Текст книги "Одна в Нью-Йорке"

Люсинда сложила на стуле одежду, помолилась, погасила свет и, плюхнувшись в свободном полете на складную кровать, предалась мечтам с удвоенной силой. Она всех своих друзей пригласит на спектакль! А Тони будет ей помогать. В подобном деле без такого мальчишки, как он, никак не обойтись. А как потрясающе будет всех приглашать! Она к каждому заедет на роликах. «Я дам спектакль „Буря“ по пьесе Шекспира, в Крещение, – объявит она. – Приходите, пожалуйста!» Все очень, наверное, удивятся. «Что за спектакль такой дает наша Люсинда?» – будут думать они. А когда увидят, то удивятся еще сильнее. «Я обязательно приглашу дядю Эрла, а от тети Эмили и газелей мы все сохраним в тайне», – осенило Люсинду. Но это было последнее озарение. Зевнув, она повернулась на другой бок и крепко уснула.

Теперь с каждым днем, приближавшим Люсинду к представлению, ее все больше охватывала радость. Ей хотелось поставить в известность о предстоящем событии как можно больше людей – от мистера М'Гонегала до мисс Брекетт. Люсинда просто подошла к грозной директрисе и сказала, что приглашает ее на спектакль. И тут произошло удивительное. Неприступная мисс Брекетт ласково улыбнулась и сказала, что непременно придет.

В тот же день после обеда Люсинда покатила на роликах в гостиницу, откуда в свое время мистер Гиллиган привез ее к сестрам Питерс на «временное сиротство». Конечно же, она пригласила всех, с кем успела подружиться, пока жила в этой гостинице вместе с родителями.

– Вы, наверное, никогда еще не видели, как «Бурю» Шекспира разыгрывают на столе? – спрашивала она каждого из друзей.

И все ее друзья из гостиницы подтверждали, что действительно никогда такого не видели, а потому непременно хотят посмотреть спектакль.

На каком-то этапе Люсинде вдруг показалось, что, возможно, все приглашенные не вместятся в маленькую квартирку мисс Питерс. Сомнения закрались в тот самый радостный миг, когда она стояла в комнате миссис Колдуэлл, и обезумевший от восторга Пигмалион приветствовал ее прыжками и лаем. Но всего секунду спустя выход нашелся.

– Подождите меня, пожалуйста, миссис Колдуэлл, – предупредила она, выбегая из комнаты. – Когда я вернусь, я непременно хочу хоть немножко погулять с Пигги. Как же я по нему соскучилась!

С этими словами она направилась к мистеру Спиндлеру, управляющему, чтобы сообщить ему, а также его жене, миссис Спиндлер, что, если они не против, она может дать целых два спектакля по «Буре» – один у мисс Питерс и мисс Нетти, а второй в их гостинице. Супружеская чета Спиндлеров сразу пошла ей навстречу и вызвалась предоставить собственную квартиру. Спектакль состоится на следующий день после Крещения. Присутствовать будут лучшие люди гостиницы.

Решив таким образом вопрос размещения публики, Люсинда с легким сердцем нанесла короткие визиты друзьям. Сперва она перекинулась парой слов со швейцаром Чарли. Потом прошлась с Баттонсом, пока он шел на вызов кого-то из постояльцев. Во время этой короткой прогулки гостиничный бой сумел выпалить на одном дыхании все местные новости.

– У нас поселились два новых семейства, – скороговоркой сообщил он. – В одном есть Эледа – девочка. Почти такая же отличная, как ты. Дед и бабка ее – актеры. Вроде хорошие. Эледа ходит на все утренние спектакли в театр. А другая семья – это всего мистер и леди. Какая-то навроде китайской язычницы. В ее комнатах обстановка – прямо настоящий музей. А как вызовет тебя по звонку, сразу вручит пять или десять центов. Очень хорошая леди.

Распрощавшись с Баттонсом, Люсинда вернулась в комнаты миссис Колдуэлл. Там она пристегнула к ботинкам ролики и минуту спустя уже неслась по Бродвею с Пигмалионом на поводке. Пес, привыкший к чинным прогулкам с хозяйкой, вихрем летел по улице. Чуть позже к ним с Люсиндой присоединились другие собаки и куча детей на роликовых коньках. Тут Люсинду охватило и вовсе праздничное настроение. Она размахивала руками и громко кричала от радости, Пигмалион заливисто лаял, попутчики их выражали себя не менее бурно. Мистер Галлиган, проезжавший мимо, немедленно оценил обстановку. Он принялся щелкать кнутом и вносил посильную ноту в симфонию радости до тех пор, пока кэб его не скрылся за поворотом.

Вернув Пигмалиона хозяйке, Люсинда почувствовала что очень устала. Миссис Колдуэлл просила ее посидеть еще, но было уже поздно и девочка заторопилась домой. С каким же трудом она добиралась сегодня до пансиона! А когда вошла в прихожую, ноги у нее подкосились, и она чуть не рухнула в объятья мисс Нетти.

Раздевалась она из последних сил. Потом едва слышно проговорила:

– Я, наверное, перед ужином приму ванну, а потом поем прямо в постели. Вы ведь поставите мне возле постели столик с едой? Ну пожалуйста, поставьте, мисс Нетти!

Раздеваясь, Люсинда пела, и звук льющейся в ванну воды был ей прекрасным аккомпанементом. К ужину лицо ее сияло не хуже полной луны. Впервые за все время жизни в этом доме, она попросила мисс Питерс и мисс Нетти не уходить.

– Посидите совсем чуть-чуть, пока я не кончу есть, – взмолилась она. – А потом я вас отпущу в пансион на ужин.

Когда они согласились, Люсинда решила поделиться кое-какими сокровенными мыслями.

– Правда хорошо, что я больше теперь не скандалю? – быстро заговорила она. – По-моему, это наполовину из-за того, что вы от меня ничего плохого не ждете, а наполовину из-за роликовых коньков. Я от них так устаю, просто ноги подкашиваются. Они действуют лучше, чем всякие успокаивающие микстуры миссис Уинслоу. Я бы назвала эти ролики «лучшие друзья мам».

В тот вечер Люсинда, лежа в постели, подсчитывала, сколько денег потребуется на постановку спектакля. По ее понятиям, сумма получалась изрядная. Конечно, у Люсинды был скоплен на всякий случай кое-какой капитал. Мисс Питерс выдавала ей на карманные расходы доллар в неделю. Из этой суммы пятьдесят центов должно было уходить на конку. Однако, за исключением ненастных дней, Люсинда ездила в школу на роликах, и сэкономленные таким образом средства поступали в безраздельное ее распоряжение. Еще пять центов требовалось еженедельно жертвовать на церковные нужды, но и это не помешало Люсинде скопить к концу сентября некую сумму, которая приятно отяжеляла ее кошелек. И вот теперь она поняла, что на этот спектакль, возможно, уйдет все ее состояние. Впрочем, Люсинда ни о чем не жалела.

На следующий день она решила с возможной пользой провести те часы, в которые, по ее собственному выражению, «могла быть такой, как мне нравится». Это блаженное время наступало после того, как, справившись с пансионским обедом, Люсинда до половины шестого получала вольную, как от учебы, так и от прочих условностей. И вот сегодня она вихрем влетела в квартиру, сорвала с себя фартук и бросила, как попало, в шкаф. Расправившись таким образом с ненавистной деталью своего гардероба, Люсинда предстала перед зеркалом в платье из шотландской ткани в крупную клетку. Теперь она осталась вполне довольна своим внешним видом. Дополнив элегантное платье ботинками из телячьей кожи с высоким матерчатым верхом, который плотно застегивался на мелкие пуговицы, Люсинда почувствовала, что вполне в силах осуществить главный замысел на сегодняшний день.

Вчера она перечислила в дневнике все, что потребуется для постановки спектакля, а теперь отперла свою походную конторку, достала тетрадь и вновь сверилась с перечнем. Затем облачилась в куртку, нахлобучила матросскую шапочку с резинкой под подбородком и, перекинув через плечо роликовые коньки, выскочила на лестничную клетку. Она взлетела на третий этаж. Это тоже была часть плана. Именно сегодня Люсинда решила наконец «одолжить у Бродовских ненадолго их Тринкет».

Поравнявшись с квартирой, Люсинда постучала, но никто не открыл. Немного выждав, она повторила попытку. На этот раз дверь открылась, правда, ровно настолько, чтобы сквозь щель Люсинда увидела маму Тринкет. Та окинула гостью удивленным взглядом и открыла дверь немного пошире, однако по-прежнему стояла так, словно не хотела пускать Люсинду. И Люсинда почувствовала, что упорствовать тут не следует. Время показало, насколько правильным было это решение. А пока Люсинда, почтительно отступив на шаг, сказала:

– Я Люсинда Уаймен. Живу этажом ниже. Помните, вы и ваш муж мне сказали, что я могу иногда одалживать вашу Тринкет? Вот я и пришла, чтобы сегодня ее одолжить.

Не дав маме Тринкет опомниться, Люсинда с огромной скоростью продолжила монолог. Она сообщила о спектакле, который собирается ставить по «Буре» Шекспира. Далее последовала информация о том, что именно ради спектакля Люсинда отправится сегодня в «потрясающий магазин игрушек».

– Там будет столько красивых вещей, миссис Бродовски! – продолжала она. – Вот я и подумала, что Тринкет там очень понравится. Ну, пожалуйста, миссис Бродовски! Отпустите ее со мной! Я буду все время держать ее за руку, и через улицы мы будем переходить осторожно.

Выслушав эту пылкую речь, миссис Бродовски сдалась.

– Думаю, Тринкет может с тобой пойти, – кивнула она головой. – Ее папы сейчас нет дома, но, уверена, он бы тоже не стал возражать. Спускайся к подъезду, Люсинда. А я одену Тринкет и выведу ее к тебе.

Люсинда спустилась вниз. Вскоре показались и миссис Бродовски с Тринкет. Девочка держала мать за руку. Лицо ее, как и всегда, было очень серьезно, разве что в глазах затаилось предвкушение чуда.

Люсинда взяла Тринкет за руку.

– Ну, просто кукольная, правда, миссис Бродовски? – в восторге проговорила она. – Будто ведешь за руку самую большую французскую куклу. Только Тринкет, конечно, гораздо, гораздо лучше!

С этими словами она пристегнула роликовые коньки и, снова взяв Тринкет за руку, медленно заскользила по тротуару. В пути Люсинда успела рассказать множество всякой всячины. Тринкет не отвечала, но очень внимательно слушала.

Сперва они зашли в магазин канцелярских товаров Дженкинса. Там Люсинда купила картон, цветные мелки, несколько баночек краски, среди которых преобладала серебряная, и две новых кисточки. Но Дженкинс был лишь промежуточным пунктом их путешествия. Выйдя с покупками, они устремились в большой магазин игрушек.

Стоило им переступить порог, как Люсинда с уверенностью заключила, что Тринкет еще ни разу не приходилось бывать в подобных местах. Она озиралась по сторонам, и было легко понять, что обилие игрушек ее завораживает. Видя это, Люсинда взяла девочку на руки. Теперь Тринкет могла разглядеть игрушки, которые стояли на верхних полках. А Люсинда, держа Тринкет на вытянутых руках, удивлялась, какая же она легкая!

– Да ты просто как перышко, Тринкет! – громко сказала она. – Твоя мама, пожалуй, права. Если мы не будем с тобой осторожны, ветер может запросто унести тебя на самое небо.

Так, болтая и любуясь игрушками, они провели восхитительный час. Продавец в магазине был старым знакомым Люсинды и не собирался ее торопить. Внимательно разглядев кукол, Люсинда нашла и Просперо, и незаконного герцога, и короля, и Фердинанда. Только вот все они оказались без бород, и это немного разочаровывало.

– Странно, – поделилась Люсинда своими сомнениями с продавцом. – Почему не делают кукол постарше? Вот эти мне нравятся, но, пожалуй, для моего дела они слишком молоды.

– Для какого такого дела? – полюбопытствовал продавец.

– Да я тут затеяла представление, – важно отвечала Люсинда. Потом она в подробностях поведала обо всем, что касалось спектакля по «Буре», а Тринкет в это время любовалась игрушками. Больше всего восхитили ее разноцветные босоножки для кукол, которые завязывались вокруг кукольных ног кожаными ремешками.

– Хорошенькие! Какие хорошенькие! – тыкая пальцем в босоножки, восклицала она.

Какое-то время Люсинда внимательно глядела на девочку. Затем ее взгляд обратился к коробке, где лежали крошечные куклы в ярких платьях и точно таких босоножках, как те, которые восхитили Тринкет.

– Стой на месте и никуда отсюда не уходи, – строго велела она своей подопечной.

Затем Люсинда подала знак продавцу, и он перешел на другую сторону прилавка. Теперь Тринкет не могла их услышать.

– Сколько стоят вот эти куклы? – прошептала Люсинда.

– Пятьдесят центов каждая, – последовал тихий ответ продавца.

Люсинда радостно улыбнулась. Такая трата была ей по средствам. Она немедленно извлекла из кошелька пятьдесят центов и вручила их продавцу. Потом снова подошла к Тринкет.

– Гляди, – обратила она внимание ребенка на кукол. – По-моему, они очень хорошенькие. И босоножки у них тоже есть.

Тринкет принялась с самым сосредоточенным видом разглядывать кукол.

– А в какой одежде тебе больше нравится? – задала новый вопрос Люсинда.

Тринкет задумчиво поводила пальцем по прозрачной крышке коробки.

– Вот, – уверенно показала она на куклу в ярко-красном платье с белым поясом и в белых босоножках. Люсинда подозвала продавца.

– Вы не хотели бы, сэр, чтобы эта девочка унесла с собой куколку в красном платье?

Продавец ответил, что ничего лучше и придумать нельзя. Он быстро разрезал ленточку на коробке и извлек куклу. Тринкет немедленно потянулась к ней, однако тут же отдернула руку и вопрошающе посмотрела на Люсинду, словно сомневалась в своих правах.

– Бери! Она твоя! Совершенно твоя! – немедленно заверила та. – Возьмешь ее домой, и она останется у тебя навсегда.

Тринкет тут же прижала к себе куклу. На какое-то время она словно обезумела от счастья. Люсинда вполне понимала ее состояние. С ней самой в возрасте Тринкет произошло то же самое, когда дядя Эрл привел ее в магазин игрушек и купил тележку ярко-красного цвета.

Вернувшись домой, Люсинда ловко раздела ребенка, затем разделась сама. Затем они с Тринкет отправились вместе в гостиную. Там она опустилась в качалку, а Тринкет усадила к себе на колени. Тут ее ждало настоящее чудо. Легкая, как перышко, девочка крепко прижалась к ней.

Никогда еще Люсинда не играла с такими маленькими детьми. Так получилось, что в их семействе она была самой младшей из всех. Это ее очень расстраивало. Ей всегда хотелось заботиться о ком-нибудь маленьком! И вот, когда она уже отчаялась, в жизни ее появилась «совершенно чудесная Тринкет». Это казалось Люсинде подлинным волшебством, и она едва могла поверить своему счастью.

Она долго вглядывалась в сияющее личико Тринкет, а та, в свою очередь, не отрывала взгляда от новой куклы, которую устроила у себя на коленях.

– А хочешь, споем твоей куколке колыбельную? – предложила Люсинда. – Когда мне было столько лет, как тебе, я очень любила песню про лягушонка. Вот, послушай.

Она начала петь, и Тринкет слушала, и новая кукла – тоже. А потом, когда настало время возвратить девочку, они едва нашли силы расстаться.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН

1 октября 189… года

Вот вещи, которые мне очень нужны для «Бури» мистера Уильяма Шекспира: белый картон для декораций и еще краски с мелками.

Надо где-нибудь поискать камней для пещеры Просперо.

Еще нужен корабль после кораблекрушения. Желтый песок – тоже.

А также:

№ 1. Просперо – настоящий герцог. Если не удастся купить бородатую куклу, придется приклеивать ей к лицу волосы.

№ 2. Алонзо – король. Вообще, ему тоже лучше всего было бы быть бородатым.

№ 3. Антонио – незаконный герцог. Наверное, в крайнем случае, я обойдусь без него. А может, и не обойдусь.

№ 4. Фердинанд – возлюбленный Миранды. Он должен быть самым красивым. Просто не знаю, где мне найти такую красивую куклу.

№ 5. Моряки. Таких продается навалом. Двух вполне хватит.

№ 6. Калибан – жуткий урод. Боюсь, такого мне вообще нигде не купить.

№ 7. Ариэль – сказочный дух. Мне его и покупать не надо. У меня в театральной коробке есть для него прекрасная кукла.

Еще: кусочки шелка, бархата, атласа и всякое другое для костюмов. Тут мне поможет мисс Нетти. У нее от заказчиков остается полно обрезков.

4 октября 189… года

Жалко, что моя мама сейчас так далеко! Она, наверное бы, меня научила, что со всем этим делать. А самая просто не знаю. Я открыла ужасное про Тринкет и ее папу с мамой.

Сегодня лил такой дождь, и я поднялась, чтобы снова одолжить у них Тринкет. Потому что мисс Нетти мне выкроила костюмы для Просперо и короля. Я собиралась их сшивать и решила, что Тринкет будет интересно. Мне и самой интересно. Оказывается, я люблю шить. Конечно, если рядом нет тети Эмили и никто мне не говорит: «Люсинда, следи за стежками!»

Когда я поднялась наверх, никого, кроме Тринкет, в квартире не было. Она открыла дверь и потащила меня прямо в комнату. О, какой ужас я там увидела! Там была просто голая комната. Только в углу стоял какой-то ящик. Они из него (или его – не знаю, как правильнее?) сделали шкафчик для пакетов с едой и посудой, а сверху поставили газовую горелку, чтобы готовить. Еще в этой комнате находился только комод, кровать, детская кроватка, а вдоль одной стены висел кусок какого-то старого материала, за которым они вешают свои вещи. И больше ничего! Совершенно пустое и бедное жилище! Я смотрела, и мне стало больно внутри. И я сразу подумала: наверное, миссис Б. (я просто не знаю, как пишется эта фамилия!) совсем не хотела бы встретить меня в этой комнате. Поэтому я побыстрее отвела Тринкет к себе. Потом я вернулась и приколола записку к двери, чтобы ее родители знали, где найти Тринкет.

Тринкет мои театральные куклы очень понравились. А она принесла свою куклу, которую я ей купила. Мы решили, что я сошью этой кукле платье, и она будет играть в моем представлении нимфу. А когда мама Тринкет позволила ей остаться у меня на ужин, мы стали пить из моего кукольного сервиза. Это было просто прекрасно! Тринкет даже смеялась, а ей так редко становится весело.

Вечером я ничего не рассказала мисс Питерс с мисс Нетти об ужасно бедной квартире у Тринкет. Сначала мне, конечно, поделиться хотелось, но потом я вспомнила, как мама мне однажды сказала, что иногда добрее о чем-нибудь промолчать. Мне кажется, случай с комнатой Тринкет как раз подходит для этого правила. Лучше я постараюсь как можно чаще приглашать Тринкет к себе на ужин. Вот хорошо бы мне удалось, чтобы ее отпускали ко мне ужинать через день! Ой! А вдруг я заразилась от тети Эмили? Ведь я тоже начала вмешиваться в чужую жизнь. Если я на нее похожа, это будет для Тринкет просто кошмар!

ВСЯКИЕ РАЗНОСТИ

Проснувшись на следующее утро, Люсинда сразу вспомнила, что сегодня суббота. Первая суббота со времени отъезда родителей, которую не придется посвящать тете Эмили! Люсинда улыбнулась. Уж этот выходной она проведет по-своему!

После завтрака она отправилась на роликах к фруктовому лотку. Тут-то Тони Коппино и увлек ее своим замыслом.

– Ты когда-нибудь пекла картошку в жестяных банках, Люсинда? – спросил он. – По-моему, сама Дева Мария посылает нам сегодня погоду для этого.

Люсинда была не из тех, кого приходится слишком долго подбивать на подобные приключения.

– О, Тони! Ты хочешь устроить пикник! – в восторге всплеснула она руками. – Я просто обожаю разные пикники. Когда мы жили летом на море в штате Мэн, мы их все время устраивали. Мы выкапывали ямку в песке, клали в нее всякие деревяшки, которые находили на берегу, потом зажигали, и получался костер. Когда оставались одни угли, мы пекли на них омаров, курицу, картошку, кукурузу, да все, что угодно. Получалось так вкусно! Пальчики оближешь!

– Картошка тоже получается «пальчики оближешь», – не пожелал уступать Тони.

– Хорошо бы устроить пикник прямо в Нью-Йорке, – мечтательно проговорила Люсинда. – Только тут, наверное, это не сделаешь.

– Запросто, – успокоил Тони. – Я сто раз уже пек тут картошку в жестянках на улице.

– Где же ты это делал, Тони?

– Где хочешь. На любом пустыре и в парке…

– Тогда давай сегодня все и устроим, а? – перебила Люсинда. – Заодно и камни поищем для декораций. А я сбегаю домой и захвачу с собой томик мистера Уильяма Шекспира и прочитаю тебе всю «Бурю». Но где мы возьмем картошку с жестянками?

– У нас в подвале, – горделиво ткнул себя в грудь Тони. -Там все есть. И жестянки, и картошка, и уголь. Дождусь, пока папа вернется с рынка, тогда сможем с тобой пойти.

На том и порешили. Представ перед сестрами Питерс, которые уютно беседовали в гостиной, Люсинда выпалила:

– Мисс Питерс! Мисс Нетти! Я скоро пойду на пикник вместе с Тони! Можно?

Весь путь до пансиона она неслась на роликах с бешеной скоростью и теперь едва переводила дух от усталости и волнения.

– Это просто самый обычный пикник, – набрав побольше воздуха в легкие, продолжала она. – Почти как те, которые мы с родителями устраивали на пляже в Мэне. Только мы с Тони его устроим не на пляже, а на каком-нибудь пустыре. Понимаете, мисс Питерс?

Мисс Питерс все очень хорошо поняла, но особой радости не выказала. На днях она лично посетила фруктовый лоток на углу Восьмой авеню и вынесла самостоятельное суждение об отце и сыне Коппино. Оба, несомненно, были людьми простыми и честными. Теперь учительница не сомневалась, что дружба с ними никоим образом Люсинде не повредит. Однако пикник на городском пустыре…

Мисс Питерс задумалась. Начни она Люсинде все запрещать, это обязательно скажется на их отношениях. Слишком уж щедро наделила природа энергией и идеями ее подопечную. Если лишить ее возможности воплощать и то и другое в каком-нибудь деле, девочка просто не сможет владеть собой. Мисс Питерс не сомневалась: именно запреты рождали на свет неуправляемую и бурную Люсинду, которая приводила в трепет всех своих родственников. Поэтому, немного поколебавшись, учительница с видимым усилием ответила:

– Просто не знаю, Люсинда, что бы подумала твоя мама о пикниках на городских пустырях…

– Мисс Питерс! – взмолилась воспитанница. – Но это же на один раз! Один-единственный пикник на одном-единственном пустыре! Я вас очень прошу, мисс Питерс.

– Пустырь совсем не подходящее место для девочек, – из последних сил сопротивлялась мисс Питерс.

– Вы разве забыли, что со мной будет Тони? – отбила выпад Люсинда. – Тони Коппино совсем не девочка. В случае чего он за меня вступится. С ним вместе мне ничего не грозит.

– За собственный лоток ему не очень-то удалось вступиться, – с сомнением покачала головой учительница.

– Но мне-то ведь удалось, – тут же нашла новый довод Люсинда. – Значит, и на пустыре я смогу вполне выручить Тони, а он меня. Вы просто напридумали себе всяких ужасов, мисс Питерс, а на самом деле ничего там плохого случиться не может. Это очень хороший пустырь.

И девочка так заразительно засмеялась, что мисс Питерс невольно последовала ее примеру.

– Будем надеяться, что с тобой и впрямь ничего не случится, Люсинда, – сказала она. – Пойдем на кухню. Помогу тебе сделать сандвичи для вашего пикника.

Мисс Питерс сделала сандвичи, завернула в бумажные кульки соль и масло, а потом все сложила в большой пакет. Там еще оставалось достаточно места. Тогда Люсинда пошла в столовую пансионата к Черной Саре. Та как раз испекла круглые кексики, облитые шоколадной глазурью. Четыре из них с одобрения кухарки перекочевали в пакет для пикника. Томик с «Бурей» мистера Уильяма Шекспира уже лежал у Люсинды в кармане куртки. А вскоре настало и время встречи с Тони Коппино.

Оказалось, у Тони нет собственных роликовых коньков, но Люсинда тут же нашла превосходный выход. Сняв один из своих роликов, Люсинда протянула его приятелю.

– Надевай! – приказала она. – Каждый поедет на одной ноге. Ничего страшного. На одном ролике можно развить такую же скорость, как на двух.

И они ринулись вверх по Бродвею. Скорость и впрямь была неплохой. Прохожие едва успевали отскакивать в стороны. Наконец Люсинда и Тони достигли парка. Они свернули с улицы и поехали вдоль ограды. Две жестяные банки, скрепленные проволокой, болтались у Тони через плечо. В одной руке он сжимал большой пакет с фруктами и картошкой, в другой – мешочек с углем.

Не сбавляя скорости, мальчик и девочка миновали Охотничьи ворота парка, затем Матросские, вслед за которыми сразу нашли именно тот пустырь, который требовался для пикника. Там было почти не грязно. В одном углу его высился гранитный валун и даже росло несколько деревьев. Обменявшись впечатлениями, Люсинда и Тони сочли место очень уютным и решили не искушать судьбу дальнейшими поисками.

Тони с видом опытного в таких делах человека сразу принялся за работу. Он объяснил Люсинде, что главное – правильно приготовить угли. Для этого и предназначены его необычные банки. Сверху на них навинчивались крышки с отверстиями, а проволока, обмотанная вокруг, была завязана наподобие рукояток у ведер. Тони отвинтил крышки и наполнил обе банки на четверть углем. Когда уголь достаточно разгорелся, крышки были водружены на место.

– Теперь размахивай! – протянул Тони одну из банок Люсинде. – Иначе будет гореть неровно.

Люсинда с восторгом схватилась за рукоятку. Никогда в жизни она еще не размахивала банкой с горящим углем и воспринимала это как настоящее волшебство. Несколько минут спустя Тони поставил свою банку на землю. Люсинда последовала его примеру. Мальчик отвернул крышки. Окинув придирчивым взглядом угли, положил в каждую банку по две картошины и снова плотно завернул крышки.

– Помашем еще немного, – решил он, – а потом надо будет поставить и подождать. Так картошка лучше доходит.

Пока доходила картошка, Люсинда и Тони уселись на гранитный валун и беседовали в свое удовольствие. Они и не заметили, как поделились друг с другом самыми сокровенными тайнами и мечтами. Тут-то Тони и рассказал, что больше всего на свете любит «создавать красоту собственными руками».

– Понимаешь, – объяснял он, – все красивое просто бросается мне в глаза. Ну, например, медная тарелка, а на ней фрукты, или цветы на окне, или лебеди плавают в пруду, а вода зеленая… На свете так много красивого. Мне кажется, я мог бы тоже своими руками делать красивые вещи, чтобы люди ими пользовались.

– Что же ты не попробуешь? – удивилась Люсинда.

– Во-первых, мне нечем все это делать, а во-вторых, негде, – горестно развел мальчик руками. – У нас в доме маленькие дети. Видела бы ты, как они все переворачивают вверх дном! – засмеялся он.

– Ты хочешь сказать, что тебе нужны краски и кисти? – продолжала допытываться Люсинда. – Тогда бери мои. У меня и того и другого полно. Да и места в гостиной мисс Питерс сколько угодно. Приходи и рисуй. Ой! – вдруг осенило ее. – Да ты ведь можешь сделать декорации к «Буре»! Сейчас я тебе прочту.

Она вытащила из кармана томик в переплете из красной кожи и принялась читать вслух. Конечно, у нее получалось не так выразительно, как у дяди Эрла, однако и того, что удавалось ей передать в своих самых любимых сценах, для Тони было вполне достаточно. «Буря» полностью захватила его. Он сидел, раскрыв рот, и, казалось, боялся даже шелохнуться, чтоб не разрушить очарования. Ему открывалась дотоле неведомая красота, имя которой Уильям Шекспир.

Дойдя до Калибана, Люсинда прервала чтение, чтобы поделиться с другом своими тревогами:

– Боюсь, Калибана в игрушечном магазине не купишь. Прямо не знаю, где я найду подходящую куклу?

– Предоставь это дело мне, – солидно проговорил Тони.

Он похлопал себя по карманам куртки, потом извлек перочинный нож, в котором оказалось всего одно лезвие.

– Знаешь, сколько я вырезал им игрушек для младших детей? Уж как-нибудь справлюсь и с Калибаном. Сделаю его из дерева или из бугристой картошки.

Тут их ноздри защекотал изумительный аромат. Обе жестяных банки будто бы призывали отведать готовой картошки, и зов этот нашел бурный отклик в сердцах Люсинды и Тони.

Люсинда раскрыла пакет с едой. Тони развернул свой кулек и, расправив бумагу наподобие скатерти, выложил бананы, апельсины и грушу.

– Папа запомнил, как ты любишь груши, – объяснил мальчик. – Он ее тебе специально прислал.

День выдался и впрямь словно специально для пикника. Было сухо и солнечно, но уже прохладно. Впрочем, это было не так уж плохо: на еду не садились мухи, а к маслу так и не прилипло ни одного мелкого насекомого. Видимо, для насекомых погода была слишком холодной. В конце концов стало немного зябко и детям.

– Сложу я, пожалуй, костер, – потирая ладони, предложил мальчик. – Под валуном разгорится отлично.

Тони собрал сушняк, бумажки, обломки отслужившей свой век бочки, и вскоре у самого подножия валуна с уютным треском заплясало пламя.

– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Коппино-младший. -Теперь огонь согреет наши тела, а картошка – желудки.

Но не успели они и по кусочку отведать, как внимание их привлек звон колокольчиков. Повернув головы, они заметили, что вдоль тротуара медленно движется лошадь с повозкой, полной какого-то мусора. Видимо, как раз в это время ветер донес до пожилого мужчины, который правил повозкой, запах печеной картошки. Мужчина немедленно натянул поводья. Лошадь остановилась. Тогда он вылез из странного своего экипажа и, приветственно размахивая рукой, направился к детям.

– Что-то мне это не нравится, – испуганно глядя на незнакомца, прошептала Люсинда. – Вдруг он…

Предположение было столь страшно, что она не решилась договорить, и только крепко взяла Тони за руку. Незнакомец тем временем подходил все ближе и ближе. Чем отчетливее видели его дети, тем меньше он внушал им доверия. Одежда его состояла из каких-то ужасных лохмотьев, лицо заросло щетиной и, без сомнения, изрядное количество времени не испытывало благотворного воздействия воды и мыла. Теперь Тони тоже почувствовал себя неуютно. Они с Люсиндой переглянулись. Сейчас они друг друга понимали без слов. У них еще была возможность, бросить все и спастись бегством. Однако и мальчик, и девочка решительно отвергли этот позорный путь. Что бы там ни было, они встретят опасность лицом к лицу!

Не сводя глаз с незнакомца, они ждали, что преподнесет им судьба. Мужчина в лохмотьях уже настолько приблизился, что мог хорошо разглядеть детей. Тут-то он и узрел на их лицах ужас. Резко остановившись, он улыбнулся. Лишь только это произошло, страх совершенно оставил Люсинду и Тони. Глаза у незнакомца оказались добрыми, как у собаки. Без сомнения, такой человек просто не может причинить зла.

Люсинда тут же ответила мужчине улыбкой, а Тони решил пока выждать и по-прежнему сурово глядел на него.

Мужчина оперся коленом о валун и зябко потер руки. Затем, наклонившись немного вперед, он вытянул ладони над пламенем и скромно потупил взор.

– Вот так, юная леди и юный джентльмен. Вот так, – тихо заговорил он. – Я, значит, работаю просто старьевщиком. Вот так вот. Я частенько наведываюсь сюда в это время. Но ни разу еще не встречал тут такой компании. Вот так, юная леди и юный джентльмен.

Он замолчал и наконец решился посмотреть им в глаза. При этом он, не переставая, принюхивался, и ноздри его трепетали, словно у проголодавшегося терьера.