Текст книги "Ронни Джеймс Дио. Автобиография. Rainbow in the dark"

7
Пурпурное безумие

Если и был определяющий момент, ставший проводником в мое музыкальное будущее, то случилось это, когда Даг Талер покинул Electric Elves, а мне пришлось помочь ребятам придумать свой материал. Было нелегко. Эту роль уверенно выполнял Даг, и мы стали от него зависимы. Теперь же полагаться оставалось только на себя.

В музыкальном плане мы все упростили, и оказалось, что так нам работается лучше всего: мы стали мощным трио с пианино «хонки-тонки». На дворе стоял 1971 год, и в моде были бескомпромиссные рок-группы, умевшие завлечь, обладавшие музыкальным мастерством и – хотелось бы надеяться – писавшие хорошие песни. Мы знали, что Року такое нравится, когда он включил нам тот самый альбом группы Humble Pie. Также мы следили, в каком направлении развиваются группы вроде Led Zeppelin, Deep Purple и The Faces. Даже группы вроде The Stones и The Who, в 1960-х добившиеся успеха синглами, теперь охотно демонстрировали свою музыкальную силу, поигрывая мускулами. Музыка стала более тяжелой, блюзовой и раскованной.

Первым делом, как обычно, мы решили изменить название – с Elves на простое Elf. Во всяком случае, нам казалось, что Elf звучит тяжелее, более коллективно и самоуверенно, нежели Elves. Типа: «Эй, а чего ты такое слушаешь? Elf? Класс! Да, все котируют Elf, чувак».

У нас было все необходимое для того, чтобы протоптать новую дерзкую музыкальную тропу. Все – кроме песен. Рок сказал, что у него есть несколько наметок, над которыми он работает, но прежде не решался показать их нам, боясь, что саркастичный Даг его раскритикует. «Не неси чушь», – говорили мы ему. – «Давай послушаем!». Когда он сыграл нам свою первую наработку, мы молча поблагодарили судьбу за то, что Даг этого не слышал. Одного названия было бы достаточно, чтобы у Дага случился эмоциональный срыв. Называлась она «Sit Down Honey (Everything Will Be Alright)» – «Присядь-ка, дорогуша! (Все будет в шоколаде»). Но для нас это не имело значения. Именно простота мелодии, аккордовых прогрессий и исполнения дала нам возможность свободно выразить как себя, так и группу, чего ни один из нас прежде не испытывал. Случись бы такое пятью годами ранее, нам бы не хватило мастерства столь внезапно сменить музыкальное направление, которое предлагала песня Рока.

Мы, наверное, часами сидели над этим первым треком, придавая ему форму, доводя до ума и кайфуя от результата. Это как Rod and The Faces вперемешку с Humble Pie, с каждым исполнением улыбка становилась все шире. У Рока была еще одна замечательная композиция, «Dixie Lee Junction», опять же, очень похожая на ранний Faces и Humble Pie – блюз, но с множеством элементов хард-рока. Рок придумал ей название, наугад ткнув пальцем на карту США и оказавшись в маленьком городке Теннеси с тем же названием. Опять же, мы играли ее снова и снова, получая от процесса огромное удовольствие, после чего решили, что на сегодня хватит. Остаток вечера провели за эмоциональным обсуждением и строя планы насчет следующей музыкальной атаки в местном баре. Решили, что отныне будем играть только свои песни. Таким образом мы не смогли играть долгий сет, не повторяясь, зато всем показали дерзость и напор в музыке.

Теперь, когда заходила речь о сочинении материала, я как соавтор чувствовал себя гораздо комфортнее. У Рока была своя фишка, поэтому мы с Мики Ли стали сочинять вдвоем. Мы написали немалое количество композиций, используя электрическое пианино фирмы Wurlitzer. Было это в глухом захолустье в номере мотеля, где жил Мики Ли. Из-за теплого, более мягкого звучания инструмента становилось сложнее сочинять композиции, основанные на гитарных блок-аккордах[17]17
   Блок-аккорды – вид гармонической техники в джазе, дублировка мелодии мягко диссонирующими аккордами.


[Закрыть], но зато я здорово научился представлять в голове, как будут звучать инструменты, особенно гитара. Этот навык пригодится мне в дальнейшем, когда я буду работать с одними из лучших гитаристов в мире.

Нам нравилось то, что получалось у Мики Ли, но электрическое пианино звучало неуместно и терялось на фоне гитары Рока, моего баса и барабанов Гэри. Нам рассказали, что звук акустического фортепьяно можно усилить с помощью звукоснимателей, и, чтобы не бежать впереди паровоза, мы купили кабинетный рояль на передвижных ножках, и, перевернув набок, его легко можно было положить в грузовик (если, конечно, у вас задний борт с гидроприводом). Мы нашли звукосниматель, купили его и – чудо чудное – он заработал! Теперь звук пианино шел через усилители на сцене.

Приблизительно в это же время изменился и мой голос, стал чуть грубее, и я запел в своем стиле. Такой вокал подходил нашей музыке, и чем больше я двигался в этом направлении, тем естественнее и правильнее звучал. Как будто я пел так, как и должен был, по моему мнению, звучать певец в то время. Я вдруг стал сомневаться, как мой голос должен звучать, поэтому для самовыражения решил использовать свой настоящий голос, не ставя никаких рамок. Впервые в жизни я пел от сердца.

К этому времени у нас было уже достаточно материала, чтобы продержаться на сцене еще как минимум шестьдесят минут, но нужно было проверить свои силы, впервые исполнив новый материал живьем. Решили снять оружие с предохранителя: никаких чужих песен.

Мы приняли предложение от клуба за пределами Бингемтона под названием The Inferno. За пару лет до этого мы там уже играли и знали, что в этом месте по-прежнему любят танцевать. Также мы вспомнили, что владелец клуба обладал очень тонким слухом. Подготовив три четверти сета и предвкушая возможную враждебную реакцию со стороны публики, мы вышли на сцену, не зная, чего ожидать. С первых секунд все было превосходно. Столы отодвинули, и публика, скрестив ноги, сидела на полу. Они пришли слушать. Серьезные лица. Помню, подумал: «Ничего себе! Что же мы такого натворили?».

Мы врубили усилители, проверили, включены ли у Мики Ли и Гэри инструменты, и незамедлительно перешли в наступление. Реакция не заставила себя ждать – волшебно, невероятно, но больше всего – дерзко. Тогда все злоупотребляли этим словом, но это действительно было дерзко – что стало определяющим моментом в моей жизни: первая искренняя связь с публикой. Мол, не нравится – не ешь. Больше мы не прикрывались чужими песнями, а играли исключительно свои, и как же приятно, что наше детище сразу же пришлось по вкусу. Невероятно!

Но мы только начали. Одной из любимых групп Рока были Blue Cheer, чья напоминавшая Хендрикса композиция «Summertime Blues» стала теперь настоящим рок-гимном. Живьем они звучали настолько мощно и громко, что, когда выступали в Нью-Йорке, их было слышно даже в Лондоне. К сожалению, дальше дела не пошли, но зато вы понимаете, на какой невыносимой громкости любил играть Рок.

Я был не прочь играть на максимальной громкости, но хотел, чтобы звук был сбалансированным и нас по-прежнему было отчетливо слышно. Поэтому мы не пожалели денег на восемь усилителей Marshall мощностью 200 Вт и четыре басовых комбика Marshall мощностью 200 Вт, а к ним купили двадцать кабинетов 4×12. А когда и этого оказалось недостаточно, отправились на консультацию к мастеру, Джону Стиллуэллу.

Доук, как он просил себя называть, был гуру инструментов и прекрасно разбирался в настройках усилителей. Он и сам любил безумную громкость. Любой, кто приходил к нему советоваться по поводу оборудования, сначала подвергался обязательным испытаниям. Если ты играл громко и хотел звучать еще громче, то, вероятно, его это устраивало, но если ты – мягкий и скромный музыкант – берегись! Он ругал тебя, называя «банальным» (одно из самых оскорбительных слов Доука, если у тебя очень слабый уровень звука и кроткое поведение) и бесцеремонно отправлял домой. Можно только представить, как он нас обожал.

Доук немедленно взял на себя обязательство разогнать все наши усилители с 200 Вт до 375 Вт. Они так сильно нагревались, что каждый усилитель требовал два специально установленных вентилятора, чтобы аппарат не вырубился. Доук смастерил нам систему громкой связи, которая выдерживала невероятный звук, лавиной обрушивавшийся со сцены, и настроил бустер мощности, назвав его «Боров». Все для того, чтобы помочь Року достигнуть цели – рубить музыку на адской громкости.

Где бы Elf ни выступали (за исключением сцены ограниченного размера), мы всегда ставили двадцать четыре кабинета. В более мелких клубах звук, исходивший от двадцати четырех вентиляторов, сам по себе был громким, но шепотом по сравнению с тем, каким получался звук. Лилипуты звучали как гиганты.

Наряду с изменениями в музыкальном направлении – и названии – сменился и наш внешний вид. Мы довольно далеко ушли от опрятного образа первой половины 60-х, как и все остальные в Америке, кому не было тридцати. Все же, выглядели мы довольно убого. Мы с Гэри и Роком носили бороды, сочетавшиеся с чрезвычайно длинными волосами, а одевались в уличное (рваные джинсы и футболки). В Великобритании преобладал глэм-рок и помпезность, но до нашего уголка мира эта мода еще не дошла – и слава богу! Нам потребовалось немало времени, чтобы отрастить такую шевелюру. Мы совершенно не спешили ее отрезать и начинать наносить подводку для глаз, красить губы и румянить щеки.

Мы продолжили играть на вечеринках в колледжах, но вскоре стали в тех же самых университетах устраивать концерты. В колледже Коннектикута договорились выступить на разогреве у быстро набирающего популярность Элтона Джона и его группы, и это было незабываемо. Гитарист Дэйви Джонстоун, басист Ди Мюррей, барабанщик Найджел Олссон и Элтон были на пике формы и потрясли каждого своими великолепными гармониями, замечательным восприятием музыки и потрясающими песнями. Я пришел к выводу, что, если это своего рода стажировка, то сама работа должна быть еще интереснее и увлекательнее.

Наш менеджер Брюс устроился в Нью-Йорке сотрудником влиятельного рок-агентства ATI (American Talent International), что позволило ему без труда договариваться насчет выступлений Elf, но мы считали, что следующим шагом должны записать свои замечательные песни на пластинку, поэтому Брюс принялся выбивать нам контракт. Устроил прослушивание в офисе тогдашнего президента Columbia Records Клайва Дэвиса.

Клайв являлся самым популярным руководителем лейбла в музыкальном бизнесе. С тех пор, как летом 1967-го он посетил поп-фестиваль в Монтерее, штат Калифорния, Клайв лично подписал Дженис Джоплин, Лору Ниро, Electric Flag, Карлоса Сантану и приблизительно в то же время, когда вел переговоры с Брюсом по поводу Elf, Клайв собирался подписать никому не известную новую группу из Бостона под названием Aerosmith, и еще менее известного неряшливого певца-композитора из Нью-Джерси по имени Брюс Спрингстин. И хотя справедливо будет сказать, что умение Клайва все превращать в золото в случае с Elf не сработало, встреча повлекла за собой цепочку совершенно неожиданных событий, которые вскоре приведут меня к следующей фазе моего музыкального путешествия.

Начало определенно было оптимистичным. В октябре 1971-го Deep Purple собирались в тур по США, как вдруг вокалист Ян Гиллан заболел гепатитом, вынудив отменить гастроли на три месяца. Басист Роджер Гловер и барабанщик Ян Пейс, прежде чем вернуться домой в Англию, решили на несколько дней остаться в Нью-Йорке. Брюс занимался в ATI организацией концертов Purple, поэтому тесно дружил с парнями и спросил, не хотят ли они прийти и прослушать одну из его групп, после чего заключить контракт с недавно появившимся лейблом Deep Purple, Purple Records. Разумеется, если Роджеру и Яну понравится то, что они увидят и услышат. В конце концов, из-за переноса гастролей заняты они были несильно.

За несколько минут до нашего появления Брюс сказал, что нас приедут заценить два наших музыкальных кумира, а также сам импозантный Клайв Дэвис. Да ерунда! Мы как ненормальные, на нервяке, прогнали свои лучшие песни. Не успели опомниться, как уже рьяно пожимали друг другу руки, улыбаясь во весь рот. Роджер щедро нахваливал наши песни и исполнение, с уверенностью говоря о том, что в Великобритании надо подписать группу Elf на лейбл Purple, а Клайв спонтанно подписал нас на свой дочерний лейбл Columbia, Epic Records, который выпустит альбом Elf в Америке. После чего мы забронировали студию звукозаписи.

После того, как я годами вкалывал, пытаясь поймать удачу за хвост, и меня не остановили ни автомобильные аварии, ни раздутые эго, ни сама смерть, с небес свалился контракт на запись альбома, и все произошло настолько быстро, что я стал сомневаться в том, что желания и мечты осуществились в полной мере. Еще пять лет назад я бы посчитал, что наконец-то своего добился, но теперь мне было почти тридцать, и вместо того, чтобы, смакуя, наслаждаться воспоминаниями о том, как я к этому пришел, сразу же стал мыслить наперед и интересоваться, что еще нужно для успеха. Когда ты мотивирован – сложно усидеть на месте. Я знал, что крупный лейбл – лишь начало, и впереди долгий путь.

Но, разумеется, всю дорогу домой я вместе с группой праздновал это знаменательное событие. Более 400 км по снегу в метель, в машине без обогревателя, да и тормоза плохие, но мы представили, что едем на «Роллс-Ройсе» и «Питербилте». Следующим утром мы договорились встретиться в местном клубе The Midway, чтобы как следует отпраздновать и похвастаться перед остальными ребятами в местных коллективах, которым повезло не так, как нам. Гэри попросил бармена подсчитать, сколько понадобится бутылок шампанского, чтобы угостить всех клиентов, и выставил в ряд на баре. Затем выпивал и разбивал, расхаживая по клубу и напевая странную мантру: «Сладкая жизнь, сладкая жизнь!». Все неприятности оказались в прошлом, и на нашей улице настал праздник.

Первый альбом мы решили записывать в Антанте, штат Джорджия, в Studio One, которая на самом деле находилась в Доравилле, пригородной деревушке к северо-востоку от Атланты. Большинство из нас ни разу не летали, но с предвкушением ждали предстоящих событий, поэтому совершенно не парились. Вот и дурачки! Откуда мы могли знать, что свой первый полет не забудем никогда?

Самолет взлетел с аэродрома Хэнкока в Сиракьюс и не спеша взял курс на аэропорт им. Джона Ф. Кеннеди, а мы тем временем заправлялись бесплатными напитками, которые в старые добрые времена подавали на дешевых внутренних рейсах. Мы пересели на самолет до Нью-Йорка, поменяв кукурузник на прекрасный мощный самолет. Спустя четыре часа мы пристегнули ремни безопасности и затушили сигареты, и самолет приготовился идти на посадку в Атланте. Мы выглянули в иллюминатор, и внизу виднелся аэропорт, но, казалось, самолет кружил над ним целую вечность. Наконец, заговорил пилот и объяснил, почему мы до сих пор не сели. Шасси заклинило, а без них сесть мы не сможем. Прекрасно! Смерть снова приглашает меня на танец. Нам велели снять ботинки и опустить голову между ног, и пока мы молились, самолет начал судорожно покачиваться. На взлетно-посадочной полосе распылили пену, и, казалось, мы скользили брюхом целую вечность, прежде чем огромная железная птица перестала трястись и наконец остановилась. Никто не пострадал. Группа была в порядке. Наше время еще не настало. Все-таки еще альбом писать.

Мы заселились в мотель, взяли тачку в аренду и поехали прямо в студию. Все было именно так, как я и ожидал: гигантская комната для записи с передвижным отсеком для барабанов, а комната с микшерным пультом настолько огромная, что там уместился бы космический корабль. Продюсер/автор по имени Бадди Буи держал Studio One, быстро ставшую «звучанием Атланты», создателями которого стали группы вроде The Classics IV и, позже в том же году, The Atlanta Rhythm Section. Музыканты этих групп всегда зависали в студии, привнося очень позитивную энергию, и все вокруг будто оживало.

Роджер с Яном провели в студии почти весь первый день, пытаясь настроить звук инструментов, а уже вечером мы смогли поиграть и записать песню от начала до конца. Мы поместили ее на пленку и считали, что трек довольно классный. Мы записали всю группу, как будто это живое выступление, и именно так мы записали почти весь остальной альбом.

По выходным ездили в Атланту вкусить ночной жизни, знакомой Роджеру и Яну по недавним гастролям Deep Purple в этом районе. Мы выбрали клуб Finocchio’s, где живая музыка и множество живых женщин, которые, как обычно, хотели провести вечер только с Мики Ли.

На запись альбома ушло чуть больше месяца. Тридцать с лишним дней нирваны, во время которых родились восемь самых блюзовых, качовых и рок-н-рольных треков, какие знал мир. Ну, по крайней мере нам так казалось. Были там, разумеется, «Sit Down Honey (Everything Will Be Alright)» и «Dixie Lee Junction». Наряду с пятью другими треками, подходившими в плане энергии, «сырости» и грязноватого рока а-ля Free, Faces, Humble Pie и других. А также один трек, «Never More», который демонстрировал неслабый потенциал группы. Построенный на фортепиано, обнажающий душу эпик авторства Рока и Мики. Это наша попытка добавить серьезности и глубины в репертуар, доказать, что под шутовским прикидом Elf были настоящими и могли похвастаться сменой ритма, крещендо и «глубокомысленными» текстами, написанными мной: «Огонь и ад в небесах горят / теперь я вижу, что такое вечность…».

Ладно! Это, конечно, не «Stairway to Heaven»[18]18
   «Лестница в небо» – легендарная песня Led Zeppelin.


[Закрыть], но, как нам казалось, песня показала, что мы на верном пути. Вооружившись шедеврами, мы, нервничая, улетели обратно в Нью-Йорк и ждали, что же будет дальше. Дальнейших планов не строили. Однако, к счастью для нас, их строил Брюс. В Британии и Европе наш первый альбом, изобретательно названный Elf, выйдет на Purple Records, а в Штатах – на Epic Records. Счастливые и уверенные, заручившись поддержкой Клайва Дэвиса, мы пребывали в диком восторге от того, что нас подписал лейбл самих Deep Purple. Роджер с Яном с гордостью забрали с собой в Англию музыку, которую продюсировали для нас, и включили Джону Лорду, Яну Гиллану и Ричи Блэкмору, а те решили, что подписали нас не зря. Потрясающе! Вот она, сладкая жизнь!

Далее предстояло определиться с обложкой для конверта пластинки. Как никогда убежденные в своей цели, мы с Роком решили, что справимся лучше остальных. Решили, что нужно изображение – внимание! – эльфа. Разумеется, не просто эльфа. Не такого, который в остроносых башмаках, шляпе и ишачит за обувной скамейкой или помогает Санте с подарками. Не зря мы так назвали группу. Мне этот персонаж представлялся в виде таинственного создания, сторонившегося людей. Эльф, представляющий опасность. Не обязательно злой, но при встрече с которым дважды подумаешь, а стоит ли с ним связываться.

Когда ребята предложили нарядить меня в эльфа, я согласился. Фронтмен как-никак! Кто если не я? Мы с Роком отправились в магазин в Нью-Йорке купить сценический макияж и превратить меня в Эльфа. Купили тонну грима и пудры для лица, носа и ушей, и я приготовился к перевоплощению. Смастерили длинный острый нос, и такие же уши, чтобы прикрепить к моим. И все это делалось на полном серьезе. Когда работа была завершена, и я посмотрел в зеркало, жуткий страшный образ, таращившийся на меня в отражении, получился именно таким, как мы задумывали – злобный и устрашающий с виду эльф.

Мы загрузили фотооборудование Рока в его машину и отправились на поиски безлюдного места в лесу (в Кортленде с этим проблем нет), чтобы сделать фото. Все еще находясь в городе, мы могли сильно напугать любого, кто останавливался рядом с нами, и в очередной раз доказать себе, что создали монстра. Поняли, что одежда эльфу ни к чему. Клетчатая рубашка и потертые джинсы просто не подходили, поэтому я снял футболку и штаны. Сгорбился и зловеще посмотрел в камеру. Рок сделал фото, которое навечно станет нашим логотипом.

Теперь мы ждали, когда появится обложка и готовый альбом напечатают и разошлют – казалось, это длилось вечность, поэтому терпение заканчивалось. Мы докучали Брюсу вопросами: Что будет, когда альбом наконец выйдет? Куда поедем с гастролями? И как? Сами или на разогреве у какой-нибудь крутой группы? А если так, то какой? Когда? Что? Как? Но важнее все же, когда? Тем временем мы продолжали давать очередные концерты. Снова и снова, по клубам и площадкам, которые знали вдоль и поперек.

Затем, в июле 1972-го, Deep Purple выступали в Провиденсе, штат Род-Айленд, всего километрах в 480 от Кортленда, и, по сравнению с некоторыми нашими долгими утомительными поездками, относительно близко. Роджер Гловер и Ян Гиллан пригласили нас на шоу, чтобы мы снова увидели их и познакомились с остальными участниками. Сперва – с Джоном Лордом, который оказался крайне любезным и вежливым. Невероятный талант, и еще более приятный человек. Ричи Блэкмор с Яном Гилланом друг друга ненавидели, поэтому вели себя довольно грубо и резко.

Затем началось выступление, и нам снесло крышу. Какой же классной группой Deep Purple были в расцвете сил! Их новейший альбом, Machine Head, стал в том году одним из самых мощных хитов в Америке (там, кстати, нестареющая классика, «Smoke on the Water»), и группа демонстрировала прекрасную форму. Великолепный материал, восхитительное мастерство, полная импровизация и спонтанность – концерт этих ребят превзошел наши ожидания. Мы хотели быть как они, и их выступление послужило стимулом и пинком под зад, столь нужным нам, чтобы быть немного терпеливее и ждать своего шанса.

А затем, как снег на голову, шанс и свалился. Elf вышел всего через несколько недель после концерта Purple, а Брюс договорился, чтобы в Штатах мы несколько раз выступили у Deep Purple на разогреве. Мы же у них на лейбле, так что в их интересах сделать его успешным. Вот и настала возможность блеснуть на Большой сцене. Наконец-то! Газеты, приберегите первые полосы! «Эльф» едет в ваш город!

Мы начали с девяти шоу, по большей части – на Восточном побережье, затем отыграли несколько концертов во Флориде, Джорджии и Вирджинии. В одной обойме было три, а иногда и четыре группы, и Elf разогревали, а еще было несколько выступлений, где между нами и Purple впихнули Fleetwood Mac. После чего Purple вернулись с гастролями в Великобританию, но в ноябре возобновили следующий этап американского турне, и Elf снова выступали у них на разогреве: на этот раз тринадцать шоу, включая парочку в Канаде.

К тому же, и это действительно казалось особенным, мы выступали у них на разогреве в дворцовом театре Уотербери. Сидя в крошечной тесной гримерке перед выступлением, я невольно вспоминал свой самый первый концерт в Уотербери, в старом клубе «Сахарный домик», под вывеской Ronnie Dio and The Prophets. И, разумеется, тот судьбоносный вечер после выступления в клубе Guggie’s, когда ужасная авария унесла жизнь Ники.

Но когда мы вышли на сцену, я старался обо всем этом не думать. Мы уже знали, как разогревать таких звезд как Deep Purple. Заранее приготовили свой сет, состоявший целиком из наших неопробованных новых записей, и отточили их до такой степени, что смогли играть с закрытыми глазами.

В компании Purple мы исколесили Штаты на своем микроавтобусе «Понтиак», где на крыше был ящик для нашего оборудования. В качестве гастрольного менеджера мы взяли с собой своего друга, Ронни Кареснера, поэтому вместо четырех «Эльфов» приходилось теперь платить за пятерых. Так или иначе нам удалось завершить тур без происшествий, за исключением визита в Даллас в конце ноября.

Мы редко ночевали в мотелях или номерах отеля, поэтому заваливались в «Понтиак» и просили Кареснера вдавить педаль в пол и мчать в следующий город. Однако на этот раз после шоу был выходной, поэтому мы решили себя побаловать. Сняли номер и провели ночь, встали рано утром и отправились в Канзас-Сити.

Гэри, ничего не сказав, украл из номера подушку, чтобы в машине было комфортнее. Только мы закончили загружать багаж и Ронни Кареснер приготовился выезжать с парковки, как вдруг нас окружили полицейские тачки, полные вооруженных копов, требовавших немедленно выйти с поднятыми руками! Их вызвал менеджер мотеля, заподозрив нас в воровстве, и какое совпадение – нашлась подушка! Гэри тут же арестовали и отвезли в местный участок, где прозвали «подушечным» бандитом. Пришлось отстегнуть 150 баксов, чтобы его выпустили, и подушку нам, разумеется, не отдали.

Я много лет провел на гастролях, давал разные концерты перед разной публикой, однако разогревать Deep Purple в рамках масштабного американского турне – все равно что в школу вернуться. В плане музыки и подачи мы учились у мастеров, особенно – у Ричи Блэкмора. Его умение заводить публику и потрясающая аура вкупе с нечеловеческой игрой на фирменной белой гитаре Fender Stratocaster (подаренной, как он сам сказал, Эриком Клэптоном) являлись стандартами, к которым мы теперь стремились. Когда твоими проводниками выступают Ричи и Purple, ты на пути к чему-то великому.

После тура с Purple мы отыграли несколько шоу на разогреве у группы Элиса Купера, которая также наслаждалась лучшими годами своей карьеры, выпустив альбом School’s Out (и хит-сингл) проданный тиражом несколько миллионов экземпляров. Затем откатали небольшой тур по Штатам, выступая на разогреве у Uriah Heep, еще одной британской хеви-рок-группы наподобие Purple, чей первый альбом попал в хит-парад Америки.

Шоу с Элисом Купером были особенно поразительными. Группа называлась Alice Cooper, но Элис, фронтмен, уже был звездой шоу. Также мы впервые познакомились с глэм-роком и гораздо более театрализованным представлением на рок-шоу. На одном нашем с ним шоу Элиса повесили, а на другом группа пошла еще дальше, устроив казнь на электрическом стуле. Может быть, сегодня это звучит банально, но в 1972 году никто ничего подобного не видел. Именно эти незабываемые воспоминания и станут в 80-х катализатором сценических декораций группы Dio.

В результате всех этих выдающихся шоу и выхода альбома, которым мы теперь могли козырять, в некоторых городах США Elf обзавелись внушительной армией поклонников. Каждый раз, когда мы где-то играли, там продавались копии нашего альбома. Мы ощущали, как группа становится все лучше и медленно набирает ход.

Следующее большое событие и шоу состоялось в Лос-Анджелесе в известном клубе Whisky a Go Go на бульваре Сансет. Пять концертов в последнюю неделю декабря, включая выступление в канун Нового года на разогреве у женской группы Fanny. Мы и этому были рады: отчасти потому, что женские группы в принципе были чем-то неслыханным, а по большей части потому, что девочки были хороши, и вокруг них существовал ажиотаж, поэтому мы надеялись извлечь для себя выгоду.

Мы не могли позволить себе прилететь в Лос-Анджелес группой, да еще и с оборудованием, поэтому, как обычно, проехали почти 5000 км из Кортленда. Потребовалось три дня и ночи. Когда же мы наконец добрались до Лос-Анджелеса, сразу же отправились в отель «Хаятт Хаус». Это была большая высотка на бульваре Сансет с бассейном на крыше. Мы узнали, что здесь останавливались все легендарные группы. Место прозвали «Домом бунтарей» после похождений барабанщика Led Zeppelin Джона Бонэма, любившего выкидывать телевизор в окно, когда он не катался на своем мотоцикле по коридору, а Кит Мун из The Who любил наполнять ванну пираньями, когда не пытался заехать на «Роллс-Ройсе» в бассейн (это не так просто, когда бассейн на крыше, но Муни смог бы).

Whisky находился в конце бульвара, прямо рядом с отелем, и мы, как положено, притащили свое оборудование в клуб, чтобы подготовиться к концерту. Принесли все свои усилители и немного напряглись, когда увидели крошечную угловую сцену, но умудрились впихнуть туда все свои кабинеты и быстренько прогнали несколько песен. Владелец клуба, вскоре ставший легендарным Марио Мальери, вышел из своего офиса и сказал, что оборудования чересчур много и несколько стэков Marshall надо убрать. Мы, естественно, отказались, но после небольшой «дискуссии» согласились каждый убрать по одному.

Мы завели шарманку и принялись рубить следующую песню, и в этот момент Марио, держась за уши, потребовал убавить мощность. Все равно громко, сказал он с серьезным выражением лица. Мы же решили, что преодолели огромный путь, чтобы сюда попасть, поэтому не стали спорить. Нехотя убрали еще один кабинет и продолжили выступать.

И снова Марио возразил:

– Уберите еще один усилок!

Это было уже слишком. Мы позиционировали себя как мощную группу, а не какой-то попсовый фолк-рок, поэтому наотрез отказались.

– Иди на хрен, Марио, – сказал я ему. – Мы едем домой…

Марио посмотрел на меня, насупив брови, а затем спросил, не итальянец ли я. Когда я сказал, что итальянец, он засмеялся и сказал, что понимает мою вспыльчивость. Само собой, Марио оказался родом из Олд-Кантри, почти 50 лет назад родился в Сепино, бедной коммуне на юге Италии. Марио был серьезным парнем, но умным и забавным. Разрешил оставить оборудование и продолжать выступать. Так началась наша с Марио дружба, которая продлится всю жизнь.

Когда мы отыграли, Марио предложил выступить в другом его баре, буквально в двух шагах – Rainbow Bar & Grill. Место быстро станет главной сходкой всех рокеров в Лос-Анджелесе. Для любой приезжей группы и многих местных бар Rainbow станет в Лос-Анджелесе вторым домом. Ни у кого не было такого «родного» клуба как Rainbow. Спустя несколько лет Rainbow станет важнейшим местом в моей жизни. Но об этом позже.

В тот первый вечер мы сидели в одной из красных кабинок клуба, развалившись за одним из полукруглых столиков, пили и хвастались всем, кто слушал, о наших предстоящих концертах в клубе Whisky, и приглашали прийти и заценить лучшую новую рок-группу в Америке (говорю же, мы пили). Когда в 2 часа ночи заведение закрылось, мы выперлись на улицу и поехали на такси в гостиницу «Хаятт», где жили через стенку друг от друга.

Около пяти часов утра нас разбудил очень громкий стук в дверь. Мы открыли, с похмелья едва продрав глаза, и увидели несколько копов, наставивших на нас пистолеты. Они орали: «Морды в пол и руки за спину». Слегка нас помяли, но ничего серьезного – просто пугали и угрожали. Сказали, как только найдут, наденут на нас браслеты и отвезут в участок. А чего они искали? Мы не имели ни малейшего понятия. Что бы там ни было, они так и не нашли – потому что, как мы позже узнали, они ошиблись номерами! Добро пожаловать в Лос-Анджелес!

Первое выступление Elf в клубе Whisky прошло ужасно. Марио оказался прав. Слишком громкий звук. Но нашлись и те, кому понравилось. Местные завсегдатаи клуба оказались экспертами и ценителями хорошей музыки. Там выступила каждая великая группа в мире, поэтому мы подобрали крутую программу, и остальные шоу с каждым вечером проходили все лучше и лучше. Как и наши тусовки после концертов, когда мы зависали в Rainbow. Похоже, официантки, очень милые и дружелюбные, были по-своему связаны с рок-бизнесом, и единственным правилом для музыкантов было отсутствие каких-либо правил – вообще.