Текст книги "Самому себе не лгите. Том 3"

Елена Прекрасная

Руководство «Ноябрьскгаздобычи» – Михаил Иосифович Галькович и Николай Иванович Стрелец – сварщика АВП Серёгу с помощниками отправили вертолётом в Тарко-Сале: надо было обеспечить подачу газа в районный центр, собрать и сварить ручной электродуговой сваркой ГРС[1]1
  ГРС – газораспределительная станция.


[Закрыть], смонтировать газовую котельную и запустить всё в работу: шла подготовка посёлка (сейчас город) к зиме на Крайнем Севере.

Закончили обвязку газовых скважин, обвязку системы газовых сепараторов очистки – это был первый этап, начало процесса, и после проверок, испытаний на прочность и плотность руководство района, райком комсомола устроили ужин.

Собрались достойные люди, и просьбы руководства, партийного актива, руководителей геологических партий, рыбозавода, порта, руководства лесхоза – не терять накал, работать достойно и надёжно – были услышаны, обещания дать результат с должным качеством произнесены. В большом номере гостиницы кипели страсти и споры: все молоды, здоровы, амбициозны, начитанны, а значит, имеют свои аргументы, своё мнение по любому вопросу.

Сергей, чтобы освежиться, вышел на балкон. Вечерело, со стороны Пура[2]2
  Пур – судоходная река в Ямало-Ненецком автономном округе.


[Закрыть] веяло прохладой. Огляделся и увидел девушку, идущую по улице. Она понравилась сразу, с первого взгляда.

Громко произнёс:

– Привет, голубушка! Почему одна?

Девушка остановилась, осмотрелась. Затем подняла глаза, увидела Серёгу, поздоровалась и сказала:

– Так иди сюда.

Парню дважды повторять не было нужды, и он в чём был – футболка, шорты, комнатные тапочки – спрыгнул с балкона второго этажа. Девчонка испуганно вскрикнула, однако увидев, что всё в порядке, рассмеялась:

– Из-за меня ещё никто с балкона не прыгал!

Такого чарующего, зовущего, колдовского смеха Серёге слышать не доводилось. Его сердце трепетало в груди, как пойманная птица, руки вздрагивали, в этот тёплый летний вечер его бил озноб.

– Я Лена, а ты?

Оглушённый, заикаясь, он с трудом выдавил:

– Я С-Серёжа.

С безмерно приятным, тихим, воркующим смехом девушка взяла его руку: «Что, идём?»

У Серёги пропал голос, он только и смог кивнуть головой. Её ладошка, едва коснувшись, окутала теплом и негой, их губы сами нашли друг друга…

Пара медленно двинулась по улице, и магнетизм взаимного притяжения всё ближе, всё теснее прижимал их друг к другу. Тапочки почему-то слетели с Серёгиных ног, и оба они – кто левой, кто правой рукой понесли соскочивший тапок, а Серёга не чуял ног под собой, не чуял дороги…

Началась новая жизнь. Всё свободное от работы время Серёга с Леной проводили вдвоём: вместе гуляли по посёлку, вместе ходили в местечко (Окунёвка), вместе собирали и кормили друг друга княженикой[3]3
  Княженика – северная ягода, имеющая уникальный вкус и ананасовый запах.


[Закрыть], вместе ходили купаться, рассказывали и слушали друг друга с бесконечным удовольствием и вниманием.

Всему бывает конец – и хорошему и плохому. За Сергеем пришёл борт, и, не дав проститься с драгоценной, забрали на аварийные работы: потёк охранный кран на магистральном газопроводе, пришлось менять, вырезать и ставить новый.

В Тарко-Сале Серёга прибыл под осень – запустили в работу ГРС, запустили котельную, дали тепло в детский сад, в школу, в дома и учреждения. Работали от темна до темна, когда работа в радость, время останавливается или летит незаметно.

Руководство опять накрыло столы, угостили на славу, и слова, сказанные в этот день, врезались в память Серёги навсегда:

– Сергей, за твои добрые дела руководители, которые работают, и те, кто будет работать, – все мы тебе должны. Когда понадобится помощь, поддержка, только сообщи, мы придём, поможем, подставим плечо. Будь здоров, постарайся не меняться!

Пока Серёги не было, за Еленой приехали родители и увезли её с собой. Извечная осторожность: остудить раскалённые чувства, опустить на грешную землю, зависть (у нас ничего путного не было – и ей не надо, мы прожили без любви – и дочери любовь ни к чему). Молодые люди больше не виделись.

Не зря говорится: человек предполагает, а Бог располагает.

В реальности могли быть и другие имена…

2017 г.

Николай Ивлеев

Родился в 1937 году в семье крестьянина-кулака. Призванный на войну отец погиб, не доехав до фронта. С безграмотной матерью Николаю пришлось прожить трудное детство. Однако закончил техникум и заочно – политехнический вуз.

Учась в школе, узнал, как богата и щедра наша родина, и задался вопросами: почему люди в стране так бедно живут и почему, имея лучшую в мире армию, СССР в начале войны терпел поражение? Не находя ответа в истории, стал по крупицам собирать ответы на наболевшие вопросы и писать об этом стихи, которые нигде не принимали.

Овладев онегинской строфой, смог напечатать свои произведения только в 2018–2019 году в журнале «Союз писателей», в 2019-м же опубликовал книжку «Из нашей биографии». Пытался участвовать в российских литературных конкурсах, но потерпел неудачу. Возлагал надежду на «Золотого витязя», но, будучи отвергнутым, пришел к выводу, что коммунистическая партия ложью и жестокостью сломала генетический код русским витязям, превратив их в пресмыкающихся, которые боятся партии больше, чем Змея Горыныча, и обратился за помощью к европейским рыцарям, послав стихи на Лондонский конкурс, где их приняли в трех номинациях.

Путь к трагедии

 
Кнутом чужих идеологий
Авантюристы всех мастей
Нас гнали в светлые чертоги
Коммунистических идей,
Надеясь шашкой обнажённой
Народ в бараний рог согнуть
И тем его, определённо,
На путь счастливый повернуть.
 
 
Натравленные брат на брата
На неизведанном пути,
В стране, пожарами объятой,
Пытались счастье обрести,
Но обрели в борьбе убогой
Раздор, кровавого царя
Да слишком торную дорогу
В просторные концлагеря!
 
 
Власть коммунистов до предела
Была безжалостна и зла,
Вершила нагло, как хотела,
Свои кровавые дела;
Всех тех, кого она считала
Врагом надуманных идей,
Бессмысленно уничтожала
В большой сети концлагерей!
 
 
Всё, чем издревле мы гордились:
Награды, титулы, чины, —
Теперь скрывали и стыдились,
Как пережитков старины;
И тот, кто, жизни не жалея,
За Русь святую воевал,
Помеченный клеймом злодея,
Позором для потомков стал.
 
 
Наш предок, тот, что «мышцей бранной
Святому Невскому служил»[4]4
  Из стихотворения А. С. Пушкина «Моя родословная».


[Закрыть],
У новой власти, как ни странно,
Одно презренье заслужил.
Его несчастные потомки,
Кто покидать страну не стал,
Надев заплечные котомки,
Отбыли на лесоповал.
 
 
И сами грешные святые
В безумный день родной земли,
В её минуты роковые
Унять смутьянов не смогли.
Их пустыни, иконы, раки,
Хлебнув дурманящих свобод,
В кровавой беспощадной драке
Громил обманутый народ!
 
 
Твоя любовь, твоя отрада,
Твоё сокровище, страна —
Все, кто не вписывался в стадо,
Тот получил своё сполна:
Не суждено им сделать былью
Ума и сердца страстный пыл,
И прах их лагерною пылью
По «северам» развеян был!
 
 
Тех лет растоптанное братство
В порывах низменных страстей
Нам будет долго отзываться
Отказом от родных детей,
Отсутствием церковной веры,
Бахвальством, ложью, воровством,
Стяжательством без всякой меры,
В делах преступных торжеством!
 
 
Лжи повседневная тлетворность
И разъедавший души страх
Рождали рабскую покорность
В умах народных и сердцах;
И, как властителям награда —
Предел заветного конца, —
Из общества рождалось стадо,
Боготворящее «отца».
 

Геннадий Казанский

С момента, когда мы осознанно берём в руки книгу, мы навсегда закрываем калитку к тропинке, которой мы прошли, и путь наш окрашивается совсем иными красками.

Для читателя нет мира закулисья создания сцен, диалогов, оно им не нужно, для писателя – беспорядок творения и есть суть действа. Идея рассказа зарождается в сознании творца, как вспышка на солнце.

Сюжеты к рассказам вращаются вокруг нас

Одни замечают, другие не обращают внимание. Разглядеть среди бытовых событий дня: фрагмент сюжета, жест или деталь гардероба, которая так изящно подойдёт персонажу, задача крайне увлекательная.

История жуткого рассказа «Проходчик» сводилась к банальному разговору о том, как скучно прошёл день, а закончился фантазией на тему: «А что, если для кого-то это не банальный разговор о вымышленном сюжете?».

В рассказе «Цена Рода» мне хотелось создать историю о жертвоприношении в городской среде, в совершенно бытовых условиях, для многих людей совершенно обыденных, простых и ясных, но линейный сюжет не для меня. Рассказ украшен славянской, японской мифологиями, лишь самый пытливый читатель сможет разобрать все витиеватости деталей.

До недавнего времени я с литературным творчеством был связан только как читатель. Даже в самых дерзких фантазиях не видел себя в амплуа творца. Скорее всего, писатель внутри ждал подходящего момента или музы, которая взмахом руки указала путь.

Импасто[5]5
  Техника живописи маслом, в переводе с итальянского языка «impasto» – пастообразный, плотный слой.


[Закрыть] одиночества

It is raining cats and dogs – английская идиома, обозначающая сильный дождь.

Самый близкий вариант перевода «льёт как из ведра».

Дождь не прекращался девятый день подряд.

Низкие тучи нефтяного цвета нависали над маленьким сельским домиком.

Пётр Ильич зашёл на веранду. Часы на стене показывали семь утра.

– Не любит сон стариков, – с горечью произнёс он.

Раскат грома сотряс крышу маленького дома. Звук этот с детства напоминал Петру Ильичу шум от дерущихся котов, вдохновлённых весенним приливом эмоций.

Пожилой мужчина печально посмотрел на пустующий коврик, на котором спала его верная спутница и компаньон сеттер Лаверта.

Пару лет назад сын привёз ему рыжего, как летний закат, щенка. Отвлечь хотел, порадовать: похоронив свою Софью Наумовну, Пётр Ильич стал чахнуть на глазах.

Собака стала ему утешением и другом. А теперь он снова один, Лаверты нет рядом, поэтому мысли о жене вернулись. Неутихающая боль утраты колола сердце.

Собака его здорово отвлекала.

– Представить сложно, что безмолвное создание может быть лучшим психологом, чем дипломированный специалист. – Привычка разговаривать с самим собой пришла с одиночеством. Ему не хватало общения, а так он хоть немного мог выговориться.

Собака пропала аккурат перед началом ненастья, но Пётр Ильич обнаружил это только под вечер.

– Возможно, грома испугалась и спряталась где-то. Чем я занимался в тот день? Ума не приложу! – Он провёл сухой ладонью по намокшей щеке.

Едва заметив пропажу подруги, Пётр Ильич бросился на поиски.

С фонарём, под проливным дождём, под завывание ветра, он обследовал весь участок. Посмотрел под каждым кустом, под каждой веточкой, вышел за калитку и проверил все улицы. Ни собаки, ни людей, никого.

Промокнув до нитки, он вернулся домой. Поиски продолжил наутро. Результат был тот же. Вой ветра усиливался, а хлещущий ливень набирал силу.

Неделя поисков ни к чему не привела.

– Как только умудрился не простыть? – задавался вопросом Пётр Ильич, продолжая осматривать участок через большое окно маленького домика.

С недавних пор территория и дом пришли в запустение. Трава и сорняки расползлись по всем углам. Кусты потеряли форму, яблони раскинули ветки во все стороны.

Дождь продолжал неистово хлестать по краснеющим яблокам.

Пётр Ильич отвёл взгляд от окна и посмотрел на стену. Раньше здесь висело зеркало, а теперь – картина сына. Мишка вложил душу в творение, это чувствовалось. Каждый изгиб линий, каждый штрих выдавали его отношение.

На холсте был изображён старик. Ссутулившись, он что-то разглядывал на столе.

«Неужели сын меня видит таким? Неужели я настолько стар? – эти вопросы возникали у него в голове всякий раз, когда взгляд касался полотна. – Нет, это не я. Брюки не сочетаются по цвету с рубашкой. Я так никогда не нарядился бы». – Разнопёрый наряд масляного старика оскорблял его чувство вкуса.

Пётр Ильич был знаком с кистями и красками не понаслышке. Хотя всю жизнь он трудился инженером на заводе, на его долю выпали всевозможные стенгазеты, по всем мыслимым и немыслимым праздникам.

Мишка с пелёнок наблюдал за потугами отца в ремесле художника и с удовольствием принимал участие. Ему всегда нравилось переносить на бумагу или холст сюрреалистические сюжеты.

И однажды Пётр Ильич понял, что его работы не могут похвастать той изящностью, что была у шедевров сына.

Никакой зависти, только гордость.

– Миша, но как ты мог так поступить с цветовой гаммой?! – продолжал он раздражаться, глядя на облысевшего старика. – Или это очередной способ растормошить меня? Неужели ты хотел, чтобы я каждый раз сокрушался, видя эти чёрные брюки и горчичную рубашку? – Он опустил взгляд на руки, исполосованные морщинами: – Нет, на такие творения вы не годились даже в годы упругости.

Очередная молния, очередная кошачья драка, очередной вой ветра за окном.

От неожиданности он подскочил и отвлёкся от мыслей.

Подошёл к собачьим мискам, взял одну, насыпал корм и, шаркая прогрызенными тапочками, направился к входной двери.

Он заплатил налог за щенка, цена которого составила ровно два тапочка и две одинаковые дырки на месте больших пальцев.

После он спрятал дырявые тапки в обувном ящике, а когда Лаверта пропала, снова надел их. Две дырки в тапках, две – в душе: за каждую любимую.

Дверь распахнулась наружу, в бушующую непогоду, с завидной лёгкостью. Ветер играючи откинул её в сторону.

Пётр Ильич поставил миску на крыльцо.

– Если она найдёт дорогу домой, то сможет перекусить, прежде чем я её впущу. – Голос его старчески дребезжал.

То, что дверь с лёгкостью открылась, не означало, что закрыть её будет просто. С подветренной стороны пожилому мужчине это далось тяжело. Он приложил немало усилий, а потом пошаркал обратно к столу в поисках телефона. После схватки с ветром путь до стола был сродни покорению Эвереста.

– Наберу сына, узнаю, как у них дела. Поговорю с внуками. Странно, что он давно не звонил.

Линия была занята.

Он повторил попытку.

– Абонент временно недоступен.

Ещё.

– Абонент временно недоступен.

Ещё.

– Абонент временно недоступен.

Ещё.

– Абонент временно недоступен.

Пётр Ильич уселся за стол, сгорбился ещё больше и предался размышлениям.

День клонился к вечеру.

Он продолжал сидеть за столом, периодически набирая Мишкин номер, но слышал всё тот же ответ.

– Сложно быть одному. Как же на душе неспокойно!

От порывов ветра куст сирени уже практически лёг на землю. Очередная вспышка, очередной раскат грома.

– Что если я…

Бум-бум-бум!

В дверь глухо постучали.

– Кто мог прийти в такую непогоду? – старик поднялся со стула, проследовал к двери и распахнул её.

При виде гостя его глаза округлились до размеров чайного блюдца:

– Соня?!

* * *

Стоя у окна, Миша уже в который раз набирал номер.

– Вик, я поеду проверю отца. Он трубку не берёт второй день, – крикнул он с кухни жене.

– Как не берёт? – ответил ему хор из комнаты.

– Я вечером звонил ему, он не ответил. Подумал, что спит. Сейчас то же самое: не отвечает.

– А соседи? – жена появилась на пороге кухни.

– Да не знаю я их номера! – не сдержавшись, воскликнул он.

Ей было странно видеть своего всегда спокойного мужа со слезами в глазах.

– Пап, что с дедушкой? – мальчики вбежали следом за мамой.

– На звонки не отвечает. Может, закинул куда-то телефон и не слышит, а сам копается в саду. Погода-то вон какая стоит.

Яркий солнечный свет озарял субботнее утро.

– Быстро собирайтесь, поедем вместе! – скомандовала Вика.

Есть моменты, когда надо брать управление на себя.

– Вы же в парк собирались, – напомнил Миша.

– Пап, мы с тобой! – У близнецов есть способность говорить в унисон, не сговариваясь. – Мы тоже хотим проверить, как там дедушка.

– Я сказала, быстро собирайтесь! – крикнула Вика, влезая в узкие джинсы.

Мальчики побежали одеваться.

– Миш, тебя это тоже касается!

– А, да. Иду. – От тревоги он остолбенел. Спасибо жене, она всегда находила нужные слова и интонации, когда ей нужно было достучаться до него.

Сборы не заняли много времени, и вскоре они уже мчались в сторону дедовского села.

Миша всю дорогу набирал папин номер, но трубку никто не брал. Гудки проходили, как в пустоту.

– Миша, перестань, – не выдержав, попросила Вика.

Он её не услышал, лишь надавил на акселератор ещё сильнее.

Столб дорожной пыли клубился по всей улице, когда они остановились у дома Петра Ильича. Солнце прорезало пыль, оставляя причудливые преломления света и тени – точь-в-точь как на его лучших работах.

Миша выскочил из машины и побежал в сторону маленького дома с большим окном.

Подбегая к крыльцу, он услышал вой Лаверты, прерывающийся на лай.

– Пап! – крикнул он. – Пап, ты где?

Миша дёрнул дверную ручку и вошёл в дом.

* * *

– Соня, как ты… как ты тут оказалась?! – Он схватил её за руки, пытаясь понять, не мерещится ли ему.

Её тёплые ладони сжали его.

– Петь, это ты – тут. – Она с любовью и печалью смотрела на него.

– Где? – Он заключил её в объятия и не собирался отпускать, не давая шанса ответить на вопрос. – Как я скучал… как же я скучал по тебе!

– Знаю, – сдавленным голосом ответила Соня. – Здесь был такой страшный ливень, когда я тебя потеряла.

– Да? Погода последние дни была жуткая. – Он продолжал обнимать её, не в силах ослабить хватку.

– Тут всегда льют дожди, когда по нам плачут.

Глаза Петра Ильича вновь округлились.

– Когда по нам плачут? – Он отстранился от неё. Только теперь он увидел, что Соня молодая, светловолосая, стройная, как в дни давно минувшей молодости.

– Да, Петь. Ты же всё понял. – Она продолжала держать его за помолодевшие руки.

– Я умер? – спросил молодой человек с густой шевелюрой.

Он отпустил одну руку, снял круглые очки в тонкой оправе и бросил их на траву.

– Восемь дней назад. Ты проснулся ночью от того, что грудь сдавило так, будто опустили бетонную плиту. Смотрел в потолок и звал меня.

– Почему я этого не помню? – Петя был в растерянности.

– А зачем тебе это помнить? Вот, посмотри. – Она развернула его лицом к окну.

Миша с криком вбежал в дом, забежал в спальню и разразился плачем. За ним последовали Вика и близнецы.

– Это было восемь дней назад? – Петя шептал.

– Да, обычно столько требуется на то, чтобы осознать. – Соня слегка нахмурилась. – Дождь, который поливал тебя, это слёзы. Вой бури, который ты слышал, это плач Лаверты. Вспомни, как ты горевал обо мне. Вода даже дом затопила. Я благодарна Мише за то, что он был с тобой, за то, что привёз Лаверту Он не только о тебе позаботился, но и обо мне.

Петя смотрел в дом. На то, как Миша звонил по телефону, как Вика успокаивала мальчиков, на переполох скорбных лиц.

– Мы видим только прошлое?

– Настоящее чаще. Можно увидеть и будущее тех, кто тебе дорог. – Соня пристально смотрела на него, пытаясь убедиться, что Петя её понимает. – Я приходила сюда, смотрела, как вы живёте. Навещала тебя, стояла возле окна, когда ты смотрел во двор. Так близко и так далеко.

– Что теперь делать? – спросил Петя, глядя на любимую глазами потерянного щенка.

Она рассмеялась.

– Пойдём, я тебе всё покажу. – Соня потянула его в сторону калитки.

Петя бросил прощальный взгляд на окно, в котором увидел перемещающиеся кадры из жизни сына с женой и внуками. Они отмечали праздник, отдыхали на море, сын стоял перед мольбертом, покрывая очередной шедевр лаком. А потом повернулся к Соне.

– И что там? – он мотнул головой в сторону выхода с участка.

– Ты сам всё увидишь, – лукаво улыбнулась она.

В лучах солнечного света они направились к калитке. Молодые, как когда-то, умиротворённые как никогда.

Владимир Калинин

Родился в г. Омске. Работал слесарем на заводе. Окончив Высшую школу КГБ СССР и аспирантуру, преподавал в этом же вузе. Уволился в запас в звании подполковника и трудился федеральным судьёй районного суда г. Москвы. Рассматривал уголовные дела. Член Интернационального Союза писателей. Финалист конкурса им. А. С. Пушкина и финалист конкурса им. М. Ю. Лермонтова журнала Московской городской организации Союза писателей России «Российский колокол» – «СовременникЪ».

Отрывок из романа «Любовь и криминал»

У Сизого, подручного Машиниста, находящегося в бегах, кончились деньги, а зарабатывать на жизнь охранником периферийного ЧОПа он не хотел. Ещё ему очень хотелось встретить Наталью. Запала она ему в сознание, как женщина, без которой жизнь не имеет смысла. Георгий сознавал, что он ей не пара, но не видеть её не мог. Сизый, он же Крестовский, понимал, что надо готовиться к серьёзным делам. Пока были деньги, он усиленно тренировался физически и даже ходил на курсы английского языка. Он знал из СМИ и от друзей, что Машиниста посадили на длительный срок. Награбленные деньги и драгоценности, переданные Смышлёному, не нашли. Аркашу, сотрудника банка «Лира плюс», на суде, как свидетеля, допрашивали по скайпу Где он в настоящее время находится, никто из братвы не знал. Главное Аркаша сделал – его не сдал. Следствию нужен был Машинист. Его он заложил по полной. А кто был вместе с Машинистом? Спрашивайте у Машиниста. Все нападавшие были в масках. Кроме Машиниста, никто участия в руководстве налётом не принимал. Клиент банка Григорий Львович опознал Машиниста по голосу и по фигуре как активного грабителя и руководителя остальными соучастниками преступления. Сизый решил встретиться с руководителем всего преступного сообщества Смышлёным. Адрес его проживания он знал, так как регулярно вместе с Аркашей носил ему дань от банка «Кредит Плюс». Сизый знал, что майор Грибков любит посещать кафе «Шоколадница», что в районе ВДНХ. Сизый, как негласный сотрудник, приходил на явки в это кафе. Последний раз он пропустил явку, так как надо было залечь на дно. В настоящее время существовать на нелегальном положении ему надоело. Всё равно где-нибудь накроют. Надо выкручиваться из создавшейся сложной ситуации. Для начала решил переговорить с авторитетным вором Смышлёным, а потом можно встретиться с Игорем Степановичем, то есть уже имея информацию о положении в преступном сообществе. Так рассуждая, он приехал в один из подмосковных городов. Проходя мимо киоска «Пресса», купил местную газету. В колонке «За безопасность» прочитал: «Вчера на площади у здания Совета депутатов города был ранен охранник директора мясоперерабатывающего завода Смышляева С. В. Раненый доставлен в городскую больницу. Ему оказана медицинская помощь, состояние оценивается как тяжёлое. Киллер стрелял с крыши противоположного дома. В ходе осмотра места, откуда стрелял преступник, полицейскими обнаружено оружие преступления – карабин „Сайга“ с оптическим прицелом. Возбуждено уголовное дело. Смышляев С. В., как депутат городского совета, заявил, что, по его мнению, это была попытка покушения на него, но в этот раз он находился на водительском месте, а охранник на переднем пассажирском. Потерпевший вышел первым из автомобиля, ранее обычно выходил он сам, поэтому пуля угодила в охранника. Кто мог организовать покушение, он не знает».

Газетная новость подстегнула Сизого к выполнению намеченных действий. Он срочно выехал в Москву. Несколько дней Сизый наблюдал за домом, где жил Смышлёный, и удостоверившись, что Смышлёный на месте, пошёл к нему. На въезде во двор охранник связался с авторитетом, сообщив, что к нему пришел пацан, назвавшийся Сизым. Получив разрешение на аудиенцию, Сизый в сопровождении телохранителя прошёл в апартаменты Смышлёного.

Порядки в доме не поменялись. Ему пришлось ждать хозяина в кабинете, сидя в кресле спиной к дверям. Расположившись, Сизый рассматривал корешки книг в шкафу. Некоторые были на английском языке. Он легко смог перевести названия книг.

Смышлёный в шёлковом разноцветном халате после только что принятого душа свежий и бодрый энергично вошёл в свой кабинет. Он, как обычно, сел спиной к окну и без какого-либо приветствия сразу спросил:

– Сизый, ты пришёл гнать мне фуфло. Для начала расскажи – куда и почему ты скрылся после завершения дела с Машинистом?

– Мы привезли на хату всё, что взяли в банке. Машинист позвонил, и ты должен был через час приехать за бабками и рыжьём. Машинист дал мне ксиву и бабла из своих запасов. Я уехал по указанному им адресу. Бабки кончились, и вот я здесь. Из газет, из интернета узнал, что мы взяли более двух ярдов. Мне должно что-то причитаться. Всё по понятиям должно быть.

– Ты много бабла захотел отхватить? Но сначала скажи, кто сдал Машиниста? Он сейчас парится на киче. Ты на свободе. Кто сдал его мусорам? – Смышлёному не хотелось отдавать часть похищенного.

– Я на суде не был, уголовное дело на Машиниста не читал. Кто его сдал, не знаю.

– Нет. Сизый ты мне фуфло не гони. Ближе всех к нему был ты. Только ты мог его заложить. Дело в том, что на суде давал показания чел в маске и голос у него был изменён. Это был ты?

– Я никуда не выезжал из места, куда меня отправил Машинист. Он хотел ко мне приехать, но не приехал. Кстати, где он чалится?

– Что, хочешь грев ему отвезти? Не переживай, с ним всё в порядке, и грев имеет, и положенцем на зоне значится. Руководит достойно. Жалоб нет. Бригада у него там хорошая подобралась. Порядок держит по понятиям. Долго сидеть не будет. Вытащим. Он здесь тоже нужен.

– Я хотел съездить к нему. Всё-таки корешами были.

– Разберёмся, какой ты ему был кореш. Хватит базарить без толку. Надо съездить в одно место. Ты сиди здесь. Я переоденусь.

Сизый не мог представить, куда и зачем надо ехать. Но что-то тревожное у него возникло на душе. Он чувствовал себя правым и считал, что по беспределу с ним не должны поступить. Поэтому старался держать себя уверенным в своей правоте.

Смышлёный быстро переоделся в поношенный джинсовый костюм. В сопровождении двух свирепого вида костоломов Сизый сел на заднее сиденье в автомобиле класса люкс. В машине не трясло, а слегка покачивало. В голове Сизого мелькала мысль: «Неужели меня везут, чтобы прикончить?»

Машина выехала на кольцевую дорогу. Через несколько километров свернула с кольцевой и, недолго промчавшись по шоссе, выскочила на лесную грунтовую дорогу. По ней явно давно никто не ездил. Дорога заросла густой, мелкой травой. Углубившись в лес, автомобиль свернул направо. Проехали одну поляну и по старой просеке уже без накатанной дороги оказались на небольшой площадке, густо поросшей лопухами. Машина остановилась около свежевырытой прямоугольной ямы, похожей на одиночный окоп.

Смышлёный дал команду своим нукерам: «Свяжите ему ноги и руки. Поставьте с торца могилы».

Сизый про себя решил, что сопротивляться нет смысла. Изобьют и сбросят в яму. Он прыжками, поддерживаемый с обеих сторон костоломами, приблизился к краю зловещего окопа. Внизу лежала исторгающая смрад полусгнившая туша свиньи с распоротым брюхом. Тошнотворная вонь вместе с микробами разложения проникала в лёгкие, и Сизому казалось, что он не выдержит и будет рыгать от запаха и от вида массы белых червей, копошащихся в развороченном брюхе свиньи. За спиной он услышал звук от передёргивания затвора пистолета. Он не знал, кто стоял позади с готовым к стрельбе оружием.

– Вот так и тебя будут жрать черви вместе со свиньёй. Свинье свинская смерть, – хрипло сказал Смышлёный.

У Сизого помутилось сознание. Ноги в коленях ослабли. Он боялся упасть. Тело покрылось холодным потом. Неужели его сейчас убьют и на этом закончится его жизнь? Никто не узнает и не помянет его. Нет у него близких друзей на воле. Машинист на зоне. Надо взять себя в руки. Смышлёный ничего не сказал о его связи с Грибковым. Буду молчать, может быть, выживу. Если расколюсь, уж точно пришьют. От этой мысли он зашатался и чуть не упал.

– Ну, без истерик. Мы тебя аккуратно закопаем. Видишь лопухи растут? Вот и на твоей могиле разбросаем колючки. Весной здесь всё зарастёт репейником. У «лопуха» на могиле будут расти лопухи. Никто среди них ходить не будет. Не найдут твоё изъеденное червями тело. Одни твои стальные зубы, может, не сгниют, – Смышлёный, зло улыбаясь, настойчиво давил на Сизого, пытаясь сломать его.

Сизый продолжал судорожно думать о своей судьбе. Его размышления прервал грубый голос Смышлёного:

– Ну что? Будешь колоться? Говори всё на чистуху. Кто, когда тебя завербовал? Что успел заложить о гоп-стопе на банке? Считаю до пяти. Мне надоело нюхать тухлятину.

– Никого никогда не закладывал, – прохрипел Сизый.

Надышавшегося тошнотворных газов от разлагающегося трупа свиньи Сизого вырвало.

– Слабоват ты ещё, Сизый, – усмехнулся Смышлёный, – молчание – знак согласия. Не хочешь говорить, значит, будешь лежать с этой тварью, – заключил он.

– Я не хочу умирать. На мне нет никакой вины, – упрямо пробормотал Сизый.

– Ну что, бойцы? Будем мочить или оставим ему жизнь?

– Мне кажется, что он правильный пацан, – пробурчал один из телохранителей.

– Завязывай, Смышлёный, этот спектакль. Дышать нечем. Нанюхался, – сказал второй костолом.

– Хорошо. Будем считать, что проверку Сизый прошёл. Пацан будет жить. Развяжите его и закопайте яму. Сделайте так, чтобы следов не было видно.

Телохранители с облегчением вытащили из багажника лопаты и энергично сравняли яму с поверхностью. Срубили лопатами несколько стеблей репейника и прикрыли могилу когда-то хрюкавшей скотины. Лёгкое дуновение ветерка немного освежило участников этой грязной процедуры. Листья берёз и осин, окружавших полянку, облегчённо зашелестели.

– Садитесь в машину. Повоевали и хватит. Сизый, пока садись на заднее сиденье, а вы садитесь по его бокам. Поехали.

Сизый, ошарашенный всем произошедшим, в отупевшем сознании выполнил все указания, разминая затёкшие руки и почёсывая ноги. Он ещё полностью не понял, что его мучения окончились.

Проезжая по лесной дороге с открытыми окнами, салон автомобиля проветрился. Потом Смышлёный включил кондиционер и закрыл окна. Проезжая мимо станции метро, Смышлёный скомандовал: «Бойцы, сегодня у вас выходной. Доберётесь до дома самостоятельно. Благодарю за службу».

Костоломы с радостью выскочили из машины. Смышлёный как ни в чём не бывало обратился к Сизому:

– Садись на переднее сиденье. Поговорить надо.

Сизый, не торопясь, пересел на пассажирское переднее сиденье. Он начал осознавать, что Смышлёный заинтересован в нём и нуждается в его помощи. Весь устроенный им цирк это была проверка перед каким-то важным делом. Он сел, вытянув ноги, и хранил молчание. Смышлёному надо – пусть сам и начинает разговор.

– Сизый, ты сильно не дуйся. Окажешься на таком месте, как сейчас у меня, ещё почище будешь дела проворачивать. Работа такая. Нужны верные люди, а как узнать? Я хочу предложить тебе важное дело. Ты знаешь, что у меня есть мясоперерабатывающий завод. Я считаюсь уважаемым человеком в городе Энске в Московской области. Хочу заниматься легальным бизнесом. Там тоже можно наращивать общак. Однако мне нужен человек, который будет смотрящим на этом заводе. На мой взгляд, ты подходишь к такой работе. Завтра придёшь ко мне в восемь тридцать, мы поедем на завод, и там всё тебе разъясню и покажу. Работа сложная и даже опасная. Почему? Ты потом поймёшь. Паспорт на Крестовского ты не сжёг?

– Заныкал. Могу в любое время достать. Мне с ксивой хорошо. Везде принимали как полученную законно.

– В нашем деле нужен паспорт на Крестовского. Уголовное дело, заведённое за драку в ресторане, сгорело. Пожар был случайный в ОВД. Потерпевший мент спился и был уволен. Он в городе сейчас не живёт и вряд ли вернётся. По делу на Машиниста ты не проходишь. Тебя никто не заложил. Понял?