Текст книги "На краю бездны"

34

Еще даже не рассвело. Я бесшумно поднимаюсь, оставив Гэвина тихонько похрапывать. Вчера мы допоздна бродили по утесам в поисках хоть малейших зацепок. Ввалившись наконец в «Корабль», мы обнаружили, что не одни такие, вернувшиеся ни с чем. На столах лежали карты, расчерченные на квадраты маркером; каждой поисковой группе был присвоен свой квадрат. Однако никто ничего не нашел, Элли как сквозь землю провалилась. Родители Элли сказали Батлер, что такое не в ее характере; Кэт заявила, что подруга никогда не забывала о встречах и всегда предупреждала, если не могла прийти. И в конце концов вчера, уже поздно вечером, Элли объявили в розыск.

На кухне я наливаю себе стакан воды и отправляю Монике сообщение с вопросом, нет ли новостей. В ожидании ответа усаживаюсь за стол и смотрю на небо. Я думаю об Элли, будто мои мысли могут как-то вернуть ее. От Моники приходит ответ, очень краткий: «Пока ничего. Скоро ребята снова выйдут на поиски. Я отпишусь».

Что ж, хотя бы не нашли труп. И одежду, вынесенную на какой-нибудь отдаленный пляж. Ну или пока не нашли. Я ставлю стакан на стол. Необходимо чем-то себя занять.

Я беру треногу и иду к Скалам, мимо Блафф-хауса. Навожу камеру на утес и смотрю в видоискатель. Справа, у самой кромки кадра, смутно виднеется Крэг-Хед. Если взять чуть левее, вдали переливается огнями Молби. Но я фокусируюсь на Блафф-хаусе и крае утеса всего в нескольких ярдах от его крыльца. Пять шагов до тропинки, еще пара за нее – и обрыв. Дальше нет ничего, кроме моря, черного, как деготь, чьи рокочущие волны таят в себе секреты, тела, смерть.

Может, именно тут стояла в ту ночь Моника, обозревая этот вид? Вдруг Элли тоже там, внизу? Я нажимаю кнопку «Запись», потом, немного поколебавшись, отступаю от камеры и вхожу в кадр. Шаг, второй, третий. Голова низко опущена, руки крепко обнимают тело. Я подхожу к Блафф-хаусу, пытаясь представить, что я – Дейзи. Теперь впереди обрыв. Четвертый шаг, пятый – дальше и дальше, к головокружительной круче, навстречу вечному мраку. Но почему? Зачем я здесь? Что на меня нашло? Кто меня к этому толкает? Парень в кожаной куртке, который никогда не скажет, что любит меня? Подруга, предавшая меня? Мужчина, воспользовавшийся мной?

Шесть, семь. Но Моника видела ее. И осталась записка. Восемь. Девять. Записка, которую родная мать Дейзи назвала ерундой. Десять, одиннадцать, двенадцать, и галечная дорожка остается позади, а я оказываюсь по другую ее сторону на пробивающейся траве.

Но как записка может быть ерундой? Хочет ли она сказать, что Дейзи никогда ее не писала? Но ведь Джеральдина сама подтвердила полиции ее подлинность, узнав почерк дочери. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Зачем бы ей так говорить, если это неправда?

Шестнадцать. Все, я пришла. Я могу заглянуть туда, вниз, за край. Еще один шаг – и я окажусь на зыбкой почве. Пучки влажной травы, готовые сорваться камни, смерзшаяся земля. Если бы не оттепель, все это было бы покрыто ледяной коркой – еще одна опасность, еще одна возможность поскользнуться и полететь вниз. Хочется развернуться и убежать, но я этого не делаю. Я смотрю вниз, на волны, и словно пытаюсь сквозь белую пену настоящего проникнуть взглядом в черноту прошлого. Правда сводит с ума своей близостью. Кажется – вот она, совсем рядом, только руку протяни. Если бы я могла сделать еще один шаг, всего один шажок или два, я бы поняла, я бы узнала, что она чувствовала, я бы узнала, что произошло. В какой-то момент я едва не делаю этот шаг. Едва.

– Алекс!

Голос кажется невообразимо далеким и резким, а имя, которое он произносит, – чужим. Только через секунду я понимаю, что оно принадлежит мне, и еще через одну вскидываю голову, чтобы взглянуть, кому я понадобилась. Позади меня на тропинке, ведущей к деревне, виднеется темный силуэт, но он все еще слишком далеко, чтобы я могла узнать его, и тем не менее человек бежит ко мне.

– Алекс! – кричит он снова. – Стой!

Стой, думаю я. Стой. Я смотрю в воду. Моника, наверное, то же самое кричала Дейзи. Почему она не послушалась?

– Не надо!

Я делаю шаг назад. Чьи-то руки смыкаются вокруг меня, стискивают, отрывают от земли, и на мгновение мелькает мысль, что сейчас меня столкнут вниз. Это Гэвин, думаю я. Попалась. Он меня обманывал. Все-таки это он похитил Элли.

Или вернувшийся из участка Дэвид, который узнал там, что именно я заварила всю эту кашу, и теперь жаждет мести. Я готовлюсь полететь с обрыва, но меня разворачивают лицом к дому и лишь затем разжимают руки.

Это Брайан. Лицо у него красное; когда он орет, слюна долетает до моих губ.

– Ты что творишь?!

Он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Ноздри у него раздуваются, голос дрожит: он до смерти перепуган. Или разъярен.

На мгновение кажется, что он сейчас тряханет меня или влепит пощечину. Я подавляю желание броситься в драку, накинуться на него, вцепиться ногтями, выцарапать ему глаза; да хоть коленом засадить ему в пах, если ничего другого не получится. Это животная реакция, инстинкт. Не знаю, откуда она исходит.

– Ничего, – выдыхаю я, и его руки бессильно повисают вдоль туловища.

На краткий ошеломляющий миг я вдруг очень хочу, чтобы они вновь сомкнулись вокруг меня.

– Ты меня напугала! Я подумал…

Я смотрю на него. Это всего лишь Брайан, встревоженный и обеспокоенный. Я знаю, что он подумал. Представляю, как это выглядело со стороны.

– Я просто смотрела вниз. – Указываю на камеру. – И снимала все на видео… А в чем, вообще, дело?

– Мне нужно с тобой поговорить.

– О чем? О господи, про Элли? Она что?..

– Нет, нет. Ее до сих пор не нашли. – Он вскидывает глаза на окна Блафф-хауса. – Послушай, давай поищем другое место?

– Как ты меня отыскал?

– Я был у Моники. Говорил с Гэвином. Он сказал, ты должна быть здесь.

Он смущенно кашляет и снова протягивает ко мне руку – его ладонь ложится на мой локоть. На этот раз заботливо, но я ловлю себя на желании сопротивляться. Наверное, потому, что он хочет увести меня от края обрыва, не очень понимая, чего еще ожидать.

– Ты идешь? Можем поговорить по дороге.

– Нет! – мотаю я головой. – Расскажи, в чем дело!

Брайан понижает голос, хотя, кроме нас, тут никого нет. Похоже, он нервничает, и я пытаюсь понять, чего он боится.

– Я получил открытку, – говорит он.

От нервозного нетерпения меня бросает в дрожь.

– Открытку? От кого?

– От Дэвида.

Повисает пугающая тишина. Даже ветер, кажется, утих. Значит, я была права. Именно Дэвид послал Дэну ту открытку, благодаря которой я в конечном итоге оказалась здесь. Но зачем?

– От Дэвида? И что там написано?

– Смотри.

Порывшись в кармане куртки, он вытаскивает картонный прямоугольник.

– Вот. Ее подсунули мне под дверь.

Я беру ее трясущимися руками. На лицевой стороне фотография маяка на Крэг-Хеде.

– Но он же до сих пор в полицейском участке!

– Его уже отпустили. Я не знаю, где он сейчас. Читай.

Я переворачиваю открытку.

«У меня есть доказательства, не оставляющие вопросов. Я готов их предоставить. Передай, что буду ждать ее сегодня в восемь вечера. Пусть приходит одна. Только никому больше ничего не говори. Пожалуйста. Прости меня».

– Ты показывал это полицейским? Этой Батлер?

– Нет еще.

– Почему?

– Я все еще… Не верю, что Дэвид имеет к этому отношение…

– А открытка? Похоже, он хочет во всем признаться.

Брайан устремляет взгляд на облака:

– Если Элли у него, то ей, скорее всего, ничего не грозит. Давай посмотрим, что он скажет.

– Но…

– Он сбежит, если заподозрит, что мы приплели к этому Батлер. Или еще что похуже.

Я вспоминаю, что Брайан рассказывал мне про нервный срыв Дэвида. Может, он и прав.

– Ты уверен, что эта открытка вообще от него?

– Это его почерк.

Я внимательно рассматриваю текст. Буквы мелкие и ровные. Открытка, которую послали Дэну, подписана другой рукой.

– Где он будет меня ждать? – Я вскидываю глаза на Блафф-хаус. – Здесь?

– Нет, – качает головой Брайан. – Думаю, он слишком напуган, чтобы возвращаться сюда после всего, что случилось.

– Где тогда? – Я переворачиваю открытку. – У маяка?

– Наверное.

Меня охватывает нетерпение. Что это за доказательства и что именно они подтверждают?

– Ты пойдешь со мной?

– Он хочет, чтобы ты пришла одна.

Нет.

– Он послал эту открытку тебе, – уговариваю я. – Ты и так в курсе…

Брайан неохотно кивает.

Я должна пойти, ради Элли, но Дэвид знает обо мне что-то, чего я сама не знаю, и я не уверена, что готова услышать правду.

Но мне уже доводилось переживать нечто подобное, напоминаю я себе. Я очнулась в Диле, понятия не имея, почему сбежала. Я лежала в больнице, потом меня перевели оттуда в клинику лечения нарушений памяти, к доктору Олсен. Там я стала Алекс, отыскала Элис в наркопритоне у вокзала Виктория и постепенно по кусочкам собрала воедино все свое прошлое. Или по меньшей мере какую-то его часть.

Ради этого, видимо, я и вернулась сюда, ради этого сняла «Черную зиму».

И похоже, ради этого я здесь. Ради того, чтобы узнать правду. Правду о том, что случилось тогда, и о том, что происходит сейчас.

Тогда
35

Через несколько недель после того, как я поселилась в той квартире, они устроили вечеринку. Я все время ходила уставшая, живот был постоянно раздут, и тем не менее я все ела и ела. В тот день одна из девушек – она называла себя Кристал, с одной «л», – поинтересовалась, не показалось ли ей, что я ем за двоих. Я покачала головой, но без особой уверенности; месячные у меня стали такими нерегулярными, что я уже давным-давно не беспокоилась из-за каждой задержки. Остаток вечера я провела, читая в Интернете про признаки беременности, и к тому времени, когда явились приятели Дева с водкой, пивом и еще бог знает какой дрянью, была на взводе.

Ги, которого на самом деле звали Гленном, зажал меня в углу в ванной.

– Сэди, – сказал он таким тоном, будто крайне удивился нашей встрече.

Он был пьян в хламину, двигался заторможенно, язык у него заплетался.

– Сэди, Сэди, скорей мне дай ответ, – затянул он песенку, потом наклонился меня поцеловать.

Рот его походил на открытую рану, и я сказала, что лучше умру. Вид у него сделался такой, как будто я влепила ему пощечину.

– Думаешь, ты слишком хороша для меня? – процедил он. – Да ты просто жирная шлюха, которая дает всем подряд.

Он положил руку мне на промежность и снова попытался поцеловать. Не знаю, что случилось дальше. Помню, как заметила наше отражение в зеркале над раковиной и не узнала ни его, ни себя. Я словно видела все происходящее сквозь видоискатель камеры или на экране, где актеры разыгрывали роли. На подоконнике рядом с унитазом стояла пустая бутылка из-под вина, и не успела я опомниться, как она оказалась у меня в руке, а в следующее мгновение Ги лежал на полу и по его лицу и шее текла кровь, собираясь в алую лужу. Я опустилась на корточки рядом с ним, но он не шевелился.

Я выбежала из ванной и отыскала Дева:

– Я убила Ги.

Когда мы вернулись в ванную, Элис уже стояла на коленях рядом с распростертым на полу телом, прижимая полотенце к разбитой голове Ги.

– Все не так плохо, как выглядит, – сказала она.

Глаза Ги распахнулись, уродливый рот пришел в движение.

– Я убью эту тварь.

– Уведи ее отсюда, – бросила Элис Деву.

Я будто приросла к месту. Я глядела вокруг, и мне казалось, что все происходит на экране и не имеет никакого отношения ко мне. Дев схватил меня и потащил сквозь толпу, собравшуюся в коридоре. У входной двери он сказал, что найдет меня, и велел ждать в парке напротив.

Я повиновалась. Через час с небольшим он появился и дал мне мобильный телефон.

– Вот, возьми.

– Что это?

– Один из моих запасных, – пояснил он. – Тебе надо валить.

– Но мои шмотки!

– Какие еще шмотки? – Он вздохнул. – Послушай, с Ги шутки плохи. Придется на какое-то время залечь на дно. Я забил в телефон свой номер, позвонишь мне. Только выжди несколько недель, ладно? Он спросит, где ты, и лучше мне этого не знать.

Я включила телефон:

– Какой у него пин-код?

– Тринадцать семнадцать, – сказал он и поцеловал меня. – Мне надо идти.

Я проводила его взглядом, потом развернулась и зашагала в ночь.

Сейчас
36

Я включаю воспроизведение.

Из темноты медленно проступает картинка. Подвал. По сырым стенам, поблескивая, сочится влага. В жестком безжалостном свете осветительной лампы все тени резкие, четко очерченные. Камера внезапно отъезжает назад, угол расширяется, в следующую секунду фокус перемещается вправо – и в кадре возникает лицо.

Это Дейзи. Она вся в слезах и соплях, волосы спутаны, глаза красные. «Помоги мне, – молит она. – Помоги, пожалуйста». Она повторяет эти слова снова и снова, но тут съемка обрывается, экран заливает чернота, и вскоре появляется новая картинка. Мы на улице, камера дрожит и дергается, земля залита все тем же резким слепящим светом; сухая листва, подернутая инеем, звездное небо, чьи-то ноги в ботинках поначалу переступают медленно, но потом набирают скорость, и вот уже камера несется к темнеющему вдали тису. Под ним навалена груда камней. Камера выхватывает из темноты мертвые цветы и женщину, стоящую на коленях у могилы; она клонится вперед, ее руки погружены в землю, лоб почти касается земли. Все ее тело сотрясается, как будто она рыдает. Мы приближаемся, и она наконец нас замечает. Она вскидывает голову. «Помогите мне». В ее голосе слышится облегчение. «Вы пришли! – Она принимается яростно раскапывать землю. – Мы должны вытащить ее оттуда. Помогите мне. Помогите, пожалуйста».

Мы подходим ближе. Она достает из могилы тело. Сквозь тонкий слой земли проступает лицо. Оно попадает в круг света, и камера резко фокусируется. Это я.

В следующую секунду я просыпаюсь.

Когда я добираюсь до парковки наверху Слейт-роуд, Брайан уже ждет, подпирая стену у въезда. Он весело меня приветствует, но на его лице написана тревога.

– Мы приедем раньше времени, – замечает он, усаживаясь в машину.

– Тем лучше. Только тебе придется показывать дорогу, – говорю я, пристегиваясь.

Я кривлю душой. Дорога отлично мне известна, но я не хочу, чтобы он это знал. Я выруливаю с парковки.

– Наверху налево, – подсказывает он.

– Про Элли никаких новостей?

Он качает головой. Всю вторую половину дня мы оба провели в поисках, хоть и врозь. Видимо, потому меня и сморило. Мне даже кое-что удалось поснимать. Тайком. Ребят в пабе, распределяющих, какая группа в каком квадрате ведет поиски. Толпы местных жителей прочесывают утесы. Среди них я заметила Лиз. И Софи с Моникой.

До маяка недалеко, и вскоре я паркуюсь на обочине неровной дорожки, усыпанной гравием. Вокруг ни души, машины Дэвида тоже нигде не видно, и когда я глушу мотор, воцаряется полная темнота, если не считать регулярных вспышек маяка.

– Ты фонарь не прихватила?

– Посвечу телефоном, – говорю я.

Вокруг нас коконом смыкается тишина.

– Ты ему доверяешь? Он не попытается что-нибудь со мной сделать? – спрашиваю я, хотя под ложечкой у меня сосет вовсе не от страха за свое благополучие.

– Все будет в порядке, – ободряюще улыбается Брайан.

Я выхожу на гравийную дорожку, которая ведет к маяку. Справа виднеется невысокое строение, и, подойдя ближе, я понимаю, что когда-то это было бюро информации для посетителей. С трех сторон его огибает деревянная терраса, уже сгнившая, а все окна или разбиты, или заколочены. Над входом висит обломок знака, на котором масляной краской выведено слово «Хед». Я оглядываюсь: Брайан сидит в машине, по-прежнему в темноте.

Поднимаюсь дальше. Маяк выкрашен белой краской, у его основания виднеются несколько заброшенных построек. Сама башня не очень высокая, но все равно впечатляющая – стоит на самом краю утеса, мрачная и величественная.

Вскидываю камеру и некоторое время снимаю, затем отпускаю, и она, работающая, повисает на ремне у меня на шее. Тропинка заканчивается, но наверху никого нет. Я нахожу невысокую ограду, с которой хорошо видно всех, кто поднимается к маяку, и присаживаюсь.

Выключаю фонарь на телефоне и жду, когда глаза привыкнут к темноте. Вокруг стоит абсолютная тишина, потом я слышу за спиной механический шум – негромкое ритмичное жужжание поворачивающихся линз маяка. В вышине реет чайка, кувыркаясь в луче света. Ее пронзительный крик звучит как насмешка.

«Это ты во всем виновата, – кажется, говорит она. – Ты, и никто другой».

Виновата. Мои мысли немедленно возвращаются к тому, что случилось тогда, к тому, что я сделала с Ги во время вечеринки. Я усилием воли отбрасываю их и устремляю взгляд на море. Дует пронизывающий ветер, засовываю покрасневшие руки поглубже в карманы. Восемь тридцать медленно перетекают в восемь сорок пять, но Дэвида по-прежнему не видно. Ловлю себя на мысли: где-то в глубине души я ожидала, что он появится в обществе Элли и с извинениями отдаст ее мне, прежде чем снова укрыться у себя в Блафф-хаусе. Ноги давно задубели от холода. Около девяти часов я уже готова сдаться, как вдруг на тропинке появляется темный силуэт.

– Я начал волноваться.

Освещаю телефоном обеспокоенное лицо Брайана и поднимаюсь с оградки, испытывая облегчение пополам с разочарованием.

– Он не пришел.

Лицо у него вытягивается.

– Поехали обратно, – предлагает Брайан.

– Нет, давай пройдемся вокруг.

Мы обходим постройки с намерением заглянуть в каждую по очереди, но когда во второй из них я замечаю приоткрытую дверь, то сразу понимаю: это не к добру.

Брайан стоит прямо у меня за спиной.

– Что там такое? – спрашивает он, и я говорю, что не знаю.

За дверью виднеется помещение, в котором нет ничего, кроме нескольких полок и лестницы, уходящей вниз, в темноту.

– Наверное, тут было что-то вроде склада, – замечает Брайан.

В его голосе я слышу отзвук собственного страха.

– Пошли-ка отсюда, пока не поздно.

– Нет, – говорю я. – Я иду внутрь.

Он заходит следом. Стены сочатся влагой, скользкие каменные ступени грозят предательски уйти из-под ног. Я осторожно спускаюсь, снимая на ходу. Собственное дыхание оглушает меня. Внизу не видно ничего, кроме черноты.

– Элли? – произношу я негромко, но отвечает мне лишь эхо.

Брайан, идущий следом, спрашивает:

– Есть что-нибудь?

Я поднимаю телефон. В луче фонарика, точно звезды, танцуют пылинки. Подвал совсем крошечный; в углу стоят бочки и пустые банки из-под краски, у стены в беспорядке свалены доски. Я обвожу фонариком помещение, и тут мой взгляд цепляется за что-то на полу. Это уродливый ботинок Дэвида.

– Брайан, – срывающимся голосом зову я. – Смотри.

Мы находим его в углу за бочками. Голова неловко вывернута набок. Сначала я думаю, что он мертв, но потом замечаю, что грудь его еле различимо вздымается и опадает, а когда заставляю себя прикоснуться к его руке, она оказывается теплой.

Брайан опускается на корточки рядом со мной:

– Никаких следов Элли?

Я качаю головой. Зато замечаю на земле что-то, выглядывающее из-под бедра Дэвида. Пустой коричневый флакончик.

– Надо вызвать «скорую», – говорю я. – Он чего-то наглотался.

37

Брайан возвращается на парковку, чтобы дождаться медиков, а я остаюсь с Дэвидом. Я прикасаюсь к его руке, но ничего не чувствую. Никакая искра не загорается во мне, ни намека на узнавание. Ощущаю одну лишь усталую плоть.

– Где она? – шепчу я, но ответа, разумеется, не получаю.

Я расстегиваю молнию его куртки и нащупываю сердце. «Только не умирай, – твержу я про себя. – Только не умирай. Ты должен рассказать мне все, что знаешь».

Сердце у него бьется ровно, но интервалы между каждым ударом будто чуть длиннее нормы. Кажется, оно замедляется. Где-то вдалеке, перекрывая шум моря, воют сирены. Я убираю руку и застегиваю куртку. Что он собирался мне передать? Я нащупываю бумажник, оттягивающий карман его куртки.

Это ведь никому не повредит? Я вытаскиваю бумажник и принимаюсь рассматривать в тусклом свете экрана телефона. Он сшит из фиолетового нейлона, закрывается на растрепанную липучку. Практически невесомый. Я дергаю за липучку, и в темноте подвала треск кажется неожиданно громким. Внутри обнаруживаются несколько банкнот по десять и пять фунтов и одинокая двадцатка, а также кредитная карта. Еще там лежат скидочные карты из супермаркета и сетевой аптеки. В соседнем отделении, за прозрачным пластиковым окошечком, я нахожу ключ и фотографию девушки.

С бешено колотящимся сердцем я вытаскиваю снимок. Это Зои, я мгновенно ее узнала. Она сидит за столом в каком-то ресторанчике быстрого питания, широко улыбаясь в камеру. Судя по всему, фото сделано на чьем-то дне рождения; на столе стоит еда, к ней тянутся чьи-то руки. Я подношу карточку поближе к экрану телефона.

«Где же ты? – безмолвно спрашиваю я. – Почему ты сбежала? Расскажи мне».

На лестнице слышатся шаги. Думать некогда. Я сую себе в карман фотографию, ключ и возвращаю бумажник на место. В следующее мгновение появляется Брайан, за ним идут медики с мощными фонарями.

– Позвольте, мы им займемся, мисс, – говорит один из них.

– Ну и что будем делать теперь? – спрашиваю я Брайана.

Мы снова сидим в машине. Он говорит, что звонил в полицию: они хотят взять у нас показания, но пока мы можем быть свободны.

– Думаешь, Дэвид попытался покончить с собой, потому что сотворил что-то с Элли?

Брайан вздыхает. Я чувствую, как в воздухе нарастает напряжение.

– Мне очень не хочется так думать, – произносит он. – Но кто знает? Может, он действительно что-то с ней сотворил и не смог вынести угрызений совести.

На мой взгляд, что-то тут не вяжется.

– Но тогда зачем он послал ту открытку? Что он хотел мне передать? Или он все затеял, только чтобы я его нашла?

Не могу задать вслух вопрос, который на самом деле меня сейчас занимает. Может, он вообще не собирался ничего рассказывать про Дейзи? И про меня.

Я откидываюсь на спинку сиденья.

– Куда они его повезут?

– В больницу Святой Марии, наверное.

Я завожу машину. Фотография Зои, кажется, сейчас прожжет дыру в моем кармане.

– Может, он еще выкарабкается и, когда придет в себя, расскажет, что ему известно.

Брайан кивает и спрашивает:

– Так что будем делать?

В его тоне мне чудится что-то сродни приглашению. Смотрю на него: лицо совершенно непроницаемо. Видимо, в самом деле почудилось.

Я нажимаю педаль газа.

– Будем дальше искать Элли. Ну что, едем в «Корабль»?

На этот раз там играет музыка, но не так громко, как обычно. Атмосфера мрачная, в воздухе стоит гул приглушенных разговоров и висит все то, что осталось невысказанным. При виде нас несколько человек вскидывают голову и кивают Брайану или приветственно взмахивают рукой. В его обществе я чувствую себя здесь не очень уютно. Интересно, как будет воспринято наше появление вдвоем, что подумают люди? И в каком виде это дойдет до Гэвина. Хотя не все ли мне равно? А если не все равно, то почему?

Мы идем через зал к барной стойке. Пара человек склонилась над картами, разложенными на столе. Остальные, видимо, продолжают поиски.

– Возьму нам что-нибудь выпить, – говорю я, и Брайан идет пообщаться с людьми.

Вернувшись, я протягиваю ему пиво, и он от души прикладывается к кружке.

– Ты рассказал им про Дэвида? – тихонько спрашиваю я.

Он кивает.

– Но в деле появились новые факты. Судя по словам этой Батлер, кто-то сообщил в полицию, что видел, как некую девушку увезли на машине, похожей на такси. – Он некоторое время молчит. – Мне надо покурить. Ты идешь?

Я киваю. Мы выходим в переулок за углом паба. Он предлагает мне пачку, и я автоматически беру сигарету. Не успеваю я понять, что делаю, как он уже поджигает обе – и мою, и свою. Я нерешительно затягиваюсь, впервые черт знает за сколько времени, и отмечаю, что держу сигарету между безымянным и средним пальцами; кто-то давным-давно сказал мне, что так меньше видны пятна от никотина. Мы минуту-другую курим в молчании, потом я перехватываю взгляд Брайана, устремленный на мою руку. Он смущенно кашляет.

– Ты не замужем, – говорит он.

Это звучит скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Нет.

– Вы с Гэвином встречаетесь?

Голова у меня уже кружится от никотина, но я все равно делаю еще одну затяжку. Почему он спрашивает? Неужели думает, что я его клею?

Нет, говорю я себе, не будь дурой. Я смотрю на него в упор:

– А что?

Он опускает глаза:

– Да так… Просто спросил.

Мы умолкаем. Сверху несется приглушенный гул паба. Фонари льют слабый свет на Слейт-роуд. Луна висит над самой водой. На мгновение меня охватывает уверенность, что он сейчас что-то скажет, попытается подкатить ко мне, и я отчаянно надеюсь, что этого не произойдет. Он давит окурок подошвой, как будто готовясь к разговору, потом вздыхает. Но произносит лишь:

– Я внутрь. Тебе взять еще выпить?

Оглядываюсь по сторонам, чтобы скрыть облегчение.

– Да, – выдыхаю я. – Спасибо.

Он поднимается по ступенькам паба. Я с ощущением подступающей к горлу тошноты тушу сигарету и, привалившись к стене, делаю глубокий вдох. Внезапно мне очень хочется увидеть Гэвина; как жаль, что его здесь нет. Я уже собираюсь вернуться в паб и сказать Брайану, что передумала пить, когда за спиной раздается голос:

– Я хотела с вами поговорить.

Сердце у меня грохает, как дверь, захлопнутая порывом ветра. Я оборачиваюсь. Прямо передо мной стоит Кэт.

– Вы ездили на встречу с ним.

Тон у нее отчаянный. Сердитый.

– С кем? – спрашиваю я глупо.

– С Дэвидом.

– С Дэвидом?

Должно быть, она меня видела. Или слышала, как Брайан рассказывал в пабе.

– Нет, я просто…

– Что вы ему наговорили?

– Ничего, я просто…

– Вы наверняка что-то ему сказали. Наверняка.

Она плачет. Я двигаюсь к ней, но медленно: кажется, она в любой момент может метнуться прочь. Даже в тусклом свете я вижу то, что призван скрыть макияж. По ее лицу расплывается синяк, переливаясь всеми оттенками багрового, синего и черного.

– Это его рук дело?

– Что?

– Кто тебя избил? Дэвид? Это был он?

Она язвительно смеется:

– Не говорите ерунды. Дэвид? Он не такой. Вы ничего не знаете.

– Это он забрал Элли?

– Разумеется, нет. Он никогда не сделал бы ничего подобного.

– Тогда кто?

Кэт замолкает, и я вдруг понимаю, что она смертельно напугана. Я протягиваю руку и кладу ладонь ей на локоть.

– Дейзи, – произношу я негромко.

Она вырывает руку, и секунду спустя я осознаю, что именно сказала.

– Я имею в виду, Кэт. Прости, я…

– Как вы меня назвали? – переспрашивает она, но не дает мне возможности объясниться. – Это правда все из-за нее. Вы чокнутая. Дэвид сделал это из-за вас.

Она качает головой, будто я ее разочаровала, потом разворачивается, чтобы уйти.

– Кэт! – зову я, но она меня игнорирует.

– Поговори со мной!

Вот теперь она смотрит на меня.

– Если он умрет, – цедит она, – это будет на вашей совести, понимаете? И то, что случилось с Элли, тоже. Все это будет на вашей совести.