Текст книги "Белая Богиня"

 
Воистину два рода вдохновения
Существуют и нисходят к смертным на этой земле:
Одно – праведное и веселящее душу,
Ниспосылаемое милосердным Христом,
А другое – исполненное безумия,
Ищущее ложных и порочных пророчеств,
Коего жаждут приверженцы Ху (Гадарна),
Властолюбивые валлийские барды.
 

«Ложные и порочные пророчества», очевидно, касались грядущего изгнания англичан из Уэльса и восстановления независимости валлийской Церкви. Доктор Кент, судя по его фамилии не валлиец, естественно, опасался за судьбу англичан, в особенности потому, что национализм означал открытое возвращение его паствы ко многим языческим суевериям, которые он всячески искоренял бóльшую часть жизни; кроме того, будучи поэтом, он мог испытывать зависть к менестрелям, имеющим немалое влияние на его прихожан.

Менестрели по-прежнему, даже после падения Оуэна Глендовера, возмущали народ Уэльса антианглийскими прорицаниями. В частности, это доказывает принятый в 1402 г. Генрихом IV репрессивный закон, который гласит: «Дабы воспрепятствовать бедствиям и злодействам, до сего дня во множестве случавшимся в земле валлийской по вине бродяг, рифмоплетов, менестрелей и праздношатающихся бездельников, воспрещается кому бы то ни было оказывать означенным бродягам, рифмоплетам, менестрелям и праздношатающимся бездельникам любую помощь и содействие в созыве кимортай (то есть «kymhorthau»), или собраний простолюдинов, живущих по соседству». Пеннант в своих «Путешествиях»[157]157
   Томас Пеннант (англ. Thomas Pennant, 1726–1798) – известный валлийский натуралист, путешественник, писатель и антиквар. Автор многотомных записок, озаглавленных «Путешествия» и посвященных природе и истории различных регионов Британских островов. Видимо, Грейвс упоминает «Путешествие по Уэльсу 1770 г.» («A Tour in Wales 1770»). – Примеч. перев.


[Закрыть] высказывает предположение, что истинной целью «кимортай» было «собрать как можно больше крепких мужчин для возмущения против английского владычества».

Не исключено, что первый Гвион, возрождавший в Уэльсе друидизм как политическое орудие панкельтского сопротивления англичанам, жил еще в царствование принца Оуэна Гвинедда, сына высокоодаренного принца Грифидда ап Кинана, который впервые пригласил ирландских бардов в Северный Уэльс. Оуэн правил в 1137–1169 гг. и отражал атаки короля Генриха II с куда большим успехом, нежели скотты, бретонцы и ирландцы. Кинделу, в поэмах которого впервые встречается слово «друид», обращался к Оуэну как «Дверь Друидов», причем «дверь» представляет собой синоним «княжеского дуба» в «Битве деревьев». Возможно, Оуэн был также героем, воспеваемым в «Песне о Даронви» из «Книги Талиесина», дошедшей до нас в искаженном виде:

 
Изгнав угнетателей за море,
Какое же из дерев прославилось более, чем он, Даронви?
 

«Даронви» означает «громовержец», еще один синоним «дуба», а Оуэн отразил нападение флота Генриха II на остров Англси в 1157 г. и нанес англичанам ощутимые потери.

Если кто-нибудь еще сомневается в том, что Гвион во время своего пребывания в Ирландии мог выучить греческий и древнееврейский, потребные для сочинения загадки, то вот фрагмент комментария Ч. С. Босуэлла к его изданию «Fis Adamnain» («Видения Адамнана»)[158]158
   «Видение Адамнана» (ирл. «Fis Adamnain») – анонимное ирландское религиозное сочинение X–XI вв., представляющее картины ада и рая. Приписывается средневековому ирландскому святому Адамнану, епископу Ионы (ок. 628–704). Возможно, послужило одним из литературных претекстов «Божественной комедии» Данте. – Примеч. перев.


[Закрыть] Х в.:

«В то время как христианская Церковь тевтонской Англии в значительной мере была обязана своим существованием римским миссионерам, куда более древние кельтские церкви, в особенности же ирландская, сохранили тесные связи с Галлией и с Востоком. Именно галлы изначально обратили Ирландию в христианство, а отношения между этими странами никогда не прерывались и не ослабевали. Однако Церковь юга Галлии, а именно юг сохранил в начале Средневековья высокую культуру и занимался миссионерством, с самого своего основания поддерживала тесные связи с церквями Востока. Великий монастырь Леринских островов, где, по преданию, постигал богословие святой Патрик, был основан миссионером из Египта; Коптская церковь в течение столетий живо интересовалась всем, что происходит в Галлии. В самом деле, Леринские острова, а также Марсель, Лион и другие провинции Южной Галлии никогда не утрачивали связи с Египтом и Сирией. Естественно, что многие церковные установления Галлии создавались по образцу восточных, невзирая на властное вмешательство в ее церковные дела Рима, неуклонно усиливавшееся с 244 г. Поэтому, благодаря тесным контактам с Галлией, ирландские клирики и ученые не могли не узнать египетских и сирийских братьев и не воспринять догматы и обряды, бытующие в этих церквях.

Впрочем, отношения Ирландии с Востоком складывались не только при посредстве Галлии. Паломничества ирландцев в Египет продолжались до конца VIII в., а Дикуйл[159]159
   Дикуйл (ср. – ирл. Dicuil, VIII в.) – средневековый ирландский монах и географ. – Примеч. перев.


[Закрыть] отмечает, что двое ирландцев, Фиделис и его спутник, создали топографическое описание этой страны. Однако существуют и документальные свидетельства, что даже ирландцы, не покидавшие пределов своей родины, имели представление о Востоке. В состав „Saltair na Rann“[160]160
   «Saltair na Rann» (ср. – ирл. «Псалтырь песен») – анонимное изложение в стихотворной форме Священной истории; относится к X в., включает также несколько поэм религиозного содержания. – Примеч. перев.


[Закрыть] входит ирландская „Книга об Адаме и Еве“, перевод коптского сочинения V–VI вв., о коем неизвестно нигде более за границами Египта. Труд Адамнана „De Locis Sanctis“[161]161
   «De Locis Sanctis» (лат. «О святых местах») – трактат св. Адамнана о центрах христианского паломничества. – Примеч. перев.


[Закрыть] содержит рассказ о монастыре на горе Фавор, который одновременно дает представление и об ирландских монастырских общинах того времени. В самом деле, вся система отшельнической и иноческой жизни в Ирландии точно соответствует той, что преобладала в Египте и Сирии; монастырские общины, состоящие из отдельных хижин, отшельнических хижин-ульев и древних образцов ирландской церковной архитектуры, весьма напоминают Сирию, а Д. Т. Стоукс придерживается мнения, что „ирландские монастыри, где процветала ученость, были созданы по образцу египетских лавр и согласно принятым там правилам“.

Однако, поддерживая отношения с Южной Галлией, Ирландия испытывала на себе влияние не только Сирии и Египта. Цивилизация Южной Галлии, в сущности, была греческой и оставалась таковой на протяжении многих веков после принятия христианства, и это, без сомнения, способствовало хорошо известному сохранению греческой культуры в среде ирландских ученых монахов, хотя в остальной Западной Европе ее к этому времени уже забыли. Не следует думать, будто знание древнегреческого языка и древнегреческой литературы было детальным и точным или предполагало широкое знакомство с античной литературой, однако оно не ограничивалось начатками языка или цитированием фрагментов и изречений, заимствованных из вторых рук. Иоганн Скот Эриугена переводил произведения Псевдо-Ареопагита, Дикуйла и Фиргила (Вергилия, архиепископа Зальцбургского), изучал греческую науку; Гомер, Аристотель и другие классические авторы были известны некоторым ирландским писателям; несколько ирландских богословов знали греческих Отцов Церкви и другие теологические труды. Да и сами греки бывали в Ирландии. Многие греческие священники нашли в Ирландии убежище от преследований иконоборцев и оставили на своей второй родине след, еще различимый во времена архиепископа Ашшера[162]162
   Джеймс Ашшер (англ. James Ussher, 1581–1656) – архиепископ Армахский, глава Англиканской церкви Ирландии, известный богослов, специалист по библейской хронологии. – Примеч. перев.


[Закрыть], а в одной старинной поэме говорится, как на ярмарку в Кармане приехали торговать греческие купцы.

Поэтому очевидно, что у ирландского писателя было немало возможностей познакомиться с устной и письменной традицией греческой и восточных Церквей. Приобретенные таким образом знания простирались вплоть до знакомства с Видением Апокалипсиса, что доказывается существованием ирландских Видений, которые, с одной стороны, прямо упоминают Видение Апокалипсиса, а с другой стороны, имеют сходное содержание. Предстоит еще выяснить, насколько на пристрастие ирландских писателей к подобному жанру и те специфические особенности, которые он обрел в Ирландии, повлияли эсхатологические идеи, бытовавшие в ирландском обществе до принятия христианства.

В описываемый период традиционная литература Ирландии уже стала частью национальной жизни в не меньшей степени, чем в самой Греции. Более того, в некоторых отношениях она была теснее связана с жизнью народа и устройством общества, нежели в Греции, поскольку писатель в Ирландии существовал на своего рода общественные пожертвования, сравнимые с пожертвованиями на нужды официальной Церкви Ирландии, а ее столпы составляли подобие подчинявшейся закону касты и занимали высокое положение в государстве».

Повторяющийся зачин «Я есмь» и «Я был» в таинственной «Поэме о Талиесине» позволяет предположить, что алфавит Бойбел-Лот, то есть разгадка, изначально состоял из двадцати мистических титулований одного изменчивого, подобно Протею, мужского божества, соответствующих его годичным метаморфозам. Эти титулования держались в тайне, вначале из-за их магической силы, способной вызвать божество, а затем из страха перед христианской Церковью, признавшей их еретическими. Однако почему же в алфавите Бойбел-Лот столько, пусть и неточно переданных, библейских имен из Книги Бытия и Книги Исхода, которые в христианскую эпоху утратили свою религиозную значимость: Лот, Телем, Иахин, Ор, Халев, Неештан, – исключительно имен, связанных с Синаем, Южной Иудеей и населенным едомитянами побережьем Мертвого моря?

Именно в этом регионе в период примерно со 150 г. до н. э. до 132 г. н. э. селились религиозные общины ессеев. По-видимому, ессеи были разновидностью терапевтов, или целителей, аскетической иудейской секты, жившей на озере Мареотис в Египте. Плиний называл их самой странной религиозной общиной на свете. Хотя они исповедовали иудаизм, к тому же иудаизм фарисейского толка, они верили в существующий где-то на Западе рай, который Иосиф Флавий, подробно описавший верования ессеев, изображал теми же словами, что и Гомер, Гесиод и Пиндар. Кроме того, они, как и впоследствии друиды, верили в возвращение чистых душ на Солнце и каждое утро встречали его молитвой. Они также избегали приносить в жертву животных, облачались в льняные одеяния, практиковали гадания, медитировали в магических кругах, детально разбирались в целебных свойствах растений и драгоценных камней и посему слыли последователями философии аскета Пифагора, ученика гиперборея Абариса. Они отказались посещать богослужение в Иерусалимском храме, возможно, потому, что молящиеся там перестали класть поклоны, обратившись на восток на рассвете. Кроме того, ессеи требовали казнить всякого, кто богохульствовал, понося Бога или Моисея.

Поскольку иерусалимские фарисеи воспринимали Моисея как человека, а хулу в его адрес – всего лишь как поношение, а не святотатство, остается предположить, что для ессеев он был чем-то вроде божества. История Моисея, как она излагается в Пятикнижии, – это знакомый миф о Геракле Небесном, боге, колыбелью которого стал ковчег на реке Нил, который совершил великие подвиги, умер таинственной смертью на вершине горы, а затем сделался героем и судией. Однако вполне очевидно, что ессеи отличали исторического Моисея, который вывел израильтян из Египта, от полубога Моисея, подобно тому как греки отличали исторического Геракла, правителя Тиринфа, от Геракла Небесного. В главе двадцать пятой я докажу, что хотя ессеи сделали частью своего культа полубога Моисея представление греков о Геракле Небесном и хотя они на первый взгляд предстают учениками Пифагора, все происходило как раз наоборот: это из иудейского источника VI в. до н. э. пифагорейцы заимствовали новое священное имя Бога, поклонение которому племена Аматона и Гвидиона принесли в Британию ок. 400 г. до н. э.

Посвящаемые в культ ессеев, согласно Иосифу Флавию, давали обет хранить в тайне священные имена подчинявшихся Богу и управлявших Вселенной сил. А что, если эти Божественные силы – буквы алфавита Бойбел-Лот и, собранные воедино, они повествуют о житии и смерти полубога Моисея, почитаемого ессеями? Буква «Давид», возможно, отсылает к более позднему историческому контексту, однако «Давид» как царский титул упомянут в одной надписи XVI в. до н. э., а Пятикнижие написано спустя столетия после правления царя Давида. Более того, для ессеев «Давид» было именем обетованного мессии.

Если поставить «J» перед всеми обозначениями гласных в алфавите Бойбел-Лот, не ограничиваясь «Иахином» («Jaichin»), они превратятся в ряд «Jacab», «Jose», «Jura», «Jesu», «Jaichin», то есть «Jacob» (Иаков), «Joseph» (Иосиф), «Jerah» (Иерия), «Joshua» (Иисус Навин), «Jachin» (Иахин); все это названия племен, упомянутых в Книге Бытия. Наименования букв, принятые у ессеев, до того, как Гвион в своей загадке поменял некоторые из них на заимствованные из Нового Завета, Книги Еноха, из валлийской и римской мифологии, можно реконструировать следующим образом:

Только четыре из перечисленных названий и имен не относятся к кланам или племенам, а именно: Вавилон – дом мудрости; Мория – священная гора Иеговы; Салим – его священный город и Неештан – его священный змей. Поэтому нельзя исключать, что принятые у ессеев наименования букв алфавита Бойбел-Лот были принесены в Ирландию в начале христианской эпохи александрийскими гностиками, духовными наследниками ессеев, после того как император Адриан запретил секту ессеев в 132 г. н. э. П. В. Джойс в своей «Социальной истории Древней Ирландии» («Social History of Ancient Ireland») отмечает, что, будучи преследуемы, коптские монахи зачастую искали убежища в Ирландии и что некий Палладий был назначен по велению папы епископом ирландских христиан задолго до святого Патрика.

Очевидно, что сам алфавит изобретен не иудеями: он представлял собой формулу календарного исчисления, придуманную греками Канопа и заимствованную говорящими по-гречески иудеями Египта. В своем романе «Царь Иисус» я предположил, что, по воззрениям ессеев, каждая буква превращалась в Божественную силу, служащую сыну человеческому, то есть Моисею – Гераклу Небесному, в свою очередь служащему Предвечному, то есть Иегове, трансцендентному, превосходящему всякое бытие Богу. Есть свидетельства, что новообращенные у ессеев носили голубые хитоны, а адепты – белые. Не потому ли, что новообращенный все еще «был несом лотосом», то есть не посвящен во все тайны? Египетский лотос – голубого цвета. В «Царе Иисусе» я также предположил, что два ответвления секты ессеев, практиковавшие мистерии, – самсонеи и геликеи – были адептами календарных тайн и получили названия соответственно в честь солярного героя Самсона и в честь Геликса, или космического круга. (Ессей, желающий медитировать, уединялся от мира в центре круга, очерченного на песке.) Очевидно, именно эти двадцать Божественных сил алфавита Бойбел-Лот святой Павел в Послании к галатам (4: 9) пренебрежительно нарек «немощными и бедными вещественными началами» («stoicheia»). Иудеи из Галатии, вернувшиеся к язычеству, вновь стали обожествлять подобные силы, тщательно соблюдая календарные обряды. В Первом послании к коринфянам (15: 24–25) святой Павел утверждает, что они были упразднены Христом, который един предстательствует перед Господом. Павел оказал решающее влияние на развитие религиозных взглядов: для придерживающейся канонических взглядов Церкви они скоро перестали быть посланниками Божественной воли и превратились в демонов.

Во время своих мистерий ессеи призывали ангелов. Но вот какая странность: «псы Хёрна-охотника», или «псы Аннуна», стремительно проносящиеся по небосводу и охотящиеся на души, в британском фольклоре часто именуются также «гончими Гавриила» или «псами Гавриила». Почему Гавриила? Не потому ли, что Гавриил, которому был посвящен понедельник, выполнял поручения Шеола[163]163
   Шеол – в мифологии иудаизма подобие ада, «нижний мир», где томятся грешники. Иногда аллегорически представляется в обличье чудовища, пожирающего осужденные души. – Примеч. перев.


[Закрыть] (иудейской Гекаты) и был послан призвать души на Страшный суд? Нечто подобное входило в обязанности Гермеса, а Хёрна, британского бога дубов, память о котором жила в Виндзорском лесу вплоть до XVIII в., принято отождествлять с Гермесом. Над вратами церкви XIII в. в деревушке Стоук-Гэбриел в Южном Девоне помещены резные фигуры Гавриила и Хёрна; средневековый мастер явно воспринимал их как равнозначные. Архангел Гавриил взирает на входящего сверху, однако справа прихожанина встречает предводитель дикой охоты с ниспадающей на лицо прядью волос, оскаливший зубы в злорадной усмешке, сопровождаемый сворой гончих. Но Гермес Египетский, хотя часто представал в образе бога Тота, являлся и в ипостаси собакоголового бога Анубиса, сына Нефтиды – египетской Гекаты, поэтому Апулей так изображает его в финале «Золотого осла»: «С величественным ликом, то темным, то золотым, высоко возносит свою песью голову Анубис»[164]164
   Цит. по: Апулей. Метаморфозы в XI книгах // Апулей. Метаморфозы, или Золотой осел / Перев. М. А. Кузмина, ред. С. П. Маркиша (кн. I–III, VII–XI) и А. Я. Сыркина (кн. IV–VI)) М.: Изд-во АСТ, 2001. С. 293. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Таким образом, мы можем приравнять Гавриила, Хёрна, Гермеса и Анубиса. Но точно ли в древности Гавриила отождествляли с Анубисом? Благодаря счастливой случайности удалось обнаружить медальон, на лицевой стороне которого изображен Анубис с пальмовой ветвью и кошелем, а на обратной – архангел Гавриил с надписью «GABRIER SABAO», то есть «Гавриил Саваоф», поскольку египтяне, как обычно, поменяли L на R. (Эта драгоценность описана в «Иллюстрированном атласе» Де Хааса[165]165
   Очевидно, речь идет об «Иллюстрированном атласе по истории религии» Ханса Д. Хааса: Haas H. D. Bilderatlas zur Religionsgeschichte. Leipzig, 1924–1934. – Примеч. перев.


[Закрыть].) Тогда не является ли кельтский потусторонний мир Аннун («Annwn», «Annwfn») кельтским вариантом «Анубиса», ведь для валлийцев естественно было передавать B как F?

Такой вздор понаписали о ессеях люди, не удосужившиеся прочесть у Иосифа Флавия, Плиния Старшего, Филона Библского и других, кем были ессеи и какую религию исповедовали, что я не стал бы подробно говорить о них, если бы не Гвионова «Поэма обо всем на свете» («Yr Awdyl Vraith»). Текст ее привожу по «рукописи из Пениардда», где он сохранился не полностью, но вариант некоторых строф предпочтительнее, нежели данный в «Красной книге из Хергеста»:

 
1 Всемогущий
В долине Хеврона
Слепил из глины
     Прекрасное тело Адама.
 
 
И пятьсот лет,
Оставленный без помощи,
Пролежал он там,
     Лишенный души.
И снова слепил Он,
В тихом раю,
Из ребра, извлеченного из левого бока,
     Трепещущую от блаженства Еву.
Семь часов
Пребывали они в райском саду,
Пока не пришел раздор с Сатаной,
     Повелителем ада.
 
 
5 Из рая были они изгнаны,
Дрожащие от холода,
Снискивать себе пропитание
     В земной юдоли.
В муках рожать
Сыновей и дочерей,
Дабы завладеть
     Землей Азиатской.
Дважды пять, десять и восемь
Родила она и приняла сама у себя,
Разрешилась от бремени плодом
     Мужчины и женщины.
А однажды, не таясь,
Разрешилась она Авелем
И Каином, убийцей,
     До того неизвестным миру.
Ему и жене его
Дана была лопата,
Дабы рыть землю, —
     Так снискивать хлеб свой.
 
 
10 Пшеницей чистой и белой
Засеять поле,
Кормить всех
     До великого праздника Рождества.
Ангельская длань
По произволению Отца Небесного
Принесла семена,
     Дабы могла посеять их Ева.
Однако она утаила
Десятую часть дара
И не все посеяла
     На вспаханном поле.
И тогда на вспаханном поле выросла черная рожь,
А не белая пшеница,
Дабы изобличить злодейство ее,
     Воровство.
Дабы искупить сей грех,
Положено всем
Приносить
     Десятину Господу.
 
 
15 Хмельным вином
От лозы, посаженной в солнечный день,
И белой пшеницей,
     Посеянной в новолунье.
Тучная пшеница,
Красное вино, льющееся плавной струей, —
Сие есть чистое тело
     Христа, Сына Альфы.
Облатка – плоть,
Вино – пролитая кровь,
Слова Троицы
     Освятили их.
Тайные книги
Из рук Иммануила
Были принесены Рафаилом
     В дар Адаму.
В старости,
Погрузившись до подбородка
В воды Иордана,
     Адам постился.
 
 
20 Двенадцать юношей,
Четверо из них – ангелы,
Принесли ветви,
     Восприняв их от Цветущей Евы.
Дабы отвратить
Любое зло,
Избежать любого притеснения,
     Пока они странствуют.
Немало род людской
Приложил усилий,
Дабы узреть
     Знамение благодати.
В беде великой
Моисей обрел
Силу трех Господних
     Жезлов.
В Вавилонской башне
Соломон обрел
Всю мудрость
     Земли Азиатской.
 
 
25 Так и я обрел
В тайных книгах бардов
Всю мудрость Азии
     И Европы.
Я знаю искусства,
Судьбы народов,
Рождение и гибель
     До скончания веков.
О, какое горе, какие страдания,
Обрушатся,
Согласно пророчеству,
     На потомков троянцев!
Змей, надевший на себя драгоценные цепи,
Безжалостный ястреб,
С крылатыми копьями,
     Придут из земли Германской.
Логрия и Британия
Падут,
От Лихлиннского побережья
     До берегов Северна.
 
 
30 Тогда бритты
Будут порабощены
Чужеземцами, приплывшими
     Из земли саксов.
Своего Господа будут они прославлять,
Свой язык они сохранят,
Свои земли они утратят,
     Кроме неукротимого Уэльса.
Так будет длиться, пока
Бритты не искупят свою вину долгим покаянием
И пока не воздастся им
     По праву рождения.
Тогда бритты вернут себе
Землю и корону,
А чужеземное войско,
     Исчезнет, точно и не бывало.
И тогда все обетования ангела
О мире и войне
Исполнятся
     Для народа Британии.
 

Удивляет сотворение Адама не в Южной Месопотамии, а в Хевроне, поскольку многие библеисты сейчас склонны считать первые три главы Книги Бытия легендой племени иерахмеилитов из иудейской пустыни Негев, впоследствии заимствованной израильтянами и «перенесенной на вавилонскую почву» во время Вавилонского пленения. Иерахмеил («возлюбленный Луны») – еще одно имя Геракла Небесного. Т. К. Чейн реконструирует текст Книги Бытия (2: 8), как «Яхве насадил сад в Эдеме Иерахмеиловом». Он пишет:

«Иерахмеилиты, у которых иудеи заимствовали эту легенду, возможно, помещали рай на огромной горе, иногда посреди сада, где-то на подвластных им территориях. Гора с расположенной на ней священной рощей куда-то исчезла из главы 2 Книги Бытия, однако засвидетельствована в Книге пророка Иезекииля, а в главе 24 коптской Книги Еноха древо жизни находится на горной гряде, уходящей на юг. Что же касается точного расположения рая, то, если под иудейским определением „в ней подлинно течет молоко и мед“ (Числ. 13: 28) изначально понималась часть пустыни Негев, мы можем заключить, что эта плодородная земля с ее виноградными лозами, гранатами и смоковницами (Быт. 3: 7) в какие-то древние, сказочные времена была раем иерахмиелитов».

Долина Хеврона находится на высоте четыре тысячи футов[166]166
   1200 м. – Примеч. ред.


[Закрыть] над уровнем моря и, до того как интенсивное земледелие вызвало процесс сильнейшей эрозии (который, по результатам недавних геологических изысканий Уолтера Клея Лаудермилка в Палестине, в среднем уменьшил слой плодородной почвы на три фута[167]167
   Около метра. – Примеч. ред.


[Закрыть]), вероятно, была благодатным местом для любых посевов. Т. К. Чейн, по-видимому, не читал этой поэмы Гвиона, основное содержание которой могло быть заимствовано только из иудейского источника, не затронутого вавилонским эпосом, который иудеи переняли во время Вавилонского пленения. Трудно предположить, у кого, кроме ессеев, Гвион мог его заимствовать, особенно если учесть, что, по словам Гвиона, книги, откуда он почерпнул тайную мудрость, были изначально переданы Адаму в Хевроне архангелом Рафаилом. В Книге Товита и в Книге Еноха Рафаил предстает как ангел исцеления и поэтому, очевидно, считался главным покровителем ессеев-терапевтов. «Иммануил» указывает на пророчество Исаии о рождении девственницей божественного младенца, Иисуса – Геракла.

История об Адаме, по подбородок погрузившемся в воды Иордана и так постящемся, встречается в «Псалтыри песен» («Saltair na Rann») Х в. и в «Житии Адама и Евы», на котором основана указанная «Псалтырь»: согласно «Псалтыри», когда Адам воздерживался от пищи, Господь даровал ему прощение. Однако нет никаких источников, в которых упоминалось бы наделение мудростью Моисея посредством трех жезлов: любопытно, что в оригинале в отношении жезлов использовано слово «dominical», то есть не только «господний», но и «воскресный». Возможно, это отсылка к верованиям ессеев, так как ессеи почитали воскресенье священным днем, а может быть, здесь содержится намек на три ветви рябины в одном из манускриптов Йоло Моргануга, который сэр Джон Рис считает подлинным:

«Потом Мену ап Тейргваедд[168]168
   Мену ап Тейргваедд (Мену фаб Тейргваедд) – один из воинов Артура, умевший накладывать заклятие невидимости. – Примеч. ред.


[Закрыть] взял три рябиновые ветви, растущие из уст Эйнигана Гавра[169]169
   Эйниган Гавр (Эйнигид Великан) – по преданию, создатель букв коэлбрена. – Примеч. ред.


[Закрыть], и обрел мудрость и ученость, начертанные на них, и сделал оную мудрость и ученость всеобщим достоянием, кроме ИМЕНИ ГОСПОДА, В КАКОВОМ СКРЫВАЛАСЬ ТАЙНА БАРДОВ, да будет благословен тот, кто владеет им».

Финал поэмы, начиная с двадцать седьмой строфы, – это отдельный фрагмент, не принадлежащий перу Гвиона и созданный около 1210 г., когда в царствование короля Ллюэллина ап Иоверта английский король Иоанн Безземельный вторгся в Северный Уэльс и на некоторое время покорил его.

Ивор Уильямс выразил удивление по поводу того, что в середине «Битвы деревьев» у Гвиона встречается триада:

 
Три великих потрясения в прошлом и будущем:
Потоп, распятие и Страшный суд.
 

По-видимому, это вариант строк, которые я цитировал по переводу Нэша и которые дважды повторяются в поэме:

 
Пока один повествует
О Всемирном потопе,
И распятии Христа,
И близящемся дне Страшного суда.
 

Вариант Уильямса представляется вполне разумным также и в алфавите Бойбел-Лот, излагающем историю Геракла: его плавания по океану в золотой ладье, его жертвенной гибели на вершине горы, его превращения в судью и законодателя. На самом деле апостольский Символ веры повествует о том же, то есть о Его зачатии от Святого Духа и рождении Девой Марией, о Его страданиях и распятии и о Его пришествии, когда Он будет судить живых и мертвых.

Нельзя исключать, что апостольский Символ веры, древнейшую латинскую версию которого цитирует во II в. Тертуллиан, изначально был создан каким-то христианином-гностиком в Египте в качестве синкретического религиозного текста, по образцу геракловой формулы. Ибо «зачатие от Святого Духа», если интерпретировать его в традициях гностиков, имеет непосредственное отношение к Потопу. В гностическом учении (секта гностиков впервые появляется в I в. до н. э.) Иисус был зачат в сознании Святого Духа Божества, который в древнееврейском языке обозначался существительным женского рода, и, согласно Книге Бытия (1: 2), «Дух Божий носился над водами». В Деве Марии физически воплощен этот замысел, а само имя Мария гностики толковали как «морская». Святой Дух мужского пола – результат использования латинской грамматики (слово «spiritus» в латыни мужского рода) и недоверия первых христиан к женским божествам и мифологическим героиням. Рождение от мужского принципа нелогично и является единственным подобным примером во всей латинской литературе. Немалую роль в маскулинизации Святого Духа сыграло и замечание в Первом послании Иоанна, что Иисус будет выступать параклетом, или заступником, рода человеческого перед лицом Бога Отца, а в Евангелии от Иоанна та же фигура речи вкладывается уже в уста самого Иисуса, который возвещает, что Господь пошлет страждущим параклета (обыкновенно это слово переводится как «утешитель») после его смерти на кресте. «Параклет» – слово мужского рода, интерпретируемое как мистическое воплощение Христа в менее совершенном, материальном теле, – стал безосновательно ассоциироваться с архаическим Духом, «носившимся над водами». Гностики, родным языком которых был греческий, отождествляли Святой Дух с Софией Премудростью, а «премудрость» женского рода. В древней христианской Церкви Символ веры произносили только во время обряда крещения, который представлял собой ритуал инициации в христианские мистерии и поначалу применялся только ко взрослым. Сходным образом крещение водой являлось предварительной стадией участия в греческих мистериях, по образцу которых создавались христианские, а также в друидических мистериях.

Греческий город Элевсин, в котором совершались самые знаменитые мистерии, по легенде, получил название в честь аттического царя Элевсина. «Элевсин» означает «пришествие», и потому это слово было воспринято в христианских мистериях для обозначения рождения божественного младенца; в английском обиходе это слово, «Advent», употребляется по отношению к Рождеству и четырем предшествующим ему неделям Рождественского поста. Матерью Элевсина была Дайра, дочь Океана, «Мудрая из Моря», отождествлявшаяся с Афродитой, минойской богиней-голубкой, которая ежегодно выходила из волн морских в Пафосе на Кипре, возрождаясь девственницей. Царь Элевсин был неким воплощением Диониса Ячменного, в честь которого в конце сентября устраивались Великие Дионисии, благодарственный праздник урожая, а отцом его иногда называли фиванского царя Огига, или Огигия, в правление которого произошел потоп, погубивший житницы Беотии. В начале ежегодных элевсинских мистерий мистагоги в пастушеских одеяниях выносили к участникам мистерий для поклонения божественного младенца, сына Мудрой, Вышедшей из Моря. Он сидел в ликносе – ивовой корзине для сбора урожая. Судя по сходным мифам о Моисее, Талиесине, Ллеу Ллау и Ромуле, мистагоги объявляли, что нашли его на берегу реки, куда его вынесла вода Потопа в этой самой корзине, щели которой заткнуты осокой. Следует отметить, что ликнос использовался не только в качестве корзины для урожая, яслей и колыбели, но и примитивной веялки: зерно вместе с мякиной лопатой засыпали в ликнос, когда дул сильный ветер, и просеивали через ивовые прутья; мякина улетала, а зерно горкой падало наземь. Возможно, мистерии начинались как празднество веяния, поскольку они совершались спустя несколько недель после жатвы и приходились на период сильных ветров.

Интересный пережиток этого мистериального праздника веяния – мальоркские свистульки «сиурель» («xiurell») из белой глины, раскрашенные красным и зеленым и традиционно изготовляемые вручную в форме русалки, свернувшейся кольцами змеи, человека с головой быка, женщины в длинной юбке и в круглой шляпе, укачивающей младенца, а иногда прижимающей к себе вместо младенца цветок, той же женщины, но с лунным диском, увенчанным коровьими рогами, мужчины в высокой островерхой шляпе, молитвенно воздевшего руки, крохотного человечка верхом на безрогом, остроухом, длинноногом животном с очень короткой мордой. Эти свистульки, наряду с айвовыми и рябиновыми ветвями, являются неотъемлемой принадлежностью церковного праздника в местечке Бонанова, возле Пальма-де-Мальорки, во время которого жители совершают обход холма ночью, в первое воскресенье после двенадцатого сентября, Дня Святого Имени Марии, соответствующего двадцать третьему сентября по старому стилю. Свистульками изначально, видимо, вызывали северо-восточные ветры, потребные для веяния зерна, которые, согласно старинному местному альманаху, начинают дуть в это время, а в конце месяца приносят с Атлантики тучи, проливающиеся дождем над озимой пшеницей, посаженной в начале месяца.

Однако этот обычай забыт: нынче на Мальорке веют зерно в любое время после жатвы, и никаких празднеств по этому поводу не предусмотрено. Русалка, которую местные жители называют сиреной, очевидно, призвана изображать Дайру (Афродиту), мать-луну Элевсина (Диониса Ячменного, младенца, которого укачивает «сиурель»-женщина). Человек с головой быка – это повзрослевший Дионис. Человек в шляпе – наставник, или «главная маска». Крошечный всадник, видимо, опять-таки Дионис, однако на каком крупном животном он восседает, трудно сказать. Ветви айвы и рябины, как и белая глина свистулек, призваны почтить богиню, на сей раз призываемую в образе Девы Марии. Змея – воплощение ветра. Поскольку это единственное время года, когда жители Мальорки ждут не дождутся ветра, свиста на острове, кроме как на празднике «сиурель», не услышишь (они разводят фруктовые деревья и оливы и потому в обычные дни боятся сирокко как огня; кошель крестьянина, по их словам, висит на дереве). Крестьянин напевает, погоняя мула, а мальчишка – возвращаясь домой из школы; в остальное время на острове царит тишина: «furbis, flabis, flebis» – «свистни пронзительно, и наплачешься»[170]170
   Грейвс приводит перевод загадочной, не имеющей однозначного толкования латинской фразы. Она представляет собой аллюзию на рассказ о привидениях «Ты свистни, тебя не заставлю я ждать» (1904) английского готического писателя Монтегю Родса Джеймса (англ. Montague Rhodes James, 1862–1936). В рассказе Джеймса фрагменты латинской фразы, которые можно истолковать как «Вор, если свистнешь в этот свисток, раскаешься» или «Свистни, и пожалеешь, тебя ждет безумие», начертаны на бронзовом свистке, которым вызывают демонов. – Примеч. перев.


[Закрыть]. К связи Белой богини и магических свистков, которыми вызывают ветер, я вернусь в двадцать четвертой главе.