Текст книги "Белая Богиня"

Свергнув с престола царицу Белили, Бел сделался верховным правителем Вселенной, отцом бога Солнца и бога Луны, и стал притязать на роль бога-творца; впоследствии подобного признания добился выскочка – вавилонский бог Мардук. Бел и Мардук в конце концов стали отождествляться, а поскольку Мардук был богом весеннего солнца и грома, Бел, еще до того, как европейцы переняли его культ у финикийцев, также превратился в некое подобие солярного Зевса.

По-видимому, Бели изначально был богом Ивы, вещим сыном Белили, но затем стал богом Света, а в Британии в IV в. до н. э., во время битвы деревьев, его сын Аматон взывал к его могуществу, чтобы низвергнуть Брана Ольхового, двойника которого, вероятно, подобным же образом уже лишили власти в Палестине. В то же самое время Гвидион Ясеневый низвергнул вещего бога Арауна, дерево которого осталось неизвестным. Все детали этого процесса обмена божественными функциями будут рассмотрены ниже.

Автор «Легенды о Талиесине», вероятно, идентифицировал Аматона с Ллеу Ллау, бриттским Гераклом, поскольку в «Песне о детях Лира» («Cerdd am Veib Llyr») он говорит:

 
Я сражался в битве деревьев вместе с Ллеу и Гвидионом,
Тем, кто преобразил лес, землю и растения.
 

Ситуация осложняется тем, что барды иногда упоминают Бели, описывая море, и поэтому возникает соблазн предположить, что он был морским божеством, волны – его конями, соленая вода океана – его вином. Однако подобные упоминания, возможно, всего-навсего воздают ему должное как богу – покровителю Британии, его «медового острова», как наречен он в одной из «Триад», – ни один бог не сможет царить над островом, если не подчинит себе омывающие его воды, – и одновременно намекают на то, что, будучи солярным божеством, он каждый вечер на закате «пьет воды Запада» и что белые кони традиционно посвящены солнцу.

Последний вариант знаменитого боя Бели и Брана – это изображенная Мэлори в «Смерти Артура» история братьев Балина и Балана, которые по ошибке убивают друг друга. Однако, как указывает Чарльз Сквайр в своем труде «Кельтский миф и легенда», Бран появляется в этом путаном романе и в других обличьях. В образе короля Брангориса (Брана из Гауера) он приводит на поле брани пять тысяч верховых, готовых сражаться под его началом против Артура. Но в облике сэра Бранделя, или Бранделиса (Брана из Гвейлса), он мужественно бьется на стороне короля Артура. В образе Бана, короля Бенвика (короля «четырехугольника», именуемого «Каер Педриван» («Caer Pedryvan») в поэме «Песнь об Аннуне» (или «Сокровища Аннуна», «Preiddeu Annwn»), которая будет подробно рассматриваться в главе шестой), он – иноземный союзник Артура. В образе Лодегранса, по-валлийски Огира Врана, он – тесть Артура. А в образе Утера Бена («чудесной главы»; намек на поющую голову, погребенную на Тауэр-Хиллском холме) он – отец Артура. Нормандско-французские труверы и Мэлори, собиравшие и сличавшие Артуровы романы, не осознавали исторического и религиозного значения мифов, не интересовались ими и поступали с ними весьма вольно. Они позволяли себе «усовершенствовать» повествование в соответствии со своим новым кодексом рыцарской чести, принесенным из Прованса, и, ни перед чем не останавливаясь, грубо разрушали модели древних мифов. Валлийский менестрель не смел о таком и помыслить.

Злоупотребление творческой свободой, в котором повинны современные романисты и новеллисты, уверяющие, будто вправе подчиняться лишь собственному воображению, не дает изучающим мифологию осознать, что в Северо-Западной Европе, незнакомой с греческим романом эллинистической эпохи, рассказчики не выдумывали сюжетные ходы и персонажей, а всегда лишь заново излагали одни и те же традиционные повествования и начинали импровизировать, только когда их подводила память. До тех пор пока перемены в сфере религии или в структуре общества не вынуждали их видоизменять сюжет или осовременивать эпизод, их аудитория ожидала знакомых, исполняемых по старинке сказаний. Почти все эти повести содержат объяснения теории ритуала или религии, с вкраплениями исторических данных, иными словами, они есть корпус наставлений, напоминающий священные писания иудеев и имеющий с ними много общего.

Глава четвертая
Белая богиня

Поскольку постулируемое здесь предположение о тесной связи между религиями Древней Британии, Греции и Иудеи явно вызовет протест, я предпочел бы немедленно заявить, что я не британский еврей и никак не отстаиваю позиции иудаизма. Я лишь утверждаю, что в различные периоды второго тысячелетия до н. э. пришедшие с северо-востока и с юго-востока завоеватели вытеснили с берегов Эгейского моря союз занимавшихся торговлей племен, которых египтяне называли «народами моря», что некоторые из этих племен отправились на север по давно установленным торговым путям и в конце концов достигли Британии и Ирландии и что другие двинулись на запад, тоже по уже известным торговым путям, и пришли в Ирландию через Северную Африку и Испанию. Часть этих рассеявшихся племен вторглась в Сирию и Ханаан, в том числе филистимляне, которые отняли Хевронское святилище в Южной Иудее у едомитян Халева. Однако халевиты («кениты», «люди-псы»), союзники иудейского колена Иудина, отвоевали его два столетия спустя и одновременно переняли значительную часть религиозных верований филистимлян. Эти заимствования были окончательно систематизированы в Пятикнижии вместе с корпусом семитских, индоевропейских и малоазиатских мифов, охватывавших религиозные традиции неоднородного в этническом отношении союза иудейских племен. Таким образом, связь между древними мифами иудеев, греков и кельтов основана на том факте, что все эти народы были цивилизованы одними и теми же эгейскими племенами, которые они когда-то завоевали и которые затем растворились в их составе. А это, в свою очередь, может быть интересно не только любителю древностей, так как привлекательность современного католицизма для широких масс, несмотря на патриархальную Троицу и исключительно мужское священство, зиждется скорее на эгейской традиции матери и сына, к которой медленно вернулся католицизм, чем на элементах культа арамейского или индоевропейского бога-воина.

А теперь стоит подробно остановиться на деталях исторического развития данайцев (Туата Де Дананн). Богиня Дану, Даная, или Дон, в римских источниках предстает как бог Донн, божественный отец Коттия, священного царя коттиев – конфедерации лигурийских племен, давших имя котским Альпам. Коттий, Котий или Котис – широко распространенное имя. Котиями именовалась фракийская династия IV в. до н. э. и I в. н. э., а каттины и аттакотты Северной Британии и многие племена, в названиях которых фигурировал корень «катт-» или «котт-» и которые расселились на самых разных территориях между Фракией и Британией, по-видимому, ведут свое происхождение от Коттия, царя коттиев. В Пафлагонии, на южном берегу Черного моря, также существовала династия Котиев. Все они, по-видимому, были наречены в честь богини Котис, или Котито, или Котитто, оргиастический культ которой бытовал во Фракии, в Коринфе и на Сицилии. Согласно Страбону, ее ночные оргии, котитии, совершались так же, как и оргии во славу Деметры, древнегреческой богини ячменя, и Кибелы, фригийской богини, владычицы львов и пчел, в честь которой ритуально оскопляли себя молодые люди. На Сицилии участники котитий носили ветви, на которых развешивались плоды и ячменные лепешки. В классической легенде Котт выступает сторуким братом сторуких великанов Бриарея и Гия, союзников Зевса в войне с титанами, происходившей на границе Фракии и Фессалии. Этих чудовищ называли гекатонхейрами («сторукими»).

Детали этой войны с титанами становятся понятны только в свете греческой истории древнейшего периода. Первыми греками, появившимися на территории Греции, были ахейцы, которые вторглись в Фессалию около 1900 г. до н. э. Это были скотоводческие племена, жившие по законам патриархата и поклонявшиеся индоевропейской триаде мужских божеств, изначально, видимо, Митре, Варуне и Индре, которых митаннийцы Малой Азии еще помнили около 1400 г. до н. э.; впоследствии ахейцы нарекли их Зевсом, Посейдоном и Аидом. Постепенно они завоевали всю Грецию и попытались уничтожить полуматриархальную цивилизацию бронзового века, которую они там обнаружили, но затем примирились с ней, приняли наследование по материнской линии и объявили себя сыновьями Великой богини, имеющей множество имен. Они заключили союз с этнически неоднородным населением материковой Греции и островов, частью долихоцефальным, частью брахицефальным, которое они стали именовать пеласгами, или мореплавателями. Пеласги утверждали, что происходят из зубов мирового змея Офиона, с которым соединилась Великая богиня в образе Эвриномы («властительницы всего сущего»), тем самым совершив космогонический акт творения. Однако «Офион» и «Эвринома» – греческие варианты исходных имен. Пеласги могли именовать себя и данайцами, в честь Данаи, другой ипостаси той же богини, на сей раз покровительствующей земледелию. В любом случае ахейцы, занявшие Арголиду, теперь заимствовали наименование «данайцы» и тоже стали мореплавателями, а те, кто остался к северу от Истма, получили известность как ионийцы, дети Коровьей богини Ио. Некоторые из тех пеласгов, что были изгнаны из Арголиды, основали города на островах Лесбос, Хиос и Книд; другие бежали во Фракию, в Троаду и на острова, расположенные в северной части Эгейского моря. Некоторые племена остались в Аттике, Магнесии и других местах.

Наиболее воинственными среди них были кентавры Магнесии, избравшие своими тотемами вертишейку и горного льва. Кроме того, они поклонялись лошади, вероятно не азиатской, привезенной с берегов Каспийского моря в начале второго тысячелетия до н. э., а более древней и не столь совершенной породе европейских лошадей, напоминающих дартмурского пони. Кентавры во главе со священным царем Хироном с благодарностью приняли помощь ахейцев в войне с врагами-лапифами, жителями Северной Фессалии. Имя Хирон, очевидно, этимологически связано с греческим «cheir» («рука»), а слово «кентавры» – с «centron» («коза»). В своей статье «Чем питались кентавры» я предположил, что они погружали себя в состояние наркотического транса, поедая мухоморы (Amanita muscaria), «жабу с тысячей когтей»: именно такой мухомор красуется у ног мифического предка кентавров Иксиона, вырезанного на обороте этрусского зеркала. Нельзя ли считать гекатонхейрами кентавров горной Магнесии, поддержка которых была стратегически необходима ахейским пастухам Фессалии и Беотии? Богиня-мать племени кентавров по-гречески именовалась Левкофеей, Белой богиней, но сами кентавры называли ее Ино или Пластеной, а наскальный рельеф с ее изображением до сих пор показывают на труднодоступной горе Сипил, в предполагаемом царстве древнего Тантала[65]65
   Рельеф на горе Сипил (ныне гора Манизадаг в турецкой Анатолии), где, согласно греческому мифу, располагалось царство Тантала, по мнению большинства ученых, изображает Кибелу. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Кроме того, она стала «матерью» Меликерта, или Геракла – Мелькарта, бога древних полусемитских захватчиков.

Греки уверяли, будто сохранили в памяти дату победы Зевса в союзе с гекатонхейрами над фессалийскими титанами: хорошо осведомленный Татиан приводит подсчеты историка I в. н. э. Таллоса[66]66
   Таллосу принадлежит первое историческое свидетельство о распятии Христа. – Примеч. авт.


[Закрыть], согласно которым эта битва произошла за триста двадцать два года до длившейся десять лет осады Трои. Поскольку датой падения Трои тогда неоспоримо считался 1183 г. до н. э., выходит, что Зевс победил гигантов в 1505 г. до н. э. Если счесть эту дату более или менее точной[67]67
  А. Р. Бёрн в своем труде «Минойцы, филистимляне и греки» предлагает приблизить все даты до 500 г. до н. э. на шестую часть срока, отделяющего их от этого рубежа, поскольку греки приравнивали столетие к жизни трех поколений, а более достоверным представляются четыре. Тем не менее Уолтер Лиф согласен считать датой падения Трои 1183 г. до н. э., так как тысячелетнее проклятие, обрушившееся на город Аякса за насилие, совершенное им над троянской жрицей Кассандрой, было искуплено в 183 г. до н. э. Дата, которую ныне предпочитает большинство историков, – 1230 г. до н. э. – Примеч. авт.


[Закрыть], то легенда рассказывает о реальных исторических событиях – об усилении ахейской власти в Фессалии и о поражении пеласгийских племен, вынужденных отступать все далее на север. История гигантомахии – битвы олимпийских богов с гигантами, – изложенная в «Библиотеке» Аполлодора, возможно, восходит к подобным, но значительно более поздним событиям, когда греки решили покорить воинственных магнесийцев, удерживающих могучие твердыни Пелион и Оссу, видимо, потому, что практикуемая ими экзогамия противоречила олимпийской теории патриархата и создала им незаслуженную славу сексуальных маньяков. Аполлодор отмечает также роль доблестного Геракла, ставшего едва ли не магическим амулетом против напасти гигантов.

Ахейцы поселились на Крите в XVII–XV вв. до н. э., в конце минойской эпохи, которую в Греции именуют микенской, по названию Микен, столицы государства Атрея. Греки-эолийцы вторглись в Фессалию с севера и сумели далее завоевать Беотию и Западный Пелопоннес. Они легко поладили с ахейскими данайцами и стали известны под именем минийцев. Не исключено, что оба этих народа в XIV в. до н. э. приняли участие в разграблении Кносса, положившем конец господству Крита на море. Ослабление Крита, бóльшая часть населения которого к этому времени говорила по-гречески, вызвала мощную микенскую экспансию: завоевание территорий в Малой Азии, Финикии, Ливии и на островах Эгейского моря. В середине XIII в. до н. э. наметилось различие между ахейскими данайцами и менее цивилизованными ахейцами Северо-Западной Греции, которые завоевали Пелопоннес, основали новую патриархальную династию, отринули верховную власть Великой богини и учредили олимпийский пантеон, где боги и богини были представлены в равной мере, а главенствующая роль принадлежала Зевсу. Мифы о раздорах Зевса с супругой Герой (ипостасью Великой богини), с братом Посейдоном и с Аполлоном Дельфийским доказывают, что данайцы и пеласги поначалу ожесточенно сопротивлялись религиозной революции. Однако союзные греки победили Трою – город, открывавший доступ к проливу Дарданеллы и взимавший пошлину с греков, которые торговали с Причерноморьем и Востоком. Спустя поколение после гибели Трои еще одна волна индоевропейских захватчиков обрушилась на Малую Азию и Европу, в том числе дорийцы, которые наводнили всю Грецию, убивали, грабили и жгли, и беженцы нескончаемым потоком хлынули из Греции во все стороны света.

Таким образом, мы можем, не испытывая никаких сомнений и колебаний, свойственных историкам, отождествить Дану, богиню Туата Де Дананн, то есть пеласгов бронзового века, изгнанных из Греции в середине второго тысячелетия до н. э., с доахейской аргосской богиней Данаей. Ей поклонялись в Фессалии, она стала прародительницей древней ахейской династии – дома Персея (правильнее «Птерсея» – разрушителя). Однако ко временам Гомера Данаю превратили в мужское божество Даная, сына Бела, который якобы привез своих дочерей в Грецию из Ливии через Египет, Сирию и Родос. Имена трех дочерей – Линда, Камира и Иалиса, – очевидно, представляют собой эпитеты богини, которую также величают «Ламией, дочерью Бела, царицей Ливийской». В хорошо известной легенде об убийстве в первую брачную ночь дочерьми Даная, или Данаидами, сыновей Эгипта число их увеличено с трех до пятидесяти, возможно, потому, что таково было постоянное число жриц, посвящавшихся в культ богини-матери в тайных школах Аргоса и Элиды. Исторические Данаиды действительно могли явиться на берега Эгейского моря с озера Тритон в Ливии (ныне это заливаемый морской водой солончак), следуя указанным в легенде маршрутом, хотя маловероятно, что они именовались Данаидами до того, как добрались до Сирии. Тот факт, что коттиев, пришедших в Северную Грецию из Причерноморья через Фригию и Фракию, также считали потомками Дану, подтверждает, что они появились там до эолийцев, которых не причисляли к потомкам Дану. А. Б. Кук в своем труде «Зевс» убедительно доказывает, что греко-ливийские и фракийско-фригийские племена находились в тесном родстве и что обе эти племенные группы были связаны родственными узами с критянами.

Далее, мы можем отождествить Дану с богиней-матерью племени данунов, которое в XII в. до н. э., согласно египетской надписи того времени, вторглось в Угаритское царство вместе с прочими «народами моря» – шерданами и закалами из Лидии, шакалеша из Фригии, пелесетами из Ликии, акайваша из Памфилии и другими захватчиками из Восточного Средиземноморья. Для египтян все они были «народами моря» (акайваша – это ахейцы), вынужденными под давлением новых индоевропейских завоевателей оставить прибрежные районы Малой Азии, а также Грецию и острова Эгейского моря. Пелесеты впоследствии стали филистимлянами Южной Финикии; они объединились с керетиянами (критянами), а некоторые из керетиян служили телохранителями царя Давида и, по мнению сэра Артура Эванса, говорили на греческом языке. Один из народов, вынужденно покинувший берега Средиземного моря, покорил хеттов, стал известен ассирийцам под именем «мушков», а грекам – «мосхов» и осел в верхнем течении Евфрата, где основал город Гиераполь. Приводимое Лукианом в сочинении «О богах сирийцев» описание древних ритуалов, все еще совершаемых во II в. н. э. в их храме Великой богини, как нельзя ярче представляет религию эгейского бронзового века, которую удалось сохранить. Племена или кланы «народов моря» направились на запад – на Сицилию, в Италию, в Северную Африку, в Испанию. Закалы впоследствии превратились в сикулов, жителей Сицилии, шерданы дали имя Сардинии, а турша – это тирсены (или тиррены) Этрурии.

По-видимому, некоторые племена Туата Де Дананн двинулись на запад, так как Силий Италик, латинский поэт I в. н. э., очевидно испанец по происхождению, записывает предание, согласно которому Балеарские острова – центр мегалитической культуры и одно из главных месторождений олова в античную эпоху – впервые обрели царскую власть в лице представителей Туата Де Дананн Тлептолема и Линда. Линд – это мужской вариант имени Данаиды Линды. По крайней мере какая-то часть этого народа осталась в Малой Азии. Недавно в предгорьях Тавра возле Александретты был обнаружен город данунов (Туата Де Дананн), а при его раскопках (еще не расшифрованные) – надписи хеттским и арамейским письмом, относящиеся к IX в. до н. э. Предполагают, что они написаны на ханаанском языке, а скульптурам, найденным во время раскопок, свойственны черты ассиро-хеттского, египетского и эгейского стиля. Все вышеперечисленное подтверждает греческий миф о Данае, сыне Агенора (Ханаана), который пришел на север из Ливии через Египет и Сирию.

Миф об оскоплении Урана его сыном Кроносом и о мести, впоследствии обрушенной на Кроноса его собственным сыном Зевсом, который изгнал его на запад, в подземный мир, где его неусыпно сторожили сторукие, истолковать довольно трудно. Исконный смысл этого мифа – ежегодная смена власти, когда царя дуба свергал его преемник. В давние времена Зевс был вещим героем скотоводов и пастухов, связанным с дубовым культом Додоны в Эпире: прорицания в Додоне произносились жрицами-голубками Дионы, лесной Великой богини, лучше известной как Диана[68]68
   В Додоне (Эпир) располагался знаменитый оракул (прорицалище) Зевса. Его волю жрицы угадывали либо по шелесту священного дуба, либо по полету голубок, птиц богини Дионы, одной из супруг Зевса и, согласно некоторым мифам, матери Афродиты. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Предложенная Фрэзером в «Золотой ветви» теория достаточно хорошо известна, чтобы останавливаться на ней подробно. Впрочем, Фрэзер не объясняет, почему срезание с дуба омелы друидами олицетворяет оскопление прежнего царя его преемником, поскольку омела – фаллический символ. После кастрации тело царя поедалось в виде причастия, как свидетельствуют несколько легенд о Пелопидах. Однако, по крайней мере на Пелопоннесе, этот культ дуба стал частью культа ячменя, героем которого был Кронос и который предполагал человеческие жертвоприношения. В культе ячменя, как и в культе дуба, преемник царя наследовал расположение жриц своей матери-богини. В обоих культах жертва обретала бессмертие, а ее вещие останки переносились для погребения на какой-либо священный остров, такой как Самофракия, Лемнос, Фарос неподалеку от Александрии, островок Ортигия возле Делоса, другая Ортигия[69]69
   Существовала и третья Ортигия («место, где водятся перепела»). Согласно Тациту, эфесцы, обратившиеся к императору Тиберию с ходатайством предоставить им право убежища в храме Артемиды, утверждали, что культ их Великой богини Артемиды (называемой римлянами Дианой) был учрежден на острове Ортигия, где Артемиду поначалу почитали под именем Лето. Д. Г. Хогарт помещает Ортигию в долине Арвалия, к северу от горы Солмиссос, однако это мнение представляется необоснованным, если не принимать во внимание, что весной там отдыхают перепела во время своего перелета из Африки. – Примеч. авт.


[Закрыть] – у берегов Сицилии, Левка в устье Дуная, где находится святилище Ахилла, Эя Кирки (ныне остров Лошинь в Адриатическом море), Элизий Атлантики, куда душа Менелая переселилась после смерти, и далекая Огигия – возможно, остров Торри у западного побережья Ирландии. На всех этих священных островах останки жертвы бережно хранили жрицы, совершающие магические ритуалы и участвующие в оргиастических культах.

Кронос-оскопитель был свергнут с престола своим сыном Зевсом, и в этом мифологическом событии можно увидеть некую экономическую подоплеку: ахейские скотоводы, которые, появившись в Северной Греции, стали отождествлять своего бога неба с местным героем священного дуба, заняли более привилегированное положение, нежели земледельцы-пеласги. Однако обоим культам удалось достигнуть компромисса. Диона, или Диана, богиня лесов, стала отождествляться с Данаей Ячменной, а тот факт, что галльские друиды впоследствии срезали омелу не кремневым или обсидиановым кривым ножом, а неудобным золотым серпом, доказывает, что ритуальное почитание дуба отныне сочеталось с ритуальным почитанием ячменного царя, которого богиня Даная, или Альфито, или Деметра, или Церера, сжинает серпом в форме полумесяца. «Сжать» означало «оскопить»; сходным образом воины абиссинской народности галла идут в бой, взяв маленькие серпы, которыми затем кастрируют поверженных врагов. В латинском варианте бог Кронос именовался Сатурном, а статуи часто изображают его с садовым ножом, кривым, точно вороний клюв: возможно, это своеобразный ребус, отсылающий к его истинному имени. Ибо хотя впоследствии греки стали полагать, что это имя означает «chronos» («хронос», «время»), потому что всякого дряхлого старика шутливо именовали Кроносом, разумнее было бы видеть в этом имени дериват того же корня «cron» или «corn», от которого образуется греческое и латинское слово «ворона» – «corone» и «cornix». Ворона слыла птицей, полет которой часто толкуют авгуры, и в Греции и Риме символизировала долголетие. Таким образом, не исключено, что Кронос, спящий титан, коего неусыпно стережет сторукий Бриарей, имел и другое имя: Бран, Вороний бог. В любом случае миф о Кроносе весьма амбивалентен: с одной стороны, он свидетельствует о свержении и ритуальном убийстве священного царя в конце срока его правления как в культе дуба, так и в культе ячменя; с другой – о победе ахейских скотоводов над земледельцами доахейской Греции. Участники римских сатурналий республиканской эпохи, праздника, напоминающего старые английские Святки, на время забывали обо всех правилах приличия в память о золотом веке – господстве Кроноса.

Я называю Брана богом вороны, однако ворона, ворон, ворона серая и другие крупные птицы-падальщики в древности зачастую именовались одинаково. Словом «corone» древние греки обозначали не только ворону, но и «corax» – вóрона, а латинское наименование «corvus» («ворон»), образовано от того же корня, что и «cornix» («ворона»). Ворóны Брана, Кроноса, Сатурна, Асклепия и Аполлона одновременно и вóроны.

Пятьдесят Данаид упоминались в истории Древней Британии. Джон Мильтон в своей «Древней Британии»[70]70
   Труд Джона Мильтона называется «История Британии» («History of Britain», 1670). «Древность» («Antiquity») – название книги первой этого произведения. – Примеч. перев.


[Закрыть] обрушивает немало весьма тяжеловесных по стилю насмешек на передаваемую Неннием легенду, согласно которой Британия получила свое древнейшее имя, под которым она была известна Плинию, от Альбины (Белой богини), старшей из Данаид. Имя Альбина, вариантом которого была названа река Эльба (по-латыни «Albis») и от которого образовались немецкие слова «Elven» («женщина из племени эльфов, эльфийка»), «Alb» («эльф»), «Alpdrücken»[71]71
   Правильно «Alpdruck». – Примеч. перев.


[Закрыть] («кошмар, вызванный демоном-инкубом»), родственно греческим словам «alphos» со значением «матово-белая проказа»[72]72
   Белый холм, или Тауэрский холм, в Лондоне хранит память об Альбине, а крепость, возведенную в 1078 г. епископом Гундульфом, до сих пор именуют Белой башней. Герман Мелвилл в романе «Моби Дик» посвящает весьма красноречивую главу двойственным ассоциациям, которые вызывает слово «белый»: изяществу, великолепию и чистоте белоснежных коней, белым жертвенным быкам, белоснежной подвенечной фате и белым жреческим облачениям, противопоставляя их неизбывному ужасу, внушаемому альбиносами, прокаженными, закутанными в белые куколи выходцами с того света и т. д. Мелвилл отмечает также, что американцы, посещающие Тауэр, склонны испытывать страх при осмотре Белой башни, а не Кровавой башни. – Примеч. авт.


[Закрыть] (по-латыни «albus»), «alphiton» («пивоваренный ячмень») и «Alphito» («Альфито»), «Белая богиня», в классическую эпоху превратившаяся в чудище, которым пугают детей, но изначально почитавшаяся в Аргосе племенами Туата Де Дананн как богиня ячменя. Сэр Джеймс Фрэзер видит в ней «Деметру или ее двойника Персефону». Само слово «Argos» означает «ослепительно-белый» и, будучи употребленным как прилагательное, обыкновенно описывает белоснежные жреческие облачения. Также оно означает «быстрый, как молния». Мы вправе рассматривать сторуких великанов в связи с Белой богиней Аргоса: это доказывает миф об Ио, той же богине, нянчившей младенца Диониса; ее стерег Аргус Панопт («Недремлющее Око», «Всеглаз»), стоглазое чудовище, возможно изображавшееся в облике белого пса. Знаменитого пса Одиссея звали Аргус. Ио в образе белой коровы была ипостасью богини ячменя, в свою очередь слывшей воплощением богини. Она также почиталась в облике белой кобылы, Левкиппы, и белой свиньи, Керы или Форкиды, которую вежливо именовали также Марпессой («похитительницей»).

Но и в нашей «Повести о Талиесине» Каридвен, или Керридвен, ненавистница Гвиона, возможно, выступает как Белая богиня – свинья. Такого мнения придерживается в своей работе «Религия древних кельтов» Джон Арнотт Маккаллох, который, опираясь на свидетельства Гальфрида Монмутского и французского кельтолога Тома, утверждает, что валлийские барды описывали ее как богиню Пшеницы. Маккаллох отождествляет ее с вышеупомянутой Деметрой-свиньей. Ее имя представляет собой композит и состоит из корней «cerdd» и «wen». «Wen» означает «белый», а «cerdd» в ирландском и валлийском имеет значение «обретение», а также «вдохновенные, или священные, искусства, в особенности поэзия». Их можно уподобить греческим словам «cedos» и «cerdeia», откуда происходит латинское «cerdo» («искусный мастер»). В греческом языке слово «ласка», облик которой особенно любили принимать фессалийские ведьмы, часто употреблялось с эпитетом «cedro», который обычно переводят как «лукавая», а в Испании древним словом неясного происхождения «cerdo» называют свинью[73]73
   Бытует мнение, что слово «cerdo» происходит от латинского «Setula» («свинка»). Однако, чтобы согласиться с подобной интерпретацией, мы должны принять и насильственную перестановку согласных, которая не наблюдается ни в одном обозначении домашних животных. – Примеч. авт.


[Закрыть]. У Павсания Кердо – супруга героя Форонея, брата Ио и Аргуса Панопта, культ которого существовал в Аргосе и который научил людей пользоваться огнем; в главе десятой он будет отождествлен с Браном. Знаменитая серданья испанских Пиренеев – пляска по случаю сбора урожая, – может быть, впервые была исполнена в честь богини, которая дала имя лучшей житнице этих мест – долине Сегре в графстве Серданья, с главным городом Пуигсерда, иными словами, «Холм Сердо». Слог «серд» встречается в именах иберийских правителей, из которых наиболее известен упоминаемый Ливием Сердубел, престарелый вождь, пытавшийся примирить римлян и иберийский город Кастуло. Керридвен – явно Белая Свинья, богиня Ячменя, Белая дама Смерти и Вдохновения; более того, она – Альбина, или Альфито, богиня Ячменя, именем которой была названа Британия. У маленького Гвиона есть все основания ее опасаться; с его стороны было большой ошибкой схорониться в куче зерна на ее собственном гумне.

Римляне поклонялись Белой богине в образе Кардеи, а Овидий в «Фастах» приводит о ней путаную историю, ассоциируя ее имя с обозначением дверных петель – «cardo». Он говорит, что она была возлюбленной Януса, двуликого бога дверей и первого месяца года, и что она покровительствовала дверным петлям. Она также хранила младенцев от ведьм, принимавших облик зловещих ночных птиц, выхватывавших детей из колыбели и пивших их кровь. Овидий утверждает, что вначале она властвовала над городом Альбой («белым городом»), колонизированным выходцами из Пелопоннеса в эпоху рассеяния народов и впоследствии в свою очередь колонизовавшим Рим, и что главным орудием, которым она отвращала зло, слыл боярышник. Овидий все вывернул наизнанку: Кардея была Альфито, Белой богиней, причинявшей в обличье птицы или зверя зло детям, а ее священное растение, боярышник, нельзя было приносить в дом, чтобы не подвергнуть детей опасности. Именно Янус, «стойкий страж дубовой двери», не пускал в дом Кардею и ее ведьм, ибо в действительности Янус был богом дубов Дианусом, воплощенным в римском царе, а затем – в жреце Юпитера, его духовном преемнике, а его божественная супруга Яна была Дианой (Дионой), богиней лесов и луны. Удвоенная буква «п» в латинском варианте имени Юпитера – Juppiter – заменяет выпавшую букву «н»: он был Jun-Pater, то есть отцом Диануса. Однако прежде чем Янус, или Дианус, или Юпитер, взял в жены Яну, или Диану, или Юнону, и подчинил ее своей воле, он был ее сыном, а она была Белой богиней Кардеей. И хотя он сделался Дверью, стражем народа, она стала дверной петлей, крепящей его к дверному косяку; важность подобной связи будет объяснена в главе десятой. «Cardo» («дверная петля») и «cerdo» («искусный ремесленник») – это одно и то же слово; в ирландском языке бог ремесла, знавший толк в дверных петлях, замках и заклепках, носил имя Кредне (Credne), искусный мастер, изначально просивший покровительства богини Кердо, или Кардеи. Таким образом, когда Кардея стала возлюбленной Януса, ей вменили в обязанность не пускать за порог злокозненную ведьму, вредящую детям, каковой она сама, вселяющая благоговейный ужас, была во времена матриархата, когда ее полагалось умилостивлять во время бракосочетания, возжигая факелы из ветвей боярышника. Овидий говорит о Кардее, явно приводя религиозный догмат: «В ее власти отмыкать закрытое и закрывать то, что отомкнуто».

Овидий отождествляет Кардею с Карной, праздник коей отмечался в Риме первого июня, когда ей приносили в жертву свинину и бобы. Это разумно, поскольку ассоциирует Белую богиню со свиньями, однако римское объяснение этимологии ее имени («Карна наречена так, quod carnem offerunt, ибо в жертву ей приносят мясо») представляется бессмысленным. Более того, как отмечалось применительно к «Битве деревьев», в классическую эпоху бобы использовались в качестве гомеопатического средства против ведьм и привидений: боб брали в рот и выплевывали его, целясь в выходца с того света, а во время римского праздника лемурий всякий отец семейства, не оглядываясь, бросал себе за спину бобы черного цвета, предназначавшиеся лемурам, или призракам, приговаривая: «Сим искупаю себя и своих близких». Мистики-пифагорейцы, заимствовавшие свое учение из пеласгийских источников[74]74
   По преданию, Пифагор был тирренским пеласгом с острова Самос в северной части Эгейского моря. Пожалуй, этим можно объяснить тесную связь его философии с орфическим и друидическим учением. Пифагор якобы воздерживался не только от бобов, но и от рыбы и, по-видимому, усовершенствовал унаследованный им от предков пеласгийский культ, странствуя по землям других народов. Пифагорова теория переселения душ имеет скорее индийское, нежели пеласгийское происхождение. В Кротоне Пифагор, как и его последователь Эмпедокл, были объявлены воплощением бога Аполлона. – Примеч. авт.


[Закрыть], давали неукоснительно соблюдаемую клятву не вкушать бобы и цитировали приписываемое Орфею стихотворное изречение, смысл коего сводился к тому, что вкушать бобы означает поглощать головы предков[75]75
   Платоники объясняли свое воздержание от бобов той рационалистической причиной, что они-де вызывают повышенное газообразование. Но, в сущности, это все то же мистическое объяснение. Жизнь есть дыхание, а выпустить ветры после вкушения бобов означало получить доказательство того, что поглотил живую душу: в греческом и в латыни для обозначения порыва ветра, дыхания и духа использовалось одно и то же слово, соответственно «pneuma» и «anima». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Цветок бобов – белого цвета и расцветает в ту же пору, что и боярышник. Боб посвящен Белой богине; отсюда его связь с шотландским ведьмовским культом; в первобытные времена только жрицы Белой богини имели право сажать бобы или варить их. У жителей аркадского города Фенея бытовало предание, будто богиня Деметра, придя в их город во время своих странствий, позволила им возделывать любые зерновые и бобовые культуры, кроме собственно бобов. В таком случае орфический запрет вкушать бобы, по-видимому, объясняется тем, что стебель боба обвивается вокруг жерди по спирали, знаменуя собою воскресение, и что духи умели возрождаться в облике смертных, переселяясь в бобы (об этом упоминает Плиний), которые вкушали женщины. Таким образом, мужчина, проглотивший боб, возможно, святотатственно покушался на замысел своих покойных предков. Римские отцы семейств во время лемурий бросали бобы в призраков, чтобы дать им возможность возродиться, и приносили бобы в жертву богине Карне в ее праздник, ибо она владела ключами от подземного мира.