Текст книги "Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения)"

Эпоха Мудрого короля: политическая теория

Альберт Метхильд
Друг-советник: отношения между королем и его приближенным (privado) в «Калиле и Димне» (1251) и «Сборнике примеров против обманов и опасностей мира» (1493)

Альфонсо Х Кастильский считал дружескую преданность советников королю одним из важнейших инструментов власти – свидетельства этому можно найти в различных трудах, созданных под руководством Мудрого короля. Во время его правления предметом особо интенсивных размышлений становится политическое измерение дружбы, «концепция дружбы с осознаваемыми политическими последствиями»[460]460
   Heusch 1993: 5.


[Закрыть]. Обсуждение этого концепта происходит и на страницах многочисленных научных, поучительных, художественных, юридических и исторических книг, написанных в эпоху Альфонсо Х. Столь же разнообразны источники этой идеи, среди которых греко-римская философия и историография, восточная и библейская традиции, в частности, книга Екклесиаста. Очевидно, что размышления о дружбе как антропологической основе социального единства базируются в первую очередь на VIII и IX книгах «Никомаховой этики», оказавших глубокое воздействие на моральное сознание Запада в период Позднего Средневековья[461]461
   См.: Sère 2007.


[Закрыть]. В этом смысле в феодальном обществе обоюдная любовь[462]462
   Schmidt 2019.


[Закрыть] и дружба действуют как осевой политический принцип, выраженный, в частности, формулой «дружба и доверие»[463]463
   Марей 2011.


[Закрыть]. Учитывая эту их социальную функцию, закономерным представляется возникающий конфликт между измерением вертикально-иерархическим и горизонтально-эгалитарным[464]464
   Ibid.


[Закрыть], то есть между «vocation égalisatrice» и «rapport asymétrique»[465]465
   Mahé 2009.


[Закрыть]. Ключевой вопрос, порожденный этим конфликтом, – «как понимать дружбу, потенциальный фактор уравнивания, внутри сословного общества?»[466]466
   Giraud 2008: 578.


[Закрыть].

Оставляя в стороне четыре разновидности дружбы, которые Бенедикт Сэр выделяет в связи с этим явным противоречием, в данной статье мы сосредоточимся на частном случае того, что Франсуа Форонда[467]467
   Foronda, 2020.


[Закрыть] называет «правительственной дружбой» («l’amitié gouvernementale»), то есть особых отношениях монарха и его советника в рамках концепции «правления приближенных» («privanza gobernanza»). Речь идет о «выборочном приближении к себе» королем, допускающим в свое интимное окружение не родственников, а избранных советников, что способствовало депарентализации социального (déparentalisation du social)[468]468
   Foronda 2020: 4; то есть процесс, в ходе которого родственные связи, бывшие ранее наиболее значимой формой социальных отношений, отступали на второй план и уступали свое место иным типам и формам отношений. – Прим. ред.


[Закрыть]. По сравнению с Францией и Англией, где в XIII в. также наблюдается «тренд приближенности» (trend de la privauté)[469]469
   Foronda 2020: 5.


[Закрыть], специфическая ситуация в Кастилии выделяется «существенным идеологическим вкладом <…> королевской власти, в своих доктринальных и историографических сочинениях превращающей эти близкие отношения в правительственную дружбу, способную поддержать ее суверенные притязания; особенно это проявляется при Альфонсо Х»[470]470
   Foronda 2020: 6.


[Закрыть].

При Мудром короле идея приближенности (privanza) в рамках «правительственной дружбы» и в соответствующем лексико-семантическом поле приобретает исключительную важность благодаря двум решающим импульсам: во‑первых, влиянию арабской культуры и, во‑вторых, – образцам, взятым из греко-римской античности, которые воплотились в историографии эпохи Альфонсо Х[471]471
   Foronda 2020: 45.


[Закрыть]. Среди основополагающих текстов, формирующих, по мнению Форонда, вокабуляр и идеологическое содержание понятия «приближенности», особое место занимает сборник «Калила и Димна», который инфант Альфонсо приказал перевести с арабского незадолго до своего вступления на престол[472]472
   Foronda 2020: 46, 89–95.


[Закрыть].

Сделав предварительные замечания, перейдем к анализу некоторых эпизодов «Калилы и Димны» с интересующей нас точки зрения, а именно: политико-моральное и эмоциональное воздействие, связанное с этой «правительственной дружбой». Эти эпизоды будут сопоставлены с соответствующими примерами из второго испанского перевода, выполненного с латинской версии Иоанна Капуанского и опубликованного в виде инкунабулы в 1493 г. под заглавием «Сборник примеров против обманов и опасностей мира». Такое сравнение поможет выявить некоторые фундаментальные трансформации понимания и значения «правительственной дружбы», характерной для института приближенных (priuanza) как поддержки королевского правления, а также модификации этого понятия, связанные с изменением социально-политических условий и морали в период между XIII и XV вв. К этому времени относятся и другие важные источники, которые, к несчастью, невозможно рассматривать здесь, от «Тайная тайных» до «Книги о рыцаре Сифаре», от «Наставлений и примеров Санчо IV» до «Книги о совете и советниках» и разных произведений дона Хуана Мануэля.

Приступая к анализу двух версий восточного сборника историй, следует учитывать юридическую формулировку понятия «правительственная дружба», данную в двух близких по содержанию титулах «Семи Партид», где содержится определение особых отношений между монархом и его советником[473]473
   Исследованиям Фр. Форонда предшествовала работа А. Лиуццо Скорпо, в которой та подробно исследовала концепт дружбы в трудах Мудрого короля; в частности, см.: Liuzzo 2009: 85–95, 161–164, 172–240.


[Закрыть]. Речь идет о Второй Партиде, титул 9 закон 5 «Какими должны быть советники короля» и Четвертой Партиде, титул 27 «О взаимных обязанностях людей друг перед другом, возлагаемых дружбой» (состоит из краткого вступления и семи законов)[474]474
   Visentini 2002: 214; также см.: Stone 1989.


[Закрыть]. Эти семь законов[475]475
   Следующий абзац базируется на работе Висентини: Visentini 2002: 215–217.


[Закрыть] включают, во‑первых, определение понятия «дружба», акцентирующее взаимность и моральные нормы этой социальной связи, которая, согласно Аристотелю, смогла бы даже заменить собой законы, с тем чтобы упрочить единство общества. Во-вторых, выделяется особая потребность в этих отношениях «привязанности» для сильных мира сего: «чем более люди уважаемы и могущественны, тем более они нуждаются в друзьях».

Далее подчеркивается необходимость сознательно выбирать друга-советника и подвергать его испытанию, о чем еще пойдет речь ниже: «Как должен человек пользоваться советом друга, и какой человек должен быть избран для этого». Четвертый закон выстраивает типологию дружбы, различая родственную дружбу, дружбу по любви и дружбу из-за выгоды. Второй тип определяется как совершенная дружба, к которой сводится триада, унаследованная от античности[476]476
   См.: Heusch 1993: 7–9.


[Закрыть]. В пятом законе уточняется, какие качества необходимы для этого типа дружбы (в политической среде): среди них верность, добросовестность, благоразумие, умение хранить тайны (poridad). Последнее понятие в определенном смысле составляет суть приближенности (см. Morín 2020). Кроме того, как гласит шестой закон, любовь друзей должна быть настоящей и верной, друг должен любить друга, как самого себя. Здесь возникает проблема истины, что, естественным образом, отсылает к сугубо религиозным интерпретациям дружбы, в том числе той, что дают францисканцы. В седьмом (последнем) законе этого титула рассматривается «по каким причинам разрываются дружеские узы» – щекотливый вопрос, возникающий также в «Калиле и Димне» в ключевом эпизоде со львом и быком, как мы увидим далее. Что касается тождественности советника и друга, то здесь базовым является третий закон 27 титула Четвертой Партиды «Как следует человеку воспользоваться советом друга, и какой человек должен быть избран для этого».

Расширяя перспективу от узкополитической до общеантропологической, составители этого закона ориентируются на «другого мудреца» – Цицерона, а также Аристотеля, к которым обращаются при трактовании следующих проблем. Вначале упоминаются радость и уверенность, которые приносит искренний и доверительный совет друга, воспринимаемого как второе «я». Тем не менее следует быть внимательным при выборе доверенного лица: «сперва нужно узнать, кто он есть». Закон предупреждает об опасности лицемерия и вероломства со стороны бесчестного приближенного: «поскольку много есть таких, что снаружи похожи на друзей и речи из приятны, но их намерения противоположны тому, что показывают». Отсюда вытекает важнейшая необходимость уметь отличать хороших советников от плохих и испытывать предполагаемого друга, как объясняется далее. Эти важнейшие моменты, упоминаемые также магистром Педро в «Книге о совете и советниках», наглядно поясняются в примерах «Калилы и Димны», как мы увидим ниже. Пятый закон 9 титула Второй Партиды, где речь идет о различных официалах на королевской службе, уточняет, «какими должны быть советники короля». В этом случае авторитеты, на которых ссылаются составители «Семи Партид», – это Сенека, царь Соломон и снова Аристотель как предполагаемый автор «Тайная тайных» – зерцала правителей par excellence, образца сочетания власти и мудрости.

В этом детально разработанном законе на первый план выступает необходимость искать совета перед принятием любого решения. Обязательное предварительное совещание с благоразумными друзьями, умеющими хранить тайну, верными и мудрыми полезно для всех, а для власть имущих в особенности. Сравнение советника с оком в рамках органической метафоры монарха и королевства приобретает важное значение, поскольку связано с такими добродетелями, как мудрость, умение хранить тайну и эмпатической составляющей дружбы между советником и монархом. Несмотря на принципиальную неопределенность, нужно искать эмоциональную гармонию (радость и печаль, смех и слезы) между «настоящей» привязанностью и утилитарной в рамках стратегии, направленной на осуществление власти и господства. В конце подчеркивается строгая взаимность, чье нарушение является предательством, которое должно караться соответствующим образом.

Это показано на примере вероломного шакала в «Калиле и Димне», восточном сборнике историй, который инфант Альфонсо приказал перевести на испанский незадолго до своего восшествия на трон и который позднее приобретет для него первостепенное значение, поскольку здесь в художественной форме воплощены многие аспекты монархического правления, в частности, отношения между советником и правителем. Позднее эти проблемы в теорико-правовой форме найдут выражение в «Семи Партидах», приобретая вид политической системы. Кроме того, этот сборник будет упомянут во «Всеобщей истории». Таким образом, уточняет Гонсалес-Касановас[477]477
   González-Casanovas 1993: 469.


[Закрыть], «Альфонсо придает индо-арабской литературной традиции статус классики, наделяет политической функцией пропаганды и дидактической ценностью примера». Несмотря на культурную дистанцию между Аббасидами (к этой эпохе относится создание арабской версии Ибн аль-Мукаффы – своего рода точки отсчета) и Кастилией времен перехода власти от Фернандо III к его сыну, в обоих случаях речь идет о монархических системах, опирающихся на придворную элиту, с сопоставимыми структурами и административными механизмами – система, которую Альфонсо Х позднее усовершенствует и упорядочит. Если рассматривать «Калилу и Димну» как бревиарий приближенности, то первый значимый аспект этого сочинения, как демонстрирует в своем исследовании Форонда, – это две повествовательные рамки, выстроенные как диалоги между двумя правителями и их приближенными. В них перед читателем предстают взаимоотношения между властью и мудростью (см. материалы Майкла Джерли и Ульрики Беккер в настоящем издании). Во вторую очередь следует выделить диалектику между дружбой и враждой, которая определяет логику аргументации «Калилы и Димны» – сочинения, имеющего двучастную структуру в соответствии со своей дидактической целью зерцала правителей. Если в первой части разъясняются тлетворные для монарха, его двора и монархии в целом последствия вражды, то во второй части изображается благоприятное влияние дружбы как на отдельно взятого человека, так и на общество. Дружба представляет собой высшую ценность – утверждается и в законах Второй и Четвертой Партид, рассмотренных выше, и во введении Ибн аль-Мукаффы к арабскому переводу «Калилы и Димны», в котором говорится следующее: «Человек сведущий не сравнит хорошего друга ни с каким сокровищем и ни с какой выгодой», поскольку «настоящие друзья <…> помогают и приносят пользу друг другу» и «становятся подспорьем в час, когда с человеком случится какая-то беда» (CeD 131). Напротив, плохой советчик или тот, кто разглашает чужие тайны, – отталкивающий персонаж, как раз потому, что разрушает эти узы дружбы. В первом эпизоде «Калилы и Димны», а именно в диалоге между царем и философом, входящем в повествовательную рамку, изображается эта антитеза с ее психологическими, моральными и политическими последствиями, но ранее читаем следующее:

«Царь сказал философу: “Сейчас расскажи мне притчу о тех, кто любит друг друга, и их разлучает склочник, лицемерный, лживый, столь же отвратительный, как отрава, и заставляет их ненавидеть друг друга, и желать друг другу смерти так, что теряют они свое тело и свою душу”.

Философ ответил: “Господин, когда между двумя любящими друг друга встает склочник, они забывают обо всем, и портится и разрушается дружба между ними. И это похоже на то, что случилось со львом и быком”» (CeD 122).

В знаменитой притче, которую все мы знаем и значение которой определяется особым положением в начале сборника, рассказывается, как шакал Димна, жаждущий сохранить свое положение королевского советника, начинает плести интриги против недавно прибывшего быка Сенсебы, сумевшего за короткое время заслужить доверие короля. Движимый завистью и ревностью, он старается восстановить свою «честь» и действует c большой изворотливостью, стремясь пробудить подозрение и сомнение короля-льва. Это вызывает такой гнев монарха, что он приказывает разорвать на куски своего бывшего наперсника.

«…и сказал лев: “Живи со мной, и я окружу тебя почетом”. И бык поблагодарил и склонился перед ним. И лев оказал ему милости и приблизил к себе, слушал его советы и посвятил в свои тайны и свои дела. И прожил бык так какое-то время, и с каждым днем лев любил его и привязывался к нему все больше, так, что он стал самым приближенным из его окружения, тем, кого он больше других любил и ценил» (CeD 137).

Одного этого краткого абзаца достаточно, чтобы подтвердить ценность, которую Форонда приписывает этому тексту, имеющему основополагающее значение для идеологии приближенности и наилучшим образом передающему суть выбора королем советника, равно как и идеальных отношений доверия и дружбы. Король-лев допускает быка в свой избранный круг придворных – отличие, которое делает ему честь, в обмен на благодарность и самоуничижение. Прося совета и делясь своими тайнами, король устанавливает с быком узы доверия и любви, которые делаются все более тесными, пока не достигают предельной склонности: «…так, что он был самым приближенным из его окружения, тем, кого он больше других любил и ценил» (CeD 137). Этот исключительный характер любви между королем и его советником влечет за собой исключение другого советника, шакала Димны, из этой игры в приближение и удаление, которая определяет фаворитизм в пространственном отношении. Оказаться исключенным из этих привилегированных отношений означает для шакала умаление его достоинства: бык «отнял мое достоинство» (CeD 137), что пробуждает в нем зависть и желание мстить: «и когда увидел Димна, что лев отходит с Сенсебой в сторону от него и других приближенных, опечалился он и почувствовал великую зависть…» (CeD 137). Таким образом, плетя интриги, которые закончатся смертью верного советника Сенсебы от когтей короля-льва, Димна превращается в склочника и убийцу: «я хочу найти способ, чтобы вернуть свое достоинство» (CeD 141). Борьба за восстановление достоинства (на нее указывает и имя шакала) лежит в основе разрушения любви, согласно анализу Франсуа Форонда[478]478
   См.: Foronda 2020: 94, схема 7d.


[Закрыть].

Далее Димна раскрывает брату свое намерение погубить Сансебу под предлогом того, что близость с быком вредит королю-льву: «эта чрезмерная любовь, которую он питает к Сенсебе, приносит ему зло, вредит и позорит» (CeD 142), превращая таким образом белое в черное. Узнав об этом плане разрушительной мести, рассудительный Калила старается доказать, что у него мало шансов против столь могущественного противника: «Как сможешь ты убить Сенсебу, ведь он храбрее и сильнее тебя, и у него больше власти и подданных и друзей, чем у тебя?» (CeD 142). Неубежденный этими доводами, в ответ Димна настаивает на том, что сила слабых, превосходящая размеры, мощь и храбрость великих, состоит в их «хитрости» и «знаниях» (CeD 142), как показано в притче о вороне и гадюке. Через интригу Димны обман, лицемерие и лесть раскрываются как неожиданное и потому еще более страшное оружие подданных (гипотетических), которым с его помощью удается разрушить дружеские узы между королем и его приближенными – фундамент власти правителя. В этом смысле, трактаты и зерцала принцев полны предостережений против склочников и двуличных, неверных и вероломных советников. Собственно, воспользовавшись идеальными отношениями между монархом и его другом-советником, предполагающими обязательства верности, Димна, неверный и вероломный советник, мастер красноречия, обманывает льва, которому льстит как подданный звериного царства:

«И вы, государь, обладаете большим умом и мудро правите, и я вам скажу то, что вас опечалит. Я верю, что вы знаете, что я вас люблю и хочу помочь советом, хотя душа подсказывает мне, что вы не поверите мне. Но, когда я вспоминаю, что души всех нас, зверей, зависят от вашей души, выходит так, что я не могу не сделать того, что должен, хотя вы и не спрашивали меня и я боюсь, что вы не поверите тому, что я скажу. Потому что говорят, что тот, кто не раскрывает царю глаза на грозящую ему беду, кто скрывает от лекарей болезнь, а от друзей – положение своих дел, тот сам себя обманывает» (CeD 148).

С другой стороны, проявляя еще большее коварство, Димна предупреждает Сенсебу о том, что тот неминуемо впадет в немилость царя. Перед лицом этой опасности верный и искренний советник произносит в ответ хвалебную речь, в которой вслед за хитрым шакалом, но целомудренно, рассуждает о хорошем советнике (подробное описание этого понятия, сделанное Альбертано да Брешиа, почти совпадает по времени с переводом «Калилы и Димны»):

«Не может лев предать меня, я никогда не делал зла ему и никому из его вассалов. Полагаю, что кто-то несправедливо настроил его против меня и солгал о моих поступках, поскольку я убедился, что вокруг него множество злодеев, и он верит более им, поскольку, когда кто-то окружен злодеями, он начинает сомневаться в добродетельных, предпочтя плохих хорошим, он начинает сомневаться в верных советниках» (CeD 155).

Учитывая свою непоколебимую верность царю, бык рассчитывает на взаимное соблюдение соглашения между монархом и его советником и отвергает любое «предательство», веря лишь в то, что «кто-то несправедливо настроил его против» него, так как при дворе не отличить хороших от плохих. Несмотря на верное подозрение, Сенсеба в своей слепоте не может распознать склочника в том, кто спокойно разговаривает с ним под предлогом беспокойства за его благополучие, и в этом состоит его трагическое несчастье. И так своим чередом развивается злополучная интрига, замысленная Димной, пока король-лев не убивает своего верного и преданного приближенного Сенсебу. В конце король (персонаж повествовательной рамки) резюмирует наблюдения, которые он сделал во время рассказа, и из них следует, что он верно усвоил основной урок притчи, поведанной его советником:

«Король сказал философу: “Я уже слышал, как поступил со львом и быком Димна, такой маленький, но при этом самый подлый из диких зверей, как он настроил их друг против друга так, что разрушил их любовь и их союз. И из этого рассказа узнал я о стольких удивительных делах, что этого достаточно, чтобы предупредить и уберечь человека от склочников и подлецов, а также от лжецов с их вероломством и хитростями. Люди сведущие должны изгонять ложь, вероломство и склочников и проявлять к подобным вещам должное внимание; также непременно следует относиться со спокойствием и осторожностью к тому, что они говорят, и гнать от себя всех, в ком признали склочника. А сейчас поведай мне, каким образом оправдывался Димна и какое завершение получило это дело”» (CeD 178).

В этом обобщении отражены главные уроки параболы: даже самому незначительному существу благодаря хитрости удается разрушить крепкие дружеские узы; необходимо проявлять бдительность, чтобы разоблачать козни «склочников» и уметь отличать хороших советников от плохих. Этой цели служат способы проверки, предлагаемые в примерах Четвертой Партиды, титул 27, закон третий: «И поэтому сказал Аристотель, что перед тем как человек подружится с другим, нужно сначала приложить все силы, чтобы узнать его, хороший ли он человек. И такое знание можно приобрести лишь по истечении долгого времени, потому что хороших людей мало, а плохих много. И дружба не может продолжаться, если нет между людьми истинной доброты». Магистр Педро посвящает этому ключевому вопросу целую главу («О проверке совета и о том, что такое есть проверка, и как человек может дать и принять искренний совет») своей «Книги о совете и советниках», скопированной с произведения Альбертано да Брешиа. Также в «Книге о рыцаре Сифаре»[479]479
   Rochwert-Zuili 2011.


[Закрыть] и в «Книге примеров графа Луканора» можно наблюдать «построение системы превентивных мер, разумеется, полностью теоретической, которая превращает испытание дружбы в наиболее верный способ определить хорошего фаворита или настоящего друга»[480]480
   Foronda 2020: 76.


[Закрыть].

В «Калиле и Димне» можно найти, по крайне мере, три примера испытания дружбы короля и его советника, спровоцированного интригой вероломных советников и ведущего к разрыву – временному или окончательному. Это «испытание», ключевое для различения хорошего советника и плохого, может вести к разным развязкам. В начале сборника притч дружба между королем-львом и его приближенным быком разрушается из-за происков соперника-предателя, завершающихся трагическим эпизодом – убийством Сенсебы. За ним следует заслуженное наказание виновного как завершение судебного разбирательства о предательстве, возбужденного благодаря вмешательству мудрой королевы-матери. Об этом рассказывается в главе IV «Суд над Димной», дополненной арабским переводчиком Ибн аль-Муккафой. Образцом для этого дополнения ему служил пример о набожной рыси (глава XIV), чьей глубокой мудрости оказывается недостаточно, чтобы спастись от интриг советников-соперников, приведших к разрыву с королем (и в этом смысле пример с рысью напоминает историю быка). Благодаря мудрому вмешательству королевы-матери происходит примирение между королем и его верным приближенным, которое после важных переговоров заканчивается заключением искреннего соглашения и возобновлением дружбы. Другую счастливую развязку, завершающую ряд трагических превратностей, можно найти в IX главе «О короле Седерано, его альгвасиле Беледе и жене Эльбед». Здесь коварный совет брахманов, давних недругов короля, провоцирует «правительственный кризис», который чуть не приводит к смерти королевы. В этом случае мудрость советника Беледа спасает королеву от гнева короля и ведет к торжественному примирению в финале, в результате которого король гарантирует обоим – своей супруге и прозорливому приближенному – участие во власти.

Три истории об испытании, рассказанные в «Калиле и Димне», могут считаться exempla (примерами), смысл которых – в разъяснении моральных наставлений и юридических норм, связанных с дружбой и доверием между королем и его приближенным советником. Таким образом, стоит признать взаимодополняемость свода законов и сборника восточных притч, что соответствует точкам соприкосновения между «Семью Партидами» и «Историей Испании». Эта общность была исследована Мартой Лакомба, сравнившей роль советника в «Семи Партидах» с его поведением, описанным в историографических сочинениях, что позволило определить различие между идеальной концепцией и исторической действительностью.

После эпохи правления Альфонсо Х тема дружбы короля и его советника продолжает обсуждаться в трактатах и художественных текстах, например, в «Наставлениях и примерах короля дона Санчо», в «Книге о совете и советниках» магистра Педро и в «Книге о рыцаре Сифаре» (здесь вводится яркий персонаж хитреца (ribaldo), ставшего затем «рыцарем-другом» на службе короля Ментона и его сыновей). В то же время различные аспекты концепции дружбы претерпевают изменения, среди них – ее правовое оформление, начавшееся в «Семи Партидах» и продолжавшееся вплоть до наших дней, как показано в исследовании Дж. Вилья Прието «Дружба в средневековом мировосприятии»[481]481
   Villa Prieto, 2016.


[Закрыть].

Спустя почти два с половиной века «Калила и Димна» снова была переведена на испанский язык и издана в формате инкунабулы в 1493 г. в Сарагосе в печатне Пабло Хуруса (Hurus) под названием «Сборник примеров против обманов и опасностей мира». Перевод был выполнен с латинского оригинала Иоанна Капуанского (ок. 1270 г.), изданного Иоганном Прюссом в Страсбурге (ок. 1485–1493, три издания) под названием «Наставление в человеческой жизни или притчи древних мудрецов» (Directorium vitae humanae alias parabolae antiquorum sapientium). Новое заглавие свидетельствует о морализации и генерализации содержания[482]482
   См.: Lacarra 2007: 19–20.


[Закрыть] по образцу книги по самосовершенствованию. Незадолго до этого, в начале 1480‑х гг., был напечатан немецкий перевод Антона фон Пфорра «Книга примеров древних мудрецов» (Урах: Конрад Файнер, 1480–1482, четыре издания)[483]483
   О контактах Пабло Хуруса с Файнером, который позволил ему переработать свои старые ксилографии для сарагосского издания 1493 г., см.: Lacarra 2007: 28.


[Закрыть]. Очевидно, что этот новый этап в европейском восприятии «Калилы и Димны» на излете Средневековья обусловлен обстоятельствами, радикально отличающимися от эпохи Альфонсо Х и оказавшими влияние на концепцию советника-друга. Что касается Пиренейского полуострова, в период между двумя этими историческими моментами, среди прочих событий, происходит смена династии, возвышение и падение таких могущественных приближенных как Альваро де Луна, а также появление новой концепции монархии, связанной с католическими королями, правителями принципиально новой Испании, опирающейся на территориальное и религиозное единство, открывающей новые горизонты.

Соответствующие социальные трансформации, такие технические достижения как изобретение книгопечатания, равно как и новые философские и политические идеи, относящиеся к зарождающемуся гуманизму и Возрождению – среди прочих многочисленных характеристик этого переломного исторического момента.

«Сборник…», вышедший в печатне Хуруса годом позже annus mirabilis 1492 г. в Сарагосе, «испанской Флоренции», несет отпечаток смены эпох. Эти изменения характеризуются основательным пересмотром смыслов, который проявляется в двух нововведениях, ставших возможными благодаря появлению печати. Речь идет о гравюрах, изображающих действующих лиц притчи как современных персонажей, и сентенциях на полях печатной страницы. Оба визуальных элемента способствуют актуализации и реконтекстуализации идейного содержания примеров, направляя в определенное русло восприятие городской публики, уже находящейся на пороге раннего Нового времени. На место власти придворных приходит «мир», недифференцированный социальный космос. Вместо предательства и интриг – оружия борьбы за власть в окружении короля или принца – упоминаются повседневные «обманы и опасности», подстерегающие человека, который сбит с толку изменениями в морали и общественном устройстве. Опасность присутствует повсюду, и это находит воплощение в длинной серии сентенций, отражающих фундаментальную неуверенность, характерную для кризисного момента – Осени Средневековья.

Сентенции[484]484
   Несмотря на их символическое значение, на сегодняшний день сентенции практически не исследованы, и даже неизвестно, кто является их автором. Можно предположить, что авторство принадлежит группе сарагосских гуманистов. См.: Lacarra 2007: 27.


[Закрыть], квинтэссенция морального посыла произведения, наиболее показательно отражают смену ценностей, характерную для перехода от Средних веков к раннему Новому времени. В этом смысле, в первую очередь, привлекает внимание, что среди сотни с лишним сентенций лишь в одной максиме упоминается феодальный порядок, когда речь идет об управлении чувствами: «Хороший вассал справится с гневом короля». В другом афоризме упоминается непосредственно совет, но не в контексте отношений короля и его фаворита: «Священен совет мудрых». Таким образом, становится очевидным радикальное изменение исходной основы, обусловливающей понимание текста, который уже больше не является зерцалом правителей. Хотя смысл басен остался тем же[485]485
   Если не учитывать фундаментальные различия между соответствующими пратекстами восточной и западной традиций.


[Закрыть], дух сентенций претерпел значительные изменения[486]486
   Можно наблюдать даже принципиальное изменение смысла поговорки «Хорошо то подозрение, которое предупреждает об опасности», отсылающей к соответствующей притче «Калилы и Димны», в которой король-лев, напуганный шумом невидимого барабана, выказывает детский страх и отсутствие самообладания, что ставит под сомнение его качества правителя. Помимо этого, так проявляется его манипулируемость, которой амбициозный шакал Димна воспользуется для собственной выгоды. В «Сборнике…» барабан заменен колокольчиком – незначительная деталь по сравнению со сменой смысла сентенции, которая в средневековом рассказе адресуется принцу и предостерегает от чрезмерного волнения по пустякам, указывающего на слабость, в то время как максима инкунабулы превращается в мудрый совет, предназначенный для широкой городской публики.


[Закрыть]. Многочисленные сентенции о дружбе, друзьях и врагах уже больше не отсылают к отношениям монарха и его советника, а скорее применимы к социальному сосуществованию в более общем смысле. Если угодно, речь идет о буржуазном обществе, стоящем на пороге капитализма, поэтому дружба и доверие необходимы для ведения дел. «Друг» и «дружба» – уже больше не политические термины, как в эпоху Альфонсо Х. Тогда они применялись к отношениям короля и советника, сеньора и вассала и обозначали реальный инструмент власти в рамках альтернативы установления господства через любовь или страх[487]487
   См.: Schmidt 2019.


[Закрыть]. Тогда неверность своему сеньору была равнозначна преступному предательству, и виновный карался смертью – об этом свидетельствуют установления «Семи Партид» и случай Димны. Затем эта социально-политическая коннотация, присущая феодальному укладу, исчезает. В «Сборнике примеров против обманов и опасностей мира» термин «друг» приобретает личное измерение и понимается как нечто, относящееся к сфере частной жизни человека. В то же время дружба и доверие обязательны для совершения сделок. Таким образом, среди бесчисленных опасностей, наполняющих мир, одна из самых серьезных и коварных – это обман, который совершается под видом дружбы: «Зло, творимое под личиной дружбы, – двойное зло» (с. 109). Предательство дружбы приобретает особое эмоциональное значение, что находит отражение в количестве и выразительности соответствующих сентенций, например: «Лицемерного и лживого не следует принимать как друга» (870), «Зло, творимое под личиной дружбы, – двойное зло» (109), «Страшнее ножа друг-предатель» (111), «Домашний враг страшнее смерти» (122). Ввиду столь многочисленных опасностей есть надежда на заслуженное наказание неверности свыше: «Злой и лживый раньше срока умирает» (143), «Тот, кто клевещет, по справедливости заслуживает смерти» (153), «Обман никогда не остается безнаказанным» (130). Кроме того, соответствующие иллюстрации еще более способствуют восприятию максим в контексте современной реальности, отчасти городской, отчасти сельской. Вертикальное измерение, характеризовавшее понятия любви и дружбы в феодальном обществе, исчезает, и устанавливается горизонтальное измерение[488]488
   Согласно Карлосу Висентини, горизонтальное измерение, вероятно, уже преобладало, начиная с эпохи Альфонсо Х, чьи юристы повлияли на концепцию дружбы в той ее части, которая относится к светской этике и простому народу. Они рассматривали дружбу не как привязанность, а как социальную добродетель из сферы межличностных отношений, призванную улучшить совместную жизнь индивидов с развитым осознанием свободы в рамках определенного социального сословия, высокообразованного и связанного с королевским двором, уже освободившимся от воинских обязанностей, и содействующую, таким образом, цивилизационному процессу. В заключении своей «прогрессистской» интерпретации Висентини уточняет: «Дружба освобождается от норм, регулирующих поведение двух главных сословий; связи, которые она устанавливает, – это не отношения послушания и покорности. Это горизонтальные связи, строго взаимные и сами по себе создающие пространство свободы. В каком-то смысле, упрощая и редуцируя, можно сказать, что речь идет об опыте свободных, равных и братских человеческих отношений, своеобразном предшественнике современного либерального духа» (Visentini 2002: 220).


[Закрыть], то есть «дружба – это равенство» по Цицерону, которого Эразм цитирует в своих «Адагиях», сборнике пословиц и максим, содержащем более двадцати сентенций о дружбе. Очевидно, что культ дружбы, который гуманисты исповедовали в теории и на практике, является важнейшей частью философского контекста Возрождения. Тем не менее «Сборник…» с его концептом мудрости, основанной на подозрении и недоверии, демонстрирует нам, в каком-то смысле, оборотную сторону идеальной дружбы, а именно, страх перед обманом, двуличием и предательством, сопровождаемый повсеместным чувством опасности. В этом смысле, процитированные выше максимы встраиваются в позднесредневековую традицию «Поговорок и сентенций о ложной дружбе», объединенных Дж. Вилья Прието в его исследовании «Дружба в средневековом мировосприятии». Выраженная в них позиция отличается глубоким скептицизмом и пессимизмом: