Текст книги "Заклинание для спецагента"

– Нам пришлось считаться с американскими законами о труде. Так что почти весь вспомогательный персонал для тура мы поневоле наняли здесь, в Штатах, – пояснил Найджел, сделав большой глоток из своего бокала. – Последние три недели я только этим и занимался. Шесть музыкантов, три бэк-вокалистки, два десятка техников и монтировщиков. Все они не в счет. Большинство вообще Онны в жизни не видело. Ими командует наш режиссер. Он и почти все наши техники уже неделю как тут – готовятся к концерту. Ну а костяк группы прилетел сегодня.

Элизабет также считала, что о новичках можно не беспокоиться. Если они не имели контактов с Фионной в Дублине, то ни к нападениям, ни к загадочному сумасшествию агента непричастны.

– Костюмер, – продолжала зачитывать Элизабет свой конспект, – Томас Фитцгиббон, ранее работал в театрах Вест-Энда. Часто выполнял заказы компании Эндрю Ллойда Уэббера. Кеннет Льюис, светооператор. Уроженец Нью-Йорка, тоже с театральным прошлым. Лора Мэннинг, гримерша – ага, опять Вест-Энд. Оператор спецэффектов – женщина, Роберта Ундербургер.

– Зовите ее «Робби». Имя «Роберта» она терпеть не может, – посоветовал Питере.

– Хорошо, – проговорила Элизабет, делая пометку. – Она из округа Мэрии, штат Калифорния. В группе три года. Итак, все эти люди проработали с Фионной как минимум два года. А первое нападение случилось как минимум девять месяцев назад.

– Мы со своей стороны ничего подозрительного не раскопали, – сообщил Бобо. – А вы, Найджел, никаких неувязок не обнаружили?

– Никаких, – произнес директор. Подался вперед, умоляюще выставил ладони. – Это все хорошие, честные люди. Каждый счастлив вносить свою лепту в проект Фионны. У нее, знаете ли, особый дар. Она притягивает людей, как магнит. Поклонники ее, можно сказать, защищают.

– Но теперь, похоже, линия обороны прорвана, – безапелляционно заявила Элизабет. – И, вероятно, у того, кто это сделал, имеются экстрасенсорные способности. Посмотрим. Я здесь для того, чтобы предотвратить все возможные инциденты.

– А что вы можете сделать? – спросил Питере, невольно сжав кулаки. Элизабет покачала головой.

– Если кто-то попытается вновь на нее напасть, мы заметим его.., или ее.., или оно… Я осмотрела ее номер. Туда можно попасть через четыре двери. Две сообщаются с коридорами второго и третьего этажей. Есть еще дверь из номера на балкон и приватная лестница, ведущая к бассейну на четвертом. И внутренняя дверь, которая ведет в мой номер – а я всегда в боевой готовности. Я проследила, чтобы остальные двери были надежно заперты и закляты.

– А какие заклятия вы используете? – спросил Бобо.

Элизабет уставилась на него, гадая, можно ли ему доверять.

– Кто вас призвал? – неожиданно выпалила она.

Питере озадаченно посмотрел на обоих.

– Ну, ФБР, наверное, вы же сами знаете.

– Нет, она имеет в виду другое. – Бобо улыбнулся своей фирменной ослепительной улыбкой. Сверкнул глазами: вопрос был ему ясен. – Она спрашивает, хватит ли у меня квалификации, чтобы задавать ей вопросы. – И, наклонившись к Элизабет, сказал ей на ухо:

– Радушная женщина, рассыпающая улыбки.

С облегчением зажмурившись, Элизабет продолжила ритуал.

– Где это было? – прошептала она.

– В сердце мира, – торжественно произнес Бобо.

– Где была луна?

– Светила над нашими головами. И звали ее Эльмира.

– Хорошо, – расслабилась Элизабет. Имя было ей знакомо. Квалификации Бобо хватает не только для помощи ее отделу – он кое-что смыслит и в древней магической традиции, в которую ее посвятила бабушка. Отлично. Делясь с ним информацией, Элизабет не нарушит своих обетов. Приосанившись, Элизабет обернулась к Питерсу.

– Извините, мы обсуждали один чисто профессиональный вопрос. Я использовала.., э-э-э.., заклятие «Огонь-Вода». Подключилась к электросети отеля.

Питере удивленно выгнул брови, но Бобо лишь кивнул. Вероятно, он разбирался в Неолесной магии и понял намек – аллюзию на «Вулканово Заклятие» из «Трилистенского гримуара» 1585 года, модифицированное с учетом современного уровня техники, – иначе пришлось бы жечь уголь или призывать духов огня при помощи зажигательного стекла.

– Полезут – ой как обожгутся, – одобрительно пробурчал он. – Можно бы еще «Водоземь» поставить, я умею, но от нее докуки многовато. А окна как?

– Без проблем. После моей обработки они по-прежнему открываются – просто печка какая-то, а не город, – но, кроме воздуха, ничего не пропустят.

Бобо ухмыльнулся:

– Видели бы вы наше лето, мэм. Сейчас это еще холодная печка, а не город.

Найджел Питере машинально расстегнул воротник рубашки.

– Холодная? Если еще чуть-чуть.., потеплеет, меня придется с асфальта тряпкой собирать.

Элизабет вновь вернулась к своим заметкам.

– Из служебного арсенала я мало что прихватила – времени не было, так что при мне некая пестрая смесь из штатного оборудования и моих личных инструментов. Что хорошо в разработках ОПЛЯ, так это надежная линейка экстрасенсорных датчиков общего назначения. Я их рассовала по шкафам и чемоданам Фионны – засигналят, если кто-то попытается причинить ей вред с помощью ее собственных вещей. Еще я спустилась на кухню и договорилась насчет химического анализа пищи – пока он не будет сделан, в номер ничего не попадет. Список служащих отеля, которым будет разрешен контакт с музыкантами или вспомогательным персоналом, я должна утвердить лично. Нельзя же за экстраординарным проглядеть ординарное. Я ничего не упустила?

Лицо Бобо расплылось в неспешной улыбке.

– Нет, мэм. Толково работаете. Вознаградив за комплимент своей улыбкой, Элизабет перешла к последнему пункту.

– И наконец, трансфер на стадион «Супердоум» и обратно. Мне нужно, чтобы лимузины подавали сюда как минимум за двадцать минут до назначенного часа, чтобы я успела их осмотреть и проверить.

– Как вам угодно, – сказал Питере. – Но это все завтра. У Онны вплоть до завтрашнего утра ничего не запланировано. Да и утром – так, ерунда пиаровская. Машины я вам пригоню на экспертизу. Тут проблем не будет. Так что до завтра нам с вами больше делать нечего. Она переночует в своем номере в полной безопасности.

– Вот тут я сомневаюсь, – вмешался Бобо, раскачиваясь взад и вперед на стуле. – Я, когда вас внизу ждал, видел: она и этот ее дылда вышли из лифта и вырулили на Бурбон-стрит.

– Что-о? – в один голос вскричали Элизабет и Найджел, вскакивая на ноги. Бобо безмятежно продолжал раскачиваться.

– Почему вы их не остановили? – отчеканила Элизабет, глядя на него сверху вниз. Если это типичный представитель ФБР – значит все они тут бестолковые, ленивые халтурщики. Неудивительно, что в этой стране столько проблем.

– Зачем вдруг? – обиженно проворчал Бобо. – Ничего странного не вижу. Приезжие всегда хотят повидать Квартал и что к нему прилагается. Ночная жизнь бьет ключом. Лучшая на свете музыка. В какой бар ни зайди, обязательно кто-нибудь живьем выступает. Да не один, а с группой.

Элизабет почувствовала, что еле держится на ногах от переутомления.

– Но уже первый час ночи, – возразила она. – Бары скоро кончат работу. Бобо покачал головой:

– Мэм, наши бары не закрываются по меньшей мере до рассвета. А некоторые раньше полуночи не открываются.

– Их надо догнать! – Элизабет пригрезилось краснощекое лицо Рингволла, наливающееся багрянцем. – Немедленно!

Бобо неспешно встал, недоуменно мотая головой, дивясь торопливости этих чужеземцев:

– Ну ладно, ладно, мэм. Ваша воля – закон.

Глава 6

Не успела Элизабет сделать и трех шагов, как ощутила, что просто вымокла от пота. Влажный зной Нового Орлеана навалился на нее сырым, жарким одеялом, непреодолимо-тяжелым и беспощадным.

Она замерла на месте, пытаясь одновременно сориентироваться, куда идти, и победить приступ головокружения. Обернулась к своему спутнику – и обнаружила, что он премило беседует со швейцаром, которого сама Элизабет даже не заметила.

– Здорово, Бор! – заявил этот здоровяк в ливрее. – Как жизнь молодая? Я и не видал, как ты вошел.

– Да я с Конти просочился, – пояснил Бобо, совершая замысловатый ритуал приветствия, состоящий из ряда рукопожатий и ударов ладонью о ладонь собеседника. – Увидишь толпу – обойди.

– Сказано – как отрезано! – И швейцар запрокинул голову, расхохотавшись от всей души.

– А как там твоя красавица?

– Эта моя змея? Да все лютует, правду тебе говорю!

– Э-э-э… Мистер Будро, – вмешалась Элизабет, – мне не хотелось бы вас прерывать, но…

– Сей момент, голубка! – заявил Будро, воздев к небу палец. – Слышь, Вилли? Ты не видел, отсюда недавно такая ласточка выходила? С зелеными волосами?

– Такую не проглядишь, – кивнул швейцар. – Ушла с какими-то ребятами по Бурбон, в сторону Сент-Энн. Наверно, ищут, где бы оттянуться.

И швейцар лениво махнул рукой, указывая направление.

– Спасибо, старина. – Бобо занес руку для прощального удара ладонью о ладонь. – Ладно, надо двигать. Скажи своей мадам, что Бобо привет передает, хорошо?

– Пока, Бор! – помахал швейцар рукой.., и, вмиг окаменев лицом, вернулся к своим обязанностям.

– Извиняюсь за задержку, – сказал Борей и, взяв Элизабет под локоть, повлек ее по улице. – Я думал, стоит потратить время, чтобы узнать, в той ли стороне мы ищем.

Так началась одна из самых странных и запоминающихся пеших прогулок в жизни Элизабет.

Прославленная на весь мир Бурбон-стрит в эти часы была закрыта для транспорта – и слава Богу, поскольку вся она кишела пешеходами. Вначале у Элизабет чуть разум не помрачился от калейдоскопической пестроты шумов, мелодий и огней.

– Абсолютно бесплатный вход! Никаких обязательных порций!

– ..и завтра будет хорошо мне, как сейчас мне хорошо!

– Подайте на тяжелую жизнь!

– О-о-о, цыпа! Ну ты и цыпа!

– ..А ну не трожь!

– «Лаки-доги» [1]1
  «Лаки-дог» – вид хот-догов, которые изготовляются и продаются фирмой «Лаки-дог» в Новом Орлеане.


[Закрыть]! Эй, кто проголодался – «Лаки-доги»! Налетай не зевай!

Правда, спустя несколько минут Элизабет начала различать в этом хаосе некое подобие закономерностей.

Большую часть толпы составляли туристы. Они ходили парами или группами. На груди у них, точно удостоверения личности, висели фотоаппараты или видеокамеры. Некоторые щеголяли в костюмах-тройках – ясное дело, участники какого-нибудь съезда стоматологов или торговцев подшипниками, но большинство было одето в неформальную униформу: шорты, новехонькие футболки с символикой Нового Орлеана (надписи варьировались от просто идиотских до идиотски-похабных) и невероятно нелепые (Элизабет в жизни таких не видывала) головные уборы. Двигались эти люди неспешно, часто останавливались, чтобы заглянуть в витрины, послушать музыку, гремящую из дверей баров, или заснять друг друга на фоне табличек с названиями улиц, малолетних чечеточников или просто мусорных контейнеров.

– Танцы на столах! Знаменитые на весь свет артистки любви! За вход не берем ни цента!

– Лангусты! Лучший повар на весь Квартал!

– ..Ах вот ты как? Ну так иди давай, прыгни в реку, чего стоишь…

– ..Со льда! Кока-кола со льда, со льда! Берем, не проходим!

На протяжении нескольких кварталов, если отсчитывать от перекрестка с Конти, им попалось по крайней мере восемь баров с живой музыкой, еще восемь с «неживой», шесть заведений, где предлагались экзотические танцы и прочие услады («вымойте девушку, которая вам приглянется!»), больше дюжины сувенирных лавок, где торговали масками и боа, кофе и смесью для бейне [2]2
  Бейне (beignet) – французские пончики: маленькие, квадратные, обсыпанные сахарной пудрой.


[Закрыть] в желтых банках, острым соусом (со списком медицинских противопоказаний на бутылочках), бусами всех цветов радуги и извечными безвкусными футболками. И в каждой лавчонке толпились туристы.

Подняв голову, Элизабет обнаружила, что балконы второго и третьего этажей гнутся под тяжестью народа: там стояли, размахивая пластмассовыми стаканчиками с пивом, гуляки. Из толпы внизу их окликали, а женщинам на балконах еще и бросали нитки бус. Одна раскрасневшаяся от удовольствия девушка лет двадцати трех, набрав тяжелую связку бус, задрала свою футболку аж до самой шеи. Под футболкой у нее ровно ничего не было. Толпа ликующе взревела. Такой простоты нравов Элизабет от Нового Орлеана даже не ожидала.

Больше всего этот район города походил на заброшенный увеселительный парк. Асфальт весь в выбоинах и трещинах, облупленные стены, кружево кованых решеток, покрашенных в неяркие цвета. Взгляд то и дело натыкался на людей с щитами, где значилось: «Читаю судьбу по глазам!», «Пиво разливное – 1 долл.», «Апокалипсис не за горами!». Стены домов удивляли яркими красками: были они лимонные и сиреневые, мшисто-зеленые и пламенно-алые. Дома хвалились, точно орденами, медными или керамическими табличками, где указывалось их название, имена владельцев, предназначение и так далее; иногда эта история уходила в прошлое лет на двести. По количеству и качеству информации на улицах Новый Орлеан намного опередил Лондон, где до сих пор, хотя Вторая мировая давно кончилась, отцы города точно стремились запутать гитлеровских десантников.

Но не из одних туристов состояла толпа. Одни – например, зазывалы у входов в рестораны и стриптиз-бары, или парочки, торгующие с тачек розами, явно находились на работе, что сближало их с конными полицейскими в форме, которые возвышались на каждом перекрестке, точно сторожевые башни в людском море. Труднее было раскусить живописно одетых деятелей, что с важным видом фланировали по улице, порой милостиво соглашаясь запечатлеться на фотопленке в обществе туристов – разумеется, за достойное вознаграждение. Тоже трудовые пчелки – но внештатные, сами себе персонал и начальство. И наконец, еще одна категория. К ним подходило только одно имя: «местное население». Они пробивались сквозь толпу, волоча сумки с продуктами или бельем из прачечной. Очевидно, и обыденная жизнь тут не затихала даже по ночам. Любопытное напоминание о том, что Французский Квартал Нового Орлеана не построенный по заказу увеселительный парк, а нормальный район, где люди живут и работают.

Однако Элизабет придавала куда больше важности тому факту, что, если вычесть туристов, каждые два человека из трех в толпе были знакомы с ее спутником.

– БО-РЕ-Е-ЕИ! Как живется-можется, старина?

– Эй, Бо! Куда путь держишь, брательник?

– Бо, душка моя брильянтовая! Что совсем глаз не кажешь?

На каждом шагу (ну, это, конечно, преувеличение – всего лишь на каждом ПЯТОМ или ШЕСТОМ шагу) Будро останавливался, чтобы кому-нибудь помахать, пожать руку, поздороваться. Элизабет, при всем своем нетерпении, была приятно изумлена известностью Будро, хотя приветствия ее несколько шокировали: силы небесные, ну зачем же так орать!

Похоже, в Новом Орлеане люди не только окликали друг друга, но и вообще беседовали во всю глотку. Их нимало не смущало, что собеседник затерян где-то на той стороне улицы, стоит на кованом балкончике или вообще свернул в переулок. Они просто поднатуживались и еще чуточку повышали голос, совершенно не стесняясь того, что каждое слово отлично слышно десяткам абсолютно незнакомых людей. В Англии даже на блошиных рынках такого не бывает. Элизабет сочла, что тут сказывается влияние французов, которые вообще-то и основали Новый Орлеан.

– Как вы думаете, нам удастся их найти? – спросила Элизабет, силясь перенаправить внимание Будро с приятелей на себя и их профессиональный долг.

– Посмотрим. Вы, случайно, не знаете, эти ребята сегодня ужинали? – спросил Будро у Элизабет на ухо, чтобы не мешал уличный гвалт.

– Нет, по-настоящему вряд ли, – сообщила Элизабет. – Это важно?

– Ну, если они засели в каком-нибудь ресторане, их не больно-то разыщешь, – пояснил Будро. – В Квартале ресторанов не меньше, чем баров, а с улицы в их залы трудно заглянуть. Но если они просто шляются или делают остановки, только чтобы пропустить стаканчик, мы их запросто найдем.

– В первом классе, как мне показалось, их снабжали едой беспрерывно, но уже несколько часов прошло, – задумчиво произнесла Элизабет. – Не знаю, правда, чем там кормят. В эконом-классе, например, просто ужасно. Мне пришлось обойтись шоколадками…

Тут Борей застыл на месте, склонил голову набок.

– Ах вот в чем дело! – воскликнул он. – Нет, верно, я совсем сбрендил: все хорошие манеры растерял. Таскаю вас по улицам, а самому даже в голову не пришло спросить, может, вы есть хотите. То-то я смотрю, вид у вас немного понурый.

– Да я не так уж и голодна, – смутилась Элизабет. – Мне кажется, что мой желудок раньше завтрашнего утра не проснется – я же себе биологические часы сбила.

Борей прищурился, запуская ей в глаза свой голубой лазерный взгляд.

– Правда-правда?

– Нет, нет, я великолепно себя чувствую, – уверяла Элизабет, растроганная его вниманием. – Послушайте-ка, давайте, чтобы у вас душа была спокойна, я съем еще шоколадку. Они ведь здесь продаются?

Испытующе поглядев на нее, Борей пожал плечами.

– Ну что ж, как только ваш желудок даст о себе знать, поклянитесь, что позволите мне угостить вас лучшей едой во всем Новом Орлеане. Наша кухня – это что-то… А покамест.., раз уж вы хотите шоколадку, будет вам кое-что в этом духе.

Взяв Элизабет под локоть, он завел ее в одну из многочисленных сувенирных лавчонок, затиснутых между барами и танцклубами.

Ледяное дыхание кондиционера доставило Элизабет такое облегчение, что на миг она всерьез собралась предложить Будро, чтобы он продолжал поиски один. Однако спустя несколько секунд к ней одновременно вернулись чувство долга и спутник.

– Вот. Попробуйте-ка.

Он сунул ей в руки нечто в целлофановой обертке, по всем приметам неотличимое от светло-коричневой лепешки.., оставленной на лугу больной коровой.

– Что это? – спросила Элизабет, подавляя опасливые нотки в своем голосе.

– «Пралине» называется. Наши любимые сладости. Да не мнитесь, попробуйте. Это вкусно.

Элизабет не приходило в голову ни одной вежливой отговорки. Она развернула целлофан и опасливо откусила чуть-чуть.

И попала в рай!

Подобно большинству своих соотечественников, Элизабет была ужасной сладкоежкой, но таких конфет она никогда еще не пробовала. Похоже на сливочную помадку, но вкус мягче; или на сильно подслащенный шербет, но вкус опять же мягче; а внутри оказалось ядрышко из молотых лесных орехов.

– Вы точно не хотите покушать поплотнее? Голос Борея пробудил Элизабет от блаженного забытья, и она виновато сообразила, что чуть ли не в два приема умяла все пралине.

– Нет, нет, все в порядке, – затараторила она. – Вы правы – действительно, очень вкусно.

Ее спутник недоверчиво сдвинул брови, но затем пожал плечами.

– Ну хорошо. Верю-верю. И все-таки хотелось бы мне посмотреть на вас в момент, когда у вас действительно аппетит разыграется.

Сгорая от стыда за свой приступ обжорства, Элизабет вышла вслед за Будро на улицу. Однако совесть не помешала ей взять на заметку местонахождение лавки – чтобы прикупить на память о Новом Орлеане несколько ящиков этих самых пралине. Изящно облизав пальцы, она разнеженно улыбнулась Будро. Может быть, они даже высылают свои продукты по почте, и их можно заказать из Англии. А ей непременно придется подсластить кислое настроение Рингволла, когда она представит ему свой рапорт.

* * *

Музыка. В этом городе музыка была везде. Фи плыла от двери к двери, плыла на энергетической волне, не чуя под ногами булыжной мостовой. Со всех сторон были люди, целые полчища – но никто не толкался, никто не работал локтями. Фи обнаружила, что движется в ритме музыки, льющейся из дверей и с балконов, неожиданно выскакивающей из-за углов, где, даже не обращай внимания на прохожих, наяривают импровизированные ансамбли: шел себе человек с инструментом, плюхнулся на тротуар, осененный вдохновением.., потом к нему присоединился другой, третий… Фионне казалось, что она совсем одна в толпе людей, которые оттягиваются от всей души.

И она даже пожалела, что на самом деле пошла гулять не одна.

– Подождите, – выдохнула, пыхтя, Робби-мать ее за ногу-Ундербургер, пытаясь угнаться за Онной и Ллойдом на своих коротеньких ножках. Она чуть не потерялась в последнем скоплении народа перед входом в блюзовый бар – но, увы, только «чуть».

Вообще-то за Фионной, растянувшись по улице, брела вся группа и главные техники, но сильнее всех ее достала Робби, эта безмозглая соплюшка. Девица хочет повиснуть на шее у Ллойда и жутко страдает, что это невозможно. И смотрит, смотрит измученными глазами. Фиг ей – Фионна своего Ллойда никому не отдаст. Фигура у него что надо. И таланты разнообразные. Может быть, сегодня, попозже, если эта музыка ей не надоест, если кайф не развеется…

Рев труб, дробь барабанов и фортепианные аккорды вторгались в звуки вечной перебранки между ее музыкантами. Они постоянно друг друга подкалывают – послушаешь, так не поверишь, что на самом деле их водой не разлить. Для Фи они были как трое младших братьев, хотя на самом деле все ребята были старше нее. Она их лидер в полном смысле этого слова – ив жизни, и в духовном плане. Фи считала, что указывает им путь – с чем, впрочем, никак не желал согласиться Эдди. Вот ведь.., христианин упертый. И ловко умеет расшевелить в Фи самокритичную совесть, выкованную как-никак в суровом горниле англиканского воспитания.

Фи отдалась звукам Нового Орлеана – пусть лучше они ее ведут. Здорово – какая-то первобытная, пещерных времен сила. Одновременно ласкает и жжет, точно хорошее виски. Голова полнилась музыкой. Фи дышала музыкой, как воздухом, перепоручила ей контроль над своим телом.

– Давайте куда-нибудь зайдем, – взмолился Фитцгиббон.

– Нет, Фитци, – возразила Фи, повелительно подняв руку, точно индеец-проводник. – Дай мне найти правильное местечко.

– В горле пересохло, – пробасил Во.

– У тебя в горле вечно пересохло, – процедил Эдди. Ну и пуританин, еще похлеще Лиззи Мэйфильд. Как странно, что Лиззи появилась, будто чертик из коробочки. Сразу прежними временами повеяло. Тогда они были серьезными школьницами и студентками, честно глодали гранит науки и довольно близко дружили. Теперь Фи богата и знаменита, а Лиз.., кто она там, шпионка? Но кое-что общее между ними по-прежнему есть – и это магия. Фи надула губы. Конечно, Лиз по-настоящему не верит в связь музыки и магии. Пока не верит. Но поверит.

– Да будет вам, у меня ноги гудят, – пожаловался пресс-атташе Пэт Джонс, замыкавший процессию. К его ворчанию присоединились многие.

– Уймитесь! – обернулся к ним Майкл, быстрый, как кобра в прыжке. – Вы же знаете, нельзя ее торопить.

Где-то вдали в горячем, влажном воздухе повисла одна-единственная жалобная нота. Фионна вскинула голову, точно охотничья собака на звук рожка. Улыбнулась. И возгласила:

– Туда!

* * *

То ли она размякла от сладких пралине, то ли просто начала осваиваться в этой новой, престранной обстановке, но вскоре Элизабет обнаружила, что смотрит на Квартал совершенно иными глазами. А сказать точнее, воспринимает его иными чувствами.

Здесь была энергия, биение жизни, сливающееся с ритмом вездесущей музыки. Оно одновременно бодрило и успокаивало душу. Элизабет, настроенная на магию Матери-Земли, изумленно поймала себя на том, что невольно подзаряжается энергией прямо здесь, на улице.., а ведь в городах ей удавалось это делать очень редко. Она ждала от Нового Орлеана чего-то непривычного, даже зловещего. Но эта сторона города стала для нее приятным сюрпризом.

– Моя бабка с твоей бабкой.., сидя у огня…

– Закурить не найдется?

– Кареты! Кто хочет прокатиться на карете! Сюда-сюда!

Даже случайные обрывки мелодий и разговоров звучали теперь для Элизабет по-иному. Из бессмысленного шума они уподобились крикам пролетающих птиц в лесной чаще. Правда, их громкость все еще раздражала, но первое впечатление нестройной, почти пугающей какофонии развеялось. Элизабет охотно бы расслабилась, наслаждаясь происходящим, – но Фионну они пока так и не нашли.

– Либо мы разминулись, либо они куда-то свернули, – заявил Бобо и остановился как вкопанный. – Давайте-ка повернем обратно и попробуем найти их по запаху.

Только тут Элизабет осознала, что они прошли ярко освещенный отрезок Бурбон-стрит до самого конца. Дальше бары и лавки уступали место мирно спящим жилым домам и темным витринам магазинов. Не лучшее место для ночных прогулок в одиночестве. Рассудив, что ее блудных подопечных тоже вряд ли понесло в эти закоулки, Элизабет кивнула Будро и позволила ему повлечь себя назад.

Бобо по-прежнему делал остановки, чтобы поболтать со знакомыми, но теперь Элизабет обнаружила, что эти остановки подчиняются своим особым закономерностям. Кому-то Будро просто махал рукой в ответ, не сбавляя скорости. Других сам отвлекал от их дел: первым здоровался, подступал с расспросами. И очень-очень редко представлял Элизабет своим собеседникам. Среди последних оказались стройный негр в ковбойской шляпе с пером, крутивший в руках вычурную резную трость; а также невысокая грузная женщина в платье-размахайке, с целой копной косичек на голове. Элизабет заметила, что за внешней дружелюбной развязностью Квартала кроется четкая, строгая иерархия. Выкрикивая свои громоподобные, разухабистые приветствия, ново-орлеанцы на самом деле оказывали шифрованные знаки почтения и подтверждали собственный статус. Насколько могла судить Элизабет, в этом колоритном, тесном мирке ее спутник пользовался большим авторитетом. Надо брать на заметку тех немногих, с кем он ее знакомит.

* * *

У самой реки, бредя по колено в бурлящем, желтом от фонарей тумане, Фи услышала, что из сплошного марева джаза вынырнули нежный голос скрипки и энергичные гитарные риффы. Прямо знамение. Новый Орлеан приветствует ее ирландской музыкой. ЗНАМЕНИЕ. В приметы Фи верила всей душой. Она решительно нырнула в дверь – и попала в зал с приятно-холодными кирпичными стенами. По плакатам и картам на этих стенах было ясно: здесь безоговорочно симпатизируют борцам за свободу Изумрудного острова. Тут же лежали приглашения на лекции выдающихся ирландских историков и философов, а также на концерты кельтских групп.

Между входом и аркой, за которой находился внутренний дворик с белым мраморным фонтаном, имелись два дверных проема. Левый вел в бар, где мужчины в мокрых от пота футболках смотрели телевизор. А из правого, где дверь была прикрыта, доносилась музыка.

Нажав на дверную ручку, Фионна увидела, что на сцене, держа гитару на коленях на манер японской лютни, сидит красивый мужчина и, потряхивая рыжеватыми кудрями, нежным тенором поет пронзительную, хватающую за душу песню. Стоя в дверях, Фионна подтянула ему. Высокий чистый голос звезды легко перекрыл усилители. Музыканты удивленно прекратили играть. В зале зажегся свет, выхватив из полумрака ярко-зеленые волосы и черную шелковую тунику новоприбывшей. Зрители зашептались: Фионну узнали.

– Можно нам с вами поиграть? – спросила Фи.

* * *

– Кажется, я взял след, – возгласил Борей, обменявшись несколькими фразами с торговцем хот-догами.

– Стив говорит, они двинули по Тулуз-стрит к реке. Говорит, если бы они зашли в «Темницу» или «Молли», он бы заметил. А значит, я почти угадал, куда они идут.

Он учтиво взял Элизабет под локоть и, лавируя в толпе, свернул с Бурбон в одну из боковых улочек.

Буквально в двух шагах от Бурбон начинался совсем другой город. Вместо толп и музыки, баров и сувенирных лавок – покой, почти благоговейное безмолвие. Люди попадались редко. Здесь неспешно прогуливались парами или сидели, беседуя вполголоса, на балконах. Вывески тоже совсем другие: ателье с нарисованными от руки эскизами в витринах, маленькие, уютные рестораны, бесчисленные антикварные магазинчики. Но энергия, которую Элизабет почувствовала на Бурбон, билась и тут: только была она негромкой и неброской.

Наконец она поделилась своим впечатлением с Бореем.

– Странно. Я как-то не ожидала творческой энергии от знаменитого на весь мир туристического центра.

– Ой, да никуда она не девается, – протянул Борей, явно радуясь ее замечанию. – Я лично убежден, что людей сюда именно духовная энергия тянет. Некоторые даже и слова такого не знают – но чувствуют. Наверно, потому у нас живет так много художников и писателей – про музыкантов я уж и не говорю.

Обернувшись, Борей указал рукой:

– Кварталах в пяти-шести отсюда – Конго-сквер, где Мари Лево устраивала свои колоссальные праздники вуду. Двумя кварталами левее от нас – Джексон-сквер и собор Святого Михаила. Там служил Папа Римский, когда в восьмидесятых годах приезжал в Штаты. Ну и Река, конечно.

– Река?

– Миссисипи, – улыбнулся Будро. – Самая длинная в США. Если дальше пойдем, то через два квартала в нее упремся. Днем было бы слышно каллиопы [3]3
  Каллиопа – клавишный музыкальный инструмент, нечто вроде органа, со старинных пароходов. Для извлечения звуков служат свистки, приводимые в действие паром.


[Закрыть] с колесных пароходов. Вот что я вам скажу: в Новом Орлеане шагу некуда ступить от истории и призраков, но самую мощную энергию я чувствую, когда стою на Променаде Муна и смотрю, как несет свои воды река. В этой воде истории и энергии столько, сколько нам и не снилось – а уж завладеть ею и думать нечего.

Их тихую беседу прервала компания подгулявших юнцов, которые шагали к Бурбон, раскатисто хохоча и размахивая пластмассовыми стаканчиками. Не хохотал из них лишь один – друзья держали его под мышки, а он лишь переставлял ноги с видом смертельно раненного героя.

Провожая их взглядом, Элизабет сморщила нос.

– Неужели вас это не раздражает? Мне кажется, что местные жители должны страшно злиться на всех этих туристов, которые приезжают только ради попоек.

Борей покосился на пьяную компанию с таким видом, словно заметил ее только сейчас.

– Да нет, – возразил он. – Им просто весело. Понимаете, народ сюда едет развеяться. Если они выпьют лишнее или начнут орать песни – невелика беда. Лишь бы никого не обижали. Кроме того, Квартал только на туристические доллары и живет. И вообще, видали бы вы, что здесь на карнавал творится…

– Вам лучше знать, – произнесла Элизабет. – И все же я диву даюсь, какие здесь все терпимые.

Ее спутник, запрокинув голову, расхохотался:

– Елки, во Французском Квартале почти двести лет пили, гуляли и развлекались с куртизанками. Пираты, дуэли и все такое. Так что ж мы теперь будем сучки в чужих глазах подмечать?

Не зная, что сказать, Элизабет сменила тему.

– А куда мы, собственно, идем?

– Что ж, зная примерное направление их движения, я хочу проверить одну догадку, – заявил Бобо. – Вон там есть ирландский паб «О'Флаэрти». Живая музыка – настоящая кельтская – и музыканты очень приветливые, всегда приглашают с собой джемовать. Спорим, что если ваши ребята решили выпить, там-то они и засели.

И в этот же момент, словно повинуясь заклятию, издалека донеслось слабое эхо гитары, а вслед – звучный женский голос, поющий балладу.

– Кажется, вы правы, – выдохнула Элизабет, ускоряя шаг. – Это голос Фе… Фионны. Я его узнаю где уг…

Тут стали различимы слова песни. Элизабет резко замерла на месте.

Но у моих сынов есть сыновья…

– Что такое? – спросил Борей, озабоченно глядя на нее.