Текст книги "Исторические судьбы женщин"

Восточная женщина при жизни мужа не имеет никакой экономической самостоятельности; ее приданое поступает в собственность мужа, доходами с ее отдельного имущества пользуется муж; только после смерти его она получает свою вдовью пенсию и отдельное свое имущество, но и тут в большинстве случаев она поступает под опеку мужниного наследника или своих родителей. Однако ей удается иногда добиться права на совершенно самостоятельную жизнь; у евреев женщины иногда вели свое независимое ни от кого хозяйство; например, они арендовали поля, разводили виноградники, торговали полотном и фруктами, – все это на свой счет и для своих выгод. Экономическая самостоятельность и промышленная деятельность были основами той свободы египтянок, которая так бросалась в глаза всему древнему миру. Египтянки занимались торговлей, земледелием, управляли хозяйством семейным, самое пропитыванье престарелых и больных родителей закон возлагал не на сына, а на дочь. Жены пользовались полной общественной свободой, и в то время как они уходили на рынок торговать, «мужчины, – говорит правдивый Геродот, – сидели дома и ткали». В одном из древнеегипетских мавзолеев открыто барельефное изображение мужчин, которые занимаются самыми разнообразными работами, а немного в стороне от них веселятся и танцуют женщины. Леность, праздность, гаремная заключенность делают женщину постельной игрушкой и лишают ее всякой свободы. Но число таких женщин на Востоке весьма незначительно в сравнении с громадным числом простонародных женщин, мужья которых не имеют возможности ни существовать без их труда, ни держать их постоянно под замком. В Китае, Индустане, Японии, Турции, – везде на Востоке простолюдинок почти вовсе не коснулись те влияния восточной цивилизации, которые из ориенталки высшего и среднего кругов сделали положительную рабыню. В массах народа женщина не только пользуется известной общественной свободой, но и нередко своими трудами кормит целое семейство и поэтому управляет им.

В дикой и патриархальной жизни медициной занимались преимущественно женщины; в государствах Востока мужчины совершенно оттеснили их от этой профессии, и только одна их ревность заставила оставить за женщинами родовспомогательное искусство. Из лекаря и хирурга женщина превратилась в повивальную бабку, которая в то же время занимается и плодоизгнанием, нередко наживая этим большие деньги.

В идеально-восточном браке от женщины требуется одно знание – знание хозяйства; но страстная любознательность женщин, над которой так нагло издеваются их господа и повелители, дает им, наконец, доступ к знаниям. Китаянки обучаются чтению, письму, риторике, морали, рисованию, музыке, они читают книги и пишут стихи. Есть в Китае и писательницы, моралистки и поэтессы. В Древней Индии женщины имели доступ и к литературе, и к искусству; даже божеством последних считается богиня Сарасвади. Малабар гордится, что на нем родилось семь мудрых философов, и четверо из них были женщины. Древнейшая и знаменитейшая из этих философов, Авиар, жила не ранее, как за 1000 лет назад, но некоторые из ее сочинений сохранились до сих пор и пользуются большим уважением. «Книги, это лучшие друзья наши», – восклицает восторженная философка. «Цель науки состоит в отлучения добра от зла», – говорит она в другом месте и этими изречениями как бы протестует против жестокости мужчин, благодаря которой женщины лишены лучшего утешения в своей одинокой жизни, образования, лишены возможности исследовать истину, эту разрушительницу всякого рабства. В Мексике девушки получали свое образование в публичных школах, начальницами которых были женщины. Ислам ввел женские школы даже к татарским племенам. В халифате испанских арабов женщины нередко получали даже высшее образование. Арабки изучали медицину и практически занимались акушерством. В литературной истории Востока немаловажную роль играют арабские поэтессы. Вольная жизнь некоторых из них указывает, как неизбежно должна отказываться от подчиненности семейным идеалам каждая ориенталка, желающая посвятить себя какой бы то ни было общественной деятельности. На Востоке, как и везде в Европе, эмансипация семейных женщин всегда предшествовала эмансипации гетер, не стесненных узами семейства. Как в Греции, Риме, Франции, так и у арабов, у которых женщины успели эмансипироваться гораздо более чем в какой-нибудь другой восточной стране, доступ к общественной деятельности получали, прежде всего, гетеры. В Багдадском халифате, например, при Джафаре II, гетеры играли при дворе очень значительную роль. Между ними особенно отличалась Ямек; она была сведуща в праве более всех юристов, так что судьи и учители закона постоянно прибегали к ее советам. И только одна убийственность восточной цивилизации не дозволяет ориенталке выступить на поприще литературы и науки, подобно женщинам Европы. Способности на это найдутся не только у турчанки или китаянки, но и у дикой негритянки. В пример можно привести Филлис Уитли, негритянку, привезенную в Бостон из Африки и впоследствии обратившую на себя общее внимание Америки своими поэтическими произведениями.

Дольше всего не удавалось мужчине лишить женщину возможности участвовать в общественном управлении и царствовать над народами. Причина этого понятна: царица или военачальница и более развита, и более средств имеет к борьбе, чем простая обывательница.

Мы уже говорили, что женщины некогда правили судьбами Израиля – в эпоху судей. В истории царства еврейского мы встречаем двух женщин, имевших верховную власть. Аталия, дочь царя Осира, истребив почти всю царскую фамилию, захватила трон и шесть лет управляла царством. В позднейший период Александр Янней оставил Иудейскую корону своей жене, Александре, с тем, чтобы после ее смерти престол перешел к избранному ею наследнику. Египетские царевны также могли наследовать престол фараонов. Первобытная полумифическая история Азии выставляет образ Семирамиды, которая своей жаждой деятельности и своими завоеваниями напоминает Александра Великого. Ассирийский царь Нин безуспешно осаждал Бактрию и мог взять ее только с помощью Семирамиды, жены одного ассирийского военачальника. Нин женился на Семирамиде, и после его смерти последняя вступила на трон. Она построила Вавилон с его чудовищными стенами, дворцами, храмами, плотинами, обелисками. Поход ее в Мидию также ознаменовался устройством по всему пути дорог, водопроводов, разведением садов, постройкой новых городов, воздвижению статуй. Она покорила всю почти Азию, не удался только поход ее в Индию, и на старости, передав корону своему сыну, она «перед глазами народа исчезла из виду в образе голубя», говорит сага. Другая подобная царица была Никотриса. Ее управление называется справедливым и мудрым; долговечным памятником своей деятельности она оставила вавилонские мосты и каналы. Упомянувши о карийской царице Артемизии, союзнице Ксеркса в его войне с Грецией, о знаменитой Клеопатре египетской, игравшей важную роль не только в политике Древнего мира, но и в цивилизации, знавшей по-латыни, по-гречески, по-еврейски, по-арабски, по-персидски, покровительствовавшей ученым и основавшей в Александрии большую библиотеку, мы остановимся на Зеновии, царице Пальмиры и Востока. Пальмира (в Финикии) была зависима от римлян, но муж Зеновии отложился от них; после его смерти Зеновия приняла управление государством и не только обеспечила его независимость, одержав несколько блистательных побед над римлянами, но еще завоевала Египет, Сирию, Месопотамию. Она была красавица, но в то же время несла в походах трудную службу наравне с простым солдатом, верхом на лошади водила в битву свое войско, вела скромную и умеренную жизнь, хотя и принимала послов с восточной пышностью, искусно руководила политическими делами, окружала себя учеными; брала уроки у известного философа Лонгина, говорила по-гречески, по-латыни, по-сирийски, по-египетски, составила очерк истории Востока; ее военные таланты были признаваемы даже всеми врагами ее. Император Аврелиан (270–275) начал с ней войну в больших размерах; Зеновия боролась с римской армией до последней крайности; наконец, она была взята в плен, и Аврелиан триумфально ввел ее в Рим закованной в золотые цепи. Император подарил ей в окрестностях Рима прекрасную виллу, и она сошла с общественной сцены. В истории монгольских и турецких государств женщины также являются самостоятельными правительницами. Такой была, например, Туркан-Хатун, королева Каразма, во времена Чингиса. Нося титул защитницы веры и мира, она защищала слабых от сильных, была сострадательна к бедным, разбирала судейские дела и постановляла приговоры с такою справедливостью, что считалась самым умным и беспристрастным судьей. Ее царство разрушено монголами. В истории Персии, Китая и Арабского халифата мы видим примеры, как женщины, не довольствуясь закулисным влиянием на государственные дела, стремятся к самостоятельному управлению царствами. Зейда, жена персидского шаха Абу-Талеб-Ростажа, назначенная после его смерти регентшей, во время малолетства своего сына успела упрочиться на персидском престоле. Выросши, сын захотел лишить ее власти, но Зейда не покорилась, начала междоусобную войну с сыном, победила его, взяла в плен и продолжала царствовать, приобретая мудрым управлением любовь народа. В истории арабов женщины также стремились, и часто с успехом, к управлению государством. Любимая жена Магомета, даровитая поэтесса Аеша, получившая после смерти мужа титул матери верных и немало содействовавшая развитию учения ислама, пользовалась таким влиянием на общественные дела, что даже отец всегда слушался ее советов. Она более всех содействовала избранию в калифы Абу-Бекра и к устранению Али, против которого сама водила войско и взяла приступом Бафру. Не менее замечательной личностью была Зеттальмалюк, сестра Али-Гакема, калифа сирийского и египетского, известного своими злодействами. Особенно жесток был он относительно женщин, запретил им вовсе появляться на улице, выходить на крыши своих домов, носить башмаки, предавая смертной казни всех ослушниц этих повелений. Однажды Али-Гакем жестоко оскорбил свою сестру; она убила его через двух невольников; сын его сделался халифом, но государством в его имени стала править Зеттальмалюк.

В Китае мы видим те же стремления женщин, и летописи Поднебесной империи говорят, что в древности женщины составили однажды многочисленное тайное общество, имевшее целью ниспровергнуть правительство и захватить в свои руки управление государством. Покушение не удалось; но женщины нередко имели громадное влияние на государственные дела и под именем своих сыновей или мужей богдыханов управляли Китаем; одни из этих императриц достойны стать наряду с самыми лучшими государями поднебесного царства, другие – нисколько не уступают по силе характера самым непреклонным в своей жестокости тиранам мужчинам. Так, жена развратного императора Шеу-Сина, честолюбивая и жестокая до крайности, заставила покориться своей воле и муженька, и всю империю. Желая упрочить власть императора и сделать ее вполне неограниченной, она начала действовать посредством террора, казня и изгоняя всех порядочных людей и выдумывая новые мучительные виды смертной казни. Около 818 года по P. X. Китаем правил Киа, Нерон своего времени, жена которого Вигия разоряла империю своим мотовством и кутежами. В ней выразился в безобразных формах протест китайской женщины против половой опеки и стремление к свободе любви. В своем дворце она устроила постыдные оргии, вела себя как Мессалина и, попирая все строгие обычаи семейной жизни, преследовала и казнила чиновников, осмеливавшихся убеждать императора к прекращению таких безобразий его венчанной супружницы. В эпоху пятой династии (206–220 г. по P. X.) Лию-Хи, мать слабого и преданного исключительно разврату императора, управляла государством от его имени и после его смерти успела оставить за собой совершенно неограниченную власть, посадив на престол крестьянского мальчика, выданного ею за своего сына. Наконец, она убила этого мальчика и продолжала царствовать уже под своим именем вплоть до своей скоропостижной смерти. Знаменитейшими из китайских императриц были две жены Тай-Тсонга, в VII веке по P. X. Первая из них считалась добрым гением страны; она водворила в Китае мир и благоденствие, приняв меры к ослаблению столь обычных на Востоке неправд и жестокостей. После ее смерти император женился на Тзе-Тьян, которая, когда муж умер, вступила на престол как самостоятельная государыня. В истории всемирных монгольских завоеваний мы видим прекрасный женский образ Толиконы, шестой жены Октай-Хана (1241), которая ревностнее самых лучших монгольских государей старалась водворить в царстве правду и благоденствие народа. Узнав, что у императора дурные советники, что должности продаются за деньги, что темницы наполнены честными людьми, восстававшими против взяточничества и несправедливостей лиц, которые занимали высшие должности государства, Толикона, даже по смерти мужа, пользуясь большим влиянием на общественные дела, боролась против упомянутых злоупотреблений с благородством, достойным самого просвещенного мужчины. В Турции султанши также иногда правили: например, русская по происхождению, Роксолана (1558), жена Солимана Великого, и Коссем, жена Ахмеда I (1617); последняя царствовала под именем сыновей своих, Османа и Ибрагима, а рассорившись с последним и низложивши его, под именем своего внука Магомета. Историки превозносят до небес ее государственные способности. Жена Ахмеда III, почему-то горячо принявшая к сердцу дела Карла XII, употребляла все усилия к вооружению Турции против России и даже, вопреки всем правилам гарема, писала собственноручно политические письма шведскому королю и графу Понятовскому. В прежнем Индустане, как и на всем Востоке, обитательницы царских и княжеских гаремов имели всегда большое влияние на управление и внешнюю политику государств, на дела войны и мира. Случалось, что из придворных дам одна управляла делами первого министра, другая – государственного секретаря; некоторые правили из столицы провинциями через губернаторов, с которыми они имели постоянное сообщение посредством курьеров. Лейб-конвой императора состоял из сотни женщин, вооруженных саблями, кинжалами и стрелами; начальница их имела чин и содержание эмира. В истории индейских государств мы видим также немало знаменитых цариц, из которых одни правили делами, другие покровительствовали искусствам и литературе, строили больницы и богадельни, третьи предводительствовали армии с искусством пальмирской Зеновии. В позднейшее время, в 1840 году, на престол сейков взошла Чонд-Конвур, жена умершего государя, которая хотя и шокировала народ своим неприличным, по-восточному, образом жизни, но так ловко обрабатывала дела, что ей первым присягнул ее сын, законный наследник умершего государя. Но вскоре противники Чонд-Конвур восстали, осадили ее в Лагоре и, взяв город, изрубили королеву в куски. По словам Милля, женское управление гораздо благотворнее для индустанских государств, чем управление мужчин. Отчеты свидетельствуют, что где финансы в хорошем состоянии, где наименее деспотизма и злоупотреблений, где больше условий, необходимых для народного благосостояния, – там правит женщина.

Таким образом, ни законы, ни жестокие наказания, ни гаремная стража, ни священный авторитет жрецов, – ничто не могло окончательно подавить самодеятельности восточной женщины и ее стремлений выйти на ту же арену, по которой так свободно расхаживают мужчины. Но восточные порядки так крепки относительно слабых усилий женщины, что нечего и ждать их падения без усиленного влияния европейской цивилизации. Европе предстоит славная задача просветить Восток, задушить царящий там деспотизм, освободить рабов, реформировать восточное семейство и эмансипировать женщину.

Глава VII

Борьба мужчины и женщины в первичную эпоху греческой истории. Порабощение женщины. Спартанки и их борьба за свои интересы

Насколько можно верить легендарной литературе, первобытная, пеласгическая эпоха Греции была ознаменована владычеством женщин и материнского права. Следы этих порядков ясно видны и в начале эллинского периода. До развития государственного строя во всех отправлениях общественной жизни женский элемент равносилен мужскому или даже преобладает над ним. Красотой и любовью женщина покоряет все. «В золотом поясе, на влажных крыльях Зефира мчится Венера по снежной пене волн многошумного моря и является на Олимп. Боги, пораженные ее красотой, простирают к ней руки, и каждый желает приобрести ее любовь. Внушив сладкое вожделение богам, она смиряет племена людские, и летающих по воздуху птиц, и всех животных, питаемых морем и обширной землей. Волки, свирепые львы, быстрые леопарды мирно следуют за ней. Она успевает обольстить и самого Зевса, заставляя его увлекаться страстью к смертным женщинам». При таком могуществе красоты половая свобода женщины не могла быть стеснена.

У Гомера девушки появляются всюду в общественной жизни и совершенно свободно обращаются с мужчинами. Боги, богини и герои ведут жизнь, полную свободной любви. Легенды о Пираме и Тисбее, Геро и Леандре, Тезее и Ариадне – не выдумки, а верное изображение действительной жизни. Замужние женщины были также свободны. «У Гомера, – говорит Атеней, – женщины участвуют во всех пиршествах и собраниях и возлежат за трапезами с юношами и старцами, вместе с Нестором и Фениксом». И гомерические мужчины относятся к женщинам с ласковостью и вежливостью. Когда беззащитная Пенелопа входит в залу, в которой шумно пируют 40 пьяных женихов ее, все смолкает – и песни, и взаимные насмешки, и брань. Пенелопа начинает говорить о своей верности памяти Улисса, о своей безутешной скорби по нему, и гости мгновенно поддаются обаянию ее речей, в зале воцаряется мертвое молчание, певец Фемий роняет слезу на свою пятиструнную арфу. Между тем все эти гости недовольны Пенелопой, но только по уходе ее они осмеливаются наносить ей оскорбления. Уважения к женщине и увлечения ею не разрушали даже самые ее проступки. Как ни виновна была Елена, но старцы Гомера восклицают: «Не обвиняйте изящно обутых троянцев и ахеян, что они за подобную женщину претерпели столько несчастий! Женщина эта похожа на бессмертных богинь!» Женщинам были доступны все роды общественной деятельности. В олимпийском совете богов они являются деятельными участницами. Они могут постоять за себя, потому что, кроме красоты, владеют и оружием, как, например, Артемида. Афина, искусная копьеметательница, принимает живое участие в военных делах. В «Илиаде» Андромаха и Елена постоянно участвуют во всех совещаниях вождей, их уважают и слушаются. В первобытную эпоху Афин женщины считались самостоятельными гражданками, имели голос в общественных собраниях наравне с мужчинами, а в семейной жизни даже преобладали над последними в известной степени; семейство было основано на началах материнского права, и дети носили имя матери. Ниже мы увидим, что следы этой женской самостоятельности сохранились в Спарте до позднейшего времени. И между тем как в героическую эпоху Греции мужчина является фактором насилия, разрушения, войны, женщина действует во имя мира и цивилизации. Марс – разрушитель городов, а Минерва – покровительница городов. Она останавливает войны; в то время когда Улисс хочет преследовать своих врагов, она угрожает ему гневом Юпитера и заставляет его заключить мир. Она наказывает воинов за жестокость. В материальной и умственной культуре народа женщина изобретает и развивает ремесла и искусства. Она научала людей земледелию и другим отраслям сельского хозяйства (Деметра). Она изобрела пряжу, тканье, шитье и другие женские ремесла; развела маслины, была творцом музыки, изобретательницей весов, строительницей кораблей (Паллада). Она – богиня правосудия (Фемида) и неумолимая мстительница за преступления (Немезида). Она принесла людям огонь, это основное средство материальной культуры (Гестия), и поддерживает его священное пламя в храмах, которые, между прочим, служат верным убежищем для преследуемых преступников. Минерва – богиня мудрости, музы – представительницы наук и искусств. Не Эскулап был первым по времени лекарем, а его мать Имута со своими шестью дочерями, а до них богинями целительного искусства считались Геката и Диана. В области религии женщина не только пользовалась большим уважением, но и владычествовала над умами, как вдохновенная пророчица.

Но все эти права и преимущества были только остатками древней свободы, и чем далее развивались греческие общества, тем более выдвигался на первый план мужской элемент и во всех сферах жизни стал преобладать над женщиной. Владычество мужчин в Греции, как и на Востоке, окончательно было упрочено только с возникновением государств и развитием законодательных систем. Но еще в предшествующую этим событиям эпоху греческое семейство начинает складываться в прочный союз, безусловно, подвластный отцу и чрезвычайно похожий на архаическую семью Востока. Между мужчиной и женщиной идет борьба; отцы стараются держать под замком своих дочерей, мужья – жен, чтобы лишить их свободы в распоряжении своей красотой и сердцем; Гекуба жалуется, что она, как собака, прикована на цепи к воротам Агамемнона; но стены и запоры долго еще остаются бессильными против любви и хитрости. Умыкание, бывшее прежде исключительно разбойничьим захватом теперь часто служит средством для заключения союза свободной любви, и не одна Елена бежит с Александром из своей семейной темницы. Но, с другой стороны, умыканием же добываются жены и наложницы, и мужчины относятся к ним, как к рабыням. Особенно сильны были захваты иностранок для проституции, наложничества и работы. Геродот говорит, что умыкание женщин было первой причиной войны. Греки воровали женщин у финикийцев, колхидян, троянцев; во время междоусобных войн эллинских племен победители зверски избивали мужчин, а их детей и жен уводили в неволю. Отец семейства стремится к абсолютной власти над всеми его женами; он произвольно распоряжается рабом, приговаривает к смерти новорожденных детей, которые почему-нибудь не нравятся ему; жену он хочет сделать своей наложницей и рабыней, необходимой для его половых наслаждений, деторождения и хозяйственных трудов. Организация первичного общественного союза, брака и семьи требовала для своей прочности солидной собственности и женского рабства. «Прежде всего, дом, – говорит Гесиод, – потом приобретенная (то есть наложница, рабыня, а по объяснению Аристотеля, жена) и рабочий вол». Половую сторону женщины семья также стремится обратить в исключительное служение себе; женщина должна быть чадородной матерью и хозяйкой, – вот тот отдаленный идеал, который старается осуществить мужчина. Женщина, конечно, не сразу поддается подобным стремлениям его, она борется, хитрит, изменяет, обращается в бегство, водворяет в семье домашний ад. Как же не бранить, не презирать, не колотить такую дерзкую рабыню! Муж и бранит, и колотит, и убивает ее, и продает в рабство или выменивает ее на какую-нибудь другую женщину. Но такой деспотизм возможен не всегда и не каждому мужу, и много должно утечь воды, прежде чем супруг успел, да и то не вполне, реализовать идеал своего самовластия. Из тех же времен, когда дочерей старались держать под замком, а жен обратить в невольниц, мы имеем свидетельство Гесиода о борьбе женщины против семейных поработителей, даже о победах ее над ними. Гесиод нападает на женщин за их капризы, вспыльчивость, увлечения, за кокетство и хитрость, посредством которых им удавалось всецело подчинять себе мужчин. Конечно, все подобные успехи женщины только отсрочивали победу мужчины. К тому же сила была тогда единственным правом, которое признавалось людьми, и, как всегда в подобных обстоятельствах, слабые были принуждены ценою своей свободы покупать покровительство сильных. Особенно несчастно было положение сирот и вдов. Естественно, что такие обстоятельства сильно парализовали стремление женщин к свободе и независимости. Есть данные, что в эпоху патриархальных царей, наряду со свободными и самостоятельными женщинами, было уже немало таких, которые могли удовлетворять вкусам самого Солона или Гесиода. С развитием богатства, житейского комфорта и международных сношений в Элладе начало усиливаться многоженство то в форме полигамии, то в форме конкубината. Но греческая женщина упорно боролась против многоженства. Большая часть мифологов объясняют преступления Клитемнестры единственно ревностью и негодованием, которые внушали ей полигамические наклонности ее мужа. Из Гомера видно, что жена считала себя «обесчещенной», если муж ее брал, кроме нее, другую жену или наложницу. Медея такое бесчестие доводит до страшного желания отомстить мужу смертью своей соперницы и кровью собственных детей. Образцом этой брачной борьбы могут служить отношения Геры к Зевсу. Гера – настоящая греческая жена, которая желает одна обладать своим мужем, за неверность преследует и его самого, и его детей, и его любовниц. Даже когда мужья заводили себе наложниц, которые большей частью были рабынями, а дети их считались незаконными, то и тут старались скрывать от жен свои отношения к этим любовницам. Таким образом, еще до развития государств, женщине удалось поставить моногамию идеалом брака.

С переходом семей и родов в государственный быт женщина проигрывает свое дело почти во всех отношениях. В период патриархальных царей, когда не было не только писаных законов, но и прочных юридических обычаев, когда судебный приговор царя, внушенный ему свыше (фемист), один только регулировал взаимные отношения людей, борьба мужа или жены, нерешенная хитростью или силой одного из них, решалась царским приговором. А царь был мужчина, отец и муж, тоже стремившийся к покорению женщины; понятно, чью сторону должны были поддерживать его вдохновенные решения. Серии одинаковых случаев, подлежащих разбирательству, естественно ведут за собой серии одинаковых судебных приговоров, порождающих юридический обычай, или обычный закон. Все первичные кодексы Европы были только изложением этих обычаев, более или менее измененных законодательством.

С возникновением государств законодательства подчиняют женщину тому же деспотизму, к утверждению которого в семействе стремился мужчина. Античное государство, основанное на эксплуатации невольников, превратило женщину в свою рабыню, обязанную производить ему здоровых, способных и красивых граждан. При этом у воинственных и грубых дорян порядки архаического семейства расшатались несравненно более, а женщины были закрепощены и стеснены гораздо менее, чем то было у цивилизованных ионийцев.

В Спарте государство захватило в свои руки управление всем: и распределением народного имущества, и отношениями полов, и делами семейными, и воспитанием детей. Главной целью государства было расположение здоровых людей, охранение простых, даже грубых нравов, воспитание в гражданах храбрости и других доблестей воина. Плутарх, защищая спартанскую конституцию от нареканий, говорит, что если разумно стараться об усовершенствовании породы собак и лошадей, то нелепо и глупо порицать подобной же заботы о людской породе. Таким образом, целью спартанского государства было усовершенствование и воспитание человеческой породы для военных дел. Как у всех воинственных наций, так и в Спарте, в этой общине суровых коммунистов-воинов, женщины являются довольно свободными и с большими правами, чем в государствах ионических, например в Афинах, где их деятельность ограничена семейной сферой и где они подчинены общественной власти несравненно менее, чем семейной. Спартанец вовсе не жил домашней жизнью, весь день он проводил в публичных местах, ел за общественным столом, спал в общественном здании и только по временам посещал свою жену, почти всегда ночью украдкой ото всех и ненадолго. Не любовницей, не хозяйкой предписывалось быть спартанке, а родильницей хороших детей и матерью героев. Поэтому девушки получали одинаковое воспитание с мальчиками. «Другие греки, – говорит Ксенофонт, – хотят, чтобы девушки в домашнем уединении занимались обработкой шерсти. Может ли таким образом воспитанная девица произвесть на свет что-нибудь путное! Ликург же думал, что для приготовления одежды годятся и рабыни, а важнейшей задачей свободных женщин он считал деторождение, и постановил, чтобы женский пол занимался телесными упражнениями наравне с мужскими, так как сильные дети могут быть рождены только сильными родителями». «Ликург, – говорит Плутарх, – старался о том, чтобы плод, зачатый в здоровом теле матери, развивался и созревал, как следует, а мать имела бы достаточно сил, необходимых для легкого и безопасного перенесения родильных мук. Разнообразные гимнастические упражнения наших юношей и девиц, совершавшиеся публично, имели еще целью возбуждать в молодых людях половые инстинкты и охоту к браку». Безбрачие или поздний брак навлекали на виноватых в них мужчин некоторые наказания, они лишались права присутствовать на гимнастических упражнениях девушек, а зимой их заставляли танцевать нагишом вокруг всей большой площади, причем зрители осыпали их насмешками и пели нарочно для этого случая составленные саркастические стихотворения. Государство определяло как место и время для брака, так и возраст жениха и невесты, запрещало жениться на слишком молодых девушках, а мужчинам предписывало вступать в брак около 30 лет. Занимаясь общественными делами, служа государству, спартанец ночью, ненадолго, да и то украдкой от всех, мог ходить к своей жене; только после рождения сына ему дозволялось посещать ее днем и оставаться у нее подольше. За известное число произведенных гражданином детей государство награждало его, – за трех ребят он освобождался от караульной службы, за четырех – от всех общественных повинностей. «Пожилой супруг молодой жены, – рассказывает Плутарх, – мог свести ее с молодым и храбрым мужчиной и присвоить себе ребенка, рожденного от столь благородной крови. Доблестный мужчина, которому приглянулась какая-нибудь чадородная и добродетельная женщина, мог просить у мужа ее позволения на сожительство с нею». Таким образом, утвержденная законом моногамия нередко превращалась в полиандрию. Последний вид брака существовал у спартанцев еще и в другой форме, сохранившейся вероятно от первичной эпохи их истории. Земельный участок спартанца не мог быть делимым и от отца переходил к его старшему сыну, который делался собственником; остальные братья только пользовались доходами с семейного имущества и, по свидетельству Полибия, у всех их была общая жена и общие дети. В подобном семействе, у главы его, старшего брата, не было сыновей, и наследство, поэтому, переходило к старшей дочери, на которой должен был жениться кто-нибудь из родственников, не имевший земельного участка. Таким образом, в Спарте были перемешаны между собою моногамия, полиандрия, даже общность жен и, в виде исключения, встречалась даже полигамия. Дети с самого своего рождения принадлежали государству, и отец не имел права убивать или выбрасывать их, как это было во всей остальной Греции, кроме Фив; комиссия из чиновников свидетельствовала новорожденных и оставляла годных для государства, забракованных же предавала смерти.