Текст книги "Мужская солидарность (сборник)"

Не судьба

Это была даже не Сахара. Природа всерьез рассердилась на нас.

Мы бежали, а стояла невыносимая жара, от которой мне представилась печь крематория, чьим полыхавшим огнем, словно идущим из самого ада, я вот-вот буду поглощен.

Я чувствовал, как моя одежда пропитывается влагой моего пота. А хорошо знакомый со своей индивидуальностью, я знал, что в первую очередь намокнут мои брюки в районе ягодиц. С пятном в таком месте не очень-то приятно находиться среди людей. Я, как воспитанный и культурный человек, заботился об этикете, и подобное проявление моей физиологической особенности не могло меня не беспокоить. А что делать, нам никак нельзя было опаздывать на последний в этом году экзамен. И мы неслись, как угорелые.

Мы, это я и мой друг, однокурсник Эдик – славная парочка, которая весь год опаздывала на лекции профессора Егора Егоровича. Он долго терпел нашу наглость, но, в конце концов, не выдержал и сказал нам, что если мы умудримся опоздать еще и на его экзамен, то он – дословные его слова – безо всякого там точения ляс влепит в наши зачетки «неуд», и дело с концом. У нас не было причин на то, чтобы ему не поверить.

Я жаждал выпить глоток воды, но мой внештатный вдохновитель – пропади он пропадом – не позволял мне сделать это.

– Сдашь экзамен, – сказал Эдик, – и тогда хоть упейся. И не только водой.

Я же готов был обзавестись «хвостом» лишь бы влить в себя стакан холодной воды.

Толпы счастливых людей направлялись на пляж, и мне захотелось увязаться за ними, но мой дружок, будь он не ладен, словно читая мои мысли, произнес:

– И не мечтай. Вот сдашь экзамен и купайся хоть до посинения.

Силы меня оставляли. Куда же я такой? Даже то малое, что я знал, вылетело из моей головы, и я боялся, что это навсегда.

– Ничего, – сказал мой телепат, – главное вовремя появиться, а там выкрутимся, как всегда.

Нам бы в машину сесть, подумал я.

– И не думай. Ты посмотри, какая пробка. Только ножками и успеем, ножками, – выдал мой марафонец.

– Ты не тот институт выбрал, – задыхаясь, проговорил я. – Тебе с твоими способностями угадывать чужие мысли надо было учиться на следователя, а не на гинеколога.

Всю ночь не спать и еще этот кросс! Еще немного и моя голова раскалится, а там и вскипят мои, уже пустые, мозги!

Асфальт плавился и проминался под ногами. Изнемогая от палящего солнца, я, едва передвигая ноги, ждал второго дыхания, не испытывая на сей счет никакого оптимизма. А моему дружку – варвару, бегущему по злополучной дистанции, все было нипочем. Когда он активно занимался спортом, я активно смолил сигареты. Вот и получилось, что в нашем марафоне я выглядел как умирающий лебедь, а он – как дикий конь. Варвар он и есть варвар. Безжалостный инквизитор! Из-за его пренебрежения ко мне его следовало еще не так окрестить.

Выжимая из себя последние силы и будучи реалистом, я понимал, что мои бездарные потуги ни к чему не приведут. В лучшем случае я добегу до института и упаду там, в предсмертных судорогах, а в худшем – это произойдет через метров сто – сто пятьдесят. А поэтому мне по любому экзамен не сдать. Так зачем тогда над собой понапрасну издеваться, подвергать себя такой пытке?

Моему безумию необходимо было срочно положить конец, ибо исход будет непредсказуем. Мне бы чего-нибудь вроде допинга, но где ему было взяться. Короче, я готовился к самому худшему – перед моим мысленным взором вновь возникла печь крематория.

И вдруг я увидел такое, что никак не ожидал лицезреть. Это было для меня даже не допингом, это было нечто большее.

Через дорогу от нас я увидел воплощение моей мечты, мой идеал женской привлекательности, который создавался моим богатым воображением годами.

Она, прелестное чудо, стояла на остановке и мечтательно смотрела перед собой. Завороженный ее красотой, почувствовав к ней мгновенную вспышку притяжения, я остановился и дальше двигаться уже просто не мог.

От легкого ветра передняя часть воздушного сарафана девушки прильнула к ее телу, да так, что можно было по достоинству оценить всю ее фигуру. Очертания плавного изгиба ее бедер, длинных ног и небольшой плотной груди просматривались со всей четкостью, почти так, как если бы она стояла совершенно голая. Ее безупречная фигура, ее колыхавшиеся на ветру шелковистые волосы, и ее лицо, выражавшее некую одухотворенность, сразили мое сердце.

Я представил ее на берегу нашего моря, где она ждет своего возлюбленного из дальнего плавания. И этот возлюбленный не кто иной, как я сам. Меня, подавшемуся радужному возбуждению, влекло к ней магнитом.

– Ты что остановился? – возмутился мой напарник.

– Глянь, какая девушка!

– Нечего на девушек смотреть, вот…

Я не дал ему договорить:

– Если ты сейчас скажешь, что вот сдашь экзамен и тогда встретишь еще уйму таких, я тебя покалечу. Такую я не встречу.

– О ком ты говоришь? – поинтересовался Эдик.

– Вон, на остановке стоит, в сарафане, – указал я.

– А-а-а, так я ее знаю. Ее Даной зовут. У меня и номер ее домашнего телефона есть. – Эдик достал записную книжку. – Вот: 988319. Так что, вперед, а потом позвонишь.

– Да ты что?! Какой ты молодец! – обрадовался я и полез его целовать.

– Ну, ты кончай, не так поймут, – одернул он меня, и я не смог как следует выразить ему свою чрезмерную признательность.

На крыльях неимоверно приподнятого настроения я домчался до института без опоздания. Я так двигал ногами, что всю дорогу мой «идейный вдохновитель» едва за мной поспевал.

Чувства, которые меня переполняли, помогли мне сдать экзамен, и с таким успехом, что Егор Егорович был порядком удивлен, если не сказать, обескуражен. После того, как я ему ответил на все его вопросы, он еще долго смотрел на меня так, словно всезнающий профессор это я, а он, наоборот, мой студент-недотепа. Вот что значит стимул! Видимо, он вырабатывает в организме такое вещество, которое мобилизует мозги в высшей степени!

Вернувшись после экзамена домой, я бросился к телефону и набрал мой заветный номер. После недолгого ожидания на другом конце провода сняли трубку.

– Здравствуйте, – сказал я. – Можно попросить к телефону Дану?

– Я вас слушаю.

Именно такой нежный, звонкий, как колокольчик, голос я и ожидал услышать.

– Вас беспокоит Никита, – представился я. – Ваш номер телефона дал мне ваш знакомый Эдик. Вы же знаете его?

– Знаю, – ответила она.

– Я сегодня вас видел и решил вам позвонить.

– Зачем? – небрежно бросила она.

– Как вам сказать… Зачем парень звонит девушке.

– Это не к чему. И, пожалуйста, не звоните мне больше. А Эдику передайте, что так не поступают.

– Как так?

– Ему не следовало вам давать мой номер телефона без моего на то согласия.

Мои уши пронзили отбойные гудки – штурм оказался неудачным.

Конечно, мне было неприятно, но, надо признаться, подобный поворот событий я предвидел. Не лишенная девичьей гордости, причем, наверняка знавшая себе цену, она не могла вот так сразу отнестись благосклонно к незнакомцу, проявившему к ней свое внимание. Поэтому ее поведение было вполне закономерным явлением. И будет логично и весьма разумно, если я не отступлю и пойду на повторный штурм. Но не сразу, а чуть позже. Однако для этого «чуть позже» необходима была элементарная выдержка, которая, увы, у меня напрочь отсутствовала. Воспринимая сей факт как проявление своей патологической слабохарактерности, но не чувствуя по этому поводу угрызения своей совести, я набрал ее номер вновь, не выдержав в итоге даже минутной паузы.

Мне никто не ответил. Я набрал ее номер еще раз и опять то же самое. Наверно, куда-то вышла, успокоил я себя. Мне не хотелось думать, что она дома и намеренно не берет трубку, поскольку знает, что это звоню я. Мне ничего не оставалось, как периодически ей названивать.

Одержимый желанием заполучить Дану, я ходил из угла в угол, как заводной. Ее образ возникал в моем воображении в самых разных ракурсах, и я чувствовал свой учащенный пульс. Я даже представил ее в своих объятиях стонущую от наслаждения. Картина была столь яркой, что дрожь возбуждения пробежала по всему телу.

Я ей звонил и звонил, а ее все не было. Выглянув за окно на улицу, я не увидел ни единого человека. Еще бы, в такую жару все попрятались кто куда. От взбесившихся лучей солнца одна половина людей скрывалась в своих домах, а другая спасалась от них у моря, где вполне могла находиться и моя Дана, вошедшая в мое сердце так, что ни о чем другом, как о ней, я в не силах был думать.

Я ей названивал каждые десять минут, и таких звонков мне пришлось проделать не меньше двадцати – или около того, а ее все не было. Но я был упрям как никогда, ибо сгорал от нетерпения вновь услышать ее голос, а потому шел до победного конца, за что и был вознагражден – поздно ночью она, наконец, мне ответила.

– Это я, – произнес я загадочно и проникновенно. – Я хочу пожелать вам спокойной ночи.

– Кто вы? – уставшим голосом спросила она.

– Никита.

– Какой Никита?

– Друг Эдика. Я вам звонил сегодня.

– Ясно. Вам что, делать нечего? Послушайте, зачем вам это? Вы же обо мне ничего не знаете, – спокойно сказала она.

Ее тон вселил в меня надежду, да и то, что она не бросила трубку, говорило о многом.

– Во-первых, – сказал я, – вас я видел и мне этого достаточно. Во-вторых, чтобы узнать вас, я и звоню, и логично будет, если вы узнаете меня. Может, мы созданы друг для друга.

Моя последняя фраза показалась мне лишней. Впрочем, решил я, зачем мне что-то не договаривать, когда мое намерение было благородным, я бы сказал, возвышенным!

– Не знаю, для кого созданы вы, а я создана для своего сына, – выдала она.

От полученного «сюрприза» из моих рук выпала телефонная трубка и получился отбой, который в какой-то степени спас меня, ибо в противном случае, я бы не смог сказать ей ни слова. Мой речевой аппарат будто застопорило. Еще бы, услышать такое известие! Голову могу дать на отсечение, что на моем месте любой бы лишился дара речи.

Эта новость не укладывалась в моей голове. У такой молодой и уже ребенок?! Значит и муж есть? Я хотел позвонить Эдику и спросить его об этом, но вовремя вспомнил, что еще днем, сразу же после экзамена, он уехал к своим родителям в другой город. И тут, дурная моя голова, когда я уже немного оклемался от удара, который нанесла мне Дана этим своим сногсшибательным известием, до меня дошла степень моей несообразительности. Какой может быть у нее муж, если Эдик дал мне ее номер? Ну конечно!

Воспрянув духом, я набрал ее номер вновь. Ответа не последовало, должно быть, она отключила телефон, что меня сильно огорчило.

Я спал ужасно. Время от времени просыпаясь, я ощущал от своего бешеного сердцебиения вибрацию моей постели. Я был так возбужден, что это делало мой сон неполноценным. И только под утро, безмятежно заснув, мое сновидение, в котором я занимался с Даной любовью, скрасило всю мою ночь.

Вкусив с Даной во сне умопомрачительные ощущения, она стала для меня еще более желанной, и я жаждал испытать с ней все то же самое наяву. Свой сон я воспринял, как хорошее знамение, поэтому мой предстоящий к ней звонок меня уже не пугал. Некий страх перед перспективой оказаться ею отвергнутым покинул меня окончательно.

Выскочив из постели, я подошел к телефону и набрал ее номер.

– Доброе утро! – сказал я после того, как услышал ее ласковое «алло».

– Кто это? Господи, опять вы, – заговорила она тихо, безо всякого раздражения. – Послушайте, это переходит всякие границы. Если вы не прекратите мне названивать, я буду вынуждена принять меры.

Мне ничего не оставалось, как решительно задействовать всю свою способность на обольщение.

– Дана, – ласково и стараясь придать своему голосу некий шарм, начал я, – уделите мне всего лишь минуту времени. Я не спал всю ночь. Я не могу забыть вас даже на миг. Мне хотелось бы с вами встретиться, ведь вы ничего не потеряете. Может, во мне вы увидите то, что хотите. Я понимаю, у вас ребенок, но вы еще совсем молодая и к тому же красивая. Зачем же преждевременно ставить на себе крест?

Она молчала, и я слышал в трубке ее волнующее дыхание.

– Вы ненормальный, – наконец, робко сказала она. – Хорошо, давайте встретимся.

Где и когда?

– У центрального входа в парк. В два часа. Вас это устроит? – выпалил я.

– Ой, так рано. Такая жара днем.

– Тогда в шесть часов вечера. Как?

– Да, нормально. А как я вас узнаю?

– Я вас узнаю.

– Но все же?

– У меня в руке будет журнал.

– Хорошо.

От радости я поцеловал трубку телефона. Такого ощущения полета от переполнявших меня чувств я еще не испытывал ни разу.

Изнемогая от непомерно тянувшегося времени, я не знал, как дождаться желанной встречи. Каждый прошедший час казался мне целой вечностью, и я захотел передвинуть стрелки часов. Но, понимая, что жизнь по моим часам не пойдет, я от этой глупости отказался. А так хотелось волшебства! Один день волшебства, чтобы властвовать над временем!

Чтобы заставить время идти быстрее, мне нужно было чем-нибудь занять себя. Но, увы, начиная что-либо делать, я, весь охваченный предстоящей встречей, был поглощен мыслями, которые рисовали в моем воображении картины с разными сюжетами, где присутствовал один и тот же мой главный образ – образ Даны. Тогда я замирал, как истукан, и забывал, чем занимался.

* * *

Одному Богу известно, чего мне это стоило, но момента своего выхода из дому на место встречи с Даной я все же дождался. Перед самым выходом я занервничал – у меня стали трястись руки и подгибаться колени. Чтобы успокоиться, я выпил рюмку коньяку и, схватив первый попавшийся мне в руки журнал, вышел на улицу.

По дороге я купил Дане пять алых роз. Я не мог прийти на свидание к девушке своей мечты без цветов.

Я стоял у входа в парк. От выпитого коньяка было больше вреда, чем пользы – он только добавил жар моему телу, которое и так от него изнемогало.

Раскаленный и сердцем и телом, я мысленно попытался проиграть предстоящую встречу и ее дальнейшее развитие.

Я представил себе, как появилась Дана, которая, едва заприметив меня, засветилась от радости. Моя внешность не обманула ее надежд, и ей не пришлось сожалеть о том, что она пришла ко мне на свидание.

Мы прогуливаемся с ней по благоухающей от запаха цветов аллее, где шевеля своими сладкими губами, она говорит с непередаваемым очарованием, а я слушаю ее, не отрывая от нее своего восхищенного взора.

Мы неторопливо идем, а вокруг нас много людей, перед которыми меня распирает чувство гордости от присутствия рядом со мной такой красивой спутницы.

В своем представлении я вижу, как мне завидуют все мужчины, которые не могут скрыть своего желания оказаться на моем месте. Даже женщин не оставляет равнодушными совершенство моей Даны.

Мы бродим по парку и не замечаем, как попадаем в утопающее в зелени укромное место, где из земли бьет источник. Этот изумительный уголок природы настраивает нас на романтический лад, и мы начинаем говорить о любви. Наши души родственны, и мы сближаемся все ближе и ближе.

Меня охватывает безумное желание заключить Дану в свои объятия, и я, затаив дыхание, прижимаю ее к себе, ощущая ее восхитительно нежный стан и упругую грудь. Трепещущая Дана податлива, потому что она испытывает ко мне, как и я к ней, безумную страсть.

Наши губы соприкасаются, и я слышу: «Никита!»

Меня окликнули, и мои мечты вмиг развеялись.

Прозвучавший голос принадлежал моей Дане, однако вместо нее я увидел незнакомую мне девушку: она была старше меня, причем, выше меня ростом и очень полная, я бы сказал, мощная. Рядом с ней я выглядел форменным дистрофиком. Она держала за руку мальчика, лет шести, который жадно облизывал мороженное.

– Это вы Никита? – спросила девушка. – Я утвердительно кивнул головой. – Ну вот, я пришла. А это мой сын Петя. Он тоже пришел на тебя посмотреть.

Мне захотелось вырвать у мальчишки его лакомство и обмазать им свою физиономию. От холодной липучей массы я надеялся проснуться. Но все происходящее со мной, увы, не было кошмарным сном.

Я готов был провалиться сквозь землю, мой разум отказывался воспринимать что-либо. Что-то вроде затмения произошло в моей голове. А когда, наконец, пришло просветление, я понял, что был жестоко разыгран Эдиком. Он дал мне номер этой знакомой ему девушки, а не той, какая повстречалась мне в день экзамена. А я, как настоящий простофиля, попался на его удочку.

– Это цветы мне? – спросила моя «мечта».

– Вам, – ответил я «прелестному» созданию.

– Пошли, – сказала она.

С одной стороны меня схватил за руку мальчишка, а с другой – она. Как арестанта они повели меня в парк.

От пережитого я вспотел, и мои брюки на ягодицах намокли. Глядя на свой конвой, мне ничего не оставалось, как успокоить себя невеселой мыслью: видимо, не судьба человеку с мокрыми штанами, быть рядом с божественным созданием, какой была та девушка – истинная моя мечта «Дана», которую я повстречал на остановке в день последнего экзамена.

Хавно

Мечта сбылась! Наконец, Иван Иванович на старости лет в захудалой деревушке приобрел небольшой запущенный участок с домом, вернее, не с домом, а с самым что ни на есть сараем, чей мрачный и ветхий вид мог удручить кого угодно. Собака, да и та, наверно, не захотела бы там обосноваться. Однако сей факт не огорчал старого человека – какая-никакая, а все же была крыша над головой. Что дом, рассуждал изможденный городским круговоротом Иван Иванович, главное – воздух, тишина и перспектива вечной возни на огороде. А дом со временем можно перестроить – это на худой конец, а в лучшем случае, снести его совсем и построить новый.

Первым делом Иван Иванович решил заиметь на своем кусочке земли независимый источник воды, а именно, колодец. Для осуществления этой цели Иван Иванович привлек себе в помощь Коляна – самого молодого жителя деревни и это несмотря на то, что он давным-давно перешагнул полувековой рубеж своей жизни. Он был несколько придурковат, виной чему были его частые и продолжительные запои. Одним словом, такая вот фраза, как «пропил все свои мозги» касалась его непосредственно. Кстати, справедливости ради, надо отметить, что его придурковатость сглаживала его добродушие. Ну, безобидным был алкоголик Колян. Впрочем, как и весельчаком тоже.

Ранним утром Колян прикатил к Ивану Ивановичу на велосипеде, на верном для деревни средстве передвижения. Год выпуска его железного коня совпадал с годом его рождения. Хозяин будущей фазенды уже ждал своего новоявленного помощника с двумя лопатами в руках.

– Иван Иваныч, – закричал Колян, спрыгивая с велосипеда, – а покрышки у вас есть?

– Какие еще покрышки? – удивился Иван Иванович.

– Ну, как же, для колодца.

– А зачем они нужны?

– Ну, как же, чтоб колодец изнутри обложить.

– Надо же, – почесал затылок Иван Иванович, – а я и не знал о таком способе.

– Нужны старые покрышки. От ЗИЛа в самый раз подойдут. На свалке у трассы их уйма.

– Надо будет взять тогда. Но сейчас на метра два прокопать можно же. Обвала, думаю, не будет.

– Не-а, не будет, – сказал Колян, хватая с рук Ивана Ивановича одну лопату.

– Где копать будем?

Иван Иванович вонзил лопату в землю у своих ног.

– Вот здесь и будем. Как раз у будущего огорода.

– Здесь, так здесь. Сейчас перекурю, и начнем, – сказал Колян, присев на корточки.

Иван Иванович вскопал землю по кругу диаметром в один метр.

– Ну вот, границы колодца обозначены, – сказал он, тяжело дыша. – Однако нелегкое это дело, копать колодец.

– Это с непривычки, – подал голос Колян, пуская дым с дешевой сигареты. Он достал с кармана бутылку пива. – Сейчас пивком подкреплюсь и вас заменю.

Продолжив копать, Иван Иванович спросил:

– Колян, скажи, ты женат?

– Был.

– Разошлись?

– По бумагам, нет. А по сути, да. Сбежала она от меня, стерва.

– К другому?

– Да.

– Необидно?

– Нисколько.

– А дети есть?

– А как же. Дочка.

– Большая?

– Да, кобыла уже.

Иван Иванович бросил на Коляна укоризненный взгляд:

– Колян, ну что же ты так грубо про дитя.

– А как есть, так и говорю.

Иван Иванович покачал головой.

– С матерью живет?

– Нет, одна, в городе.

– Чем занимается?

– Проституцией, – ответил Колян таким невозмутимым тоном, словно занятие его дочери было самым обычным делом.

Иван Иванович вновь покачал головой.

– Да, печально, – буркнул он себе под нос.

– А вы-то сами женаты? – спросил Колян.

– А как же.

– И дети есть?

– И дети есть и внуки. Вот, наведу здесь немного порядок и привезу жену. А там и дети с внуками, надеюсь, будут приезжать.

Колян, присосавшись к бутылке с пивом, уже лежал на траве. Он счастливо улыбался, щурясь от первых лучей солнца. Орудуя лопатой, Иван Иванович бросил на него косой взгляд.

– Иван Ивыаныч, – зазевал Колян, – а у вас ловко получается. Сейчас я вас заменю. Вот пиво допью и заменю. Сейчас… Сейчас…

Он захрапел, и бутылка с пивом выпала из его рук.

Храп Коляна очень органично вписался в трудовой порыв Ивана Ивановича, чей ритм он подхватил в своей работе, сам того не осознавая. Под каждый храп Коляна, придерживаясь его темпа, он загребал лопатой землю и отбрасывал ее в сторону. Ну, а когда храп ненадолго прерывался, Иван Иванович переводил дух. Получился самый настоящий дуэт, где первым номером выступал Колян, который об этом даже не догадывался. Работа, что называется, кипела, и Иван Иванович не заметил, как благодаря своему немощному помощнику прокопал яму глубиной в полметра.

За это время небо заволокло тучами, и заморосил дождь, чьи первые капли разбудили Коляна.

– Надо бы перекурить, – первое, что он произнес, но, взглянув на результат труда Ивана Ивановича, в нем заговорила совесть, и он взял в руки лопату.

Едва он начал работать, его лопата вонзилась в какой-то твердый предмет.

– Вот те на! Что такое?! – возмутился Колян.

Разгребая руками землю, он обнаружил из неизвестного ему материала глыбу, которая уходила вглубь и вширь ямы.

Заметив возню Коляна, Иван Иванович спросил:

– Что там?

– А хрен его знает. – Он, как следует, очистил глыбу от земли. – На кость похоже. Но такой громадной она же не может быть.

– Почему же? – заметил Иван Иванович. – Например, кость динозавра. Ты разгреби ее побольше. А там посмотрим.

– Откуда здесь взяться динозавру, – возразил ему Колян и взялся за раскопки костяной глыбы. – Может, эта археологическая ценность?

– Возможно. От усилий Коляна круглая яма стала продолговатой.

– Конца и края нет этой костяшки, – проворчал он.

– Надо же нарваться так, – расстроился Иван Иванович. – Столько прокопать и так упереться.

– И не говорите. Нет бы, на клад напороться, – вставил Колян.

Тут ему попался необычный, размером с ладонь черный камень, который поблескивал, особенно под лучами вновь вышедшего солнца. Подобный камень он никогда раньше не видел.

– Что, там еще? – поинтересовался у него Иван Иванович.

– На каменный уголь похож, – сказал Колян, передавая ему в руки находку.

– Похож, – согласился с ним Иван Иванович. – Только каменный уголь хрупкий, а этот твердый, хотя тоже легкий, как и уголь. Кстати, своей структурой он похож на кусок застывшей лавы. Знать бы, что это.

– Иван Иваныч, – воодушевился Колян, – а давайте я смотаюсь к Петровичу. Он наверняка знает, что это такое. Он наш, деревенский, тут неподалеку живет.

– С чего ты взял, что он знает?

– Так он, того, много лет проработал в городе в краеведческом музее. И про эту костяшку может, что подскажет.

– Ну, смотайся. А я пока чай поставлю.

Колян сел на велосипед:

– Я мигом.

Не успел Иван Иванович согреть воду для чая, как Колян вернулся. С ним на велосипеде на месте багажника чинно восседал худощавый старик с широко растопыренными врознь ногами, которые едва не касались земли. Он был в шляпе, при галстуке и, тем не менее, глядя на него, Иван Иванович сильно засомневался в его познаниях археологии.

Петрович напустил на себя очень умный вид.

– Ну, показывайте свои находки, – сказал он, подтягивая узел на галстуке.

Чувствовалось, что он очень серьезно относился к роли консультанта.

Его подвели к яме.

– Вот, – сказал Колян, указывая на глыбу, – видишь Петрович, какая хреновина. Иван Иваныч говорит, что это может быть кость динозавра.

Петрович надел очки.

– Чтобы что-то сказать, надо ее полностью раскопать. – Он сложил руки на груди. – Но уже сейчас можно констатировать тот факт, что эта кость от сородича динозавра.

– Ну, допустим, а это что? – спросил Колян, показывая ему найденный черный камень.

Петрович, повертев камень в руке и так и этак, сделал заключение:

– Да чем угодно это может быть. Хотя бы гавном этой самой твари.

– Как гавно? – хихикнул Колян.

– Очень просто. За много лет вступая в реакцию с газами земли, а также со всякого рода отложениями оно и стало вот таким.

– А вообще-то, что-то гавнистое в нем и правда есть, – сказал Колян. – Форма, вот что! Гавно, упавшее с высоты, имеет такую вот расплющенную форму. А задница этой твари, судя по этой кости, была расположена ну очень высоко.

– Верно мыслишь, – поддержал его Петрович. – Должно быть, этого добра еще много здесь вокруг этой кости.

Послушав Петровича, Иван Иванович спросил у него:

– Скажите, а чем вы занимались в музее?

– Я сторожем там работал, – ответил он, а потом гордо добавил: – Десять лет.

– Давайте чай пить, – все, что мог выдавить из себя Иван Иванович в ответ бывшему работнику музея.

У Коляна загорелись глаза, и он заметался.

– Иван Иваныч, – произнес он, – Иван Иваныч, а может того, по сто грамм? Как-никак, археологическая находка, так сказать, открытие… Отметить бы. Петрович ты как?

Петрович подтянул узел галстука и, покашливая, сказал:

– Не возражаю.

– Для кого-то может, это и открытие, а для меня одна головная боль, – в печали поведал Иван Иванович.

– Вот и подлечим ее, – не отступал Колян от своего предложения.

– Согласен, – сухо вставил Петрович.

Иван Иванович махнул рукой:

– А, черт, давайте, раз день не удался.

– А, по-моему, удался! – засиял в улыбке Колян.

– Несомненно, – не без основания для себя подтвердил Петрович.

Оставив найденный камень у ямы, новоявленная троица расположилась во дворе на травке, разложив трапезу на маленьком раскладном столике. Они благополучно выпили и закусили.

– Наверно, надо бы сообщить о находке куда следует, – сказал Иван Иванович.

– А куда следует? – спросил Колян. – Петрович, скажи.

Петрович задумался. После затяжной паузы он изрек:

– Мой совет, закопать эту яму и пусть покоятся эти останки с миром. Если сообщить куда следует, то набегут сюда и все переворошат тут вам. И будут ворошить не один месяц. Они же кисточкой буквально будут вести раскопки.

– Кисточкой?! – воскликнул Колян.

– Именно. А тебе это надо Иваныч? И что ты сделаешь за лето на своем участке? Ничего.

– А верно говорит. Голова! – поддержал Петровича Колян.

– Если бы за беспокойство деньги заплатили, тогда ничего, – продолжил Петрович. – Но ведь не дадут же ни хрена.

– Это точно, – вновь поддержал Петровича Колян.

Троица вновь выпила и закусила. Возобновил беседу Иван Иванович:

– Интересно все же, какого же она размера эта кость?

– Большая, – ответил ему Петрович.

– Очень большая, – уточнил Колян.

– Я представляю, какая эта громадина была в живом виде. Наверно, тонн пятнадцать весила, – предположил Иван Иванович.

– Вероятно, – согласился с ним Петрович.

Колян разлил водку по стаканам. Чувствовалось, что в его душе настоящий праздник. Подняв стакан, он обратился к Ивану Ивановичу:

– Какие будут планы у нас, командир?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, на счет колодца.

– А что на счет колодца. Будем в другом месте рыть.

– А где?

– Посмотрим. Не хватало еще, чтобы и на другом месте наткнуться на подобное.

– Тогда выпьем за то, чтобы этого не произошло.

Опустошив стакан, Колян пошел по нужде и ни куда-нибудь, а к яме. Подойдя к ней, он про нужду напрочь забыл. И не только о ней. Будучи захмелевшим, он вмиг протрезвел. Причиной всему этому стал тот самый найденный им камень, на который он смотрел, разинув рот. Простояв так минуту-другую, Колян попятился назад, в результате чего, зацепив ногой лопату, повалился на землю. Поднявшись, он пулей рванул к Петровичу и Ивану Ивановичу.

– Там, там, – загорланил он. – Там наше гавно!..

– Что? – в два голоса спросили у него Петрович и Иван Иванович.

– Идите со мной. Вы не поверите…

Троица подошла к яме. Наступила немая сцена. Неизвестный черный камень, найденный Коляном, стал бесцветным. Теперь его легко можно было спутать с алмазом.

Иван Иванович посмотрел на Петровича.

– Знаток археологии, и это ты называл гавном.

Петрович, глазом не моргнув, сказал:

– Если гавно заблестело, это не значит, что оно перестало быть гавном. Реакция с дневным светом и вот результат.

– Это ж надо! – восторгался Колян. – Кто бы мог подумать. – Он взял камень в руки. – Может, он денег стоит?

– Возможно, возможно, – закивал Петрович.

– Как же возможно? – насмешливо спросил Иван Иванович. – Гавно разве может что-то стоить?

Петрович в очередной раз подтянул узел галстука. Оставаясь невозмутимым, он ответил:

– Напрасно шутишь, Иваныч. В мире есть не одно гавно, которое стоит огромных денег.

– Ты философ, Петрович, – произнес Иван Иванович. – Объемно мыслишь.

Компания вновь стала выпивать. Теперь же неизвестный камень занял почетное место в центре столика рядом с бутылкой водкой, второй бутылкой. От выпитого у каждого из них, правда, в разной степени, стал заплетаться язык. Конструктивно обсудив все наболевшие проблемы человечества, они вновь остановились на находке.

– Надо бы отвезти его в город, – тыкая пальцем по камню, сказал Петрович, – в наш музей к Сергею Сергеевичу. Он специалист, как и я. – Он ударил кулаком по столику. – Сергеич подтвердит, что это гавно!

От удара Петровича вздрогнул Колян, который умиротворенно умилялся неизвестно чему.

– Да, – ожил он, – надо отвезти.

Иван Иванович, подперев руками подбородок, едва открывая рот, спросил:

– А кто такой Сигей Сигеич?

– Директор музея, – ответил Петрович. – Доктор наук.

– Поехали к нему, – вставая, сказал Иван Иванович.

– Поехали, – присоединился к предложению Ивана Ивановича Колян.

– Поехали, – не стал возражать Петрович.

Прихватив с собой находку, они направились в город. По пути, пока ехали в автобусе, они несколько протрезвели и Иван Иванович назвал их совместный вояж идиотской выходкой, с чем Петрович и Колян согласились. Но было уже поздно возвращаться, и они решили довести дело до конца.

* * *

Сергей Сергеевич, директор музея и как единственный его сотрудник, принял подвыпившую троицу в своем маленьком кабинете. Принесенную ему находку он разглядывал очень внимательно, разве что на вкус не опробовал ее. Троица, в свою очередь, обступившая со всех сторон Сергея Сергеевича, внимательно следила за его реакцией.

Наконец, после продолжительного осмотра, Сергей Сергеевич сказал: