Текст книги "На краю бездны"

Тогда
19

КЛИНИКА СЕКСУАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ ДОКТОРА ЧАПМАН, МОЛБИ

РАБОЧИЕ ЗАМЕТКИ

Дата: вторник, 11 апреля 2017 года (18:15)

Снова была Зои (фамилию по-прежнему называть отказывается). Пришла приблизительно в 16:20, опять вместе с девушкой постарше (Ханна? Лора? Та самая девушка, которая приходила с остальными, и ее называли и так, и так. Довольно агрессивная. Я уверена, что это именно она, из-за примечательной татуировки в виде круга на ее плече). Зои сказала, что пришла за презервативами, и, после настойчивых уговоров со стороны старшей девушки, попросила еще взять у нее анализы на ЗППП. Я спросила про ее партнера, но она отказалась отвечать; старшая девушка сказала, что у нее есть бойфренд, и поинтересовалась, зачем мне это знать. Зои казалась очень тихой и отрешенной. Я заподозрила, что она что-то приняла, и спросила ее об этом. Вместо ответа она заметила, что это не мое дело, ей нужно просто «со всем разобраться и уйти», чтобы ехать в другое место. Когда я уточнила, что это за место, она не захотела отказалась отвечать. Я сказала, что беспокоюсь за нее, и спросила, не хочет ли Зои что-нибудь мне рассказать. Она ответила отрицательно, но у меня снова возникло отчетливое впечатление, что она боялась ту девушку и что эта то ли Ханна, то ли Лора следит, чтобы она не сболтнула лишнего. Тогда я спросила прямо, были ли все сексуальные отношения, в которые она вступала, добровольными, и она кивнула, но вслух ничего не сказала. Я дала ей презервативы, которые она просила, и предложила пройти со мной в отдельный кабинет, чтобы обсудить ее беспокойство относительно ЗППП. Она согласилась, но когда я попросила то ли Ханну, то ли Лору подождать в коридоре, та снова довольно агрессивно заявила, что хочет проследить, чтобы с ее подругой все было в лучшем виде. Я не стала настаивать из опасения отпугнуть девушек, но подозреваю, что с Зои происходит нечто, о чем она не хочет боится рассказывать.

Я пошла в кабинет за информационными буклетами, но, когда вернулась в коридор, девушек уже не было.

План: когда (если?) Зои вернется, попытаться вытянуть из нее фамилию и, если получится, поговорить наедине про наркотики и возможное сексуальное насилие. Но действовать нужно очень аккуратно. Подумать о привлечении социальных служб и полиции при необходимости.

Шрейя Дивекар, специалист службы сексуального здоровья

Сейчас
20

Я просыпаюсь вся в испарине и дрожу. Во рту пересохло, не могу дышать, и на мгновение кажется, что я тону, а мои легкие полны воды. А потом вспоминаю: я здесь, в Хоуп-коттедже, я Алекс, приехала снимать фильм. Все будет хорошо.

Откидываю одеяло. Оно насквозь промокло от пота, но при этом меня знобит. Дыхание серебристой дымкой стынет у лица. Я протягиваю руку и щупаю батарею – ее не назовешь даже чуть теплой.

Хочется забраться обратно, натянуть одеяло на голову и попытаться сохранить хотя бы остатки тепла. Но я уже проснулась и больше не усну. Теперь я совершенно уверена: Дейзи, Зои, Кэт. Эти три девушки связаны между собой. И я тоже, хотя и не знаю как. И каждый раз, только закрою глаза, я вижу в темноте Дейзи, стоящую на краю утеса. Есть ли кто-то у нее за спиной? Может, кто-то подтолкнул ее вполне буквально и не надо винить во всем одни только обстоятельства? Я должна восстановить в памяти события того времени, должна вспомнить.

Дэвид? Может он быть как-то замешан? Джеральдина уверена, что нет. Это был краткий миг просветления среди мрака, но ее воспоминания казались реальными. Но что это на самом деле значит? Уж мне ли не знать, какая ненадежная штука – человеческая память?

На столе оживает мой телефон – звонит Дэн. Я смотрю, как трубка, вибрируя, ползет по гладкой столешнице, но не могу заставить себя ответить. Что бы там ни было, подождет. Он буквально вынудил меня поехать в Блэквуд-Бей и заняться этой историей, однако теперь я чувствую сродство с девушками – теми, что пропали в прошлом, и теми, что еще тут. Именно поэтому я намерена снять фильм так, как считаю нужным.

Я натягиваю свитер грубой вязки, джинсы, вчерашние толстые носки и плетусь вниз. Пахнет горелыми тостами и кофе, а дешевенький ароматизатор воздуха, воткнутый в розетку в гостиной, добавляет к этому еще и химический запах яблока. Запах не противный, но он напоминает о моей жизни в хостеле.

В кухне я наливаю воды в чайник и беру из сушилки тарелку. Ее поверхность поцарапана; отметина похожа на пепел, как будто об нее затушили окурок. Я думаю о том, что Брайан сказал про Гэвина, и о мертвой овце, так кстати оказавшейся ровно в том месте, где я неминуемо наехала бы на нее и вылетела в кювет. И меня потребовалось бы вытаскивать. Пожалуй, стоит побольше разузнать о моем новом друге. Но это подождет.

Из головы не идут Элли и Кэт. Татуировка на плече Кэт, в точности такая, какую сделала себе Зои; то, что кто-то тайком заснял, как эти две курят травку. В моем сознании эти две девушки намертво сплелись с Дейзи и мной, хотя я не совсем понимаю, кто есть кто. Иногда Дейзи – это Кэт, а я – Элли, иногда наоборот. Но их участь представляется мне отражением нашей. Они кончат так же, как и мы: одна погибнет, другая исчезнет. И хотя я осознаю, что уже никак не исправить прошлое, не могу не верить: если выясню, что происходит с ними, то узнаю и что случилось с нами.

Снег стаял. За ночь ощутимо потеплело, но небо смурное, как бывает под вечер, хотя время еще только подбирается к обеду. Подходя к концу Хоуп-лейн, я замечаю высокую долговязую фигуру, маячащую в сером сумраке на другой стороне улицы. Судя по всему, это Гэвин, однако я не уверена. Что ему от меня нужно? Может, стоит его остерегаться? Он уже раз соврал мне, и если сейчас решил устроить засаду… Я перехожу улицу, но, когда оглядываюсь, его уже нет – видимо, скрылся в одном из переулков. Я поднимаюсь к кафе Лиз.

Внутри горит яркий свет – беспощадные к недостаткам внешности люминесцентные лампы, и я чувствую себя голой. Но интуиция меня не подвела: девушки здесь. Большой компанией сидят за столом в углу, а над ними помаргивает огоньками искусственная елка. Я устраиваюсь за столиком неподалеку и достаю телефон, чтобы притвориться, будто полностью им поглощена, но тут понимаю, что Кэт с Элли здесь нет, и падаю духом. Потом все равно решаю подождать. Я заказываю у Лиз чай – сегодня она настроена дружелюбнее, хотя и ненамного. Впрочем, когда несут мой заказ, дверь распахивается, и на этот раз мне улыбается удача. В зал входят Кэт с Элли в сопровождении парня постарше. Я наблюдаю, как они направляются к соседнему с компанией столику, и Кэт на ходу обменивается приветствиями, тогда как Элли и парень словно воды в рот набрали.

Кэт высокая и шумная. На ней школьная форма бутылочно-зеленого цвета и дутая куртка. Элли одета практически так же, только на плече у нее розовый рюкзак, который диссонирует с ее рыжими волосами. Парень постарше, ему как минимум восемнадцать. Уже бреется, но еще не перерос прыщи, которые, должно быть, крайне осложняют процесс. Это, впрочем, его не портит, он симпатичный, этакий дерзкий красавчик из бой-бенда. Через минуту они вдвоем поднимаются, подходят к стойке и делают заказ, после чего возвращаются к столику с алюминиевыми банками в руках. Кэт с Элли бросают свои куртки и школьные блейзеры на свободный стул. На джемпере Элли, на локте, виднеется небольшая прореха; на Кэт, несмотря на холодную погоду, блузка с коротким рукавом. Она с отсутствующим видом крутит в пальцах кусочек сахара в бумажной обертке, который взяла из вазочки на столе. Она напоминает мне меня саму.

Они устраиваются за столиком и перестают замечать людей вокруг. До меня лишь изредка доносятся отдельные слова. Говорит главным образом Кэт. Речь, судя по всему, идет о какой-то девочке. Подростковые сплетни. Она тараторит, притопывая ногой под столом, как будто ее переполняет неудержимая энергия, в то время как парень, наоборот, сидит со скучающим видом. В какой-то момент он что-то вполголоса говорит Элли и разражается смехом. Она не только не присоединяется к нему, но еще глубже уходит в себя.

Я подношу к губам чай; он успел остыть, но даже горячим пить его было бы невозможно. Когда я вскидываю глаза, парень как раз вытаскивает из кармана парки небольшую бутылку водки. Он оглядывается по сторонам, и наши взгляды встречаются. Я смотрю на бутылку, потом слегка улыбаюсь, только чтобы дать понять, что все видела, но поднимать шум не собираюсь. Я утыкаюсь в свой телефон. Есть вещи, которые не меняются.

Интересно, получится потом с ним поговорить? Наедине. Парень мне не нравится, само высокомерие; настуле сидит развалившись, широко раздвинув ноги и перекинув руку через спинку. Его ладонь небрежно лежит на плече Кэт, и со стороны этот жест выглядит скорее собственническим, нежели ласковым. Я фотографирую их на телефон, но они ничего не замечают. Я так неприметна, что подумываю, не включить ли камеру.

Внезапно в другом конце зала поднимается шум, доносятся гневные возгласы. Это девушки; их сердитая перебранка напоминает мне чаячий гомон на берегу моря.

– Отвали!

– Я сама видела! Мы все видели!

Одна из девушек мотает головой. Она смеется, но совершенно очевидно, что ей очень хочется, чтобы в центре всеобщего внимания оказался кто-нибудь другой. Вторая копается в телефоне, в то время как третья, судя по всему, снимает происходящее на видео.

– Смотрите!

Телефон идет по кругу.

– Это не я!

– А кто тогда? Эми, это же ты!

Снова смех, заливистый, пронзительный. Они и впрямь похожи на чаек, подобно истребителям-камикадзе пикирующих над домами.

– Что вы вообще несете?

– Гляди! Ты тут бухая в хламину!

– Неправда! – едва не кричит Эми.

Одна из девчонок тычет телефоном ей в лицо, и я мельком вижу ролик, который они смотрят. Он давнишний, один из первых, если я правильно помню. Девочка бежит по пляжу к воде, на ходу спотыкается и падает. Все покатываются со смеху, как будто в жизни ничего забавнее не видели.

Девочка поднимается с места. Лицо у нее пунцовое; это уже не смешно. Я наблюдаю за ней, гадая, что она сделает дальше. Даст им отпор, постоит за себя. Так же нельзя. Но вместо этого она принимается лупить себя по щекам, словно в наказание. Краем глаза я замечаю, что Элли вжимается в стул, как будто до смерти боится, что в любой момент всеобщее внимание переключится на нее.

Но ей везет, во всяком случае пока.

– Оставьте меня в покое! – рыдает несчастная Эми.

Но ее никто не слушает; со всех сторон несутся смешки. Не выдержав, она хватает со стола свой телефон, отпихивает стул, так что тот со скрежетом отлетает прочь, сдергивает со спинки куртку и выскакивает из кафе. Я разрываюсь между желаниями пойти за ней следом и утешить, устроить выволочку девицам, которые довели ее до слез, и остаться наблюдать за Кэт и Элли. Побеждает последний вариант, да чем я могу ей помочь? Это моя вина: видео, где она падает, не стало бы достоянием общественности, не выложи я его в сеть. Именно я подкинула им повод поглумиться над подружкой.

И тем не менее в глубине души я испытываю радость. По крайней мере, они смотрят ролики. Им не все равно.

Я возвращаюсь взглядом к Элли. Та внимательно рассматривает собственные руки. Кэт все еще ухмыляется, веселясь по поводу ухода девочки. Состояния Элли она то ли не замечает, то ли ей наплевать. А вот от парня оно явно не укрылось. Он наблюдает за Элли, и его губы кривятся в гаденькой усмешке.

Меня толкают сзади: мимо неуклюже пробирается одна из девиц. Чай выплескивается из чашки на блюдце.

– Твою мать! – вырывается у нее.

В тоне нет ни намека на неловкость за собственную оплошность, одно лишь раздражение на препятствие, попавшееся на пути. В следующее мгновение я слышу скрежет стульев по полу и гомон возбужденных голосов: остальные девочки тоже собираются уходить.

И мы остаемся одни в кафе. Я и подростки за столиком в углу, ну и Лиз за барной стойкой. В зале тут же становится слишком тихо, слишком пусто. Какое-то время ничего не происходит, потом парень бросает взгляд на Кэт.

– Посидите здесь, – говорит он и тоже выходит.

Я хватаюсь за этот шанс. Не раздумывая, включаю камеру в телефоне и плюхаюсь на стул, который он только что освободил. Элли вздрагивает, зрачки у Кэт расширяются.

– Какого?..

– Не бойтесь, – перебиваю я. – Я просто хочу поговорить.

Кэт косится на входную дверь, наверняка надеясь, что сейчас вернется бойфренд и придет ей на выручку. Я небрежно держу телефон в руке, молясь про себя, чтобы она не просекла, что я ее снимаю.

– Поговорить?

– Да.

– О чем?

– Мне просто показалось… У вас все хорошо?

– Хорошо?

Кэт смеется – угрюмо и безрадостно. Она выдерживает мой взгляд секунду-другую. Сейчас она кажется намного старше своих лет, и я начинаю догадываться, почему она не в состоянии усидеть на месте.

– Ты под кайфом?

– Отвали, – снова смеется она.

– Элли?

Младшая девочка смотрит на лежащий между нами телефон с таким видом, будто хочет кому-то позвонить и попросить о помощи, потом вскидывает на меня глаза:

– Что?

Голос у нее тоненький и высокий – как у совсем маленькой девочки, намного младше, чем можно дать по ее внешности. Складывается впечатление, что обе они повидали то, что не должны были видеть, побывали там, где не должны были оказаться.

Но Элли? Она кажется такой робкой. Кнопка – ее прозвище, сказал Брайан. И тем не менее у нее хватило духу заснять своих родителей, когда они сажали ее под домашний арест. Судя по всему, с тех пор что-то произошло.

– У тебя все в порядке?

Она пожимает плечами. Вместо нее отзывается вторая девушка:

– А в чем дело?

– Я не тебя спрашиваю. Элли?

– Разумеется, с ней все в порядке. А с вами?

Девочка помладше вскидывает глаза на подружку. В их взглядах что-то мелькает. Кажется, это любовь, хотя если и она, то пополам с отчаянием. Мольба о спасении или, возможно, о прощении. Я протягиваю руку, но она шарахается от меня.

– Я не желаю вам зла.

– Тогда почему бы вам не отвалить? – огрызается Кэт.

Пристально смотрю на нее. Я ее пока не раскусила. Она определенно то ли под какой-то дрянью, то ли на отходняке. Может, спиды? Снова спрашивать об этом, как и интересоваться, где она их достала, явно без толку. Перевожу глаза обратно на Элли. Она примерно на год младше Кэт и выглядит соответственно – во всяком случае, пока не смотрит мне прямо в глаза и не пытается улыбнуться. Тоже, что ли, наелась какой-нибудь гадости? Я уже открываю рот, чтобы спросить, и тут Кэт протягивает руку за очередным кусочком сахара. Рукав ее блузки задирается, и я вижу на плече татуировку. Идеально ровный черный круг.

– Что значит твоя татуировка? – спрашиваю я.

Ее губы растягиваются в ухмылке, но это бравада. Девчонка явно струхнула. Она тянет рукав вниз.

– Отвяжитесь.

– Я пытаюсь вам помочь, пойми ты это.

– А кто сказал, что нам нужна помощь?

– Вы знаете Дэвида?

– Дэвида?

Она отвечает быстро – даже, пожалуй, слишком быстро – и напористо. Но в ее глазах на мгновение мелькает напряженное выражение. Это страх.

– Да, Дэвида. Из Блафф-хауса.

– Нет, не знаю я вашего Дэвида, – качает она головой.

Но уже слишком поздно, я видела ее страх. И знаю, что она лжет.

– Точно?

– Угу, точно.

Она отвечает с притворным отвращением в голосе. Ладно, без толку говорить, что я на ее стороне, она все равно не поверит.

– Элли, а ты его знаешь? Это он дает тебе наркотики?

Девочка качает головой, но я перехватываю ее ищущий одобрения взгляд, устремленный на Кэт.

– И чем вы напичкались?

– Ничем.

– Элли!

Я поворачиваюсь к Кэт:

– Дай ей сказать. Элли?

– Пожалуйста, – шепчет она. – Не трогайте его.

– Не буду, – уверяю я. – Честное слово. Я просто хочу с ним побеседовать.

Ее взгляд затуманивается; кажется, она вот-вот расплачется.

– Нет! Нет, только не рассказывайте ему, что мы с вами говорили!

Кэт берет младшую подругу за локоть:

– Элли, хватит!

Я наклоняюсь вперед:

– Я могу защитить вас. Вас обеих.

– Каким образом? – смеется Кэт.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она хватает куртку Элли и подталкивает подругу к двери.

– Вставай, – говорит она. – Мы уходим.

Элли на ходу оглядывается на меня, и выражение ее лица в точности напоминает мне то, какое было у ее подруги, когда она выходила из «Иглы и чернил» со свежей татуировкой на плече, закрытой полиэтиленовой пленкой.

Идти за ними не имеет смысла. Они лгут, я это вижу. Лгут и боятся. Причем обе. Если я хочу им помочь, необходимо поговорить с Дэвидом.

21

Я натыкаюсь на него у Смагглерс-уэй, переулка, идущего от «Корабля». Прямо как знала, что он там окажется. Он стоит в полумраке: неподвижный, голова вскинута, как будто кого-то поджидает.

Я наблюдаю за ним издалека, и тут он внезапно срывается с места. Следую за ним узким переулком к ряду домиков, за которыми начинается крутая лестница, ведущая наверх, к утесам. Осторожно поднявшись по ступеням – они скользкие, а уже темнеет – на вершину, я вижу на заросшей дорожке чуть впереди Дэвида.

Стараюсь не потерять его из виду. Через минуту он сворачивает с дорожки и исчезает на узкой тропке, которая круто уходит вниз, к краю утеса. Я продираюсь по ней сквозь кусты, и через несколько шагов заросли расступаются.

Он стоит спиной ко мне в тусклом свете. Перед ним отвесно уходит в воду стена, построенная, видимо, чтобы прибой не подмывал утесы. Его взгляд устремлен поверх нее на море, бьющееся о подножие волнолома.

Я замираю. На секунду мне кажется, что он сейчас бросится туда, вниз, на камни. Но этого не происходит. Он подносит что-то к глазам, и тут я вспоминаю слова Софи. Это бинокль.

Присаживаюсь на корточки в полумраке и минуту-другую снимаю его, но потом понимаю, что не могу больше ждать. Я встаю и подхожу к нему:

– Дэвид.

Слова застревают в горле. Он шарахается. Бинокль падает у него из рук и повисает на шее.

– Кто?..

В его голосе слышится страх, и это меня радует. Придает мне уверенности.

– Мне очень нужно с вами поговорить.

Он щурится в темноту на мой голос.

– Это Алекс.

У него перехватывает дыхание.

– Ты!

Теперь меня отделяет от него всего пара ярдов. В сумерках он выглядит еще бледнее. Пепельная кожа словно прозрачная, кажется, я почти различаю за ней вены, напряженные и учащенно пульсирующие.

– Оставь меня в покое, – говорит он. – Пожалуйста.

– Не могу, – качаю я головой. – Вы знаете Кэт. – (Он никак не реагирует.) – И Элли.

А вот теперь, кажется, в его лице что-то дрогнуло. Хотя уже слишком темно, чтобы утверждать наверняка.

– Признайте это.

– Я никогда не… – начинает он, но потом, точно на ходу передумав, меняет формулировку. – Нет, я их не знаю.

– Если вы их хоть пальцем…

– Нет! – В его голосе звучит отчаяние. – Ты же знаешь, я бы никогда не…

– Они принимают наркотики, вы ведь в курсе?

Он молчит.

– Где они их берут? У вас?

– У меня?

Он явно в глубоком шоке, будто это последнее, что он ожидал от меня услышать, будто одна мысль об этом – полный абсурд.

– Нет, не у меня. Лучше спроси у своего приятеля.

Моего приятеля? Кого он имеет в виду?

– У Гэвина?

Он не отвечает. Нет, не может быть; где и когда он мог видеть нас вместе? Но если не Гэвин, то кто?

– При чем тут Гэвин? – спрашиваю я (никакой реакции). – Кто вы вообще такой?

Он словно не слышит моего вопроса.

– Что здесь происходит?

– Ты сама знаешь, что происходит. Лучше всех остальных.

Он делает шаг вперед, и на мгновение мне кажется, что сейчас он протянет ко мне руку, но вместо этого он говорит:

– Смотри.

– Куда?

Он указывает на небо:

– Смотри.

Я против воли прослеживаю направление его взгляда. Что-то светящееся мелькает в вышине, слишком быстро для самолета. Метеор.

– Это…

– Геминиды, – перебивает Дэвид.

Я смотрю на него. Он изучает небо.

– Еще один! Смотри!

Вскидываю глаза и успеваю заметить новую вспышку. Это обломки космических тел, сгорающие в атмосфере. Метеорный поток. Я вспоминаю фотографию Зои с телескопом и гляжу на Дэвида, изучающего звездное небо в бинокль, и тут начинает твориться что-то непонятное. Я утрачиваю контроль над своим телом. Мои члены превращаются в студень, как будто я накурилась травы.

– Потрясающе, правда?

– Вы обидели Зои, – шепчу я еле слышно.

Я делаю шаг вперед и вцепляюсь в волноломную стену, но Дэвид ошибочно истолковывает это как благоговейный трепет. Он запускает руку в волосы.

– Нет, я не обижал ее.

Он произносит это мягко, но решительно. Я не могу понять, стоит ли ему верить. И не знаю, почему мне до боли этого хочется. Он снова наклоняет голову, и я вдруг смутно припоминаю это движение, оно словно из другой жизни.

– Она сбежала. Ты это знаешь. Я не сделал ей ничего плохого. И никому другому тоже. Почему ты мне не веришь?

Жизнь возвращается в мои члены, но я по-прежнему слышу свое оглушительное дыхание. Я силюсь сосредоточиться, не уплывать. Я смотрю на бескрайнее море, на эту безмятежную и неукротимую стихию. В лицо летят соленые брызги, и я вдруг оказываюсь на неизведанной дороге; хочется развернуться и идти прочь не останавливаясь. Но я не делаю этого. Я не могу. Будто зачарованная, я наблюдаю, как серебристое облачко моего дыхания клубится перед лицом, постепенно развеиваясь, точно напрасная надежда, потом снова устремляю взгляд в небо. Надо мной проносится очередной метеор, и я представляю себе Дейзи: она нежится на пляже где-нибудь на другом краю света, в Индии, или путешествует с рюкзаком по Мексике, или исследует Камбоджу. И сейчас она наверняка смотрит на те же звезды, на те же космические осколки, сгорающие в небесной выси. Может, рядом с ней есть мужчина – муж или возлюбленный. Она подумывает осесть где-нибудь. Или даже завести детей. Интересно, вспоминает ли она обо мне хоть изредка?

Беда в том, что не вспоминает. Я точно знаю. Она мертва. Так или иначе – прыгнула сама, сорвалась случайно, или ее кто-то столкнул, – она мертва.

Я оборачиваюсь. Взгляд Дэвида по-прежнему устремлен на небо.

– Кто вы такой?

Он смотрит на меня в упор. Его лицо, исполненное боли, надежды и вызова, непроницаемо.

– Ты прекрасно знаешь, кто я такой, – говорит он.