Текст книги "Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь"

Сначала Нэнси держалась очень официально: сообщила, сколько я прибавил в весе, и посоветовала, как скинуть лишние килограммы. Только я чувствовал себя стариком и не хотел прилагать никаких усилий и ничего менять.

Наверное, я просто себя жалел. Даже моя бывшая жена, встречая меня, выражала недовольство и говорила: «Как можно так распускаться?» Я уж стал было надеяться, что она вернется и станет меня спасать, но этого не случилось.

Нэнси спросила меня, не случилось ли в моей жизни чего-либо такого, что вызвало бы прибавку в весе. Когда я рассказал ей про развод, она стала менее официальной и даже сочувственно похлопала меня по руке. Помню, во мне тогда что-то шевельнулось, и это было необычно, потому что я уже очень давно не ощущал ничего подобного. Она посоветовала мне диету, дала кучу брошюр и таблиц и пригласила заходить каждые две недели, чтобы она могла понаблюдать, как у меня пойдут дела. Я не мог дождаться, когда снова ее увижу. Две недели прошли. Я не сел на диету и ничуть не похудел, но зато явно завоевал ее симпатию. Во время моего второго визита к ней мы много говорили о том, как повлиял на меня развод. Она выслушала меня, а потом стала уговаривать пойти на курсы похудания, записаться в оздоровительный клуб, отправиться в поход с туристической группой, завести новое хобби – этими советами меня донимали все окружающие. Я со всем соглашался, ничего не делал и ждал, пока пройдут две недели и можно будет к ней снова прийти. Как раз тогда я предложил ей встретиться. Я знал, что растолстел и выгляжу ужасно, поэтому не представляю, как набрался смелости. Но все же решился, и она согласилась. Когда в субботу вечером я за ней заехал, она снова дала мне брошюры, а еще журнальные статьи о диете, о сердце, об упражнениях и методах, которые помогают пережить горе. Давно уже я не удостаивался такого внимания.

Мы стали встречаться, и очень скоро между нами завязались серьезные отношения. Я думал, что Нэнси хочет избавить меня от боли. Она действительно старалась, это точно. Я даже переехал к ней. Она постоянно готовила блюда с низким содержанием холестерина и следила, чтобы я правильно питался. Даже завтраки мне делала, чтобы я брал их с собой на работу. Но хотя теперь в моем рационе не было ничего, что даже отдаленно бы напоминало те продукты, которые я поглощал раньше, сидя один перед телевизором, я не худел. Мой вес застыл на одном уровне: ни туда, ни сюда. Сказать по правде, Нэнси отдавала борьбе с моим весом гораздо больше сил, чем я сам. Мы оба вели себя так, будто это был ее проект, ее обязанность, – сделать так, чтобы мне стало лучше.

Вообще-то, скорее всего, у меня такой обмен веществ: чтобы эффективно сжигать калории, необходимо прилагать массу физических усилий, а я почти совсем не двигался. Нэнси любила играть в гольф, и я немного играл с ней, но это была не моя игра.

Мы прожили вместе уж восемь месяцев, когда дела привели меня в Эванстон, мой родной город. И, конечно же, пробыв там два дня, я встретил пару школьных приятелей. Я стеснялся своего вида и не хотел ни с кем встречаться, но это были мои старые друзья, и нам было о чем поговорить. Они удивились, услышав о моем разводе. Жена моя тоже была родом из этого города. Так или иначе, приятели уговорили меня сыграть сет в теннис. Они оба играли и знали, что я еще со школы был заядлым теннисистом. Я боялся, что не продержусь и гейма, и признался им в этом, но они меня уломали.

Какое же это было удовольствие – снова выйти на корт! Даже несмотря на то, что лишние килограммы существенно меня тормозили, и я не выиграл ни одного гейма… Я пообещал, что через год приеду и обставлю их обоих.

Когда я вернулся домой, Нэнси сказала, что побывала на замечательном семинаре по правильному питанию и хочет опробовать на мне все новинки, о которых там узнала. Но я сказал «нет» – сначала попробую справиться сам.

Мы с Нэнси никогда не ссорились. Конечно, она очень надо мной тряслась и постоянно меня пилила, чтобы я больше думал о своем здоровье, но цапаться мы начали после того, как я снова стал играть в теннис. Я играл днем, так что это никак не сказывалось на времени, которое мы проводили вместе, но что-то между нами разладилось.

Нэнси – женщина привлекательная и младше меня лет на восемь. Поэтому, начав заниматься собой, я думал, что мы заживем еще лучше, потому что она сможет мной гордиться. Бог свидетель, я сам стал о себе лучшего мнения. Но не тут-то было. Она стала жаловаться, что я уже не такой, как раньше, и наконец попросила меня съехать. К тому времени я весил всего на три килограмма больше, чем до развода. А я-то думал, что мы в конце концов поженимся. Но после того как я похудел, все стало не так, как раньше, тут она была права.

Тяга Тайлера к Нэнси

Тайлер – мужчина с довольно выраженной склонностью к зависимости, которая усугубилась из-за кризиса, вызванного разводом. Его почти сознательное саморазрушение, рассчитанное на то, чтобы пробудить жалость и сочувствие бывшей жены, не достигло цели, но зато привлекло слишком любящую женщину, которая сделала своей главной задачей заботу о благополучии другого. Основой их обоюдного влечения стали его беспомощность и боль и ее стремление помочь.

Когда брак Тайлера распался, он остро переживал уход жены и чувствовал себя отверженным. В этом незавидном состоянии, знакомом всем, кто переживал муки расставания, его привлекла не столько личность Нэнси, сколько ее роль сестры милосердия и целительницы и перспектива избавиться от страдания, которую она, казалось бы, обещала.

На смену перееданию, которым Тайлер старался заполнить пустоту и компенсировать потерю, теперь пришла неусыпная забота Нэнси, создававшей ощущение эмоциональной защищенности и лелеявшей его раненое самолюбие.

Но потребность находиться в центре внимания Нэнси была для Тайлера не постоянным, а лишь временным этапом процесса исцеления. Когда же время, как всегда, сотворило чудо и «зацикленность» на собственных проблемах, а с ней и жалость к себе, уступили место более здоровому самоутверждению, слишком назойливая опека Нэнси, приносившая когда-то утешение, стала обузой. В отличие от Тайлера, чья зависимость возросла лишь на время, ее потребность быть нужной была не временным этапом, а одной из главных черт личности и, можно сказать, единственной основой ее взаимодействия с мужчиной. Хотя Тайлер, даже оправившись от потрясения, которым стал для него развод, оставался бы достаточно зависимым партнером, глубина его потребности в опеке не могла сравниться с глубиной ее потребности устраивать и контролировать жизнь другого. На самом деле его здоровье, на благо которого Нэнси, казалось бы, неустанно трудилась, положило конец их союзу.

БАРТ: тридцать шесть лет, бывший администратор, страдает алкоголизмом с четырнадцати лет. Два года не пьет.

Я уже почти год как развелся и жил один. И тут я встретил Риту. Она была длинноногая, темноглазая и походила на хиппи. Сначала мы с ней часто ловили кайф вместе. Денег у меня оставалось еще порядочно, и какое-то время мы прекрасно проводили время. Но знаете, Рита никогда не была настоящей девчонкой-хиппи. У нее было слишком развито чувство ответственности, чтобы заходить слишком далеко. Она могла забить со мной «косяк», но приличное бостонское прошлое всегда было написано у нее на лбу. Даже в квартире у нее всегда царил порядок. С ней я чувствовал себя надежно, как будто знал, что она не позволит мне пуститься во все тяжкие.

В первый наш вечер мы отлично пообедали в городе, а потом вернулись к ней домой. Я изрядно перебрал и, наверное, вырубился. Во всяком случае, проснулся я у нее на диване, укрытый красивым мягким одеялом, голова моя покоилась на душистой подушке, и у меня возникло такое чувство, будто я вернулся домой, в такую, знаете ли, тихую гавань. Рита умела управляться с алкоголиками. Ее отец, банкир, умер от этой болезни. В общем, через несколько недель я переехал к ней и следующую пару лет занимался всякими сомнительными махинациями, пока не потерял все.

Месяцев через шесть нашей совместной жизни она полностью отказалась от наркотиков. Наверное, решила, что пора брать ситуацию в свои руки, потому что я себя совсем не контролировал. Тем временем мы успели пожениться. Вот тогда я струхнул по-настоящему. У меня появилась новая ответственность, а я за себя-то не умел отвечать. Вдобавок именно тогда все мои денежки ухнули. Я не мог держать себя в форме, потому что пил с утра до вечера. Рита не знала, насколько все ужасно. Утром я говорил ей, что иду на деловую встречу, а сам уезжал на своем «мерседесе» на берег и пил. В конце концов мои дела окончательно расстроились, и я задолжал всем в нашем городе. У меня не было ни малейшего представления, что делать дальше.

Я решил заехать куда-нибудь подальше и покончить с собой, инсценировав автокатастрофу. Но Рита поехала за мной, разыскала в какой-то дрянной гостинице и отвезла домой. Хотя денег у нас не осталось, она все же поместила меня в больницу, где лечили от алкоголизма. Смешно, но я не испытывал к ней никакой благодарности. Я был зол, смущен и очень напуган, а когда бросил пить, весь первый год совсем ее не хотел. Я и сейчас не знаю, справимся ли мы с этим, но время идет, и становится немного легче.

Тяга Барта к Рите

Когда на первом же свидании Барт напился и «отключился», а Рита о нем позаботилась, он воспринял это как желанную передышку в безудержной и самоубийственной гонке. Какое-то время казалось, что Рита сумеет уберечь его от разрушительных последствий зависимости, сумеет спасти мягко и неназойливо. На самом же деле Ритина опека только позволила Барту и дальше не расставаться с зависимостью, не ощущая ее последствий. Окружив его заботой и вниманием, она способствовала затягиванию болезни. Предаваясь своей пагубной привычке, жертва зависимости ищет не того, кто поможет ей справиться с болезнью, а того, кто позволит болеть дальше. Какое-то время Рита идеально устраивала Барта, но потом его болезнь настолько усилилась, что жена уже не могла исправлять тот вред, который он себе причинял.

Когда она выследила Барта и заставила участвовать в клинической программе для алкоголиков, он бросил пить и пошел на поправку. Но получилось так, что Рита встала между ним и его наркотиком. Она отказалась играть привычную роль утешительницы и улаживать все проблемы, и Барт отверг ее за это явное предательство, а еще за то, что она показала себя такой сильной, когда он чувствовал себя слабым и беспомощным.

Как бы плохо мы ни справлялись со своими делами, каждому из нас необходимо ощущать себя хозяином собственной жизни. Когда же нам кто-то помогает, мы часто чувствует неприязнь к этому человеку, потому что нам кажется, будто он навязывает свою волю и авторитет.

К тому же мужчине, чтобы испытывать к женщине половое влечение, зачастую необходимо чувствовать, что он сильнее ее. В данном случае та помощь, которую Рита оказала Барту, поместив его в больницу, только заставила его понять, насколько он болен. И этот поступок, на который ее толкнула глубокая любовь, подорвал (хорошо, если на время) его половое влечение к ней.

Помимо эмоционального аспекта, здесь может иметь место важный психологический фактор, который следует учесть. Если мужчина, пристрастившийся к алкоголю и другим наркотикам, прекращает их употреблять, как это случилось с Бартом, то иногда должен пройти год или больше, чтобы химические процессы в организме пришли в норму и мужчина смог вести нормальную половую жизнь без присутствия в организме наркотика. В течение этого периода перестройки у пары могут возникнуть серьезные трудности: ведь женщина вынуждена понять и принять его отсутствие интереса и/или неспособность к интимным отношениям.

Может случиться и обратное. У человека, покончившего со своей зависимостью, наркотической или алкогольной, может возникнуть необычно сильное половое влечение, которое, вероятно, объясняется изменением гормонального равновесия. Или же причина может носить психологический характер. Как сказал один молодой мужчина, несколько недель не употребляющий алкоголь и другие наркотики: «Теперь секс для меня – единственный способ поймать кайф». Таким образом, секс может использоваться в качестве заменителя наркотика, чтобы ослабить тревогу, характерную для раннего периода трезвой жизни.

Для супружеской пары выздоровление от зависимости и созависимости представляет собой очень сложный и тонкий процесс. Барт и Рита могут осилить этот переход, пусть даже первоначально они сблизились потому, что их болезни – алкоголизм и соалкоголизм – отлично дополняли друг друга. Но чтобы остаться парой в отсутствие активной зависимости, каждый из них какое-то время должен идти своим путем, сосредоточиваясь на собственном выздоровлении. Каждый должен заглянуть в свою душу, чтобы найти и понять то, чем они пытались пренебречь, любя друг друга и исполняя совместный танец жизни.

ГРЕГ: тридцать восемь лет, четырнадцать лет не пьет и не употребляет наркотики, участвуя в программе «Анонимные наркоманы»; недавно женился, имеет двоих детей, работает консультантом в службе помощи юным наркоманам.

Мы познакомились в парке. Она читала какую-то левую газетку, а я просто балдел. Дело было летом, в воскресенье, около полудня – жара и покой.

Мне было двадцать два, я год как вылетел из университета и делал вид, что собираюсь восстановиться, а то родители перестали бы посылать мне деньги. Они не могли расстаться с мечтой, что я получу диплом, а впоследствии – хорошую работу, а потому долго меня содержали.

Алана была толстовата – килограммов пятнадцать, а то и двадцать лишнего веса, и это значило, что она не представляет для меня опасности. Ведь даже отшей она меня тогда, я не стал бы огорчаться: уж слишком она была далека от совершенства. Я заговорил с ней, спросил, что она читает, и с самого начала у нас все пошло на лад. Алана много смеялась, и от этого я чувствовал себя обаятельным и остроумным. Она рассказала мне про Миссисипи и Алабаму, про марши протеста с Мартином Лютером Кингом, про то, как себя ощущаешь, работая бок о бок с людьми, которые стараются добиться перемен.

Я никогда ни к чему не стремился, разве что любил хорошо провести время. Моим девизом было «кайфовать и преуспевать», причем первое мне удавалось куда лучше, чем второе. Алана же была очень целеустремленная. Она сказала: «Я рада, что вернулась в Калифорнию, но иногда чувствую, что не имею права жить так беззаботно, когда другие люди в Америке страдают».

В тот день мы просидели в парке часа два-три – все рассказывали друг другу о себе. Потом мы пошли туда, где я снимал квартиру с приятелями, чтобы принять дозу. Но пока мы добрались, Алана проголодалась. Она стала есть и прибирать в кухне, а я сидел в комнате и ловил кайф. Помню, играла музыка, Алана вошла, держа в руках банку с арахисовым маслом, крекеры и нож, и села рядом со мной. Мы сидели и смеялись. Думаю, именно в тот день наша зависимость проявилась ярко как никогда. Не было никаких оправданий – одни поступки. Мы делали только то, что хотели делать, и вдобавок каждый нашел человека, который не пилил бы его за это. Без единого слова мы поняли, что вместе нам будет хорошо.

После этого нам еще много раз бывало хорошо, но, пожалуй, ни разу не было так легко, потому что мы оба были совершенно открыты. Ведь жертвы зависимости – очень закрытые люди.

Помню, мы часто спорили, выясняя, смогу ли я заниматься с ней любовью, если не приму дозу. Алана была уверена, что ее габариты не могут не внушать ничего, кроме отвращения. Когда я напивался перед тем, как лечь с ней в постель, она думала, будто я делаю это, чтобы вынести близость с ней. На самом деле мне нужно было принять дозу, чтобы заниматься любовью с кем угодно. У нас обоих была довольно низкая самооценка. Мне было легко прятаться за ее зависимостью: ведь по одному ее весу было видно, что с ней не все в порядке. Мое же собственное отсутствие цели и то, что жизнь моя уходила впустую, было не так заметно, как те лишние двадцать килограммов, которые она таскала на себе. Так мы и выясняли отношения, спорили, могу ли я по-настоящему любить такую толстуху… Ей нужно было от меня услышать, что главное – это то, что у нее внутри, а не то, как она выглядит, и тогда на время воцарялся мир.

Алана говорила, что так много ест, потому что очень несчастна. Я говорил, что напиваюсь потому, что не могу сделать ее счастливой. В этой по-настоящему болезненной ситуации мы были друг для друга идеальными партнерами. У каждого было свое оправдание.

Тем не менее мы постоянно притворялись, что никаких особых проблем у нас нет. В конце концов, в мире много толстяков и пьют тоже многие. Поэтому мы предпочитали закрывать на все глаза.

Когда меня арестовали за хранение опасных наркотиков, я провел десять дней в тюрьме, а потом родители пригласили ловкого адвоката, который добился, чтобы содержание под стражей заменили лечением у психотерапевта. Пока я отсиживал эти десять дней, Алана съехала. Я ужасно на нее разозлился: думал, она меня бросила. Вообще-то мы ссорились все чаще и чаще. Оглядываясь назад, я понимаю, что жить со мной стало довольно трудно.

У меня стала развиваться паранойя, которая бывает у людей, употребляющих наркотики. К тому же я почти постоянно был пьян или хотел выпить. Алана принимала все это на свой счет: думала, что, будь она другой, я бы хотел быть с ней в здравом уме и твердой памяти, а не напивался каждую минуту. Она считала, что таким образом я от нее прячусь. Как бы не так! Я хотел спрятаться от самого себя.

Так или иначе, она исчезла почти на десять месяцев – наверное, снова участвовала в каком-то марше. Психотерапевт, который меня консультировал, настаивал, чтобы я ходил на встречи «Анонимных алкоголиков». Поскольку иначе мне грозила тюрьма, пришлось послушаться. Там я встретил людей, с которыми был знаком по улице, и через какое-то время до меня стало доходить, что мое увлечение наркотиками может плохо кончиться. Эти люди начинали возвращаться к жизни, а я все еще ловил кайф, с утра до вечера, каждый день. Тогда я перестал болтаться по встречам и спросил одного парня, не сможет ли он мне помочь. Он стал моим наставником у «Анонимных наркоманов», и я должен был ему звонить дважды в день, утром и вечером. Это значило изменить всю жизнь: покончить с друзьями, вечеринками и всем прочим, но я это сделал. Консультации психотерапевта мне тоже помогли, потому что он заранее знал обо всем, что мне предстоит пройти, и предупреждал меня. Так или иначе, у меня все получилось, и я смог расстаться с наркотиками и выпивкой.

Алана вернулась, когда я уже четыре месяца лечился у «Анонимных наркоманов», не пил и не употреблял наркотики, и сразу все пошло по-старому. Мы снова взялись за старые игры. Консультант назвал это сговором. Мы использовали друг друга, чтобы выглядеть в собственных глазах хорошими или плохими, ну и, конечно, чтобы потакать своей зависимости. Я знал: стоит мне начать все это снова, и я обязательно запью. Теперь мы даже не дружим. С тех пор, как мы перестали вместе болеть, все разладилось.

Тяга Грега к Алане

Между Грегом и Аланой сразу установилась прочная связь. У каждого была зависимость, управлявшая их жизнью, и с самого первого дня знакомства каждый сосредоточился на зависимости партнера, чтобы, по сравнению с его недугом, собственный казался менее выраженным и сильным. Потом, по мере развития отношений, они, то намеками, а то и явно, обменивались обещаниями лелеять свою болезнь, несмотря на неприятие состояния друг друга. Это очень распространенное явление среди пар зависимых людей, причем не важно, одинаковая у них зависимость или разная. Каждый использует поступки и проблемы партнера, чтобы не видеть всей серьезности собственной деградации, и чем она больше, тем больше нужен партнер, чтобы ее не замечать, чтобы еще глубже уйти в болезнь, еще больше «зациклиться» на ней, еще меньше владеть собой.

К тому же Алана показалась Грегу отзывчивой, готовой страдать ради человека, в которого она верит. Для жертвы зависимости эти качества всегда обладают магической притягательностью, потому что готовность страдать – необходимое условие для связи с зависимым человеком. Она гарантирует, что, когда дела неизбежно пойдут под уклон, жертва зависимости не окажется покинутой. Долгие месяцы прошли в ссорах, и все же только после того, как Грег оказался в тюрьме и стал для нее недосягаем, у Аланы хватило сил уйти от него, хотя бы на время. Разумеется, она вернулась, готовая начать все с того момента, как порвались узы, связывающие их.

Грег и Алана умели жить вместе, только когда оба были больны. Так и не справившись со своей склонностью к перееданию, Алана могла ощущать себя сильной и здоровой, только имея рядом постоянно невменяемого Грега. А он в свою очередь мог ощущать, что держит в узде свое пристрастие к наркотикам только на фоне ее обжорства и избыточного веса. Выздоровление Грега сделало ее болезнь слишком очевидной, и им уже больше не было хорошо вместе. Чтобы отношения между ними вошли в прежнюю колею, Алане нужно было, чтобы Грег отказался от трезвого образа жизни.

ЭРИК: сорок два года, развелся, потом снова женился.

Я был в разводе полтора года, когда встретил Сью. Преподаватель из университета, где я тренировал футбольную команду, затащил меня к себе на новоселье. И вот воскресным вечером я сидел один перед телевизором в хозяйской спальне, наблюдая футбольный матч, пока все остальные веселились в гостиной.

Сью зашла, чтобы оставить пальто, и мы поздоровались. Она ушла, но через полчаса вернулась, чтобы посмотреть, на месте ли я. Она слегка посмеялась надо мной: вот, мол, окопался в задней комнате с телевизором – и пока крутили рекламу, мы немного поболтали. Она снова ушла и вернулась с полной тарелкой всяких вкусностей. Тогда я впервые ее рассмотрел и заметил, что она премиленькая. Когда игра закончилась, я присоединился к компании, но Сью уже ушла. Я выяснил, что она преподает на факультете английского языка. И вот в понедельник я пришел к ней в кабинет и попросил разрешения угостить ее обедом в ответ на то угощение, которое она мне принесла.

Она сказала: «С удовольствием, но только если там не будет телевизора», и мы оба рассмеялись. Но это было не так уж смешно. Я не особенно преувеличу, если скажу, что, когда я познакомился со Сью, спорт был для меня всем на свете. Такая уж это штука – спорт. При желании можно заниматься только им, так что времени больше ни на что не остается. Я каждый день бегал, готовился к соревнованиям по марафону, тренировал футболистов, ездил с ними на игры, смотрел спорт по телевизору, тренировался сам.

Но при этом я был одинок, а Сью выглядела очень соблазнительно. С самого начала она уделяла мне много внимания, когда я этого хотел, и в то же время не мешала мне и не лезла в мои дела. У нее был шестилетний сынишка Тим, и он мне тоже понравился. Ее бывший муж жил в другом штате и редко виделся с мальчиком, поэтому мы с Тимом быстро подружились. Я видел, что мальчугану нужно мужское общество.

Через год мы со Сью поженились, но довольно скоро отношения между нами стали портиться. Она жаловалась, что я не уделяю им с Тимом никакого внимания, что меня никогда нет дома, а когда являюсь, меня интересуют только спортивные передачи по телевизору. Я жаловался, что она только и делает, что пилит меня, напоминая, что она с самого начала знала, какой я человек. А если ей все не нравится, зачем тогда она живет со мной? Я много раз ужасно злился на Сью, но на Тима почему-то злиться не мог и знал, что наши ссоры его огорчают. Сью была права, хотя тогда я никогда бы этого не признал. Я избегал ее и Тима. Спорт давал мне работу, темы для разговоров и размышлений, и я чувствовал себя надежно и спокойно. Я вырос в семье, где спорт был единственной темой, на которую можно было говорить с отцом, – только так удавалось привлечь его внимание. И я считал, что мужчина должен быть именно таким.

Мы со Сью так часто ссорились, что уже готовы были разбежаться. Чем больше она меня доставала, тем меньше я ее замечал, с головой уходя в свои кроссы, игры и другие занятия. И вот как-то в воскресенье днем, когда показывали встречу между «Дельфинами Майами» и «Оклендскими Бизонами», зазвонил телефон. Сью с Тимом куда-то ушли, и я помню, какое недовольство испытал: мне не хотелось вставать и отходить от телевизора. Звонил мой брат. Он сказал, что у отца случился сердечный приступ, и он умер.

Я поехал на похороны без Сью. Мы так много ссорились, что мне захотелось побыть одному. Теперь я рад, что так вышло. Поездка к родителям изменила всю мою жизнь. Я оказался на отцовских похоронах, так и не успев с ним ни разу толком поговорить и находясь на грани второго развода, потому что не умел общаться со своей женой.

Я чувствовал, что слишком много теряю, и не мог понять, почему так получается. Ведь я хороший человек, много работаю, никогда никого не обижаю. Я испытывал жалость к себе и ужасное одиночество.

Мы возвращались с похорон вместе с младшим братом. Он не мог сдержать слез. Все говорил о том, что теперь слишком поздно, что он так и не сумел поближе узнать отца. Потом дома все говорили об отце: знаете, как это бывает после похорон. Стали вспоминать забавные случаи про его отношение к спорту, про то, как отец всегда смотрел спортивные передачи. Мой зять, пытаясь пошутить, сказал: «Знаете, я столько раз бывал в этом доме, но сегодня старик впервые не сидит перед телевизором и не смотрит матч». Я взглянул на брата, и он снова заплакал – не печально, а горько. И вдруг я понял, чем всю жизнь занимался отец и чем теперь занимаюсь я. Как и он, я не позволяю никому подойти ко мне близко, понять меня, поговорить со мной. Телевизор стал моей броней.

Вслед за братом я вышел из дома, и мы вместе поехали на озеро и долго сидели на берегу. Слушая про то, как долго он ждал, чтобы отец его заметил, я впервые увидел себя со стороны, понял, насколько я становлюсь похожим на отца. Я думал о своем пасынке Тиме, как он вечно ждет, словно грустная маленькая собачонка, чтобы я уделил ему хоть капельку времени и внимания, а я всегда слишком занят для него и его мамы.

Возвращаясь на самолете домой, я все время думал: что бы мне хотелось услышать на своих похоронах? Это помогло мне понять, что нужно делать дальше.

Добравшись до дома, я поговорил со Сью по душам, может быть, в первый раз в жизни. Мы вдвоем поплакали вместе, а потом позвали Тима, и он поплакал вместе с нами.

После этого какое-то время мы жили замечательно: все делали вместе, катались с Тимом на велосипеде, устраивали пикники, ходили в гости и приглашали к себе друзей. Мне было трудно отодвинуть на задний план свои спортивные дела, но пришлось на время почти полностью их забросить, чтобы устроить свою жизнь. Я искренне хотел наладить теплые отношения с людьми, которых любил, чтобы после моей смерти у окружающих не осталось такого чувства, как после смерти отца.

Но для Сью это оказалось труднее, чем для меня. Прошла пара месяцев, и она сказала мне, что хочет работать по выходным. Я ушам своим не поверил. Ведь именно по выходным мы могли бывать вместе. Теперь мы поменялись ролями: она стала убегать от меня. Мы оба решили, что нужно обратиться за помощью.

На приеме у консультанта Сью призналась, что наши совместные радости доводят ее до грани умопомешательства. Она просто не знает, как быть, как вести себя со мной. Мы оба говорили о том, как это трудно – жить с другим человеком. Раньше Сью пилила меня за то, что я мало бываю дома, а теперь, когда я стал уделять ей внимание, она стала чувствовать себя не в своей тарелке, потому что для нее это было непривычно. Если уж говорить о внимании и нежности, ее семейка была еще почище моей. Отец Сью, капитан дальнего плаванья, всегда был в море, и мать это вполне устраивало. Сью росла одинокой, ей всегда хотелось с кем-нибудь сблизиться, но что для этого нужно делать, она не знала, как и я.

Некоторое время мы посещали консультанта, а потом по его совету вступили в ассоциацию «Приемные родители». По мере того, как наши с Тимом отношения становились ближе, Сью все неохотнее позволяла мне его воспитывать. Она чувствовала себя посторонней, ей казалось, что она теряет власть над сыном. Но я знал, что должен установить собственные рамки в отношениях с Тимом, если мы с ним хотим стать настоящими друзьями.

Я получил от ассоциации ни с чем не сравнимую помощь. Они устраивали групповые встречи семей вроде нашей. Рассказы других мужчин, старавшихся справиться со своими чувствами, принесли мне огромную пользу: теперь я мог поговорить со Сью о своих трудностях. Мы по-прежнему часто разговариваем. Мы по-прежнему вместе учимся жить друг с другом и доверять друг другу. Мы оба еще далеки от совершенства, но очень стараемся. Это абсолютно новая игра для нас обоих.

Тяга Эрика к Сью

Эрик, томившийся от одиночества в своей добровольной изоляции, мечтал о любви и ласке, но не хотел близких отношений, потому что боялся их. В день знакомства с ним Сью без слов дала понять, что принимает его фанатичное увлечение спортом – главный способ оставаться в стороне. И тогда Эрик подумал: может, наконец он нашел ту идеальную женщину, которая будет его любить, не претендуя на его внимание. Правда, Сью, попросив, чтобы их первое свидание обошлось без участия телевизора, намекнула, что Эрик не особенно галантен. Однако он справедливо предположил, что ее можно держать на расстоянии: ведь будь это не так, она сразу отказалась бы с ним встречаться.

На самом деле очевидное неумение Эрика вести себя в обществе и его эмоциональная закрытость были именно теми чертами, которые привлекли Сью. Его неловкость показалась ей трогательной и к тому же была гарантией того, что он не сможет сблизиться с другими людьми, в том числе и с женщинами, а для нее это было важно. Как и другие слишком любящие женщины, Сью очень боялась, что ее оставят. Уж лучше жить с человеком, не совсем соответствующим твоему идеалу, но зато будет с тобой, чем с мужчиной более любящим и достойным любви, который может оставить тебя ради кого-то другого.

К тому же неумение Эрика общаться с людьми ставило перед Сью важную задачу – стать мостом через пропасть, отделяющую его от всего мира. Можно было легко объяснить его аллергию ко всем окружающим и нелюдимость не равнодушием, а робостью и сделать простой вывод: она ему необходима.

С другой стороны, Сью стремилась попасть в ситуацию, повторяющую самые тяжелые переживания ее детства: одиночество, терпеливое ожидание любви и внимания, глубокое разочарование и, наконец, горькое отчаяние. Когда она попыталась заставить Эрика измениться, ее поведение только подтвердило его опасения по поводу совместной жизни и заставило еще глубже уйти в свою раковину.