Текст книги "Исторические судьбы женщин"

Для дикаря смерть есть не что иное, как продолжение прежней жизни, только при другой обстановке; покойники также нуждаются в пище, одежде, оружии, как и живые, поэтому у всех первобытных народов в могилу кладут вместе с трупом и все необходимые хозяйственные принадлежности; у некоторых дикарей покойнику отдается даже все его имущество, а самое жилье, брошенное семейством, сжигается, и, по всей вероятности, это самый первобытный обычай, предшествующий возникновению наследства, при котором семья дает покойнику только часть общего семейного имущества. Сношения между домочадцем и их покойным родственником не прекращаются, тем более что в первобытной жизни умершие хоронятся большей частью в самом жилище или, по крайней мере, поблизости его, как это делается до сих пор, например, на Филиппинских островах; обычай превращать трупы в удобосохраняемые мумии, например, у тех же филиппинцев и многих других дикарей, еще более придает прочности упомянутым сношениям, сообщая им характер осязательности. Это первобытное миросозерцание, смешанное с верованием в метемпсихозис[5]5
  Учение о переселении душ, реинкарнация. – Примеч. ред.


[Закрыть], особенно рельефно выразилось в Египте. Пирамида – это вечный дом умершего, которого посещают в известные дни его родственники. Он живет тут окруженный своим семейством, своими невольниками, птицами, собаками, обезьянами, изображенными в настенных барельефах. В Перу по смерти каждого государя все принадлежавшие ему сокровища оставлялись в том же виде, как были при его жизни, и никто не смел прикоснуться к ним. Многочисленные дворцы его запирались навеки. Трупы умерших государей, бальзамированные, выставлялись в главном храме Солнца. Они сидели там в два ряда, мужчины по правую, а женщины по левую сторону от золотого Солнца, одетые в царские платья, с наклоненными головами и с скрещенными на груди руками. Покойников все дикари очень боятся; мучимые жаждой и голодом, они постоянно посещают жилища своей семьи, отыскивая пищу и наказывая родственников, не радеющих об их пропитании; в разных видах являются они живым, нагоняют на них тревожные сны, беспокоят и мучат их; некоторые дикари приписывают своим умершим родственникам всякое приключившееся с ними зло. Покойник имеет прежние притязания на имущество и уважение к себе семейства, поэтому, чтобы мирно жить с ним, новый представитель семьи, наследник, должен кормить, поить и всячески ублажать умершего. В Египте феллах до сих пор ходит на могилы своих умерших родственников и угощает их; а завещатель, отказывая наследнику свое имение, часть его предназначает на свое продовольствие в будущей жизни. У чуваш и черемис наследники до сих пор устрояют по временам обеды, на которых угощают будто бы являющихся к ним невидимых родственников и, кроме того, ходят кормить их на их могилы. У всех жителей Африки, индейцев, малайцев, инородцев Сибири, киргизов, китайцев, норманнов, у русских крестьян, в старинной Силезии, Польше, Верхнем и Нижнем Лаузице – везде мы видим это кормление покойников их наследниками. В Белоруссии до сих пор в родительский день устраивается на могилах угощение мертвых, как и во многих местах России, и белорусы делают при этом такое воззвание: «святые родители, пожалуйте хлеба соли откушать!» У некоторых народов в честь каждого умершего делается идол, которому суют в рот пищу и поклоняются. Вообще же благополучие семейства требует не только кормить предков, но и уважать их, как они уважались живыми. Домашнее богослужение им мы видим у многих народов, и оно совершается наследником. В Китае, например, каждое семейство имеет особые «комнаты предков»; в известное время здесь собираются все члены фамилии и поклоняются им. Забвение и пренебрежение к памяти умерших возбуждает гнев и мстительность их. Однажды калмыцкий князь Тогон с пренебрежением отозвался о покойном Чингисе, могиле которого поклонялись все его преемники, и не хотел, по совету бывших тут монголов, просить у тени Чингиса прощения. Тотчас пошла у него горлом кровь, и он пал мертвым. Все бывшие при этом приписали такое несчастье гневу оскорбленной тени Чингиса.

При дальнейшем развитии мифологии эти верования изменяются. На сцену является ад со своими злыми, кровожадными божествами; покойник мучается уже не голодом и жаждой, а духами ада, чтобы освободить его от этих тиранов, наследник должен приносить искупительные жертвы его мучителям. Без очистительных жертв сына индус, например, не может войти в сург или рай, почему сын и называется по-санскритски putra (от put – «очистительный огонь» и tragata – «освобождать»), откуда происходят равнозначащие этому слову персидское «пузер» и «пур» и латинское puer. Жертвы, приносимые наследником, необходимы покойнику для того, чтобы он мог перейти через мост чиневад, ведущий в рай. Превосходно выражается это архаическое верование в древнерусской легенде о новгородском посаднике Щиле. Он был ростовщиком и живым взят на дно адово. Архиерей, в поучение православным, велел изобразить на иконе ад и горящего в нем Щилу, всего объятого пламенем; а наследнику его посоветовал служить по нему сорокоуст 40 дней у 40 церквей. После сорокоуста голова Щилы на упомянутой картине очутилась вне огня; после второго сорокоуста он поднялся из адского пламени до пояса, а после третьего – совсем освободился.

Естественно, что по смерти родителя его дети получают все его имущество, совладельцами которого они были еще при жизни отца. Но так как семейная жизнь остается на прежних условиях нераздельности, то управителем, защитником, судьей и жрецом осиротевшего семейства должен быть только один из наследников, более способный к этим обязанностям по своему возрасту и опытности. Естественно, развивается право первородства, и старший сын делается отцом семейства или, так сказать, наместником умершего отца. В Бассереле и Бенине, Дагомее, Видаге, на островах Гаити главой семьи, по смерти отца, делается всегда его старший сын, а если он умирает, то имущество и власть переходят к его следующему брату. Известно, какое значение приписывается первенцу сыну в мозаизме. У китайцев старший сын резко выдается из ряда других домочадцев, которые обязаны чтить его всего более после отца. То же и у других азиатских народов. Нужно заметить впрочем, что даже там, где наследование подчинено принципу первородства, последний часто нарушается или наследниками, или наследователями. Но даже и там, где действуют другие начала, правило первородства часто исключительно регулирует наследование царской и другой общественной власти. В Индии, например, хотя семейное имущество делимо между всеми наследникам мужского пола, однако ж общественные достоинства, обязанности и политическая власть – от власти короля до власти деревенского старшины – наследуются почти всегда по правилам первородства. Как на замечательное отступление от этого принципа, укажем на встречаемое у некоторых патриархальных народов наследование младшего брата. Причина такого обычая, по мнению Фольграфа и Монтескье, лежит в том, что младший сын при смерти отца живет еще с ним, между тем как старшие его братья обзавелись уже своим хозяйством. Но мы уже видели, что предпочтение младшего брата возникло в эпоху материнства и основано на особенной любви матери к своему последнему ребенку. Что же касается первородства, то нельзя не предположить, что в качестве исключительного принципа оно является лишь относительно поздно в народной истории и прежде, чем утвердиться в обычае, должно выдержать борьбу с другими, враждебными ему принципами. Если живой отец плохо сдерживает в семейном союзе своих домочадцев, то после его смерти они естественно стремятся разойтись для самостоятельной жизни, разделив между собой все общее семейное имущество. Только при необходимости держаться семье вместе, наследникам нужен предстоятель, глава; в конце концов, им почти всегда делается старший сын, но не всегда беспрепятственно. Прежде всего, ему приходится бороться с долго сохраняющимися в народной жизни остатками материнского права, и главным соперником его везде являются дядя и тетка, брат и сестра покойника. У многих народов – у мавров, сераколетов, мандинго, конго, лоанго, ашантиев, в Иддаге, Бонду и во всей почти Южной Африке наследует или брат или сын сестры, а у гуронов, черокезов, в Северной Каролине и многих других местах Америки, Африки и Азии наследует сын сестры умершего и иногда, при неимении его, старший сын покойного. Мусульманское право хотя и придерживается, вероятно, обычая древнеарабского – делить наследство поровну между всеми сыновьями, но и в нем видно влияние начал братнего наследования; если один из наследников умирает, то имущество переходит не к сыну его, а к дяде или тетке. Престолы Турции и Египта недавно еще наследовались дядей предпочтительно перед племянником, хотя бы то и сыном старшего брата, и поэтому-то чадолюбивые султаны так ревностно избивали всех своих братьев. Такой резней обеспечивалось право сыновей, но так как и между ними постоянно случаются распри за наследство, то во избежание этого, персидские падишахи большую часть их убивают или лишают глаз. Султанша-мать сама заправляет этой бесчеловечной экзекуцией. Такими-то мерами утверждаются в жизни народа семейные принципы; все главные отношения домочадцев, вследствие разнообразия их личных интересов и стремлений, прежде, чем подчиниться определенным и, по-видимому, неподвижным правилам, порождают борьбу, козни, хитрости; не один дядя очищает себе дорогу к наследству от племянника, не один Иаков завладевает первородством Исава посредством хитрости или открытой силы. В современной жизни нередко встречаются самые возмутительные сцены борьбы корыстолюбивых наследников за имущество покойного; в политической истории человечества мы сплошь и рядом видим ту же борьбу за престолонаследие; точно так же идет и вся история вообще. Понятно, что в этой наследственной, как и во всякой семейной борьбе, мужчина, лишив женщину ее привилегий, которыми она обладала прежде, долго имеет решительный перевес над ней. Дочь – не наследница, вот принцип обычного патриархального права. У бедуинов, большинства народов Южной и Западной Африки, у гренландцев дочери и жены не наследуют вовсе, и случается, что по смерти родителей братья выгоняют своих сестер из дома. С дальнейшим развитием семейства женщина добывает себе это право. У евреев, например, до Моисея, дочери не могли наследовать, даже если у них не было братьев; в последнем случае имущество переходило к братьям покойного. Но вот умирает Целафедад, не оставив ни одного сына; дочери его, вопреки народному обычаю, начинают требовать наследства. Законодатель соглашается и постановляет, что, при неимении сыновей, наследство умирающих евреев должно переходить к их дочерям. Вообще наследование дочерей чрезвычайно редкое явление. Дочь держится лишь для того, чтобы быть проданной в чужое семейство, следовательно, ее наследование было бы переводом имущества из одной семьи в другую. У большинства сколько-нибудь развитых народов заменой наследственной доли дочери служит приданое, которым она наделяется при выходе замуж; точно так же иногда и по смерти отца братья наделяют сестру, чем могут. Наследственные права жены несколько обширнее. Хотя у многих народов, как мы уже говорили, жена умершего сама служит предметом наследования наряду со скотом и домашней утварью, но приданое, утренний дар и заботливость родителей жены дают последней возможность утвердить за собой известную долю в имуществе умершего мужа. У некоторых народов женщина завоевала даже себе право общего наследства после смерти своего супруга. У черкесов вдова управляет осиротевшим семейством, не разделяя собственности между детьми; точно то же и у сиамцев. Но в большинстве случаев вдова не имеет никакой власти; дети должны только уважать ее как мать, но наследник сын в то же время является главой семейства и опекуном своей родительницы, например, в Индустане. Иногда вдова возвращается под власть своих родителей. И в исторической борьбе за наследство вдова добилась только, да и то не везде, известной доли в имуществе. Пока закон относительно размеров этой доли еще не установился, величина ее зависит от случайностей, от величины приданого вдовы, от условий, заключенных с женихом ее родителями и т. д. У евреев жена имеет право только жить в доме умершего мужа и кормиться из оставленного им имущества; но и это право долго оспаривалось разными комментаторами моисеевских законов. По магометанскому праву жена и дочь всегда имеют долю в наследстве; кроме того, при известных, весьма разнообразных условиях, покойному наследуют его дочь, бабушка, дочь брата, сестра, госпожа (умершего раба). Доли этих наследниц разнообразятся по обстоятельствам, на исчисление которых потребовалось бы здесь немало места; они наследуют две трети, половину, треть, четверть имущества и т. д. У некоторых полудиких народов вдова также наследует известную долю. Но у большинства народов, в том числе даже у индусов, она имеет право только на житье в доме покойника и на прокормление из его имущества.

В первобытной жизни особенно плачевно положение бессемейных вдов и сирот; они подвержены произволу каждого сильного. Но расчет иметь в них даровых работников, а иногда и человеколюбие заставляют людей принимать их в свои семейства. У индейцев заботятся о сиротах иногда родственники или друзья их родителей. У черкесов вдова поступает под покровительство друзей и родственников своего мужа; они обязаны пропитывать детей покойного и его вдову, если только по своему возрасту она не способна еще выйти замуж. С распространением какой-нибудь культурной религии положение бессемейных людей начинает более обращать на себя внимания, чем прежде. Буддизм, мозаизм, магометанство, разные виды христианства – все они особенно настойчиво проповедуют о сострадании беспомощным людям и особенно о призрении вдовиц и сирот. Возникают кой-какие богоугодные заведения, но большинство вдов и сирот все-таки остается без пристанища; они или просят милостыню, или идут к кому-нибудь в кабальную работу, или проститутничают за кусок хлеба.

Мы сказали выше, что семья есть единица архаического общества, и что, будучи корпорацией, она никогда не умирает. Эти положения тесно связаны с первобытной теорией о корпоративном характере человеческих поступков. Личность здесь – ничто, семья и род – все. Если человек добродетелен, то в заслугах его здесь участвует вся семья, все его потомство. Преступление здесь также считается корпоративным актом, и виновность в нем падает на гораздо большее число лиц, чем сколько участвовало в его действительном совершении. За вину человека отвечает не только он сам, но и его дети, его род, его племя, его сограждане, и эта виновность переходит в потомство. Неизменная наследственность во всем – в пороках и добродетелях семей, каст и народов, наследственность в занятиях, верованиях, знаниях и обычаях, передаваемых от одного поколения другому, – вот идеальные основы древней жизни. Власть царей и жрецов основана на их божественном происхождении, высшие касты владычествуют над низшими в силу почиющего на них благословенья, передаваемого по наследству из рода в род; низшие касты осуждены на вечное рабство также в силу лежащих на них отверженности и божественного проклятия; женский пол по тому же должен быть в постоянной зависимости от мужского; как рыба не может сделаться лошадью, заяц – львом, так не могут измениться и взаимные общественные отношения людей. Принципы наследственности и кровности лежат в основании всего государственного права и тех народных теорий, на которых оно построено. Все древние общества можно разделить на два рода: одни представляются единой великой семьей, другие – союзом нескольких таких семей, из которых одни состоят в рабском подчинении у других.

Типом первых могут служить сельские общины арабов, индусов, государство еврейское, этот «дом Израиля», и Китай, эта громадная единокровная семья, имеющая в Богдыхане своего общего отца. Все эти общества основаны на принципе единокровности, иногда действительной, а в большинстве случаев фиктивной, а в их конституциях нет других принципов, кроме семейных. Почему индус или еврей должны жить вместе? Потому что они – дети одной семьи. Почему должно повиноваться китайскому императору? Потому, что он – отец своего народа.

Типом вторых обществ может служить Индустан со своими кастами. Каждая каста есть семья, вечно обладающая своими наследственными свойствами, в силу которых одна из них владычествует над другой. Царь в таком государстве не может уже считаться кровным отцом низших каст, он только господин их, а самое государство есть союз семей, подчиненных одна другой и имеющих одного общего владыку, отца государства, но отца агнатного, а не когнатного.

Если мы взглянем на уголовное право, то и оно окажется основанным на тех же семейных принципах. Народные юридические обычаи и древнейшие законы считают преступлением только зло, причиняемое членам своей семьи, рода или нации. У черкесов, например, к преступлениям относятся только следующие поступки: измена народу, отцеубийство, кровосмешение, прелюбодеяние жены, поступки трусости, нарушение семейного гостеприимства, воровство у своей семьи или у ближних соседей, восстание, неповиновение или бегство раба. У бедуинов воровство в среде своего племени наказывается очень строго, но обмануть или обворовать чужеплеменника считается делом похвальным. У цыган только в среде семейства или племени есть мораль, право, закон, честь. Брата своей великой семьи цыган не должен ни обманывать, ни обворовывать, ни оставаться у него в долгу. Для его же отношений к не цыганам нет никаких моральных правил.

Как в религиозно-нравственном отношении грехи отцов переходят на детей и обратно, так и в праве. В Китае за крупные преступления против царского величества подвергаются казни не только виновные, но и вся семья. В Японии за убийство, если виновный не отыскан, предаются смерти жители улицы, в которой совершилось оно. Уголовное право выполняет здесь ту же кровавую месть, которая заменяет его у народов диких. Мстят не лицу, а семейству, роду, даже целой нации. В Конго и Лоанго вместо родоначальника, виновного в крупном преступлении, казнятся его рабы. Так как весь народ считается здесь одним семейством, то кредиторы, не получая с должника, задерживают и принуждают к уплате его долга не только его родственников, но и первого встречного земляка его. Каждая капля крови, каждая голова, потерянная семейством, каждая рана или обида, полученная одним из его членов, налагает на последних священную обязанность мстить виновному, и не только ему одному, но и всем ближним его, даже всем животным его. Месть за кровь родственника есть священный долг дикаря; пока он не выполнит его, над ним смеются все посторонние, иногда даже его бросает жена, а если он не женат, то за него не пойдет никакая девушка, мать постоянно плачет об его несчастии, а отец относится к нему с презрением. У индейцев мстит жена убитого мужа, хотя и не собственноручно, а передавая эту обязанность своему второму мужу. Родовая месть, как уголовная, так и имущественная, порождает везде непрерывные анархические раздоры, которые, впрочем, у некоторых народов довольно рано начинают оканчиваться примирением и взысканием с виновного виры.

Религия проникнута теми же семейными элементами; боги – отцы людей, и отцы не в фигуральном, а в буквальном значении этого слова: от них происходят или целые народы, или, по крайней мере, царствующие над ними династии. Когда общество разделено еще на самостоятельные семьи, тогда существуют только божества семейные, в родовом быте появляются божества родовые, и только после соединения родов в один народ – божества национальные. Внутренние отношения божественного мира составлены также по семейному образцу; сначала главные боги – отцы семей, потом родоначальники, наконец, патриархальные цари.

Так, семейные принципы проникают собой всю нравственную и социальную жизнь народа. С развитием государства, права, религиозной системы и особенно жреческой касты архаическое семейство получает норму, с которой должны сообразоваться все отношения его членов; а положение женщины ухудшается во многих отношениях, особенно в том, что за ней начинают следить и держать ее на крепкой узде не только родители или муж, но и государство, и право, и религия, которые проникнуты началами архаического семейства и всесильно стараются поддерживать его, как главную основу общества.