Текст книги "Ловушка для демона"

– Сейчас, – прошептал самому себе Найпал.

Из сотен бутылочек, пробирок и реторт, которые стояли на его рабочем столе, он выбрал пять, налив точно отмеренное количество жидкости и порошков в ступку, сделанную из черепа девушки-девственницы, убитой ее матерью. Четыре компонента из пяти были настолько редки, что Найпал жалел использовать их даже, когда ему нужно было ничтожное количество этих ингредиентов. Используя кость матери-детоубийцы, которая была отшлифована и служила пестиком, он истолок и размешал компоненты, пока не получилась густая черная паста. Колдун заколебался, прежде чем повернуться к большой плетеной корзине. Затем, придя в себя, он разорвал ремни, закрывающие крышку. Жалость поднялась было в нем, когда он увидел лежащего в ней съежившегося, испуганного оборванного мальчика. Он был связан, а рот его заткнут кляпом. Мальчик оцепенел от страха. Найпал заставил себя встряхнуться и, подавив все эмоции, поднял мальчика из корзины. Ребенок задрожал, когда колдун положил его перед неподвижной фигурой воина. Найпал почти физически чувствовал глаза мальчика, смотревшие на него с ужасом, но пытался не обращать на это внимания. Теперь уже в спешке, как бы желая поскорее со всем покончить, Найпал взял в руки страшное зелье в ступке. Окунув палец левой руки в черную пасту, он начертил символ на лбу связанного мальчика, затем точно такой же символ – на лбу воина. Остатки пасты он аккуратно счистил с пальца куском материи. Воин, ребенок и самый большой из корасани лежали в одной прямой линии. Найпал опустился на подушки и стал читать заклинания, которые он еще никогда не произносил:

– Мон-драал ун’тар, мараан во’ндар!

Слова произносились очень тихо и мягко, но стены комнаты звенели от их резонанса. Три раза Найпал повторил напевное заклинание, и после третьего раза лучи света, холодные и бледные, как снег в горах, метнулись от черного камня. Один из лучей ударил в темный символ на лбу мертвого воина, другой коснулся лба ребенка. Найпал продолжал произносить заклинание снова и снова. Третий ледяной пучок света метнулся в существо, соединив теперь оба символа в одном прямом потоке света. Мальчик выгнулся дугой и застонал, не в силах отвернуть голову от острого яркого луча этого колдовского треугольника. Найпал громко выкрикивал слова заклинания, чтобы заглушать крик ребенка. Стон зазвенел на секунду долгой нотой и прервался, как струна лиры, натянутой слишком сильно. Внезапно наступила полная тишина, лучи света полностью исчезли. Найпал глубоко вздохнул. Дело было закончено. Поднявшись на ноги, он приблизился к безжизненному телу ребенка. Его глаза смотрели только на это маленькое тело.

– Тебя освободили от жизни, полной страданий, голода и боли, – сказал колдун. – Твоя душа ушла в другую, более чистую сферу. Только жизнь взята у тебя. Так должно было случиться, мне нужна была юная жизнь, еще не окончательно сформировавшаяся. – Он выдержал паузу и добавил: – Я использовал бы для этой цели детей богачей и знати, если бы я только мог.

Это будут похоронные костры, достойные повелителя, решил Найпал. Но сейчас эти костры откроет этот никому неизвестный сирота. Очень медленно взор чародея перешел на покрытого кожаными доспехами воина. По-прежнему его грудь оставалась неподвижной и с губ не срывалось дыхание. Был ли огонь в его глазах?

– Ты слышишь меня? – требовательно спросил Найпал.

Воин ничего не ответил.

– Сделай шаг вперед!

Воин покорно сделал один шаг и снова замер, неподвижный, как статуя.

– Ах да, конечно, – задумчиво пробормотал Найпал. – У тебя нет своей собственной воли. Ты подчиняешься мне, тому, кто тебе вновь дал жизнь, и только мне, пока я не прикажу тебе склониться перед другим. Отлично. Именно так и говорилось в рукописях. Пока все сходится. Следуй за мной!

Соблюдая все то же расстояние и дистанцию между собой и колдуном, воин повиновался. Найпал открыл дверь из тяжелых железных прутьев и поманил его рукой. Воин прошел внутрь, и колдун снова закрыл на замок и засов крепкую дверь. Хорошо, подумал Найпал, что можно было давать команды не только голосом, но и жестами. Письмена очень туманно изъяснялись на этот счет. Гулкий звук зазвенел в зале, когда Найпал ударил в гонг обмотанной веревками колотушкой. Железная толстая дверь резко открылась. Осторожно передвигаясь, в яме появились двадцать человек, которые тут же посмотрели на Найпала и неподвижную фигуру перед ними. Дверь позади них внезапно бесшумно закрылась. Увидев кучу мечей, сваленных на песке, они только на секунду заколебались, прежде чем броситься к оружию. Отряд был таким же пестрым, как и оружие, которое люди схватили. Они были одеты в одежды, варьирующиеся от грязных лохмотьев до потрепанных шелковых халатов, возможно, принадлежащих когда-то богачу или князю. Но выбраны эти люди была не наобум; если бы это было так, проверка не была бы абсолютно верной и окончательной. В этой большой широкой яме были бандиты, бродяги, воры, дезертиры из царской армии, каждый из которых был знаком с определенным видом сабли или меча. Им была обещана свобода и пятьдесят золотых... всем, кто останется в живых. Найпал подумал, что он, вполне возможно, выполнит свое обещание.

– Убей их, – приказал колдун.

Еще до того, как слова сорвались с его губ, шестеро бандитов бросились, дико воя, на воина, размахивая своими саблями и мечами. Покрытый кожаными доспехами воин, с лицом, на котором не дрогнула ни одна черточка, как будто это была каменная маска, вытащил из ножен свои старинные мечи и встал в боевую позицию, приготовившись к атаке врагов. Шестеро негодяев атаковали его в безумной ярости, подогреваемой обещанием свободы; воин же сражался с молниеносной и точно отмеренной быстротой. Когда воин сделал наконец несколько шагов вперед, к остальным бандитам, шесть трупов лежали перед ним, а отрубленная голова одного из них катилась по направлению к его товарищам, в ужасе смотревшим на воина. Два дезертира быстро и несколько неуверенно пытались организовать оставшихся в живых в два ряда, как если бы они были пехотинцами на поле боя. Воин не ускорил и не замедлил свое приближение. Два ряда стоявших в отчаянии людей напряглись, ожидая его приближения. Но в двух шагах от строя воин внезапно высоко подпрыгнул вправо, атаковав их. Бандиты Найпала, которых он собрал отовсюду, думали, что они создали пехотный строй, но у них не было щитов для защиты. Двое упали, обливаясь кровью, и задергались в предсмертной агонии, прежде чем строй бандитов сумел повернуться, выполняя выкрики-команды дезертиров. Воин, однако, не стал ждать. Пока ряды перестраивались, он прыгнул влево и ударил с левого фланга. Неуверенный, слабый порядок дрогнул, и строй бандитов рассыпался в вихре звенящей стали, льющейся крови, диких криков и стонов умирающих. Каждый теперь сражался поодиночке, сам по себе, и каждый умирал, когда сверкающее лезвие меча воина пронзало его. Когда фигура в кожаных доспехах перерезала горло последнего дергающегося несчастного, Найпал глубоко и удовлетворенно вздохнул. Двадцать трупов лежали на залитом кровью песке, а вновь оживший воин стоял без малейшей царапины. Вообще-то, если говорить по правде, в его кожаных доспехах были пробоины и порезы, а на его лице были видны следы от удара саблей, разрубившей ему щеку, но ни одна капля крови не упала на камни. Воин молча двигался между телами, желая убедиться, что каждый из них был действительно мертв, и казалось, что сталь мечей и сабель вообще не коснулась его тела. Повернувшись спиной к этой страшной бойне, колдун прислонился к железной решетке и засмеялся, пока не стал сипеть и задыхаться. Все, о чем говорили старые письмена, оказалось правдой. Раны бойца заживут очень быстро. Ничто не могло убить воина, которого Найпал оживил. Больше двух тысяч лет назад завоеватель по имени Орисса захватил около двадцати небольших княжеств и городов-государств и создал из них царство Вендию, а сам стал ее первым царем. И когда царь Орисса умер, его армия в двадцать тысяч воинов была убита и похоронена в склепе вместе с ним, чтобы быть царскими телохранителями и после его смерти. Их тела были сохранены так хорошо, что хотя они уже и не были живыми, они также и не были мертвыми, как это случалось с обычными людьми. Если соблюдать правильные заклинания и ритуал, армия, которая не умирала, снова могла выступить в поход. Все, что нужно было Найпалу, – это найти затерянную в веках гробницу.

– И это, – засмеялся Найпал громко и издевательски, – почти сделано, не так ли, Масрок, мой преданный слуга?

Удача всего предприятия так наполнила его гордостью и счастьем, что парализующий страх, который терзал его все эти дни, был смыт радостной волной. Конечно же, с тех пор уже прошло достаточно времени, В каких бы водах ни очутился корабль (если он был достаточно близко, чтобы угрожать Найпалу, когда колдун был так близко к своей цели), он должен был уже причалить к берегу. И если это случилось, конечно же любая опасность, которая угрожала чародею этим судном, уже была ликвидирована его подручными. Найпал не мог себе позволить других мыслей, только не сейчас, когда сегодня он одержал уже столько побед. Уверенной рукой он поднял резную крышку ларца из слоновой кости и отбросил мягкую шелковую материю. Черная поверхность зеркала была украшена десятками ярких точек света. Найпалу потребовалось только одно мгновение, чтобы сообразить, что то, что он увидел, было огромное количество походных костров, наблюдаемое с большой высоты. Если крошечная группа людей испугала его прежде, то на этот раз он увидел целую армию. Несколько дней страха «вознаградили» его за эти мучения еще большим страхом. Была ли опасность корабля устранена этими огоньками, или же, наоборот, огоньки стали опасностью, «слившись» с кораблем? Была ли это новая угроза, которая превзошла старую? Долго-долго в эту ночь дикий гневный вой Найпала звучал в высоком купольном зале.

Глава 11

Когда первые бледные лучи рассвета показались на горизонте, Конан уже встал и оседлал своего жеребца. Гулкие удары топора, рубящего дрова, донеслись до него с берега Зарпаша, примерно в половине лиги отсюда. Конан взглянул в том направлении, где берег реки зарос большими, высокими деревьями. Он покачал головой, взглянув на верблюдов кхитайского торговца, которые делились водой с лошадьми контрабандистов. По мнению киммерийца, верблюды были очень грязными животными в своих привычках и запахе, и к тому же им нельзя было доверять. Конан в любом случае предпочел бы вместо верблюдов лошадей или даже мулов.

– Вонючая скотина, – проворчал Ордо, ударив верблюда по боку, чтобы он отошел в сторону. Закашлявшись от облака пыли, которую поднял верблюд, одноглазый отошел к своему коню. – И грязный тоже.

– Ты видел товары, которые они везут с собой? – спросил его тихо Конан.

– Я не видел никаких сундуков, если это то, что ты имеешь в виду. Но мы будем пересекать реку этим утром, знаешь?

– Обрати внимание, Ордо. Его товары – всего лишь ковры, и бархат, и гобелены, как сказал кхитаец. Но их стоимость немала, Ордо. – Киммериец был в юности вором, и его цепкие глаза все еще могли моментально оценить почти все, что стоило того, чтобы его украсть. – Это в основном третьесортного качества товары, возможно, второго сорта. Я даже не посчитал бы их стоящими того, чтобы доставить даже до Аренджуна, не говоря уже о Вендии.

– Расстояние и редкость товара увеличивают его стоимость, – сказал Канг-Хоу, приблизившись бесшумно на своих подбитых шелком туфлях. Его руки были спрятаны в рукавах бледно-голубой бархатной туники, на этот раз эта туника была украшена воробьями в полете. – Совершенно ясно, что ты не купец, Патил. Иранистанский ковер, который едва дает прибыль в Туране, даст в Вендии цену в пятьдесят раз большую. Ты думаешь, что самые лучшие вендийские ковры идут в Туран? Эти ковры украшают полы дворцов вендийской знати, и в то же время гораздо большую цену платят за второсортный ковер из Аграпура, чем за лучшего качества ковер в Айодхье.

– Я не купец, – согласился Конан, отступив со своим бхалканийским жеребцом от линии пикета, – да и не желаю им быть. И в то же время я так же стремлюсь попасть в Вендию, как и вы. Если вы извините меня, Канг-Хоу, мне нужно проверить, когда караван выступает в путь. И что еще я могу узнать о нем, – добавил он для ушей Ордо.

Конан медленно ехал по лагерю. Хотя киммериец действительно спешил вперед, он также хотел осмотреться вокруг, чтобы, возможно, снова встретить те сундуки, которые были использованы для транспортировки чая. В действительности караван был разбит не на один, а на три лагеря, стоящих рядом, и они были даже больше, чем предполагал Конан. Сорок три купца со своими слугами, конюхами, помощниками и стражниками составляли почти тысячу человек каравана. Среди них были вендийцы и кхитайцы, заморийцы и туранцы, кофийцы и иранистанцы. Люди спешили свернуть и разобрать палатки, нагружая тюки, плетеные корзины и рулоны материи на верблюдов и вьючных мулов под пристальным наблюдением богато одетых купцов, которые также смотрели и друг за другом с неослабевающим подозрением, думая о том, что его сосед купил по дешевке товары или что он собирается продать его на тех же рынках. Конан также получил свою долю внимательных подозрительных взглядов, и не один купец нервно позвал своих охранников, когда высокий киммериец проезжал мимо. У вендийской знати, сопровождающей вазама в Аграпур, был свой собственный лагерь, настолько пестрый и странный, что даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что тут было бесполезно искать сундучки со «специями». Первой мыслью Конана было то, что он натолкнулся на бродячую ярмарку, так как больше, чем пятьсот человек окружали разноцветные, полосатые павильоны, сворачиваемые теперь украшенными тюрбанами слугами. И здесь тоже можно было встретить людей из многих земель и стран, но на этот раз это были особого рода путешественники. Здесь были жонглеры, бросающие в воздух горящие факелы и кегли, и акробаты, балансирующие на вершине длинного шеста. Медведь танцевал под звуки флейты, эквилибристы и гимнасты сгибались и разгибались, как будто их тела были сделаны из резины, музыканты играли на своих лютнях, унтарах и арфах. Несколько людей в длинных богатых одеждах и с густыми длинными бородами бродили по карнавальной, пестрой толпе, как если бы она для них не существовала. Они шли группами по двое и трое. Двое из них, выкрикивающие в лицо друг другу оскорбления и готовые уже вцепиться соседу в глотку, не сумели осуществить это милое намерение – сильный, обнаженный до пояса и намазанный на буграх мышц маслом борец удерживал их от драки.

Третий лагерь был уже свернут и начал медленно идти к реке, где дровосеки уже рубили деревья для плотов, чтобы пересечь на них реку, но Конан в любом случае не собирался даже приближаться к ним. Не то чтобы он не мог подумать, будто сундуки оказались в багаже Карима Сингха, вазама Вендии, но пятьсот суровых, вооруженных до зубов вендийских кавалеристов стояли на пути, и с ними лучше было не шутить. Их крепкие кольчуги и шлемы с тюрбанами, с которых также свисала кольчуга, закрывающая лицо и шею, были похожи на те, что были у вендийцев, атаковавших контрабандистов на берегу Зарпаша. Эти люди явно осознавали, как глубоко они находятся на спорной территории. Они ехали на своих лошадях, как гибкие настороженные пантеры, готовые прыгнуть при каждом звуке, а их длинные острые копья угрожающе опускались на каждого, кто приближался к ним на расстояние ста шагов.

Внезапно что-то свистнуло у самого лица Конана, настолько близко, что киммериец почувствовал дуновение ветра. «Стрела арбалета», – тут же отреагировал Конан. Он инстинктивно пригнулся так низко в своем седле, как позволяла ему высокая лука седла, и ударил каблуками сапог в бока черного жеребца. Конь бросился как бешеный и быстро ушел вперед, опередив убийцу, стрелявшего в Конана. Конан скорее почувствовал, чем увидел, как другие стрелы проносились рядом, и один раз его седло сильно тряхнуло от впившейся в него стрелы. Когда наконец река стала уже совсем близко, киммериец поднял голову и посмотрел назад. В лагере, который постепенно сворачивали и готовили к походу, все выглядело по-прежнему. Конан не заметил ни одного арбалетчика, никто даже не смотрел в его направлении. Соскочив с коня, Конан внимательно осмотрел своего жеребца. Животное не было ранено и даже не испугалось, готовое снова скакать куда угодно, но в самой верхушке луки седла торчала стрела толщиной в палец. По спине Конана пробежал холодок. Еще на волосок выше – и стрела бы впилась ему в спину. Ну что ж, по крайней мере у него теперь не было ни малейших сомнений, что сундуки были в караване.

– Эй ты! – раздался крик со стороны реки. – Ты, Патил!

Конан глянул в направлении голоса и увидел Торио, командира отряда стражников каравана, который скакал к нему. Конан быстрым движением вырвал стрелу из седла и бросил ее на землю, после чего сел в седло и подъехал к стражнику, который тут же заговорил:

– Дважды в год, в течение десяти лет, я путешествую из Аграпура в Айодхью и обратно, и каждый раз вижу что-то новое. Теперь же это «что-то» – такая необычная вещь, с которой я еще никогда раньше не встречался.

– И что же за странная вещь?

– Его Высочество, Карим Сингх, вазам Вендии, Советник Слона желает тебя видеть, Патил. Я не хочу оскорбить тебя, но ты явно не принадлежишь к знати, а Карим Сингх очень редко принимает у себя тех, кто стоит ниже него. Почему же он вдруг пожелал увидеть тебя, о ком он, скорее всего, никогда прежде и не слышал?

– Советник Слона? – спросил Конан, частично потому, что у него не было толкового ответа на это, а частично из-за того, что это название удивило его. Он уже слышал об этих больших серых животных, чьи бивни так ценились в Туране, и очень наделся увидеть хотя бы одного из них во время своего путешествия.

– Один из титулов царя Вендии – Слон, – ответил Торио. – Я думаю, это не более глупо, чем то, что Илдиза называют Золотым Орлом или любым другим именем, которые так любят давать себе цари.

– И где же находится этот Советник Слона?

– Он уже перебрался на другой берег реки, и я придержал бы свой язык, находясь рядом с ним, если бы не хотел потерять его. Вон его павильон. – Торио указал рукой на большой шатер из золотистого шелка, расположенный на другом берегу и окруженный сотней венд и исках копейщиков, которые наставили свои копья, охраняя его. – Ему наплевать на то, что мы должны ждать своей очереди потому, что ему вдруг захотелось поговорить с тобой, но его отряд и знать в его посольстве должны быть первыми на марше. Карим Сингх плюет на жалких червей у себя под ногами и не собирается дышать пылью от каравана. – Командир стражников выдержал паузу, нахмурившись своим мыслям и бросая время от времени внимательные взгляды на Конана. – Мое положение очень нелегкое, Патил. Я отвечаю за безопасность всех в караване, но не должен никого обидеть. Тех, кто несет всякую чушь, и тех, кто хочет получить преимущества и льготы. Далеко не всегда опасность приходит снаружи, от кайгаров или зуагиров. Человек может заработать немного серебра, и хотя сумма эта будет не так велика, как может быть предложена другим, зато только молчание о том, что сказано и кому, требуется в этом случае, а не полная преданность. Ты понял, что я тебе сказал?

– Нет, – честно ответил Конан, и стражник напрягся, как будто его ударили по лицу.

– Ну что ж, ладно, Патил. Играй в свою игру в одиночку, если тебе это угодно, но помни, что только очень могущественные люди могут, играя в одиночку, выжить.

Резко дернув за поводья, Торио поскакал в сторону. Этот человек принадлежал вендийской знати и жонглерам, подумал Конан. Он молол языком непонятную чепуху и обиделся, когда его не поняли.

На берегу реки, где росла большая роща деревьев, Конан увидел вспотевших, возбужденных людей, что-то кричавших и ругавшихся. С громким треском еще одно толстое дерево рухнуло на землю, и дровосеки подскочили со своими топорами обрубить ветки и сучья, чтобы бревно можно было подкатить к большому, наполовину законченному плоту, стоявшему у самого берега. Отряд вендийских копейщиков вел лошадей на другой плот, который был примерно пятнадцать метров в длину, в то время как третий плот-паром уже был на середине реки, постепенно продвигаясь к другому берегу, вдоль двух толстых, длинных канатов, которые колыхались, дрожа на медленном течении Зарпаша. Еще один тяжелый канат был протянут с берега на берег для плота, который не был пока закончен. Веревки, соединенные с плотами, двигал один «двигатель» – их с каждого берега тянули на плечах оборванные рабы – по сорок человек на каждый плот.

Вендийские кавалеристы уставились на Конана, их черные глаза почти не мигали и были лишены всякого выражения, когда киммериец вместе со всадниками погрузился на плот. Это были высокие люди, но Конан был на полголовы выше самого высокого из них. Некоторые при виде киммерийца пытались встать более прямо. Единственным звуком на плоту был стук копыт, когда лошади переминались с ноги на ногу. Конан чувствовал напряжение солдат. Любой из них принял бы прямой взгляд как вызов, а то, что он явно не обращал на них внимания, могло сойти за оскорбление. Так как Конан не собирался лезть в драку до того, как пересечет реку, киммериец сделал вид, что проверяет седельную подпругу. Плот дрожал и уходил то влево, то вправо, по мере того как веревки натягивались и он медленно шел вперед, слегка сползая вниз по течению. Только тогда Конан обнаружил, что кто-то внимательно высматривает что-то на берегу. Далеко от воды Торио ехал медленно на лошади, вглядываясь в песок. Взглянув на то, что он выбросил, Конан понял, в чем дело. Он смотрел на офицера стражников, пока плот не коснулся дальнего берега.