Текст книги "Темные ущелья"

Глава двадцать первая

Казалось, молчание длилось очень долго, пока в тишине растворялось обвинение Стратега. Арчет, вскочившая на ноги, словно приросла к полированному полу – с тем же успехом она могла быть статуей.

– Что ты сказал? – наконец проговорила она, злобно уставившись в потолок с железными балками. – Забери-ка эту херню назад, Стратег. Или объясни, с хуя ли моему отцу калечить и ослеплять одного из своих самых могущественных соратников в борьбе с двендами. Ты обвиняешь его в предательстве? Зачем ему совершать такой акт насилия против тебя?

– Это не было предательством, нет. Но мы разошлись во мнениях относительно того, как покончить с олдрейнской угрозой. – Насколько Эгар мог судить, дружелюбные нотки в голосе демона, пусть и трепещущие на грани перехода в скрежет и визг, никуда не подевались. Если он и был в ярости оттого, что Нам предположительно с ним сделал, прошедшие несколько тысяч лет определенно сгладили эмоции. – Если точнее, кир-Флараднам верил, что угроза миновала, а я – нет. Ему не понравились мои планы дальнейших действий, и он знал, что я не подчинюсь, когда он велит мне отступить.

– Но война закончилась! – выпалила Арчет. – Вы изгнали двенд. Олдрейнов. Все закончилось, так говорит Индират М’нал. Вы положили этой угрозе конец.

Эгар хмыкнул.

– Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

– А-а, так все начинается.

– Начинается? – Драконья Погибель с подозрением огляделся вокруг. – Что начинается?

– Олдрейны хотят отвоевать утраченное, полагаю. Я и впрямь размышлял о сейсмике. На самом деле, я удивлялся каждый раз. Колебания так хорошо вписывались в модель – было трудно поверить, что олдрейны не увидят такую возможность, не ухватятся за нее. Впрочем, до них явно дошло только сейчас. – На мгновение показалось, что Тараланангарст в задумчивости позабыл о них. Но потом его голос зазвучал жестче. – Жаль, что твоего отца с нами нет, и он этого не видит, кир-Арчет, – кир-Флараднам был непреклонен, утверждая, что подобного не случится. Он говорил, такое в принципе невозможно. Из его пылких доводов на эту тему можно было бы сложить башню. Убежденность такого рода можно встретить лишь в муже, который ничуть не сомневается – хоть и не выражает это ни словом, ни эмоциями – в своей абсолютной неправоте.

– Что за сейсмика? – сурово спросила Арчет у потолка.

– Да, что еще за се… сесьмика? – Эгару нравилось считать, что его тетаннский довольно хорош, но такого слова он раньше не слышал.

– Я засек на юге вибрацию, которая соответствует внушительному землетрясению. Мои нынешние, достаточно ограниченные чувства говорят, что ее очаг располагается в разломе Ханлиаг.

– Всего лишь «землетрясение», мать твою? – Эгар моргнул. – Постой, погоди – Утонувшие Дщери, ты про них говоришь, да?

Как-то вечером в таверне в Ихельтете, вскоре после прибытия в город, он почувствовал, как поднимается и качается под ногами пол, и подумал, что дело в выпивке – но тут рядом завизжала служанка, и вещи начали падать с полок и столов вокруг него. Он перенес эту тряску, как спокойный – но пьяный! – укротитель лошадей, слегка озадаченно наблюдая, как закаленные собратья-наемники хватаются за талисманы или рисуют в воздухе раздвоенные охранные знаки. Прошло несколько минут, прежде чем все утихло, и он сумел кого-то схватить с хмельной грубой силой: эй, брат, что за хрень тут приключилась?

«Утонувшие Дщери ворочаются и стонут во сне. Им снится, как они просыпаются и поднимаются со своего океанского ложа, чтобы почтить память великого отца».

В последующие годы то и дело случались другие толчки, в основном меньшей силы, – ничего такого, к чему со временем не привыкаешь. Они были далеко не самой странной вещью, которую мог испытать молодой маджак, живя в столице Империи. Но некоторые местные байки на эту тему оказались довольно мрачными. Они рассказывали о разрушительном катаклизме, который случился в Ихельтете давным-давно, и рассказчики легко указывали на треснувшие и обвалившиеся старые здания, дабы подтвердить свою правоту. Говорили, что где-то там вскипел океан, и Утонувшие Дщери Ханлиага поднялись из него, извергая огонь, способный опалить небо.

– Ну и что? – Арчет теперь выглядела так, словно ее подташнивало. – Он прав? Неужели Дщери восстали?

– Судя по характеру и интенсивности толчков, нет, по крайней мере пока. Но если эти вибрации являются только предвестниками, то не исключено, что подводную кальдеру в самом сердце Ханлиагской Россыпи может снова прорвать.

Арчет дернулась, а потом с той же внезапностью осознала, что не знает, как быть с этой неожиданной жаждой движения. Она в нерешительности стояла на абсолютно черном ковре, глядя сквозь Драконью Погибель на что-то, чего он не мог видеть.

– Если в Ихельтете будут землетрясения, – проговорила она напряженно, – говнюки из Цитадели растрындятся, дескать, вот и доказательство того, что Бог разгневан на Империю, а значит, и на императора тоже. Это будет возвращение их влажной мечты, Эг. Они смогут отправиться прямо к воротам дворца во главе толпы в десять тысяч человек, потребовать аудиенции и попросить почти все, что им вздумается. Пророков хер! Неудивительно, что Джирал повел нас на войну.

Эгар кивнул:

– Похоже, он взял листочек из папочкиного руководства по военным кампаниям.

– Ага… новая Священная война против неверного Севера. Только вот когда Акал это делал, он расширял империю по-настоящему. Джирал так поступает только для того, чтобы удержаться на троне.

– И все же получается не так уж убого, если он захватил Хинерион, как сказал Клитрен.

Арчет скорчила кислую мину.

– Он может снова потерять его так же быстро. Сколько я живу, эта граница ходит туда-сюда, как рука дрочилы.

– Да, я там тоже повоевал, когда только начинал. – Драконья Погибель призадумался. – Как думаешь, Арчиди, Анашарал это предвидел?

– Что?

– Ну, взгляни на это с другой стороны: Кормчий заставляет нас всех рвануть за три тысячи миль на север в поисках того, чего там нет…

– Там есть Ан-Кирилнар. В смысле, тут.

– Арчиди, ну ладно тебе. Ты же поняла. Нет никакого Иллракского Подменыша, никакого сраного Призрачного Острова. А это место совсем не там, где нам велели его искать.

Теперь задумалась Арчет.

– Анашарал говорил, к югу и востоку от Призрачного острова. Знаешь, в строгом смысле слова, это не ложь. Это побережье находится к востоку от Хиронского архипелага, и шторм унес нас далеко на юг, прежде чем мы потерпели крушение.

– Ладно, неважно. Дело в том, что нам продали клячу и сказали, что это единорог. Так что, я думаю, может быть, Анашарал просто хотел, чтобы ты убралась из города до того, как начнется эта хрень с землетрясениями и войной. Может, все это было лишь одним гребаным предлогом, чтобы защитить тебя.

Маджак смотрел, как его подруга переваривает эту мысль. Уставившись на ковер под ногами, она покачала головой.

– Нет. Быть того не может, Эг. Слишком сложно. Кормчие, падающие с неба? Предзнаменования, легенды оживают? Миссия стоимостью в четверть миллиона элементалей, да еще с имперской хартией и с участием половины некоронованных властителей ихельтетской торговли? И все ради того, чтобы позаботиться о единственной неудачнице-полукровке, насквозь пропитанной крином?

В ее голосе Драконья Погибель услышал старые, переплетенные друг с другом обиды, боль и ненависть к себе.

– Хорошо, – сказал он очень мягко. – Думаю, все зависит от того, насколько важна эта неудачница-полукровка, насквозь пропитанная крином. Разве ты не говорила, что Ангфал поклялся сделать целью всей жизни твою защиту? Манатан тоже, не так ли?

– Манатан присягнул кириатской миссии, а не мне. В любом случае, это к делу не относится, мать твою. Если все вертится вокруг того, чтобы защитить меня, почему Ангфал просто не сказал мне отправиться в Дхашару на время? Или отсидеться в имперском посольстве в Шактуре?

– Ой, не знаю – может, потому, что ты бы не послушалась? – Эгар ухмыльнулся. – Я был твоим телохранителем меньше двух лет, Арчиди, и уж я-то знаю, что уберечь тебя от опасности до усрачки трудно. Не завидую Ангфалу. Ты делаешь то, что хорошо для тебя, не чаще, чем кто-то раздвигает ноги перед шаманом.

Кажется, она улыбнулась – самую малость.

– Спасибо.

– Просто указываю на некоторые очевидные истины. Анашарал продал тебе единственного пони, который способен доставить тебя за тысячу миль от Ихельтета, не моргнув глазом. И он продал Джиралу соответствующее седло, чтобы доставить тебя туда с шиком.

– Нет. – Она снова решительно покачала головой. – Я на это не куплюсь, Эг. Ты разбил неплохую палатку, но слишком многое в нее не влезает. Двенды, допустим. Анашарал их не выдумывал. Есть еще Клитрен и тот факт, что кто-то в Трелейне решил, что стоит послать его и целую гребаную флотилию каперов на Хиронские острова, чтобы задержать нас. И еще кому-то в Орнли велели выкопать тот меч и отвезти его в Трелейн до нашего приезда. Это все не может быть…

– Какой меч?

В голосе Стратега послышались жесткие нотки, которые безошибочно распознал даже Эгар. И он увидел, как Арчет бросила удивленный взгляд на потолок.

– А тебе какое дело? – спросила полукириатка резким тоном.

В воздухе возник завиток света, который быстро превратился в написанную каллиграфическим почерком строку, затем в какой-то длинный инструмент и наконец в нечто, опознаваемое быстро, хоть и не без труда: длинный меч.

– Если, – отчетливо произнес Стратег, – речь идет об этом мече, то он мне весьма небезразличен, и вам лучше все рассказать.

Эгар уставился на изображение, парящее перед ним в воздухе. В свое время он побывал в разных местах под имперским штандартом, сражался со множеством разных народов и видел оружие, которым они защищались – как правило, низкого качества.

Он никогда не видел ничего подобного.

Лезвие поблескивало по краям синим и не сужалось, было ровным от гарды до зазубренного кончика – конечно, он видел подобное в руках двенд, когда они прибыли в Эннишмин два года назад, а затем в затхлых каменных глубинах храма в Афа’мараге в прошлом году. Но на уровне крестовины любое сходство исчезало. Этот меч был снабжен тяжелой гардой с расположенными под углом половинами, утыканными с нижней стороны крючковатыми маленькими зубцами, которые придавали ей вид железных челюстей, разинутых и извергающих из себя рукоять вместе с навершием. И эта рукоять с навершием, м-да… Эгар поймал себя на том, что качает головой, пытаясь осмыслить увиденное. Никакого явственного места, чтобы взяться за него руками, никакого навершия-противовеса – только длинная, закрученная спиралью и похожая на змею металлическая полоса, которая также мерцала синим в тусклом свете и заканчивалась острым, направленным внутрь шипом.

Вся нижняя часть оружия больше походила на орудие пытки, чем на рукоять меча.

– Тот самый? – Теперь в голосе демона слышалось нетерпение.

– Да не видели мы этот сраный меч, – огрызнулась Арчет. – Его забрали из могилы на Хиронских островах еще до того, как мы туда прибыли. Откуда нам знать, как он выглядит? Ты не хочешь объяснить, что это за… штука?

– Это «Измена Тебе к Лицу», – сухо ответил Стратег. – Фатум Иллракского Подменыша. Синтезированный, созданный кириатами методом обратной инженерии симулякр олдрейнского оружия под названием Атакующий из Сумерек, подаренного кланом Иллрак их паладину-человеку Кормориону Илусилину Мэйну, прозванному Корморионом Сияющим, при его назначении верховным главнокомандующим в – как нам до этого момента казалось – последней войне кириатов с двендами.

Арчет завороженно бродила вокруг парящего в воздухе изображения меча.

– «Измена Тебе к Лицу»? Зачем его создали? Для чего?

– Его наименование – как я взял на себя смелость предположить – намекает, что Фатум Иллракского Подменыша предназначался для того, чтобы убить Кормориона, когда тот обнажит его в бою.

– Убить его – как? – Арчет все еще смотрела на меч, то ли не замечая кислой язвительности Стратега, то ли просто игнорируя ее.

– Фатум Иллракского Подменыша был создан таким образом, чтобы разорвать его связь с неопределенной сущностью и магическими возможностями, которые та предоставляет, вместо того, чтобы питать и направлять их, для чего был выкован изначальный меч. Потом Фатум должен был отразить и сохранить самость Кормориона, противопоставить эту копию тому «я», что существовало в рамках его собственного разума, и позволить им уничтожить друг друга.

Эгар нахмурился.

– Чего?..

– Меч должен был украсть его душу, – медленно проговорил демон. – Так сойдет?

– Нет, не сойдет, – вмешалась Арчет. – Я читала Индират М’нал. Кириаты никогда не владели такой наукой. Есть предположения о возможности кражи или отражения, как бы ты это ни называл, ну, души. И все. Просто предположения.

– А я и не говорил, кир-Арчет, что в основе замысла меча лежат кириатские силы. Я лишь сказал, что кириаты выполнили инженерную работу.

– По чьему наущению?

Еще одна пауза.

– Мы их знали как Ан Фой – или Бессмертный Дозор. Люди по обе стороны конфликта называли их разными именами. Судя по подслушанным мною проклятиям и молитвам, которые за несколько минувших часов изрекли твои последователи, похоже, в настоящее время они известны как Темный Двор.

– Гребаные Небожители? – На лице Драконьей Погибели расплылась недоверчивая улыбка.

– И это тоже.

– Они сражались в этой битве так долго? – Он посмотрел на Арчет, все еще ухмыляясь. – На стороне кириатов, против двенд с самого начала? Ух, наверное, они здорово разозлились, когда Нам и Грашгал предпочли Откровение.

Она пожала плечами, словно оправдываясь.

– У нас были свои причины. Монотеизм удобен, если требуется рациональное развитие… Ладно, забудь. – Она снова повысила голос. – Итак. Этот заговор с целью убийства. Я так понимаю, он сработал?

– Не полностью. Удалось уничтожить… душу Подменыша, и он пал в бою. Войска олдрейнов были разгромлены, и вскоре после этого сами олдрейны были без остатка отброшены в неопределенные плоскости.

– Сдается мне, все-таки полностью.

– Но? – подсказала Арчет.

– Но зеркальная копия его «я» сохранилась – она внутри меча. – И Стратег опять замолчал, словно колеблясь. По крайней мере, Драконьей Погибели его молчание показалось раздосадованным. – Среди кириатов и людей были те, кто считал, что это означает, будто бы однажды Подменыша можно будет вернуть к жизни.

Эгар и Арчет переглянулись.

– Ой.

– Вот именно, ой, – неожиданно согласился Стратег. – Эту проблему можно было решить, но, как я уже объяснил, кир-Арчет, твой отец не пожелал такого решения.

– Мой отец, – с нажимом и с горечью произнесла Арчет, – не оставил бы этот мир, бросив работу по его освобождению недоделанной. О каких решениях ты говоришь?

– Чтобы Корморион вернулся, ему потребуется новый человеческий носитель – новое тело для его души. Если уж на то пошло, для возвращения самих олдрейнов потребуется кое-какое человеческое сотрудничество. Судя по деталям, которые нам удалось почерпнуть из мифов и легенд обеих рас, именно человеческое колдовство впервые призвало олдрейнов в этот мир. И какую бы форму ни приняли эти первоначальные отношения, к тому времени, когда кириаты прибыли сюда, господство олдрейнов полностью зависело от вассальной поддержки человеческих правителей. Их просто было не так много, по сравнению с численностью человеческого населения. Их легко можно было бы одолеть, если бы люди воспринимали их как врагов и действовали против них совместно. Но люди этого не сделали. На самом деле было заметно, сколь многие из людей рьяно жаждали их присутствия, нарушения естественного порядка – их магии, если можно ее так назвать. Многие явно предпочитали ее науке, которую принесли кириаты, и даже те, кто был иного мнения, часто не понимали, в чем разница.

Эгар хмыкнул.

– Тоже мне, новость.

– То есть ты… хочешь сказать, что человечество не хотело, чтобы его освобождали?

– Ты глубоко увязла в их делах, дочь кир-Флараднама. – Трудно было сказать наверняка, но Стратег, похоже, забавлялся. – Мыслишь, как они, отказалась от всякой рациональности. Как думаешь, отец гордился бы тобой? Вот ты стоишь, приписывая волю и намерение абстракциям. Человечество уже тогда было расой, насчитывающей многие десятки миллионов человек. Неужели ты действительно веришь, что у такого количества может быть единое, неделимое желание или цель?

– Но Индират М’нал…

– Индират М’нал был написан через семь столетий после описываемых в нем событий. Это был документ, призванный рационализировать то, что случилось раньше, и оправдать новую миссию кириатов. Не надо требовать от него слишком большой точности.

– Но если люди были довольны правлением олдрейнов…

– Некоторые были, некоторые нет. Большинство с ним смирилось, как с погодой и формами рельефа – приняло как неизменные жизненные факты. Но недовольных и мечтателей, к счастью, для наших целей хватило.

– Наших целей? Нашей целью было избавить мир от демонического врага. Освободить человечество от их ига. – Теперь она почти кричала – кричала, обращаясь к бесстрастному потолку. – Это мне отец сказал!

– Возможно, к тому моменту он и сам в это поверил. – В голосе демона, насколько мог судить Эгар, не было иронии. – Конечно, он упорно трудился, чтобы уничтожить или сделать неясными подлинные записи о тех временах и о том, что тогда творилось. Но суровая правда такова, дочь кир-Флараднама, что в первые годы после Прибытия целью кириатов было выжить. Ни больше ни меньше. Их было немного, они застряли в мире, который изо всех сил пытались понять, – в мире, как будто не полностью подчиняющемся законам физики, универсальным с точки зрения кириатов, – и они столкнулись с доминирующей цивилизацией, желающей, чтобы чужаки ушли. Что еще им оставалось делать, как не затеять войну?

Драконья Погибель наблюдал, как Арчет барахтается в поисках опоры, какого-нибудь довода, который можно было бы швырнуть в потолок, откуда доносился бесстрастный голос. Она тонула, как будто ее только что снова выбросило с палубы «Владыки соленого ветра».

Он демонстративно откашлялся.

– Не могу не напомнить, – пророкотал он, – что мы говорили о твоем решении проблемы с возвращением олдрейнов.

– Да. Мы говорили об этом.

– И каким же оно было? Твое решение?

– Мне показалось, что я достаточно ясно выразился, Драконья Погибель. Отношения между олдрейнами и людьми были крепкими, симбиотическими. Без…

– Сими… какими?

– Он хочет сказать, они зависели друг от друга, – с болезненным видом произнесла Арчет. – И теперь я вижу, чего мой отец не позволил бы тебе сделать.

– Да, теперь ты, кажется, все поняла. – Стратег замолчал, а потом вдруг прибавил, словно до него только что дошло: – Хочешь, я объясню это твоему другу?

– Было бы здорово, – проворчал Эгар.

– Ладно. Без людей, Драконья Погибель, у олдрейнов не было бы никакой надежды выстоять против нас – и они, наверное, даже не подумали бы о возвращении. Изничтожение человеческой расы было очевидной мерой предосторожности.

– Изничтожение? – Не то чтобы он не слышал этого слова раньше – достаточно долго прослужив на имперских границах, его можно было не только услышать, но и увидеть воочию. Но там речь шла о деревнях, горных племенах, изредка – о крупных городах, которые не желали договариваться. Но это, это же… – Всех до единого?!

– В то время их оставалось всего сорок семь миллионов, – скромно ответил Стратег. – Это было бы очень просто.

Глава двадцать вторая

– Знаешь, на самом деле я не убивал твоего друга Венжа.

– Иди на хуй, сраный лживый пидор.

Рингил сделал страдальческое лицо.

– Говорит тот, кто сказал мне, что я единственный пленник на этом корабле.

Он повернулся влево и вправо в своем кресле, с тщательно продуманной иронией указывая на мрачных имперских морпехов, стоявших по бокам от него. Они лишь недавно избавились от кандалов, и на их лицах все еще оставались следы грубого обращения со стороны людей Клитрена. Они стояли, вытянувшись по стойке «смирно», и в свете факелов выглядели статуями, однако на сидящего по другую сторону стола хинерионца смотрели как на еду.

Им – как и самому Клитрену, – вероятно, казалось, что они имеют довольно хорошее представление о том, что случится дальше.

Рингил чувствовал себя слишком уставшим и раздраженным, чтобы сожалеть о том, что придется их разочаровать.

Про морпехов Рингил узнал лишь благодаря удачному стечению обстоятельств. Оказалось, их привели на борт в цепях и заперли в трюме в начале дня, задолго до того, как его самого доставили на пристань на носилках, под бдительным оком Клитрена. Нойал Ракан этого не видел, он все еще прятался где-то в верхних окраинах Орнли, ожидая наступления ночи. И он не говорил по-наомски, так что не мог понять ничего из подслушанных разговоров, даже когда пробрался на борт, чтобы спасти Гила. У него не было никаких причин подозревать, что на корабле могут оказаться и другие имперцы.

«А ты, Гил, позволил чрезмерному чувству собственной важности одолеть всякое подозрение, что Клитрен говорит неправду».

«Молодец-то какой».

На самом деле, если бы один дрожащий юный капер не раскололся и не начал лепетать, когда Рингил расспрашивал его о местонахождении Друга Воронов, ни он, ни Ракан так бы ничего и не узнали.

Сенгера Хальда, как дворянина и командира, с грубым подобием учтивости заперли в каюте боцмана на нижней палубе – Гил предполагал, что на него они бы наткнулись довольно скоро. Но примерно дюжине морпехов, которых Клитрен решил прихватить с собой в качестве второстепенных трофеев, повезло меньше. Их всех запихнули в сырое трюмное помещение в кормовой части корабля, предназначенное именно для такой цели, но способное вместить в два раза меньше узников. Ни воды, ни еды не дали, и камеру пришлось делить с крысами, которые враждебно отреагировали на вторжение чужаков. К тому времени, когда Ракан пошел их выпускать, имперцы были в прекрасном настроении – не прочь разобраться со всей каперской командой голыми руками, если придется, – и испытали легкое разочарование, узнав, что эту непростую работу уже кто-то сделал.

Внезапно появившаяся в его распоряжении дюжина верных людей значительно облегчила положение Рингила, но это не изменило основной проблемы, с которой он столкнулся.

– Проверьте арсенал, – сказал он Хальду, когда было покончено с более срочными делами: они бросили якорь и заперли каперов в носовом трюме. – Скорее всего, где-то там спрятан переносной стол для пыток. Когда найдете, тащите сюда.

– С радостью.

– Нам также понадобятся факелы для этих скоб. Да, и пусть кто-нибудь принесет мне мягкое кресло из капитанской каюты. Такое чувство, что это надолго.

Морпехи нашли стол без особых проблем – он не сильно отличался от схожего имперского инвентаря, с которым им доводилось работать. Они по частям перетащили его на главную палубу и собрали. В собранном виде конструкция оказалась приземистой, крепкой, смастеренной из хорошо выдержанного болотного дуба и достаточно широкой, чтобы играть поперек нее в шахматы – если бы не черный железный кронштейн для кандалов в центре.

Столом часто пользовались. Поверхность вокруг кронштейна была вся в царапинах и пятнах. Молотки и гвозди, плотницкие сверла и топорики, плохо отмытая кровь – все оставило свой след.

Он приказал привести наемника на палубу. Сам сел в кресло с той стороны, где полагалось находиться инквизитору, и наблюдал, как трое имперских морпехов заставили Клитрена опуститься на стул напротив, разрезали его путы, затем рванули его руки вперед и сковали запястья соответствующими кандалами. Если не считать синяка на лбу и разбитой губы, наемник выглядел вполне прилично. Он вздрогнул, когда его заставили подняться по трапу на палубу и он увидел, куда направляется, но это длилось лишь мгновение, а затем он взял себя в руки. Единственным сопротивлением, которое он себе позволил, было сдавленное рычание.

Гил предположил, что морпехи просто сломали бы ему руки, если бы он хоть немного заартачился.

– И шею тоже? – с надеждой спросил один из морпехов, указывая на цепную петлю и храповик, которые должны были прижать голову Клитрена к доске.

– Нет, и так сойдет. Оставь, как есть.

Они закончили проверять кандалы и отступили назад. Стали ждать в озаряющем палубу мерцающем свете факелов. Двое из них – те, что собрали стол, – прихватили для такого случая инструменты из корабельной кладовки. Клещи, молотки, камбузные ножи.

Гил снова повернулся к Клитрену.

– Удобно? – Удержаться от вопроса было невозможно.

– Иди на хуй, пидор.

– Осторожно, а то ведь я размечтаюсь.

Клитрен оскалил зубы, как уличный пес, загнанный в угол.

И на этом везение закончилось.

Даже прикованный к пыточной доске, Клитрен был тверд как гвоздь и переполнен ненавистью. Ремесло, заставлявшее постоянно отираться рядом со смертью и слышать мучительные вопли умирающих, наделило его стойкостью. Он ждал боли от пыток с фаталистическим спокойствием, как любой рядовой, попавший в плен; он жил и наслаждался каждым вздохом, пока ее не было, и как мог готовился к тому моменту, когда она наконец придет. Если он и испытывал страх, тот затаился глубоко, освободив место для более полезных, звериных эмоций. Всякая тень неуверенности, которую он как будто испытывал, когда пленником был Рингил, оказалась надежно похоронена.

Гил не видел такой силы воли в чужом взгляде с той поры, как убил Поппи Снарл в кустах за пределами Хинериона.

А мертвым Клитрен был ему бесполезен.

Что ж, еще раз.

– Послушай, я не говорю, что не убил бы этого хера, будь у меня такая возможность. Но ее не было. Венж пришел, чтобы меня укокошить и получить деньги за мою голову. Но кто-то укокошил его первым.

Клитрен усмехнулся:

– Да, я помню – маджаки-мародеры.

– Ну ладно, я скормил тебе этот бред сивого ящера, чтобы заморочить голову. Факт остается фактом: Венжа убил не я. – Гил исказил правду полезным для себя образом. – Я даже не видел, как все случилось.

– Нет? – В голосе наемника снова зазвучала ярость. – Ты стоял над его гребаным трупом, когда я пришел.

– Когда ты пришел, меня окружали трупы. Помнишь? Некоторые из них были разорваны на куски. Ты действительно думаешь, что я все это сделал сам?

Клитрен наклонился ближе через стол – то ли чтобы ухмыльнуться поэффектнее, то ли просто желая расслабить вытянутые руки в кандалах.

– С какой стати тебе не похуй, что я думаю, Эскиат?

– Потому что мне нужна твоя помощь.

– Ну тогда тебе хана.

Гил вышел из себя.

– Знаешь, с таким же успехом я мог бы попросить этих парней прямо сейчас приложить к твоей заднице раскаленное железо, – огрызнулся он. – Или пусть они сожгут твой член и яйца, чтобы освободить место для новой пизды. Оба наказания очень популярны на юге для непокорных рабов.

– Я не твой гребаный раб.

«Надо быть умнее, Гил. Надо зайти с другого бока».

На самом деле он знал, что ему, вероятно, придется сделать.

Он просто не хотел этого делать.

– Послушай, – спокойно сказал он. – Ты наемник. В Хинерионе ты был охотником за головами, работал на того, кто платил. Это не такая уж большая проблема для тебя – взять имперское серебро. Все, что я…

– Иди на хуй, пидор. Я – рыцарь-адъюнкт Объединенных сухопутных армий Лиги Трелейна. В Лиге мне заплатили золотом за то, чтобы я привез им твой вероломный трусливый череп.

– Что ж, пока что ты отлично справляешься с этой задачей.

– Иди на хуй…

– …пидор, да-да. Мне казалось, мы эту тему уже обсудили. – Рингил нетерпеливо взмахнул рукой. В свете факелов движение породило дерганые тени. – Знаешь, Клитрен, а ты куда глупее, чем я думал. Ты действительно думаешь, что это блестящее новое звание, которое тебе дали, имеет какое-то значение? Тебе просто разрешили стоять между более богатыми людьми и их врагами – и истекать кровью вместо них. Я не знаю, кто именно тебя нанял… хотя нет, если уж на то пошло, догадываюсь… но неужели ты действительно думаешь, что эта долбаная клика планирует рисковать собственными жизнями в затеянной ими войне?

Он наблюдал за лицом наемника, и на слове «клика» увидел слабый отклик – едва заметный, но этого было достаточно. Убедился в справедливости догадки и стал давить. Его голос сделался выше от неподдельного гнева.

– Финдрич, Каад, остальные – они используют тебя точно так же, как использовали нас в прошлый раз. Как тебя вознаградили за участие в войне с Чешуйчатым народом после того, как она закончилась? Мы пять лет истекали кровью, а когда все благополучно завершилось, эти уебки выползли из нор и на земле, спасенной нами от ящеров, выстроили себе новое дело – работорговлю. Гордишься своими работодателями, да?

Клитрен пожал плечами, насколько это было возможно с руками, прикованными к столу.

– А ты своими? Насколько я помню, это твои имперские друзья заварили кашу. Империя вошла в город Лиги, хотя ее не провоцировали, – в город, который, кстати, еще и является моей родиной, – и ввела в него войска. Ты хоть представляешь, как это выглядит изнутри, о благородный рыцарь из Луговин, герой войны?

«Вообще-то, да».

Рингил сидел молча, погруженный в подернутые кровавой дымкой воспоминания. Когда закончилась война против Чешуйчатого народа, он провел слишком много времени, наблюдая за грабежами имперских солдат в спорных пограничных городах. На самом деле он сильно пострадал, однажды попытавшись это остановить, а потом поумнел и отправился домой.

То, что войска Лиги вели себя абсолютно так же где-то в других пограничных землях, что хаос был всеобщим и люди, которые его творили, часто были так же сбиты с толку, как и их жертвы, что в конечном итоге все решалось посредством череды переговоров, целью которых было не ударить лицом в грязь, и насильственным переселением тысяч жителей, – все это никоим образом не вымывало привкус крови, которой пропитались воспоминания.

Клитрен его прижал.

Рингил посмотрел через стол на наемника и понял, что тот и сам это знает.

– Что такое, герой войны? – Клитрен откинулся назад, насколько это позволяли железные наручники. – Ничего умного об этом не скажешь? Как один подонок-наемник другому?

Один из морпехов наклонился к самому его уху.

– Хотите, я отрежу ему пару пальцев, мой господин? – услужливо спросил имперец. – Для начала мизинцев, чтобы он призадумался о своем поведении?

Рингил поморщился.

– Нет, в этом нет необходимости. Спасибо.

– Как вам будет угодно, сэр. Но я с удовольствием сделаю это – только прикажите. Я обучался у пыточных мастеров в Дхашаре, сэр. Там очень крутые бандиты – я знаю, что делаю.

«Тебе придется на это пойти, Гил. Ты же знаешь, что придется».

Он позволил себе немного успокоиться и тихо спросил:

– Скажи мне кое-что, наемник. Как, по-твоему, ты меня одолел там, в Орнли?