Текст книги "Незримое сражение"

ЛЕОНИД ШАПА
КОГДА БУШЕВАЛА ВЬЮГА…

Зима шла на убыль. Погода стояла мглистая, дождливая. В небольшой комнате райотдела былосыро и холодно. Александр Сергеевич Яковлев, начальник отдела областного управления МГБ, неторопливо перебирал лежащие на столе бумаги. Несколько дней тому назад выстрелом в окно убит заведующий отделом райкома партии. Убит во время выступления перед крестьянами.

Бандит, стрелявший в окно, при преследовании оказал отчаянное сопротивление и был тяжело ранен участковым милиционером. Не приходя в сознание, скончался по дороге в больницу, и старшему следователю так и не удалось установить, кто же стоял за спиной убийцы. Похоже, что в районе снова появилась банда «Клима».

Суровое и тяжелое то было время. Только недавно закончилась война, опалившая не только землю, но и души людей. По лесам и буеракам еще прятались недобитые бандеровские головорезы. Жестоким террором они хотели запугать людей, стать на пути всего нового, что входило в их жизнь. Особенно свирепствовала банда, возглавляемая надрайонным проводником под кличкой «Клим». Не было дня, чтобы в окрестных селах не пылали колхозные амбары, где хранилось общественное зерно, не совершались кровавые расправы над советскими активистами. Там, где появлялась банда, замирала жизнь. Люди старались не выходить на улицу, боялись смотреть друг другу в глаза.

Чекисты знали, что под кличкой «Клим» скрывается националист Евген Смук, в годы немецкой оккупации верой и правдой прислуживавший фашистам. Однако добраться к нему было не так просто. Сколько раз оперативная группа выходила на след банды! Казалось, кольцо вот-вот сомкнётся, но в самую последнюю минуту «Клим» ускользал, как уж… По его указке была зверски замучена отважная дочь украинского народа, депутат Верховного Совета УССР Мария Мацко, убиты десятки честных советских граждан.

Первая встреча с бандеровцами, вернее, с тем, что они сделали, запомнилась Александру Сергеевичу на всю жизнь.

Несколько суток бушевала пурга. Дороги перемело – ни пройти, ни проехать. Видно, сбились в ту ночь с пути и забрели на огонек возвращавшиеся из Германии на родину два демобилизованных солдата. Шли с открытой душой и сердцем. Им нечего бояться, потому что самое страшное – четыре года войны – осталось позади, Немногим выпало такое счастье, как этим двоим. И хотя их не раз и не два штопали и перештопывали в военных госпиталях да санбатах, они выжили!

Солдаты торопились домой. И если бы не злосчастная вьюга, вряд ли забрели бы на тот далекий хутор в горах. Случилось так, что в полночь туда же нагрянула банда «Клима». Сонным, не пришедшим в себя солдатам бандеровцы топором отрубили головы. Вывернули карманы, забрали документы. И все же у одного на гимнастерке каким-то чудом уцелели боевые медали «За отвагу», «За оборону Сталинграда» и «За взятие Берлина». Может, кто помешал или в спешке забыли снять их бандиты.

Нельзя было без боли смотреть на залитые кровью солдатские медали. Наверное, в тот день, когда Александр Сергеевич Яковлев приехал с оперативной группой на тот далекий хутор, и появилась у него на висках первая седина, а в сердце боль, которая с годами не проходит.

Знали чекисты и о том, что «Клим» поддерживает связь с бандеровским центром за границей и что со дня на день ждет оттуда эмиссаров.

Старший лейтенант Яковлев нисколько не сомневался, что убийство заведующего отделом райкома партии не обошлось без «Клима».

Ночь была на исходе, когда в кабинет следователя вошел дежурный по райотделу и положил на стол телефонограмму. В ней было всего несколько слов. «Вчера убит капитан Дидусь, его заместитель капитан Кривцов тяжело ранен. Немедленно выезжайте в Яворов».

Еще одно убийство. Решил тут же позвонить во Львов, в управление, уточнить обстановку. Там, кроме дежурного, никого не оказалось. Он слово в слово повторил то, что было написано в телефонограмме, и от себя добавил, что к утру Яковлеву приказано быть на месте.

Не дожидаясь, пока станет светать, вышел на улицу. Было три часа восемнадцать минут. В Яворов Александр Сергеевич приехал, когда уже рассвело. Здесь, на месте он попытался восстановить, что же случилось сутки тому назад.

То утро не предвещало никакой опасности. Кирилл Фомич Дидусь и Андрей Павлович Кривцов выехали в соседний Краковецкий район помочь опознать личность убитого бандеровца.

При въезде в село Наконечное-второе на тихой безлюдной улице их встретила бандеровская засада. Почти в упор, с близкого расстояния ударили автоматы. Дидусь был убит первой же очередью, Кривцов, отстреливаясь, успел вскочить в соседний двор и скрыться на чердаке сарая.

Один из бандитов вбежал за ним следом и стал стрелять в потолок. Капитан был дважды ранен – сначала в левое плечо, а затем в ногу. Теперь он не мог ни двигаться, ни прицельно стрелять.

– Сдавайся, совит! – кричали с улицы бандеровцы. Кривцов вынул гранату, выдернул зубами кольцо и швырнул ее на улицу.

– Получайте, гады!

Разъяренные крики и стоны свидетельствовали, что граната попала в цель. Однако через несколько минут бандиты снова появились у сарая.

– Несите огня, сейчас мы его подогреем!

Кривцов приготовил вторую гранату, перезарядил пистолет, решив на всякий случай приберечь для себя последний патрон. Тем временем бандиты подожгли сарай. Дым ел глаза, першило в горле.

Нетрудно предположить, чем бы закончился этот неравный поединок, не появись на дороге группа пограничников. Вспугнутая банда оставила Кривцова, выскочила на улицу и на санях умчалась в сторону урочища Хуки.

…Когда старший лейтенант Яковлев вместе с начальником райотдела майором Князевым и старшим оперуполномоченным Иваном Михайловичем Обманьшиным прибыли на место происшествия, село было блокировано бойцами оперативной группы.

– Что будем делать? – спросил у Яковлева Иван Михайлович Обманьшин.

– Думаю, что в первую очередь надо снять оцепление и отправить солдат на отдых.

– А как же бандиты?

– Здесь их давно нет и в помине.

Местные жители подтвердили, что «лисовики» покинули село и поехали в сторону урочища Хуки.

– Там и ищите их на хуторах…

Создали небольшие подвижные отряды и двинулись в путь. Во главе одного из них находились майор Князев, старший лейтенант Яковлев и оперуполномоченный Обманьшин.

Старший лейтенант Яковлев на оперативной работе не первый год. За его плечами была большая жизненная школа. Родился он в городе Тбилиси, там окончил индустриальный рабфак, работал на фабрике, вступил в комсомол. Неизменно участвовал в отрядах «легкой кавалерии», помогавшей органам милиции бороться со спекулянтами и жуликами. Однажды его вместе с группой молодых рабочих пригласили в ЦК комсомола республики. Там им вручили путевки для работы в органах ГПУ.

Он хорошо помнил свое первое задание. Было это в Батуми в тридцатые годы. Почти каждый месяц в порт заходило небольшое нефтеналивное судно под иностранным флагом. Чекисты заметили, что каждый раз с него сходил высокий смуглый мужчина. Сначала он заходил на базар и покупал кефаль, а затем поднимался по улице Шаумяна и входил в дом под номером 36, где на втором этаже жила одинокая молодая женщина. Через некоторое время мужчина возвращался на судно. Так повторялось часто.

Чекисты знали, что высокий смуглый мужчина, работавший на судне ресторатором, был матерым вражеским разведчиком. Чтобы задержать его, нужны были веские доводы, а их и недоставало.

В тот день, когда нефтеналивное судно бросило якорь в порту, Яковлев дежурил в паре с Дмитрием Одеговым. Всю дорогу от порта и до улицы Шаумяна они не спускали глаз с ресторатора. На этот раз в доме под номером 36 он пробыл меньше обычного. Когда вышел на улицу, Одегов двинулся за ним следом, а Яковлев решил задержаться у дома. Минут через десять рядом остановилась пролетка. Из нее соскочил мужчина и направился в тот самый подъезд, откуда только что вышел ресторатор. Яковлев бросился за ним следом. Он успел заметить, как незнакомец вынул из тайника какой-то увесистый сверток и положил в боковой карман пиджака.

– Руки! – резко скомандовал Яковлев, направляя на незнакомца пистолет.

Как позже выяснилось, в подъезде дома номер 36 был оборудован тайник для связи с резидентом. К одинокой женщине на втором этаже ресторатор поднимался, чтобы замести следы.

В 1934 году Александра Сергеевича командируют на Дальний Восток. Он закладывает фундамент города юности – Комсомольска-на-Амуре, прокладывает железнодорожную линию Известковая – Ургал. Навсегда запомнится ему суровая осень 1942 года, когда снимали в тайге рельсы, направляя их под Сталинград. Там решалась в те дни судьба Родины. И там нужнее была дорога, чтобы подвозить к фронту войска.

Он рвался в действующую армию, но ему отвечали: «Здесь тоже фронт».

Во Львов Александр Сергеевич приехал после войны и сразу же с головой окунулся в работу. Буквально на второй день его пригласил к себе начальник управления и предложил выехать в район.

– Работа у нас горячая, а людей, сами понимаете, не густо. С обстановкой познакомитесь на месте.

Так и прошли эти два года. Многое он узнал за это время. Увидел, сколько горя причиняли бандеровские выродки простым людям, как лилась невинная кровь…

Все это вспомнилось Яковлеву, пока он шел вместе с Обманьшиным и Князевым по изъеденной оттепелью, излизанной сырым ветром, перетертой в мелкое крошево снежной дороге. Над их головами шелестел легкий, словно крылья птицы, весенний ветер.

– Видно, хорошая нынче будет весна, – задумчиво обронил Обманьшин. – Скоро люди выйдут в поле.

Впереди сквозь жидкий березняк, за которым начинался лес, длинными полосами заиграли тени. Разбитую, искрошенную в месиво дорогу пересекала хорошо накатанная санная тропа. Чекисты свернули на нее и углубились в лес. Через некоторое время их догнал солдат со служебной собакой и ушел вперед. На небольшой поляне собака остановилась, навострив уши.

– Что с ней? – поинтересовался у собаковода Яковлев.

– Может, белку увидела на дереве.

Солдат был еще совсем молодой, неопытный и не знал, что служебная собака никогда не обратит внимания на белку.

Старший лейтенант приказал ему следовать дальше по дороге.

– А мы здесь подождем.

Князев и Обманьшин, вскинув автоматы, стали за деревьями. Впереди лежала ровная заснеженная равнина. На ней, словно игрушечные, торчали несколько молодых елок.

– Что-то не нравятся мне они, – сказал Обманьшин и, подойдя к одной из них вплотную, дернул за верхушку. Елка легко выдернулась, и под ней оказался люк.

Он не успел заскочить за дерево, как люк приоткрылся и оттуда полетели гранаты.

– Вот тебе и елки-палки! – прижимаясь к земле, вскрикнул Яковлев.

После взрыва гранат несколько минут стояла тишина, затем люк открылся, и оттуда показался человек, одетый в немецкую форму. Князев успел дать короткую очередь из автомата, люк тут же захлопнулся, и бандит остался один перед чекистами. Из кармана заношенных, землистого цвета брюк выглядывала ручка немецкого парабеллума.

– Руки вверх! – скомандовал Яковлев.

– Я сейчас, я сейчас, – пятясь с поднятыми руками в сторону кустарника, бормотал бандит. Он явно тянул время, чего-то выжидая.

Майор Князев первым увидел, как на другой стороне поляны поднялся еще один люк и оттуда показался ствол автомата. Бандеровец тут же, словно хищный зверь, бросился в кустарник. И тотчас одновременно ударили два автомата: один – майора Князева по люку, другой – Обманьшина по пытавшемуся скрыться бандиту. Когда выстрелы затихли, чекисты сначала услышали шорох, затем увидели, как мелькнули за деревьями какие-то тени. Неужели бандиты? Однако тревога оказалась напрасной. Это, услышав взрывы гранат и автоматные очереди, бежали на выручку бойцы из опергруппы.

Через несколько минут бандитское логово было окружено со всех сторон.

– Сдавайтесь! – предложил оставшимся в схроне бандеровцам майор Князев.

Оттуда ни звука.

– Сдавайтесь, иначе…

В ответ послышалась дикая ругань.

– Предупреждаем последний раз. И снова ругань.

…Через двадцать минут бойцы спустились в схрон и вытащили оттуда три трупа. Один бандеровец оказался живым. Он смотрел мутными глазами на чекистов, словно не соображал, что вокруг происходит. Лицо землистое, давно не мытое.

– Чья боевка? – спросил его Яковлев.

Бандит бормотал что-то невнятное. Только на третий день, когда понял, что сопротивляться бессмысленно, заговорил:

– Я «Орлик». Если хотите, покажу крыивки, где прячется «Зир». Пусть они все зальются кровью, не только я один…

На рассвете 5 марта 1947 года неподалеку от хутора Брошки Краковецкого района оперативная группа окружила в лесу схрон, где пряталась банда «Зира». Однако взять живым никого не удалось. В темном сумрачном подземелье нашли свой бесславный конец проклятые народом бандеровские выродки.

В схроне чекисты обнаружили ротатор для печатания листовок, склад с оружием и медикаментами, националистическую литературу, мешок муки, сахар, бочку топленого сала, большие суммы денег. Здесь же были обнаружены документы и личные вещи капитана Дидуся Кирилла Фомича.

И хотя отныне не существовало больше банды «Зира», операцию нельзя было считать оконченной до тех пор, пока на свободе находился «Клим». Где, в каком схроне он отсиживался в эти дни?

Пришлось снова вызывать на допрос «Орлика», еще и еще раз задавать один и тот же вопрос:

– Где «Клим»?

– Не знаю…

Чувствовалось, что Орлик что-то недоговаривает.

Все это время, пока шло следствие, старший лейтенант Яковлев не решался открыть «Орлику» правду, что на второй день после того, как он был задержан чекистами, бандеровцы уничтожили всю его семью. Теперь он сказал об этом.

– Неправда! – «Орлик» вскочил словно ужаленный и заскрипел зубами. – Неправда! – и тут же опустился на стул, закрыв глаза. Разве он сам по приказу «Зира» не расстреливал семьи тех, кто приходил с повинной?

– Хорошо, я покажу, где прячется «Клим», будь он трижды проклят богом и людьми, – выдавил с болью «Орлик». – Только скажите правду.

– Мне больше нечего добавить, – ответил ему Яковлев.

Несколько дней тому назад неподалеку от хутора Высевки старший лейтенант Яковлев встретил парнишку, назвавшегося Федором Вишней. Он не стал прятаться, а смело шагнул навстречу старшему лейтенанту.

– Ты откуда, брат, такой шустрый?

– Из леса.

– И что там делал?

Парнишка наклонился к уху старшего лейтенанта и, хотя поблизости никого не было, начал рассказывать, что неподалеку в кустах лежат книжки, которые ему дали «лисовики», чтобы он прочитал их односельчанам.

– А ты знаешь, где их схрон?

– Нет. Туда они никого не пускают, говорят, «Клим» не велит.

– Молодец ты, Федор! Беги домой и запомни: о нашем разговоре никому ни слова.

– Не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант, я все понимаю.

Парнишка, конечно, мог ошибиться. Но «Орлик» тоже назвал хутор Высевки. Все сходилось. Необходимо было до мельчайших подробностей разработать план операции.

Из управления сообщили, что, по их данным, к «Климу» в ближайшие дни из-за границы ожидаются «высокие гости».

– Постарайтесь взять всех вместе.

В ночь с первого на второе апреля 1948 года, когда бандиты ждали курьеров из-за границы, чекисты залегли на склоне оврага, окаймленного неширокой полосой кустарника. Отсюда хорошо было видно дорогу на село Бунов, по которой, по всей вероятности, и пойдут бандиты. Где-то здесь, в этом районе их должен был встретить «Клим».

Глухая непроглядная темень опускалась на землю. Луйа давно погасла, только звезды все еще блестели сквозь облака.

Руководство операцией командование возложило на старшего лейтенанта Яковлева. Вместе с ним все эти дни находился и Иван Михайлович Обманьшин. Оба понимали, что с ликвидацией «Клима» банда перестанет существовать, разбежится на второй же день. Только страх и жестокий террор удерживали их. «Клим» умел держать в страхе как никто другой. За малейшее подозрение – петля. Сколько бессмысленных жертв!

Последняя его акция была не менее жестокой. Бандиты удавили шнурком Федора Вишню. Видно, кто-то дознался о том разговоре на лесной опушке или парень чем-то себя выдал. Жаль было Федора, ведь человек только-только начинал жить…

В цепи рядом со старшим лейтенантом Яковлевым лежали с одной стороны сержант Чубенко, с другой – Иван Михайлович. Лежали молча. Вдруг старший лейтенант услышал еле уловимый шорох. Шорох повторился, затем послышались чавкающие шаги.

– Слышишь? – толкнул его в плечо Обманьшин. – Это они…

Тяжелые неторопливые шаги становились все ближе и ближе. Можно было определить – шло трое. Яковлев осторожно дотронулся до плеча сержанта Чубенко, и в ту же секунду застоявшуюся предутреннюю тишину разрезали две ослепительно-белые ракеты. На некоторое время вокруг стало светло как днем.

– Стой! Руки вверх!

Тот, что шел впереди и нес на плечах тяжелый сверток, тут же бросился на землю, второй метнулся в сторону Графского леса, третий кинулся в кустарник.

– Огонь! – скомандовал Яковлев и выпустил длинную очередь по тому, что бежал к Графскому лесу.

Когда сержант Чубенко выпустил новую серию осветительных ракет, все три бандита лежали на талом, почерневшем от весеннего ветра снегу.

Неторопливо приближался рассвет. Над дальними лесами еще лежала мгла ночи, а здесь уже сквозил зеленый свет медленно рождавшегося утра. Среди тех, кто неподвижно лежал на снегу, был и «Клим».

Когда старший лейтенант Яковлев доложил об этом в управление, там переспросили:

– Вы твердо убеждены?

– Да, это «Клим».

Он ни с кем не мог его спутать: широкие скулы, светлые волосы, плоские, слегка приплюснутые ракушки ушей. Местные жители также опознали бывшего учителя гимназии Евгена Смука. Вторым оказался референт краевого провода Владимир Купанец – он же «Прут», «Ингул», «П-21». Третий – рядовой бандеровец из охраны «Клима».

В ту же ночь пограничники задержали и обезвредили группу бандитов, которые пытались перейти государственную границу. Среди них были эмиссары закордонного провода, шедшие на связь с «Климом».

…После зимней стужи всегда наступает оттепель. Пришла она и на прикарпатскую землю. Повеяло теплом, распустились березы и клены, ослепительное солнце звало людей к земле, к жизни. Группами и в одиночку выходили из лесов обманутые бандеровскими главарями крестьяне, истосковавшиеся по родному крову. Шли, низко опустив головы…

МИХАИЛ ВЕРВИНСКИЙ
БЕЛАЯ КРИНИЦА

Легкий туман окутывал предгорные холмы, долины, и высокие хребты Карпат в сизой предвечерней мгле казались таинственными великанами. После захода солнца надвинулись тучи и стал моросить мелкий дождик. Анатолий, погруженный в раздумье, шагал безлюдной улицей. Остановился у своего дома. Открыл дверь, вошел в комнату. Столик, две кровати. Одна его, другая – Виктора.

Виктор… Добрый товарищ, верный друг… Но он больше не войдет в комнату, не улыбнется. Не скажет: «Давай, Толя, закурим». Не возьмет больше в руки палитру. А рисовал красиво. Вот написанные им картины. Широкая река, на высоком берегу утопающее в садах село. И подпись: «Днепр». Это его родные места. На другой картине изображен очаровавший его карпатский пейзаж: горный ручей, а кругом зеленые буки, ели… Третью так и не дорисовал. Сделал лишь эскизы – горка с родником, миловидная девушка в гуцульской одежде, а внизу скорописью: «Белая Криница».

Анатолий смотрит на опустевшую кровать, на незаконченную картину…

Тысяча девятьсот сорок восьмой год. Три года, как кончилась война, а друг его погиб от вражеской пули.

Ранней весной молодые чекисты лейтенанты Анатолий Лобанов и Виктор Черноусов приехали в прикарпатский город Станислав (ныне Ивано-Франковск). Разыскали областное управление Комитета госбезопасности, куда были направлены для дальнейшего прохождения службы.

– Работники нам очень нужны, – сказал начальник управления, пожав руку коренастому, широкоплечему лейтенанту Лобанову, а затем худощавому черноволосому лейтенанту Черноусову. Он долго по-отечески напутствовал новичков, после чего они направились к месту назначения. Поездом – до Коломыи, там сделали пересадку и очутились в Печенежине – местечке, раскинувшемся в предгорье Карпат.

Возглавлявший печенежеский райотдел майор – человек средних лет с орденскими планками на гимнастерке – встретил новичков радушно. Расспросил обо всем, познакомил с новыми обязанностями.

– Люди тут кругом хорошие, работящие, – рассказывал майор. – Крестьяне благодарны Советской власти за то, что избавила от кабалы помещиков и кулаков, за то, что получили земельные наделы. В колхозы объединяются… Только бандеровцы делу вредят. Нападают, грабят, запугивают население. Партийных, советских активистов, да и просто честных людей зверски убивают.

Майор рассказал, как свирепствует еще не пойманный бандит Стефарук, именовавший себя «Пидковой». Заместителя председателя сельсовета села Слобода Ивана Татарчука «Пидкова» и его подручные схватили среди белого дня и увезли в лес. Целую неделю мучили и сожгли на костре. Заведующую сельпо Прасковью Жолоб бандиты из шайки Стефарука забрали ночью, оторвав от двух малых детей. Женщине отрезали уши, груди, вырвали волосы… «Пидкова» все это делал своими руками.

– Бандит по кличке «Смилый» в одну ночь двух активистов убил. А его подручный «Горох» обходится без выстрелов – душит свои жертвы веревкой-«удавкой». Бандитов кучка, а беды людям причиняют много. Кругом леса, в них и прячутся бандеровцы, а по ночам выползают, как голодные волки. Надо обезвредить врагов. Работа это нелегкая. И смелость, и настойчивость, и хитрость нужны. Да смотреть всегда надо в оба… А еще скажу вам, друзья, что в действиях чекиста связь с людьми – главный его козырь.

Анатолий и Виктор слушали напутствия майора, как солдаты командирский приказ перед боем. Да, для молодых чекистов начинался трудный боевой экзамен.

– Доверяете – приступим к делу, – с готовностью заявили лейтенанты.

– Займитесь для начала «Смилым» и «Горохом», – сказал майор, глядя на Лобанова. – Они орудуют вот здесь, – указал он на карте точку близ Печенежина, где было написано: Слобода. – А Черноусое будет работать в селе по соседству.

Так начались трудовые будни молодых чекистов. Жили Анатолий и Виктор вместе.

– До свидания, Виктор!

– Удачи тебе, Анатолий! – расставались друзья, направляясь по разным маршрутам.

Весна. Теплынь. Темно-зелеными островками покрыты взгорья. Там массивы хвойных – пихты, ели. А где дубовые и грабовые рощи – там светлые, салатные пятна. На полянах тянутся вверх буйные травы и пестрят красные, голубые цветы. Благоухает черемуха…

Идет Анатолий и вглядывается в домики села Слободы. Одни из них выглядят нарядно, другие приземистые, убогие. «Связь с людьми – главный козырь в работе чекиста», – вспоминались слова майора. Анатолий заходит в одну из хат, в которой живет член правления только что созданного колхоза.

– Добрый день! – здоровается с хозяевами дома.

– День добрый!

– Как поживаете?

– Ничего. Хлеб есть, жить можно.

Поговорили еще о том, о сем. Попрощался лейтенант – ив другую хату. И снова разговор дружеский, житейский.

А под вечер, когда Анатолий разговаривал с хозяевами домика, стоящего на окраине села, вдруг из окна увидел торопливо идущего в лес мужчину. Спросил:

– Кто это?

– То старый Ровенчук пошел в лес хвороста насобирать.

– И не боится идти в лес, на ночь глядя? Ведь там бандиты – «Горох», «Смилый»… Или, может, он с ними заодно?

– Нет, он честный человек. А «Гороха» вместе со «Смилым» люди видели в том конце села, что под лесом. Говорят, они туда часто приходят…

На следующий день Лобанов со своими бойцами скрытно пробрался на холм между лесом и окраинными домиками Слободы. Три бойца залегли в кустарнике, откуда был хороший обзор. Невдалеке на склоне горки с молодым ельником расположилась вторая тройка и Лобанов.

В конце дня бойцы, находившиеся на склоне горки, заметили в лощине двух человек, двигавшихся к лесу. Лобанов вскинул бинокль. Неизвестные – с автоматами. Вот к ним присоединились еще четверо вооруженных людей.

По сигналу Лобанова бойцы, находившиеся на холме, стали отрезать бандитам отход к лесу. Поднялась стрельба. Из-за горки, где занимал позицию Лобанов, появился Виктор с двумя бойцами.

– Вблизи проходили, слышим – стрельба. Поспешили на помощь, – объяснил Черноусое.

– Спасибо! – обрадовался Лобанов. – Мы тут кое-кого вспугнули. Отрезаем им отход в лес. Заходи вон оттуда! – указал Анатолий на пологий склон горы.

Тем временем пальба усилилась. Бандиты, отстреливаясь, перебежками, ползком пробирались в сторону леса. Но на их пути трое бойцов. Здесь и Анатолий. Он видит, что один из бандитов упал. «Ползти хочет или ранен?» – подумал Лобанов. Определить пока трудно. Но вот к нему наклонился другой – ясно: перевязывает рану. Пытается тащить раненого на плечах. Но пули все гуще ложатся вокруг них. Раненый брошен, а его дружок, согнувшись, удирает.

Лобанов побежал к раненому бандиту, которого караулил один из бойцов. Остановился в нескольких шагах. Увидел: лежит на траве, приподнявшись на локоть, здоровяк с красноватым заросшим лицом, маленькими припухшими, как видно, от солидной дозы спиртного, темными глазами. По всем приметам, это был «Смилый».

Оставив его под бхраной солдата, Лобанов побежал в сторону леса, где продолжалась перестрелка.

За «Горохом» погнался Виктор, Стрелял по бандиту, но так, чтобы взять живым.

«Горох» пробирался к лесу, отстреливался. Лобанов видел, как бандит упал, затем чуть прополз, приподнялся и снова упал. Тут же падает сраженный пулей Виктор…

– Витя! – кинулся к другу Лобанов. Но поздно…

И сейчас, войдя в пустую комнату, Анатолий почувствовал, как давящий ком подкатился к горлу. Ну, пусть бы это на войне, на фронте… А то ведь…

Война… Когда она началась, его, Анатолия, послали на курсы, он стал авиационным механиком. Летом сорок третьего попал в действующую армию. Назначили его в полевую авиаремонтную мастерскую (ПАРМ). Ремонтники со своим оборудованием передвигались вслед за наступавшими авиационными частями. Трудно было Анатолию вначале. Он присматривался к другим специалистам, перенимал их опыт. Потом работал самостоятельно. Включили его в бригаду по испытанию двигателей.

Все время гудут моторы на испытательных стендах. Не шесть, не семь, а двенадцать часов в сутки раздается такой гул. Выключены стенды, а звон стоит в ушах, болит голова. Так хочется уснуть, когда наступает ночь. Но где там! Ночью налетали вражеские самолеты. Ухали бомбы. Однажды, когда находились в районе Бреста, от бомбежки загорелось одно их помещений ПАРМА. Бойцы бросились тушить пожар. И он, Лобанов, задыхаясь в дыму, обжигая руки, длинным крюком растаскивал бревна, доски, чтобы не дать распространиться огню. «Это тоже передовая», – думал Анатолий. Его, фронтового авиационного механика, наградили тогда медалью «За боевые заслуги».

…Смотрит Анатолий на недорисованную картину, на кровать, к которой никогда не подойдет Виктор… Эх, жаль друга! И голова сама клонится на скрещенные на столе руки…

В Слободе Лобанов стал своим человеком. Его уважают, с ним советуются, ему доверяют. У него здесь много друзей. Вот и сегодня на улице к нему подошел светловолосый веснущатый парень.

– Привет, дружище!

– Привет, Василий! – ответил Анатолий.

Несколько дней назад они познакомились с этим парнем здесь, в селе. Василий – местный житель, был на фронте, командовал отделением. В боях был дважды ранен. Осколки вынули, но рубцы на теле остались.

– Толя, мне бы поговорить с тобой надо, но не здесь. Разговор серьезный, не для улицы. Давай где-нибудь вечером встретимся, – предложил Василий.

Вечером Василий действительно сообщил важную новость:

– Знаю, где ходят «Марко» и «Орел», которых «гусями» у нас называют. За селом из-под горы вытекает родник – Белая Криница. Вот туда по субботам, обычно на рассвете приходят эти два «гуся» на «водопой» – на встречу.

– Проведешь?

– Конечно.

На следующий день Анатолий и Василий встретились снова. Лейтенант набросил на плечи Васе плащ-палатку. Пошли за село. Анатолий запомнил, где бугор, где лощина, где голое поле, где кустарник, роща.

– Вон там тропа, а у подножия горки бьет родник, – показывал Вася. – Это и есть Белая Криница.

«Белая Криница… Не с этой ли горки Виктор писал свою картину? – подумал Анатолий. – Может, у этой Белой Криницы увидел ту девушку-гуцулку, которую рисовал?»

У села Василий снял свою маскировочную накидку.

– До встречи.

В канун субботы Лобанов устроил засаду близ Белой Криницы. Бойцы сидели в кустарнике всю ночь, но бандиты не пришли.

В условленном месте встретились Анатолий с Василием.

– «Гусей» не было, – сообщил лейтенант.

– Сменили место «водопоя», – пожал плечами Василий. – Ничего, все равно найдем. Вон там в хатке, что у трех осокоров, живет молодая женщина, она у них связная. Там явка.

Вскоре Анатолий наведался туда. Женщина с малым ребенком. Запуганная. Проклинает тот час, когда приняла у себя бандитов. Не знает, как избавиться от них.

– Когда приходят? – спросил Лобанов.

– Ночью, в любое время…

Вечером лейтенант опять повел свою опергруппу в засаду. Расположились в трех местах на подступах к домику связной. Ночью на дороге, которая вела с поля, залаяли собаки. Посланный Лобановым разведчик был обстрелян. Лейтенат дал команду открыть огонь по бандитам. Чекисты целились в те места, где видели вспышки выстрелов. После перестрелки Лобанов и его бойцы осмотрели поле, кустарники. Обнаружили тяжелораненого. Одежда в крови, все тело дрожит, как в лихорадке.

– Доигрался? – спросил лейтенант, подойдя поближе.

– Меня послали проверить, нет ли засады…

– Кто послал?

– «Марко» и «Орел». Завтра они будут… – и он указал новое место явки бандитов.

Там, в заброшенном сарае недалеко от Белой Криницы, и задержали их чекисты.

Каждый день у Лобанова полно забот. Занятия в райотделе, оформление документов, боевые операции. А к ним надо готовиться.

Майор уже считал Лобанова опытным чекистом. Но иногда напоминал, что за лейтенантом должок—«Пидкова».

Как-то утром, выйдя из дому, Лобанов увидел у порога свернутый тетрадный листок. Развернул, читает: «Пан Лобанов! До встречи. Привет от Пидковы». Лейтенант вздохнул: «Охотится за мной пан Стефарук. Посмотрим, какой будет встреча».

Слобода… Сколько раз по этим улицам ходил Анатолий! И снова он здесь. В домике с островерхой крышей хозяин – пожилой мужчина с бурыми пушистыми усами – приглашает в горницу. Хозяйка подает яблоки.

– Угощайтесь, свои, уродили добре.

А Лобанов завел разговор с хозяином об урожае.

– Вот вы, дядя Ваня, за плугом все ходите, свою полоску обрабатываете. А ведь в колхозе трактора есть. Стальные кони! Не надо им ни овса, ни хлыста.

– Да поля, считай, у меня нет. Оно за Белой Криницей, в горах, но там такое творится…