Текст книги "Смерть на выбор"

25

Когда я добрался до своего дома, было почти два часа ночи. Я жил в пятикомнатном коттедже на тихой чистенькой улице между Голливудом и Лос-Анджелесом. Дом и закладная на него остались напоминанием о моей первой и единственной женитьбе. С тех пор как я развелся, я приезжал домой, лишь когда мне надо было основательно отоспаться. Сейчас был как раз такой случай. Последние несколько миль по ночному бульвару я ехал на автопилоте, уже в полусне. В свете фар белым пятном замаячили двери гаража. Путешествие из ниоткуда в никуда закончилось тупиком.

Не глуша мотора, я вылез из машины, чтобы открыть двери гаража. В этот момент на крыльце дома справа от меня возникли из тени две фигуры и, идя в ногу, стали спускаться ко мне. Я остался стоять в узком пространстве между домом и открытой дверцей машины. Это были дюжие молодые ребята в темных костюмах и шляпах. В отблеске света, отражавшегося от дверей гаража, они казались почти одинаковыми – широкоплечие, с непроницаемыми квадратными лицами. Итак, у дверей моего дома меня дожидалась парочка близнецов-архангелов, посланных, надо думать, из полицейского управления Лос-Анджелеса. Мысль о Даллинге, оставшемся лежать в луже крови в пустой квартире, преследовала меня весь день. В конце концов Даллинг догнал меня.

– Мистер Лью Арчер? – спросил один из близнецов.

– Он самый.

– Я сержант Ферн. Это – сержант Толливер.

– Польщен знакомством. Однако час уже поздний, нельзя ли перенести прием на завтра?

– Лейтенант Гери приказал доставить вас к нам, когда бы вы ни появились. Он хочет говорить с вами немедленно.

– По поводу убийства Даллинга?

Сержанты переглянулись, словно я сказал что-то очень важное. Первый ответил:

– Лейтенант Гери сам вам все объяснит.

– Что ж, похоже, выхода нет. – Я выключил фары и захлопнул дверцу машины. – Поехали.

Патрульная машина ждала за углом. А лейтенант Гери – в небольшой комнате отдела по расследованию убийств. Обстановка там была довольно унылая: серый стальной шкаф для бумаг, серый стальной стол с селектором и переполненными корзинками для входящего и исходящего, маленький серый холодильник в углу. Одну из стен почти полностью занимала карта города. Единственное окно глядело на глухую стену соседнего дома. Люминесцентная лампа на потолке заливала комнату резким холодным светом.

Лейтенант Гери поднялся из-за стола мне навстречу. Это был человек лет сорока с преждевременно поседевшими волосами. Они торчали у него на голове, как иглы у дикобраза. У него были плечи профессионального боксера-тяжеловеса, однако лицо – умное, с живыми пытливыми глазами, тонким носом и подвижным ртом – никак не довершало этого сходства.

– Лью Арчер, если не ошибаюсь, – довольно приветливо сказал он. Ворот его рубашки был расстегнут, галстук сбился на сторону. Он сделал не слишком настойчивую попытку поправить его. – Хорошо, Ферн, спасибо.

Сержант, сопровождавший меня в участок, прикрыл за собой стеклянную дверь. Гери снова сел за стол и принялся внимательно меня изучать. На стене рядом с ним висела обтянутая зеленым сукном доска с фотографиями объявленных в розыск преступников, анфас и в профиль. Глядя на расплывчатые черно-белые лица, я испытывал к этим людям родственные чувства.

– Вы меня не забываете, лейтенант.

– Стараюсь. Я тут проглядывал ваше личное дело. Вполне приличное досье для человека вашей профессии в этом городе. Не сказал бы, чтобы вы когда-либо проявляли стремление к сотрудничеству, но, с другой стороны, вы никогда не пытались нас надуть, и это уже кое-что. Я также говорил о вас с Колтоном из окружной прокуратуры, и он о вас самого лучшего мнения.

– Да, я служил под его началом в разведке во время войны. К чему вы, собственно, клоните, лейтенант? Надеюсь, вы притащили меня среди ночи не затем, чтобы поздравить с безупречным прошлым?

– Отнюдь. Я упомянул ваше досье лишь потому, что под арест вы будете взяты вне всякой связи с ним.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить эту информацию. Он следил за моей реакцией, нервно пожевывая губами.

Я решил улыбнуться.

– А перед арестом вам захотелось немножко покалякать со мной, от скуки, приятное с полезным, так сказать?

Глаза его сузились и засверкали. Сейчас они стали похожи на бойницы в крепостной стене, за которыми холодно поблескивает синеватая сталь.

– Ордер у меня на руках, – тихо сказал он. – Если я решу им воспользоваться, веселья у вас поубавится.

– И за что же вы хотите меня арестовать? Я где-нибудь плюнул мимо урны?

Но он не принял моего тона.

– Чем вы занимались весь сегодняшний день? – сухо спросил он.

– Работал. Ел. Пил. Смеялся.

– Вы разыскивали Джо Тарантини, – ответил он на собственный вопрос. – Зачем?

– По поручению моего клиента.

– Его имя?

– У меня никудышная память на имена.

Он заерзал в кресле, блуждая взглядом по комнате, точно искал, куда спрятаться.

– У меня к вам несколько вопросов, Арчер. Надеюсь, на них вы ответите поподробнее.

– Ответы вам уже, кажется, известны.

– Черт побери, займемся делом, Арчер! Хватит пикироваться.

– Когда у меня перед носом начинают размахивать ордером на арест, меня тянет поупражняться в остроумии.

– Забудьте об ордере. Это была не моя идея. – С учетом неблагоприятных обстоятельств, он производил впечатление неплохого парня. – Садитесь и расскажите мне, с чего это вдруг вы нанялись мальчиком на побегушках к Даузеру.

– Чем вам не нравится Даузер? – спросил я. – Даузер – уважаемый гражданин. Достаточно посмотреть на его бар и бассейн. В его доме на холме бывают такие же уважаемые люди, как он сам, – политики, например. Очаровательное местечко. А чего стоят его дворецкий и его блондинка?!

– Не понимаю вас, Арчер. – В его голосе послышалось разочарование. – Вы что, работаете на него?

– А почему бы и нет? Он, наверное, в неплохих отношениях с законом, иначе не был бы на свободе. Интересно, сколько полицейских у него на жалованье? Что же обо мне говорить? В полиции я больше не служу, а на жизнь зарабатывать надо.

Гери прикрыл глаза. На мгновение его длинное серое лицо показалось мне мертвым.

– Ладно, Арчер, – тихо сказал он. – Про то, как Даузер откупается от полиции, я знаю, можете мне не рассказывать. Но я также знаю, почему вы ушли из полиции в Лонг-Бич. Вы не хотели брать долю из ежемесячной взятки, которую получал ваш шеф Сэм Шнайдер, и он вас выжил.

– Колтон, похоже, разговорился не на шутку, – пробормотал я. – Если вам все известно про Даузера, почему вы не возьмете его и не отправите за решетку, где ему только и место? Вместо того чтобы отыгрываться на мне за ваши собственные промашки.

– Даузер не по моей части. – Гери снова начал жевать свою губу. – Наши ребята заметают его продавцов по двое, по трое в месяц, но дальше этого дело не идет. Тарантини – один из его ближайших помощников, вам об этом известно?

– Он был им. Теперь уже нет.

– Где он сейчас?

– Никто не знает.

– Мы обнаружили отпечатки его пальцев в квартире Даллинга. – Он резко переменил тему: – Что вы делали в квартире Даллинга сегодня утром?

Я пропустил вопрос мимо ушей, стараясь не подать виду, что он застал меня врасплох.

– Днем мы допросили водителя молоковоза, – продолжал Гери, – и он точно вас описал. И вашу машину – тоже. Вы или ваш близнец проникли в квартиру Даллинга с черного хода около восьми часов утра. – Он откинулся на спинку стула в ожидании моей реакции.

Однако я еще не решил, как мне реагировать. Итак, вопросы о Даузере были отвлекающим маневром. Он сказал, чтобы я забыл об ордере на мой арест, но сам о нем помнил.

Запираться не имело смысла.

– Даллинг был убит задолго до восьми, вам это скажет любой патологоанатом. Если уже не сказал.

– Значит, вы признаете, что были там? И что нашли Даллинга мертвым?

– Признаю.

– Однако нам вы об этом не сообщили. Нам пришлось ждать, пока кровь не просочилась через пол и не выступила на потолке квартиры этажом ниже. Нам позвонил ее жилец. Это было не очень умно с вашей стороны, Арчер. Вы не проявили желания сотрудничать с нами и, более того, нарушили закон. За такие вещи вы можете лишиться вашей лицензии. – Он перегнулся через стол. Глаза его метнули голубые молнии, – И это будет далеко не самое худшее из последствий.

– Продолжайте.

– Вы бросились разыскивать возможных свидетелей по этому делу и допросили двоих – Северна и Джейн Хэммонд. Одному Богу известно, чего вы хотели этим добиться. Самое благоприятное для вас объяснение – это что вы вдруг вообразили себя сорокалетним вундеркиндом и решили расследовать убийство в одиночку, полностью отключив от дела нас. Вы, может быть, слишком часто ходили в кино последнее время? Детективов насмотрелись?

– Может быть. А какое самое неблагоприятное объяснение?

– Что вы заметали собственные следы, – небрежно обронил он. – Мы ведь нашли пистолет, из которого был убит Даллинг. Один из моих ребят выудил его из дренажной канавы на автомобильной стоянке возле «Каса-Лома».

Гери открыл ящик стола и положил перед собой короткоствольный пистолет тридцать восьмого калибра.

– Узнаете?

Еще бы. Это был мой пистолет.

– Должны узнать, – сказал Гери. – Он зарегистрирован на ваше имя. Наш баллистик немного пострелял из него и на основании исследования пуль под микроскопом пришел к выводу, что пуля, извлеченная из головы Даллинга, была выпущена из этого пистолета. Она перебила ему яремную вену и застряла под черепом. Даллинг умер от потери крови. Как вам это нравится, Арчер?

– Не очень, лейтенант. Продолжайте. Правда, вы еще не предупредили меня, что любые мои слова могут быть использованы против меня.

– Я предупреждаю вас сейчас. Имеете что-нибудь сказать?

– Имею. Вчера вечером я впервые увидел Даллинга и пришел к выводу, что он слишком красив, чтобы жить на этом свете, – идеальный объект для безупречного убийства. Будучи человеком порочным и коварным от природы, я решил совершить преступление. Я застрелил его из пистолета, который легко можно было опознать, как принадлежащий мне, а затем аккуратно положил его в ближайшую канаву, чтобы полицейским не пришлось долго искать орудие убийства. Через четыре-пять часов я возвратился на место преступления, как и положено убийцам, чтобы полюбоваться делом рук своих. А также чтобы меня заприметил водитель молоковоза. Я старался как можно больше осложнить свое положение...

– Вам это удалось. – Гери снова заговорил тихо и вкрадчиво: – Все это не очень весело, Арчер. Во всяком случае, мне не смешно.

– Я и не старался вас рассмешить. Однако кое-что в этой истории действительно забавно...

Он снова прервал меня:

– Вы вели себя как глупец, и вы это знаете. Я уже сейчас мог бы привлечь вас к суду...

– Как бы не так! Я как раз собирался рассказать вам самое смешное – что я застрелил Даллинга с расстояния сто двадцать миль. Совсем неплохо для пистолетика, из которого нельзя попасть в слона с пятидесяти шагов.

– Даже не обвиняя вас в убийстве, – невозмутимо продолжал он, – я мог бы здорово насолить вам, притянув вас к суду за незаявление об убийстве. Однако я не хочу вам насолить. Колтон мне этого не советовал, и я уважаю его мнение. Но вы меня в конце концов вынудите, если и дальше будете болтать глупости в довершение к тому, что вы их наделали больше чем достаточно. – Он пожевал верхнюю губу. – Ну, что вы там говорили насчет алиби?

Водевиль, похоже, закончился.

– В то время, когда был убит Даллинг, я был в ста двадцати милях от места преступления и разговаривал с женщиной по имени Марджори Феллоуз. Почему бы вам с ней не связаться? Она живет в гостинице в Палм-Спрингс.

– Может быть, и свяжемся. В какое время вы с ней разговаривали?

– Около трех утра.

– Если вы знаете, что Даллинга застрелили в три, то вы знаете больше нас. Наш врач определил, что смерть наступила около четырех часов, плюс-минус час. – Он сокрушенно развел руками. – Нет никакой возможности установить, сколько он прожил после того, как получил пулю, или в какое точно время в него стреляли. Судя по крови, он умер не сразу, хотя наверняка был без сознания. Так или иначе, вы сами видите, что любое алиби здесь летит вверх тормашками. Разумеется, если у вас нет более точных сведений о времени убийства, – с иронией добавил он.

Я сказал, что есть.

– Хотите сделать официальное заявление?

Я сказал, что хочу.

– Прекрасно. Давно пора. – Он щелкнул тумблером селектора и вызвал стенографистку.

Мои обязательства перед Питером Колтоном начинали изрядно мне мешать. До этого момента, похоже, беседа велась не для протокола, и это меня вполне устраивало. Обнаружив тело Даллинга, я наделал промахов, как желторотый мальчишка. Я сделал ставку на то, что мисс Хэммонд или Джошуа Северн могут рассказать что-то важное, и проиграл. Гери достаточно ясно дал мне понять, сколько бы я ни старался уклониться от этой темы. Да, водевиль кончился. И детективные игры – тоже.

Гери уступил свой стул молодому полицейскому стенографисту.

– Желаете во всех подробностях? – спросил я.

– Обязательно.

Я детально изложил все с самого начала. Началом был визит Даллинга к миссис Лоуренс, с которого началось мое участие в деле. Ночь была на исходе. Слова мои падали, точно песчинки, отсчитывающие ее последние мгновения. Стенографист исписывал страницу за страницей карандашными иероглифами. Гери расхаживал от стены к стене, изредка останавливаясь, чтобы задать мне вопрос. Когда я сказал, что Тарантини забрал мой пистолет, он прервал меня:

– Миссис Тарантини это подтвердит?

– Она уже подтвердила.

– Но не нам. – Он взял со стола папку с машинописными страничками и перелистал их. – В ее показаниях нет ничего о вашем пистолете. Между прочим, вы так и не заявили о его пропаже.

– Вызовите ее снова и спросите.

Гери вышел из комнаты. Стенографист закурил сигарету. Мы сидели и разглядывали друг друга, пока не вернулся Гери.

– Я послал за ней машину, – сказал он. – Я позвонил ей, и она согласилась приехать. Она ваш друг?

– Вряд ли она останется моим другом после всего этого.

Она придерживается странного и старомодного убеждения, что жена должна горой стоять за мужа.

– Не похоже, чтобы он платил ей тем же. Какого вы вообще мнения о миссис Тарантини?

– Самая большая ошибка в ее жизни – это то, что она вышла замуж за Тарантини. Но женщина она сильная.

– Вот именно, – сухо сказал он. – Не пытается ли она его выгородить – вот что меня интересует.

– Думаю, что именно это она и делала все время. – Я передал ему все, что она рассказала мне об утреннем визите Тарантини в квартиру Даллинга.

Гери остановился как вкопанный.

– Это явно не вяжется с ее показаниями. – Он снова заглянул в свои листки. – Днем она заявила, что отвезла мужа из Палм-Спрингс прямо в Лонг-Бич по дороге, идущей через каньон. Вопрос: кому она сказала правду – мне или вам?

– Думаю, мне, – промолвил я. – Тогда она еще не знала, что Даллинг убит. А когда узнала – изменила показания, чтобы выгородить мужа.

– Когда вы с ней говорили?

– Сегодня во второй половине дня – то бишь вчера. Мои часы показывали четыре.

– Вы уже знали, что Даллинг убит.

– Но ей я этого не сказал.

– Почему? Разве она не могла убить его сама или натравить на него Тарантини?

– Я рассматривал такую возможность. Но тогда она просто сумасшедшая. Ведь она почти любила Даллинга.

– Что значит «почти»?

– Она относилась к нему отчасти по-матерински. Не принимала его всерьез. К тому же он был алкоголиком.

– Вот как? Это она вам сказала или вам это приснилось?

– Я не стал бы пересказывать вам своих снов.

– Ладно. Давайте теперь закончим с вашими показаниями. – И он снова принялся мерить комнату шагами.

Когда мы закончили, было без десяти пять. Гери распорядился, чтобы стенограмму расшифровали и отпечатали немедленно.

– Если все это правда, – сказал Гери, – то все говорит за то, что убил Тарантини. Зачем он это сделал?

– Попробуйте спросить его жену.

– Сейчас я так и сделаю.

– Если можно, я хотел бы поприсутствовать.

– Боюсь, что нельзя. Спокойной ночи.

Я столкнулся с Галли в коридоре. Ее сопровождал сержант Толливер.

– Мы все время встречаемся в полиции, – сказал я.

– Место не хуже любого другого, – ответила она, найдя в себе силы улыбнуться. Вид у нее был измученный.

26

Я искал козырную карту, которая сулила мне выигрыш партии. Я смотрел везде – под подушкой, между простынями. Может быть, она валяется на полу рядом с кроватью? Я стал вылезать из постели и... проснулся.

Будильник на столике у кровати показывал ровно двенадцать. На улице заскрежетал передачами грузовик, точно напоминая мне, что жизнь продолжается и время не ждет. Ничего, подождет. Я принял душ. Сначала я долго стоял под струями горячей воды, потом на минуту включил холодную. Я побрился, почистил зубы – впервые за последние два дня – и ощутил беспричинное довольство собой. Я посмотрел в зеркало и не нашел в своем лице ничего нового – оно было таким, как всегда. Удивительно, как мало мы меняемся от увиденного и пережитого. Поистине, благодатная способность человека приспосабливаться к чему угодно может в конце концов обернуться для него бедой.

Кухня была затоплена желтым солнечным светом, лившимся через окно над раковиной. Я включил кофеварку, бросил на сковородку несколько кусочков бекона, вбил в шипящий жир четыре яйца, поджарил полдюжины ломтиков зачерствевшего хлеба, Поев, я присел в уголок с чашкой кофе и сигаретой в руках. В голове не было ни единой мысли. Я наслаждался тишиной и одиночеством, Я выпил вторую чашку кофе, все еще испытывая удовольствие от того, что не надо ни с кем разговаривать. Но вскоре я поймал себя на том, что машинально отбиваю нервную дробь носком ботинка и покусываю ноготь большого пальца. Пятна солнечного света на линолеуме как-то поблекли, а третья чашка кофе явно отдавала горечью и осталась недопитой.

Я подошел к телефону в холле и набрал номер секретарской службы на станции. Некая миссис Стэндиш звонила в понедельник и, еще раз, во вторник. Нет, своего номера она не оставила – сказала, что позвонит сама. Во вторник утром дважды звонила миссис Лоуренс. Во второй половине дня со мной хотел говорить лейтенант Гери, очень срочно. Был также звонок от мистера Колтона из окружной прокуратуры. Сегодня, в среду, звонили лишь однажды – из Палм-Спрингс. Миссис Марджори Феллоуз просила позвонить ей в гостиницу «Оазис».

– В котором часу был этот последний звонок?

– Часа два назад, около десяти тридцати.

Я поблагодарил равнодушный женский голос, говоривший со мной, нажал на контакты и набрал междугородную. Спустя несколько секунд я услышал в трубке голос Марджори Феллоуз.

– Это Арчер. Вы хотели говорить со мной.

– Да-да, вы мне очень нужны. Тут столько всякого произошло – у меня просто голова кругом идет. – Голос у нее был огорченный и растерянный.

– А именно?

– Что вы сказали?

– Что именно произошло? Из числа «всякого»?

– О, много всего. Полиция... и разное другое. Я не хотела бы говорить по телефону. Вы знаете этих телефонисток на станции... – Она сказала это с явным злорадством, желая уязвить слушающую нас телефонистку. – Вы не могли бы приехать сюда?

– Было бы удобнее, если бы вы сами приехали в город.

– Я не могу, у меня нет машины. И потом, я в полной растерянности. Я так надеялась на вас. Я не знаю ни единой души во всей Южной Калифорнии. – В ее голосе то и дело прорывались плаксивые нотки. Она очень себя жалела. – Ведь вы частный детектив, верно? Мне лейтенант Гери сказал.

– Он вас не обманул. Что случилось с вашей машиной?

– Ее... Ее взял Генри.

– Летите самолетом. Это каких-то полчаса.

– Я не могу лететь. Как вы не понимаете, я ужасно расстроена. Мне нужна ваша помощь, мистер Арчер.

– Вы имеете в виду, профессиональная помощь?

– Да, да, профессиональная. Прошу вас, приезжайте и пообедайте со мной здесь, в гостинице.

– Хорошо, если вы не возражаете против позднего обеда. Она не возражала. Я надел пиджак, повязал галстук и зарядил револьвер.

Объехав Палм-Спрингс стороной, я в два тридцать был на месте. Днем залитые солнцем постройки «Оазиса» сверкали ослепительной белизной. Главное здание выходило фасадом на дорогу. Позади него было разбросано десятка два коттеджей. Поливной зеленый газон вокруг них казался чем-то искусственным и неуместным среди окружающей пустыни – точно пушистый ковер, брошенный на голую землю. Я поставил машину возле оштукатуренной глинобитной стены и вошел в холл гостиницы. Прохладный кондиционированный воздух остудил мой вспотевший лоб. Просторное помещение было обшито панелями из светлого дерева и обставлено подходящей по цвету кожаной мебелью. Украшенные индейским узором драпировки и чехлы повторяли цветовую гамму пустыни. Человек, создавший это неброское великолепие, имел в достатке и денег, и вкуса. Сочетание во все времена редкое.

Сидевший за стойкой человек ждал меня. Он окликнул меня по имени и поручил заботам слуги-филиппинца в белом кителе. Я последовал за ним по бетонной дорожке, между рядами коттеджей, стоявших на достаточном удалении друг от друга. Несколько полуголых мужских и женских тел жарились на солнце или полулежали в шезлонгах на тенистых верандах. Здесь был приют для беглецов из Голливуда, Чикаго, Нью-Йорка. Другая группа беженцев расположилась вокруг поблескивавшего в глубине двора бассейна. Dolce far niente[4]4
  Блаженное ничегонеделание (итал.).


[Закрыть] под знаком большого доллара.

Мой филиппинский провожатый провел меня на веранду одного из коттеджей поменьше и осторожно постучал в дверь. Когда на пороге появилась Марджори Феллоуз, он сказал: «Мистер Арчер» – и скрылся с глаз.

В ситцевом платье без рукавов, которое подчеркивало ее широкие бедра и роскошные плечи, Марджори Феллоуз казалась еще крупнее.

– Я так рада, что вы приехали! – воскликнула она. Она придержала для меня дверь и подала мне вытянутую руку. Ее широкая прохладная и влажная ладонь надолго задержалась в моей.

Я пробормотал подходящее приветствие и высвободил руку. Она провела меня в гостиную и усадила в кресло.

– Я взяла на себя смелость сделать заказ на вас, – сказала она. – Кухня закрывается в три. Я остановилась на яйцах-пашот с такими чудненькими маленькими свиными сосисочками. И то же самое заказала для вас. Вы не против?

Я заверил ее, что яйца-пашот – это прекрасно.

– Вас, наверное, мучит жажда – на улице жара, а вам пришлось трястись в такую даль в душной машине, и все из-за меня. Я просто обязана предложить вам что-нибудь холодненькое. – Она так и порхала вокруг меня, что, думаю, было нелегко при ее габаритах.

Я сказал, что меня вполне устроит бутылка пива. Она бросилась к телефону легким галопом, сотрясая устои хрупкой постройки. Она обернулась ко мне с трубкой в руке.

– У них здесь есть прекрасное «лёвенбрау» из Германии. Генри его очень любит. Светлое или темное?

– Лучше темное. – Пока она делала заказ, я обшарил глазами комнату в поисках следов присутствия Генри. Однако таковых не обнаружил.

Когда она снова запорхала поблизости, я поинтересовался, где ее муж. Лицо ее приняло задумчиво-обиженное выражение. Большие руки неловко повисли вдоль бедер, Я почувствовал внезапное сочувствие к ней, сразу догадавшись обо всем. Женщинам ее склада самой судьбой предназначено ухаживать за мужчиной. И если рядом нет такого мужчины, они просто не знают, что с собой делать. Марджори осталась без своего мужчины.

Мне захотелось взять обратно свой нескромный вопрос, чтобы поместить его в более приятную для нее упаковку.

Она угадала эти мысли по выражению моего лица, ответив и на них, и на мой вопрос.

– Я рада, что вы об этом заговорили, честное слово. Именно это я и хотела с вами обсудить, но никак не могла заставить себя начать. Я ужасная мечтательница, мистер Арчер. Живу в своем придуманном мире, пока кто-нибудь вдруг не вырвет меня оттуда, как вы сейчас.

Она бросилась на цветастую софу, жалобно скрипнувшую под ее весом. Как ни странно, ноги у Марджори были совсем недурны. Она расположила их таким образом, чтобы я не мог не заметить, какие у нее изящные лодыжки.

– Этот мерзавец подобрал меня на время, а потом бросил, – сказала она низким резким голосом. Глаза ее округлились от гнева или удивления – она не ожидала услышать от себя такие слова. – Боже правый! – сказала она своим обычным голосом. – Что я говорю? Поверьте, я никогда раньше не ругалась.

– Ругайтесь, ругайтесь. Иногда это помогает.

– Нет, не могу. – Она покраснела до корней волос. Однако добавила: – Я назвала его мерзавцем, потому что таковым его и считаю.

– Вернитесь немного назад и расскажите все по порядку.

– Ужасно не хочется. Не хочется говорить об этом. Даже думать не хочется. Я вела себя как последняя дура. Он меня обманул.

– Как вы с ним повстречались?

– Он, как и я, жил в пансионе на ранчо около Рино. Я ждала развода. Все было так романтично, и Генри так красиво ездил верхом, так интересно говорил. Я влюбилась в него как бы рикошетом.

– Рикошетом?

– Ну да, рикошетом от Джорджа. Мы прожили вместе шестнадцать лет, и, наверное, он мне просто надоел или мы оба надоели друг другу. Мы с ним больше никуда не ходили, ничего не делали вместе. Все, что ему было надо, – это добраться до пригородного клуба после работы и сесть за свой бридж. Мне всю жизнь хотелось побывать на Западе, но Джордж ни разу не возил меня дальше Миннеаполиса, Да и то только потому, что там было отделение его фирмы. Он секретарь-казначей компании «Симплекс», которая делает шарикоподшипники. – В ее душе боролись гордость, досада и тоска по прошлому. Верх взяла тоска. – Я была дурой, когда его бросила, самой настоящей дурой. Ну вот и поделом мне. Я бросила Джорджа, а Генри бросил меня. Мой первый брак продлился шестнадцать лет, второй – шестнадцать дней. – На ее заплаканные глаза снова навернулись слезы.

– Значит, Генри оставил вас?

– Да. – Короткий слог закончился всхлипом. – Он уехал сегодня утром. Забрал мою машину, деньги – все.

– Вы повздорили?

– Даже этого не было! – сказала она таким тоном, словно Генри лишил ее законного права всякой жены. – Рано утром мне позвонили из лос-анджелесской полиции, и Генри взял трубку. Потом он слышал, как я говорила с ними. И тут же начал собирать вещи – я еще трубку не успела положить. Я умоляла его сказать, что произошло, но так ничего и не добилась. Он сказал только, что должен срочно уехать по делу. Он выписался из гостиницы и уехал, даже не позавтракав.

– В вашей машине?

– Она была куплена на мои деньги, но записана на него. Так хотел Генри, он просто настоял на этом, к тому же я купила ее для нашего медового месяца. Словом, я не особенно возражала – подчиняясь ему, я больше чувствовала себя женой. – Она прижала руки к своей красивой груди, но это прикосновение не могло ее утешить.

– Вы еще сказали что-то насчет денег, миссис Феллоуз.

– Да. – Брови ее нервно дернулись и сошлись на переносице. – Пожалуйста, не называйте меня «миссис Феллоуз». Зовите меня Марджори или миссис Баррон.

– Это фамилия вашего первого мужа?

– Да. – Она выдавила слабую улыбку, глядя на меня полными слез глазами. – Джордж был великодушен и при разводе выделил довольно большую сумму на мое содержание, а я уже успела изрядно ее растранжирить. Господи, какая я дура!

– Сколько выудил у вас Генри?

– Тридцать тысяч долларов. – Она сама ужаснулась цифре. Непроизвольно потянувшись за кошельком из крокодиловой кожи, лежавшим на столике рядом, она прижала его к животу. – Он сказал, что у нас есть прекрасная возможность выгодно вложить деньги – купить часть доходного дома в Голливуде. – Даже возил меня посмотреть на него. Плакали теперь мои денежки.

Раздался тихий стук в дверь. Марджори открыла, и пожилой официант вкатил в комнату тележку с нашим обедом. Пока он накрывал на стол, Марджори куда-то вышла. Она вернулась как раз вовремя, чтобы дать ему щедрые чаевые. Она улыбалась, успев умыться и привести лицо в порядок. К счастью, Генри не удалось отнять у нее все – ни в финансовом, ни в каком-либо ином смысле.

Она с аппетитом поела и спросила, как мне понравился обед. Я ответил, что немецкое пиво превосходно и яйца-пашот тоже очень недурны. Когда мы закурили сигареты, я спросил ее :

– Что вы сказали по телефону сегодня утром, когда вам звонили из полиции? Видимо, именно это вспугнуло Генри.

– Вы так думаете? Этот лейтенант Гери хотел приехать и поговорить со мной, но я объяснила, что у меня медовый месяц, и тогда он сказал, что свяжется со мной позже и мы договоримся, когда я смогу дать письменные показания или что-то в этом роде. Потом он долго расспрашивал меня про дом мистера Даллинга: что я там делала, были ли вы без сознания, когда я вас нашла, – я, конечно, сказала, что да, – и в какое время все это произошло. В конце концов он сообщил мне, что мистера Даллинга убили – какой ужас, правда?

– Да, действительно. Лейтенант Гери не спрашивал вас, что вы делали возле дома, когда нашли меня?

– Спрашивал.

– И что вы ответили?

– То же, что и вам. – Она скромно потупила глаза и стряхнула пепел с кончика сигареты. – Что просто проезжала мимо и увидела вас лежащим на крыльце.

– Думаю, вам пора хоть кому-нибудь рассказать правду.

Она вспыхнула – слабо, как отсыревшая спичка.

– Как я могла сказать ему правду? Генри стоял совсем рядом, прислушиваясь к каждому моему слову. Я и заикнуться не смела о том, что подозреваю его...

– Ага, значит, вы его все-таки подозревали.

– Я подозревала его с самого начала, теперь я могу себе в этом признаться. Но мне было так хорошо с ним, что у меня просто не хватало духу посмотреть фактам в глаза. Я знала, что у него нет денег, а он знал, что у меня они есть. Я понимала, конечно, что это глупо – сразу выскакивать за него замуж, не выяснив, кто он и откуда. Но мне так хотелось верить, что он любит меня ради меня самой, что я сознательно закрыла на все глаза и бросилась за ним очертя голову. Я никогда бы не отдала ему тридцать тысяч, если бы не стремилась обмануть саму себя. Я, конечно, глупая женщина, мистер Арчер, но не настолько же глупая.

– Вы вовсе не глупая, Марджори, – возразил я. – Но вы чересчур уж доверяетесь чувствам, и в этом ваша беда. Быть может, вы совершили ошибку, разведясь с Джорджем, но точно такие же ошибки делают многие женщины. Или делают другую – не разводятся с «Джорджем».

– Вы ужасный циник, просто ужасный. Но то, что вы говорите, – совершенная правда. Я действительно слишком эмоциональна. Я большая эмоциональная дура, вы очень верно подметили мое главное слабое место. Из-за своих глупых эмоций я и отдала ему деньги. Я доверилась ему, потому что очень хотела довериться. Мне необходимо было верить ему, чтобы хоть немного продлить ощущение того, что у нас с ним все по-настоящему. А оно уже, видно, начинало рассеиваться.

– Когда у вас впервые появилось это чувство?