросов, связанных с охраной здоровья, планированием и финансированием, чтобы впоследствии мы могли использовать эти навыки, занимаясь политикой в сфере здравоохранения. Мы изучали организационный менеджмент, экономику здравоохранения, и, кажется, в какой-то момент я даже разбиралась в анализе эффективности затрат! Мы выступали с устными сообщениями перед своим наставником, профессором Ле Граном. Разбирали принципы мировой и национальной политики и должны были писать довольно сложные отчеты и доклады.

Между нами часто возникали оживленные споры: в группе было несколько американцев правых взглядов, соцработник из Норвегии, управленец в сфере здравоохранения из Испании. Среди нас было не так уж мало студентов, приехавших из Африки, которые готовились применить свои знания и умения на практике, создавая группы медицинской помощи по всему континенту: в зонах бедствия и районах, пораженных голодом и войной.

Старое доброе время, и у нас было столько дел: мы с Дж. работали полный день, я училась в магистратуре, нам приходилось присматривать и за энергичным четырехлеткой, и за двумя квартирами (обе обесценились) в Хакни и в Барнстапле. Последняя часто пустовала, но ее невозможно было продать из-за продолжающейся стагнации на рынке недвижимости.

* * *

Хэллоуин, 1995 год, и вот у меня снова идет кровь, на этот раз прямо в Marks & Spencer[44]44
  Marks & Spencer – крупная сеть магазинов; изначально специализировалась на продаже одежды, но впоследствии начала торговать различными категориями товаров, в том числе продуктами.


[Закрыть] в Хакни, на минуточку. Для меня в происходящем было что-то странное, колдовское, языческое. Мы с сыном выбирали, что купить на ужин, когда за острой болью сразу же последовало обильное кровотечение, а затем резко начались схватки. Полная противоположность выкидышу на острове Ланди, который прошел совершенно безболезненно. Милый Мальчик ожидаемо немного испугался. Я думала, как же добраться до больницы и позаботиться о сыне, учитывая, что Дж. на работе, а вся многочисленная родня за 300 км отсюда.

Я обратилась к сотруднице магазина, которая увела нас, усадила возле касс и спокойно сообщила, что вызовет скорую. Я заметила проходившую мимо женщину, и в голове зазвучали фанфары. Ура! Вот кто сможет нам помочь, слава Богу и моей счастливой звезде. Хизер живет в одном из ближайших к Лондону графств, она медсестра. Она надежная, отзывчивая, добрая. Мы были знакомы вот уже несколько лет. Хизер сможет забрать моего сына домой, он будет в безопасности и не увидит кровавого месива, уж в этом я могла быть уверена. Они тихонько ушли, она вела его за руку и нежно успокаивала.