Текст книги "Смерть на выбор"

– А теперь позвони в отдел по борьбе с наркотиками.

– Зачем?

– Затем, что у меня в машине лежит на сто тысяч долларов героина. Или ты хочешь, чтобы я отвез его куда-нибудь в другое место вкупе с моими высокотемпературными градусами?

Впервые за все время нашего знакомства Колтон покраснел. Зрелище это было не из приятных.

30

Дело шло к вечеру, когда я въехал на Даузеров холм в третий и последний раз. Караульный у ворот сменился, однако вооружение осталось тем же. Знакомая двустволка. После обычных переговоров и обхлопывания по карманам я был допущен под священные своды. Мой револьвер остался в запертом перчаточном отделении вместе с героином, пистолетом Спида и ножом Москита.

Салливан, кудрявый ирландец, встретил меня у дверей. Лицо его было докрасна обожжено солнцем.

– Ну как, приятно провел время в Мексике? – осведомился я.

– Плохо. Не могу есть их еду. – Он окинул меня угрюмым взглядом, словно почуял полицейский дух, идущий от моей одежды. – Что тебе надо?

– Поговорить с боссом. У меня назначено.

– Он мне ничего не говорил, – ревниво возразил Салливан.

– Может быть, он тебе не доверяет? – предположил я.

Он тупо уставился на меня, медленно соображая, насколько верна моя гипотеза.

– Ладно, давай веди к боссу, – поторопил я. – Он ужасно хочет меня видеть. Думаю, он собирается взять меня на твое место.

Даузер со своей блондинкой играли в карты в патио. Когда я вышел во дворик через стеклянную створчатую дверь, партия была в разгаре и Даузер явно проигрывал. На столе перед блондинкой лежала целая кучка выигранных взяток, у Даузера было пусто. Он был настолько погружен в созерцание своих карт, что даже не поднял глаза при моем появлении. В отличие от блондинки.

– Привет! – крикнула она, очень довольная, что может продемонстрировать себя в бикини постороннему человеку.

– Привет, – бросил я.

Даузер что-то хрюкнул в ответ. Со страшной неохотой он вытащил из веера своих карт червового короля и бросил его на стол.

– Ха! – крикнула блондинка. – А у меня пара! – и потянулась за очередной взяткой.

Но Даузер оказался проворней. Он схватил короля и сунул обратно между своих карт.

– Я не собирался давать тебе короля, – проворчал он. – Я думал, это валет.

– Как бы не так, валет! – возопила блондинка. – Отдай моего короля! – Она подалась через стол, пытаясь выхватить карту, но промахнулась.

– Сядь на место, Айрини! Я просто взял не ту карту. Ты же не станешь пользоваться тем, что у меня плохо с глазами?

– Скажите пожалуйста, глаза у него плохие! – Она швырнула свои карты на стол и вскочила со стула. – Я не буду играть в карты с таким шулером. Чтоб с тобой случилось то же, что с Ротстайном!

Даузер нагнулся вперед, навалившись ручищами на стол.

– Возьми эти слова обратно! – прорычал он.

Благородное негодование блондинки как рукой сняло.

– Я не всерьез это сказала, Дэнни. Просто вырвалось, и все.

– Слишком ты много болтаешь, вот что я тебе скажу. Лучше придержи язык, пока я его тебе не оторвал.

– Прости, Дэнни, – кротко сказала она. – Хочешь, доиграем?

– К черту! – буркнул он, отрывая свой грузный зад от стула. – За каким дьяволом мне с тобой на это играть, если я и так могу тебя взять, когда захочу. Иди к себе.

– Как скажешь, Дэнни. – Она послушно направилась к дверям в дом, унося от нас свои телесные совершенства.

Даузер бросил карты на стол и повернулся ко мне.

– В психушках их лечить надо, баб этих! В психушках. Салливан, ты тоже проваливай.

Салливан, с неохотой во взгляде, повиновался. Я сел за стол против Даузера и оглядел его с ног до головы. С важным видом, скрестив руки на груди, он сделал несколько шагов по вымощенному плитками патио. Его тучная, обернутая в белый купальный халат фигура чем-то напоминала сильно укороченную статую римского императора. Странно, как людям вроде Даузера удается добиваться такой власти, какой они обладают. Конечно, до власти они дорываются потому, что жаждут ее и готовы на любой риск ради ее захвата и удержания. Готовы подкупать чиновников, убивать соперников, торговать женщинами и наркотиками. И все-таки общество терпит их, ибо свои преступления они совершают ради денег и успеха, а не ради самих преступлений.

Я посмотрел в наглые выпученные глаза на лоснящемся лице Даузера, не чувствуя ни малейших угрызений совести по поводу того, что собирался с ним сделать.

– Ну, малыш? – Когда он улыбался, его толстая нижняя губа сильно выпячивалась. – Ты сказал, что у тебя что-то для меня есть? – Он сел на стул.

– Я не хотел вдаваться в подробности по телефону, – сказал я. – Возможно, его прослушивают.

– Уже не прослушивают. Но ты поступил разумно.

– Раз мы заговорили о вашем телефоне, то я вот что хотел спросить: вы сказали, что во вторник утром вам позвонила какая-то женщина и сообщила, что Галли Тарантини дома у матери.

– Верно. Я сам с ней говорил, но она так и не назвалась.

– И вы не догадываетесь, кто это?

– Нет.

– Откуда она могла узнать ваш номер?

– Понятия не имею. Может быть, это была подруга Айрини или одна из баб, с которыми путаются мои ребята. – Он сделал нетерпеливое движение, тронув кончиками пальцев свое изувеченное ухо. – Малыш, ты сказал, что у тебя кое-что для меня есть. И вот приезжаешь и начинаешь закидывать меня вопросами. Мы так не договаривались.

– Я задал только один вопрос. Помнится, вы обещали мне десять тысяч долларов за Тарантини.

– Обещал. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что он у тебя в кармане? – Он собрал со стола карты и начал рассеянно их тасовать. Несмотря на сбитые и припухлые костяшки пальцев, действовал он ими ловко.

– Тарантини – нет, – ответил я. – Но на самом деле вам ведь нужен не он.

– Вот как? Может, ты даже знаешь, кто мне нужен на самом деле?

– Не кто, а что. Джо возил с собой табачную жестянку. Только табака в ней было немного.

Он впился глазами в мое лицо.

– Если окажется, что ты спер ее у Джо, ты знаешь, что я с тобой сделаю? – Он взял из колоды карту и аккуратно разорвал ее надвое.

– Знаю. Я не крал ее. Он продал героин другому человеку.

– Кому?

– Этого я не знаю.

– Где товар сейчас?

– У меня. Джо получил за него тридцать тысяч. Я не так жаден.

– Сколько?

– Назовите свою цену. Вы мне предложили десять за Тарантини. Он где-то лег на дно, и мне до него не добраться. Но героин стоит больше, чем Тарантини.

– Пятнадцать, – сказал Даузер. – Я уже заплатил за него один раз.

– Идет. Давайте деньги.

– Не торопи меня. Пятнадцать тысяч – это куча монеты. Я должен быть уверен, что ты не водишь меня за нос. Где порошок?

– Сначала деньги, – потребовал я.

Он полуопустил тяжелые веки на лезущие из орбит глаза и несколько раз облизнул губы кончиком языка.

– Как скажешь, малыш. Подожди здесь минутку. Здесь – это значит на этом самом стуле.

Я прождал его минут десять, ясно сознавая, что жизнь моя висит на волоске и, возможно, провисит недолго. Я сделал себе несколько покерных раздач, и ни на одну из них нельзя было поставить и цента.

Когда Даузер вернулся, на нем был уже не халат, а фланелевый костюм. Его сопровождали Блэйни и Салливан: один – по одну руку, другой – по другую. Двигаясь через патио, эта троица являла собой странное зрелище – точно ко мне приближалась жирная сильная акула, эскортируемая рыбами-санитарами. Даузер держал в руках деньги, и от них, казалось, тянуло рыбьей вонью. Деньги были в тысячедолларовых банкнотах.

Даузер швырнул пачку на стол.

– Пятнадцать тысяч, пересчитай.

Блэйни и Салливан смотрели, как я считаю бумажки, словно это были куски мяса, а они умирали с голоду. Я положил деньги в бумажник.

– Не спеши, – бросил Даузер. – Теперь я хочу поглядеть на товар.

– Сколько угодно. Он у меня в машине, в перчаточном отделении. Принести?

– Не надо, я сам. – Он протянул руку за ключами от машины.

Я остался сидеть за столом под наблюдением Блэйни и Салливана. Демонстрируя свое беззаботное настроение, я стал непринужденно раскладывать пасьянс, однако он упорно не желал сходиться. Блэйни и Салливан безмолвствовали. Я слышал тихий плеск воды в бассейне. Наконец из дома донеслись шаги Даузера. Бумажник оттягивал карман моих брюк, как кусок свинца.

На лице Даузера играла знакомая волчья улыбка. Глубоко во рту блеснули золотые коронки на коренных зубах. Блэйни и Салливан расступились, давая ему дорогу.

– Товар в порядке, – сказал он. – А теперь расскажи, где ты его взял. Это входит в нашу сделку.

– Не думаю.

– Подумай еще. – Голос Даузера стал тише, он все еще улыбался. Губа его выпятилась так далеко, что на нее можно было наступить ногой. – У тебя десять секунд на размышления.

– И что потом?

Он щелкнул зубами, как затвором пистолета.

– Потом начнем все сначала. Только на этот раз тебе нечего будет мне продать. Мне нужна только информация, больше ничего. Прошлой ночью ты был в Сан-Франциско. У тебя на ветровом стекле приклеен счет за стоянку на Юнион-сквер. С кем ты виделся во Фриско?

– Я детектив, Даузер. Вы крадете мой хлеб.

– Хорошо, я сам скажу, с кем ты виделся. С Джилбертом по кличке Москит, угадал?

– Как-как?

– Не прикидывайся. Ты глуп, конечно, но не настолько. Москит работал на меня, пока не завел собственное дело. Он торговал в Сан-Франциско.

– Торговал? – переспросил я.

– Да, я сказал: торговал. Сегодня утром его нашли на дороге поблизости от залива. Его сбила неизвестная машина.

– Жалко, хороший был человек.

– И знаешь, какая штука? У тебя в машине я нашел его нож. – Он вытащил нож из кармана. – Узнаешь? Тут на рукоятке его инициалы. – Он передал нож Блэйни, и тот утвердительно кивнул.

– Я отнял у него нож, когда он попытался меня им пырнуть, – объяснил я.

– Ну, конечно, – законная самооборона, – осклабился Даузер. – Ты его разложил посреди дороги и переехал машиной, защищая свою жизнь. Нет, ты не подумай чего плохого. Москит давно на это нарывался, и ты оказал мне услугу, когда с ним разделался. Но ведь я деловой человек, малыш. Я торговец.

– Старыми ножами?

– А ты, похоже, не так уж глуп. Быстро схватываешь. – Он понизил голос до шепота: – Ну что, деньги на бочку, а?

Блэйни и Салливан вытащили пистолеты. Я встал, подняв руки. Произошла сцена, которую я мысленно репетировал на протяжении последнего получаса. Теперь, когда все случилось на самом деле, пьеса показалась мне заигранной.

– Грязные мошенники! – подал я свою реплику, сверившись с текстом, записанным у меня в голове.

– Ну ладно, ладно, не разоряйся. Ты продал мне мою ценную вещь, а я тебе – твою. Просто мозгов у меня побольше, чем у тебя. – Он сказал это с глубоким убеждением. – А ножичек я тебе потом по почте пришлю, если будешь хорошо себя вести. Но если вздумаешь мне пакостить, доставлю его сам, понял? – Он опустил нож в карман и вытащил у меня бумажник. Когда он мне его вернул, тот стал намного легче.

– Прохиндей чертов, – процедил я с деланной злостью, чувствуя облегчение внутри. Если бы Даузер не задумал свалить на меня какое-то дело, он мог бы расправиться со мной на месте. Такую возможность я предвидел с самого начала.

В отличие от меня Даузер не скрывал своего удовольствия. Его толстая физиономия так и сияла.

– Откуда было Москиту взять тридцать тысяч? Это же мелкая сошка, мокрица. Или, может, он иначе сделал? Подкараулил Джо, поорудовал ножичком – и никаких тридцати тысяч платить не надо?

– Хорошо, если так, – пробормотал я.

– Ты еще здесь? – воскликнул Даузер с притворным удивлением, и его гориллы с готовностью ухмыльнулись поверх своих пистолетов. – Я тебя больше не задерживаю. Надеюсь, ты запомнил: сиди тихо и будь пай-мальчиком. А ножичек я для тебя сохраню.

Блэйни и Салливан довели меня до машины. Чтобы как-то занять их, я беспрерывно ругался себе под нос, ни разу не повторившись. Ни моего револьвера, ни пистолета Спида в перчаточном отделении не оказалось. Часовой с двустволкой держал меня под прицелом, пока я не скрылся из виду. Даузер был осторожен.

На левой обочине шоссе, в четверти мили от поворота к дому Даузера, стояли две черные машины без номерных знаков. Рядом с водителем первого лимузина сидел Питер Колтон. Одиннадцать его спутников были мне не знакомы.

Нарушив правила движения на глазах у двенадцати полицейских, я развернулся посреди шоссе и остановился рядом с передней машиной.

– Жестянка у него, – сообщил я Колтону. – Возможно, в его сейфе. Хотите, чтобы я поехал с вами?

– Опасно и не нужно, – отрезал он. – Кстати, найдено тело Тарантини. Он действительно утонул.

Я готов был закидать его вопросами, но обе черные машины тронулись с места. У поворота к ним присоединились еще две, подъехавшие с другой стороны. Все четыре направились к Даузерову дому, которому скоро предстояло надолго расстаться с хозяином.

31

Городской морг Пасифик-Пойнта был в двух кварталах от здания суда. Миновав главный вход с портиком в псевдоколониальном стиле и горящей неоновой вывеской, я направился во двор и, пройдя мимо запертого гаража, нашел дверь черного хода, возле которого меня ждал Каллаген. Он стоял и курил сигарету, задевая тульей своей шляпы полотняный навес над дверью. Изнутри помещения сочился едкий запах дезинфекции.

Каллаген приветственно поднял руку.

– Ну вот и нашелся ваш беглец, – сказал он. – Правда, в таком виде от него немного толку.

– Он утонул?

– Похоже на то. Док Маккатчен произведет вскрытие, как только освободится. Сейчас он принимает роды. Так что население у нас не уменьшится. – Грубое, обветренное лицо прорезала узкая трещинка улыбки. – Хотите взглянуть на покойничка?

– Пожалуй. Где вы его обнаружили?

– На отмели к югу от Сэнкчуари. Тут есть южное береговое течение, скорость – около мили в час. Яхту быстро вынесло ветром на камни, а Тарантини тащило на глубине, и, пока прилив прибил его к берегу, течение успело отнести его дальше на юг, так я себе это представляю. – Его окурок описал огненную дугу в сгущающейся тьме, и Каллаген открыл дверь в мертвецкую.

Я шагнул вслед за ним в длинную комнату с низким потолком и голыми бетонными стенами. У стен стояли несколько старомодных мраморных столов на колесиках. Все они, кроме одного, были пусты. Каллаген подошел к нему и включил висевшую над столом лампу под зеленым плафоном. Я увидел пару мужских ног – одну босую, – высовывающихся из-под белой простыни. Размашистым жестом фокусника Каллаген сдернул покрывало.

Море не слишком ласково обошлось с Тарантини. Трудно было поверить, что это побитое, распухшее лицо было когда-то красиво. В курчавых черных волосах застряли белые песчинки; такие же песчинки налипли на пустые глаза. Я заглянул в открытый рот. Он тоже был забит мокрым песком, но только коричневым.

– Пены не видно, – сказал я Каллагену. – Вы уверены, что он утонул?

– Это ни о чем не говорит. И следы ударов на лице, скорее всего, посмертные. Они бывают на всех трупах, после того как прибой потаскает их по камням.

– Вы часто имеете дело с утопленниками?

– Один-два раза в месяц. Несчастные случаи, самоубийства. Этот тоже утонул – никаких сомнений.

– И вас не смущает рассказ Рут о человеке, вышедшем из моря?

– На вашем месте я бы не придавал этому значения. Даже если девчонка сказала правду, в чем я очень сомневаюсь. Любые из этих дурех наплетут вам черт-те чего, лишь бы попасть в газеты, – даже в этом случае речь, скорей всего, идет об одном из этих полуночных купальщиков. В нашем городке полно сумасшедших.

Я склонился над трупом, чтобы лучше рассмотреть одежду. На нем были поношенные синие джинсы и рабочая рубашка, еще не совсем высохшая и пахнущая морем. В карманах был песок и ничего больше.

Я взглянул на Каллагена.

– Вы уверены, что это Тарантини?

– Это он или его брат. Я не раз встречался с обоими.

– Он часто носил джинсы? Я слышал, он был щеголем.

– Хорошую одежду в море не надевают.

– Пожалуй. Кстати, насчет его брата. Где он сейчас?

– Наверное, едет сюда. Ни его, ни старухи не было дома весь день, однако в конце концов мы с ними связались и вызвали сюда для официального опознания трупа.

– А миссис Тарантини? Его жена?

– Она тоже приедет. Мы ее известили, как только обнаружили тело. Однако она, похоже не торопится.

– Я еще побуду здесь, если не возражаете.

– Пожалуйста, – пожал плечами Каллаген. – Если вам нравится эта обстановка. Но лучше подождать снаружи. – Он демонстративно зажал рукой испещренный красными прожилками нос.

Освещенный зеленоватым светом, изувеченный морем мертвец представлял собой отталкивающее зрелище.

Каллаген выключил лампу, и мы вышли из морга.

Прислонившись к стене и закурив сигарету, я рассказал Каллагену о ночном заплыве Даллинга и его гибели ранним утром. Как я и ожидал, ему не стало легче от этой информации. Мои слова падали в тишину, которую распространил вокруг себя покойник. Последние клочки зеленоватых сумерек отступали перед тяжелой волной тьмы, накатывающейся через крыши домов. Я уже не видел Каллагена – только темный силуэт на фоне стены и огонек сигареты, то и дело разгоравшийся под широкими полями шляпы.

Два ярких пучка света от фар пробежали под подъездной дорожке и уперлись в черную стену ночи.

– Бьюсь об заклад, это патрульная машина, – сказал Каллаген и двинулся к углу здания.

Через его плечо я увидел, как из машины шерифа вылез Марио Тарантини. Он прошел в свете фар, ведя за собой свою тучную мать. Я отступил в темноту, давая им дорогу, и вошел в дверь следом.

Каллаген снова зажег лампу. Марио вперил взгляд в лицо мертвеца, миссис Тарантини тяжело оперлась на плечо сына. Синяки у него на лице приобрели зеленовато-желтый оттенок. Люди и море обошлись одинаково жестоко с двумя братьями. Возможно, именно об этом и подумал сейчас Марио, судя по выражению его глаз. Они были мрачны и насмешливы.

– Да, это Джо, – сказал он наконец. – Разве вы сами не видите?

– Нам нужно было свидетельство родственника, чтобы все было по закону. – Каллаген снял шляпу и принял торжественный вид.

Миссис Тарантини молчала, лицо ее было почти бесстрастно. Внезапно она вскрикнула, словно только сейчас осознала происшедшее.

– Это он! Сыночек мой, Джузеппе. Он мертв, мертв! Принял смерть без покаяния, бедный мой мальчик. – Взгляд ее больших темных глаз был устремлен куда-то вдаль, точно она увидела низвергнутую в ад душу сына.

Марио смущенно посмотрел на Каллагена и дернул мать за руку.

– Успокойся, мама.

– Смотри на него, смотри! – истово воскликнула она. – Слишком умный был, к мессе не ходил. Столько лет без исповеди! А теперь посмотри на него, на моего мальчика, моего Джузеппе. Смотри на него, Марио.

– Уже посмотрел, – процедил тот сквозь зубы. Он грубо потянул мать за собой. – Пошли, пошли отсюда.

Но та вцепилась в мертвого сына и не желала уходить.

– Нет, нет, я останусь здесь, с моим несчастным мальчиком. – Она что-то зашептала мертвецу по-итальянски, но ответом ей было молчание.

– Вам здесь нельзя оставаться, миссис Тарантини, – пробормотал Каллаген, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Доктор сейчас будет делать вскрытие, вам не надо на это смотреть. Я вас прошу, не настаивайте!

– Она не настаивает, – сказал Марио. – Пойдем, мама, ты уже вся испачкалась.

Она позволила оторвать себя от трупа. Подходя к двери, Марио задержался передо мной.

– Что ты хочешь? – спросил он.

– Отвезти вас домой, если не возражаете.

– Мы поедем с помощником шерифа. Он хочет задать мне несколько вопросов.

Миссис Тарантини посмотрела на меня как на пустое место. Она была спокойна. Как бывают спокойны мертвецы.

– Ответь сначала на пару моих, – сказал я Марио.

– С какой стати?

Я подошел к нему вплотную.

– Здесь могу объяснить тебе только по-мексикански.

Он улыбнулся, но улыбка получилась вымученная. Он метнул нервный взгляд в сторону Каллагена, который направлялся к нам.

– Ладно, Арчер, валяй.

– Когда ты видел брата в последний раз?

– В пятницу вечером, я тебе уже говорил.

– Тогда он был в этой одежде?

– В пятницу? Да, в этой. Я бы и не узнал его, если в не одежда.

За его спиной послышался голос Каллагена.

– Значит, никаких сомнений нет? Вы узнали своего сына, миссис Тарантини?

– Да, – глухо сказала она. – Я узнала его. Как мне не узнать моего мальчика, которого я выкормила собственной грудью?

– Отлично! То есть я хочу сказать, большое вам спасибо. Мы благодарны вам за то, что вы смогли приехать сюда, и вообще... – Неодобрительно посмотрев на меня, Каллаген вывел мать и сына из морга.

Когда они отошли достаточно далеко и уже не могли нас услышать, он резко повернулся ко мне:

– Чего вам еще не хватает? Я знал этого парня – настолько, чтобы сейчас его не оплакивать, – и я говорю вам, что это он. И, уж конечно, его мать и брат не могли ошибиться.

– Просто у меня возникла одна мысль, которую надо было проверить.

– Беда с вами, с частными детективами, – проворчал он. – Вечно вы что-то выискиваете, наводите тень на ясный день.