Текст книги "Спаси меня"

6
Уилл

Когда на телефон пришло новое сообщение (наверняка от Марго, с многочисленными пунктами), Уилл вздрогнул. Он не мог отключить уведомления, поскольку ждал сообщения от своей сестры Роуэн с подсчетами, сколько примерно цветов потребуется на две свадьбы и корпоративный прием.

Оторвав взгляд от телефона, он принял спокойный и беспристрастный вид и взглянул на Флору.

Он не ответил на послание Марго, полное вопросительных знаков, поскольку не мог сказать ничего утешительного. Собака находилась в его квартире уже тридцать шесть часов и за все время ни разу не вышла из-под стола. Уилл обращался к ней самым ласковым голосом, становился на четвереньки, даже сварил курицу и предлагал ее Флоре на вытянутой руке – все тщетно.

Просидев все утро на форумах собачников, Уилл составил расписание: прогулки, кормления, игры, отдых, чтобы Флора скорее привыкла к новой обстановке. На сайтах говорилось, что привычные действия помогают установить безопасные, надежные границы, вот только Флора была не в курсе. Она не просилась гулять, то есть не ходила в туалет ни по-маленькому, ни по-большому. Хотя меньше всего Уилл переживал за чистоту недавно отциклеванного деревянного пола.

Она даже не спала. Просто сидела под столом, опустив голову и дрожа от страха. Именно этим занималась Флора, когда позвонила Белинда из приюта – та, что в очках – узнать, как он справляется.

– Полный провал, – сказал Уилл, не беспокоясь, что признает себя побежденным и сдается при первых трудностях.

Его мужская гордость как-нибудь переживет, а вот Флора…

– Я начинаю думать, не лучше ли было оставить ее у вас. Там она выглядела не такой напуганной.

– Ну, прошло всего несколько часов, – помолчав, сказала Белинда.

На самом деле прошло двадцать два часа. В ту ночь он даже не ложился в постель, а так и сидел на полу, чтобы Флора его видела, на случай если она еще больше испугается, оставшись в одиночестве.

– Дайте ей привыкнуть, не давите на нее, – продолжала Белинда.

– Она даже на прогулку не хочет, – пожаловался Уилл.

– Ну, собаки могут задерживать мочеиспускание до сорока восьми часов, – сказала Белинда. – Это плохо, но не смертельно. Возможно, ей просто передается ваш стресс. Попробуйте не обращать на нее внимания.

Игнорировать живое существо, находящееся в столь отчаянном положении, было непросто, тем не менее Уилл решил покинуть свой пост и прилег на диван.

К счастью, никто не звонил ему с просьбами решить неотложные вопросы, возникшие в компании «Блум и семья», которая являлась поставщиком цветов с 1936 года. Он сказал матери, что возьмет два дня, чтобы привести в порядок бумажные дела, и действительно собирался этим заняться. Обойдутся без него, разве только начнется внезапный ажиотаж на рынке смешанных букетов.

По причинам, в которые Уиллу не хотелось вдаваться, он решил пока не сообщать родным, что в его доме находится собака, пережившая психологическую травму. Вместо этого он взял с кофейного столика бухгалтерскую книгу, верхнюю в стопке, и со вздохом открыл на первой странице.

Перед его взором предстали аккуратные ряды цифр, написанные твердой рукой бабушки Морин. Уилл вновь испустил тяжелый вздох. Морин Блум, которую все называли Мо, умерла чуть больше года назад, и с тех пор все пошло наперекосяк. Великая Мо. В тринадцать лет он перерос бабушку на целую голову, но при росте полтора метра вместе с тапочками («чепуха, мой рост почти метр шестьдесят») она казалась гигантом.

Фантастическое обаяние и улыбка, от которой становится светлее – пустая банальность, если только вы говорили не о Мо Блум, а если о ней, то была чистая правда. Она была солнцем, вокруг которого радостно вращались остальные члены семьи. Мо отличалась добротой и великодушием, и в то же время все знали, что с ней шутки плохи. Далеко за семьдесят, с протезом бедра, она погналась за мужчиной, который пришел за букетом красных роз и хотел сбежать, не расплатившись.

– Нельзя доверять мужчине, который покупает красные розы, – пропыхтела она, когда продавец рыбной лавки на углу остановил злоумышленника, вылив на него ведро помоев. – От такого добра не жди.

Она боготворила внуков: Уилла, Роуэн, потом – Сейдж, а еще позже – Сэма и Гарри, близнецов Роуэн. Клиенты обожали Мо, а муж, Берни, просто души в ней не чаял. За шестьдесят лет совместной жизни Берни с Мо провели врозь всего три ночи – когда она рожала Амариллис, мать Уилла, единственным бунтарским поступком которой за всю жизнь стала просьба «если вас не затруднит, называйте меня Мэри».

Когда Мо умерла от рака поджелудочной железы – сгорела за три недели, – для всего семейства как будто погас свет. Жизнь повернулась к ним своей самой неприглядной стороной. Даже цветы в магазине утратили свой аромат.

Берни превратился в жалкую тень самого себя. Не выдавая своих чувств, он надевал костюм и приходил на работу, но без любимой его жизнь утратила искру, блеск в глазах пропал. Через три недели после похорон жены он мирно скончался во сне. Когда ушел и Берни, из семьи словно вынули сердце и душу. Мэри не могла заполнить пустоту, которую оставила после себя Мо. И уж тем более не мог заменить Берни ее второй муж Ян, отец Сейдж и отчим Уилла с Роуэн.

Роуэн хватало забот со своей семьей, а восемнадцатилетняя Сейдж была оглушена горем. Разгребать многочисленные проблемы бизнеса, которые при живых бабушке и дедушке решались сами собой, пришлось вернувшемуся из Нью-Йорка Уиллу, который сидел на антидепрессантах, не справляясь со своими собственными.

Финансовая сторона выглядела удручающе. До встречи с Берни Мо работала бухгалтером в компании, организующей праздники. После замужества она взяла на себя бухгалтерию и все шестьдесят лет следила за каждым пенсом.

Мэри делала все, что могла, хотя больше понимала в цикламенах и цинниях, чем в цифрах. К тому же их бухгалтер ушел на пенсию сразу после смерти Мо. Мэри забыла подать документы в Регистрационную палату и получила штраф. Уилл, который привык иметь дело с куда большим количеством нулей, неохотно согласился взять на себя счета, но только до тех пор, пока Мэри не найдет бухгалтера.

Сейчас он просматривал последнюю папку, заполненную Мо, только чтобы не переходить к журналу за текущий год, который Мэри начала вести в январе и благополучно забросила в феврале. Зато она вложила туда кучу квитанций и непонятных бумажек с цифрами, просто чтобы показать, что старается.

Назавтра Уилл планировал отвезти всю эту ахинею бухгалтеру из Кэмдена, которого ему порекомендовали. Флору придется взять с собой. Только вот как выманить ее из-под стола на встречу с бухгалтером, если она отказывается даже выйти по нужде, он пока не придумал.

Неожиданно для себя он услышал цокот когтей по деревянному полу, и Флора показалась из-под стола. Уилл не осмеливался даже моргнуть. Держась как можно ближе к стене, собака прошла по комнате, добралась до прихожей и села перед входной дверью.

Уилл вскочил и вышел в прихожую. Собака посмотрела на него изучающим взглядом – впервые с момента своего прибытия.

– Ты хочешь гулять? – ласково спросил он.

Глупый вопрос – она определенно хотела.

На приставном столике возле двери лежали потертый поводок, пакеты для уборки за собаками и кулечек с лакомством, оставленные девушкой из приюта. Уилл схватил амуницию, встал на четвереньки и подполз к терпеливо ожидающей Флоре.

Он не хотел возвышаться над собакой, чтобы та вновь не спряталась под стол, и решил, что нужно находиться на ее уровне. Пристегивая поводок, он нечаянно задел собаку рукой, и она дернулась.

– Извини, Флора, – пробормотал он, – я больше не буду.

Собака встала и начала спускаться по лестнице, осторожно ставя лапы. Открывая дверь, Уилл молился, чтобы его не заметили из магазина. Судьба сжалилась над ним: перед витриной, где стояли вокруг старого велосипеда ведра с цветами, не было ни души.

Уилл думал, что Флора задерет ножку у первого же столба, но нет. Деревья, мимо которых они проходили, ей тоже не понравились. Она целеустремленно трусила вперед, поджав хвостик.

– Ну же, Флора, давай, сколько можно терпеть, – в отчаянии прошептал Уилл.

Лишь когда они вышли на травянистую полянку, Флора присела (он только сейчас вспомнил, что задирать ножку свойственно кобелям) и оросила английскую землю. Она сделала это с таким робким выражением, что Уилл отвернулся, не желая ее смущать.

Лишь на третьем газоне Флора наконец сходила по более важному делу. Уилл никогда не думал, что его так обрадуют собачьи какашки, которые надо собирать в пакетик.

Они находились на равном расстоянии между дворцом Александры с прилегающим к нему парком и старой железной дорогой, превратившейся в тропу, которая вела в Хайгейт-Вудс, а Уилл где-то вычитал, что стаффордширские бультерьеры должны гулять каждый день не менее часа, однако Флора имела на этот счет свое мнение. Она развернулась на сто восемьдесят градусов и потянула Уилла назад к дому.

Оказавшись в квартире, собака вновь нырнула в укрытие. Уилл вздохнул и пошел за старыми полотенцами и одеялами. Если хочет сидеть под столом, пусть ей будет комфортно.

Так прошло два дня. Встречу с бухгалтером он отложил до лучших времен. Когда он брал в руки поводок, Флора осторожно выходила в коридор. Но в пятницу утром Уилл и Роуэн должны были встретиться с клиентом в Шордиче. Он боялся оставлять Флору в одиночестве на несколько часов и брать ее с собой тоже не хотел. Оставалось одно.

– Боже всемогущий, какой здоровенный пес! – воскликнул Ян, когда Уилл вошел в магазин, таща за собой едва передвигающую ноги Флору.

Ян, затянутый в лайкру, раскраснелся, а поредевшие волосы блестели от пота – явно уже закончил свою ежедневную десятимильную гонку на велосипеде.

– Это не он, а она, и она не здоровенная, а ширококостная, – вступился за Флору Уилл.

В это время из подсобного помещения вышла мать – там она всегда занималась букетами.

– Привет, мам, познакомься, это Флора.

Мэри Блум испуганно моргнула, точно не веря своим глазам.

– О нет, Уилл! Где ты это взял?

– Меня попросили присмотреть за ней пару дней, – сказал Уилл, рассматривая цветы.

Внутри магазина они держали самые дорогостоящие цветы и горшечные растения. Кроме того, там стояло несколько стендов с открытками и полки с подарками на цветочную тему, от ароматических свечей до всевозможных сосудов, куда можно поставить букет. Стеклянные вазы в форме сов, крошечные эмалевые вазочки, симпатичные фарфоровые кувшинчики, которые выискивала его младшая сестра Сейдж в благотворительных магазинах.

Кстати, найти общий язык с Сейдж было бы легче, чем с Мэри, которая запустила пальцы в пушистые светлые волосы и пробормотала себе под нос:

– Надо же додуматься, без предупреждения притащить сюда собаку.

– Где Сейдж?

– На доставке, – сообщил Ян, взгромождаясь на высокий табурет, доставшийся ему по наследству от Берни. – Скоро вернется. Сказать, чтобы позвонила тебе?

– Мне надо съездить по делам на пару часов, и я хотел, чтобы вы присмотрели за Флорой, – сказал Уилл, потянув за поводок, но его питомица уселась на пятую точку и, как обычно, опустила голову.

Когда он хотел погладить собаку по голове, та испуганно отшатнулась. Что ж ты меня позоришь, Флора?

– Пусть побудет в подсобке. Она никому не помешает. Она вообще ничего не делает, просто сидит. У нее психологическая травма.

– У меня в подсобке? – у Мэри вытянулось лицо. – А вдруг она меня укусит? Или клиента? Наша страховка этого не покрывает.

Ян с трудом спустил ноги на вымощенный каменными плитами пол (видно, перезанимался спортом) и поманил Флору пальцем.

– Зря стараешься, она не любит мужчин, – заявил Уилл, но Флора сделала несколько шагов к Яну.

– Он, конечно, здоровый, но милый, – решил Ян, когда Флора села и положила лапу ему на колено. – Не забудь оставить для него лакомства.

Нет, это просто смешно! Приближаясь к сорокалетию, Уилл, как и всякий мужчина его возраста, знал победы и поражения (чаще последнее) на любовном фронте. Его отвергали не однажды, но никогда ему не было так больно, как в случае с этой несчастной недокормленной собакой, которая, как выяснилось, не имеет ничего против мужчин, а только против него лично.

Слабым утешением стало даже успешное подписание годового контракта с крупнейшим агентством по организации праздников в Шордиче, которое устраивало самые модные и пышные свадьбы в округе. В старые времена, когда Уилл подрабатывал в семейном магазине после уроков и по выходным, на свадьбу заказывали пару букетов, бутоньерки, центральное украшение для праздничного стола и, если позволял бюджет, гирлянды в церкви.

Теперь все изменилось до неузнаваемости. Люди хотели украсить свадьбы и торжественные приемы цветами во всех мыслимых и немыслимых видах. Цветочные арки, каскады зелени, свисающие с потолка в банкетном зале, цветочные стены, на фоне которых могут фотографироваться гости. Два года назад Уилл вложил в семейное дело небольшую сумму, чтобы Роуэн могла превратить пустующее хозяйственное помещение в студию и наняла небольшую команду, которая увеличивалась в размерах с приближением свадебного сезона. Уилл гордился младшей сестрой, возрождающей семейное дело, но сейчас думал о другом.

– Я знаю, у нее была трудная жизнь, и неукоснительно соблюдаю ее границы, а она меня знать не хочет. А с Яном, который считает ее кобелем, она подружилась за две секунды, – пожаловался он сестре на обратном пути.

– Я что-то не поняла, ты о собаке говоришь или о своей последней пассии? – поддразнила его Роуэн.

Они выходили из модного винного магазина через дорогу от «Блумов» с двумя бутылками просекко, собираясь отпраздновать хорошую новость с командой Роуэн.

– Ничего смешного, – фыркнул Уилл, схватив сестру за руку и дернув назад – та чуть не шагнула под автобус.

– Ах да, это не может быть девушка, ведь ты ни с кем не встречался после Нью-Йорка, – подумала вслух Роуэн, идя за Уиллом к пешеходному переходу в двадцати метрах. – Честно говоря, у меня в голове не укладывается, что ты согласился приютить собаку по просьбе совершенно незнакомого человека.

– А что в этом такого? – обиженно спросил Уилл.

Роуэн пожала плечами. Дни становились все короче, уже включили фонари, и светлые волосы сестры тускло поблескивали в их свете. Насмешливая улыбка и задорный огонек в глазах не слишком подходили к ее мягким, тонким чертам. Мо всегда говорила, что Роуэн похожа на альпийскую молочницу, и лучше бы Мэри назвала ее Хайди.

– Как-то непривычно, ты – и вдруг собака. Не верится, что ты внезапно захотел собаку. После того, что случилось с Матли. Я до сих пор иногда плачу, вспоминая о нем, – сказала она.

– Я тоже, – вздохнул Уилл.

– Мне показалось странным не то, что ты решил кому-то помочь, а то, что решился взять собаку. Кстати, о помощи: ты бы не мог зайти к нам поменять лампочку?

– А как же равноправие полов? Попробуй сама или в крайнем случае попроси Алекса.

– Ты что, у него голова кружится, даже когда он стоит на платформе в метро, – любовно отозвалась Роуэн о муже. – А лампочка – на лестничной клетке. Одно неосторожное движение на стремянке – и он сломает себе шею. Не вызывать же из-за такого пустяка электрика. Я могла бы попросить Яна, но он и так помогает со многими вещами: позавчера сконструировал навес для свадьбы, а денег брать не хочет.

Раньше их отчим держал хозяйственный магазин через дорогу от Блумов – там они с Мэри и познакомились. Он был мастером на все руки. Недавно он ушел на пенсию и теперь посвящал все время езде на велосипеде, его ремонту и разговорам о езде на велосипеде и его ремонте с такими же любителями велосипедов. В свободное от велосипеда время он помогал в магазине и проектировал всевозможные сооружения для цветов по просьбам приемной дочери.

На этот раз они перешли дорогу без происшествий.

– Не знаю, почему я должен рисковать своей шеей, – заартачился Уилл, хотя прекрасно понимал, что в конце концов поменяет злосчастную лампочку. – У меня есть своя жизнь.

Задорные искорки в глазах Роуэн погасли.

– Правда? – с сомнением спросила она. – О, хотела спросить, как прошел твой последний сеанс с Роландом. Это он посоветовал тебе взять собаку? Она терапевтическая?

– Конечно, нет, – рассердился Уилл.

Он закончил сеансы, решив, что они больше не нужны, и предположение, что он завел собаку вместо Роланда, считал неправильным и даже обидным. Когда они вошли в магазин, «терапевтическая собака» восседала, как на троне, в плетеном кресле, которое иногда использовалось в качестве подставки для цветов. В целях безопасности кресло застелили старым пледом. Перед Флорой стояла на коленях восемнадцатилетняя Сейдж.

– Блин, она такая класснючая! – сказала вместо приветствия сводная сестра, даже не повернув головы. – Смотрите, что она умеет!

Сейдж протянула руку.

– Флора, дай пять.

Флору не надо было просить дважды. Она подняла лапу и тут же получила вознаграждение – кусочек непонятно чего из окровавленного пакетика.

– Фу, что это? – воскликнула Роуэн.

– Я купила ей немножко свежей печени, – высунула голову из своей обители Мэри. – У бедняжки все ребра торчат.

– Флора – идеальное имя для собаки флористов, – заявила Сейдж, протягивая своей подопечной еще кусочек сырой гадости. – Она будет нашим официальным талисманом.

– Ничего подобного, – сказал Уилл. – Я взял ее всего на неделю.

– Папа сказал, что она от тебя не в восторге, да, мам?

Сейдж обратилась за поддержкой к Мэри, но та, почувствовав, что назревает скандал, спряталась.

Согласно биографии в Инстаграме, Сейдж была «отвязной стервой, которая живет ради острых ощущений».

– Она должна жить с нами, у нас есть сад.

Это звучало вполне разумно. Мэри с мужем и младшей дочерью жили в большом доме, который купили родители Берни перед Второй мировой войной. Когда Ян с Мэри поженились, у него была своя квартира, но Мэри нравилось жить в доме, где прошло ее детство, а Ян хотел, чтобы Мэри была счастлива, и согласился переехать к ним.

Вернувшись из Нью-Йорка, Уилл тоже поселился в семейном гнезде. Его хватило на три месяца. Мэри носилась с ним, как курица с яйцом, Сейдж устраивала истерики или злилась, а с отчимом приходилось вести светские беседы о бескамерной резине и алюминиевых заклепках. Когда появилась возможность переехать в освободившуюся квартиру над магазином, пока он решит, что делать дальше, Уилл чуть не прослезился от радости.

Он все еще не знал, что будет делать дальше, но точно не собирался отдавать Флору Сейдж – ее саму еще нужно воспитывать.

– Пользуйся моментом, потому что в понедельник Флора возвращается к законной хозяйке, и я считаю часы, – сказал он.

Флора, в очередной раз проделавшая свой трюк, бросила на него укоризненный взгляд.

Час спустя, когда магазин закрылся и все разошлись, Уилл повел Флору наверх. Как только он отстегнул поводок, собака устремилась в гостиную – явно чтобы спрятаться под стол. Массируя рукой затекшую шею, Уилл последовал за ней. Боль не отпускала. Он налил свежей воды в миску для хлопьев, которую отдал Флоре во временное пользование, и решил, что собака не голодна – в гостях наелась. Заварив чай, он опустился на диван.

Надо как-то убить вечер. После возвращения из Нью-Йорка Уилл ни с кем не общался, кроме родственников. Он не поддерживал связи с одноклассниками или однокашниками из университета. Всегда предпочитал смотреть в будущее, а не в прошлое. Да только Масуэлл-Хилл – не Манхэттен, где можно заводить ни к чему не обязывающие знакомства. Он записался в спортзал – ради поддержания формы, а не для того, чтобы найти приятелей, с которыми можно коротать вечера в баре.

Хотя Уилл не страдал от одиночества – в такой семейке это невозможно, в этом году проводил много времени наедине с собой.

Его размышления прервало знакомое цоканье когтей по деревянному полу.

– Мы ведь только что гуляли, – сказал он показавшейся из-под стола Флоре. – Ты сделала все, что нужно, десять минут назад.

И тут ему в голову пришла ужасная мысль.

– А может, эта печень расстроила тебе желудок?

Собака подошла ближе. Уилл осторожно, чтобы не напугать ее, спустил ноги с дивана и встал. Флора запрыгнула на диван и улеглась на его место.

– Тебе нельзя на диван, – мягко объяснил он. – У меня правило: никаких животных на диване.

Гостья с сомнением посмотрела на него.

– Ничего личного. Просто от тебя пахнет, а диван очень дорогой. Слезай!

Уилл показал жестом, что она должна спуститься на пол. Флора встала, покрутилась вокруг себя, вновь улеглась на бархатную обивку – на самый край, подальше от Уилла, и свернулась в клубочек. Несоразмерно большая голова пристроилась на подлокотнике. Флора определенно решила, что раз эти милые люди внизу терпят Уилла, то она тоже готова мириться с его присутствием.

Он собирался с духом минут пять. Наконец протянул руку и легонько погладил короткую шерсть. Флора не вздрогнула и не отодвинулась, и он продолжал ритмично поглаживать собаку, пока та не зевнула, высунув розовый язык и показав острые зубы. После этого она окончательно расслабилась и громко захрапела.

Уилл осторожно, чтобы не разбудить гостью, потянулся за телефоном. Он сделал снимок – Флора оказалась очень фотогеничной – и открыл WhatsApp, чтобы отправить фото и короткое сообщение Марго.

«С ней все нормально».