Текст книги "Какого цвета жизнь? Миниатюры"

– Когда я пишу стихи, я испытываю то же, что и при взгляде на женщину. Она может быть красивой или не очень, доброй или не очень, умной или не очень. Чем закончится мое общение с той или иной женщиной я изначально не знаю и не могу знать, но я хочу общаться. То же самое я могу сказать и в отношении начатого стихотворения. Главное здесь – желание общаться, а все остальное ничтожно.

– Я слишком молод, чтобы быть старым. Я слишком стар, чтобы быть молодым. Я слишком молод, чтобы перестать быть ученым. Я слишком стар, чтобы перестать быть поэтом.

– Сильное стихотворение – это сильная страсть. Сильная страсть – это мощная энергия, стиснутая в кулаке. Мощная энергия – это вся твоя жизнь, прожитая уже сейчас в одном этом мгновении.

– Жизнь без всего, что не имеет никакой коммерческой ценности, в том числе и поэзии, немыслима, как немыслимо существование без воды или воздуха. Какие-то часы, а, может, и дни просуществовать еще можно, но потом начинаешь задыхаться и умираешь.

– Литература в целом и в особенности поэзия есть одна из форм трансляции культуры во времени и пространстве. Афористичность, обращение одновременно к рассудку и сердцу, к лучшему в человеке, непрестанное вопрошание, побудительное и будоражащее – все это носит вневременной характер. К нерукотворному памятнику поэзии не только не зарастет народная тропа, а потянется множество троп.

– Глубокая искренняя любовь и такая же поэзия – временное безумие. Когда ты находишься в их власти – ты не живешь в этом мире, а это и есть сумасшествие с точки зрения «коллектива», стаи, толпы, «индивида».

– Люди любят вычурные стихи, изощренные в формальном отношении, остроумные, возбуждающие животный интерес, но все же не трогающие душу. Это странно для кого-то, но вполне объяснимо. Любят же люди духи, но часто равнодушны к запахам простых цветов. Одни и те же духи невозможно использовать каждый день и приходится их очень часто менять. Любимые некогда духи со временем начинают даже раздражать. Истинный же ценитель красоты готов каждый день получать удовольствие и вдохновение от неказистого полевого цветка.

– Без прозы, даже очень хорошей, можно обходиться долго, без стихов – ни одного дня.

– Поэзия – это родной человек, который приходит к тебе, когда ты невыносимо одинок, спасательный круг, брошенный в океан бесконечных невзгод, глоток воды в пустыне, голос друга, взгляд любимой женщины.

– Стихи пишутся обычными словами необычными людьми.

– Стихи – это память об общении с собственной душой.

– Поэзия – особый язык. С его помощью можно описать только жизнь своей души, но никак не своего тела.

– Поэзия – это божественная красавица на невиданном балу.

– Кто пишет стихи, тот сеет, не ведая, придет ли кто собирать урожай.

– Стихи – это диковинные звери в лесу из слов и мыслей.

– Кто и как доказал, что ложь в поэзии, а правда в жизни? А, может быть, наоборот?!

– Лучше быть одиноким со стихами, чем с людьми.

– Когда что-то не понимаешь в жизни, почитай стихи.

– Стихами на хлеб не заработаешь, но зато от них пьянеешь и становишься счастливым.

– Живи здесь и сейчас – правило для успешных людей, живи в вечности – философия нищих поэтов.

– Литература и наука как муж и жена, то счастливы вместе, то не понимают друг друга, ссорятся, но порознь жить все же не могут. Чувство будит мысль, мысль утешает чувства.

– Стихи пишутся для того, чтобы чувствовать и думать. И это не досужие занятия. Без них человеческая жизнь становится просто еще одной разновидностью жизни животных.

– Начать писать стихи не проще и не сложнее, чем жениться. Писать хорошие стихи еще сложнее, чем жениться удачно.

– Хорошие стихи столь же редки, как и глубокие мысли.

– Читать плохие стихи так же скучно, как пить холодный кофе.

– Когда поэт пишет стихи, ему не страшен мир, потому что он оказывается в мире потустороннем. И он начинает жить уже его интересами. Как будто уехал в другую страну.

– Поэзия пьянит больше вина, но она и стоит дороже. Не всем по карману.

– Красивыми словами чаще всего выражаются уродливые мысли. И наоборот.

– Жизнью обычного человека правит чувство новизны, поэта же тянет к вещам извечным и вечным.

– При дневном свете стихи, написанные даже крупным шрифтом, читаются плохо. Свет нужен лунный.

– Наука может изучать природу, поэзия – нет. Даже стихи о природе на самом деле посвящены человеку.

– Для науки необходим материал для исследования, для поэзии достаточно самого поэта.

– Хорошее стихотворение – набор афоризмов. В каждой строчке своя мысль. Если этого нет, перед нами проза.

– Поэзия – самая глубокая и истинная религия. Поэт – самый верующий человек.

– Поэзия – самая крупная в истории ересь. С ней борются самым жестоким образом: поскольку поэты не горят, их морят голодом.

– Поэт – одинокий путник, бредущий в дожде, пробирающийся через снежные сугробы, убегающий от разъяренной толпы любителей поэзии.

– Любой критик всегда объяснит поэта, но никогда его не поймет.

– Поэт – это обнаженный человек, который штурмует Эверест. Он взойдет на него, пусть даже в виде ледяной статуи.

– Поэт может быть только потерпевшим, иногда адвокатом или свидетелем, но никогда прокурором и, тем более, судьей. Он творит, а не судит.

– Поэт стоит у дороги, по которой проходят поколения. Изредка кто-то из толпы бросает ему в качестве милостыни свое внимание.

– Многие стихи очень похожи на современную эстраду – отсутствие голосов и мыслей вполне успешно заменяют словесные выкрутасы.

– Буквы, как и ноты, очень сложно выстроить в мелодию.

– Поэзия – потайная дверь в глухом дальнем углу сада, через которую в душу поэта проходят избранные друзья. Остальные ломятся через парадный вход тела.

– Поэты разговаривают только друг с другом. Остальные лишь пытаются их подслушивать.

– Стихотворение – это и исповедь, и проповедь одновременно.

– Поэзия – это религия человека, обходящаяся без богов и обрядов. Одна непрерывная молитва и только.

– Искренность – ахиллесова пята поэта, но без нее никакой Трои не возьмешь.

– Поэзия и любовь – сестры-близнецы.

– Стихи невозможно воспринять ни одним из органов чувств. На них реагирует только душа.

– Я не люблю читать новые книги, «следить за новинками литературы». Я люблю получать удовольствие от чтения, наслаждение. А даст ли это новая, еще неведомая мне книга? Это все равно, как если бы я пришел в кондитерский магазин и попросил бы самых новых конфет.

– Надоела литература, где употребляются одни подлежащие и сказуемые. Для меня главное – прилагательные, тона, краски, звуки!

– Поэзия и философия в наше время дают лишь новое выражение старым истинам, новые слова и фразы, а познание закончилось на Будде, Конфуции, Христе и Мохаммеде.

– Когда волнуется желтеющая нива…

Достаточно банальный, иногда даже хочется сказать, примитивный текст. Почему же он так популярен?

Быть может, потому что поэзия – это восхождение от примитивного к высокому, а большинство людей не хочет этим заниматься и располагается внизу некоей пирамиды. И многие стихи существуют лишь потому, что появляются новые поколения, для которых банальные, с точки зрения всей человеческой литературы и истории, идеи, мысли, фразы, образы кажутся откровением.

– Поэзия – моя слабость, моя радость и моя философия. Да, поэзия – это особая форма философии, средство образного, афористически точного, апеллирующего к уму через чувства и оттого особенно убедительного выражения мудрых мыслей. Оно – неразделенное, обобщающее знание о мире и человеке. То, что она воздействует, прежде всего, на чувства, придает ей особую прелесть и дает ей уникальнейшую возможность наиболее полного и глубокого проникновения в сущность вещей.

– Литература по существу своему и предназначенью является всего лишь эпистолярным искусством. Стихи, рассказы и романы пишутся для определенного читателя. Писатель как высокопрофессиональная проститутка знает, как угодить клиенту и не думает о собственном удовольствии, стараясь всеми мыслимыми и немыслимыми средствами довести читателя до интеллектуального оргазма.

– Основная тема всех книг или песен о любви, так или иначе, связана с непониманием или, еще чаще, предательством, изменой или ожиданием этого, сбывшимся или не сбывшимся, – не суть важно. А если я хочу рассказать о теле своей любимой или о том, чем живем мы вместе в такие короткие ночи, забывая этот чертов мир напрочь, то меня обвинят в порнографии или, в самом-самом лучшем случае, назовут мой рассказ, мою песнь или сделанную мной фотографию эротическим произведением, которое детям знать вообще нельзя, а остальным людям можно смотреть за большие деньги, и в такое время, когда просто хочется спать.

– Как много написано такого, что можно было бы не писать. Сделать это несложно, не надо много ума или знания, даже элементарные литературные способности не нужны. Но зачем тогда это делается? Может быть, из желания помечтать, прожить хотя бы в описании то, что пока в руки не дается. Пока или вообще никогда. Эротическая, любовная, детективная «литературы» напоминают мне детские пустышки: вроде что-то сосешь, и уже есть не хочется. Что ж, может быть, зуд в руках или между ног это все и усмиряет – и, слава богу?! И все равно, иначе как к духовному онанизму ко всей этой литературе я относиться не могу.

– Ни поэт, ни писатель не могут быть «народными», если хотят быть просто профессионалами. Профессионализм требует свободы и одиночества и, прежде всего, свободы от толпы.

Жизнь способна испортить и женщина, ибо ни одна из женщин не способна стать музой. Надо бежать от них и поклоняться лишь той, еще неведомой, еще не встреченной, еще не найденной, – той, которая приходит только в снах, в шепоте берез, в раздумье облаков, в детском лепете ручьев.

Но еще страшнее «народ», который потребует от тебя писать о том, что интересует его, который не поймет твоих слов и твоих чувств. Эта толпа затянет тебя в свои хороводы, свои кабаки, свои «дома культуры».

Супружеская постель или «дом культуры» – какая разница, ведь и то, и другое – могила для души! Для человека, который хочет выразить свою душу, понять ее, совершить свое путешествие в святая святых своего «я», только лес, горы, море и степь могут стать кабинетом. Ни река, вокруг которой роится толпа, ни парк, где суетятся дети и проститутки, ни озеро, усеянное рыбаками, а только нечто бескрайнее, беспредельное, беззаветное!

– Поэт всегда пехотинец. Он не сидит в танке романа и не держится за штурвал самолета, дрейфующего над далекими звездными мирами. У него не победа и смерть на уме, а борьба один на один с собой самим, лицом в лицо.

– Многие стихи гордятся точной рифмой, как принадлежностью к древней династии, но внутри банальны и даже пусты. Они как умело раскрашенное гнилое дерево, как современные хрупкие квазиметаллы.

– Чему учат многие классические стихи? Об этом можно долго говорить, но это нельзя свести к одному слову, чувству, порыву, действию. Они обо всем понемногу, обо всем и ни о чем. Да и второй раз читать их часто уже как-то не хочется.

– Литература все же не массовое явление, а элитарное, по крайней мере, должно быть таким.

Массовое же – тоже квази-литература – детективы, фэнтэзи, романы в стиле реализма и тому подобное и тому однообразное. Писать надо для себя – все равно мало кто будет читать!

– Как и везде, в поэзии полно потребителей и именно они и судят чаще всего. Именно эти потребители и есть та ОТК, которая выпускает на «скрижали». Нравится всем – значит, это шедевр. Но это шедевр на 15 минут, в лучшем случае, на один день. Сколько «шлягеров» спето и забыто, сколько стихов переписывали наши отцы и матери в свои альбомы – где они сейчас?!

– Пафос в поэзии неизбежен. Как неизбежен и необходим он вообще в жизни. Если мы не будем с пафосом говорить о любви к жизни, женщине и родине, то с не меньшим пафосом мы будем говорить о богатстве, обмане, шкурничестве.

– Все рано или поздно стареет. Вот и поэзия явно постарела. Она стала желчной, грубой, визгливой, мрачной. Говорит ломаным языком, без знаков препинания и синтаксиса. Она еще грубее, чем феня, на которой ботает большая часть «прогрессивного человечества», чем крики алкашей на улицах, чем визги шлюх на обочинах дорог.

– Чувство, мысль и слово. Это три кита той поэзии, которую хотелось бы видеть. А пока, увы, все чаще и чаще, они превращаются в Лебедь, Рак и Щуку. Интересно, просто любопытно, и чем же это все закончится?

– Поэт – это не умение рифмовать, а образ мышления. Даже не образ жизни. Можно быть кем угодно, от сантехника до академика, и писать стихи. Но профессии поэта давно уже просто-напросто нет. Писать поздравительные стихи или стихи на заказ, графоманство можно сколько угодно, но надо чувствовать, а этого-то нет, черт возьми, нет!!!!

– Поэт иначе, чем другие, выбирает себе судьбу, работу, религию, женщину, книги.

– Поэт – активная позиция. На полставки работать невозможно. Две жидкости, в данном случае Бог и Маммона, не смешиваются.

– Поэт по большому счету не стихи вообще, а миропонимание. Не обязательно хорошие стихи. Не обязательно стихи вообще. Главное – стремление к четкости изображения.

– Поэт – это вечная температура. У большинства все же 37,2 как стандарт. У большого поэта норма – 40. Как для алкоголика. Но в этом поэт антипод ему. У того такая водка, у поэта – душа так нагревается.

– Я хлебнул виски. Всего 100 грамм. Но душа отравилась. Заболела. Организм доволен, тело поет, а душа плачет. Я прочитал стихотворение – и тело, и душа поют. Вечная неразбериха между телом и душой. Это и есть бытовая шизофрения. Это и есть форма бытия.

– У большинства людей душу не видно. Они скрывают ее, лишь изредка «говорят по душам», делают что-то «душевное», резвятся «от души». А у поэтов душу видно. Как голову. Это так непривычно и неприлично, что над ними насмехаются, считают инфантильными и глупыми.

– Поэтов научились укрощать. Покупают, угрожают, сажают, как И. Бродского. И. А. Крылова в библиотеку сослали. К. И. Чуковский стал писать для детишек. В. Высоцкий ушел в театр, стал петь военные песни, превратился в записного романтика. Правда, до этого был простым «блатным».

– Раньше всегда учили водителей-профессионалов. Теперь – скороспелые курсы, учат на категории А и В, в том числе на современные электросамокаты. Профессионалов все же ничтожно мало по сравнению с этими потребителями. Вот и для литераторов учредили литературный институт когда-то. Вроде он и сейчас действует, но как грибы после дождя полезли разного рода курсы, т. е. любые профессионалы сейчас на самом деле, в том числе и в поэзии, и в изучении языков – те, что раньше назывались дилетантами, любителями. Основная масса поэтов вообще – «пассажиры», «туристы» в стране поэтической. Их читают массовые потребители, вернее, «квалифицированные потребители». Но именно они и судят!

Литературные критики судят лишь тех, кто уже почти «классик», «любителей» они не судят, не хотят связываться с ними. Люди, которые чаще всего ни строчки не сочинили, но судят! И среди них даже люди с высоким, в том числе и профессиональным, образованием. Не сочинили ничего, но судят! А кто знает поэтов, которые с огромным трудов, правдами и неправдами, издают написанное ими?!

Много появляется кумиров образованных, но невежественных старух. Отметается все «совковое», а ведь это в массе своей реально великая поэзия. Но кому нужны все эти Кедрины, Левитанские, Заболоцкие, Есенины?!

– Все досужие занятия (театр, кино, искусство, музыка, литература) опошлены беспредельно, работают на потребу быдла. Никто не хочет вернуться к «высокому». Думаю, что лишь поэзия (хотя тоже опошленная) может инициировать это возвращение, а потом и возглавить, Бог даст! Может, действительно, нужен новый Пушкин?!

– Не искусство ради искусства необходимо в поэзии. Она не должна проводить эксперименты. Нужна чистая жизнь ради нее самой. Без выгод и пустоты кипящей.

– Любой поэт – ребенок. Но «детство» может быть разное, это может быть и равнодушие и эгоизм, потребительство и гедонизм. Важно эмоционально-романтическое отношение к жизни. Только при этом рождается настоящий поэт.

– Для меня поэзия – луна! Солнце – наука.

– Поэзия в целом бессмертна, но в той или иной стране может быть в кризисе, болеть или даже умереть, или выродится в игру. С 90-х гг. у нас господствует капитализм, да и везде доминирует игра. Все играют во все. В том числе, забавляются рифмоплетством. Забавная мысль, мелкое желание – основные находки современной русской поэзии. Переживания примитивны. Мысли мелкие и пустые.

– Поэзия – это костер. Чтобы он горел, в него бросают дрова – слова.

– Поэзия – форма выражения своей души. На самом деле, поэт не будет спорить, если его назовут поэтом, но сам себя таковым все же не считает.

– Поэзия – это невроз души. Страдающая душа тянется не к лекарству, а к стихам.

– Поэзия – вино. Оно освобождает от пустоты бытия и рождает чувство свободы, но после нее еще тошнее становится жить в этом пропахшем пустотой мире. Это похмелье тоже можно снять только новой порцией обезболивающего, т. е. снова только поэзией.

– У поэтов стихи рождаются так же, как рождаются дети, после бурной ночи любви и страха за душу, которая вот-вот должна родить стихотворение.

– Стихотворение – фотография, в отличие от прозы, которая похожа на видео, кинофильм.

– Поэт – святой и грешный одновременно.

– Поэзия – это просто форма мудрости, которая недоступна большинству людей.

– Поэзия – это шахматы, проза – шашки.

– Стихи, как Библия, написаны людьми, но вдохновлены Богом.

– Поэзия нуждается в сомнениях и вопросах к самому себе. Без этого она – общественное мнение.

– Поэт – явление стихийное, общество и государство – защита от стихий, в том числе и от поэтов.

– Поэтами мы становимся из-за женщин, хотя и не всегда благодаря им.

– Поэзия – это разговор с теми, кого мы любим, но без слов и не в глаза. Иногда это бесполезно, ибо они не всегда читают наши стихи, а то и просто не знают о том, что мы поэты.

– Одиночество не исчезает там, где есть поэзия, но оно становится родным.

– У поэзии нет возраста, есть только рождение и смерть поэта.

– Поэзия – это жизнь прямо в пламени, где вроде как вообще не может быть жизни. В конце жизни остаются стихи как пепел.

– Поэт чувствует и думает, философ думает, простой человек вообще прекрасно обходится без всего этого.

– Поэту легко жить, ведь не надо так много слов, как писателю.

– Поэзия – это особый образ мышления для чувств. Большой поэт – тот, кто для этого находит соответствующие слова.

– Поэт – это состояние, а не профессия. Ей не учатся, в нее падают.

– Поэзия – это горькая и часто безрадостная способность выживать в хаосе и зле.

– Если невыносимо жить в этом мире, смирись и медленно сойди с ума, либо пиши стихи. Только такой Альцгеймер спасет тебя от страха смерти.

– Никакие стихи не сделают тебя счастливым, но они дадут тебе свободу от счастья.

– Настоящий поэт – ребенок в этом скотском мире. Только так он может в нем выжить.

– Поэзия должна быть глуповатой разумом и мудра сердцем. У поэзии женская сущность и этим все сказано.

В философии все наоборот, по крайней мере, все должно быть наоборот.

Как бы мне хотелось сказать, что только история сочетает мудрость опыта и чувство бытия!

– Вийон всегда был мне близок. В молодости своими шутками, своей бесшабашностью (интересно: бесшабашность – бесконечность? Непрерывность? Отсутствие отдыха? Или, может, связано с каким-нибудь греческим или еврейским словом, означающим субботу?), своей удалью и энергией. Но теперь он все ближе и ближе мне своими раздумьями, своим стремлением понять и запомнить себя и окружающий мир. У меня ведь тоже годы уходят и с ними вместе уходит жизнь.

– Вдохновение – состояние, которое появляется так же часто, как жажда, голод, любовь и все остальное, без чего человек просто не может жить.

– Я утром должен поговорить сам с собой. Хотя бы стихотворение или хотя бы мысль обсудить. Это как выпить стакан чистой воды. Это необходимая и поддерживающая духовное и даже физическое состояние микстура здоровья.

Поэт и женщина – Франсуа Вийон и Катрин де Воссель

Есть один вопрос без ответа в отношении французского поэта пятнадцатого века Франсуа Вийона: почему и как обыкновенный, хотя и талантливый рифмоплет стал гением, ведь до 1456 г. не известно его юношеских стихов. В нем как бы неожиданно «проснулся» поэт. Почему?

Сам поэт при всей своей болтливости о себе этот вопрос либо обходит молчанием, либо пишет о «коварной красавице» и своей «несчастной любви», отделываясь, по сути, стандартными средневековыми образами. В то же время о любви пишет очень много и необычно. И здесь никак нельзя обойти молчанием это оригинальное представление Вийона о любви, так резко отличающееся от традиционного и давшее многим добропорядочным людям последующих времен повод брезгливо отодвинуть от себя томик его стихов. Откуда у него такое циничное изображение любви и женщин? Почему многие строки его стихов имеют откровенно эротический подтекст? Почему он гордится своими победами над легко доступными женщинами и не верит в чистоту отношений между мужчиной и женщиной? Вийон бесстыден. Видимо, ответ на этот вопрос надо искать тоже в той эпохе и в том мире, из которого пришел к нам этот поэт. И ответ этот не будет однозначным, ведь Вийон далек от средневекового женоненавистничества и аскетизма, от мысли о врожденной «нечистоте» женщины. В строфе L он пишет: Ругают женщин повсеместно, / Однако в них ли корень зла? / Ведь каждая когда-то честной / И чистой девушкой была!

Женщина может быть и святой, и подлой, но …недолго.

Жизнь его круто изменилась после 5 июня 1455 г., когда произошел первый официально зарегистрированный случай в жизни поэта. Будучи в компании священника по имени Жиль, и девушки по имени Изабо, он встретился на улице Сен-Жак с бретонцем, Жаном ле Арди, магистром искусств, который также был в компании священника, Филиппа Шермуа (Сермуаза). Они поспорили из-за Катрин де Воссель, о которой и Шермуа, и, возможно, уже и Вийон были, мягко говоря, невысокого мнения. Слишком уж вольно она себя вела и слишком потребительски относилась к мужчинам. Прямо на паперти церкви произошла драка. Сермуаз ножом рассек Вийону губу, тот бросил в ответ камень и попал в голову своего противника. Пойдя к цирюльнику перевязать рану, Франсуа назвался вымышленным именем Мишель Мутон. Цирюльник донес на него, и ему пришлось бежать из Парижа, предварительно подав прошение о помиловании. Затем последовало еще одно прошение на имя королевского суда. В конце концов, в январе 1456 г. суд отменил приговор об изгнании и объявил его невиновным, ибо Сермуаз перед смертью успел признать себя зачинщиком ссоры и простить своего убийцу. Сермуаз умер через два дня «по случаю названных ударов и из-за отсутствия хорошего ухода и из-за прочего». Официальное прощение Ф. Вийона сохранилось в двух документах, где, любопытно, он значится под двумя именами: 1) Franςois de Loges, autrement dit Villon. 2) Franςois de Montcorbier.

Любопытно, что по решению королевского суда поведение Вийона было признано безупречным, а сам он был признан невиновным. Это знаменательно для репутации Вийона до 1455 г.

На «память» о произошедшем у него остался шрам на лице метка. По ней его будут узнавать и судить. Она становится и знаком своеобразной инициации и знаком, который оставила будущая смерть.

Вийон решил на время покинуть Париж; в ночь ограбления им написано первое крупное произведение – шуточное послание к друзьям «Les legs» («legs» – «статьи», «пункты»), впоследствии названное «Le petit testament» (Малое завещание). Начался период самоизгнания. Франсуа идет в провинцию «искать себя». Именно поэтому и писал «предуказанье», которое назвали «завещание» против его воли.

За это время окончательно выяснились и его отношения с Катрин, произошел окончательный разрыв.

Вийон хочет от жизни все, но не получает. Действительно, он от жажды умирает над ручьем. Почему? Просто не дают?! Его отодвинули? Он не может объять необъятное? Он получает лживые «дары». Ему говорят о любви, как поначалу говорила Катрин, а никакой любви нет!

Видимо, он действительно по-настоящему полюбил Катрин, а она его элементарно «доила». Вийон оплакивает не плотскую любовь, в которой ему отказывала Катрин. Он оплакивает душевную близость, подаренную ему Катрин, но, оказывается, его обманывали. Катрин де Воссель – женщина двуличная. Поэт оплакивает свою доверчивость, а не наслаждения: Всегда, во всем она лгала, / И я, обманутый дурак, / Поверил, что мука – зола, / Что шлем – поношенный колпак.

Вийона угнетает духовное предательство. Катрин одинаково может быть с ним и без него. А ему она всё же нужна, даже если она, по сути своей шлюха.

Франсуа Вийон, по сути, первым начал пытаться понять себя, а, значит, и человека вообще через состояние любви. Он женщину воспринимает как личность и судит ее наравне с мужчиной, мужским судом. Не понимает ее «иной» природы и требует, как от мужчины. Обожествляет женское тело, но не душу. Он максималист в этом. Человек имеет право на секс. Он – вершина любви. Ему нет ничего равного в жизни человека. Все остальное – занятие, а здесь – слияние души.

Не патриотизм (это миг подвига), не служба сеньору, не телесные подвиги, а состояние любви как достигнутая нирвана. Нирвана не освобождение от мира, а любовь как нирвана, как освобождение от суетности мира. Сам мир (природа, отношения людей, профессия) ему не интересен. Смысл его жизни в единении, в том числе и телесном, с женщиной. Он верит именно в то, над чем одновременно смеется. Но смеется он не над любовью, а над тем, как эту любовь понимают люди. Любовь для него свята, как и женское тело!

У него две святыни: женщина и поэзия. Это выглядит пафосно и искусственно, но тогда это было и ново, и только пробивало себе дорогу. В одном ряду здесь стоят дантовская Беатриче, Лаура Петрарки и Катрин Вийона! Он ставит шлюху (над которой, к тому же, смеется!) в один ряд со святыми. Что, Катрин – «святая блудница»?!

Счастье для него в итоге дороже правды. Счастье – духовный оргазм. Бывает так же редко или часто, как и физический. И люди понимают его по-разному.

Он ревизор, производящий ревизию морали, реалий, поступков, он видит всё, что украдено у людей в духовном плане, что обязательно нужно восстанавливать. Его кардинальное отличие от гуманистов в том, что «реновацию» предлагает осуществлять не за счет античности, а за счет естественной морали, от которой общество отвернулось.

Вряд ли его можно назвать счастливым в творческой жизни, но всё же он удачлив. И что такое счастье в этом плане?! А в семейной и личной сто процентов несчастлив.

Даже это женское предательство стало формой признания гениальности, ибо с гением невозможно жить вместе и даже общаться.

Понять эту ситуацию получше помогает восприятие любви в целом в истории европейской культуры и понимание любви теми, кого мы именуем поэтами.

Как ни парадоксально, хотя женщине посвящены сотни тысяч книг, картин, музыкальных сочинений и т. п, все они описывают ее, рассказывают о ее жизни, поступках, капризах, подлостях, добрых делах и не больше. Они, скажем, философские произведения, много рассуждают о ней, но толком не понимают ее суть. Максимум, до чего додумалась культура, это сформулировала парадокс «святая грешница». Соединение диаметрально противоположного есть признание своего фиаско в попытке понять природу женщины.

И только поэзия сделала своей основной темой любовь, а в широком смысле взаимоотношения мужчины и женщины. Она изначально понимала, что понять женщину или мужчину можно лишь через это чувство. В жизни люди могут играть разные роли, преследовать разнообразные цели, но их глубинное, фундамент их личности замешан на любви, на их отношении друг к другу. Любовь, может быть, и к детям и даже, хотя и гораздо реже, к родителям, к работе, к увлечению, к религии, но это все, думаю, тем не менее вторично. Всему этому учатся на самом первом серьезном чувстве – на любви к представителю другого пола. И от того, насколько счастливо было это чувство, еще раз подчеркиваю, самое первое серьезное чувство, связанное с другим человеком, а не с собой, любимым, зависит вся остальная жизнь. Те заповеди, которые высекаются в сознании на скрижалях, будут использовать уже как инструменты и как философию всего бытия.

Как поведет сам себя в первой любви не знает ни один мужчина. Я говорю, в любви, а не в сексе. Эти два явления могут и не быть связаны друг с другом. Секс у мужчины встречается гораздо чаще, чем любовь. Любви может даже и не быть никогда. А как поведет сама себя в любви женщина, не знает даже Бог.

Разумеется, что такое любовь, каждый человек понимает по-своему. И только поэты, как мне кажется, не видят в ней только приключение или дорогу в уютную семейную гавань.

И только поэты, почти без исключения, терпят в любви неудачу. Кто-то потом пытается найти еще одну любовь, другую, третью. Нет, любовь, если она реальная, а не придуманная, бывает только раз в жизни. Боюсь, для поэта трагедия в любви просто запрограммирована.

И лишь поэт, хотя, понятно, не каждый, способен на беспредельную и самозабвенную любовь.

Женщина и поэт – антиподы. Лед и пламень, огонь и вода. Они несовместимы, как говорится, по сути своей.

Поэт – это вечный ребенок. Он инфантилен до неприличия, непрактичен, некоммуникабелен, во множестве житейских ситуаций беспредельно глуп. Эти люди в массе своей долго не живут. Если их не обкарнает общество или семья и они не переродятся в записных рифмоплетов, они даже четвертый десяток лет не успевают разменять.

Первая реальная любовь, не та, что в мечтах и детских снах, а ты, где ты один на один с женщиной, либо лишает начинающего поэта иллюзий и он начинает «жить как все» («будь, как все, и люди к тебе потянутся» – слоган обывателя и просто так называемого нормального человека), либо и становится, бедолага, поэтом, что и произошло с Франсуа Вийоном после несчастной любви к Катрин де Воссель.

Он ломается, погибает от этой любви. На обломках детства рождается другой человек – либо темный, сиречь нормальный, либо непонятный для самого себя. Именно это и имел в виду Вийон в своей фразе «я знаю всё, но только не себя». Поэт мгновенно, как друид, как древнеирландский бард, становится частью этого мира.

Поэт все знает, все понимает, но перестает понимать себя. Это и есть поэзия. Знать всё это не значит знать таблицу умножения или таблицу Менделеева. Это значит понимать смысл вещей, видеть в них то, что не опишешь никакими словами.