Текст книги "Исторические судьбы женщин"

Глава V

Окончательное порабощение женщины с развитием восточных государств

Есть исторические данные, несомненно, утверждающие, что на заре восточной цивилизации положение женщин было несравненно лучше, чем впоследствии. В Древнем Индустане женщина пользовалась большим общественным уважением; она не подлежала смертной казни, никто не имел права ударить ее даже цветком, муж называл ее госпожой; она пользовалась полной общественной свободой, ходила без покрывала, посещала храмы, участвовала в публичных увеселениях; чужие мужчины посещали женские покои, короли давали свои аудиенции в присутствии королев и их женского двора; знатные барыни предпринимали путешествия, дочери участвовали в разговоре родительских гостей; женщины не только бывали в театре, но даже исполняли на сцене женские роли. Они допускались тогда и в суды для свидетельства, и если обвинялась женщина, то женское свидетельство предпочиталось мужскому. Религия поддерживала это высокое значение женщины. «Кто презирает женщину, тот презирает свою мать», говорят Веды. «Кто проклят женщиной, тот проклят Богом». «Женские слезы низводят небесный огонь на голову тех, которые заставляют женщин проливать их». Также высоко стоит женщина и в древних индусских легендах о первых людях, Адаме и Еве. Индусская Ева не соблазняет мужа, но отклоняет его от греха, и когда он все-таки согрешил, то она следует его примеру, побуждаемая любовью. После падения она делается утешительницей Адама и получает прощение от Брамы. Прошли столетия, и женщина очутилась полной рабыней мужчины. Этим превращением она обязана развитию восточных государств и духовенства с его доктринами.

Все деспотии Востока основаны на поголовном рабстве подданных; страна считается частной собственностью правительства, все живут и работают только для него. Богатство, роскошь и праздность высшего класса порождают полигамию, во многих местах доходящую до ужасных размеров. В Индустане у влиятельных богатых, особенно у владетельных, лиц часто по нескольку сот жен. У персидских шахов из династии сассанидов бывало в разных резиденциях по 3 тысячи жен и 12 тысяч наложниц. Ахмед I имел 3 тысячи жен, а вельможи его империи по нескольку сот каждый. Забирая такую кучу женщин, высший класс ставит бедняков в необходимость жить в моногамии, к которой принуждает их еще и недостаточность средств для содержания многих жен. Полигамия поэтому институция чисто аристократическая. В Китае только 1/10 всего населении живет в полигамии, а 9/10, по бедности, могут жить не иначе, как в единоженстве. В Бомбее из 28 тысяч жителей в полигамии живут 100 и только пять из них имеют не менее трех жен. В Турции на 100 единоженцев приходится пять двуженцев и только один многоженец. В Египте и Аравии один двоеженец приходится на 100 моногамистов, а из 500 многоженцев не найдется и одного мужа, имеющего более двух жен. О других странах хотя и нет таких численных данных, но все путешественники единогласно говорят об этом, бросающемся каждому в глаза, громадном численном перевесе моногамистов над многоженцами. Такой характер полигамии, как привилегии сильных мира сего, так неизменен во все времена и у всех народов, что эта привилегия часто превращается сначала в юридический обычай, а потом в закон, повелевающий подданным держать только по одной жене, а властителям дозволяющий сколько угодно. Так, например, у императоров Китая, у раджей Индустана, так было в Древних Перу и Мексике.

Полигамия ведет за собой специальное воспитание женщины для половых наслаждений; праздность, роскошь стола, жилища, одежды, украшений, множество слуг все это переделывает ее организм и сообщает ему ту нежность и красоту, которые так пленяют мужчину. У многих народов женщину воспитывают для брака, словно скотину на убой или каплуна на жаркое. У старинных канарцев, например, которые любили жирных женщин, невесту запирали и лишали всякого движения, обильно кормя ее ячменной кашей, салом, молоком и медом. Будучи рабыней, содержимой для удовольствия своего господина, женщина отрешается от всех других стремлений жизни и поставляет себе единственной задачей понравиться мужу более других жен. Соперничество порождает среди гаремных затворниц ревность; та же страсть развивается и в мужчинах как результат прав собственности на свою жену и как следствие другой страсти, любви, постепенно возрастающей в истории по мере развития половых противоположностей. Женщину поэтому удаляют от общества, заключают в гаремы и приставляют к ней особую стражу евнухов – одно из самых варварских учреждений, выдуманных человеческой развращенностью. Число этих несчастных иногда равняется числу гаремных затворниц, даже превосходит его. Древне-персидские шахи ежегодно получали в виде натуральной дани с Ассирии и Вавилона по 500 оскопленных мальчиков. На аудиенции, данной византийским послам калифом Моктадиром, присутствовало 4000 белых и 3000 черных евнухов. В гаремах современных персидских вельмож находится их обыкновенно по шесть-восемь. В Верхнем Египте приготовление мальчиков к этому гнусному состоянию монополизировано монахами. Ревность ориенталов доходит до того, что они не доверяют даже евнухам. У персидских шахов все должности внутри гарема: услуги, чтение молитв, лечение больных, погребение умерших, содержание караулов, исполняются особо предназначенными для того женщинами, евнухи не входят в гарем, а только сторожат его снаружи. Управитель гарема всегда выбирается из самых безобразных стариков. Гарем – темница женщины, и знатные дамы никогда не покидают его; снабженные всем необходимым, они проводят целую жизнь в гаремных стенах, занимаясь болтовней, вышиваньем, нарядами, иногда музыкой, а больше – ничегонеделаньем. Все они крайне невежественны, безграмотны, тупы; они лишены даже утешений общественного культа, а ревнивый Магомет освободил их от обязанности, то есть, говоря проще, запретил им посещать храмы. Магомет много виноват в гаремной неволе женщин; он освятил ее религией и посредством своей веры водворил ее у таких народов, у которых до него ее вовсе не было. Но не Магомет основал гаремы; исключенность женщин из общественной жизни мы видим уже у многих патриархальных народов, хотя окончательное водворение ее в жизни и удается мужчинам только тогда, когда в народе разовьется богатая аристократия, могущая содержать гаремы и не нуждающаяся в труде своих жен. Еще в эпоху патриархов жены евреев со своими дочерями и рабынями жили отдельно от мужчин, в особом отделении шатра, иногда даже в отдельных палатках, как это и по ныне делается у многих африканцев. Когда евреи перешли к городской жизни, положение женщин ухудшилось, потому что их удаляли уже не за занавеску только и не в отдельный шатер, а начали запирать в гаремы с каменными или деревянными стенами, с крепкими дверьми, замыкавшимися хорошими замками; у царей гаремы сторожили евнухи. Женщины в этих темницах шили, вязали, стряпали, болтали – и только. В Китае, еще задолго до Конфуция, женщины были сделаны затворницами; но они вновь успели завоевать себе свою прежнюю свободу, которую снова отняли у них в эпоху Конфуция, много содействовавшего своим учением этой победе своекорыстной ревности мужчин. «Никакой мужчина не должен входить в покой чужой женщины», – говорит философ-законодатель. С тех пор жилье женщин отделено от покоев мужчин стеной и охраняется караулом. Даже братья совершенно разобщаются с сестрами с девятилетнего возраста. В XVIII веке множество женщин пытались разорвать наложенные на них оковы рабства, как увидим ниже, и возбудили против себя сильнейшую реакцию. До 1787 года женщины могли посещать храмы, но в этом году, вследствие упомянутых волнений, правительство своим указом запретило «всем женщинам бывать в храмах и выходить из дома без самой крайней нужды. Отцам, братьям, мужьям, сыновьям и родственникам повелевается держать их дома, под страхом наказания за слабый надзор за ними. После этого указа каждая женщина, вошедшая в храм, должна быть арестована и заключена в тюрьму, пока за ней не придет кто-нибудь из родственников, которого тотчас же и наказать за слабость надзора». Чего же доброго может ожидать женщина, если мужчину, и без того желающего совершенно поработить ее, поощряет правительство и даже палочными ударами заставляет его лишать женщину всякой возможности сделать хоть один свободный шаг?.. И нельзя удивляться, что китаянку успели превратить в совершенную рабыню. Затворничество ее доходит до того, что если мужу случится ехать куда-нибудь по необходимости с женой, то он везет ее в экипаже с решетками, имеющем вид клетки или арестантской повозки. Даже восточные христиане не отстают в этом отношении от язычников и магометан. Затворничество женщин – одна из главнейших язв древней России, до сих пор удерживается христианами Турции. Армяне, хотя и христианские моногамисты, но держат своих жен и дочерей в таком же заточении, как и турки, и жених до самого брака не видит лица своей невесты. Вместе с таким затворничеством окончательно утверждается обычай закрывания женского лица от всех посторонних взоров. Мужчина, таким образом, приобретает полное право исключительной собственности на свою жену. При полигамии, гаремном затворничестве, специальном воспитании для половых наслаждений она делается предметом роскоши и совершенной рабыней. Богачи покупают себе красавиц не только в своей стране, но и за границей, девушки Кавказа, например, служат самым ценным и лучшим украшением гаремов Турции. Хорошая плата, даваемая за девушек, всегда гибельно действует на положение женщин, заставляя корыстолюбивых родителей продавать своих дочерей богатым многоженцам. Вследствие этого, даже там, где девушка пользовалась до того свободой в выборе жениха, она лишается ее и продается в гарем как невольница. Гарем поглощает громадные суммы, бросаемые своими обитательницами на наряды и роскошную обстановку; женщина делается в этой обстановке «нежной душистой розой», которую так любят воспевать восточные поэты; страстная женственность и возможность так часто менять своих любовниц доводят мужчин до положительного истощения. Турки и арабы уже в 30 лет обыкновенно делаются импотентными. При этом ослабевает способность чадородия, дети родятся сплошь и рядом такими же слабыми, как и их истаскавшиеся батюшки. Характер мужчин также меняется, они делаются изнеженными, слабыми, женственными. Это видим мы в истории всех восточных династий. Возьмите линию ассирийских царей; в начале ее стоит мощный образ Семирамиды, этой героини, бывшей «великим мужем» Востока; мало в ней женственности, но сколько ума и энергии! В хвосте этой линии стоит Сарданапал – мужчина, превратившийся в слабую, изнеженную, распутную бабенку; у него женский голос, женские манеры, он даже наклонен к женским занятиям и, подобно гоголевскому вице-губернатору, вышивавшему по тюлю, занимается пряжей. В роде же его были в Ассирии и Вавилоне и все высших классов мужчины в эпоху падения этих государств. Таковы всегда результаты чрезмерно развившейся женственности.

В полигамии цивилизованного Востока, как у народов полудиких, жены не перестают соперничать и бороться между собой за исключительное обладание мужем, не перестают стремиться к моногамии. Главным орудием служит им кокетство, и, желая сделать свою дочь царицей гарема, мать с детства обучает ее всем тонкостям этого сладострастного искусства. В Турции при заключении брака жених по требованию невесты дает часто торжественное обещание, что при жизни ее он не возьмет себе другой жены; и такое требование заявляется большинством невест. Вообще, на Востоке жены редко уживаются в одном доме и постоянно принуждают мужа разбирать их нескончаемые ссоры; для водворения мира он часто становится в необходимость отводить каждой из них отдельное жилище. И многие ориенталы давно уже убедились, что с несколькими женами супруг не может быть так счастлив, как с одной. В арабских пословицах часто выражается эта мысль, и в среднем классе арабов полигамии почти вовсе нет, не вследствие бедности, а единственно вследствие того, что женщина заставляет предпочитать единоженство. Даже некоторые богатые турки довольствуются одной женой и держат гарем единственно для шику, для доказательства зажиточности. Под влиянием описанных обстоятельств все почти древние законодатели-мыслители выставляют моногамический союз идеалом брака. В Мексике, хотя императоры и богачи имели гаремы, но из многих жен законной считалась только одна, и все признавали учение мудрых моралистов: «Бог хочет, чтобы у женщины был один муж, а у мужчины одна жена». Ману предсказывает особенное счастье тому дому, в котором царствует моногамия; в Рамайане единоженцам обещается вечное блаженство на небе; и в Индустане есть религиозные секты, например делийские садсы, с особенной строгостью охраняющие признанную ими святость единоженства. Законы Зороастра также предписывают моногамию, и только в случае бесплодия жены, этого величайшего несчастия для ориентала, дозволяют ему жениться на другой, и то не иначе, как через девять лет после заключения брака, с согласия старой жены и с сохранением за ней всех ее прав. В Китае моногамия также рекомендуется законом, который и при многоженстве ревниво охраняет права главной жены. Муж, низведший ее на степень второй или жены наложницы, получает 100 палок; за возвышение второстепенной жены на место главной – 90 палок и т. д.; а главная жена с тем вместе восстановляется в своих правах и привилегиях. В Японии и Сиаме полигамия запрещена. В Моисеевом законодательстве моногамия хотя и не предписана, но все-таки предпочитается многоженству; последнее начало падать у евреев после возвращения их из плена вавилонского, а в XI веке раввин Герсон с другими духовными авторитетами окончательно уничтожил его, изрекши проклятие против всякого, кто решится иметь двух жен.

Таким образом, женщины, бедные классы, проповедники нравственности составляли всегда оппозицию против полигамии; но последняя, созданная сладострастием мужчин, властью и капиталом высших классов, находит в них достаточно силы для своей поддержки. У одних народов сильные мира сего, повинуясь напору упомянутой оппозиции, предписывают моногамию всем поданным, а за собой оставляют привилегию многоженства; так было, например, в Мексике и Перу. В Китае закон предписывает моногамию, но императору дозволяется кроме неопределенного числа наложниц иметь одну главную жену, две второстепенных и шесть третьестепенных. В Индустане количество жен соразмеряется с сословным положением мужчины; брамин может иметь четырех жен, воин – трех, земледелец – двух, судра – только одну. При этом из жен мужчины, принадлежащего к первым трем классам, одна непременно должна быть главной. В большинстве же случаев сторонники полигамии стараются обойти направленные против нее законы посредством фикции наложничества или конкубината. Наложница – не жена, а рабыня, в буквальном смысле подчиненная жене и содержимая как самка для деторождения или же для половых услуг мужчины. Конкубинат для мужчины еще выгоднее многоженства: закон не налагает на него таких обязанностей относительно рабыни-наложницы, какие он предписывает ему относительно жены. В Персии, Египте, Иудее, Японии – везде, где полигамия не одобряется религией или запрещается законом, она заменена конкубинатом. Но и с наложничеством не совсем примиряется женщина, и не одна Сарра изгоняет Агар из дома своего мужа. В Китае конкубинат хотя и в обычае, но он не считается законным браком; если китаец, имея детей от законной жены, берет еще наложницу, то это не одобряется общественным мнением; конкубинат считается извинительным только при бездетности законной жены. Востоку не суждено было окончательно утвердить в жизни моногамию, это сделали христианство, римское право и под его влиянием еврейское законодательство. Но в религии Магомета полигамические тенденции Востока снова одержали победу. Нет сомнения, что личные расчеты Магомета имели значительное влияние на характер его учения; это обстоятельство вместе с известным женолюбием пророка и его наклонностью по возможности избегать враждебных столкновений с народными обычаями и страстями, послужило основанием мусульманской полигамии. В XXXIII суре Корана Аллах дозволяет Магомету – «и только исключительно ему и кроме его никому из верных» – иметь столько жен, сколько он захочет, вступать с ними в законный брак, держать их в качестве наложниц, прогонять, снова брать к себе, словом, поступать с ними как его душеньке угодно! Впрочем, в другом месте Аллах противоречит приведенному дозволению, запрещая Магомету, кроме имеющихся у него жен, брать других, но не отказывая ему в наложницах. Каждый магометанин может иметь только четыре законных жены, а наложниц – сколько угодно, хоть целый табун. Все жены равны между собой.

Купля-продажа невесты, столь распространенная в патриархальном быту, сохраняется и после перехода людей к государственной жизни. Общество превращается в громадную семью, управляемую деспотическим владыкой, который силится распространить свое право собственности на всю землю, обитаемую его подданными, на все их имущество, даже на них самих. На его лицо переносятся все права и привилегии отеческой власти. Первичным типом такого царства служит Дагомея. Как отец своей семьи дагомейский король выдает замуж всех женщин и женит всех мужчин своей страны. Жених приносит ему установленную плату и получает себе в жены дагомейку или пленную чужестранку. Все дети принадлежат королю, равно как и все взрослые, которых он часто продает иностранцам. По свидетельству Спика, также устраиваются браки у некоторых негритянских племен. В Древнем Вавилоне существовал подобный же обычай. В каждом округе избирались три уважаемых мужчины, которые собирали всех достигших брачного возраста девушек и продавали их с аукциона желающим. Прежде всего продавались самые красивые, и из вырученной за них платы составлялось приданое для самой неприглядной девушки. В Китае до сих пор правительство раздает беднякам в жены воспитанниц домов для найденышей. И в летописях деспотических государств можно найти немало примеров того, как общественная власть заменяет собой в брачных делах власть родительскую. Но такое вторжение правительства в семейную сферу редко, только в виде исключения, превращается в такой законный обычай, как в Дагомее и Вавилоне, в большинстве же случаев оно является простым выражением произвола деспота. Семья или ее владыка сохраняют по-прежнему свои права на дочь, и брак по-прежнему остается торговой сделкой между двумя семействами. Такой характер брака лучше всего выражается в самой церемониальной стране мира, в Японии. Самые ничтожные мелочи брачной церемонии здесь регулированы, и описание их, которое в виде руководства раздается всем участвующим на свадьбе, составляет довольно объемистую книжку. Договаривающиеся стороны делают, между прочим, точные списки обоюдных подарков; последние принимаются с большой торжественностью и в получении их выдаются формальные квитанции. В индейском покупном браке жених делает визит отцу невесты и уплачивает ему калым; отец отдает визит с большой торжественностью и дарит жениха; после этих формальностей девушка считается проданной, но такой договор может быть уничтожен по воле касты или же общего собрания всех родственников невесты, если они признают, что отец заключил его неправильно. У большинства ориенталов брак заключается в форме настоящего торгового договора; оба семейства обозначают в контракте цену невесты, количество приданого и т. д. В Китае и других странах для устройства брачных дел существуют многочисленные классы свах, которые нанимаются у родителей жениха отыскивать для него приличный и выгодный товар, то есть невесту, разузнавать об ее качествах, цене и т. д. При заключении покупного брака редко спрашивают согласия невесты, да в большинстве случаев это и невозможно, так как множество девушек обручается трех-четырех лет от рода; часто даже при самом рождении их, а нарушить обручального договора нельзя, и в Китае за это полагается отцу семейства 50 палочных ударов. Замуж выдают тоже рано – лет в десять, двенадцать, пятнадцать. Большей частью такие ранние обручения и браки зависят от корыстных расчетов невестиных родителей и от развращенного вкуса мужчин, падких на молоденькую невинность, но иногда они вынуждаются и другими обстоятельствами. Талмудическое законодательство, например, уже давно запретило обручать девушку ранее двенадцати лет, а выдавать замуж ранее семнадцати; но общественные бедствия евреев заставляли их уклоняться от этого правила; «гонимые с одного места на другое, – говорят раввины, – нигде не находя пристанища, живя в мучительной неизвестности, что принесет нам завтрашний день, мы должны обеспечивать наших дочерей при первой возможности и заблаговременно приискивать им защиту». Цена девушек разнообразится по обстоятельствам, регулирующим и колеблющим цену всякого товара вообще; но законодательства стараются определить ее нормальный минимум, размеры которого вполне гармонируют с невыгодным воззрением ориенталов на женщину. По закону Моисея за невесту платилось столько же, сколько за невольника[6]6
  Unger, 33. Франкель опровергает это мнение Унгера, так как в цитуемом последнем месте (Второзаконие, XXII, 29) «говорится не о цене супруги, а о возмездии, которое должен платить соблазнитель необрученной девицы ее отцу за ее обесчещение». Соблазнитель должен жениться на ней, и в упомянутом месте Второзакония определяется сумма калыма, необходимая для заключения брака. Евреефильствующий Франкель не хочет понять того.


[Закрыть]. По Корану, жених должен платить за девушку не менее 10 дирм (около 1 р. 50 к.). В индустанском праве покупной брак имеет две степени – во-первых, брак арса, если жених платит отцу невесты двух коров, и брак асура, при котором жених дает за невесту столько ценностей, сколько позволяют ему собрать его обстоятельства. Но оба эти брака не одобряются ни общественным мнением, ни даже законодательством, как это видим и у других цивилизованных народов Востока. Постыдность этой продажи невесты заключается, по воззрению ориенталов, не в унижении ее человеческой личности, а в том, что такая продажа компрометирует честь родителей; «порядочный человек» Востока, как и всех малоразвитых стран, считает позорным заниматься какой бы то ни было торговлей, каким бы то ни было промышленным трудом, – единственно почетными занятиями для него служат воинский грабеж, эксплуатация народа поборами и работами и т. п. Поэтому даже там, где продажа дочерей не одобряется, как, например, в Индустане, там родители могут дарить их, нисколько не пятная тем своей репутации порядочных людей. В той же Индии, где продажа невесты считается делом позорным, особенно священными формами брака считаются так называемые церемонии Брамы, когда отец, по собственному побуждению, дарит брамину свою дочь, одетую только в одно простое платье, и церемония Даветас, при которой даримая девушка является к жениху разодетой в пух и прах. Таким образом, ложное чувство приличия выводит из употребления продажу невесты, и хотя это нисколько не ослабляет родительского произвола, но все-таки приносит пользу женщине. Заботы невесты о своей будущности, заботы о том же ее семейства, самолюбие жениха, не дозволяющее ему брать товар даром, – все это содействует переходу калыма в утренний дар. Этот переход совершается не вдруг и имеет несколько ступеней. В мусульманском праве и в узаконенных им народных обычаях часть утреннего дара, и часть самая большая, берется родителями невесты как плата за нее, а другую часть жених отдает невесте, как бы покупая у нее самой ее девственность; эта последняя сумма, делаясь собственностью жены, обеспечивает ее положение в том случае, если она овдовеет или разведется с мужем, без нарушения с ее стороны обязанностей брака. При дальнейшем развитии права уплата калыма становится пустой обрядовой формальностью, а утренний дар возвышается в своей ценности и передается невесте в ее исключительную собственность. По талмудическому законодательству нормой упомянутого обрядного калыма служит ничтожный динарий; минимум же суммы, долженствующей обеспечить жену в случае ее вдовства или развода, определяется в 200 гульденов для девушки и во 100 для вдовы; со II века до P. X. этот дар обеспечивается всем имуществом мужа.

Исчезновение калыма и развитие обычая давать невесте утренний дар или обязательство обеспечить ее на случай вдовства или развода, конечно, улучшают положение женщины и улучшают не только этим обеспечением, но и тем, что тут мужу внушается чувство известного долга, известной обязанности относительно своей жены. А эта обязанность необходимо содействует прочности брачного союза, затрудняя развод по капризу одного мужа. Обычай приданого, окончательно входящий в силу при развитии права и государства, также немало содействует прочности брака и не только улучшает отношения жены к мужу, но в известных случаях ставит первую главой дома. На мусульманском Востоке богатые отцы часто выдают своих дочерей за бедняков, и такие мужья необходимо становятся в полную зависимость от своих богатых жен. «Такая жена, – говорит один наблюдатель турецких нравов, – мало имеет поводов жаловаться на свою участь. Она вовсе не пленница; она свободно разъезжает в своем позолоченном экипаже; она гуляет в изящном каике по воде, вдоль очаровательных берегов Босфора; она владычествует над гаремом и над сердцем своего мужа». Недаром же на Востоке замечается реакция против значительного приданого: ориентал хочет быть лучше господином бедной жены, чем рабом богатой.

На всем Востоке сплошь и рядом девушки обручаются, даже выдаются замуж несовершеннолетними; родители, конечно, не спрашивают их согласия и, в случае их сопротивления, могут принудить их к замужеству силой. Вдовы же совершенно свободно располагают своей рукой. Но и власть родителей женить сына и выдавать дочь, вполне признаваемая юридическими обычаями и законами первичных государств, впоследствии значительно ограничивается законодательством в интересах женщины. Без согласия невесты брак делается невозможным, и у мусульман взрослая дочь сама выбирает себе мужа; но в действительности родители всегда могут вынудить у дочери упомянутое согласие и тем отнять у закона всю его силу; и у нас de jure брак заключается по свободному согласию невесты и жениха, но свадьбы наших купцов и крестьян свидетельствуют, как призрачно в грубом обществе согласие невесты. Давши девушке такую льготу, законы Востока требуют также для заключения брака и согласия родителей жениха и невесты, даже при неимении такого закона его заменяют обычай и общественное мнение, карающее ослушников. Безусловная покорность родительской воле предписывается здесь не только законодательством, но и служит основным правилом морали, нарушение которого пятнает репутацию человека. У евреев совершеннолетний сын по закону вполне самостоятелен, но обычная мораль требует, чтобы он не вступал в брак без согласия своих родителей. Если он отступал от этого правила, то в старину родители его выносили на публичное место бочку с фруктами и разламывали ее, говоря: «наш родственник женился на недостойной женщине; мы не хотим, чтоб его дети смешивались с нашими, и да будет это знаком в будущем» (т. е. как разъединились фрукты, так разъединяемся и мы с ним).

В первобытной государственной жизни, как мы уже видели, женщина стремилась к свободному заключению брака, к превращению его в личный договор между ней и женихом. Это стремление перешло и в государственную эпоху, проникло даже в первобытные кодексы и народные обычаи. В Индустане до сих пор существует «брак небесной гармонии», заключаемый единственно по взаимной склонности влюбленных жениха и невесты. В древнеиндийских стихотворениях часто упоминается еще об обычае, по которому родители невесты приглашали к себе на пир юношей, намеревающихся жениться, и невеста сама выбирала из них жениха себе, кладя на его голову цветочный венок. Этот обычай сохранился до сих пор в Таньоре. Но да не увлечется читательница наружной прелестью этого брака; привилегия, добытая себе женщиной, состоит здесь почти всегда только в свободном выборе своего господина; все отличие формы свободного брачного союза от брака, заключаемого по воле родителей, состоит в том, что в одном случае девушку отдают, а в другом – она сама поступает в рабство.

На Востоке право не отделено от религии и все древние кодексы ориенталов были в то же время сводами религиозных заповедей. Эти кодексы не только узаконяли развившиеся в народной жизни юридические обычаи, но вместе с тем предписывали новые правила, пытались реформировать общества. Все они, кроме Зендавесты, вооружаются против браков между ближними родственниками. Коран запрещает передавать жену по наследству. Законы евреев, японцев строго воспрещают женитьбу на иностранках, а Коран – на иноверках. В Китае нельзя жениться на всех женщинах, носящих с женихом одну фамилию, что чрезвычайно затруднительно для брачных дел, так как у 400 миллионов китайцев число фамилий крайне незначительно, менее 500. В странах, в которых браки с иностранками вошли уже в употребление, запрещение их часто долго еще тяготеет на членах царских фамилий, как, например, в Китае, где жених-богдыхан собирает всех красивейших девушек империи и выбирает себе из них жен. Таким же способом женились цари Древней Руси, ханы Джунгарии и до сегодня – владетели разных среднеазиатских и африканских государств. Затем, освящая существование каст и их полную изолированность друг от друга, восточные законодательства всеми мерами стараются основать брак на принципе равнородности обоих супругов; касты и сословия не должны смешиваться между собой, и аристократ не должен портить своего потомства примесью к его благородной крови нечистой крови плебейки матери. Более всего старается об этом индийское законодательство, которое члену низшей касты запрещает даже глядеть на женщину высшей. В сущности, эти запрещения кастовых браков есть тоже, что и запрещение браков международных, – каждая каста состоит, по теории, из людей особой породы, и член высшей касты относится к ним с таким же пренебрежением, как и к иностранцам. Но все-таки нужно заметить, что требование равнородности супругов было шагом вперед в деле уравнения жены с мужем. В равнородном браке муж не может уже презирать жену, как он презирает ее в том случае, если она иностранка или происходит из низшей касты, хотя это уважение и это презрение относятся к ней не как к женщине, а только как к члену рода или касты.

Религиозные системы и проповеди моралистов Востока рисуют нам идеал брачной жизни и счастливый брак считают одним из величайших благ земной жизни. Для достижения этого блага они считают необходимым мир в семейной жизни и любовь супруга к жене. Немало авторитетных голосов убеждало деспотических ориенталов к гуманному обхождению с такими добродетельными женами. Законы Ману говорят, что жен должны уважать и украшать нарядами не только мужья их, но и все другие их родственники; супругам советуется жить в полной любви и мире; но все это необходимо не ради самой женщины, а ради благоденствия семьи; например, упомянутое украшение нарядами жены нужно только для того, чтобы она любила мужа, ибо без любви не будет детей. Даже варварское законодательство Китая дает женщине некоторые привилегии из уважения к ее материнству. Китаянку нельзя посадить в общественную тюрьму, если она не виновата в прелюбодеянии или уголовном преступлении; чиновник, нарушивший этот закон, получает 40 палок; беременная женщина, присужденная к телесному наказанию, наказывается не раньше, как через 100 дней после родов. Магомет увещевает верных быть справедливыми и милосердыми к женам, за что Бог наградит мужей на небе. И вследствие влияния магометанства, положение женщин у дикарей, принявших Коран, делается лучше, чем до их обращения к исламу. Вместе с обязанностью любить и уважать жену, религиозные системы и кодексы Востока предписывают мужу прилично одевать и пропитывать ее, а также иметь с ней половое совокупление в определенные сроки; у евреев, кроме того, он обязан лечить жену (но только от непродолжительной болезни, ибо за постоянную хворость он может дать ей развод), выкупать из плена (на этом основании он пользуется доходами с имущества жены), прилично хоронить умершую жену, за что он наследует ее приданое. К исполнению этих обязанностей жена может принуждать мужа посредством суда. Конечно, подобные ограничения мужнего произвола улучшают семейный быт женщины, по возможности гарантируя ее от самодурческих капризов супруга; но все упомянутые заботы законодательств относятся не к женщине, даже не к жене вообще, а только к жене, как к матери семейства и ревностной помощнице своего мужа. Убеждая владык быть человеколюбивее со своими рабынями, законодательства имеют в виду интересы семейства и самих мужей, так как опыт всегда показывает, что человека гораздо успешнее можно превратить в раба посредством кроткого управления им, чем посредством жестокостей и самодурского произвола. «Счастлив человек, имеющий добродетельную жену, потому что долгота дней его удвоится через то», – говорит сын Сирахов, высказывая общее желание всех ориенталов иметь добродетельную жену. Идеал ее состоит в том, чтобы она поступила к мужу невинной, была верна ему и чадородна, хорошо вела бы хозяйство, была бы покорной и всегда готовой слугой своего супруга. Все заботы восточных законодательств и моралистов устремлены на выработку этого идеала и средств к его осуществлению в жизни. Власть мужа получает религиозную санкцию; жена обязана покоряться ему в силу лежащего на ней небесного проклятия за грехопадение; права мужа, основанные на чисто гражданском договоре его с невестой и родителями ее, освящаются обрядом венчания и утверждаются государственной властью. Все стремится к тому, чтобы сделать из женщины добродетельную рабыню. Женщина, по законам Ману, никогда не должна стремиться к независимости, она не должна даже мечтать о жизни отдельно от своего отца, своего мужа или своих сыновей; если она разойдется с мужчиной, то оба подвергаются общественному презрению. Единственное средство угодить богам и достичь небесного блаженства жена имеет только в беспрекословной покорности и верности своему супругу; в рай она может войти только вместе с ним и с помощью искупительных жертв своего сына. От нее не требуется даже исполнения религиозных обязанностей. «Ей не нужны никакие жертвоприношения, ни молитвы, ни посты, – говорит Ману, – лишь бы она любила и почитала своего мужа и не делала ничего такого, что могло бы не нравиться ему, – она наверно будет угодна небу». Отцы, братья, мужья, сыновья ради благоденствия своего семейства и собственных интересов должны держать женщин в постоянной от себя зависимости и следить за каждым их шагом.