Текст книги "Гордая любовь"

34

Нортроп услышал, как по толпе собравшихся гостей пробежал шепоток. Он внимательно посмотрел вперед, пытаясь разглядеть дочь, входящую в бальный зал. Она потрясающе выглядела в свадебном платье – настоящая графиня! Но рядом с ней в костюме слуги стоял Ремингтон Уокер и держал Оливию за руку, словно имел на это полное право! В этот момент Нортроп понял, что его дочь никогда не будет графиней.

– Кто это с Оливией? – услышал он рядом чей-то шепот.

В ответ раздался другой голос:

– Это Ремингтон Уокер. Но почему он так одет?

– И почему он рядом с Оливией?

И тут Нортроп увидел Анну. В желтом шелковом платье его жена выглядела так, что трудно было предположить, что она приходится матерью невесте. Желтый – ее любимый цвет. Этот цвет он запрещал ей носить.

Впервые в жизни Либби совершенно не ощущала страха. Она чувствовала себя свободной, словно орлица, парящая высоко над покрытыми лесами горами Айдахо.

Не отрывая взгляд от Нортропа, Либби и Ремингтон шли сквозь толпу собравшихся гостей. Люди расходились в обе стороны, словно вода под носом корабля. Она слышала удивленное перешептывание, но не обращала на него никакого внимания Ей было безразлично, кто и что говорит. Она вышла только для того, чтобы попрощаться. Попрощаться с отцом, попрощаться с Оливией Вандерхоф.

Нортроп сверлил взглядом приближающихся молодых людей. Заметив плотно сжатые губы отца, Либби поняла, что отец чувствует себя побежденным и едва сдерживает ослепляющую его ярость, которая позже обязательно вырвется наружу. Не повезет же тому, кто в этот момент окажется рядом с ним!

Остановившись примерно в метре от отца, она протянула ему чек, который Ремингтон отдал ей наверху.

– Мы пришли, чтобы вернуть вам вот это, отец.

Он еще больше нахмурился, протянув руку за чеком.

– И попрощаться. Я не выйду замуж за виконта. – За спиной Либби раздалось удивленное «ах!», и она перевела взгляд на своего недавнего жениха. – Извините, Спенсер. Я не могу выйти за вас замуж, потому что люблю другого человека. – Она снова взглянула на отца. – Я не позволю продать меня, словно товар с ваших складов, отец, и не буду больше пленницей сидеть взаперти в своей комнате. Я намерена выйти из дома через дверь и впредь поступать так, как сочту необходимым. Я собираюсь стать женой Ремингтона и вернуться вместе с ним на ранчо в Айдахо.

Голоса вокруг зазвучали громче.

– Все, что вы заплатили за меня, здесь. Вы не можете разлучить нас, какую бы ложь ни придумали и что бы ни попытались предпринять.

Ремингтон крепче сжал ее руку, и она посмотрела на него.

– Наша любовь значит для нас больше, чем любые деньги.

Молодой человек наклонился и поцеловал Либби. Она снова услышала удивленные и даже возмущенные восклицания, но не обратила на них ни малейшего внимания. Ей не было нужды в том, чтобы кто-то указывал, какой ей быть и кого любить.

Задохнувшись от поцелуя Ремингтона, Либби нашла взглядом матушку.

– Мама, поедем вместе с нами, – ласково позвала она. – Ты будешь там счастлива. Поедем с нами.

В глазах Анны мелькнула нерешительность.

– Ты заслуживаешь счастья, мама.

– Да, – прошептала Анна. – Да, я поеду. – Она повернулась к Нортропу и проговорила громче: – Я действительно заслуживаю немного счастья.

Нортроп покраснел от гнева.

– Анна, я не потерплю…

– Вы ничего не можете мне сказать, Нортроп. – Анна повернулась к пораженным гостям. – Прошу вас всех простить нас, но свадьба, на которую вы собрались, не состоится. А теперь извините меня, я должна собрать кое-какие вещи. Как видите, я покидаю Нью-Йорк. – Она улыбнулась дочери. – Я еду в Айдахо вместе с Либби и ее мужем. Хотите верьте – хотите нет, но я теперь собираюсь вместо роз выращивать овечек.

Свадебная церемония состоялась в тот же день в гостиной дома судьи Дэвида Пирса. Присутствовали только Анна, Сойер и новый друг Ремингтона О’Рейли.

После того, как прозвучали слова брачного обета и Ремингтон поцеловал невесту, новобрачные ускользнули от гостей в «Пласа-отель» на углу Пятой авеню и 59-й улицы. Ремингтон заказал роскошный ужин, который подали прямо в номер, но Либби почти не могла есть. Правда, и у ее мужа, казалось, почти не было аппетита.

Ремингтон встал со стула и медленно обошел вокруг стола. Сердце Либби забилось, когда он подошел к ней поближе. Она ждала этого часами, днями, месяцами.

Он наклонился и поцеловал ямочку на ее шее. По рукам пробежали мурашки, она закрыла глаза и запрокинула голову, наслаждаясь охватывающими ее ощущениям.

– Из вас получилась очаровательная новобрачная, миссис Уокер, – шепнул он ей на ухо, и Либби снова задрожала от восторга.

Она поймала его взгляд.

– Миссис Уокер, – повторила Либби, словно немного удивляясь, – Миссис Ремингтон Уокер.

Он прижался к ее шее с другой стороны.

– Прекрасная, – прошептал Ремингтон, касаясь губами ее кожи.

Либби не успела заметить, как оказалось, что она стоит рядом с ним. Его пальцы медленно спускались по ее спине, расстегивая пуговицы платья, спуская лиф с плеч. Прохладный воздух нежно коснулся ее кожи. Либби вздрогнула, предвкушая предстоящее наслаждение.

Ремингтон повернул ее к себе и сжал ладонями лицо. Он смотрел на нее сверху вниз, лаская взглядом, полным обещаний и любви. Либби почувствовала, как внутри у нее все словно размякло и потеплело.

– Спасибо, Либби.

– Спасибо? – повторила она.

Он снова поцеловал ее в губы, в нос, в веки.

– Да.

Ее сердце забилось быстрее.

– За что?

– За то, что подарила мне то, ради чего стоит жить. Я уже забыл, что в мире существуют добро и красота, был полон горечи и озлоблен, хотел только мести. Ты показала мне, что на свете существует нечто лучшее. И это – ты.

Он снова поцеловал ее долгим страстным поцелуем.

Она обвила руками его тело, ноги стали словно ватные, ее охватила страстная истома. Чувства переполняли ее сердце. Она хотела столько сказать ему, но слова не шли с губ. Только не теперь, когда он так ее целовал. Не теперь, когда его руки блуждали по ее телу, снимая платье, белье, корсет и чулки.

Потом… Потом она скажет, как сильно любит его. Потом расскажет, чему он ее научил – свободы невозможно добиться, если бежать от трудностей. Ее можно обрести только в борьбе. Свобода не означает одиночество. Свобода подразумевает умение отдавать себя и свое сердце другим.

Потом… Она скажет ему все это и еще многое другое. После того, как он отнесет ее в постель и ляжет с ней рядом. После того, как теплыми губами прикоснется к ее груди и тела их сольются в единое целое. После того, как они вознесутся на небеса, к звездам, и вернутся на землю.

Потом… Еще будет время на это и на многое другое. Они свободны любить друг друга всю оставшуюся жизнь.

ЭПИЛОГ

Май, 1894. Ранчо «Блю Спрингс», Айдахо

Из окна комнаты своего дома Либби Уокер наблюдала, как розовые пальцы рассвета ласкают горную гряду на западе. Темные краски ночи медленно уступали место дрожащим теням утра, и ставшая Либби родным домом долина возвращалась к жизни, наполняясь знакомыми звуками. Кукареканье петуха. Лай собаки. Блеяние ягненка. Даже нетерпеливое мычание Мелли.

Утро – любимое время суток Либби. Дом еще хранит тишину, и миссис Уокер может спокойно поразмышлять о радостях, которые дарит ей жизнь. А радостей у нее немало.

Она опустила взор на младенца, сосущего ее грудь. Ее сынок отпустил сосок мамочки и беззубо заулыбался измазанными в молоке губками, словно понимая, о чем она думает.

– Привет, ангелочек, – прошептала она, запахивая на груди кофту. Потом подняла малыша к плечу и похлопала его по спинке.

Джефферсону Уокеру сегодня исполнилось двенадцать недель. С самого дня рождения он отличался добродушным и покладистым нравом, вовсе не похожим на характер старшей сестренки. Почти трехлетняя Аманда Энн была нетерпеливым, упрямым и своенравным бесенком. Ремингтон говорил, что она копия матери, а Либби считала, что Аманда Энн добьется многого – того, о чем не могла даже мечтать Либби Блю.

– Если я когда-нибудь закажу твой портрет, – донесся из холла голос Ремингтона, – то попрошу, чтобы ты позировала именно так.

Она повернулась, глядя, как он входит в комнату.

– С распущенными волосами, – продолжал он. – Утреннее солнце появляется в окне у тебя за спиной, а на руках ты держишь нашего ребенка. – Он поцеловал ее долго и нежно, поцелуем, который она особенно любила. Потом Ремингтон чмокнул сына в темноволосую макушку. – Привет, Джеф!

Сердце Либби затрепетало от радости. Даже теперь, когда прошло почти четыре года, она с трудом верила, что все это правда, что Ремингтон – её муж, что каждую ночь она спит в его надежных объятиях, что он подарил ей двух очаровательных детишек, которых она обожает и о которых нежно заботится.

– Ты собираешься сегодня навестить матушку? – спросил Ремингтон, беря малыша у Либби из рук.

– Угу. Я обещала помочь ей с саженцами новых розовых кустов.

– А что думает Мак-Грегор обо всех этих окружающих их дом цветах?

Либби тихо засмеялась, представляя себе выражение лица отчима, когда в дом привезли последнюю партию саженцев роз.

– Ох, женщина, – смешно передразнила она, – ты, видно, хочешь похоронить нас под этими розовыми кустами?!

Ремингтон улыбнулся.

– Мама так счастлива с Мак-Грегором! Он может ворчать, но будет сажать розовые кусты до самого Судного дня, если ей это будет приятно, и она об этом знает.

Либби никогда не уставала радоваться тому, как довольна жизнью ее мать. Мак-Грегор полюбил Анну еще до того, как она чудом получила развод с Нортропом, которого потребовала два года назад. Он сделал предложение на следующий день после получения известия о разводе, и, к удивлению Либби, ее матушка довольно быстро дала согласие. После свадьбы они купили дом, который когда-то принадлежал Бэвенсу, и обосновались в нем.

Либби слегка нахмурилась, потому что воспоминание о разводе матери напомнило ей об отце. Железные дороги Нортропа Вандерхофа обанкротились во время финансового кризиса 1893 года. Обвал на фондовой бирже в июне того же года стоил ему «Пароходной компании Вандерхофа», «Роузгейт» и всего его состояния. Вскоре после этого Эллен Прайн вышла замуж за мужчину из Сан-Франциско и забрала сыновей в Калифорнию, подальше от Нортропа и его влияния.

В знак примирения, немного удивляясь самой себе, Либби написала отцу, приглашая его в «Блю Спрингс» жить вместе с ними. Его ответ был полон горечи и ненависти. После этого Либби потеряла всякие его следы, словно он исчез с лица земли.

Она редко думала об отце, но иногда ей все-таки хотелось, чтобы он однажды научился любить. Иногда ей хотелось, чтобы он увидел своих внуков и узнал, что в жизни есть вещи куда более важные, чем богатство и власть.

Хлопнула задняя дверь, и Либби очнулась от грустных мыслей, узнав звук шагов Сойера, идущего через кухню в холл. Минуту спустя он появился в комнате.

В четырнадцать лет ее приемный сын уже не был маленьким мальчиком. За прошлую зиму Сойер очень вырос и стал теперь выше Либби. Высокий голосок мальчика сменился настоящим мужским баском. Он даже начал бриться, хотя Либби и подозревала, что ему не нужно было это Тюка делать чаще, чем раз в две недели.

– Доброе утро, – поприветствовал он приемных родителей. – Я подоил коров, пап. А ты поможешь мне сегодня утром с жеребенком?

– Сразу после завтрака, – ответил Ремингтон.

Сойер заулыбался, и его горячее стремление начать тренировку напомнило Либби мальчугана из прошлого.

– Я принесу яйца, мам, – сказал он и вышел.

Либби почувствовала, как ее охватывает знакомое приятное тепло, и снова подумала, какая же она счастливая женщина!

– Пожалуй, мне пора заняться завтраком, если я хочу, чтобы вы, мужчины, оставили меня в покое.

Ремингтон наклонился к самому ее уху и прошептал:

– Я, пожалуй, предпочел бы не оставлять тебя в покое, миссис Уокер. Я хотел бы гладить тебя по головке и любоваться, как твои волосы веером лежат на подушке.

Либби задрожала, вспомнив, как они занимались любовью прошедшей ночью. Она готова уже была предложить ненадолго отложить завтрак, но в этот момент раздался требовательный голосок Аманды Энн: «Мама!» – и Либби поняла, что начался новый день, еще более замечательный, чем вчерашний, И все благодаря мужчине, который стоял с ней рядом.

Она вспомнила слова стихотворения, которое читала прошлым вечером:

 
Я теперь свободна любить,
И свободна моя душа,
Только ангелы в небесах
Понимают, как жизнь хороша.
 

Либби улыбнулась простой правде этих слов. Ей казалось, что поэт написал эти стихи специально для нее. Только полностью отдавшись любви, она стала по-настоящему свободной. Только подарив свое сердце, она обрела способность парить словно ангел.

– Мама!

– Я иду, Аманда Энн! – откликнулась она и, заглянув в синие глаза Ремингтона, нежно произнесла: – Я люблю тебя, Ремингтон Уокер.

Она знала, что всегда будет любить его.