Текст книги "Белая Богиня"

Р. С. Макалистер[123]123
   Роберт Александр Стюарт Макалистер (англ. Robert Alexander Stewart Macalister, 1870–1950) – ирландский археолог, занимавшийся раскопками в Палестине и на Британских островах; исследователь огамического письма и магических практик кельтов, переводчик и издатель кельтских мифов. – Примеч. перев.


[Закрыть] в своем труде «Древняя Ирландия» (1935) предлагает оригинальный взгляд на гробницу Ньюгрейндж. Он полагает, что Ньюгрейндж возвели милезии, появление которых он относит к X в. до н. э. и которые, по его мнению, приплыли не из Испании, а из Британии. Свою позицию он обосновывает тем, что на одном из украшенных узорами камней, находящихся в «коридоре» и погребальной камере Ньюгрейнджа, узор намеренно искажен и нанесен словно наугад и что на нескольких камнях резьба сбита кайлом, а точно так же резьба повреждена на трилитах Стонхенджа. Отсюда Макалистер делает вывод, что Ньюгрейндж представляет собой сознательную и ироничную стилизацию под образцы сооружений, создававшиеся более древней культурой за несколько сот лет до этого, однако теорию Макалистера, по-видимому, не поддержал ни один известный археолог. Впрочем, судя по наблюдениям Макалистера, милезии заимствовали гробницу – святилище пророческого культа – у Туата Де Дананн и подлатали ее там, где она несколько пришла в упадок, используя узорные камни из других захоронений. Более убедительным кажется предположение Макалистера о том, что «Бруг», дворец Энгуса, – это не Ньюгрейндж, а гигантский круглый огороженный участок у излучины реки Бойн – возможно, амфитеатр, где проводились погребальные игры по покойным, захороненным во множестве соседних гробниц.

Насколько я знаю, большинство ирландских археологов ныне разделяют мнение, что Ньюгрейндж был воздвигнут придерживающимися матриархата строителями коридорных гробниц, которые впервые появились в Ирландии около 2100 г. до н. э. Однако, прежде чем они смогли к нему приступить, им потребовались еще пятьсот лет, чтобы упрочить свое положение на новых землях и освоить сложную технику строительства. Украшающие камни спирали, хотя и сходны с обнаруженными в микенских шахтовых гробницах 1600 г. до н. э., могут иметь более древнее происхождение, так как подобные спиральные узоры, возраст которых не установлен, найдены и на Мальте. На одном из внешних камней вырезан символ, напоминающий критскую идеограмму: это кораблик с высоким носом и высокой кормой, с одним большим парусом; рядом с ним процарапаны несколько вертикальных линий и маленький кружок. Кристофер Хоукс[124]124
   Кристофер Хоукс (англ. Christopher Hawkes, 1905–1992) – английский археолог, профессор Оксфордского университета, специалист по доисторической и римско-кельтской Британии. – Примеч. перев.


[Закрыть], мой главный эксперт по истории Ньюгрейнджа, писал мне, что скелеты и оленьи рога – едва ли ровесники гробницы; скорее всего, они появились там значительно позднее, а до их упокоения Ньюгрейндж, видимо, неоднократно разоряли. О том, каково было изначально погребальное убранство Ньюгрейнджа, нам остается только гадать, поскольку за последнее время нетронутых погребений обнаружено не было. Нам придется дожидаться раскопок кургана королевы Мэв. Он возвышается над заливом Слайго, на его сооружение пошло около сорока тысяч тонн камня, а вход в него утрачен. Возможно, ждать нам придется долго, так как жители графства Слайго суеверны и могут счесть осквернение кургана недобрым знаком, ведь Мэв – это Мэб, королева фей (или фэйри).

О том, что находилось в чашах, можно судить по Книге Исход (24: 4–8). Моисей, установив двенадцать камней, или столпов, у подножия священной горы, совершил жертвоприношение тельцов и окропил половиной жертвенной крови тринадцатый столп в середине круга или полукружия; остаток жертвенной крови он разлил в чаши, видимо немалых размеров. Затем он, его соратник Аарон и семьдесят два спутника на пиру вкусили мясо жареных тельцов. В данном случае кровью из чаш окропили сыновей Израилевых, производя обряд освящения. Однако в гробнице, святилище пророческого культа, кровью обыкновенно питали дух покойного героя, дабы он вернулся из замка Каер Сиди или Каер Арианрод и дал вещий ответ смертным вопрошателям.

В этом смысле нужно трактовать и нисхождение в подземный мир Энея с ветвью омелы в руке – там он намеревается вопрошать своего отца Анхиза. Эней приносит в жертву тельцов и собирает их кровь, а дух Анхиза (некогда сочетавшегося браком с Венерой Эрикинией[125]125
   Эрикиния – эпитет Венеры по названию посвященной ей горы Эрикс на Сицилии. – Примеч. перев.


[Закрыть] и сраженного перуном священного царя обычного гераклова типа), испив крови, любезно пророчествует о грядущей славе Рима. Разумеется, дух не пил кровь, но во мраке слышался звук лакания. Это сивилла, которая низвела Энея в Аид, пила кровь и пришла в необходимое состояние профетического экстаза. О том, что сивиллы вкушали жертвенную кровь, известно из рассказа о жрице Матери-Земли в ахейской Эгире («осокоре», «черном тополе»; дерево, посвященное героям). Писк и лепет духов в таких случаях вполне объяснимы: в Библии неоднократно упоминается о странных звуках, подобных писку летучей мыши: их издают жрецы и жрицы, когда их устами пророчествуют демоны или духи предков. Бычья кровь слыла могущественным магическом средством и, разбавленная огромным количеством воды, использовалась для орошения фруктовых деревьев на Крите и в Греции. В неразбавленном виде она считалась ядом, губительным для любого, кроме сивиллы или жрицы Матери-Земли; родители Ясона умерли, едва пригубив ее. Такая же судьба постигла Мидаса, царя Фригии[126]126
   Мидас – царь Фригии, сын Гордия. – Примеч. перев.


[Закрыть], которого Аполлон наградил ослиными ушами.

В Древней Ирландии бычья кровь также использовалась для гадания и пророчеств, и это не беспочвенная гипотеза. В «Книге бурой коровы» упомянут ритуал, названный «Пиром после заклания тельца»:

«После заклания белого тельца выбирали мужа, коему надлежало вволю наесться мяса и напиться бульона; после того он засыпал, а над ним произносилось „заклятие истины“. В сновидении представал перед ним в истинном своем облике тот, кому судьба была сделаться королем, и представал за тем занятием, коим он в то мгновение был поглощен наяву».

Белый телец напоминает священных белых быков галльского ритуала омелы, белого быка, на котором скачет Дионис Фракийский, белого быка, приносимого в жертву на Альбанской горе и в римском Капитолии, а также белого быка, символизирующего истинное семя Израилево в апокрифической Книге Еноха.

Теперь становится понятнее загадочный текст «Сокровищ Аннуна» («Preiddeu Annwn»), в котором насмешки Гвиона в адрес невежественного Хейнина и его собратьев – придворных бардов чередуются с сетованиями некоего Гваира ап Гейриона на свою тяжкую долю: он не может бежать из Каер Сиди. Рефреном в поэме служит изречение: «Кроме семерых, никто никогда не возвращался из Каер Сиди». Нам известно по крайней мере о двоих: это Тесей и Дедал, аттические солярные герои. Истории о походе Тесея в Аид и о его подвигах в критском лабиринте в Кноссе – на самом деле части одного путаного мифа. Тесей («установитель», «созидатель») обнаженным, прикрывшись одной львиной шкурой, отправляется в центр лабиринта, там убивает чудовище – человека с головой быка, вооруженного двойной секирой-лабрисом (от ее названия образовано слово «лабиринт»), и благополучно возвращается. А богиня, которая помогла ему выдержать это испытание, – Ариадна, по-валлийски Арианрод. Во второй части мифа вылазка в Аид заканчивается для Тесея неудачно: его вынужден спасать Геракл, а его товарищ Пирифой, подобно Гваиру, навеки остается в подземном царстве и томится, тщетно ожидая освобождения. Миф о герое, бросившем вызов смерти, греческие мифографы соединили с описанием исторического события – разграбления племенами богини Дан дворца-лабиринта в Кноссе около 1400 г. до н. э. и поражения царя-быка Миноса. Дедал («искусный») сходным образом бежит из критского лабиринта, ведомый и оберегаемый богиней луны Пасифаей, хотя и не прибегает к насилию. Дедал был солярным героем эгейских колонистов в Кумах, на острове Сардиния и в Афинах.

В каждой из семи строф «Сокровищ Аннуна» замок Каер Сиди перифрастически обозначается с помощью все новых синонимов. Он предстает как Каер Ригор («королевский замок»; Caer Rigor; здесь можно расслышать и каламбурное обыгрывание латинского термина «rigor mortis»[127]127
   Трупное окоченение (лат.). – Примеч. перев.


[Закрыть]), Каер Кулур (Caer Colur, «мрачный замок»), Каер Педриван (Caer Pedryvan, «четырехугольный замок»), четыре раза оборачивающийся вокруг своей оси; Каер Ведивид (Caer Vediwid, «замок совершенных»), Каер Охрен (Caer Ochren, «наклонный замок», то есть замок, врата которого располагаются на склоне холма), Каер Вандви (Caer Vandwy, «замок в поднебесье»).

Не знаю, кого у валлийцев было принято считать вернувшимися из потустороннего мира, но, по-моему, на эту честь могут притязать Тесей, Геракл, Аматон, Артур, Гвидион, Гарпократ, Кей, Оуэн, Дедал, Орфей и Кухулин. (Совершив набег на ад, Кухулин, упомянутый в поэме Гвиона, вернулся оттуда с добычей – тремя коровами и волшебным котлом.) Вряд ли в число этих семерых входил Эней. В отличие от других, он не умер, а всего-навсего пришел в пещеру прорицательницы за советом, как царь Саул в Аэндорскую пещеру или Халев – в пещеру Махпела. Замок, в который они проникали, – вращающийся, далекий, королевский, мрачный, неприступный, величественный, хладный, обитель совершенных, четырехугольный, замок, куда ведет темная дверь на склоне холма, – это замок смерти, или Гробница, Темная башня, «на которую наехал» Чайлд Роланд в известной балладе[128]128
   Речь идет о балладе викторианского поэта Роберта Браунинга «Childe Roland to the Dark Tower came…» (1855), навеянной одноименной песней Эдгара из трагедии Шекспира «Король Лир». Использован фрагмент перевода трагедии «Король Лир», выполненного Б. Л. Пастернаком. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Описание вполне соответствует облику Ньюгрейнджа, за исключением четырехугольной формы, характерной для погребальных «каменных ящиков», изобретенных доэллинскими обитателями Северной Греции и Кикладских островов с центром Делосом и оттуда пришедших в Западную Европу с переселенцами бронзового века, строителями круглых курганов. «Каменный ящик» – это небольшое прямоугольное сооружение из каменных плит, в которое помещали умершего в согнутом положении, обыкновенно на боку. Можно сказать, что Одиссей трижды пребывал в замке Арианрод, ибо вместе с двенадцатью спутниками он проник в пещеру циклопа, однако сумел из нее спастись; Калипсо пленила его на Огигии, и опять-таки он сумел освободиться от ее чар; в конце концов, Кирка удерживала его на Эе, еще одной «островной гробнице», однако он сумел ускользнуть. Тем не менее маловероятно, что речь идет об Одиссее: мне кажется, Гвион говорит об Иисусе Христе. В поэме валлийца Дэвида Бенвраса Христос нисходит в кельтский Аннун и спасается из мрачной пещеры на склоне холма, где был погребен Иосифом Аримафейским. Но как Иисус мог «трижды» пребывать в замке Арианрод? Возможно, это еретическое утверждение, предполагающее, что Иисус, новый Адам, был реинкарнацией Адама, а будучи «сыном Давидовым» (Лк. 3: 23–38) – еще и реинкарнацией Давида. Эпоха Адама и эпоха Давида подробно обсуждаются в поэме Гвиона «Века прошедшие и грядущие» («Divregwawd Taliesin»). Иисус в ней представлен ожидающим на небесах рассвета седьмого века: «Не в небеса ли вознесся он, покинув земную юдоль? А в Судный день он вернется к нам. Ибо воистину блаженным был пятый век – Век пророка Давида. Шестой век – Век Иисуса, и продлится он до Страшного суда». В седьмой век будет он наречен Талиесин.

Preiddeu Annwn (Сокровища Аннуна)

 
Хвала Господу Вседержителю,
Простершему могущество свое вплоть до берегов мира сего.
Нет Гваиру исхода из темницы в замке Каер Сиди,
Куда привело его коварство Пуйлла и Придери.
Никто до него не познал, сколь крепки ее засовы;
Прочная синяя цепь сковывает юношу,
И поет он мрачно о том, что претерпевает ради сокровищ Аннуна,
И будет петь о своем злом роке до смертного часа.
Нас прибыло сюда столько, что трижды вместил корабль Придвен,
Но, кроме семерых, никто не вернулся из Каер Сиди.
 
 
Неужели не ждет меня слава, достойная хвалебной песни?
Когда в замке Каер Педриван, четырежды обращающемся вокруг собственной оси,
Было изречено первое слово, вознесшееся над котлом?
Дыхание девяти дев согревает волшебный котел.
Разве это не котел владыки Аннуна, искусно отделанный
По краю драгоценным жемчугом?
Не будет варить он мясо ни трусу, ни предателю.
Сияющий меч будет принесен ему
И оставлен в руках Лемнога,
А у врат этого хладного ада воссияют рога, словно лучи света.
Вместе с Артуром отправились мы на подвиги,
Но, кроме семерых, никто не вернулся из Каер Ведивид.
 
 
Неужели не ждет меня слава, достойная хвалебной песни?
В четырехугольной твердыне, на острове за крепкими засовами,
Где сливаются сумерки и ночной мрак,
Пурпурное вино пили смелые воины.
Нас приплыло сюда столько, что трижды вместил корабль Придвен,
Но, кроме семерых, никто не вернулся из Каер Ригор.
 
 
Я не стану воспевать прославленных поэтов.
За стенами Каер Видр они не зрят доблести Артура.
На стене стояли трижды по две тысячи воинов.
Трудно было говорить с их стражем.
Нас прибыло сюда столько, что трижды вместил корабль Придвен,
Но, кроме семерых, никто не вернулся из Каер Кулур.
 
 
Я не стану воспевать воителей, щиты коих волочатся по земле.
Они не ведают, в какой день, от кого
И в какой час благословенного дня родился Гваи
И кто не пустил его в долины Деви.
Неведом им пятнистый бык, в тяжелом налобнике
И в ожерелье со ста сорока золотыми желудями.
А когда мы выступили в поход с Артуром, коего не устаю я оплакивать,
Никто, кроме семерых, не вернулся из Каер Вандви.
 
 
Я не стану воспевать малодушных,
Им неведомо, в какой день поднялся на бой вождь,
И в какой час благословенного дня родился властитель,
И какое животное с серебряной головой они стерегут.
Когда мы выступили с Артуром в злосчастный поход,
Никто, кроме семерых, не вернулся из Каер Охрен.
 

Пуйлл и Придери – отец и сын, правившие «африканцами», древнейшими завоевателями Уэльса, в пембрукширском Аннуне; после смерти они, подобно критским Миносу и Радаманту, стали властителями царства мертвых. Именно у Придери, сына Рианнон, Гвидион похитил священную свинью, а Гваир отправился в подобный захватнический поход с войском Артура, поскольку темница, именуемая в триаде шестьдесят первой «замком Ойта и Анойта», – то же узилище, из которого, согласно триаде пятидесятой, Артура спас его паж Горай, сын Кустеннина. Таким образом, Гваир, навеки остающийся в потустороннем мире, – это своего рода кельтский Пирифой при кельтском Тесее Артуре, а Горай, вызволяющий Артура из мрачных чертогов, – своего рода кельтский Геракл. Возможно, Гвион из «Повести» рассчитывает, что придворные барды разгадают загадку «Я трижды побывал в замке Арианрод». Это не «Иисус», а «Артур», так как в триаде пятидесятой говорится, что все тот же Горай спас Артура из трех темниц: из замка Ойта и Анойта, из замка Пендрагона («Повелителя Змеев»), из Темного Узилища под Скалой, и все это – темницы царства мертвых. Или он украдкой пытается представить Иисуса как воплощение Артура?

Придвен – это волшебный корабль Артура. Лемног, коему Артур, умирая, доверил сияющий меч, появляется в «Смерти Артура» Мэлори под именем сэра Бедивера. Каер Видр – это Гластонбери, или Инис Гутрин («Inis Gutrin»), по преданию, стеклянный замок[129]129
   Каер Видр (стеклянный замок) – это каламбур, посредством которого Гвион демонстрирует свою ученость. По словам Вильгельма Мальмсберийского, город Гластонбери был назван в честь своего светского основателя, некоего Гластинга, который пришел с севера вместе с двенадцатью братьями до 600 г. н. э. Латинский эквивалент прилагательного «gutrin» – «vitrinus», а англосаксонский – «glass». Данное слово описывало все оттенки цвета от темно-синего до светло-зеленого и могло равным образом использоваться для изображения кельтской темно-синей эмали и римского бутылочного стекла. Таким образом, «стеклянные» замки ирландских и валлийских легенд и фольклора острова Мэн – это либо островные гробницы, окруженные зеленой, словно стекло, водой, либо темницы-звезды, виднеющиеся, точно острова, на темно-синем ночном небе. Однако, согласно средневековым легендам, они возводились из стекла, а их связь со смертью и богиней Луны сохранилась в распространенном поверье, что нельзя смотреть на луну сквозь стекло – это приносит несчастье. – Примеч. авт.


[Закрыть], в который переселилась после смерти душа Артура, а Гластонбери – это, кроме того, остров Авалон (Яблоневый остров), куда фея Моргана перевезла тело Артура. Массивная синяя цепь – это вода, окружающая остров Мертвых. Миф о Гваи, как и миф о Гваире и Артуре, до нас не дошел, однако «животное с серебряной головой» – возможно, белый олень, которого мы ищем, а название налобника быка – одна из главных тайн барда, в незнании которой Гвион насмешливо обвиняет Хейнина в поэме «Упрек бардам» («Wy’r Beirdd»):

 
Имя небесной тверди,
Имя стихий,
Имя языка,
Имя налобной повязки
Тебе неведомы, Хейнин!
Прочь, барды.
 

Примерно за сто лет до того, как Гвион написал эти строки, монахи аббатства Гластонбери на глубине шестнадцати футов[130]130
   5 м. – Примеч. ред.


[Закрыть] откопали дубовый гроб, в котором, как они уверяли, покоился король Артур, и вырезали фальшивую готическую надпись на свинцовом кресте длиною около фута[131]131
   30 см. – Примеч. ред.


[Закрыть], который, по их словам, нашли в гробу. Гиральд Камбрийский видел ее и счел подлинной. Мне кажется, Гвион говорит здесь: «Ваши барды убеждены, что Артур обрел упокоение в этом дубовом гробу в Гластонбери. Но мне лучше знать». Надпись гласит: «Здесь, на острове Авалон, покоится славный король Артур со своей второй супругой Гвиневерой».

Можно возразить, что мужчина имеет столь же неотъемлемое право на божественность, сколь и женщина. Однако это верно лишь отчасти; он божествен не как отдельная личность, а лишь в своей двойственной природе. В ипостаси Осириса, духа наступающего года, он всегда соперничает со своим зловещим двойником Сетом, духом уходящего года, и наоборот. Он не может одновременно быть тем и другим, если не предпримет интеллектуальное усилие, которое лишит его всех человеческих свойств, и в этом кроется фундаментальный порок культа Аполлона, Иеговы и им подобных. Мужчина – всегда полубог, потому что одной ногой всегда стоит в могиле. Женщина совершенна в своей божественности, ибо обеими ногами прочно стоит на земле, где бы она ни находилась: в небесах, в подземном мире или в посюстороннем. Мужчина завидует ей, убаюкивает себя ложью о своей самодостаточности и оттого чувствует себя несчастным; если он видит себя божественным, то она в его глазах даже не приближается к полубогам, она всего лишь нимфа, а его любовь к ней перерождается в презрение и ненависть.

Женщина боготворит младенца мужского пола, но не взрослого мужчину, поскольку младенец – свидетельство ее божественной природы, ее способности давать жизнь мужчине. Однако ее страстно влекут взрослые мужчины, так как любовь и ненависть, которую из-за нее испытывают друг к другу Осирис и Сет, – дань ее божественности. Она пытается удовлетворить обоих, но может сделать это, лишь периодически убивая то одного, то другого, а мужчина убеждает себя, что это доказательство ее фундаментального коварства, а не его собственных взаимоисключающих требований, которые он к ней предъявляет.

Как ни странно, но, по-видимому, монахи действительно обнаружили тело Артура, Гвина или героя с острова Авалон, как бы его ни назвали. Кристофер Хоукс в своем труде «Истоки доисторической Европы» так описывает этот вид погребения:

«Предание земле (реже захоронение кремированных останков в выдолбленном стволе дерева в погребальном кургане) практиковалось в Шлезвиг-Гольштейне уже в начале бронзового века… Возможно, гроб изначально представлял собой выдолбленный из древесного ствола челн и таким образом воплощал представление о смерти как о переселении в потусторонний мир по воде, чему имеется немало свидетельств в Скандинавии позднего бронзового века и опять-таки железного века вплоть до его знаменитой кульминации – культуры викингов. А здесь можно распознать зарождение этой идеи, вероятно заимствованной из Египта через посредство жителей Южной Европы, познакомившихся с Востоком благодаря торговле на Янтарном пути. Одновременно тот же ритуал погребения в челнах – выдолбленных стволах появляется в Британии в середине второго тысячелетия до н. э., когда достигает расцвета торговый путь по Северному морю и властно заявляет о себе в уэссекской культуре, вдоль южного побережья. Там этому типу погребения соответствует захоронение в Хоув, известное своим сходством со скандинавскими могилами [в нем была обнаружена чаша с ручками, выточенная из балтийского янтаря]. Однако особенно яркие его образцы можно наблюдать на восточном побережье, в первую очередь в Йоркшире, где на море завершался путь из Ирландии через Пеннинские горы [по которым везли ирландское золото в обмен на балтийский янтарь]. Классическим примером захоронения в выдолбленном древесном стволе-ладье может служить погребение в Гристорпе, возле Скарборо [в дубовом гробу лежал скелет старика, укрытый ветвями дуба и, вероятно, омелы]. Впрочем, недавно обнаруженное в кургане Луз-Хоу на Кливлендских пустошах более древнее захоронение, содержащее не менее трех гробов из выдолбленных древесных стволов, должно рассматриваться как первое в своем роде. Оно доказывает, что один и тот же погребальный ритуал в 1600–1400 гг. до н. э. был воспринят мореплавателями вдоль северной и южной оконечности Северного моря».

Девять хранительниц котла напоминают девять девственных жриц с острова Иль-де-Сен в Западной Бретани, описанных в начале V в. н. э. Помпонием Мелой. Они обладали магическими способностями и могли дать совет тем, кто приходил вопрошать их[132]132
   Остров Иль-де-Сен, расположенный недалеко от великого святилища в Карнаке и, вероятно, предназначенный для совершения сходных ритуалов, до недавнего прошлого сохранял славу волшебного места. Он чрезвычайно долго не изменял язычеству и только в XVII в., последним в Европе, был обращен в христианство стараниями иезуитов. Жительницы острова, возможно по обычаю девяти жриц, носят самые высокие головные уборы в Бретани и до недавнего времени имели славу ведьм: они будто бы завлекают проплывающие корабли на скалы и губят посредством колдовства. На острове, совершенно лишенном деревьев, есть два мегалитических менгира, однако никакие археологические раскопки там до сих пор не проводились. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Таким образом, священный царь – это солярный царь, после смерти он возвращается к Вселенской Матери, Белой богине Луны, и она заточает его в темницу на Крайнем Севере. Почему на Севере? Потому что это страна света, откуда никогда не светит солнце и откуда ветер приносит снег; в холодных полярных широтах, на Севере, можно найти только мертвые солнца. Солярный бог рождается в середине зимы, когда Солнце всего слабее и занимает относительно Земли самое южное положение. Поэтому его заместителя, солярного царя, убивают в день летнего солнцестояния, когда Солнце занимает самое северное положение. Соотношение между замками Каер Сиди и Каер Арианрод, по-видимому, заключается в том, что гробница царя располагалась в кургане на острове посреди моря или реки, где его дух продолжал жить под благодетельной опекой вещих жриц оргиастического культа. Однако душа его возносилась к звездам и там блаженно ожидала перерождения в теле другого царя. А дубовый гроб, обнаруженный на острове Авалон, недвусмысленно свидетельствует о том, что культ Артура пришел из Восточного Средиземноморья, по Янтарному пути, через Прибалтику и Данию, в 1600–1400 гг. до н. э., хотя культ других вещих героев в Британии и в Ирландии может быть на семь-восемь веков старше.

В Британии память о спиральных замках сохранилась в пасхальных «танцах в лабиринте», причем сам лабиринт в Англии и Уэльсе называют одинаково – «городом Троей» (соответственно «Troy Town» и «Caer-droia»). Римляне, возможно, назвали их так в честь «троянской игры» – малоазиатского танца, в котором цепочка пляшущих изгибается и вьется, точно в ходах лабиринта; в ранней Римской империи его исполняли молодые аристократы в память о своей древней прародине – Трое. Впрочем, Плиний замечает, что его танцевали и римские дети. На острове Делос его называли журавлиной пляской и исполняли в честь Тесея, спасшегося из лабиринта. Очевидно, «танец в лабиринте» принесли в Британию из Восточного Средиземноморья неолитические завоеватели в третьем тысячелетии до н. э., поскольку древние лабиринты, выложенные грубыми камнями и повторяющие тот же узор, что и английские, встречаются в Скандинавии и на северо-востоке России. На скале возле местечка Босинни в Корнуолле вырезаны два лабиринта, а еще один – на гранитной глыбе из Уиклоу-Хиллс, что в горах Уиклоу, ныне хранящейся в Национальном музее Дублина. Все эти лабиринты обнаруживают тот же рисунок, что и древние критские монеты, – это лабиринт Дедала.