Текст книги "Так держать!"

Глава 3

Саймон

На станции меня никто не встречает, по крайней мере из знакомых, – я вижу лишь угрюмого таксиста с картонной табличкой, где написано «Сноу».

– Это я, – говорю я.

Он с сомнением смотрит на меня. Без школьной формы я не очень-то похож на щеголеватого студента. Волосы слишком короткие – я бреюсь налысо каждый год в конце четверти, кроссовки у меня дешевые, а вид недостаточно скучающий – взгляд так и бегает по сторонам.

– Это я, – слегка грубовато повторяю я. – Документы показать?

Мужчина вздыхает и опускает табличку:

– Приятель, если ты хочешь, чтобы я выбросил тебя у черта на куличках, я не против.

Забираюсь на заднее сиденье и ставлю сумку рядом с собой. Водитель заводит мотор и включает радио. Я закрываю глаза. Даже в нормальные дни меня укачивает в машине, а сегодня и день-то не особо хороший – я весь на нервах, а в желудке у меня лишь шоколадный батончик и чипсы с сыром и луком.

Но я почти приехал.

В последний раз я осенью возвращаюсь в Уотфорд. Конечно, я еще приеду туда, но не будет того ощущения, словно я еду домой.

По радио играет «Свеча на ветру»[3]3
  «Candle in the Wind» – песня Элтона Джона.


[Закрыть], и водитель подпевает.

«Свеча на ветру» – опасное заклинание. Ребята из школы говорят, что использовать его стоит в целях тренировки выносливости. Но сделаешь ударение не на тот слог – и разгорится пожар, который не сможешь потушить. Настоящий пожар. Я никогда не пытался применить это заклинание, даже если очень хотелось: с двусмысленностями я не в ладах.

Машина подпрыгивает на выбоине, меня бросает вперед, и я хватаюсь за сиденье.

– Пристегнись, – резко говорит мне водитель.

Я так и делаю, попутно глядя в окно. Городскую черту мы пересекли. Нервно сглатываю и расправляю плечи. Водитель снова поет, теперь громче:

– Я никогда не знаю, к кому пойти…

Уж очень он увлекся пением. Ему самому не помешало бы пристегнуться.

Мы подпрыгиваем еще на одной рытвине, и я почти бьюсь головой о потолок. Выезжаем на проселочную дорогу. Обычно в Уотфорд мы едем по другому пути.

Я смотрю в зеркало, на водителя. Что-то с ним не то – темно-зеленая кожа, а губы алые, как свежее мясо.

Теперь я внимательней разглядываю того, кто сидит передо мной. Обычный таксист. С кривыми зубами, перекошенным носом. Подпевает Элтону Джону.

Перевожу взгляд на зеркало: зеленая кожа, красные губы. Смазливое лицо, как у поп-звезды. Гоблин!

Даже не хочу знать, что он замышляет. Заношу руку над бедром и шепчу магическую формулу для призыва Меча Магов. Оружие это невидимое, а появится оно, если произнести магические слова.

Гоблин слышит, как я шепчу заклинание, и наши взгляды встречаются в зеркале. С мерзкой ухмылкой он засовывает руку под куртку.

Не сомневаюсь: будь здесь Баз, он перечислил бы все заклинания, которые я мог бы применить в этот момент. Возможно, идеально подошло бы что-нибудь на французском. Но как только в моей руке материализуется меч, я стискиваю зубы и с размаху срубаю голову гоблину вместе с подголовником сиденья. Вуаля!

Несколько секунд машина едет вперед, потом руль уходит в сторону. Слава магии, в машине нет перегородки – я отстегиваюсь и перепрыгиваю через сиденье (и обезглавленное тело гоблина), чтобы перехватить руль. Педаль газа, видимо, по-прежнему зажата: съехав с дороги, мы набираем скорость.

Пытаюсь выровнять машину. На самом деле я не умею водить – дергаю руль влево, и такси ударяется крылом о деревянный забор. В лицо мне выстреливает подушка безопасности, и я отлетаю назад. Машина все же врезается во что-то, возможно в тот самый забор. Не думал, что умру подобным образом…

Но не успеваю я найти способ спастись, как такси останавливается. Валюсь на пол, ударившись головой об окно и сиденье. Когда позже я рассказываю обо всем Пенни, то пропускаю момент, где отстегнул ремень безопасности.

Я вытягиваю руки над головой и хватаюсь за ручку. Дверца открывается, и я вываливаюсь из такси в траву. Мотор все еще работает. Со стоном поднимаюсь на ноги, потом, просунув руку в водительское окно, выключаю двигатель.

Внутри царит хаос. Подушка безопасности залита кровью. Как и тело гоблина. И я сам заодно.

Распахиваю пиджак гоблина, но нахожу лишь пачку жвачки и нож для резки ковролина. Непохоже, что это дело рук Тоскливиуса – в воздухе нет ни единого признака его присутствия. На всякий случай делаю глубокий вдох.

Возможно, это очередная попытка мести. Гоблины точат на меня зуб с тех самых пор, как я помог Ковену выселить их из Эссекса. Они поедали пьяных посетителей клубов прямо в уборных, и Маг забеспокоился, что может быть утерян местный диалект. Наверное, гоблин, которому удастся меня ликвидировать, автоматически станет их королем.

Но этому короны не видать. Мой клинок застрял в сиденье рядом с телом, я вытаскиваю меч и снова прячу у себя на бедре. Потом вспоминаю о сумке, достаю ее, вытирая кровь о серые тренировочные штаны, открываю и вынимаю оттуда волшебную палочку. Я не могу оставить здесь такой беспорядок, к тому же вряд ли я найду ценные улики.

Заношу палочку над машиной, и магия моментально начинает щекотать мне кожу.

– Пожалуйста, приди мне на помощь, – шепчу я. – «Долой проклятое пятно!»

Я видел, как Пенелопа применяет это заклинание, чтобы избавиться от чего-нибудь противного. Сейчас же мои штаны становятся лишь немного чище. Но и это уже прогресс.

В ладони скапливается магическая энергия – столь мощная, что дрожат пальцы.

– Давай же, – говорю я, указывая в сторону беспорядка. – «Исчезни!»

С палочки, как и с моих пальцев, сыплются искры.

– Черт подери, ну давай же… – Я трясу ладонью, потом вновь выпрямляю указательный палец. Замечаю в траве возле своих ног голову гоблина – зеленого цвета, какой она и должна быть. Все гоблины – смазливые дьяволята. (В основном все дьяволята обладают весьма хорошей физической формой.)

– Полагаю, ты слопал таксиста, – говорю я, пинком подкатив голову поближе к такси.

Мою руку нестерпимо жжет.

– «Высоко в воздух!» – кричу я.

От земли поднимается горячий поток, устремляясь в мои пальцы. Машина исчезает. Как и голова, забор, дорога…

Час спустя, весь потный, перепачканный запекшейся кровью гоблина и пудрой от подушки безопасности, наконец вижу перед собой школьные здания. Исчез лишь небольшой участок проселочной дороги, и мне пришлось вернуться на шоссе и уже по нему дойти сюда.

Нормалы считают, что Уотфорд – это суперэлитная частная школа. Наверное, так оно и есть. Вся территория окутана волшебным флером. Как-то Эб сказала мне, что школу постоянно зачаровывают все новыми и новыми заклинаниями. Так что у нее не один уровень защиты. У нормала от такой магии заслезятся глаза.

Я подхожу к высоким железным воротам – наверху большими буквами написано «УОТФОРДСКАЯ ШКОЛА» – и кладу ладони на прутья, давая им почувствовать мою магию.

Раньше большего и не требовалось. Ворота распахивались для любого волшебника. На перекладине даже есть надпись: «Магия отделяет нас от мира, так пускай ничто не отделяет нас друг от друга».

– Отличная, конечно, мысль, – сказал Маг, обращаясь к Ковену с требованием более жестких мер защиты, – но не будем заимствовать систему безопасности у ворот, которым шестьсот лет. Вряд ли приходящие в мой дом люди будут беспрекословно следовать советам, которые вышиты крестиком на диванных подушках.

Как-то я присутствовал на собрании Ковена вместе с Пенелопой и Агатой. На этом настоял Маг: он хотел продемонстрировать всем, чтó стоит на кону. «Дети! За ними будущее нашего мира!» За всеми обсуждениями я не следил. Вместо этого я гадал, где на самом деле живет Маг и пригласит ли он меня в гости. Мне было сложно представить его в собственном доме, не говоря уже про диванные подушки. В Уотфорде у Мага есть свои апартаменты, но он может пропадать целыми неделями. Будучи помладше, я думал, что в такие периоды Маг живет в лесу, питается орехами и ягодами и спит в барсучьей норе.

С каждым годом система защиты ворот Уотфорда и внешней стены усиливалась.

Один из Помощников Мага – брат Пенелопы, Примал, – как раз сегодня дежурит возле входа. Наверняка его выводит из себя подобное поручение, ведь, скорее всего, остальные члены команды Мага сейчас наверху, в его кабинете, планируют следующую наступательную операцию, а Примал здесь, внизу, встречает первогодков. Он встает у меня на пути.

– Все в порядке, Прим?

– Кажется, этот вопрос должен задать я…

– Гоблин, – говорю я, глядя на свою окровавленную футболку.

Примал кивает и наводит на меня волшебную палочку, бормоча заклинание чистоты. По способностям он не уступает Пенни – накладывает заклинания почти без усилий.

Ненавижу, когда другие зачаровывают меня на чистоту: тогда я чувствую себя ребенком.

– Спасибо, – все же говорю я, пытаясь пройти мимо.

Примал преграждает мне дорогу рукой.

– Подожди минутку. – Он подносит палочку к моему лбу. – Особые меры. Маг говорит, что Тоскливиус разгуливает повсюду с твоим лицом.

Я вздрагиваю, но стараюсь не отпрянуть от палочки:

– Я считал, что это держится в тайне.

– Верно. Но в нее посвящены люди вроде меня, которые должны тебя защищать.

– Будь я Тоскливиусом, мы бы здесь с тобой не разговаривали.

– Может, Маг на это и рассчитывал. По крайней мере, мы бы точно знали, что пришел Тоскливиус. – Примал опускает палочку. – Все чисто. Проходи.

– Пенелопа здесь?

– Я за своей сестрой не слежу, – пожимает он плечами.

На секунду мне кажется, что он произносит эти слова выразительно, точно применяет магию, накладывает заклинание. Но вот он отворачивается и прислоняется к воротам.

На Большой Поляне никого нет. Должно быть, я вернулся чуть ли не первым. Перехожу на бег, просто потому, что могу, и разгоняю спрятавшихся в траве ласточек. Они с щебетом взмывают вверх, окружая меня со всех сторон, но я не останавливаюсь. Пересекаю Поляну, подъемный мост, добираюсь до следующей стены, миную вторые, третьи ворота.

Уотфорд стоит здесь примерно с 1500 года. Он возведен как город-крепость: за его стенами раскинулись поля и леса, а внутри находятся здания и дворы. На ночь мост поднимают, ничто не может проникнуть сквозь крепостной ров и внутренние ворота.

Я бегом поднимаюсь на верхний этаж Дома Лицедеев и врезаюсь в дверь своей комнаты. Призываю Меч Магов, прокалываю себе большой палец и прижимаю его к камню. Есть особое заклинание, чтобы после стольких месяцев отсутствия заново заявить свое право на комнату, но кровь действует быстрее и надежнее. К тому же База рядом нет, и он не учует ее запаха. Сунув палец в рот, я толкаю дверь и расплываюсь в улыбке.

Моя комната. Конечно, через несколько дней она снова станет «нашей», но сейчас она только моя. Я пересекаю помещение и распахиваю окно. Внутри свежий воздух кажется еще слаще. Открываю второе окно, не вынимая пальца изо рта, и смотрю, как на легком ветерке, в лучах солнца, кружатся пылинки. Наконец я падаю на свою кровать.

Матрас у меня старенький – набитый перьями и поддерживаемый заклинаниями, но я утопаю в нем. Мерлин! Мерлин, Моргана и Мафусаил! Как же здорово вернуться сюда. Вот что неизменно.

Впервые вернувшись в Уотфорд на втором курсе, я сразу же забрался в постель и разревелся, как ребенок. Когда пришел Баз, я все еще ревел.

– Неужели ты уже ноешь? – фыркнул он. – А я собирался сам довести тебя до слез.

Я закрываю глаза и делаю вдох такой глубокий, насколько позволяют легкие. Перья. Пыль. Лаванда. Вода крепостного рва.

А еще этот слегка едкий запах, который, если верить Базу, идет от мервульфов.

При Базе темы мервульфов лучше не касаться: иногда он высовывается из нашего окна и плюет в ров, просто чтобы позлить их.

Будь мой сосед здесь, то все бы затмил запах его дорогущего мыла… Я делаю глубокий вдох, пытаясь уловить кедровую нотку.

Возле двери что-то гремит. Я вскакиваю на ноги, хватаясь за бедро и снова призывая Меч Магов. Уже в третий раз за сегодняшний день. Может, и убирать его не стоит. Магическая формула призыва – единственное, что всегда получается у меня на ура. Правда, она не похожа на другие заклинания. Скорее на клятву: «Во имя правды. Во имя храбрости. Во имя защиты слабых. Перед лицом могущества. За магию, мудрость и добро».

Клинок может и не появиться.

Да, Меч Магов мой, но он никому не принадлежит. Он покажется только в том случае, если доверяет тебе.

В моей ладони материализуется эфес, и я подношу клинок к плечу, когда в дверях появляется Пенелопа.

Я тут же опускаю меч.

– Нечестно, что ты такое вытворяешь, – говорю я.

Она пожимает плечами и плюхается на кровать База.

На моем лице расползается улыбка.

– Нечестно, что ты можешь проникнуть сквозь парадный вход.

Пенелопа снова пожимает плечами и кладет под голову подушку База.

– Если Баз узнает, что ты садилась на его кровать, – говорю я, – то убьет тебя.

– Пусть попробует.

Я чуть поворачиваю запястье, и меч исчезает.

– Выглядишь жутко, – говорит Пенелопа.

– По пути сюда наткнулся на гоблина.

– Почему бы им просто не выбрать следующего короля голосованием?

Она говорит непринужденным тоном, но я знаю, что в этот момент Пенелопа оценивает, все ли со мной в порядке. Когда она видела меня в последний раз, я был весь в лохмотьях и держался на ногах только благодаря заклинаниям. Когда же я в последний раз видел Пенни, все кругом рушилось…

Мы вырвались из лап Тоскливиуса, помчались в Уотфорд и появились в Белой Часовне посреди церемонии окончания учебного года – бедняжка Элспет как раз принимала грамоту за восемь лет идеальной посещаемости. У меня все еще шла кровь (сочилась из пор, и никто не знал почему), Пенни плакала. Родные Пенелопы тоже были там, как и семьи других учеников, и ее мать принялась кричать на Мага: «Посмотри на них – это твоя вина!» А потом между ними вырос Примал и закричал в ответ. Наверное, люди решили, что Тоскливиус преследует нас с Пенни, и, вооружившись палочками, выбежали из Часовни. Все это напоминало привычную для меня катастрофу, без которой не обходится окончание ни одного курса, только умноженную на сто. Правда, на этот раз катастрофа обернулась концом света.

Мама Пенелопы воспользовалась заклинанием, чтобы перенести из Часовни всю свою семью, даже Примала. Возможно, лишь до машины, но даже это было очень эффектно.

С тех пор я еще не общался с Пенни.

Мне хочется обхватить подругу и проверить, все ли косточки у нее на месте. Но Пенни не жалует подобные сцены, в то время как ее мать их просто обожает.

– Саймон, не здоровайся со мной, – как-то сказала мне Пенелопа. – Ведь тогда придется прощаться, а я терпеть не могу прощаний.

Моя форма лежит в изножье кровати, и я не спеша убираю ее. Новые серые брюки. Новый галстук в зеленую и фиолетовую полоску…

За моей спиной громко вздыхает Пенелопа. Я возвращаюсь к кровати и плюхаюсь на матрас, глядя на подругу и стараясь не улыбаться как дурак.

Лицо Пенни перекосилось от недовольства.

– Что же тебя так разозлило?

– Трикси! – фыркает она.

Трикси – ее соседка по комнате. Пенни говорит, что не задумываясь поменяла бы Трикси на десяток злобных, коварных вампиров.

– Что она натворила?

– Вернулась.

– А ты другого ожидала?

Пенни удобнее устраивается на подушке База:

– Каждый год она приезжает еще более чокнутой, чем раньше. Она превращает свои волосы в пушистый одуванчик, а потом ревет, когда те сдувает ветром.

– Скажу в защиту Трикси, – хихикнув, говорю я, – что, вообще-то, она наполовину пикси. А в большинстве своем пикси слегка чокнутые.

– Можно подумать, она этого про себя не знает. Вот только пользуется своим происхождением. Я не смогу прожить вместе с ней еще один год. Превращу в одуванчик ее голову, а потом сдую.

Стараясь сохранить невозмутимость, я сдерживаю смех. Великие змеи, как же здорово вновь увидеть Пенни!

– Это твой последний год, – говорю я. – Ты справишься.

Взгляд Пенни становится серьезным.

– Наш последний год, – уточняет она. – Угадай, что будешь делать следующим летом…

– Что?

– Проводить время со мной.

Я выпускаю улыбку на волю:

– Будем охотиться на Тоскливиуса?

– К черту Тоскливиуса!

Мы оба смеемся, а я строю гримасу, ведь Тоскливиус выглядит совершенно как я, только одиннадцатилетний. Если бы Пенни не видела его вместе со мной, я бы решил, что мне все причудилось.

Я дрожу. Пенни это замечает:

– Ты слишком исхудал.

– Просто спортивный костюм так сидит.

– Тогда переоденься.

Сама Пенни уже облачилась в форму: серую плиссированную юбку и красный джемпер.

– Идем, – говорит подруга, – время пить чай.

Я снова улыбаюсь и спрыгиваю с постели, прихватив джинсы и фиолетовую толстовку с надписью «Уотфордский лакросс». В этой команде играет Агата.

По пути в ванную мне нужно пройти мимо кровати База. Пенни вдруг берет меня за руку.

– Здорово снова увидеть тебя, – шепотом говорит подруга.

Я улыбаюсь. Опять. Из-за Пенни у меня уже скулы сводит.

– Не устраивай сцен, – шепчу я в ответ.

Глава 4

Пенелопа

Он слишком худой. Слишком.

А еще какой-то… потрепанный.

После нескольких месяцев на уотфордских ростбифах Саймон всегда выглядит гораздо лучше. И йоркширского пудинга, чая, щедро сдобренного молоком, жирных сосисок, и сэндвичей, и лепешек с маслом. У Саймона широкие плечи и крупный нос, а когда он худеет, то кожа слишком сильно обтягивает скулы.

Я привыкла видеть его таким худым – каждую осень одно и то же. Но в этот раз все совсем запущено.

Кожа у Саймона потрескалась, глаза красные, веки опухли. Руки тоже красные, но когда он сжимает кулаки, то белеют костяшки.

Даже улыбка у Саймона ужасная. Слишком широкая и алая для его лица.

Я не в силах посмотреть ему в глаза. Когда Саймон приближается, я ловлю его за руку и облегченно выдыхаю, поскольку он не останавливается. Иначе я бы его не отпустила. Схватила бы в охапку, прижала к себе и заклинанием перенесла нас как можно дальше от Уотфорда. Мы бы вернулись, когда все закончится. А Маг, Питчи, Тоскливиус и все, кто пожелает, пусть воюют и дальше.

Мы с Саймоном нашли бы себе квартиру в Анкоридже. Или Касабланке. Или Праге.

Я бы читала и писала. Он бы спал и ел. И мы оба дожили бы до девятнадцати. Возможно, даже до двадцати.

Я бы так и сделала. Забрала его. Вот только я верю, что он единственный способен здесь что-то изменить.

Если бы я украла Саймона ради его безопасности…

Вряд ли бы мы тогда вернулись в мир магов – его бы просто-напросто не стало.

Глава 5

Саймон

Встоловой мы практически одни.

Пенелопа сидит на столе, поставив ноги на стул. Она обожает делать вид, что ей все безразлично.

В другом конце столовой пьют чай с родителями младшие ученики, с первого и второго курсов. Я замечаю, как они бросают на меня взгляды – и дети, и взрослые. Через несколько недель малыши привыкнут к моему присутствию, а вот у родителей это единственный шанс посмотреть на меня.

Большинство магов знают, кто я такой. Большинство из них знали о моем появлении, еще пока я сам обо всем этом ничего не знал. Есть пророчество, даже несколько: придет супермогущественный волшебник и все уладит.

 
И явится тот, кто завершит нас,
И явится тот, кто крах свой знаменует.
Да будет править величайшая из сил всех
И нам спасение принесет.
 

Величайший Маг. Избранный. Сила всех сил.

До сих пор странно осознавать, что этим парнем должен стать я. Но и отрицать этого я не могу. Никто, кроме меня, не владеет подобной силой. Я не всегда могу ее контролировать или направлять в нужное русло, но она есть.

Когда я объявился в Уотфорде, люди уже, скорее всего, забыли о древних пророчествах. Или же гадали, не проворонили ли они появление Величайшего Мага. Может, он явился, а его никто не заметил.

Но вряд ли кто мог представить себе, что Избранный придет из нормального мира – из посредственности.

У нормалов никогда не рождались волшебники.

Но со мной наверняка случилось именно это, поскольку маги не бросают своих отпрысков. Пенни говорит, что магических приютов попросту не существует. Магия слишком ценная штука.

Ничего этого Маг не сказал, когда пришел забрать меня. Я не догадывался, что я первый нормал, обладающий магией, и самый могущественный волшебник, которого видел свет. А еще что множество волшебников – в особенности врагов Мага – считали меня просто выдумкой, своего рода политической уловкой. Одиннадцатилетним «трояном» в мешковатых джинсах и с бритой головой.

Когда я впервые объявился в Уотфорде, некоторые Старинные Семьи пожелали, чтобы я по очереди нанес всем визит, познакомился с самыми влиятельными лицами, и они бы при личной встрече составили свое мнение обо мне. Так сказать, проверили резину на колесах. Но Маг этого не позволил. Он говорит, что большинство волшебников настолько погрязли в мелких интригах и борьбе за власть, что упускают из виду общую картину. «Саймон, – сказал он, – я не хочу, чтобы ты стал пешкой в чужой игре».

Сейчас я благодарен за то, что он так защищал меня. Конечно, здорово узнать других волшебников и почувствовать себя частью общины, но у меня здесь появились свои друзья – мы подружились в самом юном возрасте, когда никого из них не волновало мое Великое Предназначение.

Из-за своего звездного статуса я так или иначе обзавожусь друзьями в Уотфорде. Ни для кого не секрет, что рядом со мной все взрывается и искрится. Правда, пока ни один человек не пострадал – уже прогресс.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, я помогаю Пенелопе с чаем.

Хотя мы посещаем элитный пансионат – с собственной часовней и крепостным рвом, в Уотфорде нет избалованных студентов. Мы сами прибираемся, а после четвертого курса и стираем. Нам разрешено использовать магию для повседневных нужд, но я обычно к ней не прибегаю. Повариха Притчард и ее помощники готовят еду, а остальные по очереди дежурят в столовой. На выходных – самообслуживание.

Пенелопа приносит нам тарелку бутербродов с сыром и целую гору теплых лепешек, а я стремительно поглощаю полпачки масла. Кладу на лепешки большие куски масла, так что сверху оно тает, а внутри остается холодным. Пенни смотрит на меня с некоторым отвращением, но в то же время ясно, что она соскучилась.

– Расскажи, как провела лето, – говорю я по ходу дела.

– Хорошо. Серьезно.

– Да? – Из моего рта вылетают крошки.

– Мы с папой ездили в Чикаго. Он проводил исследования в лаборатории, а я и Мика помогали. – Она немного расслабляется, когда речь заходит про ее парня. – Мика потрясающе говорит по-испански. Он научил меня стольким новым заклинаниям – если я подучу язык, то смогу накладывать чары не хуже носителя.

– Как у него дела?

Пенелопа краснеет и откусывает сэндвич, не торопясь с ответом. Мы не виделись всего несколько месяцев, но она выглядит иначе. Более взрослой.

В Уотфорде девочкам не обязательно носить юбки, но Пенелопа и Агата их обожают. Пенни носит плиссированные до колен, обычно с высокими гольфами в ромбы с расцветкой школы. А туфли у нее черные и с пряжками, как у Алисы в Стране чудес.

Пенни всегда кажется младше своего возраста – вся такая пухленькая, круглолицая, с полноватыми ногами и ямочками на коленях. В форме она выглядит совсем девчонкой.

И все же… за лето она изменилась. Теперь она больше похожа на женщину в одежде маленькой девочки.

– У Мики все хорошо, – наконец отвечает она, заводя свои темные волосы за уши. – Так много времени вместе мы еще не проводили.

– Значит, дрожь в коленках уже прошла?

– Нет, – смеется Пенни. – Все было… по-настоящему. Впервые.

Я не знаю, что сказать, поэтому слабо улыбаюсь.

– Эй, закрой рот! – говорит она; я так и делаю. – Что насчет тебя? – Пенни ждала с расспросами до последнего, но, видимо, больше не в силах сдерживаться. Оглянувшись по сторонам, она подается вперед. – Расскажешь, что произошло?

– А когда что-то произошло?

– Летом.

– Ничего не произошло, – пожимаю я плечами.

Она со вздохом откидывается назад:

– Саймон, я не виновата, что уехала в Америку. Я пыталась остаться.

– Да нет же, – отвечаю я. – Мне и правда нечего рассказывать. Ты уехала. Все остальные уехали. Я вернулся в приют. На этот раз в Ливерпуль.

– Хочешь сказать, Маг просто… отослал тебя подальше? После всего случившегося?

Пенелопа выглядит растерянной. И неудивительно. Я только вырвался из плена похитителя, а Маг сразу же отправил меня собирать вещи.

Я считал, что, стоит нам с Пенни рассказать Магу про случившееся, он немедленно бросится по следу Тоскливиуса.

Мы знали, где находится этот монстр, и наконец-то выяснили, как он выглядит!

Тоскливиус нападает на Уотфорд с тех самых пор, как я здесь появился. Посылает сюда темных существ. Скрывается от нас. Оставляет шлейф мертвых зон в магической атмосфере. И вот у нас появилась зацепка!

Мне хотелось найти его. И наказать. Раз и навсегда покончить с этой кутерьмой, сражаясь на стороне Мага.

Пенелопа кашляет. Наверное, я не только чувствую себя потерянным, но и выгляжу таковым.

– Ты говорил с Агатой?

– С Агатой?

Я кладу масло на очередную лепешку. Они уже остыли, и масло больше не тает. Пенни поднимает правую руку, в луче света сверкает огромный фиолетовый камень ее кольца.

– «Некоторые любят погорячее!»[4]4
  Музыкальная комедия, известная также под названием «В джазе только девушки».


[Закрыть]

Пенелопа впустую расходует магию. Она постоянно делает это для меня. Масло плавится на дымящейся лепешке, и я перебрасываю ее с ладони на ладонь.

– Ты же знаешь, Агате не разрешено разговаривать со мной на летних каникулах.

– Я думала, может, на этот раз она найдет способ. Предпримет особые меры… попытается объясниться.

Не справившись со слишком горячей лепешкой, я бросаю ее на тарелку:

– Она бы не ослушалась Мага. Или родителей.

Пенни неотрывно смотрит на меня. Она тоже дружит с Агатой, но относится к ней строже, чем я. Мое дело не судить Агату, а быть ее парнем.

Пенни вздыхает и отворачивается, пиная стул:

– Значит, так? Ничего? Никакого прогресса? Просто еще одно лето? И что нам теперь делать?

Это в моих привычках все пинать: летом я пинал стены, а еще тех, кто косо смотрел на меня.

– Наверное, вернуться к учебе, – пожимаю я плечами.

Пенелопа не хочет возвращаться к себе в комнату. Говорит, что девушка Трикси тоже приехала пораньше, а эти две не знают никаких личных границ.

– Я тебе рассказывала, что летом Трикси проколола уши? Теперь с ее заостренных кончиков свисают огромные шумные колокольчики.

Иногда мне кажется, что жесткая критика Пенни в адрес Трикси граничит с видовым шовинизмом. Озвучиваю это подруге.

– Легко тебе говорить, – отвечает она, вновь вытянувшись на постели База. – Ты же не живешь с пикси.

– Зато я живу с вампиром! – возмущенно говорю я.

– Это не подтверждено.

– Хочешь сказать, что не считаешь База вампиром?

– Я знаю, что он вампир. Но все же это не подтверждено. Мы сами не видели, чтобы он пил кровь.

Я сижу на оконном карнизе, слегка подавшись вперед и нависнув над крепостным рвом, а рукой держусь за щеколду распахнутого настежь окна.

– Мы видели его с головы до ног в крови, – презрительно усмехаюсь я. – В Катакомбах мы нашли груды обескровленных крыс с отметинами от клыков… Я же говорил тебе, что, когда ему снятся кошмары, у него раздуваются щеки? Будто во рту появляются лишние зубы.

– Все улики косвенные. До сих пор не понимаю, зачем ты подкрадываешься к вампиру, которому снятся ужасы.

– Я с ним живу! Мне нужно всегда быть начеку.

Она закатывает глаза:

– В вашей комнате Баз ни за что не причинит тебе вреда.

В этом она права. Такого он сделать не может. Все спальни зачарованы на защиту от предательств – это так называемая Анафема соседа по комнате. Если Баз решит нанести мне физический вред в стенах комнаты, его исключат из школы. Отец Агаты, доктор Веллбилав, рассказывал, что такое случилось во времена его учебы. Какой-то студент ударил своего соседа по комнате, и невидимая сила выбросила его из окна прямо за школьные ворота. Больше они для него не открылись.

В младшем возрасте ты получаешь предупреждение: если попытаешься ударить или обидеть своего соседа на двух первых курсах, твои руки онемеют и похолодеют. Как-то на первом курсе я бросил в База книгу, и моя рука оттаяла только через три дня.

Баз никогда не нарушал Анафему. Даже когда мы были совсем мелкими.

– Кто знает, на что он способен во сне, – говорю я.

– Ты знаешь, – отвечает Пенни, – ты же следишь за ним.

– Я живу бок о бок с темным созданием, поэтому имею полное право вести себя как параноик!

– Я бы с радостью обменяла свою пикси на твоего вампира, в любой день недели. Нет такой анафемы, которая бы запретила ей доводить меня до белого каления.

Мы с Пенни снова идем в столовую за ужином: запеченным картофелем, сосисками и хрустящими булочками, – потом приносим все в мою комнату. Когда рядом Баз, мы не можем с Пенни вот так вместе посидеть. Он бы точно настучал на нее.

Наши посиделки напоминают мини-вечеринку. Только для двоих. Нам ничего не нужно делать, ни от кого прятаться. Пенелопа говорит, что когда-нибудь мы найдем себе квартиру и будем жить так всегда. Но я сомневаюсь. Как только закончится война, Пенни уедет в Америку. Может, даже раньше.

А я найду себе жилье вдвоем с Агатой.

Мы с ней во всем разберемся. Как и всегда. Вполне логично, что мы будем вместе. Наверное, поженимся после школы – родители Агаты так и сделали. Знаю, что она хочет жить за городом… Конечно, я не могу позволить себе ничего подобного, но у нее есть деньги, к тому же она найдет работу, на которой будет счастлива. А если я попрошу, отец Агаты поможет найти работу и мне.

Здорово пофантазировать: что я проживу достаточно долго и смогу решить, что делать дальше.

– Ладно. – Покончив с ужином, Пенелопа отряхивает руки.

– Еще рано, – со стоном отвечаю я.

– В каком смысле «рано»?

– В смысле, еще рано строить стратегии. Мы же только приехали. Я еще не успел как следует все разложить.

Она окидывает комнату взглядом:

– Саймон, что здесь нужно разложить? Ты уже достал две пары спортивных штанов.

– Да, а сейчас я наслаждаюсь тишиной и спокойствием.

Я беру ее тарелку и доедаю сосиски.

– Спокойствия нет, – говорит Пенни. – Только тишина. Она действует мне на нервы. Так что нам нужен план.

– Спокойствие есть. Баз еще не приехал. Ты только взгляни, – говорю я, взмахнув вилкой, – никто на нас не нападает.

– И это говорит парень, который только что разделался с гоблином. Саймон, – настойчиво произносит Пенни, – да, мы отсутствовали два месяца, но это еще не значит, что в войне был перерыв.

С моих губ снова срывается стон.

– Ты говоришь в точности как Маг, – с набитым ртом отвечаю я.

– До сих пор не верю, что он все лето игнорировал тебя.

– Возможно, он слишком занят войной.

Пенни вздыхает и скрещивает руки на груди. Она ждет, что я скажу что-нибудь разумное.

Я же собираюсь потянуть с ответом.

Война…

Нет смысла говорить об этой войне. Скоро она сама нагрянет. Это даже не одна война, а две или три – назревает гражданская война, мы по-прежнему враждуем с темными созданиями, которые существовали всегда, а еще эта ситуация с Тоскливиусом. В итоге все проблемы постучатся в мою дверь.