Текст книги "Земля белых облаков"

Джеральд Уорден и Гвинейра чувствовали себя вполне нормально, но, поскольку официальные обеды не проводились, они зачастую ели в разное время. Гвинейра делала это намеренно; ее будущий тесть наверняка не одобрил бы то, что девушка заказывает горы еды, чтобы затем отнести ее воспитанницам Хелен. Гвин же, напротив, больше всего хотелось накормить маленьких пассажиров со средней палубы. Во всяком случае детям был необходим каждый кусочек, который они получали, – хотя бы для того, чтобы не замерзнуть совсем. Конечно же, лето было в разгаре и воздух, несмотря на дождь, был довольно теплым, но, когда море становилось бурным, вода проникала в каюты средней палубы и все в них пропитывалось влагой, так что не оставалось ни одного сухого места. Хелен и девочки мерзли в своих тонких отсыревших платьях, но все равно каждый день в установленное время гувернантка занималась со своими воспитанницами. Для других детей путешествие проходило без каких-либо уроков. Судовой врач, в обязанности которого входило обучение детей, пока они не могли посещать школу, сам страдал от морской болезни и щедро лечил себя джином из дорожной аптечки.

Да и в остальном обстановка на средней палубе была малоутешительной. В той части, где располагались каюты для семей и мужчин, в бурную погоду постоянно заливало туалеты. В придачу ко всему большинство пассажиров мылись очень редко или не мылись вовсе. При такой погоде Хелен самой не очень хотелось этого делать, но она настаивала, чтобы девочки каждый день использовали часть воды для поддержания гигиены тела.

– Я бы с радостью постирала нашу одежду, но она просто не высохнет, это безнадежно, – пожаловалась она Гвинейре, на что та пообещала подыскать в своем гардеробе сменное платье хотя бы для Хелен. Ее собственная каюта отапливалась и была прекрасно изолирована. В нее даже в самую сильную бурю не проникала влага, которая могла бы испортить мягкие ковры и элегантную мягкую мебель. Гвинейра испытывала угрызения совести, но не могла предложить Хелен с детьми переселиться к ней. Джеральд ни за что бы не разрешил ей этого. Поразмыслив, девушка решила хотя бы пару раз привести к себе Дороти и Дафну – под предлогом, что она хочет отдать им кое-что из своей одежды.

– Почему бы тебе не проводить занятия внизу, в отсеке для животных? – поинтересовалась Гвинейра, когда в очередной раз увидела дрожащую от холода Хелен на главной палубе, где девочки по очереди зачитывали ей отрывки из «Приключений Оливера Твиста». Здесь было холодно, но, по крайней мере, сухо, а свежим воздухом дышалось куда приятнее, чем затхлой сыростью крохотной каюты.

– Там каждый день убирают, – продолжила Гвинейра. – Матросы, конечно, не рады этому заданию и проклинают мистера Уордена, но он постоянно проверяет, чтобы за овцами и лошадьми хорошо ухаживали. А ответственный за провиант очень тщательно следит за содержанием убойных животных. В конце концов, он меньше всего хочет, чтобы они начали чахнуть или умирать, иначе ему придется выбрасывать мясо за борт.

Как выяснилось, свиньи и птица были живым провиантом для пассажиров первого класса, а коров действительно каждый день доили. Однако пассажирам со средней палубы, таким как Хелен и девочки, ничего из этих свежих продуктов не доставалось – пока однажды Дафна не увидела, как один из мальчишек ночью тайком доил корову. Без зазрения совести она донесла на воришку, но не раньше, чем успела понаблюдать за ним и запомнить движения его рук. С тех пор девочки каждый день лакомились свежим молоком. А Хелен предпочитала делать вид, что ничего не замечает.

Дафна с восторгом поддержала предложение Гвинейры. Воруя яйца и молоко, она уже давно заметила, насколько теплее было в импровизированных стойлах под палубой, чем в их каюте. Крупные тела коров и лошадей нагревали трюм, а соломенная подстилка была мягкой и зачастую более сухой, чем матрасы на койках. Сначала Хелен пыталась возражать против этой идеи, но довольно скоро сдалась. Она успела провести в помещении для животных три недели занятий, прежде чем их обнаружил ответственный за провиант. Заподозрив Хелен в краже еды, он с ругательствами выставил ее и девочек из трюма.

Тем временем «Дублин» достиг Бискайского залива. Море успокоилось, а погода стала теплее. Пассажиры второго класса вздохнули с облегчением и начали потихоньку выносить свою одежду и постельное белье из кают, чтобы дать им просохнуть на солнце. Люди благодарили Бога за тепло, но команда предупреждала: совсем скоро они достигнут Индийского океана и начнут проклинать невыносимую жару.

6

Теперь, когда первая, наиболее трудная, часть путешествия была позади, на борту «Дублина» началась настоящая светская жизнь.

Судовой врач наконец-то приступил к своим обязанностям учителя, так что детям эмигрантов было чем заняться и они меньше донимали друг друга, родителей и, прежде всего, воспитанниц Хелен. Последние на уроках просто блистали, и девушка ими очень гордилась. Сначала она обрадовалась, что у нее появится немного свободного времени для себя, но затем предпочла присутствовать на занятиях и присматривать за детьми. Одной из причин стало то, что уже на второй день болтушки Мэри и Лори вернулись из класса с новостями, весьма обеспокоившими Хелен.

– Дафна целовалась с Джейми О’Харой! – воскликнула запыхавшаяся Мэри.

– А Томми Шеридан хотел обнять Элизабет, но она сказала, что ждет принца, и все начали смеяться, – добавила Лори.

После этого Хелен сразу же решила поговорить с Дафной, но не добилась от нее и капли раскаяния.

– За это Джейми угостил меня куском хорошей колбасы, которую они купили еще в Лондоне, – спокойно объяснила девочка. – К тому же это длилось всего секунду, да он и целоваться-то как следует не умеет!

Хелен ужаснулась тому, что Дафна, очевидно, обладает куда более глубокими познаниями в этой сфере. Она строго отчитала девочку, хотя и предполагала, что ничего этим не добьется. Однако при должном старании отношение Дафны к морали и приличиям со временем можно было поменять в лучшую сторону. Поначалу же помогал лишь контроль. Поэтому Хелен сначала просто присутствовала на занятиях, а затем начала принимать довольно активное участие в проведении уроков и подготовке к воскресному богослужению. Судовой врач не знал, как ее благодарить, – роль учителя и священника была ему явно в тягость.

Почти каждую ночь на средней палубе звучала музыка. Люди примирились с тем, что навсегда покинули родную страну, а может, просто находили утешение в английских, ирландских и шотландских народных песнях. Некоторые пассажиры взяли с собой на борт музыкальные инструменты; то тут, то там раздавались грустные мелодии скрипок, флейт и гармоник. По пятницам и субботам на палубе устраивали танцы, и Хелен снова приходилось не сводить глаз с Дафны. Она охотно разрешала старшим девочкам слушать музыку и с часок наблюдать за танцами, но потом они должны были отправляться спать, чему Дороти обычно была только рада, в то время как Дафна постоянно выдумывала какие-то отговорки и даже пыталась дождаться, когда Хелен заснет, чтобы снова выскользнуть из каюты.

У пассажиров первого класса культурная жизнь была намного утонченнее и разнообразнее. На палубе устраивались концерты и игры, а в столовой проходили роскошные ужины. Джеральд Уорден и Гвинейра сидели за одним столом с семейной парой из Лондона. Младший сын супругов служил в гарнизоне Крайстчерча и теперь планировал остаться жить в Новой Зеландии. Молодой человек собирался жениться и начать торговать шерстью. Для этого он попросил отца уже сейчас предоставить ему часть будущего наследства, которую он хотел использовать в качестве стартового капитала. Мистер и миссис Брюстер – деятельные и решительные люди, не так давно разменявшие пятый десяток лет, – немедленно купили билеты на ближайший рейс до Новой Зеландии. Прежде чем отдавать сыну довольно значительную сумму, мистер Брюстер хотел собственными глазами увидеть местность, где собирался осесть юноша, и – прежде всего – будущую невестку.

– Питер пишет, что она наполовину маори, – задумчиво произнесла миссис Брюстер, – и красива, как одна из этих южных девушек, которых иногда можно увидеть на картинах. Но я даже не знаю, туземка…

– Это может очень помочь ему с выделением земельного участка, – заметил Джеральд. – Один мой знакомый получил в подарок дочь вождя, а в придачу к ней – десять гектаров прекрасных пастбищных угодий. Он сразу же влюбился в девушку, – добавил Уорден и многозначительно подмигнул.

Мистер Брюстер громогласно расхохотался, в то время как улыбки миссис Брюстер и Гвин скорее можно было назвать вымученными.

– Кстати, подружка вашего сына вполне может оказаться его дочерью, – продолжил Джеральд. – Сейчас ей должно быть около пятнадцати, вполне взрослая, как для аборигенки. Кстати, метиски порой бывают настоящими красавицами. А вот чистокровные маори… в общем, они не в моем вкусе. Слишком маленькие, коренастые, да еще эти татуировки… Но каждому свое. О вкусах, как говорится, не спорят.

Из разговора Брюстеров с Джеральдом Гвинейра наконец-то узнала кое-какие подробности о своей новой родине. До этого «овечий барон» в основном говорил об экономических возможностях, животноводстве и пастбищах Кентербери, а теперь девушка впервые услышала, что Новая Зеландия состоит из двух крупных островов. При этом и Крайстчерч, и Кентербери расположены на Южном острове. Она узнала о горах и фьордах, о похожих на джунгли дождевых лесах, селениях китобоев и золотых приисках. Гвинейра вспомнила, что Лукас, по словам его отца, исследовал флору и фауну страны, и сразу же сменила мечты о том, как она будет пахать и сеять рядом с мужем, на еще более захватывающую фантазию об экспедициях в неисследованные участки острова.

Однако спустя какое-то время и любопытство Брюстеров, и желание Джеральда рассказывать исчерпались. Уорден хорошо разбирался в природе Новой Зеландии, но животные и земли интересовали его только с экономической точки зрения. О семье Брюстеров, похоже, можно было сказать то же самое. Им важнее всего было знать, безопасен ли район, в котором собирался поселиться их сын, и какой доход могло принести основанное там предприятие. При детальном обсуждении этих вопросов всплывали имена различных коммерсантов и фермеров. Гвинейра, решив использовать представившуюся возможность, наконец осуществила давно продуманный план и словно бы мимоходом спросила о некоем «фермере-джентльмене» по имени О’Киф.

– Возможно, вы его знаете. Он тоже должен жить где-то в районе Кентербери.

Реакция Джеральда поразила девушку. Ее будущий тесть побагровел, а его глаза, казалось, вот-вот вылезут на лоб.

– О’Киф? Фермер-джентльмен? – Джеральд словно выплюнул эти слова и презрительно хмыкнул. – Я знаю мерзавца и головореза по имени О’Киф! – прорычал он. – Подонка, которого нужно как можно скорее отправить обратно в Ирландию. Или в Австралию, в колонию каторжников, где ему самое место! Фермер-джентльмен! Не смешите меня! Гвинейра, живо признавайтесь, откуда вам знакомо это имя.

Девушка подняла руку, пытаясь унять внезапный гнев Джеральда, а мистер Брюстер поспешил долить в его бокал новую порцию виски, которое, по всей видимости, оказывало на овцевода успокаивающее действие. Миссис Брюстер крики Уордена заставили испуганно вжаться в спинку стула.

– Это наверняка какой-то другой О’Киф, – поспешила сказать Гвинейра. – Я спрашивала о фермере, с которым обручена одна английская гувернантка со средней палубы. Она сказала, что он является одним из уважаемых членов общины Крайстчерча.

– Вот как? – недоверчиво спросил Джеральд. – Странно, что я его не знаю. Фермер-джентльмен, живущий недалеко от Крайстчерча, который, как и этот проклятый сукин сын… о, простите, леди… которому не повезло иметь такую же фамилию, как у этого подозрительного субъекта, сразу бы мне запомнился.

– О’Киф – довольно распространенная фамилия, – поспешила заверить Уордена миссис Брюстер. – Вполне вероятно, что в районе Крайстчерча живут два О’Кифа.

– К тому же мистер О’Киф, с которым обручена Хелен, пишет очень красивые письма, – добавила Гвинейра. – Он, должно быть, очень образованный молодой человек.

Джеральд громко расхохотался.

– Ну, в таком случае это точно не тот О’Киф. Старый Гови и имя-то свое написать без ошибки не может! Но мне не нравится, Гвин, что ты проводишь время на средней палубе! Держись подальше от пассажиров второго класса и от этой так называемой гувернантки тоже. Вся эта история кажется мне подозрительной, так что не разговаривай с ней больше!

Гвинейра нахмурила брови. Остаток ужина она сердито молчала. Позже, уже в каюте, гнев девушки разгорелся еще сильнее.

Что себе возомнил этот Уорден? Он довольно-таки быстро перешел от «миледи» к «леди Гвинейра», а потом и вовсе к этому короткому «Гвин», начал бесцеремонно тыкать и отдавать приказы! Черта с два она перестанет общаться с Хелен! Эта молодая женщина была единственной на всем корабле, с кем Гвинейра могла откровенно поговорить о том, что ее волнует. Несмотря на разное положение в обществе, обе девушки с каждым днем становились все более близкими подругами.

Кроме того, Гвин очень привязалась к шести маленьким воспитанницам Хелен. Особенно к серьезной Дороти, но и мечтательная Элизабет, и крошка Рози, и немного плутоватая, однако умная и живая Дафна тоже нашли место в ее сердце. Она была готова взять к себе в Киворд-Стейшн сразу всех шестерых и всерьез намеревалась попросить Джеральда нанять хотя бы одну новую горничную. Конечно, сейчас говорить с ним об этом было не самое время, но впереди их ждала еще не одна неделя путешествия, и со временем Уорден, несомненно, успокоится. Намного больше головной боли Гвинейре доставляло то, что она только что узнала о Говарде О’Кифе. Хорошо, О’Киф довольно распространенная фамилия, и в одной местности спокойно могли жить два разных О’Кифа. Но два разных Говарда О’Кифа?

Чем же так насолил Джеральду будущий муж Хелен?

Гвин хотела поделиться своими мыслями с Хелен, но затем передумала. Какой прок в том, чтобы подрывать душевное спокойствие девушки и разжигать ее страхи? В конце концов, все ее рассуждения основывались практически ни на чем.

Тем временем на борту «Дублина» стало тепло и даже жарко. Зависшее на безоблачном небе солнце нещадно палило. На первых порах эмигранты радовались такой перемене погоды, но теперь, по прошествии почти восьми недель путешествия, настроение пассажиров резко ухудшилось. Если холод первых недель делал людей скорее апатичными, то жара и душный воздух кают их по-настоящему раздражали.

Пассажиры средней палубы начали ссориться друг с другом и заводиться из-за всякого пустяка. Дело дошло до первых драк между мужчинами, в том числе между пассажирами и членами судовой команды. Чаще всего стычки возникали, когда кто-то считал, что его обделили едой или водой. Судовой врач не скупился на джин, которым он промывал ссадины и приводил пассажиров в более спокойное расположение духа. Почти из всех семейных кают целыми днями слышались крики; вынужденное безделье действовало людям на нервы. Лишь Хелен удавалось сохранять спокойствие и поддерживать порядок среди своих воспитанниц. Она, как и прежде, занимала девочек бесконечными уроками, обучая их навыкам, которыми должна владеть прислуга знатной семьи. У Гвинейры голова шла кругом, когда она слушала подробные объяснения Хелен.

– Господи, как же мне повезло, что я не стала хозяйкой огромного дома! – в шутку поблагодарила она судьбу. – С этой ролью я бы точно не справилась. Я бы постоянно забывала половину обязанностей! И у меня язык бы не повернулся, чтобы ежедневно приказывать служанкам начищать все серебро! Ведь это совершенно напрасный труд! И зачем, спрашивается, нужно так идеально ровно складывать салфетки? Их же все равно каждый день используют…

– Это вопрос красоты и этикета! – строго ответила Хелен. – Кроме того, тебе очень скоро придется за всем этим следить. Потому что, как я слышала, тебя в Киворд-Стейшн ждет большой особняк. Ты сама сказала, что мистер Уорден приказал построить его в английском стиле, а оформлением интерьеров занимался специалист из Лондона. По-твоему, он отказался от столового серебра, подсвечников, подносов и фруктовых ваз? А столовое белье наверняка является частью твоего приданого!

Гвинейра вздохнула.

– Лучше бы я вышла замуж за фермера из Техаса. А если серьезно, я думаю… я надеюсь… что мистер Уорден все преувеличил. Он пытается выглядеть джентльменом, но под всем этим внешним манерничаньем скрывается довольно грубая натура. Вчера он обыграл мистера Брюстера в блек-джек. Хотя точнее было бы сказать, что Джеральд обчистил его как липку! В итоге остальные господа обвинили Уордена в мошенничестве, после чего он вызвал лорда Баррингтона на дуэль! Говорю тебе, сцена вышла хуже, чем в портовом кабаке! В конце концов самому капитану пришлось просить джентльменов успокоиться и не доводить дело до кровопролития. Так что, вероятнее всего, на месте вымышленного особняка посреди Киворд-Стейшн стоит обычный деревянный дом и мне придется самой доить коров.

– Да, такая жизнь тебя бы устроила! – засмеялась Хелен, которая за эти недели хорошо изучила характер подруги. – Но не тешь себя иллюзиями. Ты была, есть и останешься леди, даже если тебе – в чем я очень сильно сомневаюсь – придется каждое утро и вечер проводить в коровнике. Тебя, Дафна, это тоже касается! Необязательно ходить разболтанной походкой и так широко расставлять ноги, как только я отворачиваюсь от тебя. Вместо этого ты могла бы заняться прической мисс Гвинейры. Видно, что ей не хватает хорошей горничной. Серьезно, Гвин, твои волосы вьются так, словно над ними поработали раскаленными щипцами. Ты что, никогда их не расчесываешь?

Под руководством Хелен, которое время от времени дополнялось замечаниями Гвинейры о последних тенденциях моды, Дороти и Дафна довольно быстро превратились в умелых камеристок. Обе девушки вели себя учтиво и научились помогать леди одеваться и делать различные прически. Однако порой Хелен сомневалась, можно ли отправлять Дафну в комнаты Гвинейры одну, поскольку не доверяла девушке. Гувернантке казалось, что Дафна могла при первой же возможности что-нибудь стащить у хозяйки. Но Гвинейра успокоила подругу.

– Не знаю, честная ли она, но глупой Дафну точно не назовешь. Если она что-то здесь украдет, это выплывет наружу. Ведь кто, кроме нее, мог это сделать? Да и где ей прятать краденое? Пока все мы здесь, на корабле, она будет вести себя как следует. В этом я нисколько не сомневаюсь.

Третья из старших сирот, Элизабет, тоже была услужливой, любезной и вдобавок к этому кристально честной девушкой. Однако особо умелой и ловкой горничной она не оказалась. Ей больше нравилось читать и писать, чем работать руками. Попытки сделать из нее хорошую служанку доставляли Хелен много хлопот.

– Ей скорее нужно было бы продолжать и дальше ходить в школу, а потом, как мне кажется, поступить в учительский институт, – заметила она по поводу Элизабет. – Ей бы это больше пришлось по душе. Она любит детей и отличается терпением. Но кто заплатит за ее обучение? И есть ли в Новой Зеландии подобные институты? Хорошей служанки из нее не выйдет. Если ее попросят помыть пол, она наверняка затопит половину комнаты, а о другой половине попросту забудет.

– Возможно, из нее получится неплохая няня, – задумчиво произнесла практичная по натуре Гвин. – Которая, вероятно, в скором времени понадобится и мне…

Хелен от этого замечания сразу же залилась краской. О детях и, в первую очередь, о том, что предшествует их появлению, она, вспоминая о предстоящем браке, старалась не думать. Одно дело – восхищаться отточенным стилем писем Говарда и таять от его обещаний вечной любви… Но мысль о том, что ее будет обнимать совершенно незнакомый мужчина… Хелен смутно представляла, что происходило ночью между мужчиной и женщиной, и ждала этого скорее с ужасом, чем с радостью. А вот Гвинейра с такой беззаботностью говорила о рождении детей! Всегда ли она столь спокойно относилась к этой теме? Может, она знает о ней гораздо больше Хелен? Девушка задавалась вопросом, как, не выходя за рамки приличий, подойти к этому вопросу. Разумеется, заговорить об этом Хелен могла лишь в том случае, если никого из ее воспитанниц не будет поблизости. Со вздохом облегчения гувернантка заметила, что Рози играет с Клео прямо у их ног.

Однако и в противном случае Гвинейра не смогла бы ответить на волнующие Хелен вопросы. Она открыто говорила о появлении детей, но никогда не задумывалась о предстоящих ночах с Лукасом. Девушка понятия не имела, что ее ждало, а ее мать лишь смущенно намекнула, что в обязанности жены входит покорно сносить все это, чтобы потом, если угодно Богу, быть вознагражденной детьми. И хотя порой Гвин спрашивала себя, можно ли рассматривать кричащего краснощекого младенца в качестве награды, иллюзий на этот счет она не питала. Джеральд Уорден хотел, чтобы невестка как можно скорее родила ему внука, так что Гвинейре в любом случае придется в ближайшем времени обзавестись ребенком – даже если она совершенно не знала, как это делается.

Путешествие затягивалось. Пассажиры первого класса изнывали от скуки; все уже давно успели познакомиться, обменяться любезностями и рассказать друг другу все, что можно, о себе и своей жизни. А вот эмигрантам со средней палубы приходилось бороться с настоящими тяготами жизни на корабле, которые с каждым днем становились все обременительнее. Скудное однообразное питание приводило к болезням и истощению, каюты вследствие своей тесноты и постоянной жары кишели насекомыми. Тем временем за бортом начали периодически показываться дельфины, крупные рыбы и акулы. Мужчины со средней палубы пытались добыть их на ужин с помощью гарпунов и других рыболовных снастей, но подобные попытки редко бывали удачными. Женщины тосковали по возможности поддерживать хотя бы минимальный уровень гигиены и собирали дождевую воду, в которой купали детей и стирали одежду. Однако Хелен результаты этих стараний казались малоутешительными.

– От этой воды вещи становятся еще грязнее! – проворчала она, покосившись на мутную жидкость, которой была наполнена одна из шлюпок.

Гвинейра пожала плечами.

– По крайней мере нам не нужно ее пить. А еще нам повезло с погодой. Так сказал капитан. До сих пор ни одного дня безветренной погоды, хотя мы постепенно входим в… в штилевую зону. Здесь часто царит полное затишье, и на корабле может полностью закончиться запас пресной воды.

Хелен кивнула.

– Матросы рассказывают, что эту местность также называют «конскими широтами». Потому что раньше лошадей на борту часто приходилось забивать, чтобы не умереть с голоду.

Гвинейра гневно засопела.

– Прежде чем заколоть Игрэн, я лучше съем всех матросов! – заявила она. – Но, как я уже говорила, пока что нам сопутствует удача.

Однако, к несчастью, вскоре удача отвернулась от пассажиров «Дублина». Ветер продолжал дуть в нужном направлении, но корабль охватила коварная лихорадка. Первым на высокую температуру пожаловался один из матросов, но никто не отнесся к его словам серьезно. Судовой врач распознал опасность лишь после того, как к нему привели нескольких детей с жаром и сыпью. И с этого дня болезнь начала распространяться по средней палубе с быстротой молнии.

Сначала Хелен надеялась, что ее подопечных лихорадка не тронет, поскольку, не считая времени, которое девочки проводили в совместных занятиях с другими детьми, они почти ни с кем не общались. Кроме того, благодаря постоянным угощениям Гвинейры и воровству Дафны сироты были крепче и здоровее, чем дети эмигрантов. Но затем у Элизабет начался сильный жар, а вскоре после нее заболели Лори и Розмари. Дафна и Дороти перенесли болезнь в довольно легкой форме, а Мэри удивительным образом не заразилась, хотя все это время продолжала делить койку с сестрой, крепко обнимала ее и, похоже, заранее оплакивала. При этом у Лори лихорадка была не такой уж сильной, в то время как Элизабет и Розмари несколько дней находились между жизнью и смертью. Судовой врач лечил их джином, как и всех остальных больных. При этом родители детей сами решали, использовать это средство для наружного или внутреннего применения. Хелен лечила девочек обтираниями и компрессами, с трудом добиваясь некоторого снижения температуры. А вот в большинстве эмигрантских семей алкоголь исчезал в желудках отцов, что делало и без того напряженную атмосферу на судне по-настоящему взрывной.

В итоге от лихорадки умерли двенадцать детей. Во всех уголках средней палубы слышались стоны и рыдания. Однако трогательная панихида, на которую пришли почти все пассажиры «Дублина», по приказу капитана проводилась на главной палубе. Гвинейра со слезами на глазах начала играть на фортепьяно, хотя ее способности к этому явно оставляли желать лучшего. Без нот она была беспомощна. В конце концов ее сменила Хелен, а некоторые из пассажиров средней палубы подыграли ей на своих инструментах. Пение и плач людей раздавались над морем, и в первый раз богатые и бедные эмигранты по-настоящему объединились друг с другом. Все скорбели о безвременно ушедших, и еще несколько дней после панихиды на корабле царила мирная атмосфера. Капитан, спокойный и умудренный жизнью человек, приказал проводить воскресные службы только на главной палубе и сразу для всех пассажиров. Погода этому больше не препятствовала. Было ясно и скорее жарко, чем холодно. Лишь огибая мыс Доброй Надежды, корабль еще раз попал в шторм, но дальнейшее путешествие проходило спокойно.

Хелен тем временем разучивала с детьми церковные песни. В одно из воскресений, когда выступление хора прошло особенно хорошо, мистер и миссис Брюстер вовлекли девушку в разговор с Джеральдом и Гвинейрой. Они, не скупясь на похвалы, поздравили Хелен с прекрасными учениками, и в итоге Гвинейра использовала эту возможность, чтобы официально представить подругу своему будущему тестю.

Девушка немного побаивалась, что Уорден опять расшумится, но на этот раз он сохранял спокойствие и вел себя весьма учтиво. Он обменялся с Хелен обычными фразами вежливости и даже похвалил пение детей.

– Так, значит, вы собираетесь выйти замуж… – пробормотал он после приветствия, не зная, что еще сказать.

– Да, сэр, если будет угодно Богу, – кивнула Хелен. – Я надеюсь, что Господь направляет меня на путь к счастливому браку… Кстати, возможно, вы знаете моего будущего мужа? Говард О’Киф из Холдона, Кентербери. Он держит ферму.

Гвинейра затаила дыхание. Вероятно, ей следовало рассказать Хелен, какую вспышку гнева у Джеральда вызвало упоминание имени ее жениха! Но беспокойство девушки оказалось напрасным. Сегодня Джеральд прекрасно владел собой.

– Надеюсь, что ваша вера не обманет вас, – сказал он и криво улыбнулся. – Порой Господь довольно странно распоряжается судьбами своих невинных овечек. А что касается вашего вопроса… нет, о джентльмене по имени Говард О’Киф я никогда не слышал.

Тем временем «Дублин» пересекал Индийский океан – предпоследний, самый долгий и опасный отрезок путешествия. Море было довольно спокойным, но маршрут судна проходил посреди океана, и пассажиры уже несколько недель не видели суши. По словам Джеральда Уордена, до ближайшего берега оставались еще сотни миль.

Тем временем жизнь на борту вошла в привычную колею. Благодаря тропической погоде пассажиры перестали ютиться в тесных каютах и бóльшую часть времени проводили на главной палубе. Помимо богослужений здесь проходили совместные концерты и танцевальные вечера. Мужчины со средней палубы продолжали доступными им способами ловить рыбу и в конце концов преуспели в этом деле. Они били акул и барракуд гарпуном, а также ловили альбатросов, сбрасывая с корабля веревки с большими рыболовными крючками и рыбой в качестве приманки. Запах жарившейся на решетках рыбы и птицы витал над палубой, заставляя тех, кто не принимал участия в ловле, пускать слюнки. Хелен, однако, почти всегда угощали. Ее очень уважали как учительницу, поскольку за время путешествия практически все дети со средней палубы научились читать и писать лучше своих родителей. Кроме этого, небольшую порцию рыбы или мяса частенько выклянчивала себе Дафна. Стоило Хелен отвернуться, как девочка тут же оказывалась среди мужчин, восхищалась их мастерством и мило надувала губки, добиваясь всеобщего внимания. Юные рыбаки, стараясь заслужить ее расположение, демонстрировали свою отвагу с помощью безрассудных поступков. Дафна с наигранным восторгом хлопала в ладоши, когда они снимали рубашки, башмаки и носки, чтобы под негодующие крики матросов спуститься за борт на веревке. При этом и Хелен, и Гвинейре казалось, что в действительности Дафна не интересуется ни одним из юношей.

– По-моему, она только и ждет, когда за ним увяжется акула, – сказала Гвинейра, увидев, как молодой шотландец очертя голову прыгнул в воды океана и «Дублин» потащил его за собой, словно насаженную на крючок приманку. – Могу поспорить, что, если вдруг парень окажется в акульей пасти, Дафна без малейших угрызений совести придет за своим куском мяса.

– Хорошо, что наше путешествие мало-помалу подходит к концу, – вздохнула Хелен. – Иначе мне пришлось бы превратиться из учительницы в тюремного надзирателя. Скажем, эти закаты… они прекрасны и романтичны, но юноши и девушки проникаются этой атмосферой не меньше нас. Элизабет целыми днями мечтает о Джейми О’Хара, который потерял благосклонность Дафны, как только у его семьи закончился запас колбасы. Дороти ежедневно атакуют несколько молодых людей, предлагающих вместе полюбоваться, как мерцает в лунном свете ночное море.

Играющая соломенной шляпкой Гвинейра звонко рассмеялась.

– А вот Дафна ищет своего принца не на средней палубе. Вчера она попросила меня разрешить ей полюбоваться закатом с верхней палубы под предлогом, что оттуда наверняка открывается более красивый вид. При этом она все время поглядывала на виконта Баррингтона, словно акула на приманку.

Хелен закатила глаза.

– Ее нужно как можно скорее выдать замуж! Ох, Гвин, мне становится ужасно страшно при мысли о том, что через две или три недели придется оставить их у совершенно незнакомых людей! Что, если я больше никогда их не увижу?

– Всего две минуты назад ты не могла дождаться, когда сможешь от них отделаться! – засмеялась Гвинейра. – Как бы там ни было, твои подопечные умеют читать и писать. Так что ты сможешь обмениваться с ними письмами. И со мной тоже! Если бы я только знала, насколько далеко Холдон находится от Киворд-Стейшн! И то, и другое место расположено в районе Кентербери, но где именно? Мне так не хочется потерять тебя, Хелен! Как хорошо было бы, если бы мы смогли иногда навещать друг друга!