Текст книги "Дочь полковника"

Эпилог

Входят Бим и Бом[142]142
  Бим и Бом – дуэт русских музыкальных клоунов-эксцентриков, существовал в 1891–1946 гг., гастролировал в Европе, вызвал ряд подражаний. После Октября репертуар Бима и Бома приобрел острую публицистическую направленность.


[Закрыть]

Бумажный кораблик луны, подсмотренный Шелли, запутался в густой кроне одинокого векового вяза и никак не мог высвободиться. Казалось, что росинки звезд вот-вот посыплются вниз. Или же, наоборот, – что блестки великолепнейшего фейерверка застыли в туманном эфире до скончания времен. Две звезды Большой Медведицы, нацеленные на Полярную звезду, слали и слали лучи, с утомительным однообразием промахиваясь на несколько градусов по мишени, которую по широко бытующему убеждению они поражают всякий раз с абсолютной точностью. Соловей монотонно подражал Тоти Даль Монте.[143]143
  Тоги Даль Монте – псевдоним прославленной итальянской певицы Антониетты Менегелли (р. 1893).


[Закрыть]

Пошел двенадцатый час вечера, заключавшего день на исходе весны, возможно, день Дерби в послевоенной Англии. Снопы света, отбрасываемые фарами многочисленных автомобилей на шоссе в отдалении, сшибались в жутковатые сияющие фантомы, – точно глубоководные рыбы бились на фосфоресцирующих лучах по правилам средневековых турниров. Время от времени бурканье клаксона или кашляющий скрежет сменяемых передач перебивали пенье соловья, но не заставляли его умолкнуть. Поперек неба ползла странная ноющая звезда, которую оба релятивиста совершенно справедливо сочли аэропланом, совершающим ночной полет.

Бим и Бом сидели друг против друга внутри футбольных ворот на небольшом лугу, примыкающем к обширному парку. Сэр Хорес Стимс, смазочный магнат, скрепя сердце, пожертвовал этим ни на что ему не нужным клочком земли для поддержания благородного спортивного духа сельских оболтусов. По столь торжественному случаю русские клоуны надели соответствующие костюмы. Бим облачился в рубашку с узором из черно-красных ромбов, галифе и белые теннисные туфли; алая охотничья куртка, спортивные трусы и бутсы составляли наряд Бома. Из того же уважения к английскому вкусу оба водрузили на голову обычные белые клоунские колпаки. По колпаку Бима вилась надпись «крейсер Нарр», а буквы СЕВШП на колпаке Бома означали «Собственный Его Величества шотландский полк». Оба клоуна жадно жевали бутерброды, извлекая их из бумажного мешочка, и пили светлое бутылочное пиво à même le goulot.[144]144
  Прямо из горлышка (фр.).


[Закрыть] Ели и пили они с вульгарным смаком. Но вот Бим вздохнул и сказал:

– Так как же?

– Что – как же?

– Да все это. Зачем мы тут в краю буржуя Болдуина?[145]145
  Болдуин Стэнли (1867–1947) – английский государственный деятель, лидер консерваторов, с 1923 по 1929 гг. – премьер-министр.


[Закрыть] Знаешь, Бом, что-то мне не по себе. Боюсь я этих кровожадных беляков. Что, если сюда нахлынет банда охотников на лисиц? Они же вмиг прикончат нас своими страхолюдными пиками!

Бим поковырял в пролетарских зубах сухим от чопорности стебельком аристократической английской травы.

– Мы обладаем дипломатической неприкосновенностью, считаются с ней беляки или нет. Мы – эпилог.

– И можем радоваться жизни?

– Э, нет! По-моему, в Англии это не разрешается. У них это не принято. Верх неприличия. Они создали гигантскую организацию, чтобы ничего подобного не допускать. Лорд Бди-и-Души, лорд-камергер, виконт Ханжа, граф Мель и принц Клюв – все состоят членами тутошнего ОГПУ. Охолостят они тебя, Бим, если схватят. Держи-ка свои скользкие шуточки при себе, дружок.

Бим содрогнулся, поспешно удостоверился, что все его при нем, и захныкал:

– Придумал бы ты, Бом, как нам отсюда выбраться. Ты же знаешь, как я не хотел быть миссионером в стране дикарей! И зачем нам поручили вести пропаганду? Жутко опасно, да и скучно, по-моему, аж до зубной боли.

– Так-то так, но не забывай, что они здесь на редкость отсталые, Даже в церковь еще ходят! Потому-то и должны мы собираться тайно при луне. В конце-то концов английским интеллигентам приходится куда хуже, чем нам. Здесь же все перевернуто с ног на голову.

Бом, торопливо побулькивая, отпил полбутылки и провел ладонью поперек своей широченной ухмылки. Бим засунул руку в галифе, почесался и зевнул.

– Ну и пусть их! Почему бы англичанам не превратить весь свой остров в музей Девятнадцатого Века?

– И превратят. У тебя, Бим, глаза на лоб вылезут, расскажи я тебе хоть половину того, что здесь творится!

– Вылезут, не вылезут, только мне не интересно.

– Извини, Бим, но мы обязаны довести дело до конца. Автор объяснил мне свои намерения, и я обещал, что мы все выполним. А к тому же посмотри, сколько пива он нам дал!

Английские исторические дома

Внезапно вяз отпустил луну, и она вырвалась на волю, гоня перед собой пену легкой дымки. Соловей наконец заткнулся – по меньшей мере на два часа позже закрытия местных питейных заведений. Электрические лампы, которые отбрасывали надменные отблески на темное селение из всех окон господского дома, разом погасли: его богатый, но экономный владелец обзавелся единым выключателем, чтобы в полночь тушить все лампы в доме одним щелчком. Бережливость – мать достатка.

Бом попросил Бима заметить это обстоятельство:

– Внимание! Владелец поместья залил лучины. Этот пучеглазый лангуст с рожей такой красной, словно его долго варили в собственном соку, является замечательным, хотя и далеко не единственным лихим представителем британских финансовых громил и скупщиков краденого. Подобно раку-отшельнику он необыкновенно преуспел в искусстве запихивать свою жирную белую задницу в чужие раковины. Но он куда менее щепетилен и редко ждет естественной кончины законного владельца. Хватай сразу – вот его девиз. И он хватает. Сэр Хорес – баронет, Бим. Ты только подумай, Бим! Это значит, что он один из тех, кто сумел вскарабкаться на самый верх, Бим. Если он застигнет нас в полночь между штангами своих ворот за противозаконным распитием пива, мировой судья и оглянуться не успеет, как засадит нас в колодки. Ты и представления не имеешь, Бим, что такое ба-ро-нет! Он отвалил по меньшей мере тысячу червонцев за герб – ну там на темном поле рука в чужом кармане, обремененная сомнительным прошлым. Из чего следует, Бим, что он аристократ, один из национальных лидеров.

– Ага, понял! – отозвался Бим. – Интеллигент Меньшевик в духе Шоу, так, что ли?

– Нет, Бим. Не интеллигент. Интеллигентность у них не в чести. Они прилежат высоким цилиндрам и низким хитростям. Э-эй, Бим! Слушай меня, а на пиво не налегай, не то заснешь. Как во множестве сходных случаев фундамент вон того исторического дома заложил сын нищего военного авантюриста, который присоединился к крестовому походу Вильгельма Подзаборника. В доме продолжали обитать его потомки, живя и охотясь на земле, за которую платили военной службой или щитовыми деньгами. Сэр Хорес, кстати, всегда откупался щитовыми деньгами, и в частности, с четырнадцатого по восемнадцатый год. Тут я позволю себе отступление, которое, возможно, удивит тебя, Бим. А именно: этот самый пейзаж, в котором (или на котором?) мы сейчас сидим, послужил натурой для вербовочного плаката с красочным английским селением и надписью: «Стоит ли сражаться за все это?» Мне поручено говорить, что ответ гласит: «О, конечно! Но не для того, чтобы все это забрал Хорес». Улавливаешь, Бим?

Внезапно вырванный из пивной дремы Бим не сумел выдать сладкое всхрапывание за виноватое покашливание.

– Я очень устал, Бом.

– Внимание, Бим! Поставь бутылку! Сию же секунду! Ты не должен спать, слышишь? Ущипни себя, не то я тебя ущипну – и как следует! Кретин, паршивец, пивопийца, штрейкбрехер! К орудиям, отродье сонной брачной постели!

– А, ла-адно, Бом! Не взъедайся на меня, Бом.

– Не взъедайся! Вот закалю твой позвоночник, тогда будешь знать, братец. Ну-ка, сядь прямо и слушай! Дом этот перестраивался трижды: когда в царствование Елизаветы его из крепостицы превратили в загородную резиденцию, после того как его сожгли копейщики Эссекса и, наконец, в одна тысяча семьсот шестьдесят пятом году, когда владелец разбогател на английском сельском хозяйстве. А вот индустриализации, проводимой вигами, семейство на свою беду всячески противилось. Последний отпрыск сего благородного рода, круглый сирота, в дни войны был адъютантом генерала особой нравственности. В двадцать первом году настал его черед получить lettre de cachet,[146]146
  Королевский указ о заключении в тюрьму или ссылке (фр.).


[Закрыть] обрекавший его на изгнание. Сейчас он в Мюнхене подвизается, как сомнительный специалист до интерьерам. Дом молодой помещик продал – почти даром, потому что был круглый дурак и угодил в лапы мошенников, не говоря уж о жутком экономическом спаде. Тут является господин хороший Хорес и хватает дом с непринужденной грацией акулы. Любуйся: наш торговец топлеными жирами и смазкой, который смазку для осей продает в пачках, как маргарин, а маргарин – в больших жестянках, как смазку для осей, водворяется в господский дом с правом держания поместий Падторп, Клив-на-Холме и Мерихэмптон, с правом соки и саки, с правом чинить суд и расправу над местными ворами – ну, почему бы ему не набросить петлю на собственную шею? – и еще со всякими феодальными правами и привилегиями, которые я запамятовал. На сей второй Эдем,[147]147
  В. Шекспир, «Ричард II» (II, 1).


[Закрыть] сей королевский трон, сию самой природой сложенную крепость он в год, возможно, тратит в нынешней монете (главным образом, бумажной) эквивалент полумиллиона червонцев в золотых рублях – курс можешь уточнить по телефону на Лондонской бирже. А все почему? А потому что спекулировал достоянием других людей, жизнями других людей, работой рук и мозга других людей; потому что покупал дешево, а продавал дорого; потому что не положил живот на алтарь Отечества, укрывшись среди тех, кого оно предпочло держать при себе; потому что практиковал всяческое жульничество, фальсификацию, узаконенный обман и умелую подмену доброкачественного товара никудышным; потому что был интендантом или поставщиком провианта Имперских сил Его Величества, несущих службу за морем. Только не помысли, о Бим, будто я порочу Его Священное Величество. Король, в отличие от его милости, не уступит в честности никакому другому христианину…

– По-твоему, это комплимент, Бом?

– …и с аркебузой управлялся истинно по-королевски. Тра-та-та, бей, бей, не жалей. Ах, если бы Его Величество из любви к нам, его верным подданным, милостиво соизволил пустить в ход эти меткие левые и правые в своей палате лордов, торжественно собравшейся в узаконенном порядке! Господа, здоровье короля! Благослови его бог!

– Блсвитегог! – отозвался Бим. – А не выпить ли нам пивка за его здоровье, Бом? Троекратно и еще трижды?

– Нет! Поставь бутылку! Поставь, кому говорю! Без сомнения, о Бим, сэр Орис, как он порой в забывчивости произносит собственное имя на трущобный лондонский манер, уже надоел тебе до смерти, не меньше, чем мне самому. Но тут полумеры не подходят. Только не помысли, о Бим, будто руководствуюсь я в этом деле собственным недовольством. Объявляю, что я неповинен ни в малейшей собственной или личной ненависти, ни в малейшей злобной зависти, как к его особе, так и к его богатству. Если отбросить манию наживы и маргарин, он не такой уж плохой человек. Прилепился к жене своей и дает приданое служанкам своим, секретаршам, стоит тем понести; аккуратно посещает церковь, с усердием и благочестием направляет стопы свои к аналою; облегчает участь бедняков, лепту свою по всем правилам вручая надзирателю работного дома; когда же наступает рождество, когда любовь к ближнему и милосердие смягчают все сердца, каждому своему арендатору без исключений он дарит по кролику из собственных обширных угодий. И гордыня его не чрезмерна: обходителен он и учтив со всеми людьми. Речет он фермеру своему по утру: «День добрый, Джайлс! Как поживаешь, любезный? Как здравствует Марион, моя сестра во Христе, а твоя пухлая женушка? Однако, любезный, надлежит мне обойтись с тобой по справедливости. Право есть право. И коли ты к Михайлову дню не внесешь положенную с тебя арендную плату, нас рассудит закон, и должен ты будешь со чадами своими убраться на все четыре стороны». Наступает День Господень, а милорд выходит подышать душистым вечерним воздухом. Но что он зрит? Под одной из собственных его изгородей мужчина и девица вздумали поиграть в скотинку о двух спинках.[148]148
  В. Шекспир, «Отелло» (I, 1)


[Закрыть] Без промедления наносит он добрый удар по заду мужлана увесистой своей дубовой палкой. «Вставайте, ты, шелапут, и ты, распутница! Как! Вы оскверняете День Господень любострастием и блудом? Подзаборников задумали плодить на моей законной земле под собственной моей изгородью? Поспешите связаться священными узами брака, а не то… – у нас в стране, хвала Творцу, еще есть Закон – а не то стоять твоему домишке пусту! Теперь же прочь! И знайте, что Господь видит ваш блуд!» Но более того: однажды, отправившись укромным путем по законной своей надобности, повстречал он плачущее дитя – быть может, им самим зачатое, кому дано знать? – и, дабы положить конец его хныканью, из одного лишь сострадания и по доброте душевной, сей человеколюбец одарил дитя полновесным пенни, имеющим хождение во всех пределах королевства!

– Пресвятая богородица! – молвил Бим. – Поистине обходительный лорд, веселого нрава и сострадающий беднякам. И дивлюсь я, Бом, почему владыка наш король не почтил его каким-нибудь высоким титулом и не приблизил к своей августейшей особе.

– Если бы ты, Бим, слушал, что я тебе толкую, не ляпнул бы ты такую глупость. Разве я не сказал тебе, что Хорес – баронет? И не воображай, что Хорес только и делал, что хлопотал на своей смазочной фабрике, спекулировал на бирже да разыгрывал простецкого английского помещика былых времен. Он был превосходным вербовщиком, а достойная строгость его обращения с теми, кто пытался увиливать от военной службы, прикрываясь своими убеждениями, отвечала лучшим традициям британского правосудия и вызвала потоки восторженных славословий на страницах Патриотической Прессы. От ордена Британской Империи до мирового судьи был лишь шаг – давно положенный знак признания столь богатой одаренности. Подстрекаемый совестью, опасавшейся за политические свободы страны, Хорес сделал щедрый взнос в фонд правящей партии, и в следующем же списке награжденных по случаю дня рождения монарха его фамилия появилась среди наследственных рыцарей Англии, Chevaliers sans peur et sans reproche,[149]149
  Рыцари без страха и упрека (фр.).


[Закрыть] «за выдающиеся самоотверженные услуги, оказанные стране во время войны». Пророчествую: когда Его Величество издаст указ о выборе рыцарей и почтенных горожан в палату общин, сэр Хорес выставит себя от этого избирательного округа в защитники интересов местного населения, с которыми столь тесно сплетены его собственные интересы. Кавалер ордена Британской Империи, мировой судья, баронет, член парламента – на какие еще высоты не сумеет вознестись этот смазочный Кавдор, этот нечистый на руку Гламис?[150]150
  Кавдор… Гламис. – Реминисценции из шекспировского «Макбета». Макдональд, тан Кавдорский, шотландский вельможа, предавший короля Дункана, за что был казнен. Его титул был пожалован Макбету, Гламисскому тану.


[Закрыть] Да, благородным будет его титул, как благороден он сам.

Англия сия, священный остров сей[151]151
  В. Шекспир, «Ричард II» (II, 1).


[Закрыть]

– Бим, под моей русской блузой – которой, кстати, на мне нет – бьется английское сердце. Сердце сердца моего, чем больше было бы оно, тем больше я б положил к ее ногам.[152]152
  …сердце сердца моего… – цитируется английский поэт Ч.-А. Суинберн (1837–1909).


[Закрыть] Но отделаться от Хореса я никак не могу Бим. Подобно непостижимой Афанасиевой формуле, он не един, но множественен. Имя ему легион. Британия – шлюха, а Пресса – ее сводня. Пусть Спор и содрогнулся от стыда, Хорес не содрогнется. Он и его дружки околдовали девку. Эти гнусные волшебники удрали с награбленной на войне добычей в чужие родовые замки, и ни единый рыцарь Красного Креста не протрубит вызова у решетки подъемного моста. Век, век, Горацио![153]153
  Век, век, Горацио. – Реминисценция из шекспировского «Гамлета». Горацио – друг Гамлета, к нему обращены слова принца: «Век расшатался…»


[Закрыть] Так впадем же в маразм, а затем и забудем все.

Ихавод[154]154
  Ихавод (древнеевр.) – честь и уважение тебе.


[Закрыть] – слава тебе, господи!

Вдруг Бом хихикнул – и заохал, зафыркал, закашлял, подавляя хохот.

– Ну и дураки же мы с тобой, Бим!

– Что верно, мастер Дэви, милок, то верно! – воскликнул Бим с фальшивым восторгом милейшего старика Пегтоти.[155]155
  Пегготи – добрая нянюшка из романа Ч. Диккенса «Дэвид Копперфилд».


[Закрыть] – Самые, что ни на есть. Природно-сковородные джентльмены. А почему, собственно?

– Трудная задачка, Бим. Что тут причина – воздух ли, пейзаж ли, пиво ли? Или окрестное население? В любом случае мы, два веселых дурака, бесспорно, повинны в могильной серьезности, которая сделала бы честь «Столпу» или судье Высокого суда. Ты когда-нибудь читал «Столп», а, Бим? Самая серьезная газета в мире, Бим, – с традицией, с ореолом претенциозного глубокомыслия и чопорного достоинства. Старомодный благовоспитанный английский джентльмен слегка беззубый, слегка лишившийся волос на окостенелой макушке и даже в жгучей панике хранящий незапятнанными свои белейшие крикетные сумки. Рисуя портрет Хореса, я не претендую на оригинальность, Бим. Хорес вездесущ – Homo esuriens[156]156
  Человек алчный (лат.).


[Закрыть] двадцатого столетия во всем его розовом совершенстве. Он наследник всех веков, временная вершина эволюции, высшее воплощение человеческого величия, тот, для кого, Бим, существует видимый мир. Хоресы повсюду, куда ни глянь. В этом-то и заключается их важность. В Лондоне наш конкретный Хорес совсем теряется среди орды господ с толстыми чековыми книжками. Каюсь, порой я серьезно взвешивал, а не избавиться ли от всех Хоресов разом, но всякий раз меня пугала мысль о полном истощении запасов веревок и пуль. Катастрофическое положение на рынке пеньки и свинца! Против Хореса qua[157]157
  Как (лат.).


[Закрыть] Хореса я ничего не имею. Жить он имеет право не меньше меня. И даже больше, поскольку я-то никогда не смазывал ни ось колесницы Марса, ни ладони служителей Геральдической палаты.[158]158
  Геральдическая палата – орган по изучению дворянских, цеховых и земельных гербов, а также родословных аристократических родов.


[Закрыть] Мерзкая его вездесущность – вот что меня доводит. От него некуда деваться. Он правит курятником. Он, так сказать, der Mond und der Sonnenschein[159]159
  Луна и солнечное сияние (нем.).


[Закрыть]², священная альфа, чековая омега, мистическая троица эф, ша, пе.[160]160
  …мистическая троица эф, ша, ne… – фунты, шиллинги, пенсы.


[Закрыть] Хорес ограбил радугу. Он Фафнир[161]161
  Фафнир – в скандинавской мифологии и эпосе дракон, стерегущий клад.


[Закрыть] – вот уж адский червь, так адский червь!

Бим замурлыкал мотив из «Сумерек богов».[162]162
  «Сумерки богов» – часть тетралогии «Кольцо Нибелунгов» Рихарда Вагнера (1813–1883), немецкого композитора и поэта.


[Закрыть]

– Именно, именно, – сказал Бом. – Но (как я уже упоминал, пользуясь несколько иной символикой) где Зигфрид,[163]163
  Зигфрид – герой германо-скандинавской мифологии и эпоса «Песнь о Нибелунгах».


[Закрыть] черт бы его побрал? Non est inventus.[164]164
  Ничего не придумано (лат.).


[Закрыть] Луг, на котором мы сидим, Бим, несколько веков тому назад был оттяпан от общинных английских земель самым бесхитростным способом: обнесен изгородью и украшен надписями: «Вход воспрещен под страхом судебного преследования!» Когда простодушные поселяне, издавна привыкшие пасти там своих тощих коровенок, осликов и гусей, привлекли внимание к этой краже, повалив изгородь и попировав овцой тогдашнего предшественника Хореса, их сослали в Ботани-Бэй[165]165
  Ботани-Бэй. – Залив на восточном побережье Австралии, в 1770 году и на долгие годы ставший местом ссылки английских каторжников.


[Закрыть] с позорным клеймом на честных мужицких лбах. Восстановить справедливость никто не явился, и навряд ли появится теперь. Таков путь мужчины к девице, Бим, который, как загадочно учит нас Святое писание, не оставляет следа. Прошу прощения у Писания, но след он оставляет – в обоих случаях. Хорес ныне джентльмен, Бим, а джентльмен в наши дни это тот, кто практикует мужественные забавы чужих предков. Свою пальбу по фазанам Хорес оправдывает благовоспитанными намеками на текущую у него в жилах норманнскую кровь. Вспомнил бы, что ли, судьбу Вильгельма Рыжего![166]166
  Вильгельм Рыжий (1056? – 1100) – сын Вильгельма Завоевателя, король Англии Вильгельм II в 1087–1100 гг.


[Закрыть] Но, предположим, этим полнокровным аристократам смазочных фабрик охота потребна, как выход для бешеной их энергии. Так почему бы Хоресу не давать ей выхода, вышибая кокосовые орехи на ярмарках? Здоровое развлечение, Бим. Обеспечивает не только нравственное развитие, но и военную подготовку к бомбометанию, Фазанов же Хорес мог бы содержать на птичьем дворе где им самое место, и развивать свою нравственность вкупе с интеллектом, мастерски сворачивая им шеи. А селение, которое, как ты не видишь в темноте, неудобно скучилось у автотрека, именуемого радиальным шоссе, смогло бы тогда расползтись по охотничьему заказнику Хореса.

– Бом! – перебил Бим. – Ты, конечно, извини меня старина, и все такое прочее, но, говоря между мной, тобой и штангой, я ведь все это и раньше слышал. Не крадешь ли ты репки у волшебников?

– Волшебники светлы, хоть самый светлый меж ними пал,[167]167
  В. Шекспир, «Макбет» (IV, 3).


[Закрыть] – тотчас нашелся Бом. – Я просто набросал тебе краткую, но точную историю этого сельского микромира, этого уголка английского луга, который навеки отчужден. Хорес в здешних местах большая шишка. Он тут вся стрелковая команда, а прочие существуют лишь в той мере, в какой им это любезно разрешают Хорес и Лидделл – «О гражданских правонарушениях». (В одну такую же прекрасную ночь, Бим, мы проведем симпозиум по Лидделлу, чтоб черт побрал его горностаевую мантию!) Злополучный и многодетный арап при здешней церкви, который марает лицо и руки мукой и подслащивает голос, дабы доказать, что он нордических кровей, ходит перед Хоресом на задних лапах. Приход-то принадлежит Хоресу! И что Хорес прозвенит мошной, то арап сыграет на органе. Жить тут кое-как можно, только не переча Хоресу. А ведь, собственно говоря, сам Хорес мало что и сделал. Производство смазки наладил его покойный папаша из Камберуэла, а Хорес получил все тепленьким по наследству и только что улучил удобную минуту во время Великой Аферы во имя Спасения Свободы. Хорес – пигмей, стоящий на плечах камберуэлского великана. Если бы не папаша, зарабатывал бы он хлеб своим горбом. И все же Хорес лучше слабого в коленках слизняка, которого выжил из имения предков. Ты ведь, конечно, разделяешь общее предубеждение, будто кинед выше пафика?[168]168
  …кинед выше пафика… – предающийся противоестественным половым сношениям выше распутника (греч.).


[Закрыть] Но почему, во имя Катулла,[169]169
  Катулл Гай Валерий (84? – 54 до н. э.) – великий римский поэт.


[Закрыть] понадобилось Хоресу кругом загадить это чертово место? Ответь мне!

– А я по чем знаю? – уныло сказал Бим. – Спроси своего дядьку с радио. Повесь Хореса, взорви Хореса, прокляни Хореса, делай с Хоресом, что хочешь, но только заткнись, и давай поскорее уберемся отсюда. Мне мнится, что край неба на востоке посветлел, и скоро звонким криком шантеклер восславит первый луч сияющего Феба.[170]170
  Шантеклер (фр.) – петух, Феб (Блистающий) – второе имя Аполлона, которого наряду с Гелиосом древние греки почитали богом солнца.


[Закрыть] Если Хорес поймает нас тут, он прикажет привязать нас к столбу, и арап оскальпирует нас ножом для обрезания. Клянусь небесами, Бом, я трепещу за тебя. Неосторожный, опрометчивый, тщеславный человек, в какую гибельную бездну ты вверг себя, а заодно и меня, доверчивого товарища твоих радостей и печалей? Что, если за тем вязом укрывается Хорес с отрядом скаутов и их маленьких помощниц, которые с восторгом забьют нас насмерть своими крепкими дорожными палками? Ты разглагольствуешь про Англию, Бом, но ты ее не знаешь! Разве ты не читал в «Известиях» о свежих английских зверствах? Смоемся, Бом, а? Ну, идем же!

– Ты преувеличиваешь, Бим. Сколь ни прискорбной может показаться моя мягкость, но я не верю, будто буржуи и правда такие кровожадные, какими их описывают «Известия». (Только ни в коем случае не повторяй этого даже в уединении своей камеры!) Ей-богу, я уже начинаю питать к Хоресу что-то вроде нежности! Вот сейчас мне было его жаль. Он и его дружки уже устроили черт те какой хаос, а скоро, гляди, заварят кашу и похуже. Да, кстати, странно, как Хорес все время провоцирует меня на аллегории бесстыжего воровства. Сейчас, например, он представился мне плюгавым наглым Геркулесиком, который украл дюжину коней-людоедов царя Диомеда.[171]171
  Диомед – В греческой мифологии царь Фракии, сын бога войны Ареса (Марса), кормивший своих коней мясом захваченных чужеземцев.


[Закрыть] Уздечки перепутались, кони беспокоятся, рвутся и все чаще зловеще скалят багряные зубы. Как Хорес ни пыжится, как ни бахвалится, на самом деле он трясется от страха. Перетрусил хуже маменькина сынка в разведке. Что угодно заплатил бы, лишь бы настали тихие времена. Безопасность прежде всего! Но самый безопасный путь домой бывает самым окольным. Хорес обабился, Бим. Прошли те дни, когда он палил бороды. Люди неминуемо его раскусят, и ему все труднее будет проделывать свои фокусы под лозунгом: «Ихавод. Слава тебе, Господи!» Восстанет ли Проулок Старья в ответ на мольбы покойного Уильяма Блейка или же назло ему, и воздвигнет ли Новый Иерусалим на этом коровьем пастбище,[172]172
  Проулок Старья – аллюзия на творчество английского художника-реалиста Уильяма Хогарта, (1697–1764), среди сатирических картин которого были «Улица Пива» и «Переулок Джина», в которых предстал страшный и отталкивающий мир – английская действительность XVIII в. во всех ее контрастах и противоречиях. Новый Иерусалим – реминисценция из «пророческой книги» Уильяма Блейка (1757 1827) «Мильтон». Стихотворная часть предисловия к поэм ставшая в XIX в. народной песней, заканчивается строками: «Мой дух в борьбе несокрушим, // Незримый меч всегда мной. // Мы возведем Ерусалим // В зеленой Англии родной».


[Закрыть] предсказывать не берусь. Так или иначе время Хореса истекло. К несчастью, он прибрал к рукам все государственные институты, и, возможно, низвергнуть его удастся, когда уже будет поздно. В любом случае положение этого Драгоценного камешка в оправе из дождей очень и очень серьезно. Даже не спросив их мнения, Хорес принудил его обитателей вложить все их деньги до последнего пенса в собственную его ставку на международном дерби, Но Хорес вышел в тираж. Хорес теперь – последний аутсайдер, сломанный тростник. Но я боюсь этого смазочного Самсона.[173]173
  Самсон – герой ветхозаветных преданий, наделенный невиданной физической силой, источником которой были якобы его волосы. Возлюбленная Самсона Далила выведав его тайну, предала Самсона. Филистимляне остригли ослепили и заковали его. Но когда враги привели его во время праздника в храм, заставляя потешать их, Самсон, упершись в центральные столбы здания, сдвинул их, обрушив храм с возгласом: «Да умрет душа моя с филистимлянами!»


[Закрыть] Вдруг он обрушит всю лавочку? Разлагающийся микромир этих трех приходов – весьма зловещее предзнаменование. Ты меня понимаешь, Бим?

– Извини, Бом, я не слышал, что ты там бормотал. Ой, Бом, уже светает, и вон там у изгороди я вроде бы заметил какое-то подозрительное движение. Никак маленькие помощницы скаутов с ножами и с шарфами душителей в руках! Идем же, Бом! Чего ты ждешь?

Против обыкновения Бим оказался прав: свет явно ринулся на решительный штурм темноты. Поднявшийся юго-западный ветер хлестал домишки, с печальным воем завихряясь вокруг них. Поднялись с юго-запада и тучи, глашатаи очередного затяжного дождя. Бедный Аскот![174]174
  Аскот – место проведения престижных скачек и самые скачки.


[Закрыть]

Вне себя от страха Бим рывком поднял Бома с травы и потащил за собой к поджидавшему их аэроплану. В мгновение ока он забрался в кабину и скорчился там в три погибели. Но Бом, уже поставив ногу на лесенку, оглянулся на свинцово-бурые луга, на скученное селение, безмолвное и тоскливое под хмурым рассветным небом. Он взмахнул рукой:

– Прощай, – произнес он громко. – Прощай на долгую разлуку…[175]175
  В. Шекспир. «Генрих VIII» (III, 2).


[Закрыть]