Текст книги "Исторические судьбы женщин"

С опытностью развитого рабовладельца Ману не рекомендует действовать на женщин мерами жестокости, а чтобы предохранить их от заразы свободолюбия, советует непрерывно занимать их хозяйственными работами. Во избежание домашних безурядиц и возмущений женщинам запрещается употреблять крепкие напитки, – как это запрещается и рабам, например, в южных штатах Северной Америки, – иметь сношения с дурными людьми, выходить без дозволения мужа из дома, спать не вовремя, говорить с чужим мужчиной, смотреть из окон на улицу, чуждаться своего мужа – это шесть пороков, из коих каждый покрывает женщину позором и бесчестием. Женщине, как и рабу, как и судре, запрещено чтение священных книг, ее необходимо держать в полном невежестве, и в Индустане, покорном заповедям своего божественного законодателя, до сих пор не дозволяется женщинам ни читать, ни писать, так как подобные занятия «отрывают их от хозяйственных работ и навлекают несчастье на семью». Даже женщинам, пользующимся их доверенностью, брамины не сообщают никаких важных сведений о своем учении, «дабы они, по своей глупости, не разбалтывались перед непосвященным народом и не бросили бы своих мужей; ибо «кто научается презирать сладострастие и страдания, жизнь и смерть, тот не захочет быть рабом другого». Очень основательно и откровенно!.. Так как жена существует только для мужа, то священная книга Шастер, в его отсутствие, запрещает ей смотреть на танцы, слушать музыку, сидеть у окна, красить брови, смотреться в зеркало. «Женщина, сын и раб ничем не владеют самостоятельно, а приобретают все для того, от кого они зависят». Жена обязана оказывать своему супругу такие же знаки уважения, как раб господину. «Несмотря на предосудительное поведение мужа, на его супружескую неверность и на отсутствие в нем всех хороших качеств, жена должна постоянно чтить его, как Бога».

Вся китайская жизнь основана на семейном начале, и поэтому подчиненность жены мужу служит фундаментом китайского общества. Законодатели и философы, моралисты и полиция, мужья, отцы, братья – все проповедуют в продолжение тысячелетий о рабстве женщины и об его спасительной необходимости для благоденствия народа. «Женщина, – говорит китайское правило, – существо втройне зависимое, как дочь – от отца, как жена – от мужа, как вдова – от сына». От нее требуются четыре главных достоинства: добродетель в сердце, скромность на челе, кротость на устах и руки, постоянно занятые работой». Жена никогда не должна есть с мужем, никуда выходить без его позволения. Только унизившись до состояния безличной рабыни, женщина может устроить себе немного спокойную жизнь в китайском семействе, иначе ее ждут брань, побои, изгнание из дома. Вот почему знаменитая писательница Пан-Хои-Пан в своих «Семи книгах о женских обязанностях» увещевает женщин «ради их собственного счастья, безгранично уважать мужей и постоянно наблюдать за собой, не давая мужьям возможности заметить своих недостатков… Муж – небо жены, говорит сентенция, против которой никогда не возражали.

А есть ли на земле место, где бы не было неба? Поэтому жена навсегда остается на земле, то есть всю жизнь находится под небом своего мужа. Жена, любящая мужа и им любимая, повинуется ему без труда. Но это только половина долга. Безусловное повиновение мужу, теще и тестю – только это может предохранить женщину от упреков, если она даже исполняет все другие обязанности. Женщина, говорит Нию-Хин-Шу, должна быть в доме настоящей тенью и простым эхом. А тень не имеет другой формы, кроме той, какую ей дает предмет; эхо не говорит ничего другого, кроме того, что заставляют его сказать»… Далее Пан-Хои-Пан дает совет, как возбуждать любовь мужа; для этого женщина должна быть скромной, молчаливой, говорить лишь тогда, когда ее спрашивают, и если она образована, то «не обнаруживать этого в разговоре, потому что не любят, чтобы женщина цитировала беспрестанно истории священной книги и поэтов»; наконец, она должна заботиться о своей внешности. Руки женщины постоянно должны быть заняты работой, и относительно причин этого требования Китай совершенно сходится как с Индустаном, так и с остальным Востоком. «Работа, – говорит одна китайская баллада, – есть хранительница женской добродетели; не дозволяйте женщинам быть праздными, пусть лучше они круглый год наряжаются и раздеваются. Им нужно доставлять наряды, чтобы, забавляясь ими, они не думали о своеволии!» Учение Пан-Хои-Пан считается в Китае одним из лучших изложений правил закона и морали об обязанностях жены; оно с такой последовательностью выведено из доктрины Конфуция, что было чрезвычайно благосклонно принято двором и всеми мандаринами. Ученый Ма-Юнг, начальник ученых и литераторов, приказал своей жене выучить его наизусть, чтобы совершенствовать женщин. Заключенных в четырех стенах, подавленных домашним деспотизмом, китаянок с молодых лет стараются пропитать такими доктринами, преподавая им исключительно только правила и уроки семейного чинопочитания и чисто азиатского раболепия, а мужчин заставляют построже присматривать за ними и за слабый надзор бьют бамбуковыми палками; женщина за свои отступления от упомянутых правил терпит столь же бесчеловечное наказание. Напротив, женам, отличившимся семейными добродетелями и покорностью, воздвигаются после их смерти публичные памятники. В каждом городе Китая есть официальные храмы, построенные для поощрения женских добродетелей, в честь женщин, замечательных покорностью мужу и целомудрием, и в честь девушек, отличившихся дочерней преданностью и невинностью. Семейные добродетели женщин, засвидетельствованные местным начальством, подтвержденные императорскими указами и объявленные во всеобщее по государству сведение, награждаются деньгами, рисом, материями и правом выкупа от телесного наказания.

Мусульманин, совершенно в духе своего вероучения, третирует жену, как невольницу; она прислуживает за столом мужа, на коленях подает ему трубку. Коран уполномочивает супруга не только подвергать ее телесным наказаниям, но и употреблять какие угодно средства для приведения ее в покорность. В Египте муж часто ведет свою непокорную жену к кади и, записав ее у него в штрафную книгу, тем избавляется от обязанностей заботиться об ее жилище, одежде и содержании. Даже крепостной, забитый феллах относится к своей супружнице с явным пренебрежением, заставляет ее ходить за собой, как рабыню, и носить его трость, трубку и всякую тяжесть.

Вместе с усилиями изолировать женщину в семействе и обратить ее в домашнее рабство тесным образом связаны ее религиозные отверженность и общественное бесправие. Мнение о нечистоте женского организма, существующее, как мы уже говорили, у дикарей, переходит в религиозные системы культурной эпохи, развивается и комментируется здесь жрецами, которые пользуются им для своих личных целей, для устранения женщин от жреческой должности, для запрещения им ходить в храмы, читать священные книги и т. д. Эта религиозная бесправность имела еще своим последствием то, что женщина должна была сама сознавать необходимость для себя рабской зависимости от мужчины. Самостоятельно она не может приносить жертвы: только жертвы сына или мужа могут открыть ей райские двери, да и то, если она покорная жена! Разврат и излишество половых удовольствий, столь обыкновенные на Востоке, достигая известных пределов, производят аскетическую реакцию, отвергающую половую любовь и позорящую женщину, как источник всякого зла. Таковы, например, аскеты индейские, безбрачное буддийское духовенство, распространенное почти по всему Востоку, ессеяне и т. д. Разочаровавшись в своих любовных безобразиях, истощенный, разоренный ими, пораженный любострастными болезнями, возненавидевший всякое половое удовольствие, мир мужчин создает свою аскетическую доктрину и практику и указывает на женщину как на источник всех нравственных зол, как на орудие и вместилище злого духа. У евреев во время менструации жена не может ни есть, ни пить с мужем, ни сидеть, ни лежать рядом с ним; даже еврейскому лекарю запрещается в это время щупать пульс своей жены. У парсов на все время месячного очищения женщину запирают в отдельное помещение, и все избегают ее, как прокаженную. С этими предрассудками о физической нечистоте женщины тесным образом соединены мнения об ее нравственной низости. Эти мнения высказывались и высказываются даже самыми передовыми людьми Востока, например, Аверроэсом. Но нужно отдать ему справедливость, что эту нравственную несостоятельность женщины он приписывает не ее природе, а рабству, в котором она находится. «Так как состояние рабства, – говорит он, – лишило женщин всякой способности к великим делам, то у нас вовсе нет женщин, одаренных моральными добродетелями. Они прозябают подобно растениям и служат бременем даже для своих мужей». Подобное же мнение высказывает и китаянка Пан-Хои-Пан: «кажется, все в заговоре, чтобы поддерживать несовершенство пола, который по самой природе своей слишком несовершенен». Большинство же ориенталов относят все действительные и воображаемые недостатки и пороки женщин к прирожденным и неизменным свойствам их природы. Законы Ману, например, приписывают женской природе, в виде отличительных свойств ее, леность, похотливость, «дурные наклонности», желание делать зло и развращать мужчин. Борьба женщин против насилия, те порочные средства, к которым она прибегает как к орудиям защиты или нападения, наконец, нравственные недостатки, развитые в ней непосредственно ее рабским положением и необходимостью прибегать к коварству или хитрости, – все это служит главным источником тех ругательств, издевательств и нападок на женщину, которыми мужчины осыпают ее в продолжении тысячелетий. Система обязанностей, составленная для женщины мужчиной Востока, никогда в точности не исполнялась ей, и женщина никогда не допускала сделать себя безусловной рабыней мужа – вот в этом-то, а ни в чем другом, по нашему мнению, и заключается главная причина упомянутых ругательств. Чтобы убедиться в этом, стоит припомнить их содержание. Все ориенталы бранят женщин за их сварливость, болтливость и наклонность к домашним сценам, – и понятно, как смеет говорить, а тем более ругаться, баба, которая по закону должна быть безмолвной, покорной рабыней. А главное, пылкость чувства всегда дает женщине перевес над мужчиной, если дело дошло до перебранки. Китайская мудрость говорит: «язык женщины – меч ее, который никогда не ржавеет»; «не немая женщина всегда может отомстить за себя!..» «Кто верит своей жене, тот обманывает сам себя, кто не верит ей, того обманывает она», – говорит восточная пословица. Но чему же удивляться, если задавленная рабыня обманывает своего жестокого владыку? Рабство всегда делает людей лжецами и лицемерами. Мотовство женщин, их страсть к нарядам и кокетство, развиваемые в них, как мы видели, мужчинами также ставятся совершенно несправедливо в число обвинительных пунктов. Несправедливость большей части нападок видна также и из того, что сплошь и рядом они выражаются в самых общих злостных фразах и обо всех женщинах. «Где найти добродетельную женщину», – с отчаянием восклицает добродетельный мужчина, царь Соломон, имевший 700 жен и 300 наложниц. Наконец, развитию теоретического пренебрежения к женщине много содействовал и сам факт ее унизительного рабства. Как цивилизованный рабовладелец презирает даже своего любимого раба, так и аристократ-мужчина свою невольницу-женщину. На основании этой отверженности и с намерением содействовать закабалению ее законы и религиозные системы налагают на нее печать еще большей отверженности. Магометане сомневаются, есть ли у женщины душа и войдет ли она в рай; более благосклонные из них допускают ее в рай, но в особое от мужчин отделение. Ей недоступна мечеть, как и всем нечистым животным; как всем сумасшедшим, пьяным и больным, ей запрещено возвещать о молитвенном часе. Индуски не имеют права быть свидетельницами в суде; бирманки хотя и могут свидетельствовать, но не впускаются в судный дом, дабы своим присутствием не осквернить этого святилища; в Персии свидетельство одного мужчины равняется свидетельству двух женщин и т. д. Воспитание женщин в такой отверженности убеждает часто даже их самих в своем естественном ничтожестве перед мужчинами и в необходимости быть рабынями последних. «Мы, – говорит китаянка Пан-Хои-Пан, – занимаем последнее место в роде человеческом, мы слабая часть его; это истина, которой мы должны быть проникнуты и которая должна влиять на все наше поведение. Женщина должна со смирением держать себя на месте, указанном ей самой природой и знать, что она ничего не может сделать без посторонней помощи».

Прелюбодеяние – величайшее преступление женщины; будучи собственностью мужчины, она не имеет никакого права отдаваться постороннему любовнику; муж всегда может наказать ее за такое нарушение своих прав. Вместе с тем прелюбодеяние служит дурным примером для общества и вводит в одно семейство кровь другого семейства, а такое смешение семей подрывает основы восточного общества и не может быть терпимо государством. В некоторых древнеамериканских государствах муж, продолжавший сожительство с неверной женой, наказывался смертью. В Мексике прелюбодейная жена наказывалась смертью, даже если ей прощал муж; в Перу мужу самому дозволялось убить ее. Если согрешила с мужчиной одна из дев, посвященных солнцу, виновных казнили, а их дома, в некоторых случаях даже целые села и города, в которых они родились, истребляли вместе со всем населением. Брамин имеет право собственноручно казнить свою неверную жену. Законы Ману предписывают прелюбодея изжарить на железной плите, а неверную жену растерзать собаками. В настоящее время употребляются более мягкие наказания; преступная женщина жестоко истязается палками и изгоняется из своей касты. Но за то ревнивые мужья нередко расправляются с женами собственноручно и убивают их при малейшем, часто совершенно неосновательном подозрении в неверности. Китаец имеет право убить и свою жену, и ее соблазнителя; если он продолжает жить с преступной женой, то подлежит наказанию. Он может также продать ее в рабство. У древних египтян женщине отрезали нос, а ее соблазнитель получал 1000 палок. У евреев побивали камнями не только прелюбодея и его соучастницу, но и девушку, вышедшую замуж не невинной. У древних персов прелюбодеяние также влекло за собой смертную казнь. Магомет несколько смягчил варварскую жестокость таких законов. По Корану, обвинитель женщины должен доказать свой донос четырьмя свидетелями, в противном случае он получает 80 плетей; если же обвиняет муж, то он должен пятикратно присягнуть в верности. Уличенная жена, по Корану, подвергается вечному тюремному заключению, незамужняя женщина наказывается ста ударами розог и подвергается годичному изгнанию. Но мягкие, сравнительно, законы Магомета не везде сохраняют свою силу; сунниты считают необходимым побивать прелюбодейную жену каменьями, а в Египте до сих пор ее топят в реке. Часто мужья собственноручно расправляются как с подозреваемыми, так и с уличенными в неверности женщинами. В Константинополе, например, часто жен и их действительных или предполагаемых любовников оскорбленные мужья топят в море или вешают на внешней стене гарема. Штраус рассказывает об одном персиянине, как он в припадке ревности содрал кожу со своей жены и повесил ее в гареме на поучение другим женам, а труп несчастной выбросил на улицу. Подобное варварство на Востоке очень обыкновенно.

Глава VI

Продолжение. Оппозиция восточных женщин порабощению и их борьба за независимость

Мы знаем из предыдущей главы, до какого безусловного порабощения доводится женщина на Востоке, под влиянием полигамии и варварского взгляда законодательной восточной власти. Но это порабощение никогда не было безусловным, женщина боролась против него и постепенно улучшала свою судьбу. В брачных и семейных законах не раз совершались важные перемены. Так, например, монголы до XVII века были многоженцами, но в этом столетии манджуры ввели к ним моногамию. В Японии прежде невеста умершего жениха, а в Китае вдова не могли выйти за другого, а ныне могут. Особенно же значительным шагом вперед была мусульманская реформа брака и семейства. Вообще, с развитием государств деспотическая власть мужа несколько ограничивается; жена, например, получает возможность владеть своим имуществом; право мужа казнить жену ограничивается только случаем прелюбодеяния, а в некоторых законодательствах уничтожается вовсе. Государство, поддерживая семейный деспотизм владыки, дает ему известную норму и наказывает за отступление от нее. Так, китаец может убить прелюбодейную жену, но только в присутствии ее родственников, чтобы они могли поверить в справедливость его подозрений. Муж, убивший жену за то, что она обидела или прибила его родителей, получает сто палок, а если убитая оказывается невинной, то казнится смертью. Вместе с этим религия и право стремятся регулировать расторжение брака и дозволяют его только в известных случаях, причем муж хотя и пользуется огромными преимуществами перед женой, но все-таки его произвол поставлен в некоторые границы. У китайцев муж имеет право развестись с женой за бесплодие, неверность, бесстыдство, оскорбление его родителей, болтливость, наклонность к воровству, ревность и неизлечимую болезнь; но без утверждения власти развод недействителен и не может состояться, если жена в это время носит трехлетний траур по отцу или матери, если она сирота, или родители, бывшие богатыми при выходе ее замуж, теперь разорились. По обоюдному согласию муж и жена могут разойтись совершенно беспрепятственно, и Европа в этом отношении может поучиться у презираемого ею Китая. Жена, убежавшая от мужа, подвергается телесному наказанию и может быть продана каждому, желающему взять ее; если же во время бегства она вступит во второй брак, то подлежит смертной казни через повешение. Через три года после безызвестного отсутствия мужа она имеет право выйти за другого.

В Индустане супруг может дать развод своей жене, если, без предуведомления его родителями невесты, последняя поступила к нему не девственницей, если жена в течение всего первого года чувствует отвращение к мужу, если она употребляет хмельные напитки, ненавидит мужа, неприлично ведет себя, проматывает состояние, если она неизлечимо больна или в течение восьми лет бесплодна. Если муж долго живет где-нибудь в отдаленных местах розно от жены, то последняя, смотря по причине его отсутствия, имеет право выйти за другого через три, шесть или восемь лет. Жена также может развестись с мужем, если он окажется отверженным грешником, еретиком, импотентом, лишенным прав преступником или больным чахоткой.

Магометанин может дважды разводиться с женой и снова брать ее к себе без ее согласия; только после третьего развода она делается свободной от мужа; срок, в течение которого муж имеет право снова жениться на разведенной им жене, для беременной – до дня ее разрешения, для небеременной – три месяца. Жена имеет право требовать развода, если муж не может содержать ее или не дал ей утреннего дара. Брак расторгается еще в том случае, если жена, обвиненная мужем в прелюбодеянии, установленной для того четырехкратной клятвой, не докажет своей невинности.

Таким образом, восточные законы хотя и ограничивают несколько власть мужа, но самые эти ограничения так неопределенны, что мало стесняют произвол мужа; ведь какую угодно жену можно выгнать за болтливость, нескромность, бесстыдство – свойства чисто относительные. Этого мало; предоставляя женщине право развода гораздо в меньших размерах, чем мужчине, все упомянутые законодательства ставят даже идеалом нерасторжимость брака и вечность мужниной власти. Китайская «Книга законов для женщин» говорит: «если женщина имеет мужа по сердцу, она имеет его на всю жизнь; если она имеет мужа не по сердцу, она имеет его на всю жизнь; в первом случае женщина счастлива навсегда, во втором случае она несчастна вплоть до своей смерти». Нерасторжимость брака основывается на правах мужа, приобретшего жену в вечную свою собственность, и на религиозном освящении брачного союза, и на вере в будущую жизнь, где жена необходима мужу, и доступе к блаженству, который возможен женщине только посредством мужчины. Немаловажную роль играет здесь и вера в предопределение богов, в судьбу. Даже у нас, в России, жених до сих пор называется суженым, а невеста судьбой. Ориенталы также верят, что боги предназначают известных мужчин к браку с известными женщинами; расторгать такой союз значит противиться воле небес. «Бог соединил, человек да не разлучает!» Еврейское законодательство считает нерасторжимость брака, кроме случая прелюбодеяния, его идеалом, хотя многие иудейские юристы и доказывают, что поводом к разводу должно служить все, что разрушает семейный мир. Поэтому у некоторых народов вдова не должна выходить за второго мужа, а обязана ждать смерти, после которой она соединится навеки с первым своим супругом в обителях горних. В Китае до сих пор вдовая императрица не может вступать во вторичное замужество и вплоть до своей смерти обязана жить в отдельном дворце. В Индии вдова должна вести уединенную жизнь и ей строжайше запрещено даже думать о втором замужестве. Но долго ждать вдове посмертное соединение со своим мужем. Лучше ускорить его и вместе с супругом вступить в небесные обители! Сожжение и погребение вдов и рабов с трупами мужей мы видим у многих диких и патриархальных народов. С развитием касты жрецов они всеми зависящими от них мерами начинают поддерживать и развивать этот обычай, потому что сожжение вдов также выгодно для них, как прибыльно было для католических попов сожжение еретиков и ведьм; жрецы многим пользуются из имущества сожигающихся вдов. В древнейших индийских книгах ничего не говорится об этом обычае, и народное предание справедливо приписывает браминам его введение и распространение в Индустане. Для придания этому варварству религиозной санкции брамины совершили подлог в Ригведе, поступив в этом случае с наглостью, достойной средневекового католического духовенства. В защиту вдовосожжения они приводят следующий текст Ригведы: «пусть жены, которые не овдовели, у которых есть добрые мужья, приступят, неся елей; пусть те из них, которые уже сделались матерями, первыми приступят, неся елей к алтарю». Но в последнем слове текста брамины изменили одну букву, и алтарь превратился в огонь или костер. На этом фальшивом основании они развили следующее учение: «если жена умирает со своим мужем, то она делает святыми своих предков и будет наслаждаться вместе с супругом всеми блаженствами небес. Своей смертью она искупит даже такие грехи мужа, как убийство брамина или своего друга». Если муж умер где-нибудь далеко и вдова не в состоянии достать его труп, то она «может сгореть, прижав к груди его сандалии», так советуют Пураны. Множество вдов, воодушевленных внушенным браминами фанатизмом, сжигается с радостным и геройским самоотвержением, тем более что брамины своими предписаниями сделали положение вдовы крайне невыносимым; многим женщинам кажется легче умереть, чем жить вдовами. Энергические старания англичан истребить этот обычай долго были безуспешны, вызывали бунты, и еще не так давно ежегодно сжигалось в Индустане около 30 000 вдов. Ныне, вследствие преследования англичан, вдовы бегут с трупами своих мужей куда-нибудь в глушь или в независимые от Британии владения и сжигаются, но все-таки несравненно реже, чем прежде. В Мексике и Перу с королями и вельможами также погребались или сжигались их жены и рабы.

Развитие религиозных систем и жреческих сословий Востока нанесло, таким образом, женщине роковой удар. Дуалистическое миросозерцание, разделяющее вселенную на две половины, добрую и злую, отнесло женщину ко второй, и во избежание осквернения святыни лишило ее возможности деятельного участия в религиозной жизни народа. Запертая в четырех стенах гарема, чуждая всех общественных движений и вопросов, женщина горячо привязывается к тем верованиям, убеждениям, традициям, которые она приняла от отцов и которые она, в свою очередь, передает дочерям своим. В качестве служительницы этой религии она вторгается даже в общественную жизнь, в которой уже самовластно царят жрецы новой религии. Происходит столкновение, жрецы побеждают, провозглашая женщину вредной волшебницей, а ее богов злыми духами. Из жрицы женщина делается ведьмой. Все ориенталы верят, что демоны, намереваясь поселиться в человеке, почти всегда избирают для того женщину. Это убеждение, проповеди жрецов, нервные болезни женщин убеждают часто даже их самих, что мнение мужчин вполне справедливо. Женщина становится действительной волшебницей, жрицей духовного мира, противоположного и враждебного божествам мужчин. Силой своих чар и заклинаний она может причинить много зла. Чья-нибудь внезапная смерть, засуха, эпидемия – все подобные бедствия сваливаются на ведьму. В этом отношении все ориенталы похожи на того араба, который, при вести о пожаре, убийстве, опустошительной буре, наводнении и всех других бедствиях, всегда спрашивал: «кто она?», то есть кто та женщина, которая устроила такую беду! Индусы во время необыкновенных общественных несчастий пишут имена всех женщин своей деревни, каждое на отдельной древесной ветке, и ставят эти ветки в воду на четыре с половиной часа; если ветка поблекнет или завянет, значит, женщина, имя которой написано на ней, ведьма и достойна смерти. «Не оставляй в живых ведьмы», – говорит грозный голос Моисея, как бы выражая общую мысль всего греческокультурного Востока. Но ведьма осталась живой и живет до сих пор, к ее искусству прибегают нередко даже сами ее гонители, а для женщины эта профессия служит одним из средств к самостоятельной жизни.

Женщина может участвовать в делах религии и получать вечное спасение только посредством мужчины – это общий тезис всех греческих вероучений Востока. Женщина не мирится с этим и выступает на общественную арену не только колдуньей, но также пророчицей, жрицей, святой подвижницей. Сестра Аарона, Мириам, имела пророческий дар и немаловажное влияние на евреев. Деборра, жена Лапидота, была не только пророчицей, но и в течение нескольких лет судьей израильской земли. В более позднюю эпоху мы видим Анну-пророчицу, живущую в храме день и ночь и подвизающуюся в посте и молитвах. В Индустане у огнепоклонников есть жрицы, ведущие строгую подвижническую жизнь и почитаемые за святых. В Древнем Перу были весталки, девы солнца, обязанность которых состояла в поддержании священного огня, в тканье из вигоньей шерсти священных покровов, облачений и одежд для инки и его родственников. Девы эти выбирались из красивейших дочерей дворян, и только необыкновенная красота простолюдинки могла открыть ей доступ сюда. Жили они под начальством старых дев в обширных зданиях, обнесенных высокой стеной, внутри же украшенных и меблированных с необыкновенной роскошью. Кроме необходимой прислуги только государь с женой могли входить сюда и видеть их. В случае небрежности сохранения священного огня или нарушения обета целомудрия они погребались заживо. Родители иногда отдавали сюда дочерей на время, во исполнение своих обетов и чтобы заслугами посвященных преклонить богов на милость к семейству, на избавление кого-нибудь из его членов от болезни, на дарование этим девушкам хороших женихов. Таким образом, женщина восстановляла свое право на признание за ней самостоятельных заслуг в деле спасения. Подобное женское монашество существует и в Индустане; девушки, посвященные богам, служат при храме, брамины учат их грамоте, музыке, танцам, истории богов, хотя и запрещают им читать Веды. Они участвуют в богослужении. Когда они выходят из храма почему-нибудь и снова вступают в общественную жизнь, все относятся к ним с большим уважением и любой мужчина поставляет себе за особенную честь, если такая девушка согласится выйти за него. Другой класс таких девушек, баядерки, или храмовые танцовщицы, получают одинаковое с первыми воспитание, не живут запертыми в своих монастырях, участвуют в общественной жизни и играют в ней роль, вроде новейших балетных танцорок или оперных певиц. Профессия этих двух классов женщин не только снимает с них проклятие, лежащее вообще на женском поле, но и дает им некоторую возможность хоть сколько-нибудь эмансипироваться от того возмутительного деспотизма, который давит женщину Востока. Не вдаваясь в подробности, заметим, что вообще на Востоке профессия танцорок и певиц очень распространена и занятые ею женщины составляют класс, неподлежащий строгим законам семейства, хотя при этом многие из них и принадлежат рабовладельцам и почти все они ведут распущенную жизнь[7]7
  В Японии женщины этого сорта «имеют поэтическую и религиозную миссию, которая вытекает из древних основ социальной организации и позволяет им пользоваться общественным уважением. Их образование служит предметом самых тщательных забот. Их учат всему, что может содействовать улучшению их физических достоинств и развитию ума. Бросая свою профессию, многие из них находят себе женихов, и никто не думает укорять их за прошлую жизнь. Число чайных домов, в которых живут эти женщины, изумляет европейца. В Нагасаки на 75 тысяч жителей их считается более 750» (Univers Pittoresque. T. 23. P. 45).


[Закрыть]. Несчастно общество, в котором женская свобода добывается только путем порока!

Религия Будды, сравнявшая судру с брамином, плебея с аристократом, относительно женщин явилась очень мало радикальной, хотя и очень прогрессивной, сравнительно с системой брамизма. Открывая женщине доступ к духовной жизни, Будда не совсем охотно соглашается на допущение ее в монашество. «Каждая женщина будет грешить при всяком удобном случае», – говорит он. Потому-то, дозволив женское монашество, основатели буддизма поставили всех монахинь в безусловное, даже унизительное подчинение каждому духовному лицу, как бы незначительно оно ни было, и запретили им занятие религиозным обучением других. Женское монашество особенно развилось в Китае, и монахини успели здесь преодолеть разные ограничения, наложенные на них первоначальным буддизмом. В Китае, Тибете и Гималаях множество женских монастырей, и женщинам открыт здесь доступ к занятию не только мест аббатисс, но даже епископов и архиепископов. В рядах буддийских святых также немало женщин. В Китае, где бедные родственники умершего мужа могут продать его вдову, чтобы вернуть себе потраченные на покупку ее деньги, хотя вдове и предоставлена возможность избавиться от такого насильственного брака, заявляя суду о своем нежелании вступать во второе супружество, – в Китае были когда-то основаны вдовами два женских монашеских ордена. До конца XVIII века они пользовались большим уважением. Но в 1787 году они начали сильное женское движение, стремившееся к основанию самостоятельной женско-буддийской церкви. Одна из монахинь начала творить чудеса, предсказывать будущее и приобрела такое влияние на умы всех женщин, что мужья не знали, как и справляться с ними, дерзнувшими рассуждать о религии и рвавшимися хоть однажды поклониться упомянутой пророчице, восседавшей на троне в платье желтого цвета, присвоенного только членам императорской фамилии. Волнение было подавлено и издан приведенный уже нами богдыханский указ, запрещавший женщинам, под страхом жестоких наказаний, посещать храмы. В настоящее время, по словам Гюка, в Китае есть множество женщин, до того недовольных своей отверженностью и рабским положением, что они составили секту, основанную на вере в метемпсихозис и имеющую целью путем добродетелей и пилигримства содействовать переселению женских душ в тела мужчин. Все упомянутые женские ордена имеют более или менее аскетический характер, – в теории конечно, – на практике перуанские девы солнца поступали в гаремы императора, баядерки и другие девушки индийских храмов живут с браминами и проститутничают, буддийские женские монастыри сплошь и рядом превращаются в непотребные дома. Разврат является реакцией аскетическим доктринам. В противоположность аскетическому культу возникает культ сладострастия, столь распространенный в цивилизованных странах Древнего Востока. Принципы первобытной свободы, гетеризма и материнства воскресают. В храмах богинь любви царит женщина и возбуждает неистовые восторги мужчин своими физическими прелестями; здесь находят верное пристанище девушки, жены и вдовы, недовольные тем, что их телом владеют монополисты; они стремятся к свободной страсти и находят ее в оргиях храмового разврата. Это – отрицание полового рабства, мужниного права ревновать, законов о прелюбодеянии, – отрицание, прикрываемое завесой религии и стоящее в тесной связи с падением общественных нравов. Независимо от столь распространенной на Востоке храмовой проституции, реакция браку и семейству, доходившая до полного отрицания, нередко выражалась в форме религиозных учений. Таковы были, например, многие секты первых веков христианства, проповедовавшие безусловное удовлетворение инстинктов природы и общность женщин. Нисколько не преувеличивая дела, можно сказать, что если в какой стране и удавалось водворить брак такого характера, какой силятся придать ему законы Востока, то господство его не было долговременным. Редкая ориенталка считает за собой обязанность верности мужу и готова, при всяком удобном случае, броситься в объятия чужого мужчины. В гаремах совершается едва ли не больше любовных интриг, чем в открытых домах цивилизованной Европы. Возьмите любого восточного моралиста или философа, и все они скажут с Соломоном: «нигде нельзя найти добродетельной женщины!» Сами вожди общественного строя, которые обязаны быть цензорами нравов, первые разрушают брачные узы и фактически отвергают власть мужа, отнимая жен и дочерей граждан. История Востока полна такими происшествиями, ведущими за собою ослабление брачных уз. Страсть к нарядам и кокетство, развивать которые в женщинах законодатели и моралисты Востока советуют мужьям ради интереса последних, употребляются женщинами для прельщения чужих мужчин, когда есть возможность показаться последним. И женщины крепко держатся за эти средства. В 1755 году турецкий султан Осман III, в видах поддержания общественных нравов, строго запретил женщинам выходить на улицу в роскошных и нарядных костюмах; но женщины, посредством разнообразных хитростей, сумели сделать этот указ бессильным, удержав за собой возможность наряжаться и кокетничать. В Испанском халифате семейство постепенно теряло свой строго-мусульманский характер; утонченное общество Кордовы гордилось изяществом своего обращения, женщина вышла на свободу из стен гарема, и любовные песни в честь ее огласили собою сады и улицы Испании. Турниры, карусели, псовая и соколиная охота, музыка и поэзия, пение и танцы – все это увлекало арабское общество в вихрь наслаждений. Старинное семейство и верования ислама пали, а женщина, содействовавшая этому падению, приобрела значительную свободу. У современных мусульман, особенно в Турции, падение семейных и брачных добродетелей дошло в настоящее время, по свидетельству путешественников, до весьма значительных размеров. И вместе с тем против мусульманских воззрений на женщину выступают некоторые религиозные учения, поднимающие знамя женской эмансипации. Такова, например, секта, основанная Бабом в настоящем столетии в Персии и увлекшая своим учением большую часть жителей этой страны. Бабизм напоминает собой систему Сен-Симона, – те же принципы экономического равенства, то же значение труда, то же освобождение женщины от стеснительных ограничений семейства, от религиозной отверженности и дарование ей доступа к участию в делах общины, церкви и религии. В числе первых по времени, по энергии и по уму апостолов бабизма была девушка Тагирэ. Эмансипированная от традиций ислама, она стояла во главе целой бабидской партии и ходила с проповедью новой доктрины из города в город, из деревни в деревню. Ее тайно казнили в 1852 году. Баб и Тагирэ проповедовали о равенстве полов, об уничтожении основанных на произволе мужа разводах, об общественной свободе женщины. Баб учил даже, что женщина перед Богом более возвеличена и любезна, чем мужчина, и на этом основании его последователи, лишив мужа права давать развод, предоставили это право жене и, наконец, совершенно отвергли всякий обязательно-формальный брак, провозгласив принцип полной половой свободы. Бабизм сильно распространяется в Персии, и можно надеяться, что, под влиянием Европы, он освободит со временем ориенталку из рабства.