Текст книги "Смерть на выбор"

22

Дверь распахнулась без предупреждения, как это часто случалось в моей жизни, и в комнату ворвался Ронни. Это был здоровый парень лет девятнадцати-двадцати, больше похожий на молодого киноактера, чем на молодого преступника, – красивый, с темным ежиком волос и сросшимися на переносице черными бровями. Руки у него были загорелые и сильные. Правая сжимала монтировку.

Я заметил это орудие за долю секунды до того, как Ронни занес его для удара, целясь мне в голову. Я увернулся и вплотную подступил к нему, чтобы не дать ему размахнуться еще раз. Я сжал ему запястье одной рукой, а другой вырвал монтировку и швырнул ее в дальний угол комнаты. Оттолкнув его, я сделал ложный выпад левой рукой и, когда он поднял руки, чтобы защитить голову, вложил весь свой вес в удар прямой правой, метя в солнечное сплетение. Это был прием для сосунков, и я не ошибся в выборе объекта.

Ронни сложился вдвое и упал лицом вниз, корчась от боли и ловя ртом воздух. Девушка бросилась к нему, всхлипывая от жалости. Еще бы, он приучил ее к героину, сделал проституткой, конечно, она была от него без ума.

Его парализованная диафрагма заработала снова. Ронни делал глубокие шумные вдохи и выдохи, постепенно приходя в себя. Я стоял над ним, сожалея, что не ударил его сильнее. Рут повернула ко мне белое, как мел, лицо.

– Бугай здоровый!

– Подожди за дверью, Рут. Нам с ним надо поговорить.

– Кто вы такой? – спросил Ронни, судорожно глотая воздух. – Что здесь происходит?

– Он сказал, что он частный детектив, – сообщила Рут, обнимая его за плечи; другой рукой она нежно поглаживала его живот.

Ронни оттолкнул ее и, пошатываясь, встал на ноги.

– Что вам нужно? – Голос у него вдруг стал высоким и ломким, словно после полученного удара ему стало труднее изображать из себя мужчину.

– Сядь, – бросил я, показав глазами на единственный стул, стоявший прямо под лампой на потолке. – Мне нужна кое-какая информация.

– От меня не дождетесь, – буркнул он, но тем не менее сел. Щека его нервно подергивалась, и впечатление было такое, будто он весело мне подмигивает.

– Закрой дверь, – велел я девушке. – С другой стороны.

– Я никуда не уйду. Я не позволю вам его избивать.

Лицо Ронни внезапно перекосилось от ярости.

– Убирайся отсюда, черт тебя возьми. Иди, дай кому-нибудь даром, только чтоб я тебя не видел. – Он вымещал на ней свою злость и унижение.

– Как скажешь, Ронни, – послушно пробормотала она и, волоча ноги, вышла за дверь.

– Говорят, ты был у Спида гонцом? – сказал я.

Лицо его снова исказилось от ярости, и в нем появилось что-то крысиное. Я заметил, что уши у него неестественно маленькие и плотно прижаты к черепу.

– Рут тут уже языком поболтала, а? Веселая она девчонка, Рут. Надо будет с ней поговорить.

– Ты оставишь ее в покое. Совсем. Иначе я покажу тебе еще пару ударов, каких ты не видел. После этого ни одна девушка не посмотрит на твою физиономию дважды.

Его светлые глаза зыркнули в сторону валяющейся в углу монтировки и вернулись обратно. Он старательно изобразил на лице детское простодушие и усердие к службе.

– Извините, мистер, мне никак здесь нельзя оставаться. В контору надо, я на работе.

– Еще подзаработать хочется? На сегодня хватит.

– Может, я глуп, мистер, но я вас не понимаю, – нагло ухмыльнулся он.

– Полторы сотни за пять минут болтовни – совсем неплохо.

У него снова задергалась щека. Это был самый малосимпатичный молодой человек, с которым мне доводилось беседовать.

– Вы не затащите этого малого в суд свидетелем, – буркнул он.

– Брось, завтра он проснется и заскрежещет зубами, вспомнив про полторы сотни. Найти его – пара пустяков.

– Он сам нарывался, старый козел, разве не так?

– Если кто и нарывается, так это ты, малыш. В таких городках, как этот, не любят, когда шантажируют туристов.

– Понял. Хотите войти в долю? – Он улыбнулся и снова дернул щекой.

– Плевал я на твои деньги. Мне нужна информация.

– Какая информация? Нет у меня никакой информации.

– Информацию о Германе Спиде. Я хочу знать, что с ним произошло и почему.

Он не пошевелился, но впечатление было такое, будто он извивается, как червяк на крючке. Он нервно провел рукой по темному ежику волос.

– Вы из полиции штата или из федеральной?

– Успокойся. Ты мне не нужен. Хотя я запросто сдам тебя за вымогательство, если мне это понадобится.

– Если я не заговорю?

– Не испытывай мое терпение.

– Но я не знаю, что вы хотите знать. Я...

– Ты работал на Спида. Теперь не работаешь. Почему?

– Спид бросил дело.

– На кого работаешь сейчас?

– На себя. Тарантини меня невзлюбил.

– Почему? Все при тебе – внешность, мозги, честность, все. Чего ему еще надо было?

Это ему польстило, и он немного расслабился. Совсем немного.

– Я был у Спида гонцом, поэтому Тарантини меня и невзлюбил.

– Он ведь и сам на Спида работал?

– Ага. Но он его обманул. Когда в дело вмешался синдикат, он переметнулся на его сторону. Понял, что одиночке вроде Спида с синдикатом не тягаться.

– И тогда он подстрелил Спида и взял дело в свои руки как человек синдиката.

– Не совсем. Тарантини слишком хитер, чтобы самому из пушки палить. Просто подставил Спида, и все. Так говорят.

– Как это произошло?

– Сам я при этом не был. Знаю с чужих слов. – Под сросшимися бровями глаза его казались очень маленькими и близко посаженными. На лбу выступили капельки пота. – Зря я вам все это говорю, мистер. Мне это боком может вылезти. Я не знаю, можно ли вам доверять.

– Придется тебе рискнуть.

– Ладно, расскажу все, что знаю, мистер. Той ночью Спид ехал из Тихуаны. В шинах у него было несколько пакетов героина в кармашках, приваренных с внутренней стороны баллонов, такая у него система была. Тарантини ехал с ним и, думаю, предупредил ребят из синдиката. Они остановили Спида на дороге – перекрыли ее грузовиком или вроде того. Спид заерепенился, ну, они в него и пальнули. А потом бросили на дороге – думали, уже труп. Но Тарантини отвез его в госпиталь, как лучший друг-приятель. По крайней мере Спид так подумал. Когда он оклемался и вышел из больницы, то сразу уехал из города. Испугался – ведь едва концы не отдал. Перестрелки – это не по нему, он джентльмен был.

– Понятно. И где этот джентльмен сейчас?

– Откуда мне знать? Дал ходу, и все. Продал «Арену» Тарантини и смылся.

– Опиши-ка мне его.

– Спида? Ну, одевается здорово. Костюмчики по двести долларов, рубашечки на заказ, галстуки с монограммой. Здоровый такой малый, сильный, но как это? – элегантный. Разговаривает культурно. Одним словом, джентльмен.

– Лицо у него есть?

– Ага. На лицо очень даже ничего, даром что в летах. Волосы еще не растерял – русые такие. Светлые усики. – Он чиркнул пальцем по верхней губе. – В общем, красивый малый. Нос только подгулял. На носу у него шишка – там, где его сломали.

– Сколько ему примерно лет?

– Лет сорок или около того. Столько же, сколько вам, или чуть побольше. Правда, вы посимпатичней будете, мистер. – Он старался меня умаслить.

Это был один из тех щенков, которые готовы лизать всякую руку, которую не могут укусить. Жалко, что нельзя было дать ему еще – потому что он был моложе и слабее и слишком труслив. Если бы я отделал его всерьез, он бы потом выместил злобу на ком-нибудь послабее, например на Рут. Нет, с Ронни ничего не поделаешь – во всяком случае, мне это не под силу. Так он и будет сшибать доллары где только можно, пока не угодит в тюрьму, или в морг, или на виллу с бассейном на вершине холма. Таких, как он, были тысячи на моем участке площадью десять тысяч квадратных миль: мальчишек без будущего, потерявших родителей и самих себя в трущобах приморских городов, мальчишек с отчаянными сердцами и замусоренными комиксами головами, храбрецов, не успевших принять участие в прошлой войне и слишком нетерпеливых, чтобы дожидаться следующей.

– В чем дело, мистер? Я сказал вам правду – по крайней мере все, что знал. – Щека у него задергалась, и я понял, что все это время смотрел на него в упор, хотя и не видел его.

– Вполне возможно, – задумчиво сказал я. – Вряд ли ты мог все это сочинить – мозгов маловато. Про систему Спида ты сказал. Какая была у Тарантини?

– Откуда я знаю? – Он снова пропустил подрагивающие пальцы сквозь черный ежик на голове.

– Ах да, я забыл. Ты ведь респектабельный гражданин и не знаешься с мошенниками вроде Тарантини.

– Они с братом купили яхту, – сказал он. – Ну, ту, что сегодня на камнях разбилась. Почем я знаю, что они на ней возили? Они дважды рыбачить ходили – может, они в Мексику плавали. Спид порошок оттуда получал, когда здесь работал, – от одного человека в Мехико, который делал героин из опиума. – Он подался ко мне, боясь встать со стула без разрешения. – Мистер, можно я теперь пойду в контору? Я вам все сказал, что знаю. Можно?

– Экий ты у нас непоседливый, дружок. Погоди, у тебя есть еще один приятель, который меня интересует. Где мне найти Москита, если мне вдруг очень захочется с ним повидаться?

– Москита?

– Он приторговывает в Сан-Франциско, мне Рут сказала. А раньше был продавцом у Спида.

– Не знаю никаких москитов, – сказал он без особого убеждения. – Кроме тех, что кусаются.

Я сжал кулак и поднес к его глазам, чтобы он получше его разглядел, думая про себя, какой я мастак пугать детей.

Его карие глаза сошлись к переносице, глядя на мой кулак.

– Я скажу, мистер, только вы обещайте не называть мое имя. Если они узнают, мне не поздоровится. Москит написал мне, что, может, и для меня там работенка найдется летом...

– Обещать я ничего не буду, дружок. И учти – я снова теряю терпение.

– Вы хотите знать, где его найти, так?

– Да, этого будет достаточно.

– Я с ним контачил через одного лабуха, он на фоно играет в баре. Подвальчик такой – «Логово» называется. Прямо рядом с Юнион-сквер, найти нетрудно.

– Когда ты видел его в последний раз?

– С месяц назад. Я ездил во Фриско на уик-энд. Балдею я от этого города. Фриско – это по мне, не то что наша дыра...

– Ясно. Ну и что, ты с ним говорил?

– А как же! Он сейчас в крупняки вышел, но старых друзей не забывает. Мы с ним еще в школе скорешились. – Глаза Ронни затуманились от воспоминаний. – Да, мы с Москитом погужева ли...

– Его настоящее имя? – перебил я.

– Но вы правда ему ничего не скажете, мистер? Ладно, Джилберт Морино.

– А музыканта как зовут?

– Не знаю. Да вы его в «Логове» найдете, он там каждый день играет. Он кокаинист, так что сразу узнаете.

– Москит знает, где Спид?

– Он говорил, Спид был там на Рождество – монеты хотел подзанять. А потом в Рино подался. Да, в Рино – так Москит сказал. Можно я теперь пойду, мистер?

В голове у меня уже сложилась незамысловатая геометрическая фигура, которую я мысленно спроецировал на карту моих охотничьих угодий. Три красные линии образовали узкий острый треугольник. Самая короткая линия – его основание – соединяла Палм-Спрингс и Пасифик-Пойнт. Вершиной был Сан-Франциско. Другой треугольник, побледнее, имел то же основание, а вершиной – Рино. Однако, когда я попытался совместить оба треугольника, очертания их расплылись.

– Ладно, – бросил я. – Свободен.

Когда мы вышли из номера. Рут нигде не было. Я вздохнул с облегчением – сейчас у меня и без нее хватало забот.

23

Светящиеся стрелки башенных часов на здании окружного суда показывали только пять минут двенадцатого. Я не поверил своим глазам – у меня было такое ощущение, что уже далеко за полночь. На душе остался гадкий осадок долгого неприятного вечера. В голове, точно старая скрипучая пластинка, вертелись извечные следовательские вопроси: Кто? Когда? Где? Мотивы?

Я остановил машину у того крыла здания окружного суда, где находилась тюрьма. Окна второго и третьего этажей были забраны красивыми, фигурными чугунными решетками, призванными удовлетворить тягу к прекрасному, которая отличает воров, грабителей и проституток. Часть первого этажа занимало управление окружного шерифа. Лишь в его окнах горел свет в этот поздний час.

Высокая черная дверь была открыта, и я вошел в залитое холодным люминесцентным светом помещение. За стойкой, делившей комнату надвое, сидел молодой толстяк сержант и говорил по телефону. Нет, шериф уже ушел. Нет, его домашний телефон он дать не может. В любом случае он уже, наверное, в постели. В самом деле? Конечно, это непорядок. Утром он обязательно доложит помощнику шерифа.

Он повесил трубку и испустил вздох облегчения.

– Сумасшедшая баба! – сказал он мне. – Звонит чуть не каждый день. Утверждает, что у нее есть шестое чувство, позволяющее ей принимать радиоволны, и что иностранные агенты день и ночь бомбардируют ее нервную систему подрывной пропагандой. В следующий раз скажу ей, чтобы она перенастроила свои антенны на телеприем.

Он встал из-за стола и грузно протопал к стойке.

– Чем могу быть полезен, сэр? – спросил он с радушием бакалейщика, который вместо хлеба и картошки торгует законом и порядком.

– Шеф, наверное, действительно ушел?

– Сразу после ужина. Может, я вам чем-нибудь помогу?

– Один из его помощников занимается делом о пропавшем без вести человеке. Речь идет о Джо Тарантини.

– "Один из", как бы не так! Трое или четверо, не меньше. – Он улыбнулся, спрятав глаза в складках жира.

– Можно поговорить с кем-нибудь из них?

– Они очень заняты. Вы репортер?

Я показал ему фотокопию своей лицензии.

– Тот, с которым я говорил, носит здоровенную шляпу. Или они все такие носят?

– Нет, только Каллаген. Он сейчас здесь, беседует с миссис Тарантини. – Он ткнул большим пальцем в закрытую дверь. – Хотите подождать?

– Которая у него миссис Тарантини? Мать или жена?

– Жена. Будь я на месте Тарантини, никогда бы не сбежал от такой красотки. – В глазах его появилась плотоядная улыбка и вялой рябью расползлась по лицу.

Я подавил раздражение.

– Это что, официальная версия? Что Тарантини сбежал? У вас, может быть, есть агентурные данные о том, что он способен ходить по морю, как по суху, или что его дожидалась русская подлодка?

– Может быть. – Он стал обмахиваться рукой, точно изнывал от жары. – Вас надо свести с этой старухой, которая нам названивает. Ведь она говорит, что все ее голоса говорят с русским акцентом. А вообще-то, никакой официальной версии нет. И не будет до окончания следствия.

– "Королеву ацтеков" уже осмотрели?

– Осмотрели. Там одни обломки. В каюте никого нет. А можно узнать, по какому именно делу вы пришли, мистер...

– Арчер. У меня есть кое-какая информация для Каллагена.

– Он освободится с минуты на минуту. Они там уже больше часа. – Он бросил завистливый взгляд на закрытую дверь, потом вернулся к столу и втиснул свои жирные ляжки между подлокотниками вращающегося кресла.

У меня было время выкурить сигарету – едва ли не первую за этот день. Я примостился на деревянной скамье у стены. Минутная стрелка электрических часов на противоположной стене короткими нервными рывками подбиралась к половине двенадцатого. Сержант, позевывая, листал какой-то журнал.

Наконец щелкнула задвижка и в дверях комнаты для допросов появился Каллаген. Свою огромную шляпу он держал в руке, подставляя веснушчатую лысину безжалостному люминесцентному сиянию. Он неуклюже попятился, пропуская вперед Галли. Глядя на нее сверху вниз, он покровительственно улыбался, точно она была его собственностью.

Галли выглядела такой же свежей и опрятной, как и днем. На ней были темно-коричневый костюм и черная шляпка. Предположение о вдовьем трауре опровергала светло-зеленая блузка под жакетом. Лишь синеватые круги под глазами намекали на то, что ей пришлось пережить.

Я встал, и она застыла на месте, выставив ногу вперед, но так и не сделав следующего шага.

– Мистер Арчер! Не ожидала встретить вас сегодня вечером. – Она завершила начатый шаг и протянула мне руку в перчатке. От нее шел холод даже через лайковую перчатку.

– Зато я такой возможности не исключал. Вы не подождете минуту – мне надо переговорить с Каллагеном.

– Конечно, подожду.

Она присела на скамью. Каллаген завис над ней, осыпая ее благодарностями за оказанную помощь. Галли немного натянуто улыбалась в ответ. Толстяк сержант перегнулся через стойку, жадно пожирая глазами миссис Тарантини.

Надев шляпу, помощник шерифа повернулся ко мне:

– Ну что там у вас, приятель? Постойте, я вас уже где-то видел. Вы были с Марио в баре на набережной. Вы его друг?

– Я частный детектив и разыскиваю Джо Тарантини. Моя фамилия Арчер.

– По ее поручению? – он кивнул в сторону Галли.

– По поручению ее матери. – Я отвел его в дальний конец комнаты. – Я говорил с девушкой, которая сегодня утром видела нечто такое, что может вас заинтересовать. На рассвете она отдыхала на Макерель-Бич в полном одиночестве.

– В полном одиночестве? – Вокруг его глаз собрались насмешливо-недоверчивые морщинки.

– Так она говорит. Так вот, она видела, как из моря на берег вышел мужчина с каким-то узлом на шее – наверное, с одеждой, потому что на нем ничего не было. Он пересек пляж и скрылся в кустах. Потом она услышала звук отъезжающей машины за прибрежной рощицей.

– Так вот, значит, куда делся Тарантини... – протянул помощник шерифа.

– Она говорит, что это был не Джо. И не Марио. Она хорошо знает обоих.

– Что еще за девчонка? Где она сейчас?

– Я встретил ее в «Арене» сегодня вечером. Пытался привести ее сюда, но она от меня сбежала.

– Какая она с виду?

– Блондинка. Худенькая такая.

– Ха! Сейчас половина девчонок в городе блондинками заделались. Когда, говорите, она видела этого парня?

– Незадолго до рассвета. Было еще темно, и она его как следует не разглядела.

– А ей, часом, не померещилось? – спросил он. – Лично я не удивился бы, если бы девушке, лежащей на пляже в полном одиночестве в такое время, что-нибудь померещилось.

– Не думаю, – сказал я. Хотя, возможно, он был прав. Рут была не лучшим свидетелем.

Он повернулся к Галли, снова сняв шляпу. Даже голос его изменился, когда он заговорил с ней, словно с женщинами это был совершенно другой человек.

– Э-э, миссис Тарантини. Напомните мне, пожалуйста, в какое время вы отвезли мужа в порт.

Она встала и четкой походкой подошла к нам.

– Точно не знаю. Полагаю, около четырех утра.

– Но, во всяком случае, до рассвета?

– По крайней мере за час до рассвета. Когда я вернулась в Санта-Монику, еще не совсем рассвело.

– Да-да, кажется, так вы мне и сказали.

– Это имеет какое-то значение?

– В деле об убийстве все имеет значение, – внушительно сказал он.

– Вы думаете, его убили? – спросил я.

– Тарантини? Пока неясно. Утром начнем прочесывать дно моря в том районе.

– Но вы упомянули об убийстве.

– Именно так. Тарантини подозревается в убийстве. Лос-анджелесское управление отдало приказ всем постам о его задержании. Разве вы не слышали об убийстве Даллинга?

Я взглянул на Галли. Она едва заметно покачала головой.

– Ах, это, – неопределенно сказал я.

– Я ужасно устала, – заявила она. – Я попрошу мистера Арчера отвезти меня домой.

– С удовольствием, – ответил я.

24

На ступеньках суда она взяла меня под руку. Ее пальцы сильно сжали мою руку, но это было даже приятно.

– Я рада, что вы появились, Арчер. Я несколько часов подряд отвечала на вопросы полицейских и совершенно потеряла ощущение реальности, точно все это происходит во сне. А вы такой основательный – на вас можно опереться, правда?

– Достаточно основательный. Я вешу сто восемьдесят пять фунтов.

– Я не это имела в виду, вы знаете. Все эти полицейские физиономии, они как маски смерти. А у вас нормальное человеческое лицо.

– Нормальное человеческое лицо и масса других достоинств, – пробормотал я. – Кстати, я тоже бывший полицейский. И должен сказать, вы идете по тонкому льду.

Она сильнее сжала мою руку.

– По тонкому льду?

– Да, вы не ослышались. Я не понимаю, почему лос-анджелесская полиция не задержала вас в качестве главного свидетеля.

– С какой стати они станут меня задерживать? Я ни в чем не виновата.

– Возможно, не виноваты на деле. Но не в помыслах. Вы слишком умны, чтобы Тарантини мог обвести вас вокруг пальца. Вы не могли прожить с ним больше двух месяцев, так и не догадавшись, чем он занимается.

Она отпустила мою руку и отступила назад, когда я открыл для нее дверь моей машины.

– Садитесь, миссис Тарантини, Вы ведь просили, чтобы я отвез вас домой. Кстати, где ваша собственная машина?

– Я не решилась сесть за руль сегодня вечером. У меня был такой тяжелый день, а вы тут устраиваете мне перекрестный допрос. – Голос ее надломился. Была ли это игра? Не знаю.

– Садитесь. Я хочу послушать, что вы рассказали в полиции.

– Вы не имеете права так со мной разговаривать. Жену нельзя заставить свидетельствовать против мужа. – Но она все-таки села в машину.

– Можно, если она его сообщница, – сказал я и с силой захлопнул дверцу, ставя точку в предложении.

Она отодвинулась к противоположному краю сиденья.

– Я даже не знала, что Джо подозревают в убийстве, пока мне не сказал Каллаген. И вообще, ордера на его арест нет. Его разыскивают просто для того, чтобы допросить. В квартире Кейта нашли отпечатки его пальцев. – Голос ее слегка дрожал.

– Вы должны были подумать. – Я свернул налево, по направлению к главной улице. – Узнав об убийстве Даллинга, вы должны были подумать об утреннем визите Тарантини в его квартиру. Что вы сказали по этому поводу в полиции?

– Ничего. Я ни словом не упомянула об этом. Сказала, что отвезла Джо прямо в Пасифик-Пойнт.

– И после этого вы говорите, что не понимаете, что я имею в виду? Насчет тонкого льда?

– Я не могла им сказать, – прошептала она. – Если его найдут, этого будет достаточно, чтобы посадить его на электрический стул.

Я остановился перед мигающим красным огоньком светофора, потом пересек главную улицу, направляясь в сторону шоссе.

– Еще днем вы были сильно настроены против Тарантини. И вдруг превратились в примерную жену. С чего бы такая метаморфоза?

– Можете приберечь свой сарказм для другого случая, Арчер! – Она снова начала показывать характер. – Джо не слишком приятный человек, но на убийство он не способен. Кроме того, я его жена.

– Однако это не мешало ему торговать героином.

– Как вы узнали?

– С опасностью для жизни. Но, главное, не от вас.

– Я узнала об этом лишь несколько недель назад. Это отвратительно. Я хотела уйти от него, но я боялась. По-вашему, это преступление?

– Боялись чего, Галли? Послушать вас, Джо и мухи не обидит.

– Он не убивал Кейта! – крикнула она. – Я в этом уверена. У него не было причины.

– Бросьте, вы же знаете, что была. Вы просто не хотите в этом признаться, потому что боитесь оказаться замешанной в это дело. Как будто вы уже не замешаны в него с головой.

– Какая у него была причина?

– Одну вы назвали мне сами сегодня днем. Джо был разъярен, сказали вы, потому что Даллинг показал мне, где он прячется. Однако теперь, когда дело приняло плохой оборот, вы рассказываете другое.

– Кейта не было в квартире. И выстрела тоже не было. Иначе бы я услышала.

– Его никто не слышал, но выстрел все-таки был. Нужны другие мотивы? Пожалуйста. Джо, должно быть, знал, что у вас роман с Даллингом. Об этом знали все.

– Вы лжете!

– Вы отрицаете сам факт или осведомленность о нем широкой публики?

– Это не факт, Между мной и Кейтом ничего не было, мы просто дружили. За кого вы меня принимаете?

– За женщину, которая ненавидит своего мужа. Вы можете сколько угодно называть ваши отношения с Даллингом платоническими, но Джо не из тех, кто станет вникать в такие тонкости. Вы ведь не будете отрицать, что Даллинг был от вас без ума.

– Разумеется, буду. Я никак его не поощряла.

– Он не нуждался в поощрениях. Он был романтик. Он отдал бы за вас жизнь. Может быть, так оно и случилось. Вы знаете, что это он привлек меня к делу?

– Вы же говорили, что к вам обратилась моя мать...

– Ее убедил Кейт. Он приезжал к ней в воскресенье ночью и уговорил прибегнуть к моей помощи.

– Это она вам сказала?

– Да. И это – правда.

– Но она не знала Кейта.

– Они познакомились в воскресенье.

– Почему вы так уверены?

– Наша с ним встреча в баре в Палм-Спрингс, она была подстроена. Он хотел, чтобы я нашел его там. Он боялся прийти ко мне сам, в открытую, – боялся Джо и Даузера. Он чувствовал, что угодил между двух огней. Однако у него хватило смелости отвезти меня в Оазис. Наверное, ему нелегко было решиться – он не привык к опасностям. И это действительно что-то значило.

– Да, пожалуй, значило. – Мне показалось, что она добавила: «Бедный дурачок». Потом она надолго замолчала.

Мы ехали по открытому шоссе, направляясь в сторону Лонг-Бич. Дул сильный боковой ветер, и я сбавил скорость, чтобы не болтало машину. Время от времени перед глазами мелькало море – пустынное, в белых гребешках бурунов под затянутым тучами небом. Ветер то посвистывал в дюнах, то внезапно стихал. В одно из мгновений тишины, нарушаемой лишь гулом мотора, я услышал приглушенные всхлипывания Галли.

Огни Лонг-Бич осветили несущееся навстречу нам небо. Ветер поднимался и снова стихал, аккомпанируя плачу женщины. Она несмело придвинулась ко мне и положила голову мне на плечо. Я повел машину левой рукой, чтобы не беспокоить ее.

– Вы любили его, Галли.

– Не знаю. Он был очень добр ко мне. – Она печально вздохнула, и ее дыхание защекотало мне шею. – Я слишком поздно его встретила. Я уже была замужем за Джо, а Кейт собирался жениться на другой женщине. Я отняла его у нее, но у нас ничего не получилось. Он не был мужчиной, если не напивался, а когда напивался, терял человеческий облик.

– Его больше нет.

– Ничего больше нет, – безнадежно сказала она. – Все рушится. Жаль, что я не проколола шину, когда везла Джо из Оазиса. Не было бы сейчас всех этих оборванных нитей, которых уже не соединить.

– Вы не показались мне женщиной, которая ищет легких решений.

– Наверное, легких решении вообще не бывает. Я думала, что нашла легкое решение, когда выходила за Джо. Мне осточертело быть на побегушках в больнице, осточертело отбиваться от приставаний врачей в бельевой, осточертело ждать, когда в моей жизни случится что-нибудь хорошее. С приходом Джо мне показалось, что это наконец случилось. Но я ошиблась.

– Как вы с ним повстречались?

– Я уже рассказывала вам сегодня днем. А кажется, что прошла целая вечность, правда?

– Расскажите еще раз.

– Есть вещи, о которых не хочется говорить, но раз вы настаиваете... Я две недели круглосуточно дежурила у постели Германа Спида. Джо навещал его чуть не каждый день. В его отсутствие он управлял «Ареной».

– Кто стрелял в Спида?

– Один из людей Даузера – думаю Блэйни. Днем я боялась вам сказать, боялась, что нас подслушивают.

– Спид сам вам сказал, кто стрелял?

– Нет, Спид так и не признался, что в него стреляли. Твердил, что сам нечаянно ранил себя. Наверное, боялся, что его прикончат, если он проболтается. Рассказал мне все Джо, когда мы поженились. Я обещала ему, что ни одной живой душе не скажу. Однако теперь думаю: мои обещания не имеют силы. Джо сбежал, а что будет со мной, ему наплевать.

– Куда он бежал? Ведь он вам наверняка намекнул.

– Я знаю только то, что рассказала. Полагаю, он взял яхту Марио.

– "Королева ацтеков" ушла не слишком далеко.

– Возможно, Джо заметал следы. В море его могло ждать другое судно.

– Его брат подумал о том же.

– Марио? Марио лучше знать, конечно. У Джо были друзья в Энсенаде...

– Не уверен. У него могли быть там деловые связи, но на самом деле принадлежали они Даузеру. Если Джо действительно так хитер, как о нем говорят, он бежал бы в противоположном направлении. Кстати, его кто-нибудь встречал в порту?

– Я никого не видела. Я слышала все, что вы рассказали мистеру Каллагену о человеке на пляже. Ведь это все-таки мог быть Джо, что бы там ни говорила эта девушка.

– Мог. Но я думаю, это был кто-то другой.

– Кто?

– Понятия не имею.

– А что же случилось с Джо?

– Кто его знает. Возможно, уехал в Лос-Анджелес или в Сан-Франциско. А мог и улететь – в Кливленд, Нью-Йорк или еще куда-нибудь. Наконец, он может лежать сейчас на дне морском.

– Я почти желаю ему последнего.

– Что он увез с собой, Галли?

– Он не сказал мне, но я подозреваю, что героин. Это был его товар.

– А сам он колется?

– Только не Джо. Я видела некоторых из его клиентов – именно после этого я его возненавидела. Даже его деньги стали мне противны.

– Он увез партию, которая принадлежала Даузеру?

– Наверное. Я не решилась его расспрашивать.

– Много там было?

– Не имею представления.

– Где он хранил товар?

– Этого я тоже не знаю. – Она со вздохом повернулась ко мне. – Пожалуйста, перестаньте говорить со мной как полицейский, это просто невыносимо.

Движение в Лонг-Бич все еще было оживленным. По обеим сторонам дороги стояли нефтяные вышки, точно полчища железных солдат, выстроившихся на пригородных пустырях. У меня было такое чувство, словно я еду по какой-то призрачной, явившейся из снов стране, однако я так и не вспомнил сон, в котором видел этот ландшафт. Галли сняла шляпку и спала, тяжело привалившись к моему плечу.

– Проснитесь, – сказал я, когда мы подъехали к особняку ее матери. – Вы дома.