Текст книги "Мужская солидарность (сборник)"

Хорошо, что вся эта история произошла в этом доме, а не в нашей городской квартире. Если бы она приключилась там, то, как бы я вынесла труп?! Какой ужас! Представить себя с пилой и топором, которая подобно каннибалу расчленяет человека, я не могла. Это было не в моих силах.

Мне опять позвонила Наташа.

– Мама, – сказала она, – я буду к вечеру. Решила заехать к подруге.

– Хорошо, – с облегчением на душе согласилась я с ее желанием.

– Игорь не звонил? – спросила она.

– Нет, – ответила я и повесила трубку.

«Пусть думает, что связь сорвалась, – сказала я сама себе. – Если перезвонит, трубку не возьму».

К счастью, она не перезвонила.

Более позднее возвращение Наташи стало для меня своего рода спасением, ибо наше с ней общение в течение половины дня я себе не представляла – не было никакой гарантии, что за столь продолжительное время у меня получится скрыть от нее свое волнение. И это при всем том, что я никогда не считала себя слюнтяйкой. Ах, стоит ли об этом говорить, когда на моем месте спасовал бы и не из робкого десятка мужчина.

За что мне выпала такая доля? Какая сила ввергла меня во всю эту неприятность? Ах да, я уже отвечала сама себе на этот вопрос – все дело в проделках нечисти. И зачем я только родилась? До моего рождения на земле было несколько эпох, где были холод, голод, болезни, наводнения, землетрясения, воины – уйма всего! Я же ничего не видела, не ощущала – меня не было! Я что-то потеряла? Нет. Самая большая ошибка человека, это его рождение, да и то, это не его личная ошибка. О нашем рождении нас никто не спрашивает. Я здорова, моя дочь здорова, у меня деньги куры не клюют, а я жалею о своем рождении. Ирония судьбы.

Наташа приехала под вечер, как и обещала. Прильнув взглядом в экран телевизора, я сделала вид, что увлеклась бразильским сериалом.

– Мама, с каких это пор тебя стали интересовать мыльные оперы? – войдя ко мне в комнату, весело сказала она. – Хотела поставить машину в гараж, а он заперт.

Мое сердце ушло в пятки.

– Ничего страшного, оставь ее во дворе. Куда-то ключи подевала. Завтра найду, – сказала я, стараясь придать своему голосу беспечный тон.

– Ты не поужинаешь со мной? – спросила она.

– Нет, поешь без меня. Мне что-то не хочется, – ответила я, чувствуя, что мой голос начинает дрожать.

– Ты решила худеть? – хихикнула Наташа.

Поужинав, Наташа, по своему обыкновению, пошла принимать душ. Невзирая на свою уверенность, относительно вычищенной ванной комнаты, я боялась, что там, вопреки всему, она обнаружит капли крови. Но славу богу, мои опасения были напрасны.

После душа, к моему счастью, Наташа, сославшись на усталость, ушла к себе в комнату. Я так и не была готова на общение с ней, и ее уход облегчил мою участь.

Я ерзала в кресле. От находившегося в доме трупа, мое сердце разрывалось на части.

«А может, он еще не умер?» – вдруг подумала я и перед моими глазами вновь возникла сцена убийства.

Большое количество крови, которое я заново увидела на полу в своем воображении, убедило меня, что мои сомнения по части его смерти беспочвенны. Человек, потерявший столько много крови, остаться в живых никак не смог бы.

«Тело, тело, тело – повторяла я. – Пока я не избавлюсь от него, говорить о каком-нибудь спокойствии не приходиться».

Доносившаяся из комнаты Наташи музыка, меня раздражала как никогда, и мне не терпелось дождаться минуты, когда она умолкнет. Это стало бы знаком того, что Наташа заснула.

Мое желание исполнилось в полночь.

Убедившись, что Наташа на самом деле спит, я взяла ключи от машины Игоря и прошла в гараж.

Дабы не разбудить шумом мотора дочь, мне пришлось толкать «восьмерку» за ворота нашего двора. Хорошо, что по направлению к воротам был небольшой спуск, поэтому со своей задачей я справилась без особого труда.

Там, уже смело, включив мотор, я поехала к пруду, который находился посреди леса на относительно небольшом расстоянии от дома. Я часто ездила туда с мужем и знала этот водоем и окружавшую его местность вдоль и поперек.

Пока я не заехала в лес, была опасность встретить случайных очевидцев моего ночного вояжа. Но на мою удачу мне никто не повстречался.

По пути мне попалось большое бревно, которое я никак не могла объехать. Я вышла из машины и стала толкать это злосчастное бревно, которое сдвинуть с места, как оказалось, у меня не было никакой возможности. А тут еще хлынул дождь, и я в секунду промокла до нитки, от чего у меня едва не случился приступ истерики. Прекрасно понимая, что для того, чтобы справиться с бревном, нужна куда большая сила, чем моя собственная, я присела на бревно и попыталась успокоиться, после чего мои мозги сразу же выдали решение проблемы. Все оказалось просто, нужно было столкнуть бревно с дороги машиной. Однако, к несчастью, машина лишь забуксовала от него. Я попыталась сбить бревно с разгона, но и эта моя задумка оказалась тщетной: машина получала вмятины, а препятствие оставалось на месте. Мне пришлось пойти по другому пути: я со страхом открыла багажник и обнаружила там то, что хотела, – трос. Но, чтобы достать его и воспользоваться им, мне нужно было приподнять тело Игоря, на что я долго не решалась. Наконец, набрав мужества, ибо у меня не было другого выхода, я приподняла труп Игоря и достала из-под него трос, зацепив один его конец за машину, а другой – за бревно. Делая на машине рывки, я, наконец, освободила себе дорогу. Но тут новая напасть – заглохла машина. Я несколько раз пыталась ее завести, но она никак. Я в исступлении закричала, обрушив шквал ударов по рулю, отчего раздался сигнал, до смерти напугавший меня.

Вновь взяв себя в руки, я, словно это был мой последний шанс, затаила дыхание и медленно повернула ключ в замке зажигания. К моей радости, мотор завелся и я, страшась даже пошевельнуться, продолжила путь к намеченной цели.

Через двадцать минут я была у водоема – в богом забытом месте. Мой выбор упал на эту глухомань потому, что здесь была подходящая глубина пруда, а главное – на этом месте был высокий берег, с которого было легко столкнуть машину в воду.

Я вышла из машины. В безлунной ночи стояла мертвая пугающая тишина. В любом другом случае, да в такой поздний час, я бы одна никогда сюда не приехала. Но в моем безвыходном положении меня не испугало бы даже ночное кладбище, причем, моим решительным и смелым действиям помогала некая одержимость, невесть откуда взявшаяся у меня.

Столкнув машину в водную бездну, я хотела верить, что там ее никто и никогда не отыщет.

После того, как утих шум пузырей, что бурлили при погружении автомобиля в воду, я пошла обратно домой.

Избавившись от трупа и машины, я стала бояться темноты леса. Надо думать, меня покинула моя одержимость. Очевидно, оказав мне помощь в решении моей главной проблемы, она посчитала свою миссию выполненной. А она, ах как мне нужна была еще на два часа, поскольку столько времени у меня ушло на то, чтобы выбраться из леса.

Я благополучно добралась до дома. Наташа спала, рухнула на кровать и я. День и ночь отняли у меня все силы – и душевные, и физические. И это был еще не конец.

* * *

Утром я проснулась вся разбитая: болели ноги, руки, все мое тело казалось мне одним большим синяком.

Шум мотора, доносившийся со двора, заставил меня встать и выглянуть в окно – это уезжала в университет Наташа. Заметив меня, она послала мне воздушный поцелуй.

Сколько в ней было радости, желания жить – она светилась подобно солнечному лучику. Разве я могла допустить, чтобы какой-то прохвост заполучил этот мой единственный бриллиант, перед которым меркло все мое богатство.

Наташа меня вдохновила, и я была готова действовать дальше.

Кое-как собравшись, я взяла ключи от квартиры Игоря и, сев в свою машину, поехала к нему домой с надеждой на то, что до своего последнего дня он проживал там же, где я имела несчастье уже раз побывать.

Я остановилась на тихой безлюдной улочке недалеко от его дома, надела парик, нацепила очки и вышла из машины. При таком параде меня не узнала бы даже собственная дочь.

Не без трепета я вошла в дом, поднялась на третий этаж к известной мне двери и, прежде чем воспользоваться ключами, позвонила. Если бы кто-то вышел на звонок, я бы сказала, что ошиблась квартирой.

Мне повезло, на звонок никто не отозвался, и я вставила ключ в замочную скважину. А замок не открывался, и я подумала, что вставленный ключ ему не принадлежит. От посетившей меня мысли задрожали руки, к тому же послышались шаги на лестнице – кто-то поднимался, тяжело дыша. Совсем разнервничавшись, я стала бессистемно крутить ключом. Шаги приближались, а замок не поддавался. И в самый последний момент, когда я едва не вынула ключ, чтобы приближавшийся человек не увидел мою возню перед чужой дверью, замок щелкнул.

Судя по шуму шагов, в моем распоряжении оставались секунды, чтобы успеть открыть второй замок. Вставив в него ключ, я открыла его одним быстрым движением. И уже чувствуя за своей спиной дыхание неизвестного, который вот-вот мог появиться на лестничной площадке, я прошмыгнула в квартиру, тихо закрыв за собой дверь.

Взглянув в дверной глазок, я увидела как человек, из-за которого мне пришлось изрядно понервничать, вошел в квартиру напротив.

Я перевела дух и оглядела знакомое жилище.

Квартира вызвала у меня отвращение. Обшарпанные стены, спертый воздух, убогая мебель, одним словом, нищета – та самая, что роднила ее с Игорем, с его сущностью. Как я могла не заметить это в ту ночь?! Ах, что и говорить, слепа была, и к своему стыду виною тому стало то, что стало. Вновь вспоминать о причине уже невыносимо.

Я принялась собирать все личные вещи Игоря. Прикасаясь к ним, я испытывала особую брезгливость и в тоже время страшную неловкость – меня не покидало ощущение того, что я мародер. Снимая с вешалок его одежду, у меня было такое впечатление, что я снимаю их непосредственно с трупа.

Уложив вещи в сумку, которую я принесла с собой, я с чрезмерным удовлетворением побросала туда все диски, а затем и видеокамеру, стоявшую в шкафу – замаскированную и готовую в любую минуту к съемке.

– Все, доснимался! – бросила я в сердцах.

Из всех оставшихся вещей и предметов, которые могли бы еще принадлежать Игорю, это телевизор и DVD-плеер. Телевизор я тут же отмела в сторону в виду его огромного размера и года выпуска. Этот «ящик», произведенный еще в советские времена, никак не мог принадлежать Игорю. Он бы никогда не купил такой, даже если и захотел – такую технику просто не продавали. Ну и, конечно же, эту махину он бы вряд ли привез из своего Саратова. Скорее всего, этот телевизор принадлежал хозяевам квартиры. Такую рухлядь им не жалко было оставлять ему, впрочем, как и старый диван, побитый шкаф и не первой свежести кухонную мебель. Поэтому я пришла к выводу, что можно забрать только DVD-плеер. Он был небольшим, да к тому же занял в сумке столько место, сколько в ней и оставалось.

Перед своим выходом я опять посмотрела в дверной глазок и, удостоверившись, что на лестничной площадке никого нет, тихо покинула квартиру.

– Прощай! – вырвалось у меня.

В машине я сняла парик, очки и поехала туда, где утопила машину с трупом.

Мне оставалось совсем немногое – избавиться от сумки, что я благополучно сделала у пруда, предварительно засунув в нее пару тяжеленных камней. Для этого мне пришлось вынуть из сумки DVD-плеер, который я утопила отдельно.

– Вот и все, конец, – сказала я, обращаясь к воде.

Поступив подобным образом, мною двигало стремление создать впечатление о том, что Игорь якобы переехал на другую квартиру, о чем он никого не известил.

Не сделай я этого, наличие вещей Игоря в квартире и его исчезновение вызвали бы ненужные суждения, которые могли толкнуть кое-кого обратиться в полицию. Короче, своим поступком я предотвращала розыск Игоря полицией. Ну, хотя бы в ближайшее время, что тоже было совсем неплохо для меня.

Я вернулась домой. Взяв из сейфа написанную Игорем записку, я опустила ее в наш почтовый ящик.

Точка в сокрытии убийства была поставлена. Я сделала все, на что была способна. В этом я преуспела, но меня ожидало очередное испытание и не менее тяжелое, чем то, что мне пришлось выдержать с момента появления в нашем доме Игоря. Мне предстояло еще увидеть и пережить Наташину реакцию на записку – для нее неожиданную, лишенную всякой логики. Как матери мне было небезразлично ее переживания по поводу потери своего возлюбленного. Ах, что поделать, это был тот случай, когда болезненное лечение освобождало организм от заразы, готовой его убить.

Уж лучше бы Игорь взял деньги и исчез. Для Наташи такой исход ничего бы не изменил, а для меня – да. Поступи он так, я бы сочла это для себя за огромное счастье. Как говорится, все познается в сравнении, и поэтому для меня потеря двадцати тысяч было бы куда лучше, чем оказаться убийцей с перспективой оказаться за решеткой. Знать бы, что произойдет, я бы не пожалела отдать в загребущие руки Игоря и вдвое больше, лишь бы не допустить эту трагедию.

Ах, как иногда хочется, чтобы жизнь была подобна пленке на кассете, которую можно прокрутить назад и стереть на ней любой неугодный тебе кусок.

Секундная вспышка, секундное помутнение разума и происходит непоправимое, происходит беда, и нет никакой возможности что-то изменить.

Да, я пыталась оградить свою дочь от Игоря, но его смерти не желала, однако, факт остается фактом – я душегубка. Я взяла грех на душу.

Я бесцельно бродила по дому, рассматривая его так, будто с ним прощалась.

Я думала о том, что когда-то каждый уголок нашего дома был освещен светом счастья и любви. Царившая в доме атмосфера тепла и доброжелательности заряжала благоприятной энергией всех, кто его посещал. Я еще не знала такого человека, который раз побывав в нашем доме, не стремился бы навестить его вновь. Дом не давил, никогда не раздражал. Приветливый и уютный, он совсем не надоедал. Он привязывал к себе так, что не хотелось его покидать даже на короткое время. Ах, разве я могла предположить тогда, когда только поселилась в доме, что останусь жить в нем без мужа еще будучи молодой женщиной. Разве я могла знать тогда, что этот дом окажется местом убийства, причем, совершенного мною.

Я подошла к окну. Пасмурный день вполне соответствовал моему настроению.

Деревья в саду сбросили листву, от чего ветки приняли некий колючий и отчужденный вид. Надо было собрать опавшие листья, но в ожидании Наташи руки не поднимались на это, как и не поднимались они ни на что другое.

Растущие у ворот две пушистые ели радовали глаз. Мы посадили их первыми: одну посадила я, а другую мой муж. Мы хотели, чтобы они, вечнозеленые, олицетворяли нашу вечную любовь. Его не стало, я тоже рано или поздно уйду, и кто-нибудь, когда-нибудь их срубит. Ах, как глупо, все глупо.

Шум машины заставил меня вздрогнуть – это приехала Наташа. Заехав во двор, она вышла из машины и как обычно заглянула в почтовый ящик. Наблюдая за этой сценой, я испытала глубокую душевную боль.

Достав конверт из ящика, Наташа прочитала записку. Потом, словно не поверив своим глазам, она прочитала ее еще раз.

От трясущихся ее рук, хаотично задергалась записка, да так, что, пытаясь прочитать ее вновь, она была уже не в состоянии. Причем, это не позволяли ей сделать и заполнившие ее глаза слезы, из-за которых в записке смазывались все буквы.

Наташа прислонилась к забору и, протирая его своей спиной, опустилась на корточки. Ее взор обратился в мою сторону и я, желая остаться незамеченной, спряталась за штору.

Просидев с минуту в сетях всепоглощающей печали и обиды, Наташа кинулась в дом. Я же поспешила на кухню, где сделала вид, что занимаюсь хозяйскими делами.

Вбежав в гостиную, Наташа схватила телефон. Куда она стала дозваниваться, догадаться было не трудно. Не решаясь выйти к ней, я оставалась на кухне и в лихорадочном состоянии ожидала продолжения ее действий.

От чувства своей вины я возненавидела себя, как и вновь возненавидела Игоря. Появись он в эту минуту, я бы была способна его убить повторно и преднамеренно.

Наташа набирала номер телефона, давала отбой и набирала его снова.

– Мама! – наконец, закричала она.

Я собралась духом и решительно вышла к ней. Такой заплаканной я никогда ее не видела: ее жалкий вид кольнул меня в уже израненное мое сердце.

– Что с тобой, доча? – спросила я.

Наташа протянула мне записку.

– Ты посмотри на это, – всхлипнула она, – разве такое может быть? Это что, злая шутка?

Я пробежала глазами по знакомому тексту.

– Ташенька, – сказала я, – что же ты так расстраиваешься? Надо же все выяснить для начала. Ты звонила ему?

– Да, но его телефон не отвечает.

– Ты успокойся. Сама говоришь, что это может быть шутка.

– Как же можно так шутить?

– Не знаю, но в любом случае, тебе не стоит так реагировать: будь то правда или нет.

– Значит, ты допускаешь, что это может быть правдой? – ужаснулась она.

– В конце концов, – не выдержала я, – то, что легко уходит, за это переживать не стоит.

– Что ты говоришь, мама?! – воскликнула она, глотая слезы.

Наташа убежала в свою комнату. В моих руках осталась записка, которую ввиду ее важности, я аккуратно спрятала в комод. При необходимости она могла сослужить мне неоценимую услугу: записка, написанная рукой Игоря, представляла собой лучшее доказательство того, что он в отъезде, а не там – в компании водных обитателей.

Утешенная этой неожиданно открывшейся для меня значимостью записки, я прошла к Наташе.

Она лежала на кровати поверх одеяла, уткнувшись лицом в подушку. Я присела рядом с ней.

– Мышка, успокойся и не терзай себя, – обняв ее, сказала я. – А не то, я тоже заплачу. Я не могу видеть тебя такой.

В своих словах я вдруг обнаружила для себя эффективное оружие в борьбе с Наташиным расстройством, мне лишь следовало добавить еще огоньку. «Если Наташа, – подумала я, – увидит как мне плохо, то она будет меньше на себе зацикливаться, что позволит ей быстро выбраться из мерзопакостного состояния».

В своих мыслях я показалась себе жестокой, однако здравое суждение было необходимо мне. Я не хотела видеть у Наташи и слезинку, не говоря уже о потоке ее слез. А посему мне надо было любой ценой, как бы жестоко это не выглядело, сделать все возможное и невозможное, чтобы она как можно скорее забыла Игоря и вновь обрела спокойствие. Чтобы она вновь зажила вместе со мной прежней жизнью, той, которой жила до встречи с ним.

– Если ты будешь себя изводить, – сказала я трагично и убедительно, добавляя таким образом тот самый огонек, – я не выдержу и умру. После смерти твоего отца, я не перенесу второго переживания, и ты останешься одна.

Наташа кинулась ко мне и, нежно обхватив руками мою поясницу, уткнулась в мой живот. Ее порыв я восприняла не иначе, как верность моего решения – сказанное мною подействовало на нее должным образом.

Поцеловав Наташу, я еще раз осознала свою огромную ответственность за ее молодую жизнь.

От Наташи веяло детством, ее младенческим запахом. Такой особый запах мог исходить разве что от ангелочка. Впрочем, она и была для меня ангелочком. Я не удержалась и стала покачивать Наташу, как малютку.

Чувства материнства переполняли меня через край. Эти ни с чем несравнимые ощущения вызывали во мне чувство счастья. Оно проявлялось даже на фоне мрачных событий. И не потому ли оно и называется счастьем, поскольку может греть душу и сладко щемить сердце невзирая ни на что? Да, наверно, когда в любой ситуации не утрачивается способность испытывать некое вдохновение от своей любви, это и есть счастье.

Я больше ничего Наташи не говорила, а только ее покачивала и поглаживала ей волосы. Я верила, что ей под силу забыть Игоря, который пропал для нее навсегда.

* * *

С каждым новым днем Наташа, не без моей помощи, приходила в себя. Забросив работу, я себя целиком посвятила ей. И мне стоило непомерных усилий, чтобы она окончательно отошла от переживания, связанного с исчезновением ее возлюбленного. Я отдала полжизни, прежде чем достигла желаемого результата. Мое хождение за ней буквально по пятам сделало свое дело, и я добилась почти невозможного. Так мне казалось, во всяком случае.

Вроде бы кошмар должен был закончиться, но не тут-то было – одна форма кошмара перерастала в другую, без видимого конца.

Пока я носилась с Наташей, мне было относительно легко. Однако после того как я помогла ей забыть Игоря, на меня обрушилась всем своим весом тяжесть совершенного мною греха. Поддерживая Наташу, этот груз на душе давил на меня не столь ощутимо, потому что, помогая дочке, я тем самым как бы помогала себе. Но едва я осталась с грузом наедине, он стал невыносимо тяготить меня.

Ко всему прочему, расшатывались мои нервы, виной чему стал мой страх перед законом. И это при всем том, что как мне думалось, я удачно скрыла свое преступление. Но кто бы мог дать стопроцентную гарантию на то, что после деяния, подобному моему, возможно уйти от правосудия.

Со временем, когда я стала понимать, что Игорем никто не интересуется и что по его душу ко мне уже никто не явится, мой страх перед раскрытием моего преступления исчез. Но легче мне не стало, потому что оставались донимавшие меня сны, где с регулярным постоянством я видела окровавленного Игоря со сценами, которые были достойны лечь в основу сюжета для постановки триллера.

Помимо снов, Игорь изнурял и мучил меня тем, что я буквально каждую ночь видела в нашем доме его призрак. Это было самым невыносимым, отчего я пребывала на грани помешательства. Я жила с навязчивой мыслью о том, что его призрак всегда рядом. Посмеиваясь надо мной, он жил с нами как член нашей семьи, а под покровом ночи считал себя еще и полновластным хозяином дома. Он делал все, что ему вдумывалось: то он шаркает на кухне, шумя посудой, то он стоит у моей кровати и наблюдает, как я сплю, то он на чердаке и что-то точит из металла. Мне казалось, что все это, не что иное, как следствие его сатанинского существа. Находясь там, в воде, он никак не хотел с этим смириться: его тело было мертвым, но его дух сатаны – нет. Им он и не давал мне покоя.

Еще мне казалось, что, измываясь надо мной своей вольностью, он готовился к возмездию настолько страшному и невиданному, что для его осуществления ему нужно было время. И каждую ночь этот скрежет металла на чердаке будто бы был тому доказательством. Я уверовала себя в то, что рано или поздно он затащит меня туда и поквитается со мной самым изощренным способом. Причем, покончив со мной, он примется за Наташу. Несмотря на то, что Наташа не была перед ним виновна, он нещадно ее казнит только за то, что она его забыла. Неспроста он говорил мне во сне: «Ты и твоя дочь одно целое и вы всегда и везде должны быть вместе. То, что ждет тебя, это ждет и твою дочь».

От происходящего со мной я угасала и за короткий срок превратилась в тощее существо – я выглядела, как узница концентрационного лагеря.

Испугавшись своего вида и не выдерживая постоянства своих наваждений во сне и наяву, я приняла решение немедля переехать жить в нашу городскую квартиру.

Переехать переехали, а ничего не изменилось. Сны продолжались, а призрак отсутствовал только лишь первые три дня как мы стали жить в городе. А потом он появился и будто эти самые три дня ему понадобились для того, чтобы отыскать нас в большом городе. Все пошло-поехало своим чередом, лишь с той разницей, что ночной скрежет металла происходил не на чердаке, а в ванной комнате.

Я стала походить на тень. Глядя на мой безжизненный облик, Наташа настояла на том, чтобы я обратилась к врачу. Я согласилась, иначе бы она не отстала от меня.

Однако вместо врача я оказалась у бабки Веры. Мне порекомендовала ее моя давняя подруга, случайно встретившаяся мне на улице.

Увидев меня, она настолько поразилась моему виду, что тотчас выпалила:

– Милочка, да тебя сглазили! Тебе надо обязательно пойти к бабке Вере! Она тебе непременно поможет.

Она дала мне ее адрес, и я пошла. Без энтузиазма, но пошла.

Это была так называемая целительница, лет семидесяти пяти в белом платочке, покрывавшим ее седые волосы на голове. В очень милой и приветливой старой женщине я не заметила ничего особенного, за исключением ее глаз, – их взгляда, обращенного не на меня, а сквозь меня; казалось, будто я прозрачная и она через мое тело смотрит на нечто, что располагалось позади меня.

Бабка Вера принимала меня в небольшой слабо освещенной комнате, где находящиеся в ней иконы, горящие свечи и всевозможные банки с колбами придавали ей некое таинство. Наверно, подобная атмосфера создавалась для того, чтобы каждый человек, особенно тот, кто посещал бабку Веру впервые, смог поверить, что перед ним не какая-нибудь шарлатанка, а напротив – та самая настоящая с магическими способностями целительница, которая может творить чудеса. На меня же атмосфера помещения подействовала иначе, одним словом, как декорация к спектаклю. Поэтому на свой счет я не очень-то обольщалась. Я как пришла на авось, так и осталась на авось пройти сеанс до конца. А вдруг, мало ли, терять-то было нечего.

Признаться, бабка Вера быстро заставила меня поверить в ее неординарные способности. Мой скептицизм она разбила в пух и прах, поскольку сама, вместо меня, все в точности рассказала обо всех моих проблемах. Способность ясновидения бабка Вера продемонстрировала весьма убедительно. Я даже подумала, что ей известен и главный виновник моего плачевного состояния, чье имя она не посчитала нужным мне назвать. «А может, она ведает, что перед ней убийца?» – еще подумала я, перепугавшись этой мысли.

Уложив меня на кушетку, бабка Вера невнятно шептала надо мной, похоже, произносила некие заклинания и что-то делала с моим телом. Мне не дано было видеть, ибо по ее указанию я закрыла глаза. Я только чувствовала ароматный запах и обволакивающее меня тепло.

Из моей головы повылезали все мысли, я расслабилась и не заметила, как заснула.

Мое новоявленное самочувствие проявилось, когда я едва открыла глаза. Оно было настолько отменным, что трудно передать словами. Я ощутила себя той самой молодой и энергичной девушкой, которой была еще до своего замужества. У меня было такое впечатление, что за час моего сна, а именно столько я проспала, мне прочистили самым тщательным образом мои засоренные мозги и наладили весь механизм моего организма. Выкачали из меня старую мутную кровь, а вместо нее закачали свежую, чистую и даже не красную, а бесцветную, я бы сказала, – прозрачную кровь! «Какое колдовство ты сотворила со мной бабка Вера?» – мысленно я задала себе вопрос.

Увидев, что я проснулась, бабка Вера сказала:

– Все дочка, ступай. Теперче все будет делом.

Эти слова, произнесенные ею в сухом тоне, я не подвергла сомнению. Выложив ей на стол двести долларов, я покинула ее с чувством, которые меня крайне обнадеживало.

После бабки Веры я поверила в магию, в заклинания и всему тому, что было в этом духе, потому что из моих снов исчез Игорь, как и исчезло в квартире его приведение. А мои воспоминания превратились в ничего незначащие, безотчетные факты прошлого, которые уже никак не могли меня допекать.

Я пошла на поправку, отчего решила, что с кошмарами покончено навсегда. Но если бы.

Последующее событие едва не свело меня в могилу. Случившееся представляло собой продолжение невероятных стечений обстоятельств. Непостижимое продолжалось, и оно было самым убийственным. Если бы это произошло до моего посещения бабки Веры, то я бы в живых не осталась – как пить дать. Можно считать, что мне крупно повезло.

Все произошло в моем кабинете, где на тот момент я копалась в бумагах. Ко мне вошла моя секретарша.

– К вам тут молодой человек, – сказала она, – по поводу группы в Испанию. Он говорит, что у вас назначена встреча. Фирма «Тур», кажется.

Не отрываясь от бумаг, я кивнула, тем самым дав понять ей, что она может пригласить его.

Продолжая заниматься бумагами, я увидела краем глаза фигуру до боли знакомого мне человека. Я перепугалась, потому что решила, что снова начались мои наваждения. Но к несчастью, это не было наваждением.

Оторвав взгляд от бумаг и, увидев со всей ясностью вошедшего человека, я оторопела. Окаменев, я заворожено уставилась на него. Как меня не хватил удар, я поражаюсь – на пороге стоял Игорь, который явился ко мне словно из преисподней.

– Ты дьявол! – произнесла я в ужасе.

Сжав губы, он нервно ими двигал.

– Вы путаете меня с моим братом близнецом Игорем, – заговорил он. – По его вине я то и делаю, что попадаю в неловкое положение. Видно, он и вам чем-то насолил. А меня Олегом зовут и, пожалуйста, не судите меня по нему. Из-за его выходок мне пришлось даже порвать с ним все отношения. И это с родным братом, понимаете, да?

Чуть другой голос убедил меня, что человек, который стоял передо мной, действительно не Игорь. Но это не значило, что я была готова с ним говорить о делах. Общаться с копией Игоря после всего, что случилось – это было бы чересчур для меня. Как полный перебор, это никак не назовешь.

– Вами сейчас займутся, – сказала я и с кабинета вылетела вон.

Мне захотелось на воздух, и я оделась. Перед тем, как покинуть офис, я прошла к своему заместителю.

– Там в моем кабинете сидит человек. Займитесь им. Решите с ним все вопросы и быстро выпроводите его, – дала я указание и, с трудом удерживаясь на ногах, пошла из офиса прочь.

Я бродила по улице, не обращая внимания на сильный холод. Игорь занял мои мысли. Я вновь подумала о нем, как о сатанинском отпрыске: «Он материзовался из призрака и под видом своего брата явился ко мне. Это что-то вроде его последнего удара по мне. Я несу бред, но в нем нечто такое есть. Не знаю, но кто-то явно не хочет, чтобы Игорь ушел из моей жизни. Этот кто-то добивается цели вынудить меня, чтобы я за свое содеянное преступление испытывала неотступный страх. Таким образом, этот кто-то видит в этом мое пожизненное наказание. Однако если и есть, этот чертов кто-то, то он просчитался. После бабки Веры меня не сломить. Эпопея с человеком по имени Игорь закончена. Сейчас его брата выпроводят, он уйдет с концами, и больше ничего не будет. Все самое невероятное уже случилось и ничего похожего быть не может. Не мо-жет!»

Оказалось может, еще как может.

* * *

Был весенний вечер. Я сидела в нашей городской квартире и пробовала вышивать. Погрузившись в работу, я получала от нее удовольствие. Я еще отметила для себя, что на старости лет, когда меня будут называть никак иначе, кроме как бабушкой, это мое новое увлечение станет для меня отличным занятием. Пришедшая на ум мысль меня развеселила, но вскоре, осознав, что старость не за горами, я загрустила. Судя по тому, как летело время, она наступит так скоро, что не успеешь и оглянуться.