Текст книги "Выше головы! Том I"

«Хватит притворяться!»

После того, что произошло в планетарии, после знакомства с Тильдой и «завета» Леди Кетаки, я не мог спать. Просто лежать или сидеть было невозможно. Хотелось действий, поступков, и чтобы не начать метаться из угла в угол, как несчастный Шостак, я покинул свою комнату и отправился погулять. Скорее всего, в последний раз – кто знает, какие правила поведения я получу от нового начальства? Вряд ли мне снова предоставят свободу действий…

Пустота и тишина коридоров уже не пугала. Наоборот – каждая пульсация взбрыкнувшего освещения дарила надежду. Как же я хотел встретить безумного убийцу!.. У меня не было ни сомнений, ни страха. Конечно, хотелось бы дожить до того дня, когда на Тильде можно будет жить без куполов и кислородных шлемов! Но я бы с удовольствием променял эту возможность на голову маньяка. Чтобы станция осталась чистой – без паники и подозрительности, отравляющей всё вокруг. Чтобы ничто не мешало Леди Кетаки выполнять свои обязанности…

Но у меня не было записки. Ирвин оказался прав: маньяк узнавал о секретах жертв – и выманивал. После чего устраивал чёрно-белую «икоту», подкрадывался и… «Если бы о записках выяснили раньше, они бы обошлись без андроида!» – неожиданная мысль подтолкнула меня, и я поспешил покинуть жилую зону.

Чего я опасался? Что меня попросят сидеть у себя до «окончательного решения по вопросу», потому что приманка бесполезна? «Зря! Глупо ловить его, а вот провоцировать моим присутствием – разумно!»

Но всё зря. Никто не умел ловить преступников, как это было на Земле.

Завтра вся станция узнает правду, которая изменит их навсегда – сильнее, чем бунт «бэшек». Будет референдум, неприкосновенные законы падут, и мы вернёмся к сумеречным порядкам. Последствия этого события предсказать невозможно. Время пойдёт вспять, и прошлое, о котором было благополучно забыто, предстанет во всей своей мерзости. Люди станут чужими друг другу, а логосы и камиллы превратятся в соглядатаев. Зато маньяк будет пойман, и больше никто не умрёт… По крайне мере, от его рук.

Что он скажет, когда его поймают? Захохочет безумно? Или назовёт себя «героем, спасающим человечество»? Что бы с ним ни сделали потом, это не вернёт умерших и не успокоит живых, запертых на станции. Через два года откроется СубПорт, и уходящий корабль будет набит под завязку. «Тильда-1» лишится репутации благополучной станции…

Растревоженное воображение нарисовало апокалипсическую картину: люди покидают осквернённый дом, и я остаюсь один. Прогулка по ночным коридорам поддерживала эту болезненную фантазию. Тишина, пустота, неяркий свет. Пару раз мне попадались люди – проходили мимо, спешили по своим делам. Маньяка среди них не было – всех, кто работал в вечернюю и ночную смену, проверили в первую очередь. «Вот так оно и будет, – напомнил я себе. – Начнёшь видеть в каждом человеке потенциального врага».

Я шёл, куда глаза глядят, на перекрёстках выбирал дорогу наобум, и ноги сами привели меня в Лифтовую зону. Она была наполнена светом, и казалось, буквально через минуту сюда хлынет толпа людей. Но тишину нарушал лишь стук моего сердца, плеск фонтана да нежное стрекотание датчиков КТРД – словно кузнечики на летнем лугу. До конца вечерней смены оставалось два часа, и вряд ли кто-нибудь сюда заглянет.

Проходя мимо едальни, я вспомнил своё озарение. Здесь я узнал об убийце «из прошлого», здесь же впервые по-настоящему осознал, как мало значу. А самым важным помещением была игровая. Здесь я «сбросил шкурку». Здесь мне вернули право чувствовать стыд и смущение.

«Почему Саласар пригласил меня именно сюда? Это для него что-то значит?» Но скорее всего, дело в уединённости.

Стоило мне зайти в игровой зал, как глаза обожгло ярким светом.

– Не надо, оставь, как было, – попросил я, и камилл послушно вернул мягкий сумрак.

– Спасибо!

Он не ответил. Ученик? Возможно, эта работа была для него первой, и он не знает, как правильно коммуницировать. А может быть, чем-то занят.

Я осмотрелся, вдохнул прохладный воздух с лёгким запахом соснового леса. Аналоговые столики, привлекшие моё внимание в первый раз, никуда не делись. Пожалуй, стоило изучить правила игры… И вдруг я ощутил движение за спиной.

– Давно ждёшь?

Вздрогнув, я резко обернулся. Стрекозиные очки и бледная кожа. Феска на лысом черепе. Цзайчжи Саласар собственной персоной. Сторонник морали. Коллега Ирвина… Не коллега: конкурент.

– Вы следили за мной? – спросил я.

Он удивился:

– Ты сам меня пригласил!

– Я? – пришла моя очередь удивляться. – Это не я – это вы! А я отказал.

Он фыркнул.

– Ты чего-то путаешь, секретарь. Переработал? Это ты меня пригласил. Да ещё попросил альтер отключить. Чтобы не подслушали. Кто тебя научил этой глупости? Мы что, на свидании?!

Услышав про «отключить альтер», я окаменел. Какой смысл что-то доказывать? Нас обоих обманули. Эту встречу подстроил Он.

«Надо всё рассказать! Мы можем успеть…» Нелепо хранить тайну, о которой завтра узнают все! Но если я успею поймать убийцу сегодня, завтра ничего не произойдёт. А что я знаю о Саласаре? «Можно ли ему сообщать о таком? Ирвин справился с секретностью. Но он другой человек… И он бы не стал бы так распаляться!»

– Как ты вообще посмел назначать мне встречи, да ещё и указывать, как себя вести?! Я сам выбираю себе темы!

Раскрасневшийся и вспотевший журналист стоял передо мной, выставив палец в обвиняющем жесте. Как Квартер Аямэ!

«Но он пришёл. И альтер отключил…»

– Признавайся: тебя камрада Кетаки сюда отправила? Это её интриги?

«Хорошо хоть не возомнил, что я готовлю побег! Или саботаж!»

– Она тут ни при чём, – при этом думал я об оставленных в комнате датчиках.

«Никто не знает, что я здесь… Я сам не ожидал, что приду сюда!»

– Значит, всё-таки ты, – резюмировал Саласар.

Он продолжал стоять в дверях, демонстративно загораживая проход, поэтому я опёрся об угол крайнего столика – разговор предстоял долгий, и у меня не было ни малейшего желания стоять перед ним навытяжку.

Весь этот шум от того, что он чувствует себя крайне неуверенно. Понятно, почему! Два независимых журналиста на сектор – это многовато. Им приходится из кожи лезть, чтобы добывать свежий материал, конкурируя со школьными, профсоюзными и научными командами, не говоря уж про передачи от логосов. Плюс журналисты в других секторах и обязательные выпуски официальных новостей.

При таком раскладе, если Ирвин взял себе тему «хорошего андроида», его противнику пришлось изображать нового секретаря Главы в самых чёрных красках. А негатив на станциях не в чести: шахтёры, вахтовики со станций терраформинга и операторы с производства хотят после рабочей смены услышать что-нибудь доброе. Да и время не то, чтобы нагнетать андроидную тему. Должно быть, Саласар скатился на самое дно рейтинга.

…И все промолчат. Но когда тебя обгоняют даже дети, трудно считать себя профессионалом. А если это вторая – или, скорее, последняя специальность… Он в отчаянии. И тут это сообщение от меня – каким бы они ни было.

«Надо отвлечь его».

– Знаете, Ирвин так и не рассказал мне, почему он… такой, – упоминание конкурента должно было перенаправить его негодование.

Так и вышло – он пренебрежительно скривился.

«Как же я не понял! Двенадцать! А у Ирвина – девять лет стажа! Саласар начал первым. Он был единственный – такой. И тут выдвинулся Ирвин „Шесть процентов“ Прайс. Это не просто конкуренция. Это ревность».

– А вы? – робко продолжил я. – Почему вы сохраняете… это всё? – и я осторожно указал на его голову.

– Когда меня восстанавливали, метод профессора Хофнера считался экспериментальным, – притворно вздохнул он, снял феску и погладил безволосую макушку, покрытую тонкой сеточкой шрамов. – Особенно для тканей мозга. Использовали то, что было. Я чудом не ослеп!

Разговор на любимую тему успокоил его.

– Вам повезло! – отметил я. – Но теперь-то можно всё исправить!

– Наверное. Но я сомневаюсь, что заслужил право на такую операцию… Хитро!

В стёклах очков отражалось моё лицо. Я не видел глаз собеседника, и потому создавалось ощущение, что разговариваю с роботом.

– Простите?

– Хитрый! До чего же ты хитрый! Отвлёк меня от главного… Я всё про тебя знаю!

«Я сам всё про себя не знаю!» Разумеется, я ему этого не сказал. Он бы не услышал. Дело не в нём. «Как же подать знак? Если я начну сейчас возиться с альтером…»

А почему бы и нет?

Конечно, Саласара это взбесило:

– Не смей! Пока я с тобой говорю, не смей отвлекаться!

Я вызвал список контактов. Нортонсон есть в расписании. Всего два клика…

– Хватит притворяться! – закричал Саласар, делая шаг ко мне. – Я знаю правду! Ты – человек!

Внезапно свет в игровом зале принялся пульсировать. Яркая вспышка, превратившая все окружающие предметы в черновой набросок, сменилась тьмой, которая через секунду взорвалась миллиардом фотонов, и опять стала тьмой, и вновь – светом.

Я выпрямился, готовясь к нападению, но Саласар был удивлён не меньше меня. Его искусственные глаза, защищённые стрекозиными очками, гораздо хуже переносили световую икоту. Он закрыл лицо руками, ссутулился – и рухнул на пол. «Припадок?»

Сквозь судорожную пульсацию проступили очертания человеческой фигуры. Убийца возвышался над телом Саласара – как будто вырастал из своей жертвы. Даже вблизи я не мог разглядеть цвета комбинезона, не говоря уж про лицо. Я не знал, мужчина это или женщина! «Должен быть мужчина».

В левой руке незнакомец держал круглый предмет, похожий на старинный фонарь, а в правой – что-то вроде палки. Световая икота скрадывала формы и движения. Но и без деталей была понятна суть. Сейчас маньяк перешагнёт через журналиста и набросится на меня! Или нет, не набросится – прикажет «опустить голову». А я не смогу никому просигналить. Он отключит меня и спокойно уйдёт.

Убийца нагнулся, чтобы поставить «фонарь» и освободить вторую руку. Потом крепко ухватил «палку», примерился к затылку Саласара – и вдруг замер. Заметил меня. Взбесившийся свет мешал и ему тоже. Он только сейчас понял, что здесь кто-то ещё. Я говорил мало, а Саласар мог ругаться с кем-нибудь по альтеру…

– Нет! Нет! Не надо! – закричал убийца. – Пощади!

Он поднёс «палку» одним концом к своему горлу. Дёрнулся. Я услышал «пффф!» – на лицо мне брызнули тёплые капли. Одна попала на губу, и я рефлекторно слизнул. Солёное. Кровь.

Тело ничком повалилось на пол – прямо на Саласара.

Два трупа у моих ног. Альтеры у них отключены. Сможет ли камилл игрового зала определить время смерти? «Не надо он записал. И обвинения Саласара». Андроид А-класса и два мёртвых – убитых! – человека. Из которых один орал, а второй молил о пощаде. И никаких видеозаписей. Вот что важно. Система перезагружается. Есть мои слова… «Кто поверит моим словам?»

Время продолжало бежать, и моё сердце отмечало каждую потерянную секунду. Толком не осознавая, что делаю, но чувствуя абсолютную уверенность, что поступаю правильно, я поднял руку, нащупал кнопку пониже затылка и нажал.

«Не забывайте меня!»

…Но почему так не сделал Чарли? Если он хотел умереть, он мог всё сделать сам! Всего-то надо – поднять руку, нащупать кнопку и нажать. Или духа не хватило? А мне – хватило? Если бы я, по обыкновению, принялся рассуждать, взвешивая и подсчитывая плюсы и минусы, то наверняка бы нашёл повод сохранить себе жизнь. Чем дольше думаешь, тем слабее готовность. Проделать такое чужими руками гораздо проще: задаёшь серию событий, которая начнётся с твоего поступка, а закончится поступком кого-нибудь ещё. Многие люди, осознанно или подсознательно ищущие смерти, совершали этот же трюк.

А может быть, Саласар прав, и на самом деле я – человек? И поэтому постоянно сомневаюсь, на что-то надеюсь, во что-то верю? Никаких физических отличий нет. Впрочем, мы с братьями обошлись без лабораторных исследований: сопоставили факты, провели анализ.

«Саласар тоже искал её… правду! Саласар – последняя жертва безумного убийцы. Или предпоследняя, считая самоубийство. А ты?!»

Вдруг я осознал, что могу мыслить, что предполагало два варианта: либо я по-прежнему жив, либо после смерти мозга моё сознание перенесли в машинный носитель. И сейчас должна начаться реструктуризация личности, и я перестану быть Рэем – стану записью с правом накопления информации. Квази-логос докосмической эры – такова моя судьба?..

Дикое желание вернуться в человеческое тело и остаться собой подбросило меня на постели – и я сел, да так резко, что в голове помутилось, и я упал обратно, сбросив простыню, которой был укрыт.

– Лежать! – насмешливо приказали мне. – Вот торопыжка!

Глава Станции – её голос. Я медленно открыл глаза. Передо мной сияло лицо Леди Кетаки, такое родное, такое знакомое! Такое красивое. Или это сон – прощальная причуда умирающего разума? Простите, Леди Кетаки! Я умер за вас! Не забывайте меня!..

– Разве такое забудешь! – рассмеялась она. – Давай, отдышись и поднимайся. Осторожно.

Смущённый и послушный, словно маленький мальчик, я аккуратно спустил ноги и, наконец, сел. Огляделся. Глава Станции сидела у моей постели – у обычной медицинской койки, какие стоят в дежурных лазаретах возле лифтов.

На соседней койке лежал… Когда я увидел стрекозиные очки, то забыл о приказе «не спешить» и резко встал на ноги. Но в этот раз удержался. Саласар! Его грудь ритмично поднималась и опускалась. Голову журналиста обхватывал шлем с прозрачной студенистой начинкой. Медкамилл.

– Он жив, – пояснила Леди Кетаки, избавляя меня от сомнений. – Сотрясение мозга.

– Ну, да, конечно, – я опустился на койку. – Он оглушал. А потом… Почему он?.. – мне пришлось отдышаться, чтобы продолжить. – Повезло же ему!

– Дважды повезло, – уточнила Глава Станции. – У Цзайчжи Саласара замещено шестьдесят семь процентов коры головного мозга. Поэтому и уцелел. Любой другой лежал бы сейчас в коме.

– Странно, – пробормотал я. – Мне он говорил, что ничего такого с ним не делали. Что когда его восстанавливали, матрицы Проф-Хоффа не применяли.

– У него предыдущее поколение, – Леди Кетаки поднялась, протянула мне руку. – Полегчало? Пошли завтракать, герой!

Едальня Лифтовой зоны не была заполнена и на треть. Внутри на стенах медленно раскрывались огромные розы, усыпанные бриллиантами капель. Редкий сюжет! Похоже, всё дело в количестве посетителей. Обычно выбирали что-нибудь понейтральнее. Из-за неестественно увеличенных цветов люди казались представителями сказочного маленького народца.

Наше появление вызвало серию дежурных приветствий. Мы заняли столик в дальнем углу. Леди Кетаки набрала на экране меню свой заказ – и демонстративно отстранилась, предоставляя мне право выбора.

– Лучше вы, – попросил я. – Не могу я об этом думать.

– Хорошо, – она пробежалась пальцами по экрану. – А о чём можешь?

Я решил действовать напрямую – и зашептал:

– Почему я жив? Кнопка не действует? Или действует, когда нажмает кто-нибудь другой?

– Иди, принеси нам завтрак, – велела Глава Станции. – Давай, шевелись!

Спорить с ней было бесполезно: второй Проф-Хофф! Я медленно двинулся в сторону буфета. В голове немного гудело, как бывает от недосыпа. Хотя приходилось внимательнее смотреть под ноги.

На стойке красовался наш поднос, заставленный порциями – на двоих.

– Вы плохо себя чувствуете? – поинтересовался заботливый камилл. – Вам нужна помощь?

– Справлюсь! – буркнул я, подхватывая еду.

Заказанные блюда могли доставить к нашему столику через автоматическую выдачу. Но андроид, пользующийся услугами камилла, выглядел бы как минимум странно. Особенно среди людей, которые не ленились встать и забрать свой завтрак.

Пока я нёс поднос, аккуратно переставляя ватные ноги, экраны, демонстрирующие меню, переключились на программу ньюсов. Первым шёл выпуск фаворита. «Шесть процентов на правду». Новая серия. Дедушка Ирвин с довольной улыбкой допрашивал насупленного Нортонсона. Интервью было взято вчера – до убийства Джил. И до того, как… «Почему все так спокойны?!»

Я прибавил шаг, опустил поднос на столик и вознамерился засыпать Главу Станции вопросами. Надо было шептать, и поэтому я нагнулся к ней, но она демонстративно взяла меня за кончик подбородка, отодвинула, указала глазами на экран – мол, дай послушать! – и принялась расставлять тарелки с едой.

– Да, ему было тяжело! Ему угрожали. Пришлось провести голосование. Потому что его не хотели пускать в салон со всеми.

– Кто не пускал? Команда «Рима»?

– Пассажиры.

– О! И каким был результат голосования?

– Я не помню.

– Но вы победили?

– Мы остались в салоне.

– А вы не могли отправить его куда-нибудь ещё? А сами бы остались – и никаких проблем!

– Нет, если бы голоса были против нас, я бы летел с ним. В грузовом.

– Почему?

На этом месте Нортонсон должен был встать и уйти. И оставить собеседника без ответа на свой дурацкий вопрос! Если бы Ирвин не был инвалидом… Да, он умел это использовать!

– Потому что я отвечал за Рэя.

– А он об этом знал?

– Конечно, он прекрасно всё понимал. Он соблюдал правила.

– А как вы думаете, он был обижен на тех, кто хотел его выгнать?

– Нет. Он не обижается. Он всё понимает. Да, ему это не нравится. Мне это тоже не нравится.

– И мне!

– Правда, он милый? – улыбнулась Леди Кетаки, поддевая на вилку лист салата.

– Кто? – я смотрел в свою тарелку и не знал, на что реагировать в первую очередь: на несработавшую кнопку, на интервью или на мясо.

Глава Станции заказала мне поджаренный бекон, двойную порцию сосисок, ветчину и курятину под грибным соусом.

– Тебе полезно мясо, – сказала она. – Проф-Хофф рекомендовал в случае осечки.

– «Осечки»?

– Он так это назвал. Первая активация не смертельна. Ты отключился. Когда мы тебя нашли, ты крепко спал.

– А вторая? – спросил я, зная ответ, но продолжая надеяться.

– А вторая – настоящая.

– И кто об этом знал?

– До сегодняшней ночи – только я. Теперь – группа А-112. Официальная версия, что тебя он тоже оглушил. Когда ты пытался защитить камрада Саласара.

– Ирвин знает? – я указал на экран. – Правду?

– Какую? Всё кончилось. В группе А-112 состоялось новое голосование. Пока ты спал. Встреча сегодня в девять. Будем обсуждать сохранение секретности и закрытие проблемы. А потом – фестиваль. Программу урезали из-за траура по Джил Косте, но отменять нельзя. Как мой секретарь, ты обязан появиться хотя бы на открытии. И тебе придётся что-нибудь сказать. Ты же тоже новичок!

Я занялся содержимым тарелок. Надо восстановиться после «смерти». Надо придумать речь для фестиваля. Надо сосредоточиться на важном – на поступке Чарли.

В первый раз свою кнопку он нажимал сам – до прощания, до «Посмотри на меня, Рэй!». Но ничего не случилось. И он решил, что всё ложь. Задумал продемонстрировать мне, ребятам, докторам из лаборатории, комиссии, что спектакль окончен. Может быть, он надеялся таким образом задержать меня? Может быть, профессорша Нанда так спокойно отключала Чарли, потому что полагала – это понарошку? И все остальные – тоже? Чарли должен был воскреснуть, и меня вытолкали оттуда, чтобы я это не увидел?

«Это не самоубийство. Это несчастный случай. Трагический, страшный… Но не отказ жить. Стремление к правде. Которое стоило слишком дорого…»

– Он умер? – тихо спросил я.

– Убийца? Да. Покончил с собой. Тем же оружием, которым убивал. И у него с собой было устройство, которым он воздействовал на систему визуального наблюдения. Получше, чем у Шостака… Так что это он. И он мёртв.

– Но вы же знаете, что это не я его… убил?

– Как ты мог убить его, если он отключил тебя? – лукаво улыбнулась она. – Он активировал твой предохранитель. А потом самоустранился.

Я пожал плечами, доедая сосиски. Бессмысленно было спрашивать, что она думает на самом деле. Да и зачем? Не важно, что подозревают, важно, о чём говорят вслух. Всё кончилось. Маньяка нет. Убийства прекратятся. А я остаюсь секретарём Главы Станции. Разве это не лучший финал?..

С каждым проглоченным куском я осознавал свой голод. И всё сильнее радовался тому, что жив. Вкусы и запахи еды, голоса людей из-за соседних столиков и с экранов, свет и тепло – приятные ощущения бытия. У меня есть работа, дело, перспективы. Люди, которым я нужен. Ради этого стоило потерпеть!

– Предположим, что было бы иначе, – прошептала Леди Кетаки.

Я чуть ни подавился.

– Видеозаписи у нас нет. Но звук сохранился. Кому он сказал «не надо, пощади»? Камрада Туччи полагает, что он обращался к себе. Что расщепление личности позволило ему вести двойную жизнь… И это выглядит логично. Но предположим, он тебя не отключал. И ты стоял бы рядом, когда туда прибежали дежурные. Какой бы была самая достоверная версия?

– Я.

Её улыбка была невеселой.

– У нас был лишь звук и твой альтер. Альтер зафиксировал активацию предохранителя. Хорошо, что он тебя отключил! Иначе тебя можно было бы заподозрить в убийстве.

Она не продолжала. Сказанного хватало. Подозрение в убийстве способно похоронить нас. Такой результат эксперимента сделал бы матричное клонирование небезопасным – ту его область, которая относилась к мозговым тканям и сознанию. Мои братья и я стали бы «бракованными». И присоединились бы к отходам неудавшегося эксперимента. Мы так и не выяснили, куда их дели! Узнали бы лично…

Дух захватило, когда я осознал, по какому узкому краю прошёлся. Я-то воспринимал себя с братьями законченными! А всё наоборот. Леди Кетаки думала об этом побольше меня. И маньяк тоже. Если бы я затормозил, если бы задумался, то на мне, на ребятах, на Проф-Хоффе, на лаборатории лежало бы несмываемое пятно. «Подозрение в убийстве» перечеркнуло бы десятилетия работы. Это стало бы концом целого направления!

«Но я переиграл его. Я победил!»

– Хотел бы я знать, зачем он это всё делал. И как?

– А вот это и будет твоим следующим заданием, – ответила Леди Кетаки. – Я хочу, чтобы ты это выяснил. Все «почему» об этом человеке и его поступках. Всю правду.