Текст книги "Обращаться с осторожностью. Искренние признания патронажной сестры"

А затем я начала стонать. Громко. Схватки приносили жуткую боль, а покупатели, по большей части женщины в возрасте, сворачивали на меня шеи, медленно проходя мимо со своими громоздкими хозяйственными сумками и озадаченными лицами. Очень смутно помню, как меня увозила скорая, и не знаю, как Дж. успел оказаться в Хомертоне, когда меня привезли в отделение неотложной помощи. Но он уже был там, и я была рада. Нас посадили в глубине приемного покоя, и добрая светловолосая женщина-врач со свистом отдернула шторку: ее будто окружал ореол усталости, но она была решительна и оперативна. Она сказала, что, учитывая гигантскую кровопотерю, скорее всего, 8-недельный плод погиб. Меня повели на УЗИ. Холодный липкий гель растекся по животу, ультразвуковой датчик медленно двигался по скользкой коже в поисках ребенка, которого больше нет. Яркие вспышки света, ритмичные и спокойные.

– Ну… Послушайте, там все же кто-то есть, – сообщила врач, изумленно подняв брови.

Она объяснила:

– Бывает, что кровотечение на ранней неделе означает, что была беременность близнецами и погиб только один. Очень похоже на то. Подобное сложно диагностировать, но это случается чаще, чем вам могло бы показаться.

Моя малышка выдержала. Ура! Моя маленькая ведьмочка. Ей уютно и тепло. Я чувствовала, как она улыбается сама себе, как бы говоря:

– Я отсюда не уйду.

Она зарылась в теплую, темную, шумящую от притока крови утробу, служившую ей домом. Я представляла, что она нарядилась в крошечный хэллоуинский костюм: платьице с «рваным» подолом, крылья из тюля и остроконечную шляпу и уплетает карамельные яблоки, хихикая как Будда.

Через 7 месяцев одним знойным летним утром ее аккуратно положили мне на грудь. Вот она, моя сказочная девочка-ведьмочка, в платьице с «рваным» подолом из остатков плодной оболочки, мокрая от околоплодных вод, пахнущих соленым морем, и с копной волос, как у Элвиса Пресли. Про нее говорили, что она будто «уже здесь побывала». Она с самого начала умела брать грудь и в перерывах между сном и едой ворчала и дергалась. Дивная Девочка, так мы стали звать ее с тех пор.

Дивная Девочка – моя красивая, боевая, своенравная доченька с блестящей каштановой гривой, как из рекламы Herbal Essences, игривая как жеребенок. В следующие 24 года она принесла нам столько радости: ходила на фестивали, трудилась, работала официанткой и управляющей бутика, неистово боролась за справедливость. Однако первые месяцы были очень нервными. Мы растили двоих детей и работали в районе Тауэр-Хамлетс, это было сопряжено с определенными трудностями.

Хотя у жизни в Лондоне были и свои плюсы. Сын учился в бангладешской школе, ему там очень нравилось. Он завел много друзей, и его часто звали на чай. Иногда он возвращался домой с мехенди на руке, временным тату из хны, которое наносят во время мусульманских праздников Ид-аль-Адха и Ид-аль-Фитр. А как-то раз, когда Милый Мальчик еще ходил в садик в Степни, рождественские подарки детям раздала «Баба» Мороз. Однажды Бенджамин Зефанайя[45]45
  Бенджамин Зефанайя (англ. Benjamin Zephaniah, род. в 1958 г.) – современный британский растафарианский писатель, даб-поэт.


[Закрыть] совершенно эпически посетил школу, выступив со своими стихами. Нам очень повезло, что учеба стала для нас источником вдохновения и мой сын чудесно проводил время.

* * *

После рождения дочери я вернулась к служебным обязанностям. Однако теперь поездки на работу превращались в настоящую проблему, потому что на мою машину часто ставили блокираторы[46]46
  Блокиратор – устройство, которое блокирует автомобильное колесо; используется для борьбы с неправильной парковкой.


[Закрыть], когда я завозила малышку к няне. Они как будто каждое утро меня поджидали. Чтоб тебя! Я буквально бежала по лестнице к Карен; а она продолжала выглядывать в окно и кричать:

– Они идут! Они идут!

Быстро чмокнув Дивную Девочку в макушку, я неслась обратно вниз по лестнице. Иногда я оказывалась быстрее дорожных инспекторов, но не в этот раз. Как я ни умоляла, инспектор все равно поставил на колеса блокираторы (при этом он не смотрел мне в глаза), а затем вручил штрафной талон. Потом мне пришлось ждать, пока кто-то приедет, чтобы освободить машину, но сначала пришлось выложить 60 фунтов штрафа, оплатив картой. И все это еще до начала рабочего дня. Однажды меня «заковали», пока я заносила 20 фунтов (из своих собственных денег: нет, на самом деле я не наивная дурочка) мамочке без гроша в кармане, чей муж в тот самый день ложился в больницу.

Проклятие. Дайте человеку передышку!

Я прошла через уже знакомую процедуру и, наконец, отправилась на работу, где в тот день пережила один из самых ужасных опытов в своей жизни. Мне предстоял первый визит к Джейн и ее малышке Хлое, которые жили в приюте для бездомных. Там всегда царила атмосфера потаенного психоза и скрытой угрозы. Я никогда не знала, с чем столкнусь. Но иногда буквально ощущала надвигающийся хаос. И запах выпивки.

В то самое утро я выяснила, что Джейн готовила молочную смесь на газированной воде известного бренда (абсолютное табу из-за натрия и нитрита в составе), как вдруг раздались ужасные крики. Крики приближались и становились громче, пока низкорослая полная женщина не вбежала в квартиру. Она рухнула на свободный стул и, прижимая ладони ко рту, но продолжая кричать, уставилась на меня. Почему она орет как резаная? Почему не отводит глаза? Только я собралась задать вопрос, как в комнату шагнул огромный, просто гигантский парень с длиннющим ножом в руке. Так. Я вообще не эксперт по ножам, и, когда полицейский потом спрашивал меня, был это нож для хлеба или мачете, я могла сказать только, что лезвие было чертовски длинное. А в тот момент парень поднял нож над головой.

– Встань! – велел он. – Встань, гребаная сука!

Прошу прощения… Он обращался к орущей женщине? Ко мне? Или к Джейн? Или ко всем сразу? В ту минуту, как я ни пыталась осознать происходящее, ничего не получалось. Он стоял прямо у входа в квартиру. Черт. Он собирается нас убить. Это все. Конец.

Нет, мы выберемся! Я понимала: надо что-то предпринять. Какое-то время во мне бушевал целый ураган мыслей и чувств, а затем появилось что-то похожее на решение. Не знаю, откуда пришла эта идея, но я встала и своим самым приказным тоном громко сказала:

– Так, Джейн, нам пора. Возьми Хлою.

Джейн пристально посмотрела на меня, беспокойно нахмурив брови, словно говоря: «ты что, совсем ку-ку?» Но осторожно выполнила мое указание и достала малышку из люльки. Пеленки болтались вокруг ее крошечного тельца. Я взяла ключи с кофейного столика, закинула на плечо свои громоздкие весы – максимально небрежно. И мы направились в его сторону. Он был так близко… до сих пор это чувствую. Он загораживал проход своим гигантским телом. Господи боже, ну и верзила! Когда я подошла к нему со всей напускной уверенностью, он спросил меня странным, как бы успокаивающим тоном:

– Все хорошо, леди?

На мгновение я даже поверила или понадеялась, что этот парень не собирается причинить нам вред. Он говорил не как убийца, да ведь?

– Все нормально, спасибо, – ответила я.

Черт. У меня в горле пересохло, удивительно, что я вообще смогла что-то сказать. Все нормально? Какой маловразумительный ответ. Наверняка он усыплял наше внимание, притворялся, что не собирается на нас нападать, чтобы потом застать врасплох. Сначала я вытолкнула Джейн, затем повернулась к кричащей женщине и указала на дверь:

– Вы идете?

Она словно приросла к стулу и помотала головой. Джейн с завернутой в кучу пеленок Хлоей на руках и я с весами наперевес помчались вниз по лестнице, все время оглядываясь, чтобы убедиться, что верзила не передумал и не погнался за нами. Мы выскочили на улицу, я неслась во весь опор, но очень неуклюже: черная сумка с весами била меня по ногам. Сразу за мной летела Джейн с «ценным свертком», а за ней развевались пеленки. По оживленной улице мы добежали до клиники, которая, к счастью, была недалеко. Переведя дыхание, мы вызвали полицию, которая неохотно заехала к нам в клинику через несколько часов и сообщила, что инцидент расследовали. Однако та женщина из ночлежки сказала, что ничего плохого не произошло, и отказалась писать заявление. Таким образом, если я не возражала, можно было не тратить время на заполнение бумажек.

Я позвонила руководительнице своего подразделения, посчитав произошедшее «критическим инцидентом», задолго до того, как мы начали употреблять этот термин. Она спросила, испугалась ли я.

– Да, конечно! – ответила я.

Хорошо. Добавить нечего. Не думаю, что она задалась вопросом, пришлось ли мне вернуться к той семье, в ту самую ночлежку. А ведь мне пришлось. Я сильно сомневаюсь, что некоторые из наших менеджеров, сидящих в своих офисах за много километров от реального мира, действительно осознают всю серьезность опасностей, с которыми мы сталкиваемся. В общем, это был очередной насыщенный день в нашем гетто.

Мораль этой истории, конечно же, в том, что ни при каких обстоятельствах не стоит добавлять Perrier в бутылочку с молочной смесью. Никогда. Это может привести к неприятностям. И вмешательству полиции.

Раз такое безобразие произошло во время моего визита, я была просто обязана убедиться, что ребенок не находится в постоянной опасности. На той же неделе я примчала в ночлежку, как всегда, таща на плече весы. Подойдя к коммуналке, увидела, что входная дверь открыта нараспашку. Я нерешительно просунула голову в дверь и позвала Джейн по имени. Тишина. Я осторожно вошла.

– Эй? Есть кто дома?

Ничего в ответ. Только эхо. В общей гостиной и на кухне никого. Куча пустых бутылок, принято к сведению. Х-м-м.

Я с опаской заглянула в спальню Джейн и увидела Хлою в люльке, а рядом, на тумбочке, еще недогоревшую свечу. Девочка спала и, кажется, была в порядке, но совсем одна. Я задула свечку. В настоящее время существует протокол: если мы обнаруживаем ребенка младше 5 лет в одиночестве, то сразу звоним в полицию, но эта история происходила в середине 1990-х. Официальной процедуры не существовало, потому что мы редко сталкивались с подобным. К тому же тогда еще не выдавали рабочие мобильные телефоны, а у Джейн в любом случае не было городского.

Я села на пол в дверном проеме, обхватив голову руками. На лестнице раздались шаги. «Наверное, это она», – подумала я. Но из-за угла появилась женщина-полицейский.

– Здравствуйте, – сказала она подозрительно.

Мы растерянно смотрели друг на друга. Она продолжила:

– Я заглянула, потому что прошлой ночью в полицию сообщили о семейной ссоре. Родители явно перебрали. Все в порядке?

Нет, определенно не в порядке. Я объяснила ей:

– Этой девочке 5 недель, ее оставили одну рядом с горящей свечкой.

Никогда еще я не была так рада помощи (хотя она бы не помешала и в ситуации с парнем с ножом, ну да ладно, беру, что дают). Я повела ее в спальню, где Хлоя лежала в кроватке в блаженном неведении обо всей серьезности своего положения. Точно ли в неведении? Может быть, она тоже провела бессонную и беспокойную ночь? Когда ее последний раз кормили? Что если ей удалось заснуть только сейчас? Что если она пострадала? Мы провели поверхностный осмотр; кажется, травм нет, но было очевидно, что девочка находилась в опасности, ведь ее оставили совсем одну в компании горящей свечки.

Полицейская сказала, что оформит EPO (ордер о чрезвычайных мерах защиты, сейчас сменивший название на PPO – ордер о помещении под защиту полиции), что позволит органам правопорядка забрать ребенка в безопасное место.

И тут появилась Джейн. Абсолютно пьяная. На часах 10:30 утра. Из одежды на ней была только короткая разноцветная вязаная накидка. Как ни странно, она очень нам обрадовалась.

– О, Рэйчел! Хочешь секса?

– Эээ… прошу прощения? Мм… нет, спасибо, с твоего позволения. Еще слишком рано, и я немного занята. Мы заберем малышку в больницу для безопасности. На время, пока ты не протрезвеешь, – ответила я.

– Да ладно, – сказала она. – Вечно ты нос воротишь!

Я хмыкнула. Да-да, я считаю себя как минимум английской королевой.

* * *

В Тауэр-Хамлетс во время визитов в мусульманские семьи нам помогали переводчики с силхети[47]47
  Силхети – один из восточных индоарийских языков; распространен, в том числе, на северо-востоке Бангладеш; широко применяется среди бангладешской диаспоры в Великобритании.


[Закрыть]. Конечно, в течение какого-то времени можно обойтись жестами и улыбками, но чтобы действительно разобраться в ситуации, переводчик нужен, особенно если клиент совсем не говорит по-английски. Тогда существовал потрясающий сервис Language Line, куда при необходимости можно было просто позвонить и запросить переводчика с любого иностранного языка, будь то мандаринский, кантонский, польский, фарси… или какой угодно. Это необычайно облегчало работу, ведь переводчику можно было объяснить, что именно тебе нужно выяснить, а затем передать трубку клиенту. Человек на том конце провода узнавал у клиента требуемое, так что мы могли прояснить ситуацию. В бангладешской общине жили одни из самых бедных семей во всем районе.

Каждое Рождество Capital Radio («Столичное радио») устраивало акцию «Помоги ребенку на Рождество», в рамках которой щедрые люди могли пожертвовать деньги или игрушки. Благотворительные организации и отдельные работники сферы, патронажные сестры и социальные служащие отправлялись на Юстон-роуд, чтобы забрать пожертвования, в то же время надеясь мельком увидеть Криса Тарранта, бессменного ведущего главного утреннего шоу. Мне в голову навсегда засел джингл оттуда: «Oooh you send me – Tarrant on the radio».

Мы с коллегами с трудом дотаскивали несколько больших сумок до машины, возвращались в свой офис в Лаймхаусе и сваливали все на пол. Когда находилось время, мы сортировали груду совершенно новых игрушек по гендерному признаку (не надо меня ненавидеть, вините 1990-е), упаковывали их и прикрепляли ярлык с указанием предполагаемой возрастной группы. Ближе к праздникам подарки доставлялись семьям. Смысл был в том, чтобы помочь тем, кто не мог нормально обеспечить свою семью. Если нужда вам незнакома, все это может показаться каким-то высокомерным благодетельством. Но поверьте мне, когда живешь в нищете, любую помощь принимаешь с благодарностью. Подарки раздавались независимо от религиозной и культурной принадлежности. Базовые нужды в первую очередь.

В то время на мне была еженедельная детская консультация – важная составляющая работы патронажной медсестры – мне отдали под нее унылую комнату в полузаброшенном жилом комплексе «Джон-Скарр-Хаус». (Справедливости ради скажу, его благополучно отремонтировали несколько лет спустя.) Я решила использовать выделенное пространство, чтобы проводить занятия по здоровому питанию для семей, живущих в здании. Раз в неделю я организовывала показ видео на соответствующую тематику, чтобы донести информацию по профилактике диабета, очень распространенного заболевания у бангладешцев. На каждой встрече мы затрагивали разные темы, и каждую неделю одни и те же семьи исправно посещали занятия и терпеливо ждали окончания, чтобы задать интересующие их вопросы по поводу жилья.

Мне было невыносимо сознавать, что на здоровье и жизненные перспективы семьи влиял тот факт, что им просто не повезло с местом жительства. На лестничной клетке валялись старые матрасы, а еще иглы и шприцы. Там было мрачно. И дом стоял в опасной близости от железной дороги, поезда проносились мимо с диким грохотом. Я думала, что должна как-то повлиять на ситуацию.

Мы с коллегами решили отправиться в Парламент, чтобы попросить теневого министра жилищного хозяйства[48]48
  Теневой министр (англ. Shadow Minister) – член Теневого кабинета, «правительства в ожидании», которое обычно формируется партией оппозиции, чтобы при определенных условиях ему могли быть переданы полномочия реального правительства; в британской парламентской системе имеет официальный статус.


[Закрыть] вынести этот вопрос на обсуждение. Мы подошли к Вестминстерскому дворцу. Полицейский на входе досмотрел нас и впустил внутрь. Мы отправили «записку», чтобы выяснить, находится ли соответствующий министр в Палате. Он был на месте. Помощник министра встретил нас и спросил о цели визита. Мы объяснили, что, работая в Тауэр-Хамлетс, столкнулись с ужасающей нехваткой приемлемого и доступного жилья. Существовало всего две категории: элитные охраняемые комплексы и полузаброшенные Джон-Скарр-Хаусы.

Сначала он слушал нас терпеливо, а затем начал говорить о другом. Загадочным образом его любимой темой оказались военные действия в Восточном Тиморе. Эта пустая болтовня поставила меня в тупик, ведь со всей очевидностью мы едва ли были в состоянии повлиять на ситуацию в Восточном Тиморе, но, вероятно, могли бы попытаться решить жилищные вопросы в своей собственной стране. Или я не права?

Что ж, в сотрудничестве с группой юристов с Майл-Энд-роуд мы организовали консультацию для жильцов дома. Помню, некоторых пугало, что мы допускаем юристов в служебные здания НСЗ: встречи еженедельно проводились у нас в клинике. До запуска проекта мы собрались с командой юристов в пабе Blind Beggar (получившем свою известность благодаря близнецам Крэй[49]49
  В 1966 г. в пабе Blind Beggar Рональд Крэй и его брат-близнец Реджинальд, известные британские преступники, застрелили члена враждебной им банды на глазах у 30 человек.


[Закрыть]). Беседа о необходимости организовать жилищную консультацию продлилась недолго. Острая потребность была очевидна. До реконструкции этого переполненного ветхого здания там жили тараканы и крысы, а плесень и сырость могли вызвать мгновенный приступ астмы.

* * *

Примерно в то время лондонская жизнь добила нас окончательно. Я очень хорошо помню, как шла забирать детей от Карен, няни, которая присматривала за дочерью, а также за сыном после школы. Карен со своей семьей жила в высотке в Тауэр-Хэмлетс. Это была Ночь Гая Фокса. Из-за острых углов бетонных зданий вырывались порывы холодного ветра, от которых у меня перехватывало дыхание. Было темно, я устала и куталась в куртку. Я предвкушала, как пойду с детьми домой, приготовлю ужин и мы продолжим заниматься с Милым Мальчиком по недавно купленному учебнику для чтения. (Многие коллеги в то время учили своих отпрысков читать, используя фонетический метод, и ради этого обычно брали две недели отпуска.)

Только я потянулась к домофону, как меня отвлек смутно знакомый свистящий звук, потом бах! У моих ног взорвалась петарда, ее кинули в меня буквально из ниоткуда и без видимой причины. Твою мать! Я взвизгнула и оглянулась в поисках того придурка, который мог бы это сделать. Вокруг меня никого не было. Наверное, ее бросили из окна. Что если бы она в меня попала? Что если бы дети были со мной? Я разрыдалась, но попыталась взять себя в руки ради сына, дочери и Карен. Шмыгая носом, с красными глазами и растрепанными волосами я зашла за детьми, и мы как можно скорее сели в машину, подальше от опасности.

Не знаю почему, но именно этот инцидент стал последней каплей для принятия непростого решения, которое мы долгое время откладывали. Мы давно хотели вернуться в западную часть страны, но все никак не могли решиться на это. Уже какое-то время я чувствовала себя худшей мамой на свете, просто ужасным работником: и вдобавок эта чертова петарда! Все казалось неправильным. Я скучала по любимым западным графствам. По месту, которое мы могли бы назвать своим домом. В тот момент я чувствовала, что Хакни нас больше не устраивает, особенно в плане жизненных перспектив для детей.

Прощай, Лондон

Мы переехали в графство Дорсет 1 мая 1997 года. В тот день, когда Тони Блэра законным образом избрали на пост премьер-министра, ведь дела «могут стать только лучше»[50]50
  «Дела могут стать только лучше» (англ. «Things can only get better») – строка из песни Лейбористской партии, которой руководил Тони Блэр на момент 1997 г.


[Закрыть]. Не правда ли? Мы с шумом неслись по шоссе М3 вслед за фургоном с нашими вещами по направлению к новому месту жительства. Мы давно мечтали, чтобы Милый Мальчик и Дивная Девочка росли на воле; имели беспрепятственный доступ к морю, природе, открытому небу и широким просторам. Дж. гарантировали новую должность в сфере руководства IT-проектами, и нас переполнял оптимизм.

Я на год ушла с работы, чтобы устроить новую жизнь. Мы много гуляли: сын ходил в школу пешком, мы часто заглядывали на соседнюю рыбную ферму, чтобы купить что-нибудь на ужин, да и окрестные поля все время нас манили. Мы пекли печенье и бисквиты на школьные ярмарки, ездили к морю, ловили мелкую рыбешку в речке неподалеку: пока сын рыбачил, дочь наблюдала, уютно устроившись в клетчатой колясочке. Однажды у нас на кухне собрались все одноклассники Милого Мальчика и устроили танцы под Spice Girls. А еще мы с энтузиазмом пополнили ряды горемык и чудаков всех возрастов, приходивших на «кофейные посиделки» в зале при местной церкви, где на старомодном проигрывателе крутили кантри. Это была смесь детской комнаты, кафе, барахолки и дневной «дискотеки» для людей в возрасте. Но вообще мы довольно весело проводили время. Эту традицию начала одна энергичная деревенская леди.

Переезд в сельскую местность стал для нас шоком, но почти во всех отношениях приятным: зелень, свежий воздух, спокойствие. Были и негативные стороны, которые мы не учли, например здесь в пять вечера в воскресенье не поесть французской кухни, в отличие от Лондона! Там мы привыкли, что можно найти еду со всего мира и в любое время, а здесь по воскресеньям после полудня почти все было закрыто.

Дети привыкли регулярно питаться вне дома. Сын очень полюбил тайскую и индийскую еду. Даже дочь, которой было всего 10 месяцев, когда мы переехали, знала, что мы всегда делились с ней какой-нибудь закуской или давали маленький кусочек блюда, которое ели сами, будь то турецкий пиде (что-то вроде пиццы) или месиво из гуджарати-тали – ассорти из самсы, индийских хлебцев роти и чечевичного супа и прочих вкусностей.

Как только мы переехали, чуть ли не первое, что спросил Милый Мальчик, было:

– А где коричневые люди, мама?

В своей бангладешской школе он привык быть одним из немногих белых детей. Культурное разнообразие, кипучесть, общительность и непредсказуемость города мы сменили на более ограниченный, тихий и размеренный сельский образ жизни. Мы с Дж. немного скучали по столице, но ностальгия уступила место новым привычкам: мы ужинали прямо на пляже в Лалвортской бухте и устраивали всевозможные развлечения на свежем воздухе для сына и дочери, когда она немного подросла. Впоследствии я пополнила ряды патронажных сестер, работавших на полставки, после того как мне не удалось устроиться на вакансию в соседней деревне: я не прошла даже предварительный отбор. Стыдоба! Они наверняка подумали, что я типичный лондонский «сноб», но я проявила хитрость, и несколько раз мне удалось поработать на замене в той самой клинике. Когда я подала заявление во второй раз, стало ясно, что я взяла их измором, и они сдались! Меня приняли, и я счастливо проработала там почти 10 лет.

Мне случалось посещать семьи военнослужащих: часто бывает, что их жены вынуждены подолгу обходиться без своих мужей, а дети – без отцов. Кстати, меня каждый раз обыскивали на посту охраны при въезде на базу и сканировали машину на взрывчатку, или что они там проверяют. Во время работы мне встречались люди разных профессий: фермеры, рыбаки, адвокаты, актеры, писатели, дайверы, солдаты, учителя, банкиры, строители, кровельщики, ученые, врачи – всех не перечислить – и самых разнообразных убеждений, верований и оттенков кожи. Да, даже в сонном Дорсете.

Когда я вернулась на работу, меня очень удивило в профессиональном плане, что в разных деревнях Дорсета приходилось сталкиваться с проблемами, характерными для города, просто в сельских декорациях: наркотики, домашнее насилие, бедность. Хотя здесь, в глуши, все это могло происходить за стенами «пряничного» домика. В подобное сочетание не верилось при виде прелестных крытых соломой коттеджей в сельском пейзаже. Так что иногда было сложно заставить других людей, в частности соцработников, воспринимать эти проблемы всерьез, особенно если они никогда не становились свидетелями того, с чем мы сталкивались непосредственно (извечная проблема нашей работы).

Думаю, все мы разделяем это чувство бессилия, когда имеет место нищета, но нет явных угроз безопасности (хотя одно часто связано с другим): в таких случаях никто не видит то, что видим мы. Представьте, что детям, возможно, и не угрожает ничего, но играют они на замызганном ковре, скудная мебель покрыта въевшейся грязью, а вся семья целый день не снимает неряшливые пижамы, потому что выходить на улицу им не за чем да и в любом случае им не на что купить новую одежду.

Мы представляем отчеты и посылаем электронные письма с просьбой о помощи. Но порой те, кто их получает, просто не способны постичь, какое влияние на человеческую душу оказывает тошнотворный запах упадка и практически полное отсутствие возможностей, радостей и надежд. Человек – вероятно, представитель жилищной ассоциации или местный депутат, – который находится на другом конце провода или читает «неудобоваримое» сообщение, подумает про себя: «Боже, опять она». Но пока эти люди не столкнутся с правдой, не увидят ее лично и крупным планом, им будет по-прежнему сложно понять, как глубоко крайняя степень бедности воздействует на семью.

О, а услуги стоматологов! Или, скорее, их отсутствие! Это, безусловно, скандал национального масштаба, что лечение зубов чаще всего представляет собой таинственное «меню» изменчивых и запутанных расценок, что в первую очередь удерживает пациентов от визита к врачу. Все несколько непрозрачно вплоть до окончания приема. И вот тогда, пока к вам еще не вернулась способность говорить связно, вам торжественно вручают заоблачный счет прямо перед всей приемной, которая глазеет на вас и слушает ваши гневные крики вперемешку с хлюпающими слюнями: «Сколько-сколько?» или, скорее: «Шкойка-шкойка?» Бога ради, может ли кто-нибудь в правительстве решить уже эту головоломку?

Однажды я связалась с сотрудником жилищной ассоциации по поводу семьи, которая занимала один из предоставленных ими домов и жила в крайней бедности в красивом и довольно престижном поселке. Парень совсем не хотел идти туда, хотя это его работа – предлагать жильцам поддержку. Я пригрозила связаться с его начальником, если он не пойдет, и тут вдруг он начал умолять меня взять его с собой. Мы организовали точку сбора мусора, чтобы семья смогла выкинуть старую и сломанную мебель (то есть почти всю). Таким образом, организация помощи жильцам была налажена, что позволило предлагать на рассмотрение «частные» проекты. И мне удалось оформить заявку на целую кучу новой мебели, которую предоставила одна щедрая благотворительная организация. Так что, по крайней мере, семья могла начать с чистого листа, теперь у них было пространство и время, чтобы подумать и увидеть все под другим углом.

Не поймите меня неправильно, я обеими руками за то, чтобы семьи брали ответственность за самих себя. Но есть огромная разница между теми, кто не хочет этого делать, и теми, кто не может: из-за психических или иных расстройств или потому, что у них вообще нет доступа к ресурсам, необходимым, чтобы привести дела в порядок. В подобной ситуации они просто не способны разглядеть что-то за пределами сплошного хаоса, в котором живут. Патронажные сестры видят подобное изо дня в день; это наша особая специализация. И кто-то на правительственном уровне должен начать использовать нас с большей эффективностью ради информационного обеспечения и формирования социальной политики.

В нашем районе разбили лагерь «путешественники нового века»[51]51
  «Путешественники нового века» (англ. New Age travellers) – субкультура, возникшая в Великобритании в 1990 годы; «путешественники», считающие себя во многом наследниками «хиппи», принципиально отказываются от жизни в мегаполисах и ведут кочевой образ жизни.


[Закрыть], и оказалось, что там, в автобусе, оборудованным угольной печкой, живет семья с новорожденным. Мама была потомственной «путешественницей» и решила примкнуть именно к этой веселой компании, потому что они были одного возраста и одинаково любили фестивали и сборища. Ее малышку звали Айрис, в честь посланницы богов из античной мифологии, в связи с тем, что ее зачали в телефонной будке, где рядом проходили какие-то силовые линии земли.

Я с радостью отправилась к ним, хотя в лагере было несколько больших и злых собак на цепях, с которыми пришлось договариваться. (К тому моменту я уже привыкла к злым собакам. Это один из рисков моей работы.) В автобусе было уютно, и меня встретили предложением выпить чаю, на что я охотно согласилась. Даже одна из собак пришла и благожелательно меня обнюхала. «Путешественники» направлялись в Гластонбери.

Я была единственной патронажной сестрой в клинике, хоть у меня на подхвате и были ясельная нянечка и девушка из администрации. Это означало, что все решения по обеспечению безопасности детей и все отчеты были только моей ответственностью. К тому времени у нас появились компьютеры, но все записи по-прежнему велись на бумаге. Нам с помощницей администратора и ясельной нянечкой приходилось делить офис размером с обувную коробку с пятью участковыми медсестрами, которые заявлялись туда как к себе домой в любое время. К счастью, мы никогда не находились там все одновременно, но становилось очень тесно, если в наличии была хотя бы треть из нас: практически невозможно обдумывать важные вопросы по защите детей под звонящие телефоны и долгий обмен сплетнями – кто, с кем и что делал на выходных. Из-за этого гама я часто писала отчеты дома.

Однако мне нравилась их веселость, готовность помочь и материнская мудрость, даже если порой они бесили меня, потому что не умели вести себя тихо и спокойно и были жутко любопытны! Мы знали в деталях все о работе, проблемах и семьях друг друга и о многом другом, но все были добры и дружелюбны. Коллеги могли присмотреть за собакой, когда кто-то уезжал в отпуск, и часто брали тортики на всех. Если большинство сидело на диете (а когда такого не бывало?), один заботливый врач приносил огромную корзину клубники, которую продавали у дорожных обочин по всему Пербеку – ее выращивали в паре километров оттуда, на местных хозяйствах.

Однажды летом мы всей клиникой организовали партию в английскую лапту на спортивной площадке поселка. Все были приглашены: вторые половинки, дети и друзья. Каждый принес еды, и удивительно, но на какое-то время к нам присоединилась съемочная группа фильма «Мэр Кастербриджа»[52]52
  Речь идет о киноадапатции одноименного романа английского писателя и поэта Томаса Харди.


[Закрыть], работавшая на заброшенной водяной мельнице по соседству: они остановились неподалеку, увлеченные нашей игрой.

Иногда после тяжелого трудового дня нам нужно было расслабиться. Тогда, надев купальники под одежду (или униформу), мы приезжали в Лалвортскую бухту и оставляли машину на секретной стоянке, о которой знали только местные. Как-то раз одна высокомерная дамочка решила оспорить наше право, когда мы вылезали из легковушки, принадлежавшей моей коллеге:

– Извините, эта парковка только для местных жителей!

Прямо-таки выпуск «Лиги джентльменов» (League of Gentlemen)[53]53
  «Лига джентльменов» (англ. The League of Gentlemen) – английское скетч-шоу, созданное BBC в 1999 г.


[Закрыть].

– Тк мы и есть мсТные, – парировала моя коллега с резким йоркширским акцентом.

Высокомерная дама обожгла нас свирепым взглядом и удалилась, источая надменность. Мы всей толпой устремились на галечный пляж, оставили свои вещи на берегу, и Лора, очаровательная старшая медсестра, окунулась первая. Ай! Вода, конечно, ледяная! Сначала холод ошеломляет, но быстро привыкаешь. Это было приятно и бодряще. Когда водоросли касались наших ног, мы тихонько взвизгивали, притворяясь, что не испугались, но в тайне боясь, вдруг это рыба или акула. А потом возвращались домой, освеженные, энергичные и полные сил. Лучшее средство от стресса на работе, надо было чаще так делать.