Текст книги "Ловушка для демона"

– Очень рад увидеть всех вас, – сказал мягко и тихо Конан.

Двое молодых парней резко повернулись к нему, хватаясь за свои сабли. Хасан слегка замешкался, когда Чин-Коу судорожно схватила его за плечи, но Кай-Ше уже стояла наготове с метательным ножом. Опасная семейка, подумал киммериец. Что касается Гуррана, то он только наблюдал без всякого выражения на лице за всем происходящим, как будто в нем не было никакого страха. Две группы людей соединились, и каждый собирался что-то обрадованно прошептать друг другу, но Конан, грозно прошипев, заставил их замолчать.

– Мы поговорим, когда будем в безопасности, – сказал он тихо, – а это место лежит далеко отсюда.

Подняв Виндру и посадив ее в седло, Конан поправил солдатский плащ на плечах женщины, чтобы придать ей облик приличия и пристойности.

– Я найду что-нибудь, чтобы тебя одеть, – пообещал он. – Возможно, ты еще будешь танцевать для меня.

Виндра уставилась на киммерийца, но он не мог прочесть выражения в ее глазах. Когда Конан прыгнул в седло, волна слабости прошла по всему телу, и он вынужден был ухватиться за высокую луку седла, чтобы не упасть. Гурран тут же поспешил к нему.

– Я сделаю настойку как можно скорее, – сказал старик. – А пока постарайся удержаться, хорошо?

– Я и не собираюсь делать ничего другого, – с трудом выдавил Конан сквозь стиснутые зубы. Ведя под уздцы лошадь Виндры, он также дернул за поводья своего жеребца, пустив его легким шагом вперед, в глубину ночи. Он не сдастся так легко. У него впереди были неоплаченные долги... и двое людей, которых он сначала должен убить.

Глава 17

Найпал взглянул на человека, стоявшего перед ним. Худой, с жесткими, холодными глазами вендиец был похож на солдата. Колдун размышлял о том, какие мотивы руководят сейчас этим человеком. Похоже, что ни личная прибыль, ни жажда власти не слишком привлекают его. В лице и жестах нельзя было прочитать ни одного признака ненависти, гордости или каких-либо других эмоций. Это создавало некоторую неловкость для колдуна, потому что это был первый человек, которым нельзя было манипулировать.

– Ты понимаешь, что я сказал? – вновь спросил Найпал. – Когда Бандаркар будет мертв, тирания закончится. Святыни Катар будут разрешены в каждом городе.

– Разве я уже не говорил тебе, что понял твои слова? – сказал тихо безымянный представитель катари.

Они были одни в этой круглой комнате, с маленьким куполом и барельефом на потолке, изображающим старинных героев из легенд. Золотые светильники на стенах давали мягкое освещение. В комнату не было принесено ни еды, ни вина, так как катари никогда не будут есть в помещении и в присутствии того, кто решил воспользоваться их услугами. Они оба стояли на мягком ковре, так как катари не сел в кресло, а колдун не хотел, чтобы его гость, стоя, нависал над ним. Стоящий во весь рост человек имел преимущество над сидящим из-за своего роста и позиции.

– Ты не сказал, что это будет сделано.

Найпал сделал все, чтобы подавить раздражение в своем голосе. Сегодня нужно было сделать очень много, но эта часть была так же важна, как и другие, и ее нужно было выполнить очень деликатно. Не считая других вещей, которые не произвели впечатления на катари, была сила колдовства и магии. Заклинания, конечно, могли убить катари так же легко и быстро, как и всякого другого человека, но это ничего не говорило и ничего не значило для того, кто верил в смерть, как основу своего учения, каким бы способом она ни пришла, так как это означало, что после смерти катари автоматически соединяется со своей богиней, которой они поклонялись. Из-за всего этого виски колдуна разламывались от боли.

– Это будет сделано, – сказал катари. – В обмен на то, что ты обещал. Бандаркар, даже на своем троне, будет посвящен богине. Но если обещания не будут выполнены...

Найпал не обратил внимания на эту угрозу. Это был тот аспект сделки, с которым он смог бы разобраться и позже.

Но конечно же не намеревался давать дополнительную власть культу, который мог впоследствии попытаться подмять чародея под себя. Ладно, посмотрим, кто кого, подумал Найпал. Корасани, безусловно, смогут защитить его против кинжала убийцы-асассина. Или же это сделает его телохранитель – воин из гробницы царя Ориссы.

– Ты понимаешь также, – продолжил колдун, – что это должно быть совершено, когда я подам сигнал? Не раньше этого. Даже ни на час раньше.

– Разве я уже не сказал, что понял тебя? – повторил катари.

Найпал вздохнул. У катари была репутация убивать своих жертв тогда, когда они считали это нужным, и делать это своими способами, но даже если Бандаркар не сумел защитить себя от злых чар и заклинаний, его смерть не имела бы ничего общего с чарами и колдовством. Для Найпала было особенно важно выйти из этого дела с чистыми руками, так как он хотел, чтобы страна добровольно объединилась под будущим вождем – Каримом Сингхом, а не была бы разодрана на части гражданской войной. И кто поверит тому, что колдун будет использовать катари для своих целей, когда он мог легко поразить свою жертву колдовством или другими методами?

– Очень хорошо, – сказал Найпал. – По моему сигналу Бандаркар погибнет от рук катари на своем троне, прямо на глазах у своей знати и советников.

– Бандаркар умрет.

Найпал был удовлетворен этими словами. Он предложил мешочек с золотом катари, и тот принял его без слов благодарности и не изменив выражения лица. Золото осядет в казне и ларцах катари, и поэтому не было никакой нити, которой можно было связать этого человека, но колдун сделал это все равно – по старой привычке. Когда асассин ушел, Найпал задержался только на одно мгновение, чтобы схватить золотой ларец, в котором находился дьявольский кинжал демона, и поспешил к подземному залу. Оживший воин по-прежнему неподвижно стоял, прислонившись к стене, неутомимый, не нуждающийся во сне солдат. Найпал не смотрел на него. Новизна уже исчезла, и что такое был один-единственный воин, по сравнению с теми тысячами, которых Найпал поднимет из их вечного сна? Он пошел сразу к ларцу из слоновой кости, без колебаний отбросил крышку и откинул шелковую ткань. В зеркале теперь отражался всего лишь один костер, видимый с большой высоты. В течение семи дней зеркало показывало костер ночью и маленькую группу всадников днем, сначала в степях, а потом уже в горах. И почти всегда чародей видел всех всадников одновременно. Они передвигались гораздо медленнее, чем могли бы, и Найпалу потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что они в действительности следовали за караваном, который должен был доставить колдуну его сундуки. Спасение и возможная катастрофа могли случиться одновременно. Семь дней наблюдения за неудачей Карима Сингха, однако, слегка приглушили боль. Она уже не давила, как раньше, когда колдун наблюдал за приближающимся концом. В действительности, если только не считать адской боли в висках, которая пришла, когда он разговаривал с катари, чувства Найпала почти оцепенели. Впереди было еще столько дел, подумал Найпал, закрывая ларец, а оставалось так мало времени. Напряжение было просто невыносимым. Но он должен был одержать победу, как всегда это делал. Найпал вновь быстро расставил корасани на золотых треножниках. И вновь произнес слова заклинания. Вспышки пламени, которые, казалось, были ярче огня самого солнца, снова метнулись к серебряной паутине и образовали огненную клетку. После слов, которые вызывали демона, раздался раскат грома и внутри клетки появился Масрок, повиснув в воздухе и потрясая оружием в пяти из своих восьми рук.

– Прошло так много времени, о Человек, – гневно закричал демон, – с тех пор как ты вызывал меня! Разве ты не чувствовал, как камень пульсирует о твою плоть?

– Я был занят. Возможно, я этого не заметил.

Несколько дней назад Найпал снял кулон с черным опалом, чтобы избавиться от отчаянного пульса камня. Он должен был дать некоторое время демону, чтобы тот «созрел» для предстоящего дела.

– И кроме того, ты и сам сказал, что время не имеет никакого значения для таких, как ты.

Огромная масса демона задрожала, как будто он собирался перепрыгнуть через огненный барьер, сдерживающий его.

– Не будь глупцом, о Человек! Я был заключен в тюрьму, и только пустота в твоих знаниях спасла меня. Другие отражения уже знают, что один из Сивани исчез! Как ты думаешь, как долго я смогу избежать кары?

– Возможно, тебе уже не придется больше спасаться. Я думаю, что день твоей свободы уже совсем близко, и ты сможешь оставить остальных демонов в их тюрьме, где они будут пребывать вечно. В тюрьме, которая будет отгорожена от тебя так же хорошо, как и от всего мира.

– Каким образом, о Человек? И когда?

Найпал улыбнулся, как он делал, когда человек, которого он довел до полного отчаяния и безнадежности, стал показывать первые трещинки, прежде чем расколоться.

– Сообщи мне местоположение гробницы царя Ориссы, – сказал он тихо. – Где находится затерянный в веках город Махарастра?

– Нет! – Слово отозвалось глухим эхом, в то время как Масрок закрутился черным смерчем и огненные стены его клетки изогнулись от ярости демона. – Я никогда не выдам секрета! Никогда!

Колдун сидел, не говоря ни слова, пока ярость чудовища не улеглась.

– Расскажи мне о гробнице, Масрок, – приказал он.

– Никогда, о Человек! Я уже сказал тебе, что есть пределы твоих пут на мне. Возьми кинжал, который я дал тебе, и порази меня. Убей меня, о Человек, если ты этого хочешь. Но я никогда не выдам секрета.

– Никогда? – наклонил голову Найпал, и жестокая улыбка тронула его губы. – Может быть и так. – Он коснулся золотого ларца, но только на мгновение. – Нет, я не буду убивать тебя. Я всего лишь отошлю тебя назад и оставлю тебя там навеки.

– Это еще что за глупость, о Человек?

– Я отправлю тебя не назад в те пространства, где я тебя держал, а в ту тюрьму, которую ты делил со своими двойниками-демонами. Даже демон, возможно, узнает, что такое страх, если его преследователи – тоже демоны? Я могу только уничтожить тебя, Масрок. Убьют ли они тебя, когда ты наконец попадешь им в руки? Или же у демонов есть пытки для своих собратьев? Убьют ли они тебя, или же ты останешься жить, жить до того, как исчезнет само время, под пытками, которые заставят тебя подумать о твоей тюрьме, как о сладком рае? Итак, Масрок?

Громадный демон с яростью посмотрел на колдуна. Его глаза не мигали, и весь он, казалось, был высечен из камня, так неподвижна была его огромная фигура. И все же Найпал знал, о чем демон сейчас думал. Если бы Масрок был человеком, он бы сейчас обливался потом и облизывал пересохшие губы. Найпал знал!

– Моя свобода, о Человек? – сказал наконец демон. – Свобода, и я перестану также служить тебе?

– Когда я найду гробницу, – ответил Найпал, – и когда армия, похороненная в ней, будет в моих руках – тогда ты получишь свою свободу. Разумеется, со связывающим тебя заклинанием, чтобы быть уверенным в том, что ты не сможешь ни причинить мне зла, ни помешать мне в будущем.

– Разумеется, – медленно сказал Масрок.

То, что я сказал о связывающих заклинаниях, было хорошей выдумкой, подумал Найпал. Забота о собственной безопасности в будущем, безусловно, будет достаточно убедительна, чтобы демон поверил, будто чародей сдержит условия их сделки.

– Хорошо, о Человек. Руины Махарастры лежат в десяти лигах к западу от Гвандиакана, поглощенные лесами Гендали.

Победа! Найпал хотел подпрыгнуть в воздух и заплясать от радости. Гвандиакан! Это, должно быть, было доброе предзнаменование, так как первым городом, через который будет проходить караван Карима Сингха и где он остановится на отдых, после Гимелеев, будет именно Гвандиакан. Надо немедленно же связаться с вазамом с помощью магического зеркала. Он должен скакать со всей возможной скоростью, чтобы получить свои сундуки и немедленно идти в гробницу. Неудивительно, что гробницу до сих пор никто не мог найти. Ни одна дорога не была прорублена в лесах Гендали, и очень немногие вообще пытались проникнуть в лес, чтобы срубить несколько могучих, высоких деревьев. Огромные тучи крошечных, жалящих мух атаковали людей и животных, а те, кто сумел избежать жестоких насекомых, получал одну из тех страшных неизвестных болезней, которые иссушали тело болью и ознобом, прежде чем человек умирал в страшных мучениях. Некоторые люди скорее согласились бы умереть, чем войти в эти леса.

– Карты, – сказал Найпал неожиданно. – Мне нужны карты, чтобы мои люди не шли наугад. Ты нарисуешь их для меня.

– Как тебе угодно, о Человек. – Усталое поражение демона звучало как триумфальная музыка в ушах Найпала.

Глава 18

Свершины холмов, нависших над Гвандиаканом, Конан в изумлении уставился на город. Башни из белого алебастра и позолоченные луковичные купола храмов, колоннады дворцов и святынь, созданные людьми холмы из камня и кирпичей – все это поражало взгляд. Размеры же города превосходили всякое воображение.

– Он больше, чем Султанапур, – сказал пораженный Энам.

– Он больше чем Султанапур и Аграпур, вместе взятые, – сказал Ордо.

Канг-Хоу и его племянницы, казалось, принимали размеры города, как само собой разумеющееся, в то время как Хасан и Шамил смотрели во все глаза только на девушек-кхитаянок.

– Вы смотрите на него только в сравнении с крошечными размерами ваших стран, – с издевкой сказала Виндра. Она сидела свободно на лошади, так как Конан не видел никакого смысла держать женщину связанной, как только они отошли на достаточное расстояние от каравана. Она была одета в плащ из зеленого шелка из той кучи одежды, которую сумели взять с собой кхитайские женщины. Они были гораздо меньше ее по росту и размерам, и теснота новой одежды теперь подчеркивала ее бедра и грудь, вероятно, гораздо больше, чем Виндра этого хотела.

– Многие города в Вендии такого же размера или даже больше, – продолжала она. – Да что там говорить, Айодхья по меньше мере в три раза больше Гвандиакана.

– Мы что же, собираемся сидеть весь день на этом месте? – ворчливо сказал Гурран. По мере того как другие уставали от путешествия, гербариус, казалось, черпал откуда-то энергию, но вся она уходила почему-то в раздражение.

Пританис вмешался в разговор, используя еще более резкий тон:

– А что это за дворец, о котором она нам говорила? После многих дней, когда мы ели только то, что могли поймать на охоте, и пили одну только воду, я просто рвусь вперед выпить кувшин хорошего вина и поесть вкусной еды, которую будет мне подавать угодливая, доступная девка. Особенно когда киммериец хочет держать эту вот девку для себя.

Лицо Виндры вспыхнуло, но она сказала только:

– Я приведу вас туда.

Конан дал ей возможность показывать дорогу, держа свою лошадь чуть позади, на расстоянии нескольких шагов, по мере того как они спускались с холмов, направляясь к городу. Конан был далек от мысли, что до конца понимает поступки вендийской женщины и ее характер. Она не сделала ни малейшей попытки улизнуть и ускакать к каравану, даже когда знала, что он находится совсем недалеко, поскольку следы каравана явно указывали его направление. Киммериец часто ловил ее пристальный взгляд, странное, непонятное выражение ее темных глаз ставило Конана в тупик. Он не делал ни малейшей попытки ухаживать за ней; после того, как он силой взял ее с собой, это казалось ему очень жестоким и неправильным поступком. Она могла увидеть угрозу в любых словах, которые он мог сказать, и она не сделала ничего, чтобы заслужить это. Поэтому он, в свою очередь, наблюдал за ней настороженно и думал о том, когда же это ее странное спокойствие кончится. Их путь к городу был очень недолгим, и потом он резко повернул на запад. Прежде чем они спустились с холмов, Конан увидел множество дворцов, расположенных в этом направлении, больших блоков бледного мрамора, усыпанных колоннами, сияющими в свете лучей солнца в открытых местах, разбросанных на десяток лиг. Большие куски девственного леса уходили зелеными пятнами на север и юг. А еще дальше на запад деревья становились все выше и выше, и в той части не было совсем никаких дворцов, насколько он мог видеть. Внезапно перед ними появился громадный дворец с острыми белоснежными шпилями и сверкающими куполами башен, с вздымающимися вверх террасами флейтообразных колонн и мраморными ступенями у входа, которые были шириной не меньше, чем в сто шагов. Слева и справа от ступенчатой лестницы располагался длинный бассейн с мраморными ступенями, в кристальных водах которого отражался белоснежный мрамор дворца. Пока они ехали ко дворцу, Виндра внезапно заговорила:

– Когда-то Гвандиакан был любимым летним курортом знати и придворных вендийских царей, но многие стали опасаться лихорадки, которая гнездится в лесах на западе. Я не была здесь с тех пор, когда мне было семь лет, но я знаю, что тут еще осталось несколько слуг, так что, возможно, в нем еще можно жить.

Она спрыгнула с седла и побежала вверх по широким ступеням лестницы. Ей приходилось делать два шага, чтобы пройти каждую ступень. Конан гораздо медленней, чем Виндра, слез с лошади. Ордо сделал то же самое.

– Она что, опять с нами играет в какую-то вендийскую игру? – спросил одноглазый.

Конан молча покачал головой – его так же, как и одноглазого друга, терзали сомнения и неопределенность. Внезапно около двадцати человек в белых тюрбанах и белых хлопковых туниках появились на вершине лестницы. Рука киммерийца скользнула на рукоять меча, но люди даже не обратили внимания на тех, кто стоял у подножия лестницы, и склонились, почти согнувшись пополам, в поклоне Виндре, бормоча какие-то слова, которые не достигли ушей Конана. Виндра повернулась к слугам спиной.

– Они помнят меня. Все получилось так, как я и опасалась. Здесь только несколько слуг, а сам дворец уже не в очень хорошем состоянии, но все же мы сможем получить здесь минимальные удобства и комфорт.

– Я знаю, какой комфорт мне нужен, – громко объявил Пританис. – Три самых красивых девки, каких я только могу найти. Скинуть с них одежду, и я выберу самую лучшую.

– Я не позволю грубого отношения к моим служанкам, – гневно сказала Виндра.

– Ты забываешь, что ты пленница, девка! – закричал безносый. – Если бы киммериец не находился здесь, я бы уже давным-давно...

– Но я нахожусь здесь, – сказал резко Конан. – И если она хочет, чтобы к ее служанкам относились мягко, значит, ты будешь относиться к ним, как к своим собственным сестрам.

Пританис встретил железный взор Конана только на секунду, после чего отвел в сторону свои темные глаза.

– Держу пари, что в городе есть шлюхи, да и в тавернах тоже, – пробормотал он. – Или ты хочешь, чтобы я и к ним относился, как к своим сестрам?

– Поберегись, если ты собираешься идти в город, – сказал ему Конан. – Помни о том, что в этой стране всех чужеземцев считают лазутчиками и шпионами.

– Я могу и сам позаботиться о себе, – прорычал немедиец. Резко дернув за поводья, он повернул лошадь назад и галопом поскакал в направлении Гвандиакана.

– Нам нужно послать туда еще кого-нибудь, – сказал Конан, глядя вслед удаляющемуся Пританису.

– Я не думаю, что он найдет то, что нам нужно, но информация нам просто необходима. Караван вошел в город, но как долго он будет в нем оставаться? И что делает Карим Сингх? Ордо, проследи за тем, чтобы ни один из слуг Виндры не убежал и не сообщил никому, что здесь остановились чужеземцы. Пока ничто не говорит о том, что Карим Сингх знает о нашем присутствии здесь, а также, что мы следуем за ними, поэтому нам нужно постараться сделать так, чтобы эта ситуация не изменилась. А я пойду в...

– Прошу прощения, – вмешался Канг-Хоу. – Потребуется довольно долгое время для такого явного чужеземца, как вы, чтобы узнать что-нибудь нужное для нас, так как разговоры, как правило, стихают в вашем присутствии. С другой стороны, моя племянница Кай-Ше очень часто сходила за вендийку, когда нужно было помочь в моих делах. Если они сумеет найти здесь вендийскую одежду...

– Я не могу послать вместо себя женщину, – сказал Конан, но кхитаец только улыбнулся.

– Могу заверить вас, что я не послал бы ее, если бы думал, что опасность будет слишком велика.

Конан взглянул на Кай-Ше, которая стояла прямо и невозмутимо рядом с Шамилем. В своем украшенном драконами и цаплями халате она, несомненно, выглядела как кхитаянка, но ее смуглое лицо, почти лишенные раскосости глаза делали предстоящую вылазку вполне возможной.

– Ну, хорошо, – неохотно сказал Конан. – Но пусть она только наблюдает и слушает. Если она будет задавать вопросы, это только может привлечь недобрые глаза к ней, а я не хочу, чтобы она так рисковала.

– Я передам ей о том, что вы о ней беспокоитесь, – сказал купец.

Вскоре к ним подошли слуги (молчаливые люди в тюрбанах) и, низко поклонившись, взяли за поводья лошадей, после чего, поклонившись еще раз и улыбаясь, предложили гостям серебряные бокалы вина и золотые подносы с влажными полотенцами, чтобы обтереть запыленные лица и руки. Мужчина с круглым лицом и порядочным животом появился перед Конаном и, быстро отвесив поклон, сказал:

– Меня зовут Панджар, мой господин. Я старший над слугами во дворце. Моя госпожа приказала мне лично выполнять все ваши пожелания.

Конан огляделся по сторонам в поисках Виндры, но нигде не мог найти ее. Слуги окружили отряд киммерийца тесной толпой, спрашивая, чем они могут служить господам, не угодно ли им будет принять ванну и хотят ли они, чтобы им постелили постель... Мысль о хитрых ловушках и западнях тут же мелькнула в голове у Конана. Но Канг-Хоу уже пошел следом за служанкой в одном направлении, в то время как племянницы ушли со слугами в другом, а Конан хорошо знал, насколько опытен был купец в том, как можно избежать ловушки и коварства. Гурран, однако, не слез со своей лошади.

– Ты не доверяешь этому месту, гербариус? – спросил его Конан.

– Гораздо меньше, чем ты, это несомненно. Конечно же, она одновременно и женщина, и вендийка, что означает, что она или будет охранять тебя ценой своей жизни, или убьет тебя во время сна.

Многие дни, проведенные во время похода, в степи и в лесах, сделали кожу старика темной и обветренной, и теперь она уже меньше напоминала пергамент, а его зубы сверкнули белым блеском, когда он улыбнулся, видя неловкость Конана.

– Я собираюсь поехать в Гвандиакан. Вполне возможно, что я найду в городе ингредиенты для твоего противоядия.

– Этот старик, – проворчал Ордо, когда гербариус отъехал на большое расстояние, – похоже, питается одним солнечным светом и водой, как дерево. Я не думаю, что он даже спит.

– Ты просто завидуешь его бодрости, по мере того как приближаешься к его возрасту, – сказал Конан и засмеялся, когда одноглазый зарычал сквозь зубы.

Коридоры, по которым их вел Панджар, заставили Конана удивиться, вспомнив слова Виндры о том, что дворец был едва обитаем. Разноцветные ковры были разбросаны по полированному мраморному полу, и огромные гобелены висели на стенах. Они были великолепнее, чем те, которые он видел во дворцах Немедии и Заморы, – земель, которые славились на западе своей роскошью. Золотые светильники, оправленные аметистами и опалами, свисали на серебряных цепях с потолков, украшенных фресками и картинами, изображавшими античных героев, охоту на леопарда и загадочных крылатых существ. Искусно сделанные орнаменты из тонкого хрусталя и золота украшали столики из черного дерева, выложенные бирюзой и серебром. Ванные комнаты были бассейнами, украшенными мозаикой с геометрическими узорами, но среди плиток разноцветного мрамора можно было встретить полированный агат и голубой лазурит. В одном бассейне была теплая вода, в другом – холодная. Покрытые вуалями служанки в белых туниках и платьях сновали взад и вперед, наливая из кувшинов душистое масло в бассейны и подавая Конану мыло и мягкие полотенца. Он держал свой длинный меч рядом, передвигая его от одной стены бассейна до другой, по мере того как вода меняла температуру, и это заставляло женщин что-то шептать друг другу из-под своих вуалей. Он не обращал внимание на шокированное выражение их лиц – остаться безоружным означало для него показать этому месту больше доверия, чем оно заслуживало. Отказавшись от замысловатых шелковых одежд, которые они принесли, чтобы сменить его запыленную, пропотевшую одежду, Конан выбрал простую тунику из темно-синего мягкого полотна и повесил свой пояс с мечом поверх нее. Панджар снова появился перед ним, низко поклонившись.

– Прошу вас следовать за мной, господин, – сказал он. Круглолицый слуга выглядел нервным и немного испуганным, но Конан продолжал держать руку на рукоятке меча, идя следом за ним. Зал, в который слуга привел Конана, был помещением с высоким купольным потолком и узкими колоннами, покрытыми искусными, с позолотой, фресками. Эти колонны конечно же были слишком тонкими, чтобы поддерживать потолки, и служили, скорее всего, декоративным убранством зала. На потолке и стенах были сделаны изящные кружевные узоры из мрамора; маленькие отверстия в узоре были действительно небольшими, отметил про себя Конан, но возможно, были достаточными для стрелы арбалета. Пол, покрытый плитками красного и белого мрамора в виде ромбов, был почти пустым, за исключением множества шелковых подушек, сложенных у одной из стен. Позади подушек стояли низенькие столики из чеканной бронзы, на которых лежали золотые подносы с фигами и грушами, покрытый рубинами золотой бокал и высокий хрустальный кувшинчик с вином. Конан подумал, что, возможно, вино отравлено, и чуть не рассмеялся при мысли о том, что можно отравить человека, которого уже отравили.

– Пожалуйста, садитесь, господин, – сказал Панджар, указывая рукой на подушки.

Конан опустился на мягкие подушки, но спросил требовательно у Панджара:

– Где Виндра?

– Моя госпожа отдыхает от своего долгого путешествия, но она приказала вас всячески развлекать. Моя госпожа просит вас извинить ее отсутствие и также просит вас, чтобы к ее служанкам относились вежливо.

Поклонившись еще раз, он ушел. Внезапно мягкая музыка полилась через кружевной узор мрамора у самого потолка – звонкая музыка цитар, нежная музыка флейт и ритмичные удары тамбуринов с колокольчиками. Три девушки появились в зале, стали быстро плясать почти на одном месте, в центре зала. Только их руки и ступни не были покрыты толстым слоем разноцветного шелка, а темные вуали покрывали их лица от подбородка до самых глаз. Они начали танцевать, как только зазвучала музыка, аккомпанируя себе колокольчиками и кастаньетами, укрепленными на пальцах рук. Маленькие золотые колокольчики, привязанные к их щиколоткам, нежно звенели в такт движениям. Даже для вендийцев, подумал Конан, такой способ убийства был бы уж слишком замысловатым. Наполнив бокал вином, он откинулся на подушки и стал лениво наблюдать за танцовщицами. Сначала шаги танцовщиц были медленными, но постепенно, па за па, их скорость возросла. Они крутились в танце и под плавную мелодию подпрыгивали в воздух или крутились волчком, и с каждым прыжком, с каждым волчком кусочек шелка отделялся от их тела. Грациозные прыжки были сделаны каждый раз синхронно; танцовщицы растягивали в шпагате свои стройные ноги или же извивались гибким телом и ногами. Руки вздымались кверху в плавных движениях над их головами. Танцовщицы подпрыгивали в изящном танце, не останавливаясь ни на секунду, то приближаясь к нему, то снова отдаляясь от него. Внезапно их шелка одним неуловимым движением сползли на мраморный пол и три стройных женщины продолжали плясать, но теперь уже их красивые смуглые тела не покрывало ничего, за исключением только их темных вуалей. На их быстрых телах серебрились капельки пота. Конан резко хлопнул в ладоши, и танцовщицы замерли на месте, их округлые груди поднимались и опускались от усталости. Музыканты, по-прежнему невидимые и не знающие, что они остановились, продолжали играть.

– Вы, двое, можете идти, – приказал Конан, указывая рукой на двух девушек. – А ты останься и продолжай плясать.

Темные глаза женщин неуверенно переглянулись друг с другом из-под своих вуалей.

– Ваша госпожа приказала вам развлечь меня, – продолжал он. – Неужели я должен тащить вас волоком по всему дворцу в ее поисках, чтобы сказать ей, что вы не повиновались?

На этот раз взгляд женщин был испуганным, а не недоуменным. Две девушки, на которых он указал рукой, выбежали из зала, а третья уставилась им вслед, как бы тоже думая о том же.

– Танцуй для меня, – сказал Конан.

Неуверенно, с явной неохотой, она начала танцевать. До этого танцовщицы внимательно прислушивались к ритму музыки, но сейчас эта женщина постоянно поворачивала голову, будучи более независимой в своем танце, чтобы держать свои темные глаза на его лице. Она гибко плыла над полом, извиваясь и подпрыгивая так же грациозно, как и прежде, но сейчас в ее движениях и выражении лица чувствовалась какая-то напряженность и неуверенность, как будто она осязаемо чувствовала его пристальный взгляд, скользящий по ее обнаженному телу. Когда она оказалась совсем близко от него, Конан схватил рукой за ее худенькую лодыжку. Она взвизгнула и повалилась на подушки, уставившись на него поверх вуали своими расширенными глазами. В течение нескольких, казавшихся вечностью мгновений единственными звуками в комнате была музыка и ее тяжелое, напряженное дыхание.

– Умоляю вас, господин, – прошептала она наконец. – Моя госпожа просила, чтобы ее служанок не обижали, и...

– А-а, тогда я, значит, твой господин сейчас? – спросил Конан. Он небрежно провел пальцем от колена девушки до ее бедра, и она вздрогнула. – А что, если я позову Панджара и скажу ему, что ты не доставила мне удовольствия? Что, если я потребую, чтобы он отхлестал тебя кнутом, прямо здесь?

– Тогда я... Тогда меня отстегают, господин, – прошептала она и судорожно глотнула воздух.

Конан покачал головой.

– Вы, вендийцы, и вправду сумасшедшие. Неужели ты действительно пойдешь так далеко, чтобы утаить от меня правду?

И прежде, чем она успела отшатнуться, он сдернул с ее лица вуаль. На секунду Виндра ошеломленно уставилась на него, и краска смущения залила ее лицо. Затем ее глаза закрылись, и она отчаянно попыталась закрыться руками.

– Эта уловка не сработала с Канг-Хоу, – засмеялся Конан. – И она также не действует на меня.

Ее лицо покраснело еще больше, и веки сжались еще плотнее.

– На этот раз твоя игра не получилась, – сказал он, склонившись над ней. – Я тебе дам один-единственный, последний шанс убежать, и тогда я покажу тебе, что делают мужчины и женщины, которые не играют в игры.

Краска не оставила ее щек, но ее глаза открылись как раз настолько, чтобы она сумела взглянуть на него сквозь свои длинные густые ресницы.