Текст книги "Веспасиан. Трибун Рима"

Антония хлопнула в ладоши. Из-за занавеси слева от нее появились три молодые рабыни. Дождавшись, пока мужчины снимут тоги, девушки забрали их и унесли.

Снова раздался стук в дверь.

– Войдите, – тем же тоном ответила Антония.

– Домина, – доложил Палл. – Консул Марк Азиний Агриппа.

– Консул, великая честь принимать тебя, – произнесла хозяйка дома, когда на удивление низенький и начинающий лысеть мужчина вступил в комнату.

– А мне посещать тебя, – ответил Азиний. Бегающие темные глазки скользнули по другим гостям. Появившееся в них выражение говорило, что никого неожиданного он здесь не застал. – Сенатор, надеюсь, ты в добром здравии?

– Спасибо, консул, лучше и быть не может, – отозвался Гай. – Могу я представить тебе своих племянников Сабина и Веспасиана?

– Рад познакомиться с вами, – кивнул Азиний братьям, передавая тогу поджидавшей служанке.

– Господа, прошу располагаться и перекусить, – сказала Антония, направляясь к центральной кушетке. – Консул устроятся здесь. – Она указала на ложе с правой, более почетной стороны. – А молодые люди возлягут слева.

Палл отдернул занавесь, снова появились рабыни, на этот раз, чтобы снять с гостей сандалии и омыть им ноги. Заменив уличную обувь на шлепанцы, которые мужчины принесли с собой, девушки устроили обедающих на кушетках и расстелили перед каждым по белой салфетке.

Рабыни с сандалиями ушли, уступив место пяти другим служанкам, принесшим ножи, ложки, тарелки и чаши. Обнаружив Ценис среди тех, кто прислуживает госпоже, Веспасиан ощутил волну возбуждения. Он старательно отводил глаза, когда девушка склонилась над столом, и ее простое платье соскользнуло, обнажив две идеальной формы, увенчанные розовыми сосками груди, тихо покачивающиеся в такт движениям рук, раскладывающих столовые приборы. Чувствуя, как кровь приливает к низу живота, Веспасиан заворочался на ложе, чтобы не выставить себя в смешном свете. Антония заметила его смущение и, догадываясь о причине, улыбнулась. Потом посмотрела на Азиния.

– Консул, я нахожусь в неловком положении, будучи хозяйкой, но не имея рядом хозяина. И буду очень признательна, если ты возьмешь на себя входящую в обязанности хозяину дома заботу о крепости вина.

– Разумеется, милостивая госпожа. С удовольствием. – Азиний посмотрел на Палла. – Мы начнем с четырех частей воды и одной части вина.

Управляющий кивнул и дал знак рабам, терпеливо ожидающим приказа подавать первую перемену. Веспасиан старался не смотреть вслед уходящей Ценис, чтобы не усугубить и без того значительную проблему. Он проклинал себя за то, что его угораздило увлечься невольницей, с которой ему нельзя даже переговорить, находясь в одной комнате, а про надежду обладать ею и вовсе стоит забыть.

Обед проходил в спокойной формальной обстановке. За густацио последовало блюдо из больших омаров со спаржей в качестве гарнира, а их в свою очередь сменили кефаль с Корсики и гусиная печень с трюфелями. Наконец подали жареного кабана, обсыпанного тмином, в винном соусе.

Антония вела беседу, перескакивая с темы на тему, неизменно предоставляя гостям возможность высказать свое мнение, но если возникало расхождение, поддерживала Азиния. Веспасиан постепенно успокоился, и если не считать редких взглядов в сторону Ценис, расслабился, стал находить удовольствие в еде, а подчас, пусть неуклюже, даже вносить свою лепту в разговор. Время незаметно текло в приятной компании, вышколенные рабы бесшумно сновали между гостями. Ко времени, когда принесли блюда с грушами, яблоками и фигами, солнце зашло, слуги зажгли лампы, а в дополнение к расположенному под полом отоплению притащили пару переносных жаровен. Лишившись основного источника света, комната стала как-то уютнее, разговор оживился, чему причиной отчасти было решение Азиния уменьшить долю смешиваемой с вином воды.

Палл, убедившись, что у обедающих есть все, что нужно, подал рабам знак удалиться. Он проверил, что никто не подслушивает в служебном помещении за занавесью и не стоит за дверью, кивнул Антонии и удалился в темный угол комнаты – ожидать дальнейших приказаний госпожи.

Взяв грушу, Антония принялась чистить ее ножичком.

– Все это очень мило, Гай, но ты, я уверена, понимаешь, что я пригласила тебя и твоих очаровательных племянников не затем, чтобы обсуждать недавнюю кампанию в Африке, гонки или жуткие цены на хороших рабов. Налицо серьезнейший политический кризис, начало которого мы наблюдали с вхождением Сеяна в фавор у императора, а развязку, если не примем мер, увидим через несколько месяцев.

Матрона замолчала, положила срезанную кожицу, отделила от груши кусочек и положила в рот.

– Полагаю, наш уважаемый консул лучше способен обрисовать ситуацию.

Азиний кивнул и громко рыгнул.

– Конечно. И спасибо за изысканное угощение. – Консул отхлебнул вина, посмаковал его, оценивая вкус, и приступил к делу.

– Когда после страшных лет гражданской войны Божественный Август создавал преторианскую гвардию, он руководствовался необходимостью защищать столицу от угрозы извне – со стороны мятежных легионов, а также изнутри – в лице подстрекателей толпы, которых мы во множестве навидались в последние дни республики. Единственной силой, державшей гвардейцев в узде, являлся сам император, который мудро поставил во главе преторианцев двух префектов, чтобы они уравновешивали влияние друг друга. Сеян получил пост префекта в последний год правления Августа и делил командование со своим отцом Луцием Сеем Страбоном. Честным человеком, судя по всему. Настолько честным, что первым же указом Тиберия как императора было назначение его на должность наместника Египта. К несчастью, Тиберий не удосужился назначить Страбону преемника, поэтому Сеян вот уже десять с лишним лет единолично руководит гвардией и за это время завоевал полное доверие Тиберия.

Азиний сделал еще глоток вина, потом продолжил.

– А теперь, после злосчастной кончины твоего возлюбленного сына Германика, домина, и смерти Друза, сына императора, Сеян начал рассматривать себя как наследника Тиберия.

– Злосчастной? Ха! – выдохнула Антония, и Веспасиан удивленно заморгал.

В течение всего вечера матрона выказывала себя безупречной хозяйкой: спокойной, доброжелательной и обходительной, но в этот миг он заметил бушующий в ней огонь, делавший Антонию самой ужасной женщиной своего поколения, не терпящей никого, кто встает у нее на пути.

– Мой сын Германик был отравлен в Сирии наместником Кальпурнием Пизоном по приказу Сеяна и, вероятно, с ведома самого Тиберия! Впрочем, последнее я не могу доказать. В любом случае, самоубийство Пизона как раз перед началом суда говорит о его виновности. Что до Друза, то это его жена Ливилла, подлая гарпия, а не дочь, которую я пригрела на своей груди, отравила парня. Я уверена в этом, хотя опять же не могу доказать. Она – любовница Сеяна, который в этом году просил у императора разрешения жениться на ней. Тиберий отказал и запретил им видеться друг с другом. Она все равно осталась с Сеяном, хотя они слишком хитры, чтобы привлекать к этому факту внимание повелителя.

– Вот это действительно новость, домина, – сказал Гай, переваривая услышанное. – Это означает, что Сеян не остановится перед покушением на жизнь императора.

– Нет, он слишком умен, – ответила Антония. – Сеян знает, что попытайся он облачиться в пурпур, сенат и половина легионов встанут против него, и снова начнется гражданская война.

– Этот негодяй поступил еще умнее, – с улыбкой заявил Азиний. – Он ухитрился избавиться от Тиберия, не убивая его.

– Но император всего лишь вчера был в Большом цирке! – забывшись, выпалил Веспасиан.

– Был, молодой человек. Разумеется, был. Но в последний раз. – Азиний глотнул еще вина. – За последнюю пару лет мы наблюдали целый шквал дел об измене. По большей части они основывались на ложных доносах, но неизменно заканчивались обвинительным приговором. Это позволило Сеяну убедить императора в том, что заговоры зреют на каждом углу. Тиберий знает, что никогда не пользовался популярностью, и не чувствовал себя уверенно с тех самых пор, как в момент его вступления на престол взбунтовались легионы на Рейне. Он пытался сблизиться с сенатом, передавал ему право принимать решения, касающиеся внешней и внутренней политики, позволял сенаторам голосовать против его предложений, и даже уступал дорогу консулам, встретившись с ними на улице. Но теперь повелитель пришел к выводу, что эта политика сработала против него. Что сенат принял эти миролюбивые действия за слабость и теперь намерен сместить его.

– И доказательством для Тиберия служат обвинительные приговоры по делам об измене, – добавила Антония.

– Подстроенные Сеяном? – высказал предположение Гай, восхищаясь ловкой стратегией.

– Именно. Напомнив также о смерти двоих очевидных наследников, Сеян сумел убедить императора, что сенат намерен возродить республику – мысль, ненавистная Тиберию. Когда много лет назад его собственный брат, муж госпожи Антонии, обмолвился об этой идее в частном письме, он предал родича в руки Августа. Сеян разыграл все искусно, представив Тиберию доказательства основательности главных его страхов, одновременно скрыв источник настоящей угрозы. Префект дал повелителю совет уехать ради собственной безопасности из Рима сразу после наступления нового года и приведения к присяге новых консулов, и постоянно поселиться в императорской резиденции на острове Капри.

– Но, услав императора, единственного своего защитника, разве не окажется Сеян уязвим перед атаками сената? – сказал Гай, полагая, что обнаружил в плане слабое место.

– В обычных обстоятельствах так бы и случилось, – ответила снова взявшая себя в руки Антония. – Но Сеяну каким-то образом удалось уговорить Тиберия назначить консулами Гнея Корнелия Гетулика и Гая Кальвизия Сабина.

– Да, знаю. Оба – личности непримечательные: Гетулик кропает мерзкие стишки, снискав популярность среди солдат, а Кальвизий Сабин слегка туговато соображает.

– Слегка? – Антония расхохоталась. – Да по сравнению с ним мой сын Клавдий покажется хитроумным юристом!

– Итак, кому предстоит в следующем году возглавлять сенат? – задал риторический вопрос Азиний. – Придурку и человеку, популярному в войсках, дочь которого, по счастливой случайности, помолвлена со старшим сыном Сеяна.

– Ого! – воскликнул Гай.

– Вот именно, друг мой, – сказала матрона. – Но и это еще не все.

Веспасиан с Сабином переглянулись – оба гадали, какую новую пакость замыслил Сеян, и удивлялись, с какой стати им, простым деревенским парням, доверяют такие тайны.

– Но что ему еще придумывать? – произнес искренне озадаченный Гай. – Все складывается как нельзя лучше: Тиберий оказывается на острове под охраной преторианцев и получает только те новости, которые намерен сообщать ему Сеян. Тем временем сенат в руках людей, один из которых слишком глуп, чтобы подтереть без чужой подсказки собственную задницу, а второй – почти член семьи префекта. Великолепно. О чем еще ему беспокоиться?

– Об армии, – проронил Веспасиан.

– Совершенно верно, молодой человек, об армии, – сказал Азиний, с уважением посмотрев на юношу, а затем бросил одобрительный взгляд в сторону Антонии. – Проблема Сеяна заключатся в армии, но он уже начал ее решать.

– Как? – спросил Веспасиан.

– А кто стоял за мятежом Такфарина и обеспечил бунтовщика десятками тысяч только что отчеканенных денариев, обнаруженных в его казне? Чьи агенты подстрекали к восстанию против зависимого от нас царя Реметалка во Фракии, которое продолжается и до сего дня? Зачем парфянскому послу, посетившему в этом году Рим, было встречаться втайне с Сеяном уже после того, как его дела с императором и сенатом были завершены? Беспокойство на границах постоянно держит армию в напряжении. Чем больше проблем, тем больше забот у армии. Их настолько много, что войска, быть может, даже не замечают происходящего в Риме. Могу побиться об заклад, что в грядущем году нас ждет несколько набегов через Рейн и Дунай, а быть может, и Парфия снова начнет облизываться на Армению. И я не удивлюсь, если вторжение в Британию скоро станет приоритетом императорской политики, ведь оно отвлечет по меньшей мере четыре легиона. А Сеян тем временем будет укрепляться во власти. И когда Тиберий умрет, всемогущий префект окажется в превосходной позиции, чтобы стать регентом при одном из юных внуков императора, которому перейдет пурпур.

– А будучи регентом, да опираясь на преторианцев, Сеян сможет присвоить себе полномочия трибуна и стать неприкасаемым, – мрачно улыбнулся Гай. – Умно, очень умно. Остается только восхищаться этим человеком.

– О, я восхищаюсь, – отозвался Азиний. – И что еще важнее, уважаю его. Этот парень способен видеть далеко. Он наделен терпением, способным сравниться только с его изворотливостью, и вероломством вкупе с жестокостью. Это опаснейший противник, и ради блага Рима его следует сокрушить. Беда в том, что у нас ни одного по-настоящему весомого доказательства против него. Нам требуется время, чтобы найти их. Вот почему я и Антония подумали о вас.

– Без доказательств Тиберий не станет меня слушать, – вмешалась Антония. – Он решит, что я просто мщу Сеяну, которого считаю виновным в смерти сына.

Гай склонил голову в знак согласия. Азиний решил подлить себе вина, но обнаружил, что чаша для смешивания пуста. Антония посмотрела на Палла, молча застывшего в углу.

– Палл, будь любезен, еще вина.

Управляющий поклонился и исчез за занавесью. Мгновение спустя оттуда донесся крик и треск разбивающегося сосуда. Веспасиан и Сабин в мгновение ока вскочили и кинулись в служебную комнату, где в полумраке разглядели Палла, катающегося по полу в схватке с некоей темной фигурой. Ухватив неизвестного сзади, Сабин оторвал его от грека и уткнул в каменную плиту. Упершись коленом в поясницу, Сабин приподнял голову мужчины за волосы и с силой опустил вниз. Нос и челюсть пленника хрустнули. Издав пронзительный крик, тот замер.

– Кто это? – спросила Антония, появляясь в дверях.

– Не знаю, – выдавил запыхавшийся Палл. – Тут слишком темно.

– Так вынесите его на свет.

Матрона отдернула занавесь. Сабин и Веспасиан потащили мужчину за ноги, оставив на месте схватки лужу крови, удобренную выбитыми зубами. Оказавшись в освещенной комнате, они перевернули добычу.

– Я не знаю его, – сказала Антония. – Хотя сомневаюсь, что даже родная мать смогла бы узнать его сейчас.

Окровавленное лицо представляло собой настоящее месиво: нос свернут на сторону, из распухших губ торчат осколки зубов, челюсть торчит под неправильным углом.

– Палл, подойди сейчас же сюда.

– Да, госпожа, прошу прощения, – простонал грек из-за двери.

Войдя в комнату, он вгляделся в своего обидчика.

– Ну и кто это? – спросил Азиний.

– Это Эвмен, привратник.

– Один из моих рабов! – Антонию перекосило от ярости. – Когда я купила его?

– Менее года назад, госпожа. Сначала он прислуживал по дому. Они с братом разорились, поэтому покинули родной Крит, приехали сюда и продались в рабство. Думаю, в один прекрасный день братья рассчитывали купить себе свободу и гражданство. Мне их предприимчивость пришлась по душе, и три месяца назад я поставил Эвмена привратником. Мне жаль, госпожа, но у него была возможность просматривать списки всех твоих гостей и сообщать куда надо.

– Ладно, не будем сейчас переживать об этом. Долго он подслушивал?

– Не очень, госпожа. Я постоянно наблюдал за дверью и заглядывал за занавесь.

– Что ж, давайте выясним, что он слышал и на кого шпионит.

Глава 10

Очнувшись, Эвмен понял, что лежит совершенно голым на столе в служебной комнате. Привратник громко застонал, но тут же смолк, потому как любое движение сломанной челюстью многократно усиливало боль. Почувствовав, как чья-то рука легла рядом с его гениталиями, критянин в испуге открыл глаза. И разглядел через кровавую пелену лицо склоняющейся над ним хозяйки.

– А теперь, паршивая кучка дерьма, – прошипела Антония сквозь стиснутые зубы, – ты скажешь, почему шпионил за мной.

Матрона изо всех сил сдавила тестикулы жертвы, заставив издать громкий крик. Пятеро собравшихся вокруг мужчин поморщились в невольном сочувствии.

Потрясенный Веспасиан смотрел, как женщина последовательно сжимает и разжимает ладонь. На лице ее не читалось удовольствия, только решимость. Никому лучше не становиться у нее поперек дороги. Наконец Антония убрала руку, и визг прекратился. Обтерев кровь с окрасившихся кровью ногтей, римлянка посмотрела на тяжело вздымающуюся грудь раба.

– Ну что ж, Палл, – мрачно заявила она. – Раз он не хочет по-хорошему, значит, скажет по-плохому.

Управляющий кивнул, щипцами извлек из жаровни раскаленный уголь и сунул под нос привратнику. Тот отвернулся. Палл посмотрел на госпожу.

– Действуй! – раздался приказ.

Когда уголь прожег кожу на бедре несчастного и впился в мышцу, в ноздри Веспасиану ударил запах паленого мяса. Вопли раба звенели по всему дому.

– Оставь этот лежать здесь и возьми другой.

Палл исполнил второй приказ, на этот раз уронив уголь Эвмену на живот. Привратник скорчился и взвыл, но говорить отказывался.

– Еще один, – крикнула Антония, выходя из себя.

Веспасиану вспомнился распятый паренек. Как легко причинять боль человеку, не имеющему прав. Юноша обвел взглядом соседей. На губах Сабина блуждала широкая улыбка, но Азиний и Гай хранили мрачную сосредоточенность. Оба понимали, что их жизнь зависит от того, удастся ли развязать рабу язык.

Когда уголь прогрыз дыру через правый сосок Эвмена, тот потерял сознание. В комнате воцарилась тишина. Все смотрели на скрюченное, дымящееся тело и изумленно гадали, какую преданность или какой страх должен иметь человек, чтобы выдерживать такие муки?

– Стряхни угли и приведи его в чувство, – решительно распорядилась Антония. – Посмотрим, быть может, он предпочитает, чтобы его резали, а не жгли.

Палл опрокинул на несчастного ведро воды. От ожогов пошли струйки пара.

– Не перестараться бы, – озабоченно сказал Гай. – Мы же не хотим, чтобы он умер у нас на руках?

– Неужто ты думаешь, что я в первый раз раба пытаю? – рявкнула Антония.

– Извини, домина.

За первым ведром последовали еще два. Привратник застонал.

– Покажи ему нож, – процедила матрона.

Палл вытащил из чехла нож с длинным тонким лезвием, изогнутый и острый, как бритва, и поднес к глазам Эвмена. Те, уловив отблеск жаровни на металле, в ужасе расширились.

– Поверь моему слову, ты заговоришь, – негромко, с угрозой сказала Антония. – Вопрос только в том, сколько ушей, пальцев и яичек у тебя останется до того момента.

– Я не могу, – прошептал несчастный.

– Это почему?

– У них мой брат.

– У кого?

Эвмен затряс головой.

– Начни с ушей.

Палл ухватил голову раба одной рукой и подтянул к себе.

– Нет! Нет! – запричитал Эвмен.

Блеснул нож, и с легким стуком ухо упало на стол, вскоре покрывшийся кровью.

– Другое.

Управляющий повернул голову привратника, и все увидели лицо бедняги.

– Два месяца назад… – прокричал Эвмен, шевеля разбитыми губами. – К дверям подошел один человек.

Антония вскинула руку, приказывая Паллу остановиться.

– Что за человек? – торопливо спросила она.

– Гасдрон, вольноотпущенник Сеяна. Он передал мне пакет и приказал открыть его, когда буду один. Сказал, что вернется и даст мне распоряжения. Я вскрыл пакет в своей комнате, как было приказано.

Кровь, льющаяся изо рта и растекающаяся по щекам, мешала рабу говорить.

– Ну, продолжай! – подгоняла его Антония.

– Там была рука. По кольцу на пальце я узнал, что она принадлежала моему брату, – выдохнул Эвмен. Вопреки испытываемой боли, воспоминание заставило его побледнеть.

– Что сказал тот тип, когда вернулся? – спросил Азиний, брезгливо скривив губы. Ему хотелось как можно скорее покончить с этим делом.

– Сказал, что мне следует запоминать всех посетителей, которые приходят к тебе, госпожа. Записывать не велел, хотя я и обучен грамоте.

– Понятно, продолжай! – Антонию совершенно не интересовали достижения жалкого раба.

– Сказал, что если я буду передавать сведения человеку, который станет заходить раз в несколько дней, мой брат сохранит вторую руку. – Эвмен всхлипнул.

– Но это не объясняет, почему ты шпионил за нами сегодня вечером, – заметил Азиний. – Тебе ведь поручили просто собирать имена.

– Когда тот человек пришел вчера, я в третий раз за пять его визитов назвал твое имя, консул. Он приказал, чтобы в следующий раз я подслушал ваш разговор и узнал что-нибудь интересное, иначе моему брату придется туго.

– Кто хозяин твоего брата? – спросила Антония.

– Он раб в доме твоей дочери Ливиллы.

– Ядовитая змея! – прошипела матрона. – Шпионит за собственной матерью, лезет в мои личные дела и, без сомнения, передает все этому негодяю Сеяну, пока тот таранит ее благодарную задницу, в буквальном смысле вытряхивая сведения. Надо было мне придушить эту сучку еще в колыбели!

Эта вспышка заставила всех присутствующих мужчин замереть. Антонию трясло от ярости. Заставив себя успокоиться, матрона перевела взгляд на рыдающего Эвмена.

– Нам нужно пройти в комнату и обсудить положение, – сказала женщина. – Прошу, господа.

Указав на занавесь, она посмотрела на Палла и едва заметно кивнула.

Переступая порог, Веспасиан уловил звук рассекающего плоть ножа и булькающий предсмертный хрип. Ему было немного жаль Эвмена, но он понимал, что Антония теперь не сможет ни держать критянина у себя, ни продать. Если бы привратник открыл дверь агенту Ливиллы в таком виде, тот сразу заподозрил бы неладное, и брат несчастного лишился второй руки. И это в лучшем случае. Если бы Эвмена продали, это тем более означало, что он все рассказал. Его смерть оставалась для брата единственной надеждой, пусть и очень призрачной.

Компания снова расположилась на кушетках, и Антония посмотрела на консула.

– Итак, Азиний, что скажешь?

– Скажу, что нам повезло. – Он снова потянулся за вином, но вспомнил, что сосуд пуст, а Паллу сейчас не до этого. – Если Сеян шпионит за тобой, так он наверняка и за всеми членами императорского семейства наблюдает. И ему нет резона подозревать, что ты интригуешь против него серьезнее, чем прочие. Доложи Эвмен о сегодняшнем нашем разговоре, было бы о чем беспокоиться, но, по счастью, этого не случилось. Не всплывут и имена других твоих гостей, а это значит, что мы спокойно можем строить наши планы и дальше.

Братья посмотрели на дядю, который ответил успокоительным взглядом.

– Полагаю, ты прав, консул, – сказала Антония, немного поразмыслив. – Единственное, про что Эвмен знал наверняка, так это про твои частые посещения в течение последнего месяца. Визиты должны продолжаться, чтобы Сеян не заподозрил о нашей осведомленности. Тем временем будем осторожно двигаться вперед. – Матрона повернулась к сенатору и улыбнулась. – А теперь, Гай, я хотела бы обратиться к тебе с одной просьбой.

– Все, что угодно, домина.

– Мне нужно кое-что надежно спрятать.

Антония встала, подошла к сундуку, сняла два ключа с висевшей на шее цепочки, вставила их в замки и повернула одновременно. Раздался резкий щелчок открывающихся замков, и римлянка откинула крышку.

– Чтобы добиться власти, Сеяну необходимо устранить всех, кто имеет доступ к уху императора. У меня нет намерения дать себя устранить, но если это случится, мои бумаги наверняка перероют, и часть из них будет изъята. – Она извлекла из сундука четыре свитка. – Тут два экземпляра: один для сената, другой для императора. Если возникнет такая необходимость, позаботься, чтобы они дошли до адресатов.

Гай взял свитки.

– Молю богов, что мне никогда не придется исполнять эту просьбу. Эти документы будут храниться в известном только мне месте и так долго, сколько пожелаешь.

Женщина вернулась на место.

– Полагаю, пришло время покончить с нашим делом, – сказала она, посмотрев на Азиния.

Тем временем вернулся Палл, все еще несколько растрепанный.

– Именно. Палл, хвала богам! Принеси еще вина, – вскричал консул. Управляющий кивнул. – До поры мы не можем открыто выступить против Сеяна. У нас нет весомых доказательств, и чтобы собрать их, требуется время. Пока же следует досаждать ему в сенате. Я прошу тебя, Гай, брать слово по любому поводу, высказывать как можно больше мнений и распространяться по каждому как можно долее. Найдутся и другие, тоже по моей просьбе, да и я сам буду поступать так же, поэтому ты не будешь выглядеть зачинщиком смуты. Мы можем помешать осуществлению его долгосрочных планов, забалтывая краткосрочные. А тем временем мы с Антонией, посредством наших агентов, станем собирать неопровержимые свидетельства, способные убедить Тиберия в коварстве префекта. Стоит нам достичь успеха, и твое заветное консульство окажется не за горами.

Гай улыбнулся.

– Разумеется, я исполню твою просьбу, консул, – сказал он, втайне радуясь, что ему не придется делать ничего более опасного, как молоть языком. – Но что у тебя заготовлено для моих племянников? Они за этот вечер слышали достаточно, чтобы навсегда очернить их в глазах Сеяна, узнай тот про эту встречу.

– Да, перейдем к ним. – Азиний сделал паузу, выжидая, пока подоспевший Палл наполнит чашу вином, потом посмотрел на заинтригованных молодых людей. – Сложилось так, что я способен помочь каждому из вас в продвижении по карьере, причем способом, который устроит все партии. Сабин, ты завершил свою службу военным трибуном и намерен, как думаю, занять должность младшего магистрата – вигинтивира. Я могу пристроить тебя на императорский монетный двор. Так ты получишь доступ к казне, где сможешь отслеживать, как распоряжается Сеян общественными капиталами.

Сабин признал логичность идеи: он будет в высшей степени полезен Азинию и в то же время обретет ценнейший опыт, который пригодится ему при соискании должности квестора. Это будет спустя четыре года, по достижении им предписанных законом двадцати четырех лет.

– Благодарю, консул. Я в долгу у тебя.

– Я знаю об этом и не забуду. Как, надеюсь, и ты.

– Безусловно. – Сабин склонил голову.

– Что до тебя, Веспасиан, то тебе требуется военный опыт.

У юноши комок подкатил к горлу – он даже не осмеливался надеяться, что так скоро после приезда сможет послужить Риму.

– Я напишу своему родичу Помпонию Лабеону, легату Четвертого Скифского. Он служит с Гаем Поппеем Сабином, наместником Мезии, Македонии и Ахайи, который в настоящее время подавляет мятеж в зависимом от нас Фракийском царстве. Не знаю, сторонник ли он нашего дела, но в любом случае имеет передо мной обязательства и примет тебя в свой легион военным трибуном. Нам нужны доказательства того, что Сеян поддерживает мятежные племена, стремящиеся свергнуть клиента Рима, царя Реметалка. У префекта должен иметься в легионе свой агент, передающий бунтовщикам нужные сведения, а возможно – и деньги. Выведи его на чистую воду и привези доказательства в столицу.

– У меня в этом деле имеется личная заинтересованность, – вмешалась Антония. – Мать Реметалка, царица Трифена, приходится мне кузиной и подругой. Мой покойный отец Марк Антоний был ее прадедом. Реметалка я знаю с детского возраста – он три года жил в моем доме, и я очень привязалась к нему. Буду очень признательна тебе, если ты добудешь свидетельства того, что Сеян подвергает опасности моих родных.

Веспасиан с трудом сглотнул. Как удастся ему, не имеющему военного опыта, раскрыть агента Сеяна, человека наверняка столь же изворотливого и коварного, как его хозяин?

Антония, прочитав его мысли, улыбнулась.

– Этим должен заниматься кто-то вроде тебя, Веспасиан. Поскольку ты молод и неопытен, шпион сочтет тебя за обычного зеленого военного трибуна, пытающегося стать на ноги в рядах легиона. Он вовсе не будет рассматривать тебя как угрозу, а вполне может даже попытаться втянуть в свои игры. Так что не доверяй никому и держи ухо востро.

– Да, домина, – ответил Веспасиан, слегка приободрившись.

– Надеюсь, что назначение будет подтверждено в течение месяца. – Азиний отпил еще вина. – Как вам известно, через два дня я слагаю с себя полномочия консула, а через несколько месяцев должен буду отправиться наместником в ту провинцию, которую мне выделят. Так что действовать надо быстро, господа. Нам предстоит поймать змею.