Текст книги "Иосип Броз Тито. Власть силы"

Как это подчас случалось, Тито испытывал беспокойство перед началом кризиса, и ему потребовалось несколько дней для того, чтобы собраться с духом. Когда прибыло первое донесение, сообщавшее о наступлении немецких соединений, Тито, помахав этой бумажкой в воздухе, закричал на Джиласа и Ранковича: «Немцы лгут! Мы никогда прежде не были в большей опасности! Нам придется вернуться обратно в Западную Боснию! Другого выхода нет!» «Вот и все наши переговоры», – с горечью заметно Джилас, но обычно флегматичный Ранкович ответил ему: «Сейчас у нас нет времени, чтобы обсуждать этот вопрос»[254]254
  Джилас М. Время войны, стр. 248.


[Закрыть].

Пока партизаны двигались по Северной Черногории по направлению к выходу из сутьесского ущелья, сварливая Зденка, как это за ней водилось, не упускала момента, чтобы не охаять охрану, поваров и даже самого Тито. Ее соперница Герта уехала, и теперь у Зденки появилась возможность поизмываться над Тито, тем более что он остался один. Джилас считал, что Тито находился под ее (Зденки) «эмоциональным воздействием… но никаким иным образом влиять на его решения она не могла».

В данном случае Джилас сам вмешался с присущей черногорцам прямотой:

В этот момент я вскипел и прикрикнул на Зденку, чтобы она замолчала, иначе я сгребу ее в охапку и сброшу со скалы вниз, потому что у Центрального Комитета есть иные заботы, нежели успокаивать ее истерики. Тито промолчал. Зденка перепугалась и замолкла. Позднее я восстановил с ней нормальные вежливые отношения, но сердечными они больше так никогда и не стали[255]255
  Джилас М. Время войны, стр. 256.


[Закрыть].

В первых числах июня Вторая пролетарская бригада заняла Суху – вход в сутьесское ущелье, но партизаны все еще не подозревали об огромном скоплении в горах вражеских войск как раз на их пути через Боснию.

Колонны партизан с их вьючными лошадьми и ранеными попали под шквальный пулеметный огонь, снаряды артиллерийских орудий и, что хуже всего, под беспрестанную бомбардировку «штукас», «хейнкелей» и даже разведывательных самолетов «физелер-шторх».

Тито возложил на Джиласа незавидную обязанность – командовать арьергардной дивизией и попытаться вывезти тяжелораненых. И хотя Джилас проявил личное мужество, руководя людьми под пулеметным огнем, – кстати, он сам убил ножом по крайней мере двух немцев, – ему так и не удалось выполнить эту практически невыполнимую задачу – спасти раненых. В битве на Сутьеске пленных не брала ни та ни другая сторона. Когда одна из женщин-черногорок, сражавшихся бок о бок с Джиласом, была ранена в бедро и не смогла передвигаться вместе с колонной, ее собственный муж застрелил ее, а потом застрелился сам.

Тито командовал главной группой войск в прорыве. Помогали ему Ранкович, Моше Пьяде и биограф Тито Владимир Дедиер. Ужасы трагедии тех дней сделали Дедиера больше чем журналистом. Его предисловие к книге «Тито рассказывает», в котором он вспоминает битву при Сутьеске, является одним из превосходных и впечатляющих свидетельств о войне из всех когда-либо написанных.

На рассвете того дня, что стал кульминацией битвы, Тито достиг вершины горы Миликлада, возвышавшейся над сутьесским ущельем. Дедиер и Моше Пьяде оставались внизу, у подножия горы, когда вновь началась бомбардировка. Они ожидали Тито, а также жену Дедиера Ольгу – врача, которая возглавляла хирургическую команду Второй дивизии. Она также находилась наверху у вершины Миликлады.

Около полудня посыльный примчался к нам с письмом. «Тито ранен. Немцы наступают. Срочно пришлите батальон прикрытия».

Все мы, кто находился в долине, принялись подниматься в гору. Неожиданно до нас донесся крик и из-за деревьев выскочила девушка. Волосы ее были растрепаны, лицо раскраснелось. «Товарищ Владо, Ольга зовет вас – вынесите ее оттуда. Она серьезно ранена». Это оказалась медсестра Рузка из Ольгиной команды. В нескольких словах она рассказала мне о том, что произошло. Их накрыло бомбой, и Ольгу сильно ранило в плечо.

Дедиер поспешил наверх в гору, мимо многочисленных раненых, спускавшихся вниз. В небе снова появились немецкие самолеты, пикируя прямо на верхушки деревьев. В воздухе стояла удушающая пороховая гарь, и из-за дыма день превратился в ночь. Когда немного развиднелось, Дедиер увидел перед собой лежавшего на земле боснийского юношу с огромными темными глазами. У него были оторваны обе ноги. «Он умирал. Махнув мне рукой, он прошептал: „Да здравствует Сталин!“

Дедиер нашел и свою жену, которая пыталась улыбнуться, а затем сказала: «Ты не бойся, но рана серьезная». Подошел Тито с перевязанной рукой и спросил ее: «Как ты, Ольга? Сильно тебя ранили?»

Еще более десяти дней партизаны двигались вперед быстро, насколько это было возможно, на север Боснии под непрекращающиеся атаки врага. Времени для хирургической операции не было, и Тито сделали перевязку только один раз. Однажды ночью Дедиер увидел, как тот с высокой температурой диктует радиограмму в Москву, сообщая о ходе сражения.

Они двигались вместе с колонной – иногда верхом, иногда пешком, до тех пор, пока на девятый день у Ольги не развилась газовая гангрена и ей пришлось ампутировать руку. Во время операции немецкие пули впивались в деревянные стены импровизированной операционной. Придя в сознание, Ольга сказала мужу: «Не волнуйся, хирургом мне уже не стать, но я буду детским врачом». На секунду отойдя от жены, чтобы сразу вернуться в бой, Дедиер получил сильный удар в висок и свалился в окоп.

На следующий день, с температурой и сочащейся из раны кровью, Дедиер уже шагал рядом с носилками, на которых несли его жену. Женщина-врач, Ольгина подруга, хотела сделать ей укол камфары, чтобы хоть немного облегчить страдания.

«Станокья, не трать драгоценное лекарство, – сказала Ольга, – прибереги его, чтобы спасти жизнь товарищей».

Те из нас, кто нес носилки, положили их на землю, чтобы немного передохнуть. Ольга позвала меня: «Позаботься о Милице. Проследи за тем, чтобы она получила хорошее воспитание, и пусть она станет военным врачом».

Через несколько минут она издала свой последний вздох. Было темно, в кронах гигантских елей гудел ветер. Ножами и голыми руками мы вырыли Ольге могилу – лопат у нас не было. Немцы уже заняли находившуюся на равнине деревню – там можно было бы попросить лопаты. Партизан-подрывник Лазо руками выгребал из могилы землю.

«Владо, мы добрались до камня», – сказал он. Мы опустили мою жену в эту неглубокую могилу, прикрыли ее дерном и сверху завалили камнями. Мы сняли шапки, грянул четырехкратный ружейный салют и партизан Лазо воскликнул: «Да освятится ее память!» Затем мы двинулись в темный лес догонять наших товарищей[256]256
  Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 11-12.


[Закрыть].

Большая часть партизанской армии дошла до Кладаня, что на северо-востоке Боснии, где 3 июля 1943 года соединилась с арьергардом Джиласа. Тито снял руки с перевязи и старался не замечать своего ранения, сказав, что это всего лишь царапина. В то время никто не верил истории, позднее превратившейся в легенду, о том, что собака Тито погибла, пытаясь защитить своего хозяина. Как бы то ни было, Тито настолько похудел, что купленное в Москве кольцо соскальзывало у него с пальца и в конце концов потерялось. Ранкович выглядел как больной-туберкулезник.

Джиласу и еще одному офицеру пришлось объясняться по поводу своей неудачи в спасении раненых.

«Тито в отчаянии выслушал наше донесение – без единого слова упрека или критики». В своих мемуарах «Военное время» Джилас пишет: «Он также не упрекал меня и впоследствии, по крайней мере в те годы, когда я был у власти. Тем не менее я не любил говорить о Сутьеске. Он, очевидно, также был не расположен писать об этом более чем 30 лет спустя»[257]257
  Джилас М. Время войны, стр. 300.


[Закрыть].

Партизаны потеряли около семи тысяч бойцов – более трети своей армии во время Пятого наступления. Немцы тоже понесли огромные потери, как позднее признал их командир генерал Александр Лер:

Сражение оказалось чрезвычайно тяжелым. Все командиры согласились с тем, что их части ведут самую ожесточенную битву во всей истории войны. Яростное наступление партизан, которое особенно ударило по 2-му батальону 369-й дивизии, серьезно повлияло на прорыв линии фронта возле Йеласки и Мильевины. Всем силам противника удалось совершить отступление через этот участок фронта и скрыться в горах в северном направлении. Немецкие войска были слишком сильно измотаны, чтобы помешать им, кроме того, у нас не было резервов[258]258
  Дедиер В. Говорит Тито…, стр. 195.


[Закрыть].

С этого самого момента немцы стали считать партизан большей угрозой на Балканах, чем даже возможное англо-американское вторжение.

За первые три недели июля партизаны отдохнули и восстановили силы в горах северо-восточной Боснии. Тито проводил много времени в беседах с поэтом Владимиром Назором о жизни и литературе. Назору каким-то чудом удалось остаться в живых в дни Пятого наступления.

Хотя Тито импонировала и льстила поддержка Назора, который никогда не относился к левым, он был разочарован тем, что к нему не присоединился другой выдающийся хорватский писатель, Мирослав Крлежа, бывший в двадцатые годы коммунистом. Сам Назор видел в этом иронию судьбы. Во время гражданской войны в Испании он спросил своего коллегу: «Ты коммунист! Так почему же ты не в Испании?» На что Крлежа ответил: «Я боюсь смерти, трупов и зловония. С меня хватит того, что я повидал в первую мировую войну в Галиции»[259]259
  Джилас М. Время войны, стр. 303.


[Закрыть].

Несмотря на свое разочарование, Тито не держал зла на Крлежу и после окончания войны всячески привечал его – как соратника и члена партии. Непредубежденность Тито была одной из самых привлекательных черт его личности.

Один незначительный случай, происшедший во время пребывания в Кладане, показывает не только готовность Тито прощать, но и также его сохранившуюся на всю жизнь любовь к животным. После Пятого наступления, во время которого партизанам приходилось питаться травой и корой деревьев, они были бы не против чего-нибудь более питательного. Чтобы добавить в ежедневный рацион мяса, майор-интендант забил партизанскую корову, переставшую давать молоко. Однако интендант никак не мог взять в толк, что животное, пережившее с партизанами не одно наступление, теперь считалась всеобщей любимицей или даже старым другом. Когда Тито узнал, что корову забили, он был вне себя от гнева и приказал понизить виновника в звании. Ушлый Ранкович лучше, чем кто-либо другой, знал, как ладить с Тито, и поэтому велел интенданту не показываться начальству на глаза, пока он не обработает «старика». Как-то вечером, несколько дней спустя, когда партизанское начальство мирно беседовало у костра, Ранкович небрежно обронил: «Знаешь, а ведь наша корова сломала ногу». Когда Тито возмущенно поинтересовался, почему никто не сказал ему об этом раньше, Ранкович с мягким упреком ответил: «Ты так вышел из себя, что все перепугались». Интенданту вернули его прежнее звание и даже повысили в чине, тогда как Тито вместе с товарищами тоже отведал «несчастной» говядины[260]260
  Джилас М. Время войны, стр. 302.


[Закрыть].

…Ближе к концу июля 1943 года Тито обратил свои мысли к сражениям. Состоявшаяся 10 июля высадка союзников на Сицилии, а также падение Палермо, последовавшее за ней почти через две недели, сделали возможным выход итальянцев из войны, давая партизанам тем самым шанс воспользоваться их вооружением и значительной частью итальянской территории Адриатического побережья.

Тито решил, что вместе с Джиласом и Ранковичем он вернется в Западную Боснию, а затем отправится – уже самостоятельно – в Хорватию, где все больше и больше католиков восставали против усташского режима. Вторая дивизия вернется в Черногорию, чтобы опередить четников и не дать им захватить итальянское вооружение, а также помешать им создать базу для внедрения в Сербию.

В походе через Западную Боснию Тито узнал о падении Муссолини, произошедшем 25 июля 1943 года. Эта новость ввергла партизан в состояние эйфории. В деревнях, через которые проходили партизаны, крестьяне уже не боялись усташей и немцев, а мусульмане казались «милыми и прекрасными людьми»[261]261
  Джилас М. Время войны, стр. 310.


[Закрыть].

В этой части НХГ вне городов усташей практически не осталось, а в сельской местности они пачками сдавались в плен партизанам. Возможно, потому, что в партизанском крае Тито находился в наибольшей безопасности, он продолжал оставаться в Боснии, отправив Джиласа и Ранковича в Хорватию, где у власти все еще оставались усташи, которые вполне могли захватить его в плен как главу коммунистической партии. Политики, представлявшие довоенную Хорватскую крестьянскую партию, связались с Тито в надежде создать некое подобие альянса, но лишь немногие из хорватов-католиков были готовы присоединиться к партизанам с их марксистскими, атеистическими убеждениями. В Славонии, куда Джилас отправился с докладом о том, как идет пополнение новыми силами, подавляющее большинство партизан были родом из православных деревень. Когда он поинтересовался у местного командира, была ли хотя бы треть бойцов хорватами, на его вопрос последовал глуповатый ответ: «Да, стараемся»[262]262
  Джилас М. Время войны, стр. 326.


[Закрыть].

Усташи все еще были фанатичными врагами, окопавшимися в самом сердце Хорватии, а также в районе Военной Крайны. После ожесточенного сражения у Отошаца, возле Лика, партизаны кричали усташам, что те проиграли войну. «Мы знаем это! – последовал ответ. – Но у нас еще есть время, чтобы истребить побольше ваших». Усташи даже сочинили насмешливую песенку:

 
О, Россия, все в мире будет твоим.
Кроме сербов, которых почти не останется![263]263
  Джилас М. Время войны, стр. 330.


[Закрыть]
 

8 сентября 1943 года Тито узнал о безоговорочной капитуляции Италии и, не теряя времени даром, немедленно присоединился к немцам в рейде по захвату оружия, боеприпасов и территории на побережье и островах. Не забыли партизаны также и о тысячах евреев, нашедших себе приют в Италии и оказавшихся перед угрозой истребления немцами и усташами. Несколько сот евреев, находившихся в лагере на острове Раб, были перевезены на пароме в Цриквеницу, где их временно разместили в трех пустующих школах-интернатах. Когда немцы вышли к побережью со стороны Риеки, евреев переправили в глубь страны, чтобы разместить в захваченных партизанами деревнях. Тито отказался от мысли сформировать отдельную еврейскую боевую часть, которая могла бы стать приманкой для усташей, поэтому всех, кто был годен к строевой, зачисляли в регулярную партизанскую армию. Некоторые евреи, главным образом те, кто не стали солдатами, занялись торговлей, тем самым вторгаясь в то, что именовалось «партизанской экономикой».

Как бы то ни было, начиная с этого времени все оставшиеся в живых евреи оказались в Югославии в безопасности. Чтобы вытеснить итальянцев, немцы учредили особую администрацию, контролировавшую Адриатическое побережье, а также Южную Словению и Юлианский район вокруг Триеста. Этим местам суждено было стать ареной ожесточенных боев в 1945 году, когда партизаны едва не вступили в конфликт с англичанами. В сентябре 1943 года словенские партизаны под руководством марксиста Эдварда Карделя были решающей силой в Любляне, но они не смогли найти понимание с некоммунистами-католиками и роялистами. Кардель с воодушевлением взялся за разрушение прекрасных домов, некогда принадлежавших старинной знати, делая это под лозунгом: «Дворец горит – граф бежит!». После казни нескольких сот пленных белогвардейцев Кардель с усмешкой заявил: «Это должно деморализовать их»[264]264
  Джилас М. Время войны, стр. 332-333.


[Закрыть].

Мстительность словенских коммунистов в худшем своем проявлении нашла воплощение в массовых казнях, имевших место по окончании войны.

ГЛАВА 9
Партизанский триумф

Многие англичане, имевшие отношение к Югославии начиная с 1943 года и до конца войны, впоследствии опубликовали свои воспоминания. К ним следует прежде всего отнести таких знаменитых авторов, как Ивлин Во и Уинстон Черчилль. Два тома мемуаров сэра Ф. Маклина, главы британской военной миссии в Югославии, имеют не только большую познавательную ценность, но и увлекательно читаются. Биограф Маклина, Фрэнк Маклин, глубоко и всесторонне исследовал роль Британии в Югославии во время войны. Результаты этих исследований подтверждают правильность решения поддержать Тито. Он также делает вывод, что англичане не имели реальной возможности повлиять на исход гражданской войны в Югославии.

Спустя несколько дней после капитуляции Италии Британия отправила в Югославию две полномочные военные миссии: одну под руководством кадрового военного, бригадного генерала Чарльза Армстронга, другую – под руководством Фитцроя Маклина, получившего генеральское звание лишь во время войны. Армстронг был направлен к Михайловичу, а Маклин – к Тито. Маклин сыграл в данной истории немаловажную роль. Бывший дипломат, работавший в Советской России, где он бегло овладел русским языком, член парламента от консервативной партии, доброволец, дослужившийся от рядового до бригадного генерала благодаря своей доблести в Северной Африке, Маклин привлек к себе внимание Уинстона Черчилля, который разделял его страсть к политике и приключениям.

Ранним утром 18 сентября 1943 года, когда Маклин, одержимый духом приключений, высадился на адриатический берег, исполнилось уже два года с тех пор, как в Югославию прибыли первые британские офицеры, направлявшиеся в Сербию в штаб четников. По пути через Черногорию они наткнулись на партизан, которым потребовался приказ Джиласа оставить в живых этих «капиталистических агрессоров». Сам Тито верил в то, что англичане, приданные силам четников, сотрудничали с итальянцами ради реставрации монархии. В своих параноидальных фантазиях, которые он передавал в Москву. Тито сообщал, что в штабе Михайловича находилось «около 25 англичан, переодетых в сербские национальные костюмы», – очевидно, он полагал, что те носили круглые шапки, расшитые жилеты, брюки по колено и башмаки с загнутыми носками. В марте 1943 года Тито был готов объединиться с немцами в борьбе против англичан. Между Четвертым и Пятым наступлениями германской армии, то есть в апреле или самом начале мая 1943 года, Тито, похоже, передумал, поскольку позволил англичанам прислать офицера из располагавшейся в Каире организации, занимавшейся связями с оккупированными европейскими странами, – Управления особыми операциями. Это был майор Уильям Дикин, оксфордский преподаватель, который в довоенное время помогал вести архивные изыскания Уинстону Черчиллю, писавшему в ту пору свою «Историю англоязычных народов». Партизаны считали его секретарем Черчилля, и даже те из них, кто не питал к британцам особых симпатий, с приязнью относились к этому дружелюбному в общении и образованному офицеру. Их приязнь переросла в восхищение, когда во время Пятого наступления Дикин проявил незаурядное мужество, впервые оказавшись на поле боя. В него попал осколок того же самого снаряда, который ранил Тито. Впоследствии между ними завязалась дружба, продолжавшаяся до самой смерти югославского лидера.

Летом 1943 года на территории, контролируемой партизанами, высадились на парашютах новые британские офицеры, а королевский воздушный флот начал сбрасывать запасы провианта и обмундирования для голодавших и пообносившихся партизан. Тито до сих пор еще не утратил подозрительности к британским политическим акциям. Не обрывал он и связей с германскими агентами вроде инженера Отта. Даже в конце 1943 года, когда на партизан щедрым дождем пролились британские припасы и оружие, титовский департамент транспорта получил от немцев табун лошадей в обмен на разрешение провезти в рейх большую партию хрома[265]265
  Броучек П. Генерал в двойном свете… В 3-х томах. Вена, 1988, т. 3, стр. 38-39.


[Закрыть].

После войны и создания Тито коммунистической Югославии Фитцроя Маклина нередко обвиняли в том, что он способствовал разгрому войск Михайловича. Эти обвинения не были сняты и после того, как в 1948 году Тито порвал со Сталиным, хотя Маклин и его друзья утверждали, что с самого начала разглядели в Тито дух независимости. Когда уже в пятидесятые годы Маклин зачастил в Югославию и начал восстанавливать былые дружеские отношения с Тито, критики обвинили его в заигрывании с коммунистами и даже назвали его их попутчиком. В своей книге «Восточные подходы» Маклин вспоминает предупреждение, сделанное им Черчиллю, о том, что Тито намеревается построить коммунистическое государство, на что Черчилль ответил ехидным вопросом: «А вы не собираетесь устроиться на жительство в Югославии после войны?»[266]266
  Маклин Ф. Восточные подходы. Лондон, 1949, стр. 402-403.


[Закрыть]

Оппоненты напомнили Маклину об этом разговоре, когда в шестидесятые годы он стал одним из немногих иностранцев, получивших разрешение на владение недвижимостью в Югославии и купил себе виллу на острове Корчула.

Споры о роли Британии в судьбе Югославии не стихали на протяжении более тридцати лет, прежде чем историки узнали полную правду о том, почему Черчилль поддерживал Тито. Это стало известно в связи с обнародованием огромного количества материалов под грифом «Ультра» – результатов расшифровки документов «Энигмы» – шифровальной машины германского вермахта, декреты которой удалось разгадать в 1940 году криптоаналитикам из британской разведки. Благодаря этому Черчилль и имперский генштаб до самого конца войны имели бесценнейшую возможность читать мысли своего немецкого противника. Именно информация из документов «Ультра», а вовсе не та, что была получена от Дикина или Маклина, убедила Черчилля оказать поддержку Тито. Более того, поскольку об «Ультра» было известно строго ограниченному числу лиц из высших эшелонов военного командования, Фитцрой Маклин, судя по всему, находился в полном неведении[267]267
  Биограф Маклина полагает, что он не находился в полном неведении относительно «Ультра», хотя по правилам ему не положено было знать о ней» (Маклин Ф., Фитцрой Маклин. Лондон, 1992, стр. 217).


[Закрыть].

Первый и до времени единичный вклад «Ультра» в дела разведслужбы, занимавшейся Балканами, имел место 17 января 1943 года, когда были получены три сигнала о том, что готовится операция «Вайс», – в сообщении правильно указывалось, что в ней будут задействованы четыре германские, две итальянские и одна хорватская дивизии. Новые донесения по операции «Шварц» подтвердили информацию Дикина о сражении, в котором он принял участие. Прежде чем начальники из генштаба обсудили ситуацию в Югославии в конце июля, Черчилль затребовал резюме по последним балканским сводкам «Ультра», поскольку хотел иметь предельно точное представление о всей картине военных действий и соотношении сил[268]268
  Беннетт Р. «Ультра» и средиземноморская стратегия, 1941-1945. Лондон, 1989, стр. 338.


[Закрыть].

Располагая этими бесценными документами, лондонское правительство повернулось против Михайловича. Из перехваченных донесений также стало ясно, что после капитуляции Италии Тито удалось завладеть достаточным количеством оружия и снаряжения, «чтобы удвоить численность своей полевой армии и сделать ее настолько более грозной, чем прежде, что он стал способен значительно увеличить контролируемую им территорию». К концу октября немецкий генерал фон Вайкс сообщал Гитлеру: «Тито сейчас наш самый опасный враг» и доказывал, что разгром партизан более важен, чем отражение десанта войск союзников[269]269
  Беннетт Р. «Ультра» и средиземноморская стратегия, 1941-1945. Лондон, 1989, стр. 343.


[Закрыть].

Из других материалов «Ультра» в конце 1943 и начале 1944 года стало известно и об ошеломляющих успехах партизан, и о страхе фон Вайкса потерять свою 750-километровую линию обороны[270]270
  Беннетт Р. «Ультра» и средиземноморская стратегия, 1941-1945. Лондон, 1989, стр. 347.


[Закрыть]. Благодаря «Ультра» Черчилль знал больше о военной обстановке в Югославии, чем сам Тито.

Посылая миссии и к партизанам, и к четникам, Черчилль сумел создать впечатление, будто их донесения заставили его переменить свое решение. Это была та самая уловка, которой англичане успешно пользовались до самого конца войны, не давая немцам понять, что «Энигма» уже давно расшифрована.

Хотя Маклин сыграл лишь незначительную роль в восхождении Тито к власти, он остается бесценным хронистом этого человека и его карьеры. В отличие от двух других источников о Тито – Джиласа и Дедиера, Фитцрой Маклин обладал юмором и, более того, остался другом Тито даже после того, как эти два биографа попали в опалу. Маклин являлся яркой, неординарной личностью и заинтересовал Югославией еще две неординарные личности – Рэндольфа Черчилля и Ивлина Во[271]271
  Рэндольф Черчилль и Ивлин Во – английские журналисты и историки, Рэндольф Черчилль – сын Уинстона Черчилля.


[Закрыть], придавших этой кровавой драме своими публикациями легкий оттенок фарса.

Хотя явной неправдой является то, что Маклин со своими британскими коллегами отвратил Тито от сталинизма, приобщив его к либеральным воззрениям, эти воззрения, несомненно, произвели на последнего сильное впечатление. Несмотря на свои марксистские убеждения, Тито всегда был склонен оценивать людей по их поступкам, а не убеждениям. Когда Джилас вернулся со своих «мартовских консультаций» в 1943 году, Тито очень хотел услышать, что тот думал о немецких офицерах, предположив, что в них еще не выветрился дух рыцарства. Тито так же внимательно присматривался и к британским офицерам. Как мы еще увидим, при сравнении с русскими он отдавал предпочтение англичанам.

К тому времени, как Маклин прибыл в Боснию, Тито расположил свою штаб-квартиру в Яйце. Этот город играл важную роль в средневековой Боснии, и Тито устроился здесь в подземной богомильской церкви, рядом со стоящим на холме замком. В первый же вечер по прибытии Маклина пригласили к Тито, о котором англичанин впоследствии писал так:

Он был крепкого телосложения, волосы с проседью. На его довольно широком, с гладкой кожей и высокими скулами лице хорошо читались следы пережитого напряжения и невзгод, что выпали на его долю… Его пронзительные голубые глаза не пропускали ничего. Он производил впечатление человека огромной потаенной силы, впечатление тигра, приготовившегося к прыжку. Когда он говорил, выражение его лица часто и быстро менялось, оно попеременно то освещалось улыбкой, то искажалось гневом или же оживлялось быстрым понимающим взглядом. У него был приятный голос, который неожиданно начинал звучать твердо и резко[272]272
  Маклин Ф. Баррикада, стр. 233.


[Закрыть].

После формального разговора о способах британской помощи партизанам за рюмкой сливовицы между Маклином и Тито возникли более теплые отношения. Тито рассказал гостю о годах своей юности, о том, как он обратился к коммунизму, сообщил о назначении немцами за его голову награды в сто тысяч рейхсмарок золотом. Тито не упомянул о том, что немцы пообещали ему ту же сумму за голову Михайловича. Они говорили о Советском Союзе, то есть о стране, которую оба хорошо знали, неудивительно, что беседа протекала по-русски. Тито пожаловался на то, что Москва признала югославское правительство в изгнании и рассказал о том, как его упрекали за попытку произвести с немцами обмен пленными. Маклин усмотрел в этом критический взгляд Тито на мотивы русских. Тито, возможно, наблюдал за Маклином, желая выяснить, известно ли британцам, что же в действительности обсуждалось во время «мартовских консультаций».

Когда же Маклин напрямую спросил, станет ли новая Югославия советским сателлитом, Тито высокомерно ответил, что партизаны не для того сражались и несли неисчислимые жертвы, чтобы передать страну кому бы то ни было. Когда же Маклин затронул вопрос о короле Петре, его собеседник ответил, что это дело может подождать до конца войны. По утверждению Джиласа, у югославов после этой беседы возникло ощущение, что «англичане не станут слишком настаивать на возвращении короля»[273]273
  Маклин Ф. Баррикада, стр. 233; Джилас М. Время войны, Нью-Йорк, 1977. стр. 348.


[Закрыть].

Спустя несколько дней после вышеупомянутого разговора Маклин пришел к следующему, весьма лестному для Тито заключению:

Как ни странно, он был готов обсуждать любой вопрос в зависимости от его важности и моментально принимал решение, не задумываясь о том, что скажут те, кто стоял выше его. В нем было что-то необъятное: удивительная широта взглядов, несомненная независимость мысли, неизменное чувство юмора, нескрываемое удовольствие от маленьких земных радостей, естественная любезность в отношениях с другими людьми, перерастающая в дружелюбие и желание поделиться всем, что у него есть, вспыльчивость, неожиданные приступы гнева, склонность к показухе, желание произвести на вас впечатление, внимательность и щедрость, что постоянно проявлялись самыми разными и многочисленными способами, потрясающая готовность рассмотреть любой вопрос с разных сторон и, наконец, сильная инстинктивная национальная гордость[274]274
  Маклин Ф. Баррикада, стр. 233.


[Закрыть].

Официальный рапорт Маклина от 6 ноября 1943 года вызвал большой переполох в Каире и в Лондоне. Рассматривая сначала военные вопросы, Маклин утверждал, что партизаны контролируют значительную территорию Югославии и что силы Тито составляют двадцать шесть дивизий, насчитывающих в общей сложности 220 тысяч человек, 50 тысяч из которых находились в Боснии, 15 – в Санджаке, 50 – в Хорватии, 10 тысяч в Славонии, 50 тысяч в Словении и Истрии, 25 тысяч в Далмации, 10 – в Воеводине и 30 тысяч – в Сербии и Македонии. По его оценке, войска Тито сдерживали 14 дивизий вермахта.

Что касается политических вопросов, Маклин сообщал, что в местностях, контролируемых партизанами, соблюдаются свобода вероисповедания, неприкосновенность частной собственности, нет классовой вражды и массовых казней.

Маклин информировал также о том, что Тито хотел учредить федеральную систему для разрешения того, что он сам называл «национальной проблемой». Сбрасывая со счетов четников, Маклин утверждал, что партизаны численно превосходили их в 10-20 раз, были намного организованнее, лучше оснащены и отличались высокой дисциплиной. Более того, они воевали против немцев, тогда как четники «либо выступали на стороне немцев, либо вообще ничего не делали»[275]275
  Маклин Ф. Фитцрой Маклин, стр. 158-159.


[Закрыть].

Рапорт Маклина вызвал в Британии недовольство тех, кто хотел снова видеть на югославском троне короля Петра. Вплоть до сегодняшнего дня сербские националисты обвиняют Маклина в том, что он помог Тито прийти к власти. Этот рапорт действительно был крайне несправедлив по отношению к четникам. Михайлович поднял антигерманское восстание в мае 1941 года, тогда как Тито продолжал бездействовать из-за пакта Гитлера-Сталина. Жестокие репрессии, подобные резне в Крагуеваце в октябре того же года, убедили четников в том, что дальнейшие нападения на немцев приведут к уничтожению сербского народа. Тем не менее в Сербии было примерно 200 тысяч человек, которые горели желанием взять в руки оружие, встав на сторону союзников, когда в том возникнет необходимость.

За пределами Сербии партизаны, очевидно, были действительно сильны, как и предполагал Маклин, и становились сильнее с каждым часом. Это подтверждается документами «Ультра».

Объединенный разведкомитет обратил особое внимание на перехваченную информацию «Ультра» относительно заявлений немцев о потерях партизанами 6 тысяч человек убитыми и только 15 человек – четниками.

Пока Форин Оффис думал о том, кого ему поддерживать, английские военные выступали в поддержку Тито.

Доклад Маклина произвел столь сильное впечатление на командующего Ближневосточным корпусом генерала Мейтленда Уильямса, что тот предложил, чтобы Михайловича оставили «догнивать и отвалиться от ветки», вместо того, чтобы оказывать ему дальнейшую поддержку[276]276
  Маклин Ф. Фитцрой Маклин, стр. 157-161.


[Закрыть].

Дипломатический талант Маклина и его хорошие связи определенно помогли ему добиться поддержки для Тито. Его заклятый враг, Майкл Лис, считает, что Маклин мог бы сделать то же самое и в отношении Михайловича, если бы его отправили в Сербию. Историк Марк Циллер подчеркивает, что люди вроде Билла Бейли в штабе Михайловича «не имели доступа к важным сведениям и не являлись частью истеблишмента. Билл Бейли в свое время посещал Эммануэль-Скул, зато Дикин и Маклин – выпускники привилегированных Винчестера и Итона»[277]277
  Маклин Ф. Фитцрой Маклин, стр. 162.


[Закрыть].