Текст книги "Кемпинг «У Чёрного моря»"

Глава 3. Воскресенье

Первый же выстрел угодил точно в цель. Они услышали сухой щелчок. Служившая мишенью пустая пивная банка подпрыгнула как ошпаренная и скрылась за барьером, в качестве которого выступал поваленный непогодой на землю дуб. Второй выстрел из пневматического пистолета продырявил насквозь ещё одну мишень. Теперь на дереве осталось три банки. Наводя дуло пневматического пистолета калибра четыре с половиной миллиметра на новую «жертву» Счастливчик скалился. Указательный палец правой руки едва касался спускового крючка. Он вёл себя уверенно. Оружейная сталь тяжелила руку. Прицелился с помощью мушки и нажал. Пистолет выплюнул пулю со скоростью не менее ста метров в секунду.

Фьюууу!

Стальной омеднённый шарик застрял в мягкой коре верхней части дерева.

– Что б тебя!

Горбун курил сигарету без фильтра и наблюдал за напарником.

– Контролируй эмоции, – тихо сказал он.

– Что за бред ты несёшь, старик?

Окурок обжог Горбуну пальцы. Он бросил «бычок» в траву и облизнул их. Первую сигарету он выкурил в восемь лет. Стащил у пьяного отца из кармана. И это был не первый раз, когда он что-то брал оттуда без спроса. С тех пор курил без перерыва. Он до сих пор помнил запах той сигареты и название «Прима» на красной пачке.

Мокрота в горле и частый кашель хоть и усложняли жизнь, но переносились вполне терпимо.

– И откуда в тебе столько злости.

– Я могу сказать тебе откуда.

– Не трать напрасно моё время, – отмахнулся Горбун. – Продолжай упражняться. У тебя неплохо получается.

– Неплохо? – язвительно повторил Счастливчик и сплюнул. – Да ты издеваешься.

– Зачем мне это? – задал резонный вопрос Горбун.

– Затем, что ты такой человек.

– Просто продолжай, – сегодня он не был настроен на конфликт и успешно сдерживал гнев. Лет двадцать назад он выпустил бы Счастливчику кишки только за один недобрый взгляд в свою сторону. С тех пор перенесённые тяготы научили его действовать хитрее. В отрытом бою он не простоит против Счастливчика и одного раунда. И Счастливчик это знал. – Осталось две банки.

Молодой грабитель зажмуривал то один, то другой глаз, пока ему это не надоело. Раздался выстрел. Третья банка была повержена точно по центру. Она взметнулась в воздух, описала дугу и исчезла в кустах дерезы.

– Попал! – Он вызывающе посмотрел на Горбуна. – Что ты скажешь на это? У меня превосходно получается!

– Люди не жестяные банки, – коротко произнёс Горбун. Он снова курил.

Пустырь находился в двенадцати километрах от моря. В Советские времена здесь располагался военный полигон. Сегодня об этом напоминали разве что заросшие воронки от взрывов. Ещё всё поле было засеяно гильзами разного калибра. До ближайшего посёлка пешком идти не меньше часа. Травники или грибники обходили это место стороной. Для них здесь не росло ничего примечательного. Туристические тропы проходили южнее. Поэтому бояться непрошеных гостей не приходилось.

– Думаешь, я не стрелял в людей? – глаза Счастливчика наполнились кровью. Как ему удалось дожить до своих лет с таким взрывным характером, являлось непостижимой загадкой. Он не признавал авторитетов, полагаясь целиком и полностью на право сильного. Только Горбун по себе знал, что ближе к сорока, ладно, сорока пяти годам от этого права мало что останется.

– Думаю, стрелял. Только позволь задать тебе вопрос – были ли они в бронежилетах и вооружены?

Счастливчик понял, куда клонит Горбун.

– Я справлюсь. Следи лучше за собой.

– У меня плохое зрение, малыш.

– Прекрати называть меня малышом.

– Если бы я мог, то сделал бы всё сам. Но одному мне не справиться. Вот почему у тебя будет пистолет, а у меня ружьё. Из нас двоих снайпер ты.

Слышать похвалу было приятно.

– Это часть твоего плана? – спросил Счастливчик.

– Да.

– Когда ты мне его выложишь? Уже воскресенье.

– Ты достал, что я просил? – в свою очередь спросил Горбун.

Счастливчик почесал подбородок. Он не любил отчитываться. Идея ограбить банк принадлежала Горбуну. То, что он слышал о нём от старших товарищей, давало надежду, что дело выгорит. Они говорили, что Горбун знает, что делает. Что ж, посмотрим.

– Кое-что удалось, – сказал он.

– Гранату?

– Граната будет. Стало сложнее взять в долг, – пояснил он. – Всем нужны деньги.

– Пообещай, что заплатим две цены.

Без гранаты план не стоил и ломаного гроша.

– А если не получится, чем будем отдавать долг?

– Предоставь это мне.

– Мои…партнёры шуток не понимают.

– Я тоже не шучу.

– Один раз обмануть можно любого. Только не этих людей. Эти достанут из-под земли.

– Я могу сам с ними встретиться, если ты боишься.

– Я ничего не боюсь! Но не горю желанием увидеть свои кишки перед смертью. Имей это в виду, старый.

– Лучше не…

Выстрел в пятую банку оборвал Горбуна на полуслове.

– В яблочко!

Из пяти мишеней Счастливчик поразил четыре. Учитывая отсутствие специальной подготовки и максимальное расстояние, на которое мог стрелять пневматический пистолет Макарова – порядка двадцати метров – результат впечатлял.

Горбун собрал пробитые банки и подумал, что парень не так прост, как кажется. Он выпрямил изогнутые от попадания пуль мишени, поставил их обратно. Затем взял у Счастливчика пистолет. Магазин вмещал тринадцать шариков.

Пять выстрелов последовало друг за другом без перерыва. Две банки унесло восвояси, ещё одна покачнулась, оставшись на месте. Остальные пули прошли мимо. Ружьём он владел лучше. Оно тяжелее, меньше отдача и выстрел получался более точным.

Счастливчик не стал злорадствовать. И на том спасибо.

– Когда? – спросил Горбун.

Счастливчик ответил не сразу, а сначала до конца прожевал во рту кусок принесённой с собой колбасы.

– Приходи во вторник в девять часов вечера. Всё будет. Ты знаешь куда.

– Знаю. – Дыра с большой буквы. Плесень и паутина. Дюжины голых баб на стенах вместо обоев. Ничего, он бывал в местах значительно злачнее. – Твоя очередь ставить банки.

Счастливчик вытер об себя жирные руки.

– Долго нам ещё стрелять пистонами?

Горбун намёк понял.

– Не терпится воевать? Побереги свой пыл для предстоящего дела.

За их спинами, наполовину высовываясь из-за остроконечной верхушки исполинской горы, торчал огненный круг. Солнечные лучи падали на землю практически отвесно. Вызвано это тем, что в конце июня начале июля солнце находится в наивысшей точке над горизонтом. Здесь, в низине, жар не ощущался, земля поглощала его. Военные прошлого знали, что делали, когда выбирали место для стрельбищ.

Счастливчик достал из наплечной сумки банку с дробью. Стрелять ему нравилось. Человека с оружием боялись. Пистолет без лишних слов ставил на колени. Целые народы покорялись огнём и мечом. Так было и так будет. Аллилуйя, мать вашу.

2

Андрей открыл глаза, ожидая увидеть привычную гостиную и потолок бунгало с декоративными балками. Вместо этого очутился в безбрежной, почти осязаемой густой тьме. Он моргнул. Ничего не изменилось. Всё та же беспросветная и холодная чернота. Давая глазам привыкнуть к темноте, он прислушался к ощущениям. Голова лежала на твёрдой подушке. Он пошарил по бокам. Пальцы касались прохладного шёлка. Тогда он поднял руку, и она упёрлась в преграду. На ощупь что-то твёрдое, покрытое мягкой тканью. Он был заперт и, кажется, начал догадываться, где именно. Воздуха в лёгких неожиданно перестало хватать для дыхания. Конвульсивно сглотнув остатки слюны, он обеими руками упёрся в доски и изо всех сил надавил. Бесполезно. Гроб открывался только снаружи.

А что поджидало снаружи?

Дышать становилось всё труднее. Ещё немного и кислород перестанет поступать в мозг, после чего он умрёт от гипоксии или попросту задохнётся. Страх замкнутого пространства уже подкрадывался к самому краю и без того испуганного разума. Главное не запаниковать, чтобы не израсходовать весь кислород. Тогда есть шанс протянуть немного дольше.

Резкий запах горелого мяса заставил его зажать нос и затаить дыхание. С тем же успехом он мог ничего и не делать. Запах успел закрепиться в сознании. В горле першило, будто кто-то шлифовал его изнутри наждачной бумагой. Из глаз потекли горькие слёзы. Он тёр глаза, пытаясь унять жгучую резь. Кашель не заставил себя ждать. Вместе с ним пришли и рвотные позывы. Он повернулся на бок и съёжился в позе эмбриона, продолжая истошно кашлять, как больной туберкулёзом курильщик. От этого запах жареной плоти ещё сильнее проник в ноздри и вызвал новый приступ кашля. Каждое сокращение дыхательных мышц отзывалось страшной болью в груди. Он думал, что скорее загнётся от того, что выплюнет наружу лёгкие, чем от удушения.

Сильнейший удар в изголовье гроба на секунду заставил его забыть об омерзительном запахе и яростном кашле. Его подбросило вверх. Он стукнулся головой и издал короткий крик. После чего снаружи последовал новый удар, теперь в правый бок. Он не успел сгруппироваться и крепко приложился лицом к твёрдой внутренности гроба. Обивка ненамного смягчила удар, и из носа потекла кровь. Он чувствовал во рту её медный привкус.

Последовала серия мощных ударов с разных сторон. Его тело бросало из стороны в сторону в замкнутом пространстве деревянного ящика. Гроб кидало то влево, то вправо, словно на адовой карусели. И всё что он мог это сдерживать тошноту и защищать лицо руками.

Последний удар был такой силы, что даже крепкий гроб из твёрдой породы древесины не выдержал и затрещал как сломанная об колено палка. Он готов был поклясться, что слышал сухой треск.

И вот тогда, после наступившего затишья, он услышал другой звук.

Не может этого быть, в ужасе подумал он. Этого не может быть.

Он плыл. И плеск врезающейся в борта воды ни с чем нельзя было спутать.

Изголовье гроба поднялось, и тело Андрея съехало вниз. Он напрягся, ожидая очередной встряски. Вместо этого днище гроба заскоблило обо что-то шершавое, и он остановился. Шум воды не исчез, но стал глуше.

Головокружение отступило, и он с трудом справился с желанием облевать чрево для усопших, в котором был заперт. Потом собрал остатки сил и упёрся спиной в крышку. Хрустнули напружиненные позвонки. На этот раз препятствие поддалось, будто так и было задумано, и крышка со свистом откинулась в сторону.

Когда глаза привыкли к свету, он обнаружил, что причалил к берегу. Пляж с белым песком и разноцветные бунгало не оставляли сомнений в том, где именно он находился. Позади него лежало открытое море. Он быстро выбрался из гроба, обратил внимание, что кожа покрыта сажей и бросился оттирать лицо и руки в солёной воде.

Покончив с этим, и не зная, что делать дальше, он нетвёрдой походкой направился к своему домику, и через несколько шагов остановился, потому что увидел на веранде свою мёртвую жену. У него внутри всё похолодело, сердце оборвалось. Что привело её сюда…в этот галлюциногенный похмельный сон.

А спал ли он? Ну, конечно, он спал и ему пригрезился кошмарный сон. Ожившие мертвецы – это удел развлекательной культуры. Настоящая Ирина гнила в земле.

Он вдруг понял, что она одета в брючный костюм и выглядит так же, как за день до гибели, когда они расстались у порога московской квартиры. Ни пятен крови на одежде, ни страшных порезов на молодом ухоженном лице. Ирина выглядела живой, и ему с трудом удалось не обмочиться, когда её рука – с обручальным кольцом – поднялась в знак приветствия. Откуда-то запахло кокосами. Не мёртвой плотью, а ароматными кокосами. Он ощущал сладкий запах даже через разбитый нос.

Это была его жена. Его милая девочка. И она вернулась к нему. Ох, как же он соскучился по её объятиям и запаху чистых волос.

– Ирина… – слёзы радости застилали ему глаза. Он побежал к ней, спотыкаясь и падая в навязший в ногах песок. И чем больше сокращалось расстояние, тем иллюзорнее становился её образ. Мерцающая фигура истончалась, таяла как засвеченный чёрно-белый фотоснимок. Он схватился за перила, прыгая через две ступени сразу. Однажды он оплакивал её. Второй раз он это не переживёт.

Ирина стремительно таяла. Он запрыгнул на веранду. Истлевающее тело его жены пропускало дневной свет, и он смотрел сквозь неё.

– Милая, – прошептал он. – Ну как же так.

Что-то погладило его по щеке. Это шептал ветер. С каждым дуновением он уносил в сторону моря частицу Ирины, где она смешивалась с солёными брызгами. Последней ветер разнёс по пляжу обращённую к Андрею улыбку.

Он провёл рукой по тому месту, где она только что стояла, и ощутил призрачную теплоту мокрых губ. Она растаяла навсегда.

В какой уже раз из его глаз покатились слёзы. Слёзы опустошения. Он ничего не мог с собой поделать. Просто давал возможность истощиться запасу влаги в слёзных каналах. В правой груди тревожно щемило. Он положил руку на сердце и присел на верхнюю ступеньку.

Эльза и Софья жарили на огне «резиновый» зефир. От нехитрого костра в небо поднималась белая дымка. Они не замечали его. Да и как могли, ведь сами только материализовались из пустоты. Или из его свежих воспоминаний.

Девочка отложила палочку с лакомством в сторону и показала рукой чуть выше бунгало. Он проследил за её жестом. С вершин покрытых зарослями гор спускался плотный туман. Воздушная волна колоссальных размеров поглощала всё, что попадалось на её пути, и быстро приближалась к пляжу. Вековые деревья исчезали в лавине тумана без остатка. Он никогда раньше не видел такой мглы и следил за происходящим с открытым ртом.

Словно по щелчку отключили свет, в один момент стемнело. Тёплый морской бриз сменился на промозглую бору. Он растёр по щекам слёзы и в недоумении поднялся. Всю зримую поверхность неба затянуло иссиня-чёрными тучами. Назревала нешуточная буря. На море занимался шторм. Наполовину затопленный гроб унесло с берега, и он вихлял на неспокойной воде, пока его окончательно не залило водой, и он затонул.

Туман доедал подножие холма и продолжал безостановочно прокладывать путь к берегу.

Мать и дочь сидели у потухшего костра. В глазах обеих застыл запредельный ужас. Что-то пряталось за всепожирающей стеной тумана, и они видели это нечто. Они не пытались спастись, просто смотрели на приближение конца мироздания.

Андрей кинулся наперерез огромной волне, так похожей на снежный оползень. Холод от неё исходил действительно собачий. Но предпринять что-либо он был не в силах. Струя ледяного воздуха сбила его с ног, прижав к земле. Туман растворил в себе бунгало, заполонил пляж и поглотил мать и дочь. А потом зловонное марево накрыло и его.

3

Они появились в здании аэропорта в самый разгар регистрации рейса до Москвы. Дик вручил Андрею рюкзак и встал в хвост очереди. Выглядел он неважно. Жаловался на заложенный нос и слабость в мышцах. Сон под открытым небом не прошёл для него даром. А если прибавить к этому жуткое похмелье, то завидовать нечему. Впрочем, Андрей выглядел не лучше, пусть и спал на диване в гостиной, который нравился ему больше, чем кровать. Он нацепил солнечные очки и один за другим грыз фруктовые леденцы. Громкие звуки вызывали у него приступ головной боли. Даже в студенческие годы он не пил столько пива. И впредь зарёкся вливать в себя столько этилового спирта.

Он не знал, слышал ли Дик его истошные вопли под самое утро. Лучше бы не слышал. Призраки вновь навестили его прошлой ночью. Странный был сон. Страшный. Он проснулся в холодном поту и долго и неподвижно лежал, прикованный к дивану, пока переполненный мочевой пузырь не погнал его в туалет.

– Чёртово похмелье, – выругался Дик и отпил воды из пластиковой бутылки. Андрей вздрогнул и поправил очки.

– Это плата за удовольствие. – Он пытался шутить.

– Ты выглядишь как идиот в этих очках. Здесь нет солнца, приятель, если ты не заметил.

– Мне так удобно, чего привязался. Мы с тобой одинаково выпили. Можешь представить, как мне сейчас плохо? – он специально сделал ударение на последнем слове.

– Намекаешь на мой вес?

– Нет. Говорю прямо.

– Ты задница, Андрей Крапивин.

– А ты большая задница, Игорь Ожгибесов.

– Дай пять, чувак. Зачётная была шутка.

– Я разве шутил?

Они хлопнулись ладонями. Хлопок получился звонким.

– Жаль, что не можешь остаться, – сказал Андрей уже серьёзно.

– Мне тоже. Попробую прилететь в сентябре. Бархатный сезон и всё такое. Билет оплачу сам.

– Я…

– Не лишай меня мужской гордости, – перебил его Дик. – Её и так осталось немного.

Возразить Андрею было нечем.

– Займёшься книгой?

Андрей кивнул и поплатился за это вспышкой головной боли.

– За этим сюда и приехал, – он поморщился.

– Здесь хорошо. Милая провинция.

– Да. Быстро отвыкаешь от суеты. Не нужно каждый день спешить непонятно куда и зачем. Совершенно иной ритм.

– Уж не подумываешь ли ты остаться здесь навсегда?

– Это был правильный вопрос.

Дик присел рядом с товарищем.

– Ты серьёзно?

– Писатель может жить в любом месте, – многозначительно произнёс Андрей.

– И много тебе приносит это ремесло?

– Ты умеешь задавать правильные вопросы. Вот поэтому я пока не принял никакого решения. Наслаждаюсь каждым днём, и понятия не имею, что будет дальше.

Дик почесал покрытую лёгкой щетиной щёку.

– В отличие от меня ты хотя бы знаешь, чего хочешь, – вздохнул он. – Никогда тебе этого не прощу.

– Почему? Мы взрослые люди.

– Да я не про твои желания, а про то, как ты поступил со мной вчера.

– О чём это ты?

Дик приблизил к Андрею своё лоснящееся лицо:

– Ты оставил лучшего друга в бессознательном состоянии на краю берега, – он выдержал паузу и прокричал: – Меня могли утащить акулы!

При слове «акулы» несколько человек обернулись в их сторону.

– Ты больной, Дик. Ты это знал?

– А как же.

– Угу, и справка есть?

– Могу показать. Свежая.

Дик полез в карман и в этот момент объявили посадку. Началось обычное в таких случаях столпотворение.

Они обнялись на прощанье.

– Позвони, как будешь дома, – попросил Андрей. – Я буду скучать, брат.

– Это ты, конечно, загнул, – Дик усмехнулся. Смех прозвучал как утиное кряканье. – Скучать он будет. Ты приехал книгу писать, а не скучать.

– Ты понял, о чём я.

– Расскажи потом, так ли хороша дамочка из соседнего дома. Сам сексом не занимаюсь, так за тебя порадуюсь.

– Ты извращенец.

– Чем крайне горжусь. – Дик вытянул ладонь и приложил её к виску. Получилось забавно. – Я тоже, буду скучать по тебе, братишка. Я тоже.

Они обменялись рукопожатием и Дик исчез в узком проёме двери, куда пускали только вылетающих.

4

После аэропорта он не сразу поехал домой, а попросил водителя высадить его возле торгового центра, где какое-то время бродил по магазинам. Как обычно надолго задержался в книжном, и ушёл оттуда довольный с новым сборником рассказов Нила Геймана и вышедшим два года назад романом Дэна Симмонса про Шерлока Холмса. На неделю это удовлетворит его потребность в чтении. К тому же он собирался зайти в гости к Фёдору и взять у него несколько книг.

Остаток дня работал над книгой. Пил много холодного чая (обезвоженному организму требовалась жидкость) и дописывал пятую главу из двенадцати запланированных. Сюжет местами пробуксовывал, и работа шла медленно. Затем пришла очередь поправлять ранее написанный текст. Можно только удивляться количеству ляпов, выявляемых при прочтении сочинённого накануне материала. Он безжалостно выпалывал слова-сорняки и повторяющиеся слова.

Он был не только автором, но также и первым читателем.

Ближе к вечеру пустой живот напомнил ему, что он забыл про обед. Тратить время на сложные блюда он не стал, и ограничился разогретой в микроволновке лазаньей из супермаркета. Получилось нечто бесформенное. Оно странно пахло, а на вкус было как старая подошва. Хотя откуда он мог знать вкус подошвы. Пришлось запивать каждый кусок большим глотком чая.

Он ужинал на веранде и смотрел на море, где в недосягаемой дали тонкой линии горизонта, проплывал озаряемый багровыми лучами солнца парусник. Пляж пустовал днями напролёт. Идеальная атмосфера для писателя. За этим он сюда и приехал. Наслаждаться мгновением и творить.

В его поле зрения появилась пожилая пара. Мужчине на вид было лет семьдесят. Женщине, если и меньше, то ненамного. За три дня пребывания в кемпинге он впервые увидел жильцов шестого бунгало. Они прогуливались по кромке воды. Мужчина что-то красноречиво объяснял спутнице, ни на секунду не выпуская её руку из своей. Андрею показалось, что женщина смотрела на мужа с восхищением. Её худоба была ненормальна. Седые волосы развевались на ветру. Они заметили его и вместе помахали. Он ответил тем же и долго смотрел им вслед, пока долговязые фигуры не уменьшились в размерах, задаваясь вопросом, можно ли после десятилетий отношений сохранить чувства. Не привычку. Привычка придёт сама. А именно Чувства. С большой буквы. Не присущее молодости грубое вожделение плоти, увы, со временем увядающей, а бесконечную чуткость и заботу к партнёру, когда отдавать доставляет куда большее удовольствие, чем брать. На этот вопрос ему ещё предстоит ответить, и не только на страницах своих книг.

Эльза вышла на веранду с книгой в руках. Сегодня в псевдо греческой, расклёшенной к низу тунике. Восхитительная нимфа с тонкой талией и поглощающей мрак улыбкой.

Пригласи её на свидание, олух.

А если она откажется? Как потом смотреть ей в глаза? И нечего обзываться!

Ты ничего не теряешь. Олух.

Ты забыл про уязвлённое самолюбие.

Мир от этого не развалится на куски.

Твой, может и не провалится.

Эльза повернула голову в его сторону. Его внутренности сжались от напряжения. Оцепеневшее тело пробрала дрожь. Он жадно ловил каждый взгляд жемчужно-серых глаз. От чего же так быстро билось сердце? Только ли это игра гормонов на фоне бескрайнего моря и обжигающего южного солнца? Он так не думал. Всего сотня метров разделяла их. И в тоже время между ними проходила глубокая пропасть. Он мало что о ней знал. И напротив, знал о ней всё. Такой парадокс довольно просто объяснялся.

Он влюбился.

Теперь на трезвую голову и сытый желудок он убедился в этом окончательно.