Текст книги "Темные ущелья"

Глава седьмая

Рингил проснулся от грохота волн и холодного грубого прикосновения влажного песка к щеке. Резкий серый свет терзал веки, пока он их не разомкнул. Моргнул, поднял голову и увидел глаза на стебельках, наблюдающие за ним с расстояния меньше фута.

Вздрогнул, а потом затрясся от холода.

Кое-как сел, и краб поспешил прочь. Теперь было видно, что животное ненамного больше его ладони. Оно отыскало норку в песке в некотором отдалении и застыло, наполовину в ней спрятавшись, все еще наблюдая за ним. Рингил сидел и смотрел на него, пытаясь собраться с мыслями.

По пути вдоль изгиба пляжа, вдали от костра, она поведала ему Истину, лежащую в основе Всего, а потом он ее позабыл.

Или, вернее, он ее роняет, ему не хватает силы ее удержать – Истина, как выясняется, штука тонкая, невыразимая. Она не помещается в его голове, как ветер не помещается в шлеме. Она вываливается, падает наружу, в точности как на рынке с чересчур высокой горы фруктов скатывается на землю и портится от ударов товар. Рингилу, без пяти минут колдуну-военачальнику, остается лишь суетиться вокруг в бесплодных попытках собрать куски, что рассыпались и катятся прочь.

Он яростно потер лицо и лоб обеими руками, но все исчезло, стерлось, оставив в воспоминаниях лишь пятно в форме Истины и смутное ощущение песка в голове.

А прочее вскоре вернулось чередой кричаще безвкусных обломков, немногочисленных фрагментов случившегося, похожих на грязные осколки посуды с какого-то роскошного пиршества, куда он заявился, но был выставлен за дверь ввиду недостаточно благородного происхождения.

– Они направляли тебя, как только могли, – говорит она ему. – Даковаш и Квелгриш, жонглируя вдвоем мириадами факторов, время от времени пользуясь посторонней помощью – Хойрана и моей. Они, скажем так, тебя представили. Позаимствовали обрывки мифов степных кочевников, на их основе подготовили перестановку и полный разворот прямо за гранью смертной тени. Твоя дань Темным вратам уплачена. Но в конечном итоге мы, Темный Двор, можем лишь просить о таком переходе. Стерегущие Книгу дают разрешение или запрещают. И даже разрешение как таковое может быть ограниченным, неполным, подлежащим изменению.

Рингил кривит губы.

– Ты простишь меня, если я скажу, что все это напоминает бюрократическую волокиту? Боги Темного Двора унижаются до жалких переговоров…

– Ну, знаешь ли, большинство человеческих молитв представляют собой именно это, разве нет? – Кажется, он слышит в голосе Темной Королевы раздражение, и волны немного сильнее бьются о песок. – Жалкие переговоры с высшими силами о помощи, заступничестве, о выгодах, которые иначе не получить?

– Да, но мы-то люди. Вероломная, придирчивая компашка.

– То, что вверху, аналогично тому, что находится внизу, – едко говорит она. – И раз уж результаты не раз спасали твою жизнь, возможно, тебе стоило бы поубавить ехидства.

Он поднялся на ноги, пошатываясь.

Друг Воронов лежал рядом на песке – очевидно, в какой-то момент Рингил его снял, но этого тоже не помнил.

Он наклонился, неуклюже двигаясь оттого, что замерз. Прижал меч к себе, словно тело какого-нибудь мертвого сломленного любовника.

Они стоят вместе на мысе с видом на океан. Наверное, поднялись туда с пляжа внизу, хотя в памяти лишь какие-то смутные обрывки. Небо потемнело, но от лунны исходит размытое свечение масляного цвета, просачивается сквозь разодранные тучи, словно жалкое подобие Ленты, поливает море рассеянным золотом. Вокруг них ветер колышет длинную жесткую траву, сгибая ее кругами, отчего кажется, что она кланяется Темной Королеве.

– Ты ищешь Призрачный остров, Последнее Звено Цепи. – Она не задает вопрос.

– Помимо всего прочего, да.

– Вы нашли его неделю назад. Вас обманули.

Рингил беспокойно взмахивает рукой.

– Остров, который то появляется, то исчезает, как ветер и буря? Со всем уважением, госпожа моя, я совершенно уверен, что мы бы такое не пропустили.

– Да неужели? – Глаза Фирфирдар поблескивают в скудном свете. – Это почему же, позволь спросить? Как бы вы узнали такой остров, если не видели, как он появляется? Чем он в проявленной форме отличается от других островов? Может, вы думали, что он светится колдовским пламенем, как написано в хрониках?

– Нет, я думал, что местные о нем знают и смогут указать мне на него.

– Знают. И указали.

– Ошибаетесь, моя госпожа. Если не считать мифы и старушечьи байки, местные вообще ни про какие острова не рассказывали. Они упомянули лишь о…

И тут до него доходит. Он снова слышит грубый голос с хиронским акцентом, один из великого множества голосов, какие им довелось услышать в тавернах Орнли, пока все эти рассказы не начали сливаться в единый бессвязный поток. «При приближении Серая Чайка может показаться отдельным островом, но не обманывайтесь. Кое-какие течения заставляют заливы заполняться в определенное время, но всегда можно перейти вброд, в худшем случае воды будет по пояс. Однако бо́льшую часть времени там и сапоги не намочишь».

Он закрывает глаза.

– О, ради Хойрана, мать его.

– Именно так. Как я уже сказала, вас обманули. Если точнее, вас заставили поверить, что легенду, искаженную за тысячелетия рассказывания и перерассказывания, все еще можно воспринимать буквально.

– Остров приходит и уходит вместе с переменой погоды, – медленно говорит Рингил, словно излагая некое теологическое доказательство. – Вот он есть, а вот его нет – потому что на его месте возникает полуостров. Я на хрен утоплю этого Кормчего.

– У Кормчих свои планы. Было бы ошибкой считать их друзьями.

Он фыркает.

– Да, они сказали то же самое про Темный Двор.

Он закинул Друга Воронов на спину и сразу же почувствовал себя немного лучше. Ноющая боль, которую оставила в нем истина, отступила. Теперь с нею можно было справиться. Случались у него похмелья и похуже.

Он огляделся, пытаясь сориентироваться. Пляж не был ему знаком ни по Серым Краям, ни по более прозаическим мирам. Но пейзаж позади здорово смахивал на то, что он уже видел на Хиронских островах раньше – продуваемая ветрами низменность, почти без деревьев, с невысокими скалами и чем-то вроде утесов на одном далеком мысу. Может, Фирфирдар послала его обратно на полуостров Серой Чайки, вооруженного новым знанием, чтобы он смог наконец встретиться с Иллракским Подменышем лицом к лицу? После недолгих и сумбурных раздумий он отбросил эту идею.

«Мы раскопали ту могилу. В ней лежала мертвая овца».

На мгновение Рингилу показалось, будто Темная Королева говорила ему, что поиски трупа Иллракского Подменыша – это ошибка, напрасная трата времени. Но он не был уверен. Вокруг рваной раны, что зияла в его памяти на месте дара богини, слишком многого не хватало.

«Да, да. Истина была в твоем распоряжении, а потом ты ее уронил, и она разбилась. Рыдайте, поэты, ибо небеса рухнули. Гил, возьми себя в руки, мать твою».

Он тряхнул головой, пытаясь изгнать из нее туман. Отыскал высокую точку на веренице холмов позади себя и направился туда.

Взбаламученные воспоминания поспешили следом.

– Да, можешь спросить.

– Спросить? – Темная Королева отстала, и он оборачивается, чтобы взглянуть на нее. – О чем спросить?

Фирфирдар ухмыляется – ее не проведешь.

– Можешь задать вопрос, который столь явственно звучит в твоих мыслях. Все эти вечера, которые ты провел в особняке Эскиатов в Луговинах, будучи подростком. Ты до сих пор помнишь слова литании. И вот теперь ты гадаешь, сколько в ней правды. Ты спрашиваешь себя – неужто Темная Королева и впрямь оказывает милости тем, кто достаточно смел, чтобы встретиться с ней и о чем-то попросить?

Они стоят лицом друг к другу через полдюжины шагов по песку. Между ними шумит ветер. Это очень напряженный момент.

– Ну? – Рингил нетерпеливо взмахивает рукой. – Это правда?

– Такое случалось. О чем ты молишь меня, прихожанин?

Он морщится от такого эпитета. Колеблется, потом отбрасывает сомнения.

– Грашгал Странник сказал мне однажды, что Друг Воронов будет висеть за стеклом музея в городе, не знающем войны.

– Это один из возможных концов для него, да. Я спрашиваю опять – чего ты хочешь?

Он меняет гримасу на усталую улыбку и отворачивается. Его слова летят через плечо, словно шарф, подхваченный ветром.

– Ну, если ты и впрямь можешь уловить эхо моих мыслей, Владычица Игральных Костей и Смерти, то тебе это уже известно.

– Ах, мрачный малыш Рингил Эскиат с его твердым характером. Что же ты еще мог сделать, как не уйти от ответа? – И внезапно она снова оказывается рядом с ним, сокровенным тоном, ласково шепчет прямо на ухо: – Расколотые небеса рухнут, если Гил Эскиат однажды попросит об услуге кого-нибудь, даже самих богов. Если он хоть раз проявит слабость или нужду. Это ведь совершенно неуместные качества для покрытого шрамами носителя ужасного клинка, именуемого Друг Воронов. О да, я понимаю, отчего ты им так нравишься.

Он идет дальше, глядя прямо перед собой. Произносит почти недрогнувшим голосом:

– Как я уже сказал, если ты можешь улавливать эхо моих мыслей…

– Ты хочешь туда попасть, – быстро говорит Фирфирдар и замолкает. Кажется, собственные слова каким-то непостижимым образом изумляют ее. На мгновение ее тон становится почти ошеломленным. – Они правы, ты делаешь это каждый гребаный раз. Ну ладно, Рингил Эскиат, если хочешь играть по таким правилам, валяй – выкладывай свои жалкие карты. Чего ты хочешь? Чего жаждет твоя душа? Ты хочешь отправиться туда, в тот город, не знающий войны. Хочешь прожить остаток дней в покое, который там царит. Стандартная хрень про счастливую развязку для воина в пору его заката. Обычная мечта, которой предаются профессиональные убийцы, когда думают про пенсию. Вот так. Доволен? Богиня прочитала твои мысли? Она поняла, о чем ты размышляешь?

Теперь очередь Рингила молчать, странно смущаясь оттого, как жестко Фирфирдар обнажила его едва осознаваемую тоску, выразив ее в словах. Он прочищает горло, чтобы прогнать тишину.

– Грашгал сказал мне, что нет никакого способа попасть туда. Он сказал, что быстрые тропы чересчур извилисты для смертных, а прямые – слишком длинны.

– В целом такова истина, да.

Он искоса смотрит на нее.

– Но?

– Но кое-что важное упущено. Видение Грашгала было неполным. Как многие соплеменники-кириаты, Странник так и не смог полностью оправиться от путешествия по жилам Земли и принесенных им даров. Он мог заглядывать в будущее, но не умел правильно истолковывать то, что открывалось его взгляду. В случае Друга Воронов он увидел место успокоения, но не то, каким образом оно появилось. Он не оценил иронию того, что подобный меч оказался в подобном музее.

– По правде говоря, я тоже ничего не понял. Ты не хочешь объяснить так, чтобы до простого смертного дошло?

– Ну, иронию лучше не раскладывать по полочкам – однако, если ты настаиваешь… – Голос Темной Королевы становится напевным, как будто она начинает декламировать некую выхолощенную литанию. – Город из твоего рассказа будет построен – будет стоять во всей своей незаслуженной безмятежности – на костях миллиарда несправедливо погибших и забытых. Камни его фундамента скреплены кровью десяти тысяч страдающих поколений, о которых никто не вспоминает, потому что им наплевать. Его граждане, словно беззаботные мотыльки, порхают в крытых садах и блистающих залах, не имея ни малейшего представления и не желая знать, откуда у них все это. – Она резко возвращается в здесь и сейчас. Поворачивается, одаряет его жесткой улыбочкой. – Ты правда думаешь, что смог бы жить среди подобных людей?

Рингил пожимает плечами.

– Я жил среди собственного народа девять лет после войны. Большинству не удалось забыть прошлое достаточно быстро. Самые удачливые теперь живут, игнорируя чужие несчастья, на которые взгромоздилась их собственная удача. Если бы мне пришлось обитать среди невежд, я бы совершенно точно предпочел тех, кто позабыл о страдании как таковом, а не тех, кто ест, спит и дышит чужой болью каждый день, но предпочитает ее не замечать.

– Ну ладно. – Теперь она идет впереди него, слегка повысив голос. – Тогда задай себе еще один вопрос, герой. По-твоему, они сумеют вынести твое присутствие – присутствие монстра, чьи руки обагрены кровью, живого и дышащего напоминания обо всем, чего они не ценят и не понимают?

– Я и к такому привык, – коротко отвечает он.

Они дошли до конца пляжа. Впереди маячит темная громада скал, понизу обрамленная светящимися клочьями морской пены от волн, что бьются о камни. Несомые ветром брызги от бурунов наполняют воздух влагой и придают слабый блеск всему, что их окружает. Темная Королева без видимых усилий поднимается на каменный выступ, поворачивается и манит его следом за собой.

Исчезает.

Он неуклюже следует за богиней, осторожно ступая по влажному, неподатливому каменному склону. Пару раз поскальзывается и сыпет ругательствами, едва не упав, – лишь давняя привычка держать равновесие на поле боя помогает ему остаться на ногах. Пройдя еще немного, с некоторым облегчением обнаруживает небольшие, бледные наросты ракушек, которые могут служить хрустящим подобием опоры. Его шаг становится тверже.

Он догоняет Фирфирдар на краю небольшого обрыва: в шести или восьми футах ниже, у зубчатой линии каменистого берега, бьются волны. Она наблюдает за тем, как они высоко взлетают и превращаются в брызги, втягиваются обратно и соскальзывают с влажно поблескивающих гранитных поверхностей, а потом опять неутомимо рвутся вперед.

Она ждет, пока он не оказывается рядом. Поднимает голос, чтобы перекричать шум волн.

– Предположим, я могла бы отправить тебя в тот город – и как бы ты там жил? Твой клинок был бы за стеклом в музее, и даже окажись он у тебя, ты не смог бы его применить. Языки, на которых ты говоришь, были бы мертвы уже тысячи лет. Как бы ты зарабатывал себе на жизнь, на еду? Приводил в порядок столы в какой-нибудь забегаловке, чей владелец не возражал бы против того, что ты и двух слов связать не в силах на местном языке? Или, возможно, тебя ждала бы короткая карьера трактирной шлюхи, пока не исчезнет красота? Мыть посуду, убирать навоз, пока не постареешь и не поседеешь, – как тебе такие занятия? Нравятся?

Он морщится.

– Если ты так ставишь вопрос…

– В том-то и дело. Вот в чем наша трудность. Отход от дел, о котором ты мечтаешь, ничем не отличается от героических грез юнцов, ни разу в жизни не взявших в руки меч. Это иллюзорный ширпотреб – избитая, заученная тоска, безразличная к любым мелочам жизни, вереница карт средней паршивости, розданных из замусоленной, бесконечно тасуемой колоды мифов, легенд и утешительного вранья, которым вы, люди, друг друга радостно пичкаете. В конечном итоге, стоит она меньше, чем все твои мальчишеские фантазии о жизни с цыганами посреди болот Трелейна. Такую мечту ты мог осуществить, на такую тропу ты мог однажды ступить. Но это… это ложь, которую ты носишь в своем сердце, потому что предпочитаешь не смотреть правде в глаза.

– И какова правда?

Фирфирдар взмахом руки указывает на волны, бьющиеся о берег внизу.

– Есть покой и есть движение. И, единожды начав движение, мы уже не можем по-настоящему успокоиться, пока не умрем. Единственное, что действительно ценно, – хорошо двигаться, пока можешь, а уходить на покой надо в тот момент, когда, кроме покоя, уже ничего не осталось.

– Да что ты говоришь? И как же мне быть?

Темная Королева кажется почти сбитой с толку его недогадливостью.

– Ну… – говорит она. – На что еще, кроме смертоубийства с применением остро заточенной стали, ты действительно годишься?

Наступает долгая пауза, на протяжении которой тишину нарушает только грохот прибоя. Рингил чувствует, как этот звук врывается в уши, опустошая его. Они стоят, богиня и человек, в полутора футах друг от друга, словно две статуи, высеченные из того же гранита, что у них под ногами.

– Полагаю, минет даже не обсуждается, – говорит он наконец.

Она поворачивается и смотрит на него сверкая глазами.

– Что ты мне сказал, смертный?!

– Ты не отправишь меня в город Грашгала. Я понял.

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Не могу. Свод Правил, написанный Стерегущими Книгу, предельно точен. Я могу исполнять желания, но те должны быть искренними, должны исходить от сердца и души просителя. – Теперь в ее словах звучит мягкая убедительная настойчивость. – Я прочитала твои мысли, а теперь загляну в твое сердце. Загляни туда сам, Герой Виселичного Пролома, непризнанная Драконья Погибель, – загляни поглубже, разыщи пламя внутри и скажи мне, чего ты хочешь на самом деле.

Он смотрит на грохочущие пенные волны внизу – кажется, довольно долго. От того, что происходит внутри, кружится голова. Город, в котором царит мир, видение Грашгала, покидает его – скользит прочь, оставляя после себя жесткие, блестящие от влаги скалы.

В конце концов Рингил понимает, о чем она говорит.

– Я хочу, чтобы они умерли, – тихо говорит он. – Я хочу, чтобы они все на хрен сдохли.

– Ах. – Владычица Игральных Костей и Смерти дружеским жестом обнимает его за плечи. Ее прикосновение впивается в плоть сквозь одежду, как заледеневшее железо. – Вот это уже больше похоже на правду.

Вскарабкавшись по длинному склону на вершину холма, он сумел кое-как разобраться в окружающем пейзаже. Вокруг виднелись знакомые возвышенности. На западе длинная осевшая гряда вела к утесам, где они раскопали могилу. Он развернулся, высматривая ориентиры на ветру и в бледном свете. Прищурился и с большим трудом разглядел верхушки мачт за складкой земли на востоке.

«Гибель дракона», пришвартованная там же, где и раньше.

Похоже, он отсутствовал не очень долго.

– Давай я тебе кое-что покажу, – говорит ему Фирфирдар, когда они выходят из грота, полного обвалившихся кусков гранита, на другой пляж. – Возможно, это поможет.

Оставив тень скал позади, они пересекают низкие белые дюны и приближаются к обширной береговой линии, которая изгибаясь устремляется к самому горизонту. Волны бегут им навстречу, ласковые и тихие, лижут берег сливочными язычками. Но поодаль они вздымаются на два человеческих роста, разбиваясь о скалы, и грохот прибоя отражается от расположенных позади утесов, словно далекий гром.

Что-то мелькает за плечом Рингила.

Он вырывается из рук Темной Королевы. Озирается по сторонам, тянет руку к оружию.

Видит только лист бледного света, что-то вроде пламени свечи, отделившегося от фитиля и выросшего до размеров человека. Какое-то мгновение оно летает вокруг них, а потом мчится прочь по пляжу.

– Это еще что за хрень? – спрашивает Рингил, глядя ему вслед.

– Один из местных жителей. – Фирфирдар уверенным шагом идет дальше по песчаному склону, к волнам. Бросает через плечо: – Не волнуйся, мы им неинтересны.

И действительно, спускаясь вслед за Темной Королевой, он видит дюжину или больше таких же живых огней: они порхают над песком, то собираются, то опять рассеиваются, недолго мчатся по прямой, потом игриво отпрыгивают в сторону, скользят прочь от берега над кремовой, изломанной поверхностью воды, рисуя размашистые кривые, а потом снова возвращаются. Некоторые образуют вокруг него, Фирфирдар или обоих сразу неустойчивые круги, но они всегда распадаются, как будто ни тот ни другой визитер попросту не может удержать на себе внимание этих существ, и вскоре они опять мчатся прочь, по-над водой, все дальше и дальше…

Все равно что наблюдать за пляской бойких мотыльков на балконе, озаренном светом лампы.

Он присоединяется к Темной Королеве у воды.

– А что же им интересно?

Она взмахом руки указывает на океан.

– Взгляни сам.

Там, где вздымаются высокие волны, одни и те же мерцающие огоньки пляшут то вверх, то вниз, туда-сюда над гладким склоном каждого приближающегося буруна. Это выглядит странно, как будто некое военное судно оставило на поверхности волн небольшие пятна яростно горящего плавучего пламени – но эти пятна беззаботно пляшут над местом столкновения каких-то непостижимых подводных течений.

– Налумин, – говорит Фирфирдар, как будто это все объясняет.

Рингил наблюдает, как пара мерцающих существ мчится на волне. По мере приближения к мелководью они, похоже, становятся все бледнее.

– Они живые?

– Зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в этот термин. Когда-то, давным-давно даже по меркам богов, Налумин были людьми, как ты. Но их душами овладело пламя, и они потратили свою жизнь, сдирая с себя все, что не могло насытить это пламя. – В голосе Темной Королевы что-то меняется, и, когда Рингил опять бросает на нее взгляд, он снова чувствует исходящую от богини смутную печаль. – Когда пришли Стерегущие Книгу, Налумин сделали выбор. Как многие из нас, они, возможно, не до конца понимали, что означает этот выбор.

– И что же он означал?

Фирфирдар пожимает плечами.

– Что все слои были сняты. Что они полностью отдали себя пламени. Как ты и сам видишь.

– На воде они горят ярче, чем на суше. – Он говорит больше с самим собой, чем с богиней. Но Фирфирдар кивает.

– Да. На воде они ярче, чем на суше, и исчезают, если надолго покидают море. А ярче всего пылают, когда катаются на волнах. – Кривая улыбка. – Судя по всему, именно этого они и хотели.

– Значит, они здесь в ловушке?

– Полагаю, в той мере, в какой это свойственно всем смертным. – Похоже, Темная Королева над этим не задумывалась. – Краткий проблеск существования на границе между солеными водами, из которых вы все пришли, и темными, непознанными землями. Да, можно сказать, что это ловушка. Но они, кажется, не возражают. Сдается мне, каждый понимает вечность по-своему.

– Так они вечны? Бессмертны?

– Пока что – да.

Это пробуждает у него призрак улыбки. Он бросает на Фирфирдар сардонический взгляд.

– Так-так. И это должно воодушевить меня, вопреки моим собственным передрягам, да?

Фирфирдар снова пожимает плечами.

– Есть судьбы и похуже – а как им не быть, – чем оказаться запертым в месте, где выбор действий ограничен теми альтернативами, которые заставляют душу гореть ярче всего. Разве нет?

Он вздыхает и чувствует, как саднит горло, – что ж, очевидно, к чему все идет.

– Понятно. И вот мы подошли к вопросу о том, где же моя душа горит ярче всего, не так ли?

Богиня смотрит на него – нет, не на него, мимо него – мимо его лица и левого плеча, туда, где торчит рукоять Друга Воронов, силуэтом напоминая гвоздь. Ее глаза сверкают, как танцующие на волнах Налумин.

– О, я думаю, ты уже знаешь это, – шепчет Фирфирдар.

Он пересек местность, стараясь держаться подальше от низменностей – климат на Хиронских островах создавал болота везде, где легко собиралась вода. Он высматривал по пути овечьи тропы, придерживаясь их, если они подходили, и игнорируя, если уводили слишком далеко от нужного направления. Не прошло и получаса, как у него на лбу и под одеждой выступил пот. Сам того не осознавая, он двигался быстрым маршем.

Как будто впереди ждала битва или кто-то за ним гнался.

Примерно через час он поднялся на холм, тяжело дыша в ровном ритме марша, увидел разрушенный фермерский домик и короткую колонну людей на овечьей тропе внизу. Не сразу понял, что за зрелище открылось его взгляду.

Так или иначе, он остановился, слегка настороженный, и где-то на задворках его разума раздался тревожный гул колокола.

Крупная овца – нет, он прищурился, увидел рога – крупный баран сошел с тропы и неторопливо двинулся сквозь высокую траву к руинам. Во влажном воздухе раздался хохот. Мужчина в авангарде колонны поднял голову.

Длинные волосы, изможденное лицо – этакий злобный ублюдок со шрамом на ще…

Окутавший Гила похмельный туман рассекло понимание, внезапное, как удар булавы противника, подкравшегося с фланга. Он попятился, и плащ захлопал вокруг него на ветру. Рухнул в мокрую траву на вершине холма. Неистово завертелся в поисках укрытия.

– Ты меня не видел. Ты меня не видел.

Это прозвучало сквозь стиснутые зубы: то ли самообман, то ли констатация факта, то ли заклинание икинри’ска.

Если колдовство вообще могло подействовать на то, что он узрел внизу.

«Мы можем заплыть на мелководье, да. – Ситлоу, о возможностях существования в пределах Серых Краев. – Попрактиковавшись, можем войти в те места, где время едва ползет, почти замирает, даже танцует вокруг самого себя, завиваясь спиралью…»

Кажется, Темный Двор тоже так умел.

Он не в первый раз задумался о подлинной разнице между двендами и богами – о том, какие силы и интересы могли бы их объединить.

И пока он лежал, прижимаясь щекой к мокрой траве, новый обломок воспоминаний упал откуда-то прямиком ему в голову.

– Рисгиллен Иллракская сказала мне, что вела переговоры с Темным Двором, добиваясь моего падения. Иными словами, что вы меня ей отдали.

– Тебе так показалось? Но ты не пал, насколько я помню. Или, скажем так, пал не слишком низко.

Рингил дрожит. Сейчас все идет очень хорошо, если сравнивать с нападением на ихельтетскую Цитадель и ужасом, в который он в итоге погрузился. Он не желает возвращаться к тем воспоминаниям, если этого можно избежать.

– Двенды не лгут, – говорит он не совсем ровным голосом.

– Разве нет?

– Я это понял, когда был с Ситлоу. Он относился к обману как к человеческой черте, которой необходимо учиться. Он очень язвил по этому поводу. Рисгиллен была его сестрой и во всех затеях играла второстепенную роль. Вряд ли она научилась бы этому трюку быстрее.

– Ну тогда, возможно, она рассказала тебе правду, какой ее понимала.

Гил стискивает зубы.

– Вы ей солгали.

– Тебя это огорчает? – Кривая улыбка. – В конце концов, мы – человеческие боги.

– Вы подставили нас обоих, ублюдки. – В собственном голосе он слышит нарастающую горечь. – А потом устроились поудобнее, чтобы поглядеть, как мы деремся.

Темная Королева пожимает плечами.

– Рисгиллен в любом случае пришла бы по твою душу. Точнее было бы сказать, что мы снабдили тебя инструментами, позволяющими противостоять ее мести.

– Да… и этими инструментами я научился пользоваться лишь в последний момент, да и то не благодаря Темному Двору.

– Но ты – зеница нашего ока, Рингил. Двор всегда верил в твою способность отыскать свой собственный путь. Это нас в тебе и привлекает.

– Ох, да ну тебя.

– Нет, правда. Спроси себя: какой толк любому божеству от верующих, которые постоянно дергают его за рукав, как дети, которых матери окружили чрезмерной заботой? – Темная Королева кривит губы, и в ее голосе сквозит презрение. – Они чего-то хотят, молятся, требуют, умоляют, просят дать им утешение, наставление, подтверждение и еще – большое такое одеяло справедливости, чтобы в него можно было кутаться от колыбели до могилы. Мы от такого устаем, и быстрее, чем может показаться. Дайте мне взамен какого-нибудь высокомерного неверующего, пусть приходит в любой день недели, а в святые праздники – дважды. Вот так делают героев.

– Да? Ну, этот герой решил, что с него хватит.

Она смотрит на него как безумно любящая мать.

– Нет, не хватит. Ты не такой.

– Все клинки однажды ломаются. – Это строчка из его трактата о современной войне, к которому ни один трелейнский издатель не захотел прикоснуться даже отпорным шестом. – И все люди тоже.

Фирфирдар склоняет голову.

– Да, вы и впрямь все созданы для того, чтобы рано или поздно повстречаться с точильным камнем. Но кто-то изнашивается медленнее остальных, а кто-то порождает более яркие искры. Ты излучаешь сияние всякий раз, когда сталкиваешься с неподатливой судьбой, Рингил.

– Я не стану этого делать, – быстро говорит он.

– Чего делать?

– Того, о чем ты собираешься попросить. Я не приму ваши гребаные инструменты и не буду вашей марионеткой. С меня достаточно.

Она разражается мягким гортанным смехом. Как будто он рассказал очень сложную шутку, и кульминационный момент только сейчас до нее дошел.

– О, Рингил, – нежно говорит она. – Все не так устроено. Ты уже должен это знать. Я не посылаю тебя обратно в мир с инструкциями. Я предлагаю только руководство, я говорю тебе лишь то, что ты в любом случае захотел бы узнать.

– А именно?

Еще одно царственное пожатие плечами.

– Что Орнли пал в твое отсутствие, что твои друзья теперь в плену, а враги подстерегают тебя. Что война объявлена, и скоро придется вступить в сражение. Что олдрейны опять заставят Когти Солнца озарить небеса сиянием бесчисленного множества несправедливых смертей – если только ты не остановишь этот механизм вовремя. – Она весело взмахивает рукой. – И все такое прочее.

– Думаешь, тебе удастся поймать меня на удочку снова? – Ему удается издать неуверенный смешок. Он прочищает горло, чтобы избавиться от хрипоты в голосе. – Вы хорошо повеселились, и ты сама, и Двор. Я сломил Рисгиллен ради вас. На этом все. Представление завершилось, пора домой. Я наигрался в эту игру.

Но Темная Королева только качает головой.

– Нет, – ласково говорит она ему. – Ты только начал.

Приподнявшись, чтобы еще раз осторожно выглянуть из-за гребня, он понаблюдал за самим собой – за тем, как крался сквозь высокую траву вдоль разрушенной стены фермерского дома. Как переступил порог едва существующего дверного проема. Как смутный штормовой свет, несмотря ни на что, собрался и непостижимым образом окутал его фигуру в черном плаще.

Как тот, другой Рингил… сложился и исчез.

Убедившись, что колдун-убийца со шрамом на лице действительно пропал, он встал и побежал по заросшему травой склону обратно к тропе. Постоял там, не сводя взгляда с дверного проема, пока перед глазами не поплыли пятна от его воображаемых линий и углов, пока голова не очистилась от всего, кроме белого чистого шепота ветра.

Смутно удивился – мысль пронеслась, толком не оформившись, как приступ боли, от которого бросает в холодный пот, – что бы случилось, последуй он за самим собой в тот дверной проем. Что бы он обнаружил на той стороне, с чем ему пришлось бы столкнуться?

Торопливо отвернулся.

Моргнул, прогоняя туман перед глазами, и поспешил вниз по тропинке вслед за морпехами.