Текст книги "Заклинание для спецагента"

Глава 13

– Ну что ж, – браво повторял Найджел Питере, – есть такая народная примета: чем кошмарнее генеральная репетиция, тем успешнее пройдет премьера. Если примета была верна, то завтрашний концерт «Изумруда в огне» должен был затмить все зафиксированные в анналах выступления Трех Теноров, Барбры Стрейзанд, «Бостон Попе» и Кайли Миноуг. Все, что должно было стоять прямо, падало. Прожектора перегорали пачками. Колонки включались только тогда, когда их в сердцах пытались выключить. Люди спотыкались на ровном месте и поскальзывались на совершенно сухом. Костюмы рвались, струны тоже, клавиши синтезаторов западали, цифровые настройки сбивались. Двери «Супердоума» распахивались сами собой – а прикрыть их не было никакой возможности. Пришлось вызвать на работу дополнительных охранников и поставить их на входе, чтобы люди, заходящие купить билеты, не просачивались в зал. Лиз сознавала: половина группы считает, что репетицию сглазили она с Бобо.

– Чертово правительство, – не раз бурчали техники и музыканты, проходя мимо. На круглой сцене спрятаться было сложно, но Лиз постаралась. Они с Бобо встали за одной из огромных колонок, окруженные со всех сторон сплетениями кабелей. Здесь они никому не мешали и отлично видели все вокруг – но волны досады так и наплывали на них со всех сторон.

Дело обстояло хуже некуда. За час работы «Изумруд в огне» так и не домучил до конца первую песню программы – все время происходила какая-нибудь катастрофа. Лиз считала, что это отчасти объясняется самым обыкновенным переутомлением – она сама-то еле держалась на ногах.

Вчерашняя вечерняя – или даже ночная – репетиция прошла без сучка без задоринки. Спасибо старой шаманке. Фионна, порхая на крыльях вдохновения, подняла на седьмое небо всех прочих. Она была в голосе и отлично сознавала, как замечательно поет и как эффектно выглядит. Все спецэффекты включались точно по графику, прожектора светили куда надо, музыканты ни разу не сбились. Даже придирчивый Гитархангел не нашел, к чему прицепиться. Улыбаясь своей загадочной улыбкой персонажа с картин прерафаэлитов, он брал божественные аккорды своими длиннющими пальцами. Лиз с Бобо обошли весь «Супердоум» внутри и снаружи – но так и не нашли ни единого следа злой магии.

Репетицию закончили в отличном настроении. Если бы ее засняли на видео и теперь показали на одном из гигантских экранов, нависающих над сценой, точно тучи Судного дня, дела теперь шли бы не так кисло.

Вернемся к вчерашнему вечеру. На радостях Фионна вызвалась всем поставить выпивку – и вся группа гуртом отправилась бродить по Французскому Кварталу, шумно обсуждая удачную репетицию. Окрыленная успехом Фионна тащила коллег из бара в бар, пока не оказалось, что все заведения они уже обошли. Музыканты просияли – на гастролях им редко удавалось осмотреть какой-нибудь город по-настоящему.

– С тем же успехом можно было бы играть в оазисе посреди пустыни – все равно, сколько ни ездим, одни гостиницы видим, – горько заметил Эдди Винсент. Остальные согласились.

– А я бы все отдала, чтобы хоть один денек походить по здешним магазинам, – вздохнула Фионна, глядя на темные витрины. – Ну ладно, хоть одним глазком поглядеть…

Лиз не очень-то нравилась эта незапланированная прогулка, но она понимала Фионну: иногда так хочется все бросить и сорваться куда глаза глядят. Кроме того, как правильно рассудил Бобо, Фионну теперь в отель и на аркане не затащишь.

– Ничего, пойдем с ними и постараемся не нервничать, – заявил он. – Кто рискнет на нее напасть в такой толпе?

– У семи нянек дитя без глазу, – проворчала Лиз. Но тут Бобо был прав: в этот момент не стоит призывать к бдительности – настроение у людей не то. Пусть идут куда хотят. Против неведомой силы Лиз все равно бессильна. Пока таинственный недруг не нанесет новый удар, делать нечего. И потому Лиз шла, все время крутя головой, заглядывая во все проулки, осматривая бесчисленные балконы. Неужели в Новом Орлеане все развлекаются – и только она одна на работе?

Куда бы они ни заходили, Найджел Питере заказывал выпивку всем. Во Локни увлекся «сейэераками». Музыканты и техники уничтожили чуть ли не все запасы хорошего виски в Квартале. Они подпевали всем, песням, которые знали, с пьяным энтузиазмом аплодировали исполнителям. Робби Ундербургер не сводила влюбленного взгляда с Ллойда, который не обращал на нее никакого внимания. Патрик Джонс уморительно передразнивал всех встречных. В какой-то момент они забрели в «Кафе-дю-Монд» – кофейню под открытым небом – и угостились квадратными пончиками, состоящими в основном из сахарной пудры. Лиз держалась на ногах и в боевой готовности только благодаря адреналину, сахару и особому сорту кофе (Бобо сказал, что странный привкус этого напитка объясняется примесью цикория).

Когда все наконец-то улеглись спать, заря уже занималась. Соответственно с проверкой аппаратуры техники закончили далеко за полдень.

Беспрерывно куря одну за другой сигареты без фильтра, Найджел Питере признался агентам, что группе очень крупно повезет, если перед концертом удастся выкроить время для обеда и отдыха. Извелись все, а Фионна так и вообще разбушевалась. Причем ее дурное настроение было заразительно.

– Ну ладно, – процедил Майкл, стоя посередине сцены, морщась, точно от мигрени. Вероятно, голова у него действительно гудела. – Пройдемся еще разок с самого начала. И будем повторять, пока не получится как надо. Если сдвинемся с этой мертвой точки, остальное само пойдет. Ясно?

Это заявление было встречено недовольным гвалтом и душераздирающими стонами. Лиз заподозрила, что Майкл когда-то преподавал в школе. Фионна, двигаясь как робот, побрела назад к невысокой лестнице, по которой она спускалась на сцену в начале концерта. Во время выступления закулисная деятельность будет скрыта от глаз зрителей тьмой, но сейчас свет горел, и Лиз все отлично видела. Лора Мэннинг подправляла безумный макияж Фи, делая его еще безумнее. Фитц, ползая на коленях, возился с подолом нового платья из зеленого шелка – обновка была подколота к черной футболке Фионны. Это облегающее платье в нужный момент будет надето на Фионну и буквально дошито на ней – застежек не предполагалось. Судя по сложному покрою и красивым бисерным узорам вокруг светодиодов, Томас Фитцгиббон трудился над своим шедевром весь остаток ночи. Казалось, он боится выпускать платье из рук – а вдруг загорится, как предыдущее? Хлопоты Фитца, который буквально не давал ей ни рукой, ни ногой двинуть, раздражали Фионну.

В надлежащий момент Фионна направилась к сцене. Фитц пополз за ней на коленях, придерживая подол платья, чтобы оно не зацепилось за половицы. Махнув рукой, Фионна случайно шлепнула его по макушке. Оба от неожиданности подскочили на месте. Фионна обернулась и смерила Фитца ледяным взглядом, способным заморозить даже ртуть.

– Да хватит в самом деле! – вскричала она. – Кыш! Прочь отсюда!

Замявшись, Фитц отошел на край сцены. Его пальцы беспокойно теребили концы клеенчатого портновского метра, который висел у него на шее. Лора Мэннинг глянула на него с укором, призывая коллегу к профессионализму.

– И внимание! – возгласил режиссер Хью Бэнкс, обходя вокруг сцены. – Первые фонтаны света включаются на рампе на счет шесть. Точно шесть, милочка? – уточнил он, поправив наушники. Прислушался. Кивнул. – И ВЫХОД!

Музыканты продолжали играть.

Лиз и Бобо вооружились всем своим магическим арсеналом. Ни англичанка, ни американец не имели особого желания посвящать друг друга в секреты своих ведомств, но Лиз заявила, что, применяя несогласованные заклинания, они просто не дадут друг другу работать. Но лишь когда она достала свой собственный мешочек с амулетами и прочими приспособлениями и вывалила все наружу, а сам мешочек вывернула наизнанку, Бобо расслабился и позволил ей ознакомиться со своим собственным секретным арсеналом. Он произвел на Лиз большое впечатление. Впрочем, англичанка постаралась утаить свое восхищение – и понадеялась, что Бобо в этот миг сдерживает то же самое чувство. Бывшей Британской Империи, хоть и сильно съежившейся в размерах, негоже сильно отставать от своей бывшей колонии. На каждый американский оберег у Лиз находился свой. С правдоискателями, противоожоговой сывороткой (очень полезная вещь для человека, постоянно колдующего на свечах), глазоотводами для нежеланных очевидцев и прочим тоже было все в порядке.

– Все сначала! – взвыла Фионна, когда мелодия утонула в громоподобном треске. – Меня эти толпы совсем заколебали. Все, кому нечего делать на сцене, брысь отсюда!

И, чтобы окончательно снять все сомнения, испепелила взглядом Лиз и Бобо. Найджел Питере направился было в их сторону, но Бобо уже подхватил свою коллегу под локоть и потянул в зал. Пятясь, Лиз подобрала себе наиболее удобный НП, откуда просматривалась бы сцена, и остановилась. Питере метнул в их сторону взгляд, полный немой благодарности. Вид у него был замученный, точно он всю ночь не смыкал глаз.

Зловещая туша «Джамботрона» по сравнению с вчерашним вечером спустилась ниже. Его брюхо ощетинилось круглыми прожекторами и черными коробками – вероятно, предположила Лиз, то было оборудование для спецэффектов. Со всех сторон «Джамботрона», скрывая от зрителей осветительные приборы, свисали огромные плакаты группы – причем разные. С каждой стороны на первом плане находился кто-то один из четырех членов группы. Про себя Лиз заметила, что Фионна изображена прямо-таки в виде невесты Франкенштейна: разинутый рот, искаженное ужасом лицо. Тут Лиз не смогла сдержать усмешки.

В зал вошла деловитая процессия – человек десять обоего пола в джинсовых робах. Они внесли на плечах алюминиевые ящики. Все они были незнакомы Лиз. Она потянула Бобо за рукав.

– Телевизионщики, – пояснил тот. У Лиз сердце упало в пятки.

– Они что же, будут транслировать концерт живьем? В таких-то обстоятельствах? Дело пахнет катастрофой!

– Спокойно, – утешил ее Бобо. – Никакой прямой трансляции не будет – только запись. Камеры у них с длиннофокусными объективами. Мистер Питере сказал, что они хотят снимать сцену с полудюжины разных точек. Лучшие планы будут показывать на экранах «Джамботрона» – чтобы даже с дешевых мест были видны драматические рожи и все такое.

– Отличная мысль, – просияла Лиз. – Когда между публикой и сценой целое футбольное поле, большие экраны – просто находка.

Ей вспомнилось, что из аппаратной музыканты кажутся не больше фигурок на свадебном торте. Неужели посетителей концертов это устраивает? В то же самое время «Джамботрон» продолжал ее нервировать. Исполинский ящик абсолютно неподвижно свисал со своих опор, но ни капли доверия он у Лиз не вызывал. «Прямо-таки тучи Судного дня», – в очередной раз подумалось ей.

– Утро доброе, агент Будро, – раздался у них за спиной звучный голос. Обернувшись, Лиз и Борей увидели мистера Уинслоу, административного директора комплекса. Как и прежде, он был в щегольском белом костюме. Он подошел пожать Бобо руку. – Вот зашел посмотреть.., как идут дела. Все чудесно, а?

– Знаете ли… – начал Борей.

Эдди Винсент энергично ударил по клавишам электрооргана. Нестройный аккорд вырвался из колонок, пронзительный, как гудок на стройплощадке, извещающий о конце рабочего дня. Все схватились за уши.

Страдальческие складки избороздили лицо мистера Уинслоу.

– Ну что ж, пойду, пожалуй. Не хотелось бы путаться под ногами.

– Я уверен, что группе вы совершенно не мешаете, – заметил Бобо.

– Сказать по чести, – произнес директор, пятясь в сторону коридора, – у меня от этой музыки уши болят. Ну, вам-то, молодым, она, наверно, нравится…

Бобо с видом заговорщика приложил к губам палец.

– Э-гм, простите за намек, мистер Уинслоу, но мы должны привлекать к себе как можно меньше внимания, так что позвольте на сем с вами распрощаться.

– О-о! Понимаю! – воскликнул мистер Уинслоу с приятно-изумленным видом человека, который случайно оказался причастен к самым настоящим шпионским приключениям. И вновь пожал Бобо руку. – Рад был увидеться с вами, агент. И с вашей.., прелестной ассистенткой. Всего хорошего, мэм. Мы очень ценим вашу посильную помощь. – Мистер Уинслоу слегка поклонился.

– Ассистенткой! Но я вовсе… – запротестовала Лиз, но пальцы Бобо сильно стиснули ее запястье.

– Пусть идет, Лиз, – прошептал Бобо.

– Но он подумал, что я ваша ассистентка! Почему вы мне не дали… – Мистер Уинслоу свернул в конце коридора налево, к длинным эскалаторам, ведущим в фойе. Его еще можно было догнать.

– Неужели так уж важно, что он там себе думает? – прервал ее Бобо.

Высвободив свою руку, Лиз призадумалась. Уставилась сощуренными глазами на Бобо.

– Ну хорошо, почему вы постарались от него так быстро отделаться?

– Не знаю, заметили вы или как, – небрежно произнес Бобо, – но у мистера Уинслоу есть одна привычка: прерывать фразу на середине, пока вы на него не посмотрите. Значит, если бы мы с ним здесь стояли и гнали светскую пургу, мы бы не смогли следить за сценой.

Брови Лиз удивленно взлетели кверху.

– Да, вы совершенно правы. Прошу прощения. Но при следующей встрече я ему все растолкую. Я не ассистентка.

– Я правильно сказал, что мы должны привлекать к себе как можно меньше внимания? – поинтересовался Бобо, созерцая Лиз ангельски-голубыми глазами.

– Да, но…

– Значит, я вам помогаю соблюдать конспирацию, – заявил Бобо со своей коронной ослепительной улыбкой, явно считая свой довод решающим. В глазах Лиз блеснула ярость. Как бы то ни было, догонять мистера Уинслоу бессмысленно. Борей опять ее обошел. Но ничего, еще посмотрим, кто кого.

Музыка зазвучала вновь. Лучи прожекторов скользили по сцене. Майкл поднялся по лестнице из кулис. Золотистый свет пролился на него сверху. Слоновая кость лица и рук, точно светящихся изнутри, полыхающие огнем гитарные струны, венчик золотых бликов на темных волосах. Он был так хорош собой, что у Лиз перехватило дыхание.

Прожектора осветили и клавишника с барабанщиком. Казалось, будто над их длинными патлами возникли сияющие нимбы. Майкл шагнул вперед – и вышел из светового круга. Нахмурившись, Майкл посмотрел себе под ноги. Задрал голову.

– Стоп! – вскрикнул он. – Стоп! Музыка смолкла.

– Ну что там еще со светом?

Как только все подняли глаза кверху, в районе «Джамботрона» вспух и разорвался огромный огненный шар. Лиз едва не пульнула в сторону сцены оберегом, призванным защитить людей. И лишь благодаря своей быстрой реакции, выработанной в результате упорных тренировок, умудрилась не раздавить ингредиенты в кулаке, когда поняла, что это просто взорвалась какая-то лампа. На сцену посыпались искры. Техники схватились за головы. И только Майкл невозмутимо, с видом рассерженного начальника стоял под огненным дождем.

– Это был мой прожектор?

– Проверьте, кто-нибудь! – Техники засуетились. завопил режиссер.

Бобо решительно, но безболезненно взял Лиз за запястье и разжал ее пальцы. Та изумленно уставилась на него. Бобо взял с ее ладони хрупкий восковой кокон. – Лиз, здесь этим нельзя пользоваться, – заявил он.

– Это почему же? Он совершенно безопасный. Оберег против пожара.

– Позвольте заметить, у него дальности маловато. Всю сцену не покроет.

– Значит, я задействую сразу два, – разозлилась Лиз. – Двух с лихвой хватит.

– А два будут друг друга тормозить и не долетят, даже если вы будете распевать заклинание во всю глотку. А если вообще издали придется?

– А у вас, значит, найдется кое-что получше? – процедила Лиз.

– Еще как, – отвечал Бобо самым дружелюбным тоном. – Утром я связался с начальством. Они разрешили поделиться с вами вот этим.

И он протянул Лиз несколько саше. Лиз уставилась на них с недоверием. Саше испускали сильный запах мирры и портулака – травы-амулета, традиционно повинующейся стихии воды. Лиз не могла признать, что саше – тонкие бумажные конверты, аккуратно зашитые кукурузными волокнами, – изготовлены рукой мастера. – Попозже мы вам и формулу передадим. Если эти штучки вас устроят, конечно.

– Спасибо, – произнесла Лиз, пытаясь скрыть свой сарказм. «Помогли бедной родственнице», – пробурчала она мысленно, просто-таки кипя от ярости. Вот ведь всезнайка нашелся. Его правительство явно может позволить себе более качественные вещи, чем ее правительство. Очередной случай бесстыдного выпендрежа. – Это не тот оберег, о котором вы подумали, – сказала она, стыдясь своего неровного кокона с мокрыми кристалликами внутри, очень похожими на соль для ванны.

– Ну, я вообще-то уверен, что угадал, – сказал Бобо, со всеми возможными предосторожностями возвращая ей кокон. – Наша разведка хорошо работает.

– А наша техника не стоит на месте, и вообще… – Лиз прикусила язык. Она чуть не проболталась, что является ведьмой в бог весть каком поколении и умеет делать эффективные обереги, тысяча чертей! Затем, к своему полному отчаянию, Лиз осознала, что Бобо наверняка и это знает. Лиз призвала себя вспомнить о профессионализме. Она на задании. Но потом – потом она выскажет этому наглецу все, что о нем думает. Лиз учтиво взяла у Бобо саше и выслушала инструкции по их применению.

– «Бимити полоп карума»?

– «Каруна», – поправил Бобо. – Через «н». Лиз кивнула. Смешно: американцы уверяют, что в отличие от англичан не верят в магию, но их соответствующее ведомство создало более успешные контрзаклинания для гипотетического противодействия тому, во что они совершенно не верят.

– Тихо! – завопил режиссер. Лиз испуганно вскинула голову. Неужели их подслушивают? Но, как оказалось, шумели не только Лиз с Бобо. Только сейчас она расслышала последние отголоски скрипа. Огромная коробка наверху слегка качалась. При одном взгляде на «Джамботрон» у Лиз закружилась голова. Ей стало искренне жаль механиков, которые лазают по узким железным галереям на высоте двадцатишестиэтажного дома, чтобы смазывать и чинить эту махину.

На середину сцены вышел Хью Бэнкс в сопровождении завхоза стадиона – грузного мужчины в комбинезоне цвета хаки. Оба уставились наверх. Перегоревший прожектор зиял черной дырой в ряду огней.

– Один из ваших плакатов задел за прожектор, – тоном специалиста заявил завхоз. – Могло и до пожара дойти. Еще повезло, что только один прожектор вырубился.

Режиссер, рассматривая свою замысловатую схему, сообщил:

– Этот прожектор нам очень нужен. Его можно починить?

– Конечно, только лампочку заменим, – сказал завхоз. – Для этого нужно «Джамботрон» поднять. Иначе никак.

– Подождите, пока репетиция не закончится, – вздохнул режиссер. – В пять, хорошо?

– Без проблем.

– По идее, сейчас генеральная репетиция, – возмутился Майкл Скотт. – Это что же, без прожекторов?

Режиссер снова начал бурчать что-то в динамик шлемофона.

– Все нормально, – разнесся по залу голос Кена Льюиса, усиленный колонками. – Я временно выделю Майклу другой прожектор.

– Устраивает? – спросил Бэнкс у гитариста. Тот нехотя кивнул.

Группа вновь начала играть. И вновь прервалась. И вновь. Третий сбой был связан с появлением вспомогательного состава: трио бэк-вокалисток и перкуссиониста Лу Кэри.

– Извините, Бога ради, что мы опоздали, – сказал Кэри, тонкий, как щепка, чернокожий щеголь с тоненькими усиками и костлявым носом. – Время перепутали.

– Ну что с вас взять, занимайте места, – вздохнул режиссер.

– Нам в костюмы переодеться? – спросила одна из певиц – миниатюрная девушка с огромными карими глазами и сочным контральто, которое почти не нуждалось в микрофоне.

– Погодите до перерыва, – распорядился Майкл. – И так в график не укладываемся.

– Все по местам для четвертого номера! Майкл заиграл тоскливую, полную отчаяния мелодию. Лиз узнала известный плач «Изумруда в огне» по погубленной людьми и их машинами природе. Эта песня брала за живое. Лиз, знающая ее наизусть до последнего аккорда, слегка покачивалась в такт музыке.

Вступили и другие музыканты. Опоздавшие, стараясь загладить проступок, поспешили к своим местам Эдди Винсент выжал из синтезатора громоподобное крещендо, имитирующее вой штормового ветра. Сейчас голос Фионны увенчает волну белой пеной на гребнях прибоя и хлынет в души слушателей могучим потоком.

И тут прожектора погасли. От резкой смены освещения все присутствующие на миг ослепли. В полумраке послышался грохот: кто-то поскользнулся и шумно плюхнулся, увлекая за собой что-то гремучее. Неистовая музыка перешла в слабый стон – такой звук издают, сдуваясь, волынки. У Лиз защемило в груди – ей было жаль испорченную песню. Эдди Винсент во всеуслышание неодобрительно отозвался о Господе Боге, его матери и апостолах.

В следующую же секунду воскресшие прожектора осветили злосчастного перкуссиониста, который растянулся на полу, стреноженный кабелями. Несколько техников бросились его поднимать.

– Он мне все провода повыдергивал! – вопил Эдди.

– Я не нарочно, друг! – пристыженно опустил голову Кэри. – Я к твоим клавишам и близко не подходил! Кто-то меня схватил и потащил.., сила какая-то нечистая! Опомнился – лежу носом в пол!

– Вон отсюда, – взревел Эдди. – И быстро! Найджел!

– Эдди, сам подумай, ну зачем ему это делать? Он случайно, – воззвал к разуму Эдди директор, взбегая на сцену. – Мы все свидетели. Он шел совсем в другую сторону. Наверно, просто заблудился в темноте.

– Какая темнота! Полдень! Это хуже, чем в трех соснах заблудиться!

– Я не заблудился, – стоял на своем Кэри. – Меня кто-то схватил за руки и потащил к проводам. Клянусь!

– Ты что, меня за дурака держишь? – оскалился Эдди. – Получше сказку выдумай!

– Я ничего не видел, друг! Прости, пожалуйста! Вокруг клавиш со зловещим видом сгрудились плечистые монтировщики в майках с обрезанными рукавами. Лиз не могла определить, кого из спорящих они собрались защищать. Атмосфера на стадионе вообще установилась какая-то недобрая – и не только из-за стычки. В этой напряженности было что-то неестественное. У, Лиз засосало под ложечкой, но в чем причина, она никак не могла понять.

– Ну, ребята, ребята, – разнял музыкантов Найджел. – Это вы попусту, ей-богу. Надо репетировать, а то вообще перед концертом передохнуть не успеем. Не знаю, как вы, а я, наверно, целый год проспал бы.

– Послушай, – вмешался Хью, – парень извинился. Замнем, а?

Эдди, хмуро глянув на перкуссиониста, нехотя кивнул и даже изобразил на лице улыбку.

– Ну ладно, приятель. Только держись от меня подальше, идет?

– Без проблем, – отвечал Кэри, пятясь с поднятыми вверх руками. Бедняга рад был затеряться среди своих коллег по вспомогательному, нанятому на время тура составу; то были еще двое гитаристов, скрипачка, флейтист, женщина с иллианской волынкой [6]6
  Иллианская волынка используется ирландскими музыкантами. Считается, что овладеть ею очень сложно: необходимо «семь лет учиться, семь лет репетировать и семь лет постоянно выступать на публике».


[Закрыть] и арфист. Последний – высоченный парень по имени Карл Джонсон – сочувственно глянул на Кэри. Эдди, понурив голову, вернулся за клавиши.

Фионна, отделавшись от Фитца – этого пламенного жреца высокой моды, вышла на сцену в «костюме номер два»: белом платье, которое вообще-то было не платьем, а просто боди телесного цвета, обшитом длиннейшей белой бахромой. Смотрелось оно потрясающе, даже сексуально, но Лиз нашла, что Фионна в нем – вылитая афганская борзая. Всей выучки Лиз не хватило, чтобы сдержать взрыв смеха – который, увы, пришелся на одну из редких пауз. Все ошалело обернулись к Лиз. Та покраснела от стыда.

– Чего смешного? Чего смешного, я спрашиваю, черт подери? – взъярилась Фи.

– Извините, – промямлила Лиз.

– Собирайте свои манатки и чтоб духу вашего!.. – завопила Фионна. – Ну? Вы еще здесь?

Бобо, потянув Лиз прочь от сцены, шепнул ей на ухо:

– Не дразните ее. Что-то здесь неладно.

– Вы тоже чувствуете?

– А то! Словно сидишь на пороховой бочке – а вокруг горящими спичками швыряются. У всех нервы вымотаны, но кто их выматывает, человек или тварь какая потусторонняя, никак не пойму. Будьте начеку. У меня предчувствие: что-нибудь обязательно стрясется. Но что?..

Фионна с жаром запела. Музыканты спохватились лишь на следующей строчке и поспешили приступить к аккомпанементу. То была гневная песня о несправедливости, об убийствах невинных людей. В отличие от народной баллады, которую Фионна пела в «О'Флаэрти», эта песня не бередила старые раны, восстанавливая слушателя против англичан, а брала его за шкирку и заставляла возненавидеть всех, кто использует свою силу во зло. Воздух просто-таки заискрился от ярости. «Магия „Изумруда в огне“ – небезопасная штука», – подумалось Лиз. Фионна носилась по сцене туда-сюда, призывая невидимую аудиторию вместе с ней встать на борьбу с угнетателями. Обнявшись с микрофонной стойкой на «восточном мысу» сцены, она почти прохрипела в него куплет. Бахрома обвилась вокруг стойки – да так и прилипла к ней. Фионна, совершив пируэт, отскочила было от стойки. Но та не желала с ней расставаться. На долю секунды стойка опасно накренилась – и с грохотом рухнула у ног Фионны. Колонки исправно распространили по всему стадиону крепкую ругань певицы. Фионна остановилась, буквально подпрыгивая от ярости. Фитц и техники поспешили к ней на выручку.

– Отпорите эту долбаную бахрому с этого долбанного платья, – раскатился по залу приказ Фионны. Ответа Фитца Лиз, слегка оглохшая от колонок, не услышала, но его умоляющее лицо говорило само за себя. – А мне плевать! Я тебе кто – заклинатель змей, блин? Святой, блин, Патрик, на фиг?

Костюмер так и обмер. Вечный миротворец Найджел Питере совершил в сторону Фионны бросок через всю сцену.

– Нет уж! – ответила Фионна на неслышные увещевания директора. – Я не потерплю, чтоб надо мной даже мои платья насмехались!

Найджел, задрав голову, чиркнул себя пальцем по шее. В аппаратной этот знак поняли правильно и выключили Фионнин микрофон, чтобы ее воплей не слышала вся улица. Теперь со стороны казалось, будто певица, Найджел и Фитц словно играют в мимическом спектакле, иногда срываясь на невнятные выкрики. Найджел показал на часы. То был неопровержимый довод: капризничать некогда, главное – концерт. Фитцгиббон с мученическим видом достал ножницы и обкорнал бахрому на рукавах до трехдюймовой длины. Подскочил рабочий с метлой. Фитц в полном смятении – совсем как мать, чьего малыша стригут впервые в жизни, – наблюдал, как тот сметает обрезки. Фионна, не оглядываясь, вернулась на противоположную сторону сцены. Музыканты заиграли вступление. Фионна обхватила обеими руками микрофон и раскрыла рот.

Раздался совершенно нечеловеческий вопль. Просто скрежет тормозов, да и только. Все так и подпрыгнули И тут же из труб в задней части сцены ударили вертикальные струи дыма. На этой зыбкой завесе заплясали фантастические зеленые силуэты – ага, лазерные проекторы заработали. Змеи и птицы мгновенно превращались в завитушки кельтского орнамента. Лиз восхищенно ахнула, но музыканты и техники ошарашенно застыли.

– Сохрани меня все святые и помилуй! Это еще что? – выпалила Фионна, опомнившись первой.

– По графику эта штука включается только на шестой песне! – в ужасе возопил режиссер. – Эй, наверху – вы что, совсем?.. – Придерживая у губ микрофон своего «шлемофона», он сердито погрозил небесам свободной рукой.

– Извините, – отозвался из громкоговорителей срывающийся голосок Робби. Дым перестал валить. – У меня рука соскользнула, курсор ниже перескочил Больше я такого не допущу.

– Во-во, смотри не допускай, – пробурчали все присутствующие чуть ли не в унисон.

Но Робби не сдержала обещания. Мелкие сбои продолжались. Спецэффекты срабатывали то с запозданием, то в самом неподходящем месте сцены. Лиз казалось, будто на ее глазах разрушается прекрасное здание: медленно-медленно, роняя кирпичик за кирпичиком на головы случайных прохожих. Атмосфера чуда, царившая на стадионе в начале репетиции, испарилась без следа, вытесненная чувством полной безнадежности. Свой вклад в это внесла, по всей видимости, и Робби Ундербургер.

– У девчонки просто крыша поехала, – пробурчал Бобо не без сочувствия, наблюдая за Фионной: та металась по сцене, а под ногами у нее то и дело грохали не вовремя крохотные взрывпакеты. Фионна походила на бедолагу ковбоя, которого недруг-стрелок заставил «танцевать» Если бы Робби не извинялась так искренне, можно было бы заподозрить, что она специально издевается над Фионной.

– Как, по-вашему, может быть, она предчувствует надвигающуюся беду? – спросила Лиз. – Потому она и не в себе? – Эта идея весьма увлекла Лиз. – Вдруг Робби ясновидящая? Ее талант мог бы сослужить службу нашему ведомству.., или вашему…

Будро изумленно выгнул свои белесые брови.

– Вот уж о чем не думал, о том не думал, мэм. Может быть, вы насчет нее и правы – но вряд ли она согласится. Сознайтесь – наши оклады как-то блекнут по сравнению с ее нынешними заработками.

Лиз кивнула. Если бы не патриотизм, она и сама бы соблазнилась кругленькими суммами, упомянутыми в досье на административный и технический персонал. Зная себя как человека дотошного, Лиз не сомневалась, что справится чуть ли не с любой работой. Впрочем, если все артисты такие чокнутые, как ее бывшая однокурсница… Тогда спасибо, не надо.

Барабанщик задал ритм, и репетиция возобновилась. Пару песен группе удалось откатать без проблем. Люди немного расслабились. Лиз, держа амулеты наготове, сохраняла бдительность – но поймала себя на том, что ей ужасно приятно быть чуть ли не единственной зрительницей рок-концерта. Правда, ей немного не хватало атмосферы вольницы и братства, которую может создать лишь толпа. Пусть в зале толкотня, пусть сцену плохо видно, но между зрителями подобных действ возникает нечто вроде энергетического симбиоза. Начальный импульс исходит от музыкантов – а зал, усилив его в миллион раз, кидает назад группе. Если концерт задался, такой эффект многократного рикошета превращает неплохое выступление в феноменальный успех. Фионна и ее команда явно были способны зажечь поклонников. Они облагораживали, утешали, будоражили – и все это одновременно. Лиз раскачивалась в такт ритму, не спуская глаз с Фи и Майкла: те, пританцовывая, сошлись в центре сцены и, точно два вихря, отпрянули в разные стороны – будто два электрона очень активной молекулы. Майкл, одетый во все черное, гордый и могучий, отступил к северной стороне сцены, глядя на свои пальцы, перебирающие гитарные струны. Фионна, женственная, эмоциональная, непоседливая, выпорхнула на южный край и сделала широкий круг. Летучая бахрома ее платья казалась в лучах прожекторов тучей белых молний. Фионна застыла, точно изваяние – или свеча. С видом жрицы, совершающей древние мистерии, она указала на лежащий у ее ног кристалл размером с тыкву. Замялась. Перестала петь.

– Стоп! – заорала она. – А ну – стоп! Лиз почувствовала себя ребенком, у которого отняли любимую игрушку. Фионна, ахнув ладонями по своим бедрам, попыталась испепелить взглядом аппаратную.