Текст книги "Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь"

Правильнее ответить, что его действия и наши реакции на них, его жесты и наши ответные движения не совпали в идеальном дуэте. Хотя его общество могло казаться нам приятным, успокаивающим, интересным и вселяющим уверенность, нам было трудно сделать вывод, что такие отношения важны, что их стоит развивать на более глубоком уровне. Вместо этого мы быстро бросаем такого мужчину, или не обращаем на него внимания, или, в лучшем случае, переводим его в разряд «просто друзей» – ведь он не сумел вызвать у нас сердцебиение и спазмы в желудке, которые мы привыкли называть «любовью».

Иногда такой мужчина на многие годы застревает в категории друзей. Время от времени мы встречаемся, чтобы вместе пропустить стаканчик и поплакаться ему в жилетку, жалуясь на очередную измену, ссору или унижение – плоды нашего нынешнего романа. Этот отзывчивый, добрый мужчина просто не способен обеспечить нам тот накал страстей, вызвать те душевные муки и то напряжение, которые мы считаем столь опьяняющими и неподдельными. Все дело в том, что для нас плохое заняло место хорошего, а хорошее стало восприниматься как нечто чуждое, подозрительное и неприемлемое. Мы научились предпочитать страдание, потому что давно и близко знакомы с ним. Нормальный и любящий мужчина не сможет играть в нашей жизни важную роль, пока мы не сумеем избавиться от потребности снова и снова воссоздавать старую борьбу.

Женщина с более здоровым прошлым способна на совсем другие реакции, а значит, и на совсем другие отношения, потому что для нее борьба и страдания не вошли в привычку, не стали частью ее прошлого, а, следовательно, не так желанны. Если общение с мужчиной вызывает у нее неловкость, обиду, тревогу, разочарование, раздражение, ревность или другие неприятные эмоции, она сочтет его неприятным и неприемлемым и решит, что его следует избегать, а не добиваться. И напротив, она будет стремиться к общению, которое обеспечит ей заботу, покой и дружбу, потому что именно эти чувства для нее хороши. Можно с уверенностью сказать, что притяжение между двумя людьми, способными создать счастливый союз, основанный на сочетании нормальных интересов (пусть даже это притяжение будет сильным и волнующим), никогда не бывает таким непреодолимым, как между слишком любящей женщиной и мужчиной, с которым она может исполнять свой привычный танец.

Глава шестая. Мужчины, которые выбирают слишком сильно любящих женщин

 
Моя опора – нет ее прочней,
Луч солнца, осветивший жизнь мою,
Не важно, что вы скажете о ней,
Я предан ей, и я о ней пою.
 

С.К. Доббинс «Она – моя опора»

А как в этом союзе чувствует себя мужчина? Как он ощущает то взаимное притяжение, возникающее в первые минуты знакомства со слишком любящей женщиной? Что происходит с его чувствами по мере развития отношений, особенно если сам он начинает меняться – в сторону выздоровления или еще большего усугубления болезни?

Некоторые мужчины, чьи истории вы сейчас прочитаете, обрели необычный опыт самопознания и вдобавок сумели многое понять о женщинах, с которыми их связала судьба. Некоторые из них находятся на пути к освобождению от зависимости, и у них есть многолетний опыт психотерапевтического лечения в группах «Анонимных алкоголиков» или «Анонимных наркоманов». Он помог им яснее понять, почему женщины соалкоголики обладали для них такой притягательностью именно в тот период, когда сами они попали в паутину зависимости или уже прочно увязли в ней. Другие мужчины, не страдавшие зависимостью, получали более традиционное лечение, которое помогло им лучше разобраться в себе и в своих отношениях.

Хотя эти истории отличаются друг от друга деталями, в каждой неизменно присутствует тяга к сильной женщине, которая так или иначе обещала мужчине компенсировать то, чего недоставало ему самому или его жизни.

ТОМ: сорок восемь лет, двенадцать лет не пьет, отец и старший брат умерли от алкоголизма.

Помню тот вечер, когда я встретил Элейн. Это было на танцах в загородном клубе. Нам обоим было по двадцать с небольшим; я пришел со своей девушкой, а она – с парнем. Я уже тогда злоупотреблял спиртным. В двадцать меня арестовали за езду в нетрезвом виде, а через два года я попал в серьезную автокатастрофу, потому что перебрал. Но, конечно, считал, что выпивка мне ничуть не вредит. Просто я молодой, резво иду в гору и умею повеселиться.

Элейн пришла с моим приятелем – он нас и познакомил. Она была очень хороша собой, и я обрадовался, когда мы решили на один танец поменяться партнерами. В тот вечер я, конечно, выпил и чувствовал, что мне море по колено. Когда мы танцевали, я решил ее поразить и стал выкидывать разные модные коленца. Я так старался показать высший класс, что буквально протаранил другую пару и едва не сбил даму с ног. Тут я очень смутился и не мог толком ничего сказать, просто пробубнил, что сожалею. А вот Элейн не растерялась: взяла женщину под руку, извинилась перед ней и ее кавалером и проводила их туда, где они сидели. Она вела себя так мило, что муж той женщины, наверное, даже порадовался этому случаю. Потом она вернулась, и со мной тоже была очень ласкова. Другая девушка на ее месте разозлилась бы и не стала больше со мной разговаривать. Тогда я решил, что не должен ее упустить.

С отцом Элейн мы отлично ладили до самой его смерти. Разумеется, он тоже был алкоголиком. А моей матери нравилась Элейн. Она всегда говорила, что мне нужна именно такая жена, которая могла бы обо мне позаботиться.

Элейн долго прикрывала меня, как в тот первый вечер. Когда же она в конце концов сама обратилась за помощью и перестала смотреть на мое пьянство сквозь пальцы, я заявил ей, что она меня разлюбила, и ушел к своей двадцатидвухлетней секретарше. После этого я быстро покатился вниз. Через шесть месяцев я в первый раз пришел на встречу «Анонимных алкоголиков», и с тех пор не пью.

Через год после того, как я «завязал», мы с Элейн снова стали жить вместе. Нам было не легко, но мы по-прежнему любили друг друга. Конечно мы уже не те люди, которые поженились двадцать лет назад, но оба довольны собой и друг другом больше, чем в молодости, и всегда стараемся быть между собой честными.

Тяга Тома к Элейн

То, что произошло между Томом и Элейн, очень характерно для первой встречи алкоголика и соалкоголика. Он нарывается на неприятности, а она, вместо того чтобы обидеться, старается его прикрыть, сделать так, чтобы ему и всем остальным было хорошо. От нее исходит ощущение надежности, которое сильно притягивает, поскольку его жизнь становится неуправляемой.

Когда Элейн обратилась за помощью в «Ал-Анон» и научилась больше не прикрывать Тома, потому что этим потворствовала его болезни, он поступил так, как поступают многие жертвы зависимости, если их партнер начинает выздоравливать. Он реагировал весьма бурно, а поскольку на каждого мужчину-алкоголика найдется много женщин соалкоголиков, которые только и думают, как бы кого-нибудь спасти, то он быстро нашел Элейн замену – другую женщину, с готовностью взявшую на себя роль защитницы, от которой Элейн отказалась. Но от этого болезнь его зашла так далеко, что у него осталось всего два варианта выбора: попытаться выздороветь или умереть. Только осознав столь мрачную перспективу, он проявил готовность измениться.

Эта пара не распалась благодаря тому, что оба, муж и жена, участвуют в программе реабилитации: Том посещает «Анонимных алкоголиков», а Элейн – «Ал-Анон». Там они учатся, впервые в жизни, здоровым отношениям, при которых ни один из партнеров не использует другого.

ЧАРЛЬЗ: шестьдесят пять лет, бывший инженер-строитель, отец двоих детей; был разведен, женат вторым браком; сейчас вдовец.

Хелен уже два года как умерла, и я наконец-то начинаю разбираться в себе. Вот уж не думал, что мне придется обратиться к психотерапевту, это в моем-то возрасте! Но после ее смерти я был так зол, что это меня испугало.

Я не мог отделаться от мысли, что мне хочется сделать ей больно. Мне снилось, что я ее бью, я просыпался от того, что кричал на нее. Я думал, что схожу с ума. Наконец я набрался мужества и рассказал все своему врачу. Он такой же старый консерватор, как и я, поэтому, когда он посоветовал мне сходить к консультанту, я плюнул на гордость и пошел. Связался с людьми из городского хосписа, и они познакомили меня с психотерапевтом, который помогает людям справиться, когда у них тяжелая утрата. Мы стали работать с моим горем, но оно все равно продолжало выплескиваться гневом; в конце концов я начал смиряться с тем, что всерьез спятил. Тогда с помощью психотерапевта я стал искать причины: почему так вышло?

На Хелен я был женат вторым браком. Первая моя жена, Джанет, и сейчас живет в нашем городе со своим новым мужем. Наверное, слово «новый» звучит смешно: ведь все это случилось двадцать пять лет назад. Я встретил Хелен, когда работал инженером в окружном управлении. Она была секретарем в плановом отделе, и я иногда видел ее на работе, а раз или два в неделю встречал во время обеда в городе, в маленькой кофейне. Она была очень хорошенькая, всегда прекрасно одевалась и держалась чуть застенчиво, но дружелюбно. Я чувствовал, что нравлюсь ей: она как-то особенно смотрела на меня и улыбалась. Наверное, мне немного льстило, что она меня отметила. Я знал, что она разведена, живет с двумя детьми, и слегка жалел ее: ведь ей приходилось растить ребятишек одной. Так или иначе, однажды я предложил взять ей кофе, и мы очень мило поболтали. Я дал ей ясно понять, что женат, но, пожалуй, чуть-чуть преувеличил, говоря о тяготах семейной жизни. До сих пор не знаю, как в тот день ей удалось намекнуть мне, что я слишком незаурядный мужчина, чтобы быть несчастливым. Только я вышел из кофейни, чувствуя, как вырос в собственных глазах, и мечтая увидеть ее снова, мечтая снова испытать это чувство: меня ценят! Может, все дело в том, что в ее жизни не хватало мужчины, но после разговора с ней я определенно ощущал себя большим, сильным и не таким, как все.

И все же я не собирался заводить с ней роман. Я никогда ничего такого не делал. После войны я демобилизовался и стал жить с женой, которая меня ждала. Мы с Джанет были не самой счастливой парой, но и не самой несчастной. Я никогда не думал, что буду ходить на сторону.

Хелен уже два раза побывала замужем и в каждом браке хлебнула горя. Оба мужа ее бросили, и каждый оставил по ребенку. Она растила детей одна, без всякой помощи.

Худшее, что можно было придумать, – связаться с ней. Я ее ужасно жалел, но знал, что мне нечего ей предложить. В те дни невозможно было получить развод только потому, что тебе так захотелось, да и зарабатывал я не так много, чтобы потерять все, что имел, и завести новую семью – ведь тогда пришлось бы содержать сразу две. К тому же я совсем не стремился к разводу. Я уже не умирал от страсти к жене, но детишек любил и ценил то, что у нас было общего. Но мы с Хелен продолжали видеться, и все стало меняться. Ни она, ни я не могли остановиться. Хелен страдала от одиночества и говорила, что лучше уж быть со мной изредка, чем не быть совсем, и я знал, что она не лукавит. С тех пор, как я завел роман с Хелен, у меня не осталось легкого выхода: как ни поступи, заставишь кого-то страдать. Очень скоро я стал чувствовать себя последним негодяем. Обе женщины рассчитывали на меня, а я их обеих предавал. Хелен была от меня без ума. Она шла на все, лишь бы увидеться со мной. Когда я попытался с ней расстаться, она сидела на работе такая грустная, что просто сердце разрывалось. Прошло около года, и Джанет все узнала. Она сказала мне: «Или перестань встречаться с Хелен, или уходи». Я пробовал перестать, но ничего не получалось. К тому же отношения с Джанет совсем испортились. Получалось, что нет никаких причин расставаться с Хелен.

Наша с Хелен связь тянулась очень долго – целых девять лет, и все это время моя жена отчаянно старалась сначала удержать меня в семейной упряжке, а потом наказать за то, что я ее оставил. Все эти годы мы с Хелен жили то вместе, то врозь, пока Джанет наконец не устала и не согласилась на развод.

До сих пор мне тяжело думать, сколько неприятностей я всем принес. Ведь в те годы люди не жили вместе просто так. За это время я растерял всю свою гордость. Мне было неловко перед самим собой, перед детьми, перед Хелен и ее детьми, и даже перед Джанет, которая совершенно этого не заслужила.

В конце концов, после того как Джанет сложила оружие и дала развод, мы с Хелен поженились. Но как только бракоразводный процесс начался, что-то между нами изменилось. Все эти годы Хелен была пылкой, любящей и соблазнительной – чертовски соблазнительной! Естественно, мне это нравилось. Именно это притягивало меня к ней, невзирая на то, что пришлось вытерпеть моим детям, моей жене, ей, ее детям – всем нам. С ней я чувствовал себя самым желанным мужчиной на земле. Конечно, до того, как мы поженились, нам приходилось ссориться, потому что мы жили в ужасном напряжении, но наши ссоры всегда заканчивались постелью, и я чувствовал себя еще более желанным, любимым и необходимым – как никогда в жизни. То, что было у нас с Хелен, казалось таким особенным, таким истинным, что цена, которую мы за это платили, уже не представлялась непомерной.

Но когда наконец мы зажили вместе и можно было облегченно вздохнуть, Хелен как-то поостыла. На работе она по-прежнему выглядела блестяще, а дома перестала за собой следить. Я не то чтобы возражал, но замечал. И секс пошел на убыль. Это дело ее больше не интересовало. Я старался на нее не давить, но был разочарован. Наконец-то меня покинуло чувство вины, я был готов наслаждаться ее обществом и дома, и на людях, а она не отвечала мне взаимностью.

Через два года мы уже спали отдельно. Она становилась все более холодной и отчужденной, пока не умерла. Я никогда всерьез не думал от нее уйти. Да и как я мог? Ведь я всем пожертвовал, чтобы быть с ней!

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что все годы, пока тянулась наша связь, Хелен, наверное, страдала гораздо больше, чем я. Она никогда не была уверена, кого я оставлю: Джанет или ее. Часто плакала и пару раз угрожала покончить с собой. Она ненавидела свое положение «другой женщины». Но какими бы ужасными ни казались эти годы до нашего брака, они принесли много любви и ласки, были волнующими и незабываемыми, в отличие от тех, что наступили потом.

После того как мы поженились, я потерпел полный крах: теперь, казалось, все позади, а я так и не смог сделать ее счастливой!

Благодаря психотерапии я многое в себе понял. Кроме того, я считаю, что теперь готов взглянуть на некоторые особенности Хелен, которые мне раньше не хотелось видеть. В гнетущей, напряженной обстановке, когда приходилось скрывать от всех нашу связь, ей жилось лучше, чем потом, когда все более или менее образовалось. Вот почему наша любовь умерла, как только закончился роман и начался брак.

Когда я смог честно взглянуть на это, мне удалось справиться с той ужасной злостью, сжигавшей меня после ее смерти. Я злился, потому что так многим пожертвовал ради того, чтобы быть с Хелен: своим браком, во многом – любовью своих детей и уважением друзей. Наверное, у меня было такое чувство, будто меня обманули.

Тяга Чарльза к Хелен

Хелен, такая красивая и соблазнительная в пору знакомства с Чарльзом, очень скоро подарила ему блаженство страсти, слепую преданность и любовь, граничившую с обожанием. Сильное влечение, которое он испытывал к ней, невзирая на прочный, в целом удовлетворительный брак, едва ли нуждается в объяснении или оправдании. Все очень просто. С самого начала и на протяжении всей длительной связи Хелен делала все, чтобы завоевать любовь Чарльза и поощрять и вознаграждать его борьбу за освобождение от брачных уз.

Что заслуживает объяснения, так это внезапное и явное охлаждение к человеку, которого она так долго ждала и так тяжело выстрадала. И это именно тогда, когда он наконец освободился и мог жить с ней вместе, ни от кого не скрываясь. Почему она любила его до самозабвения, пока он был женат, и так быстро остыла к нему, когда он стал свободен?

Хелен желала только того, что было ей недоступно. Чтобы выносить длительную связь с мужчиной, как в личностном, так и в сексуальном плане, ей была необходима та гарантия дистанции и недоступности, которую обеспечивал брак Чарльза. Только при этих условиях она могла отдавать себя ему. Хелен не сумела почувствовать себя комфортно в обстановке истинного партнерства, которое, освободившись от разрушительного гнета его брака, могло бы развиваться и углубляться на иной основе, нежели их совместная борьба против всего мира. Чтобы хоть как-то общаться с мужчиной, ей были необходимы волнение, напряжение и эмоциональные муки, связанные с любовью к человеку, которого она не могла заполучить. Когда борьба за Чарльза завершилась, Хелен просто утратила способность дарить ему близость и даже просто нежность. Завоевав мужчину, она буквально выбросила его из своей жизни.

И все же все те долгие годы, пока Хелен ждала Чарльза, она проявляла все признаки женщины, которая слишком любит. Она искренне страдала, томилась, плакала и сохла по мужчине, которого любила, но не могла завоевать. Он был для нее центром вселенной, самым важным человеком на свете – пока она его не заполучила. Тогда реальность повседневной жизни с ним, лишенная сладкой горечи их грешной связи, уже больше не могла возбуждать в ней тот трепет страсти, который она испытывала все предыдущие девять лет.

Так часто бывает – когда мужчина и женщина, много лет любившие друг друга, наконец-то решают пожениться, их отношениям начинает чего-то недоставать. Страсти утихают, и любовь уходит. Это происходит необязательно потому, что они больше не стараются нравиться друг другу. Может быть, все дело в том, что, приняв такое решение, один из них или оба переоценили свою способность к близости. Связь, не обремененная браком, дает гарантию свободы от более глубокой близости. Когда же принято решение связать себя узами, часто наступает эмоциональный спад – попытка себя защитить.

Именно это произошло между Хелен и Чарльзом. Чарльз, со своей стороны, не обратил внимания на то, что чувствам Хелен недостает глубины, – уж больно ему льстило ее внимание. Хоть Чарльз вовсе не был жертвой хитростей и интриг своей подруги, он решительно отказывался признать ту часть ее натуры, которая не укладывалась в его представление о себе. Это представление – что он невероятно привлекателен и сексуально неотразим – внушила ему Хелен, а он охотно поверил. Чарльз много лет прожил с Хелен в тщательно выстроенном фантастическом мире, не желая развеять иллюзию, которую привыкло лелеять его «эго». После смерти Хелен изрядная доля его гнева была направлена на самого себя. Он с опозданием понял, что его отвергли, и осознал ту роль, которую сам сыграл в создании и поддержании сказки о всепоглощающей любви, которая в итоге вылилась в совершенно бесплодный брак.

РАССЕЛ: тридцать два года, досрочно освобожден из тюрьмы по амнистии, работает в сфере социального обслуживания, разрабатывает городские программы для малолетних правонарушителей.

Ребята, с которыми я работаю, всегда обращают внимание, что на левой руке у меня вытатуировано собственное имя. Это красноречиво говорит о том, что за жизнь я вел раньше. Наколку я заимел в семнадцать лет, потому что был уверен: рано или поздно буду валяться на земле мертвый, и никто не узнает, кто я такой. Я считал себя пропащим человеком.

До семи лет я жил с матерью. Потом она снова вышла замуж, и мы с ее новым мужем не поладили. Я все время убегал, а в те времена за это сажали. Сначала спецшкола, потом приемные родители и снова спецшкола. Довольно скоро я перебрался в колонию для мальчиков, а потом – Комиссия по делам несовершеннолетних. Взрослея, я сменил не одну местную каталажку и, наконец, сел прочно и надолго. К двадцати пяти годам я перебывал во всех исправительных заведениях штата Калифорния, от лесного лагеря до тюрьмы строгого режима.

Можно не говорить, что за эти годы я провел больше времени за решеткой, чем на воле. И все же ухитрился встретить Монику. Как-то вечером в Сан-Хосе мы с дружком, знакомым еще по колонии, катались на машине, которую, так сказать, взяли напрокат. Заехали в закусочную для автомобилистов и припарковались рядом с двумя девчонками. Поболтали с ними, перекинулись шутками и скоро оказались на заднем сиденье их машины.

Дружок мой был настоящий дамский угодник. Он умел подъехать к девушкам, поэтому я предоставлял ему вести разговор. Он всегда мог «склеить» пару девчонок, но за это всегда имел первый выбор, ловкач этакий, а я довольствовался тем, что оставалось. В тот вечер я не жаловался, потому что он положил глаз на смазливую маленькую блондинку, которая была за рулем, а мне досталась Моника. Ей было пятнадцать – хорошенькая, пухленькая, глазастая и отзывчивая. С самого начала она вела себя очень мило: было видно, что я ей по-настоящему понравился.

Те, кто отсидел срок, знают: есть женщины, которые считают тебя подонком и не желают иметь с тобой ничего общего. Но есть и другие, которых твое прошлое притягивает и даже завораживает. Они видят тебя грубым и порочным и пускают в ход все свое обаяние, лишь бы тебя приручить. Или думают, что с тобой обошлись несправедливо, жалеют тебя и хотят помочь. Моника была явно из тех, которые любят помогать. К тому же она была очень порядочной девочкой. Никаких тебе вольностей. Пока мой кореш вовсю развлекался с ее подружкой, мы гуляли под луной и разговаривали. Она хотела знать обо мне все. Я немножко приукрасил свою биографию, чтобы ее не отпугнуть, и рассказал ей много грустных историй: про отчима, который меня терпеть не мог, и про никудышных приемных родителей, которые одевали меня в обноски, а деньги, которые мне причитались, тратили на своих родных детей. Пока я говорил, она крепко стиснула мою ладонь и поглаживала меня по руке, а в ее больших карих глазах блестели слезы. К тому времени, как пришла пора прощаться, я влюбился по уши. Приятелю не терпелось поведать мне все смачные подробности своего приключения с блондиночкой, но я даже слушать не захотел. Моника дала мне свой адрес и номер телефона, и я решил на следующий же день обязательно ей позвонить, но на выезде из города нас остановили копы, потому что машина была краденая. Я не мог думать ни о чем, кроме Моники. Был уверен, что на этом все закончилось: ведь я ей наболтал, что стремлюсь исправиться и жить честно.

Оказавшись в тюрьме, я рискнул и написал ей. Сообщил, что снова попал за решетку, но ни в чем не виноват: копы меня арестовали потому, что я уже сидел и этим им не понравился. Моника мне ответила и в течение следующих двух лет продолжала писать почти каждый день. Мы писали друг другу только о том, как мы любим друг друга, как скучаем и что будем делать, когда меня выпустят.

Когда я освободился, мать не разрешила Монике приехать в Стоктон, чтобы меня встретить. Тогда я сел на автобус и поехал в Сан-Хосе. Мне ужасно не терпелось снова ее увидеть, но я побаивался этой встречи. Наверное, опасался, что теперь придусь ей не ко двору. Поэтому вместо того, чтобы пойти прямо к ней, я нашел старых дружков, и понеслось. Мы загудели, и к тому времени, когда они наконец доставили меня к дому Моники, прошло четыре дня. Состояние у меня было довольно плачевное. Я не осмеливался ей показаться и поэтому для храбрости изрядно нагрузился. Когда ребята высадили меня напротив ее дверей, мамаши ее, слава богу, не было дома. Моника вышла, улыбаясь. Она была явно рада меня видеть, хоть я глаз не казал с тех пор, как прикатил в город. Помню, в тот день, когда я слегка пришел в себя, мы снова долго гуляли. У меня не было ни гроша, чтобы сводить ее куда-нибудь, и машины тоже не было, но она не возражала – ни тогда, ни потом.

В глазах Моники я очень долго оставался хорошим. У нее всегда находились оправдания для всего, что я делал или не делал. Я несколько раз садился в тюрьму, а она все равно вышла за меня и не уходила. Ее папаша бросил семью, когда она была совсем маленькой. Мать ее от этого очень ожесточилась, и меня она тоже не слишком жаловала. В сущности, именно поэтому мы с Моникой и поженились. Тогда ей было восемнадцать. До суда мы какое-то время жили в гостинице. Она работала официанткой, но ушла с работы, чтобы иметь возможность каждый день ходить в суд. Потом я, само собой, отправился за решетку, а Моника вернулась домой к маме. Город был университетский, и я всегда надеялся, что она снова пойдет учиться. Моника любила учиться и была очень способная. Но она сказала, что не хочет. Она хотела одного – ждать меня. Мы переписывались, и она приезжала ко мне, когда отпускали с работы. Она много разговаривала обо мне с тюремным священником и все просила его, чтобы он со мной побеседовал и помог мне, пока я, в конце концов, не запретил ей делать это.

Хоть она и приезжала ко мне, но писать тоже не переставала, еще присылала мне всякие книжки и статьи о том, как стать лучше. Она все время твердила мне, что молится, чтобы я исправился. Я и рад бы оставаться на свободе, но мои «отсидки» начались так давно, что я больше ничего не умел делать.

Наконец что-то у меня в голове щелкнуло, и я записался в программу, которая должна была помочь адаптироваться в нормальной жизни. Еще в тюрьме я ходил в школу и получил профессию. Потом закончил колледж и поступил в университет. Когда я вышел, мне удалось удержаться от глупостей. Я стал учиться дальше и получил диплом магистра в сфере социального обслуживания. Вот только жену я тем временем потерял. Поначалу, когда мы боролись с трудностями, все шло хорошо, а когда жизнь стала налаживаться, и мы уже почти достигли того, о чем так мечтали, Моника вдруг стала резкой и ершистой – все эти годы, несмотря на неурядицы, я ее никогда такой не видел. Она оставила меня именно тогда, когда счастье было совсем рядом. Я даже не знаю, где она теперь. Ее мать мне не говорит, и я, в конце концов, решил, что не стоит ее искать, если она не хочет со мной жить. Иногда я думаю, что Монике было гораздо легче любить представление обо мне, чем иметь меня рядом. Мы так любили друг друга, когда почти не бывали вместе, когда нас связывали только письма, редкие встречи и мечты о том, что будет однажды. А когда я стал воплощать в жизнь то, о чем мы мечтали, все развалилось. Чем больше налаживалась наша жизнь, тем меньше она ей нравилась. Думаю, она больше не могла меня жалеть.

Тяга Рассела к Монике

Из-за своего прошлого Рассел оказался не готов, эмоционально или даже физически, поддерживать с кем-то прочные отношения, основанные на любви и преданности. Большую часть своей жизни, активно стремясь чувствовать себя сильным и неуязвимым, он либо убегал, либо ввязывался в опасные затеи. Эти занятия отвлекали от ненужных мыслей и держали в постоянном напряжении – так он пытался спрятаться от отчаяния. Он подружился с опасностью, чтобы не чувствовать боли и беспомощности – следствий эмоционального предательства матери.

Когда Рассел встретил Монику, его очаровали внешняя мягкость, обаяние девушки и ее нежное отношение к нему. Она не оттолкнула его за то, что он «плохой», а с искренним интересом и глубоким сочувствием откликнулась на его проблемы. С самого начала она дала ему понять, что хочет быть с ним, и он очень скоро убедился в ее постоянстве. Когда он исчезал, Моника терпеливо ждала. Казалось, ей хватит любви, стойкости и выдержки, чтобы вынести все выходки Рассела. Может показаться, что Моника очень снисходительно относилась к Расселу и его поведению, на самом же деле все было совсем наоборот. Ни он, ни она не осознавали, что она могла быть с ним только до тех пор, пока его не было рядом. Находясь с Моникой в разлуке, Рассел нашел в ней идеальную пару, безупречную жену заключенного. Она с готовностью посвятила свою жизнь ожиданию и надеждам на то, что он изменится и тогда они смогут быть вместе. Жены заключенных, в том числе и Моника, – это, наверное, самый яркий пример слишком любящей женщины. Они совершенно неспособны к близости с мужчиной, а потому предпочитают жить в фантазиях, мечтая о том, как когда-нибудь их партнер изменится и будет с ними, – вот тогда они сполна вкусят радости любви. Но все это только мечты.

Когда Рассел совершил почти невозможное – встал на путь исправления и вышел из тюрьмы, Моника тут же была такова. Жизнь рядом с мужем потребовала от нее пугающего уровня близости, и это стало для нее гораздо большей трудностью, чем его отсутствие. К тому же повседневная реальность с Расселом никак не могла соперничать с тем идеализированным представлением о взаимной любви, которое она взлелеяла. У заключенных есть поговорка: каждого из нас ждет свой «кадиллак». Ее смысл в том, что они идеализируют свою будущую жизнь на воле. В воображении жен заключенных вроде Моники их ждет не «кадиллак» – символ денег и власти, а карета, запряженная шестеркой белых коней, – символ сказочной, романтической любви. Им, как и их мужьям-заключенным, как правило, легче жить в мире грез, чем стараться воплотить свои мечты в реальном мире.

Вот что важно понять: казалось, будто Рассел не способен на глубокую любовь, тогда как Моника, такая терпеливая и милосердная, преуспевала в этом. Но на самом деле им обоим в равной мере недоставало умения любить по-настоящему. Вот почему они мечтали о близости, когда не могли быть вместе, и почему их брак распался, когда такая возможность стала реальной. Стоит отметить, что у Рассела пока нет новой супруги. Он тоже все еще не созрел для близости.

ТАЙЛЕР: сорок два года, руководящий работник, разведен, детей нет.

Когда мы еще были вместе, я часто говорил в шутку: «Когда я в первый раз увидел Нэнси, у меня до того заколотилось сердце, что даже дыхание перехватило». Так оно и было: она работала медсестрой в фирме, где я служил. Я пришел к ней в кабинет и встал на бегущую дорожку, чтобы проверить дыхательную систему, – отсюда и сердцебиение, и тяжелое дыхание. Меня послал шеф, потому что я сильно прибавил в весе, а еще иногда беспокоила боль в груди. Честно говоря, я был тогда в ужасной форме. Полтора года назад моя жена ушла к другому. Знаю, что в такой ситуации многие начинают шататься по ночным барам, а я просто сидел дома, смотрел телевизор и ел.

Поесть я любил всегда. Мы с женой много играли в теннис, так что, наверное, пока мы были вместе, это сжигало лишние калории. А когда она ушла, теннис стал наводить на меня тоску. Черт побери, на меня тогда все наводило тоску. В тот день в кабинете Нэнси я узнал, что за восемнадцать месяцев набрал двадцать шесть килограммов. Я даже ни разу не удосужился взвеситься, хотя мне несколько раз пришлось менять размер одежды на больший. Мне было просто наплевать.